Поручик Ржевский в Москве 14

(продолжение)

Начало:

14

Начался Великий пост. И снова Москва и москвичи погрузились в глубокую спячку. Веселье балов сменилось строгими литургиями и вечернями в церквях, в кои спешили и господа, и простонародье покаяться пред Господом за прошлые грехи.    

Зачастили в храмы и княгиня Мария Николаевна и Софья Николаевна. Однако иногда греховодницы проезжали мимо них, чтобы попасть ко мне. Приходила и Груня с выстиранными моими рубахами.

– Ой, барин, какой грех, – говаривала она, раздеваясь. – Рази ж можно в Великий пост энтим заниматься? Что я скажу батюшке на исповеди? Ой, грешна…

Светские дамы о грехе не говорили. Они раздевались и ложились на кровать в предвкушении блаженства. Я ласкал их милые ушки комплиментами. Я лгал им, называя каждую моей единственной, ибо любая женщина хочет быть для мужчины таковой, отдаваясь ему не только телом, но и душой. О нет, мои слова, им говоримые мною о любви, не были ложью. Я воистину любил в минуты сладострастья именно ту, которой обладал, будь она светской дамой, простолюдинкой или бл*дью. Каждая из них мне делалась родной от того, что обладала вагиной.

Приближалась страстная неделя. Последний день марта, воскресенье, выдался солнечным. Я прогуливался по Тверскому бульвару, разглядывая вышедших показать себя дам и девушек в уже облегчённых весенних нарядах.

Ах, как хороши они были, освещённые лучами яркого светила. Я любовался ими, пытаясь мыслями проникнуть под их одежды. Каждая из них несла промеж своих ножек то, что есть совершенство, именуемое в народе пошлым словом «пи*да». Я сожалел только об одном, что этими сокровищницами обладают или будут обладать другие, а не я. Сама сия мысль была для меня противна. Жаль, что реальность не позволяет мне исполнить все мои желания.

Вот на меня кинула взгляд молодая дама. Я увидел, блеснувшие из-под шляпки её глазки, полные интереса ко мне, но рядом с нею шествовал важный господин. Я ответил ей улыбкой. Вот посмотрела на меня другая юная дама. Я улыбнулся и ей, получив ответную улыбку. Но и она прогуливалась не в одиночестве, а с пожилой матроной. И две юные куколки, попавшиеся мне навстречу, коим я лихо козырнул, захихикав, проскочили мимо. Конечно, они не парижанки. Те непременно кинули бы острое словцо, я им в ответ своё, завязался бы разговор, а там, глядишь… Нет, в Москве о подобном и мечтать нельзя.

Я ступил на мостовую, чтобы перейти Тверскую, как вдруг услышал:

– Ржевский!

Вглядевшись в юную даму, сидевшую в лёгкой коляске, я узнал Наталью Ордынину.

– Ржевский! – повторила она.

Я подскочил к остановившейся коляске и весело поприветствовал Наталью, затем спросил, куда она исчезла.

– Я побывал на многих балах, на всех высматривал вас, Натали, но так и не увидал, – сказал я.

– Ах, Ржевский, я перед новым годом заболела и поправилась только перед постом, – сообщила она. – Я так соскучилась по вас. Приходите ко мне в гости. Не стесняйтесь. Папенька с маменькой уезжают на весь пост в монастырь и вернутся после пасхи. А я не еду. Не хочу мучиться, отстаивая утрени и вечери в церкви и слушать заунывное пение монахов. У меня не так много грехов, чтобы отмаливать их. Состарюсь, тогда и помолюсь. Так вы придёте ко мне?

– Непременно, Натали. Хоть завтра, – ответил я, забыв слова княгини Марии Николаевны о сей взбалмошной девчонке с par l'utеrus rabique. (с бешеной маткой).

Однако стоит мне увидеть красивую бабу, как рассудок оставляет меня, и я предпринимаю всё, чтобы завлечь её. А Натали была весьма очаровательна, чтобы потерять голову.

– Нет, Ржевский, папенька с маменькой завтра только уезжают. Приходите послезавтра к вечеру.

– Непременно, Натали, – пообещал я, и Натали покатила дальше.

(продолжение следует)