Пурпуроза. ч10. А небо...

(из черновиков, которые никогда не станут чистовиками)

(последняя запись из тех, что были с эротическим уклоном и голубым оттенком)

Пурпуроза.

История десятая: А небо...

Весна встречает лето тюльпанами. И не вовремя, кажется. И некстати. Жаль отпускать её; вот, точно, как любимую женщину немыслимо выпустить из рук, – терпкую, тёплую... – так и весну, никак нельзя. Но, всему своё время – так, кажется, говорят? И сначала сирень расплёскивается белой пеной по городским паркам и скверам. Вслед за нею тюльпаны в квадратных и круглых клумбах, что разбиты на уютных и крохотных площадях, отражаясь алыми и золотыми пятнами в окнах белых пятиэтажек. Тюльпаны расцветают и танцуют на ветру, покачивая рдяными тюрбанами.

Я обожаю эти три дня в конце апреля, когда весна прощается с городом и уступает своё место жаркому лету. Три ночи бывает ещё прохладно. Три ночи особенно звонко тренькают трамвайчики, перестукивая колёсами на стыках, перед тем как оглохнуть в жаркой южной ночи; все звуки в ней растворяются фиолетовыми пятнами в неоновых лужах. Три дня мороженое кажется болезненно холодным, а горячий шоколад всё ещё согревает, а не раздражает. Три дня в парках, на нежной листве, серебрится прохладная роса, –а скоро станет прозрачной, тёплой, насыщенной оранжевыми частичками бесконечного солнца, чтобы к восьми часам совсем испариться. Детей одевают всё ещё в свитеры, и воздушные шарики качаются и скрипят привязанные к тележкам, а не в руках розовощеких детишек.

Три дня. Всё ещё весна.

В это время, на стыке весны и лета, я любил бывать по утрам в уличном кафетерии, что расцветало пестрыми зонтами возле городского парка. В нём, часов этак до десяти, готовили недурной кофе; и всё потому что пока ещё не испарился рабочий запал у поваров. И официанты беспрекословно подавали чистую пепельницу без того, чтобы нудить с кислыми минами «У нас не курят».

В последнее третье утро я привёл сюда и Рози. У меня был умысел... И хорошо, что не план.

Он сонно щурился, лениво смотрел по сторонам и что-то ворчал: недовольное, хотя и вполне безобидное что-то.

Нам подали ароматный кофе и принесли пепельницу. Рози хмуро наблюдал за тем, как я раскуривал свою первую папиросу.

–Ну, и? Зачем мы здесь? – спросил он, переместив фокус своего внимания на официанта, сервировавшего столик для лёгкого завтрака.

Ловкие руки, белые манжеты, чашки, блюдца, десертные ложки. Два куска торта...

Рози фыркнул и снова глянул на меня. «Э-э?.., ты ответишь на мой вопрос? »

–А разве непонятно?

Рози пожал плечом.

–А если нет? Если непонятно, всё же?

–Наблюдай за дорожкой в парке, – я кинул три кусочка сахару в кофе, взял ложку и показал вперёд.

Огненная полоска отразилась в зелёном зрачке Рози...

Он проследил взглядом за полосой света.

Там впереди была чугунная изгородь, состоявшая, будто из тонких копий. Черные прутья уже истаивали в расплывчатом зное, который поднимался от асфальта. Дрожали и таяли пряными полосками в жарком сиропе знойного марева.

–Красиво, – пробормотал он и краем глаза вернулся к столу. Ловкие руки официанта поставили перед ним белую тарелку с куском воздушного белого торта. Я сам выбирал сорт... Рози вздохнул и вернулся в наш мир, избавившись от остатков сонливости обычным встряхиванием плеч. Я обожал его в эти моменты; в эти короткие и искренние моменты, когда он был в большей мере чудесным ребёнком, чем древним вампиром.

Рози понюхал торт... «М-м-м! »

И он вполне остался доволен тонким сливочным облаком запаха. «Да, да, да! »

И утро к тому же, и всё ещё свежесть, и острые капли света в росе на красных розах в клумбе. Они всё ещё... всё ещё прокалывали глаз прохладцей.

А ловкие руки официанта, тем временем, раскрошили шоколад над треугольным куском и посыпали торт корицей – чуть, лишь бы придать вязкому крему бодрящей пикантности. Просто утренний штрих, чтобы проснуться и захотеть еще солнца, слепящих бликов в витринах, фонтанов на площадях, смеха, вкуса кофе, а чуть позже крепкого чая, и ароматов самых разных: нежных, резких, мягких, острых.

–А мне нравится это утро! – Рози красиво ел. Ему все было нипочем, что кровь из артерии, что сладости на блюде, ел так, что вслед за ним хотелось и прокалывать, и прокусывать.

Я обожал его ещё и за это умение красиво надрезать кусок торта: чуть наискось, мягко вспарывая волну крема, закручивая её на серебряную ложку крошащейся и пышной спиралью; чиркнув слегка по фарфору... Затем, недолго подержав в воздухе истаивающую сладость, словно любуясь произведением искусства, отправить в рот. Белые зубы. Красные губы. Пятнышки крема.

Я закрыл глаза.

–Это последнее утро весны, – затяжка, выдох. – Завтра тоже будет красиво и солнечно, но... Завтра уже лето.

–Вообще-то завтра, всего лишь, начнется май... Ну, да ладно, пусть. А, что плохого в лете?

–Ничего... Точнее, это будет лето! – я улыбнулся Рози. Специально для него постарался сделать это наиболее правдоподобно. Хотя и тяжело мне давалась эта улыбка. Ведь завтра, завтра, завтра...

Он подозрительно смотрел на меня. Затем положил ложку на край блюдца и спросил:

–Что-то случилось, Рой? Или завтра должно случиться?

–Возможно...

–Я прошу тебя, давай обойдёмся без твоих недосказанных загадок. Я не расположен сейчас к разгадыванию ребусов. Если что-то должно случиться... Просто скажи, что.

–Завтра в пять часов утра я должен быть по адресу, улица Крылатская, дом пять.

–И, что?

–Ничего особенного. Просто мне необходимо там быть... – я не удержался, вытянул руку вперёд и растрепал его волосы, выкрашенные в черный цвет. Мягкие волосы. С запахом вечернего шампуня и пота..., того пота..., который бывает натружен в горячую ночь с любимым. – Всё-таки ты мальчишка. Хотя и живешь лет триста.

Рози не разделил со мной этой неожиданной радости. Он смотрел на меня всё так же настороженно. Даже растрёпанные волосы не поправил, хотя и не терпел неряшливой укладки.

–И откуда такая уверенность?

–Если бы тебе было лет шестьсот, как мне, то... – я затянулся с удовольствием, откинулся на спинку венского стула и глянул в сторону парковой изгороди, которая таяла в мареве полосками черного сахара. – Ты бы всё понял. А так...

–Что так?

–Посмотри туда, – я кивнул в сторону парка. – Сейчас будет очень короткая красота.

Рози окинул меня последним хмурым взглядом и отвернулся.

А за изгородью... Там...

В липких липовых аллеях...

По-над асфальтовыми дорожками...

Между мраморных беседок...

Пронёсся вихрь солнечных бликов.

Они кружились в желто-зеленой листве, как отражения крохотных круглых зеркал, проблёскивая в лиственной ряби слепящими точками и полумесяцами. Они неслись над дорожками, как солнечный пух: клубясь на поворотах, возле полосатых столбиков с указателями. Взрываясь ослепительными фейерверками над искусственными озерцами. Впитываясь в брызги фонтанов, выстреливая светом в разные стороны: в окна, в зеркальные солнцезащитные очки, в глаза, в лобовые стёкла машин. Солнечный вихрь пронёсся по дорожкам, вместе с утренним ветром, и... застыл над парком раскалённым зноем приближавшегося дневного часа.

Рози вздохнул... Глянул на меня, как-то странно... Взялся за тонкую ручку чайной чашки, но поднимать не стал, крутил на блюдце.

–Если бы я не увидел этого своими глазами... –тихо сказал он.

Я затушил папиросу в стеклянной пепельнице, воткнул её и надломил.

–Давно хотел спросить... Эта татуировка на твоем плече, золотая нить в надрезе... Что она означает?

Рози пожал плечом.

–Я помню себя лишь с того мгновения, когда увидел тебя перед собой. На вокзале.

–Такое странное, неправильное и... красивое слово. Оно должно что-то означать.

Рози снова посмотрел в парк. В его глазах отражались оранжевые блики солнца, словно золотые нити на изумруде и в аквамарине.

–Наверное, я здесь для чего-то. Но, увы, пока не знаю для чего.

–Возможно, не знаешь..., потому, что всё ещё со мной?

–Возможно... – ответил он, не повернувшись.

Я знал, что это так.

*

В этот день я не отпускал его от себя. Мы бродили по знойным, окраинным улицам южной столицы, впитывая солнце и тени, запахи расцветавших персиковых деревьев и плавящегося креозота на трамвайных рельсах.

Мы пили газированную воду и смотрели в расплывавшееся марево над городом.

Мы молчали. В словах не было нужды.

*

Ночью..., что было – то было.

*

Под утро я ушел на кухню, оставив сопящего во сне Рози во всклокоченной постели.

Он попытался меня удержать... тонкими своими пальцами вплетаясь в мои пальцы.

–Рой... не уходи... Рой...

–Ш-ш-ш, спи, спи, спи.

Я пил горько-сладкий чай и курил папиросы в распахнутое окно, в котором занималось солнце, рассыпавшееся золотыми нитями по каштановым деревьям и в лужи на сером асфальте.

Всё-таки я понял... насколько бессмысленной была моя жизнь до этого момента... и могла бы стать такой же после. Я не хотел заражать Рози бессмысленностью вампира, который, как обыкновенный кровососущий паразит, то и делал, что выпивал чужую кровь и был доволен этим.

Пустота. Пустота. Пустота.

Я принял решение.

Уйти.

Навсегда.

Возможно, Пурпурозе повезёт больше, чем мне. Возможно, он и был послан для поиска смысла...

Всё возможно.

Но...

Но без меня.

*

Это был серый такой дом номер пять на улице Крылатской. Плоская крыша. Низкое небо.

Небо?

И утро здесь всё еще было серым.

Найди свой смысл, Рози. Пожалуйста, найди. Не позволяй себе жить так, словно впереди тебя ждёт унылая череда бессмысленных пустопорожних столетий. Пожалуйста, Рози.

И всё-таки небо.

А небо...

А небо...

Небо.........................................

*

Конец.

Сони Ро Сорино (2010)