Поручик Ржевский в Москве 13

(продолжение)

Начало:

13

Прошло несколько дней. Я только что вернулся из полка домой и сел за стол, на коем уже пыхтел самовар. Нет ничего лучше, вернувшись с мороза, выпить кружку горячего чаю, а заодно подумать, как убить выдавшийся пустой вечер. Я подумал: не махнуть ли мне в бордель, где можно найти немало столь сладких бл*дюшек.

Мои размышления прервал приход прачки, коей я отдавал в стирку свои рубашки. Обычно мне приносила пожилая баба, а на сей раз я увидел молодуху, раскрасневшуюся на морозе, в кожушке, обёрнутую цветастым платком.

– А где Анисья? – поинтересовался я у молодухи.

– Анисья Никитишна прислала меня. Тяжеловато ей стало по Москве с узлами таскаться… – ответила та.

– А тебя как зовут, красавица?

– Груня, – потупив глаза, ответила молодуха и спросила: – Барин, вы смотреть работу будете, али мне можно иттить?

– Замёрзла, верно, Груня? – спросил я. – Ишь, какой морозище-то на улице. Погрейся у меня, а заодно разверни узел и покажи мне, хорошо ли отглажены рубашки.

– Да, дедушка мороз не шутит, – улыбнулась Груня. – Я чуть нос не отморозила.

– Ну, тогда снимай кожушок, попей со мной чайку, – предложил я.

– Ой, да что вы, барин, – изумилась Груня. – Я уж дома попью…

– Да ты не стесняйся, – проговорил я. – Скучно мне одному пить. Есть баранки, есть мёд, вишнёвое варенье. Выбирай. Я вот пью с ромом.

– Не, барин, смотрите рубашки, и я пойду. Не пристало мне с вами чаи гонять.

– Пристало, пристало, милая, – улыбнулся я. – Барина надо слушаться.

Васька развесил рубашки на плечики, убрал их в гардероб, а я поднялся со стула и взялся за Грунин кожушок.

Груня смущённо спрятала глаза, но позволила снять с себя кожушок. Я протянул его Ваське. Тот взял его и удалился в свой угол в прихожей.

Я усадил Груню за стол. Была она довольно фигуриста, что не смогли скрыть даже её просторный сарафан и кофта.

Я налил ей в кружку чаю и добавил рому.

Груня отпила глоток и, взяв баранку, сказала:

– Вкусно, барин.     

– Давно ли ты работаешь у Анисьи? – поинтересовался я.

– Вторую седмицу, барин, – ответила Груня.

– И как, не обижает тебя Анисья?

– Не, барин, не обижает. Анисья Никитишна добрая.

Вскоре я узнал, что Груня солдатская дочь. Выдали её замуж, когда ей едва исполнилось шестнадцать лет, за певчего. Тот был вдовцом. Как и все певчие, он попивал, а напившись, поколачивал Груню. И всё бы ничего, но год назад он в пьяном виде подрался с регентом хора и его выгнали.

– А по осени он попал под лошадь, – всхлипнув, сказала Груня. – Хучь и тяжко мне было с им, да не одна всё ж. А осталась одна, совсем худо исделалось. Жить-то на что? Вот, добрые люди и пристроили к Анисье Никитишне. У неё кормлюсь.

Я налил ей ещё чаю с ромом, приговаривая:

– Пей, пей, милая. Ты очень красива и найдёшь своё счастье.

Груня улыбнулась:

– Шутите, барин.          

– Не шучу, Груня, – ответил я, беря её за руку.

Груня внимательно посмотрела на меня и не попыталась высвободить свою руку.

Это был взгляд, выражающий догадку и обречённость.

Я встал со стула, не отрывая от Груни глаз, обошёл стол и, потянув женщину за руку, заставил её подняться. Она выпрямилась. Я обнял её и прижал к себе. Я ощутил упругость ее высокой груди, округлые горячие бёдра и  бесподобную нижнюю часть живота, в которую упёрся мой  напрягшийся дружок.

– Что вы, барин, хотите? – пролепетала Груня. – Отпустите меня…

Я, не отвечая, толкнул её на кровать. Груня упала на спину. Она не противилась мне, не пыталась соскочить с ложа, только шептала:

– Не надо, барин. Пустите, молю вас…

Она была женщиной, а женщины без различия сословий подчиняются власти желания, власти денег, власти силы и власти господина. Многие женщины медлительны и вялы в своих желаниях, поэтому Бог дал мужчине в помощь силу, деньги и власть. Умело прилагаемые, они подчиняют ему женщину, в коей потребно лишь возбудить похоть, и тогда не станет нужды ни в деньгах, ни во власти.

Я просунул руку меж сжатых Груниных ног и приказал:

– Не смей противиться мне.

Слово Господина заставило женщину подчиниться, и я без труда развёл её ноги, облегчив доступ к заветному месту моим ищущим пальцам, и вдохнул острый запах манды.

Первым делом я стянул с Груни толстые шерстяные чулки вместе с разбитыми полусапожками, затем принялся за кофту и сарафан с сорочкой, чтобы увидеть её во всей телесной красоте, разделся сам и лёг между её пухлых ляжек, приложиться к восхитительному источнику, приоткрывшему обворожительные врата. Я нащупал языком маленький подрагивающий выступ, прямой и твердый.

Я ласкал Груню неторопливо, приговаривая, как она прелестна. Она смотрела на меня с недоверием,   изумляясь тому, что Господин лижет ей, простолюдинке, срамное место.

Я же старался найти любимые её местечки. Правую руку я положил Груне на грудь и стал теребить твердеющий сосок.

Вскоре Груня расслабилась. Лоно её напряглось. Она посмотрела вниз и наши взгляды встретились. Женщина благодарно улыбнулась и, откинув голову на подушку, начала медленно двигать попой. По телу её пробежала дрожь, и она, ухватив мою голову, застонала и потянула меня кверху, чтобы я кончил в неё…

…Мы лежали, не расцепляя объятий. Груня улыбнулась и поцеловала меня влажными жаркими губами.

Потом она поднялась с постели. Она спешила. Её заждалась Анисья.

– В следующий раз приходи тоже ты, – сказал я Груне, вложив в её ладонь рубль серебром.

Она была удивлена столь щедрой платой, и ответила:

– Али я така сладка, барин, что вы ещё хотите таво? Приду, конешно…

(продолжение следует)