Пурпуроза. ч3. Лиза Джеррард

(из черновиков, которые никогда не станут чистовиками)

(саркастические записки с эротическим уклоном и голубым оттенком)

Несколько странных и, возможно, забавных вампирических историй на потеху искушенной публике;) История о красивом голосе, который проникает, куда дальше, чем клыки или клинок.

Пурпуроза.

История третья: Лиза Джеррард.

*

Спой мне темноту... Спой. Подыши в плечо... Укуси.

То ли любишь, то ли ешь, волк... Ну, так что же, загрызи, загрызи.

Разгрызай же шею... целуй. Слушай и проглатывай стон.

А влюбиться, волк, не рискуй. Чтобы явь не превратилась в сон.

*

Пока я занимался тем, что нервно разрывал целлофан на новой пачке папирос, Рози не терял времени даром. Он сел возле лэптопа и принялся шустро в нём что-то высматривать, иногда бросая в мою сторону настороженные взгляды. Я нервничал, хотел курить и чертовски злился на Кри-Кри, который, как всегда не вовремя, сообщил по телефону сногсшибательную новость. Новый заказ от старцев из комиссии..., (осиновый кол им в сердце!). Как не вовремя! Как некстати! Вот именно сейчас, когда моя голова занята новыми мыслями, а сердце новыми чувствами... Именно сейчас старым пердунам со стершимися клыками занадобилось получить от меня новый рисунок. Черт!

Целлофан рвался неровными полосами и отвратительно скрипел под пальцами. Я сел на подоконник, чтобы не выпсиховывать последние остатки нервов. Мартовская прохлада касалась спины и слегка успокаивала. Ветер приносил с улицы горький и одновременно сладкий запах набухавших почек на старой иве под окном. И ещё дождём пах этот ветер...

–Фи, – совершенно неожиданно воскликнул Рози и отстранился от компьютера. Он откинулся на спинку стула, свесив одну руку, и глянул на меня. – У тебя в компе нет ни одной порнографической картинки. Так не честно. А я хотел развлечь себя, хоть чем-то!

–Порнографией себя развлекают только те, кто не умеет понимать и чувствовать красоту в реальности; или она недоступна им, или непонятна, или противопоказана. И вообще, не держи порнографических снимков на своем компьютере. Мой тебе совет. – Я неожиданно для себя начал успокаиваться. Целлофан оторвался-таки от коробки, и одна вожделенная папироса упала на раскрытую ладонь. Я прикурил, затянулся и подержал дым в лёгких некоторое время, чтобы насладиться вкусом и необыкновенным чувством облегчения.

–Что, вообще никаких не держать?

–В идеале, да. Вообще. И никаких.

–Ты такой правильный, Рой... – Рози прищурился и склонил голову к плечу.

Я заметил это его движение, которое обожал... и закрыл глаза.

Улыбнулся, наверное...

–Порнография размягчает чувство хорошего вкуса, и очень скоро, вовсе лишает его. И еще она убивает доступностью очень тонкое и робкое предвкушение открытия.

–Непонятно говоришь.

Рози глянул на экран лэптопа и хмыкнул.

–Ну, хорошо. Если пейзажи и натюрморты, – не скучно, ладно, переживу. Мне плевать, это твои картинки. А музыка здесь есть?

–Поищи в папке с соответствующим названием, – я расслабился окончательно и даже позволил себе прислониться спиной к оконной раме, чтобы рассматривать оживавшую иву в сиреневом свете фонаря.

Рози долго молчал. Так долго, что мне пришлось напрячься и отвлечь себя от созерцания переливчатой городской ночи. Я глянул на него. Рози хмуро смотрел в экран. На его голове громоздились большие наушники, которые то и дело сползали назад по белым волосам, прокручиваясь на висках.

–Что это за дерьмо?! – наконец, сердито спросил он, сдёрнув наушники одним нервным движением руки.

–Что именно?

–Вот это! – он нажал на клавишу, и роскошная музыка Клауса Шульца расплылась из динамиков по комнате серебристой дымкой. Вместе с ней в воздухе появились..., взмыли... и плавно разлетелись тонкие серебристые нити-паутинки красивого женского голоса. А Рози не унимался, – Это, что, песни?!

–Это Лиза Джеррард. И ты прав. Это не песни. Это само совершенство. Поищи в списках воспроизведения Yulunga. И только попробуй сказать об этой композиции что-то плохое.

–Иначе, что?

–Иначе?

Иначе... Иначе... Пальцами в волосы...

Иначе...

Глубже, если иначе...

Острее, если нет...

Я склонился над ним и поцеловал в шею.

–Никак не привыкну... – шептал и задыхался Рози, больно впиваясь тонкими холодными пальцами в мою руку. – Не привыкну, что ты тоже умеешь молниеносно перемещаться в пространстве. Никак... не...

Я прикусил артерию. Чуть... Слегка... Лишь бы выступила капля крови... Одна бисерина алая.

–Выпьешь? – шепотом спросил он.

–Съем... – я сотворил над собой насилие и оторвался от Рози. И пока он цеплялся за мои руки и взглядом умолял продолжать... Я холодел..., холодел..., холодел.

–Рой?

–Люблю Лизу Джеррард. Иногда она поёт тьму, – мои пальцы выстукивали ритм песни по столу, расплёскивая из-под холодных подушечек нити... Тонкие золотые нити... Тяни... Вытяни... Растяни... Рви... Или лучше надорви.

–Рой?!

Нити кружили вокруг Рози, запутываясь в его мягких, белых волосах. Прилипая к лицу. Оставляя на бледной коже красные полоски... Кровоподтеки. Он начал задыхаться. Его тонкие руки размазывали моё живое золото по своей коже. Тонкой пленкой. Золотистым отблеском. РаззззмаааззззыВая... да... да.

Ритм песни проникал в его организм вместе с золотом, которое так жадно впитывала кожа. Ритм песни выскоблил его дрожь – она стала целенаправленным желанием. Этот ритм играл с ним, вонзаясь в глаза – прокалывая, проникая, продавливая в них тёмных омутов круговерть. Светом золотым застя... Слепой..., слепой..., слепой!

–РОЙ! Что ты делаешь со мной?! Рой, остановись! Рой!

Я залепил его рот комком тёплого золота. Чтобы задохнулся. Чтобы попытался вдохнуть золото... и навсегда бы запомнил его вкус. Ни прожевать. Ни проглотить. Кости грудины только выломать в спазме – дай вздохнуть! Дай! Дай же1 Потому что кости трещат..., жилы рвутся..., кровь вязнет в истончившихся артериях, как ароматная смола. Ах..., багряно так... так больно!

Дыши! Нет, черт..., ЗАДЫХАЙСЯ!

Я отстранился от Рози. Рассмотрел тело, корчившееся в агонии вожделения... И вернулся обратно на подоконник.

Весенний ветер и папироса. И ночь, плюс десять по Цельсию.

Сиреневый завиток папиросного дыма улетел в фиолетово-лиловую ночь, по выгнутому краю которой мигали и расплывались городские огоньки.

Я глянул на Рози мельком.

–Теперь, что скажешь?

Он скорчился на полу. Дрожал. Хватал себя за плечи, словно замерзал.

–Что это было? – прохрипел он, разбрызгивая кровь на паркет.

–Музыка и голос Лизы Джеррард.

–Я почти умер...

–Почти не считается.

Он посмотрел на меня через плечо.

А я... щелкнул пальцами... выбросив в воздух тонкую золотую нить ритма.

Рози сжался.

–Нет!

Я расслабился. Значит... Ах, как хорошо! Значит, не только ты имеешь власть надо мной.

Зазвенел телефон. Я взял трубку и невнятно отвечал Кри-Кри. Что-то там снова с комиссией. Какой-то там из них умер. Меня назначили на его место. Это высокая честь, оказанная мне, и всё такое прочее...

Я убрал трубку от уха и снова посмотрел в фиолетовую ночь за окном. Фонари отражались в лужах на черном асфальте. И ветер целовал в губы.

Я оглянулся... И вовремя... Чтобы заметить испуганные и влюбленные глаза Рози.

Конец третьей истории.

Сони Ро Сорино (2010)