Поручик Ржевский в Москве 1

Начало: "Поручик Ржевский за границей"

1

Покинув Москву три года назад безусым семнадцатилетним юнцом, я, пройдя в сражениях до Парижа, вернулся в неё возмужавшим бравым гусаром.

Москва нас встретила радостными криками горожан, цветами, фейерверками и балами, кои по случаю победы над Наполеоном и нашим возвращением начались раньше обычного. Мы, гусары, были нарасхват и едва успевали перекочёвывать с одного бала на другой. Признаюсь, в первые дни нашего пребывания в белокаменной столице праздничная суматоха, калейдоскоп пленительных женских лиц, обнажённых плеч, звуки музыки и почти непрерывное кружение по паркету танцевальной залы ошеломили меня.

Очень скоро я заметил, что многие дамы кидают на меня любопытные взгляды и посылают мне интригующие улыбки.   Прояснила мне сию причину некая молодая дама. Танцуя с нею, я вдруг услышал вопрос:

– Говорят, что вы большой волокита и соблазнитель дам, поручик, и замечательный любовник.

– Мадам, признаюсь, сей слух льстит мне и я готов прямо сейчас вам это доказать,   – усмехнулся я и, осмелившись, игриво прошёлся по спине любопытной дамы и опустил глаза на её грудь, едва сдерживаемую лёгким корсажем.

Дама вспыхнула и проговорила:

– А вы смелы, поручик, и скоры на слово.

– Там, где скорость, мадам, там победа, – ответил я, вглядываясь в её смущённо прикрытые глаза. – Слишком долгое ожидание губит любовь. Она скисает, как вино, а уксус не пьянит.

Мой нос учуял знакомый запах вожделения и похоти, и я понял, что дама «потекла». Она подняла на меня глаза и посмотрела долгим, слишком для приличной дамы долгим взглядом.

– Многие мужчины лишь на словах показывают свою храбрость дамам, а как доходит до дела, прячутся в кустах, – сказала дама, и в её зеленоватых глазах промелькнул чёртик распутства.

– Только не я, мадам, – склонив голову к порозовевшему ушку. – Вы имеете возможность в том.

– Тогда пригласите меня на мазурку, поручик. Я Мария Аренина.

Я пригласил Марию на мазурку, а до того времени ненавязчиво выяснил, что она вдова статского советника, умершего год назад, проживает в собственном дому. Брат её офицер конногвардейского полка Гривнин и служит в Петербурге. Мать Марии была фрейлиной императрицы Екатерины. Дядя по материнской линии граф Лауниц и поныне пребывает при Императорском Дворе.

По окончании мазурки, я повёл Марию к столу. За ним мы продолжили нашу игривую беседу, и я получил заманчивое приглашение посетить мою новую знакомую дома.

Всё оставшееся время я не отходил от Марии и по окончании бала поутру поехал проводить её.

Карета остановилась возле дома Марии. Я подал ей руку и помог выйти.

– Я, поручик, совсем не хочу спать после сегодняшнего бала, – сказала Мария. – Мне хочется ещё танцевать.

– А мне не хочется расставаться с вами, мадам, и ложиться в постель. А лягу, не усну, буду думать о вас.

– Вы прямодушны, поручик, – улыбнулась Мария. – Я поняла, что вы жаждете немедля доказать мне свою любовь.

– Да, мадам, хочу. Не по мне всякие жеманства и экивоки.

Я схватил Марию и рывком привлёк к себе, намереваясь поцеловать её прямо на глазах бесстрастно стоящего старика слуги в ливрее, но женщина, хоть и ощутила своим передком моего дружка, пришедшего в полную боевую готовность, однако ловко отклонилась от моих губ, воскликнув:

– Поручик, вы, кажется, решили мне доказывать свою любовь прямо в передней. Может, вы дотерпите до спальни…

Взяв меня под руку, Мария увлекла в дом. Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Слуга шёл за нами, неся в руках канделябр со свечами. У одной из дверей Мария повелела слуге передать канделябр мне и отправила старика восвояси.

Я открыл дверь, и мы вошли. Мария скинула накидку, укрывавшую оголённые плечи, и приказала мне зажечь все свечи на стенах и в люстре, сказав:

– Побудьте немного моим слугой, поручик. Я люблю яркий свет.

Это была комната квадратной формы. В глубокой нише, расположенной напротив одного из оконных проемов, скрывалась кровать, на ней лежало покрывало из светло-золотистого набивного китайского шёлка. Вдоль всех четырёх нежно-желтого цвета стен  стояла изящная мебель различных форм, и висели огромные зеркала и картины обнажённых богов и богинь.   Паркет был светло-коричневый и столь гладок, что в нем отражалось пламя свечей. На двух овальных столиках располагались изящные фарфоровые статуэтки. Всё в спальне в наивысшей степени отвечало тому сладострастию, которое она предвещала.

Я зажёг все имевшиеся в спальне свечи и подошёл к Марии, наблюдавшей за моими действиями.

– А теперь разденьте меня, – потребовала Мария и протянула ко мне руки.

Нет ничего приятнее, чем раздевать женщину. Лишь тогда мы замечаем то, как они одеты, отдельные детали их туалета и всяческие безделушки, чьё единственное предназначение подчеркнуть очарование их владелицы. Какая женщина не жаждет того, чтобы её раздевал страстный любовник?

– О, как вы ловки, поручик! – воскликнула Мария, когда я извлёк её из оболочки.

Я был восхищён её прелестями, открывшимися моим глазам. Перси её походили на две упругие полусферы с острыми коричневыми сосками, смотрящими в разные стороны. А ведомо всякому, что сие есть признак особливой пылкости любовницы. Тонкая линия талии дамы плавно расширялась в округлую попу, отчего фигура её сходствовала с восхитительной лирой, самый низ коей венчался оазисом вспушённых тёмных волос, скрывающих холмик Венеры.

Я приблизился к Марии, взял её грудь, обхватив снизу и сверху обеими руками, и осторожно сжал, так, что она слегка вздулась и напряглась.

– Прелестно, – сказал я, прикасаясь губами к напрягшемуся соску.

Марии пришлась по душе подобная ласка. Прикрыв глаза, она слегка прогнула спинку, отдаваясь моим ласкам.

– Мне  нравится. Приятно, – проворковала она, отдавая себя в мою власть.

– У вас, мадам, прекрасное тело, – восхищённо приговаривал я, усыпая любезную подругу поцелуями, начиная от её припухших алых губок вверху и кончая губками, прячущимися в зарослях шелковистых волос внизу живота. – Вы – сама Венера, украшенная обольстительными прелестями!.. Дозвольте мне вдосталь наглядеться на них, дозвольте покрыть их поцелуями…

Я целовал Марию, пока она не оттолкнула меня и не вскричала:

– Как, поручик, нас призывает на праздник Эрос, а вы ещё не в свадебном наряде.

Я в мгновение ока скинул с себя мундир и стащил с ног рейтузы. Мария наблюдала за мной, и как только я предстал пред ней во всей своей обнажённой красе. она, улыбнувшись, сказала:

– Мне нравится смотреть на голых мужчин, – призналась она, а увидев моего торчащего в боевой готовности дружка, восхитилась им: – О! Какой он у вас великан!..

– Да, мадам, пашет он глубоко, – ответил я. – Позвольте…

Я усадил Марию на край кровати. Прежде дела мне, по заведённому мною обычаю, хотелось поклониться и приложиться к её святейшей вагине. Раздвинув ноги дамы, я восхитился прелестью её  лона, гладкими слегка разошедшимися створками, розовым напрягшимся похотником, лукаво выглядывающим промеж нежных лепестков, вдохнул упоительный запах амброзии, вытекающий из сакрального канала и приник к сему святейшему месту лицом, давая работу языку.

Мария негромко охнула и подалась вперёд, ближе ко мне…

Затем пришла пора приступить к службе дружку. Я шире раздвинул ноги Марии и без труда вогнал окостеневшего приятеля в отворившуюся щель, одним движением вбив его по самый корень и стараясь проникнуть в тело женщины глубже, еще глубже, и глубже. Вскоре Мария застонала, за первым стоном послышался второй, третий… Тело её напряглось, голова с невидящими глазами оторвалась от подушки и упала на неё и снова поднялась. Тишину спальни разорвал животный крик, исторгнутый, казалось, из глубин женской утробы. Острые ноготки Марии впились мне в спину и принялись неистово терзать её. И тут же я начал выплёскивать в женщину всё, что накопилось в моём организме за несколько недель воздержания. Жидкость била из меня фонтаном, будто она истекала не только из моих уд, но еще откуда-то из живота, из груди, из самой глотки… Я кончил.

Некоторое время я лежал с закрытыми глазами, приткнувшись к шее Марии, вдыхая запах терпкого пота, смешавшегося с тонким запахом духов. А когда открыл глаза, то увидел Марию, распростёртую на смятом покрывале. Она лежала неподвижно, как будто даже не дыша.

Встревожившись, я склонился над ней и спросил:

– Что с тобой?.. Мария…

Она молчала. Я слегка толкнул её. Неподвижное тело не откликнулось, словно его покинула душа, и осталась лишь только оболочка.

– Эй! — он обнял Марию спину. — Что с тобой? Тебе плохо?

– Нет, — спокойным, бесцветным голосом ответила она.

Я заглянул ей в глаза. Она отсутствующим взглядом смотрела мимо меня.

– Может, тебе дать воды?

– Не хочу.

Так длилось несколько минут прежде, чем Мария пришла в себя. Она посмотрела на меня всё ещё затуманенным взглядом и тихо произнесла:

– Мне никогда не было так хорошо. Я побывала в раю, милый…

Она прижалась ко мне и поцеловала. Я улыбнулся.

(продолжение следует)