Влечение нимф

Я проснулся в каком-то загородном доме в теплой и полной света комнате. По всему телу разливалось приятное чувство, выгодно оттеняющееся местом и временем пробуждения, которое  будоражило неизвестностью происходящего, контрастируемого с реальными предметами вокруг меня. Я встал с кровати и почувствовал, как кровь прилила к ногам, и пошел к двери.

Выйдя из комнаты и попав в узкий корридор, где с трудом могли разойтись двое встречных людей, я увидел девушку, стоящую ко мне в полоборота. Это была худая брюнетка среднего роста с распущенными темно-кориневыми волосами. Ее ниспадающие темными завитками локоны струились по шее, плечам и спине, едва приоткрывая кончики ее худых, и довольно широких для девушки плечей. Все ее тело будоражило воображение своей худобой, граничащей с легкой и оттого притягательной формой анарексии. Не помню, что было на ней надето, но ее стройные и в меру мускулистые ноги поднимались составляющими их жилками и мышцами к словно высеченным из мрамора идельно подтянутым и аккуратным ягодичным полушариям, выливающимся в изгиб низа спны. Не помню, что было на ней надето, но это ей очень шло и выгодно подчеркивало ее худобу, проступающую через легкую материю волнующими изгибами.

Все вокруг было так странно: я не помнил, как попал сюда и не узнавал этот дом,   поэтому я решил подойти к ней, захваченный еле уловимым ароматом желания, исходящим от нее. Когда я дотронулся до ее плеча, то она повернулась ко мне и начала двигаться, неумалимо, словно бык на красную тряпку. Ее черные глаза, радужная оболочка и зрачок которых были неразличимы и едины, смотрели на меня с дьявольским вожделением, а на лице изобразилась полная страстного желания улыбка, граничащая с одержимостью сумасшествия. Я инстинктивно отходил назад, пока не уперся в стену корридора. Она подошла ко мне, не говоря ни слова и, когда нас разделяла всего пара ладоней, протянула свою руку и в порыве необъяснимой мании нежно положила ее на мой живот, а потом спустилась ниже и сжала свои пальцы. Моментально поддавшись инстинкту, я вжался в стену, но потом подался чуть вперед, в волнующем ожидании смотря на ее руку, а потом на ее лицо. Она улыбнулась и отпустила руку.

Потом какой-то провал, не помню что было, и вот я уже в комнате, в которой узнал одну из комнат бабушкиного деревенского дома, где я заканчивал свое детство и входил в юность. Там беспорядочно стояли какие-то шкафы и в комнату то и дело входили девушки, которым я не переставал дивиться.

Тут были и невысокие русые крошки с небольшими намеками на пикантый лишний вес и оттого уютными чертами лица, и приподнятыми, широкими чувственными губами, созданными для единой цели; темноволосые девушки со смуглой и лоснящеся кожей, в которых угадывалось умение обращаться в постели в огненных фурий. Угадывалась вся их жизнь, заключающаяся в ухаживании за собой: своими волосами, лицом, кожей и фигурой для единой цели – служения чувственной любви; были и высокие, худые, темноволосые красавицы, походящие на некогда лучших парижских куртизанок, правящих кардиналами и королями, а теперь угасающих от чахотки в дешевом барделе, отчего их тела высушились, а лицо побелело и лишь в припадке наслаждения, или, даже более, в минуты будоражащего его ожидания, усугубляющего горячку, загоралось еле уловимым румянцем юной таберкулезной нимфоманки, открывшей для себя свою истинную природу, но сознающую, что ей суждено уйти из жизни не попровобава всех наслаждений.

Все входившие в комнату и уже находящиеся в ней шли ко мне, или ходили около меня, поглядывая, улыбаясь и трогая меня. Я не помню их лиц: какого цвета были глаза, на кого из знакмых они были похожи. Их лица были чем-то абстрактным. Их можно было сравнить с полотном, разглядывая каждый мазок которого вы не могли бы понять: что это? Однако глядя на картину издалека, на картину целиком -  на совокупность мазков, изображенных фигур, занимаемого места на стене, на раму – вы смогли бы уловить витающую на ней идею художника и прочувствовать истинную ее атмосферу. Также было и здесь.

Я был поражен их зачаровованностью мной, и это будоражило меня. Огрмный теплый поток рухнул в низ живота и я стал сродни им. Вся комната была наполнена эссенциями ароматного желания. Мое обаняние усилилось и стало передельно чутким. Я стал различать запахи, исходящие от них. Пахло женщинами только что вышедшими после теплой ванны, где они оставили все приобретенное за день и были во власти мягкого белого полотенца чуть прикрывающего их лоно. Их кожа пахла чистотой и была нежна и податлива. Все они переставали быть девушками, женщинами, матерями, подругами или любовницами и все превращались в средоточие чистоты, рождающего желание окунуться в нее и наслаждаться ею, пока весь ее аромат не превратится в запах любви, разносящийся трением двух тел.

Я смотрел на них уже другими глазами, и они заметили это. Не сказав друг другу ни слова, они начали кружть вокруг меня и постепенно сжимать кольцо, подталкивая меня к стене, где ничего не стояло. Откровенная сексуальность, в этот момент текшая по моим жилам, выплескивалась наружу и словно кровь, распаляющая акулу, кружила им головы, раздувая по-животному похотливую чувственность, объектом которой был я.

Мои ноги чуть подкашивались, а вся кровь сосредоточилась в низу живота. Опершись о стену, я остановися и с удовольствием почувствовал натиск горячих тел и прикосновений рук, желающих освободить меня от огонии. Чьи-то руки надавили на мои плечи и, поддавшись, я опустился на пол. Все они сели за мной. Их было четверо или пятеро.  

Черненькая и чуть рыжеватая девушки сели по обе стороны от меня и, покусывая, целовали мои уши, другие две сидели чуть поодаль, поджав ноги и опустив на них руки, выглядывая из-за спины русой и худой девушки с густыми светлыми бровями и широкой улыбкой, на меня, наслаждаясь шокирующим  зрелищем самой потаенной и похотливой частью их существа.

Я наслаждался этим зрелищем, а мое сердце колотилось в безумной горячке. В эти минуты я всецело был во власти рук, беспрестанно прикасающихся и ласкающих меня чуть ниже живота. Я сидел на полу, словно на троне, а прекрасные одалиски вились вокруг меня и я упивался неведомой мне эмоциональной и сексуальной властью над ними.

Русая головка, маячащая передо мной подняла на меня лицо и я увидел, как медленно и величественно из ее рта появляется влажный язык, как мне тогда показалось, невероятных размеров. Она дразнила меня им, а я в этот момент подавил сильную волну внутри себя, пущенную множетвом рук в низу моего живота, не дав этому чуду закончиться. Медленно и все еще продолжая улыбаться мне величественной и сознающей свою сиюминутную власть и могущество улыбкой, она медленно опускала голову, не теряя из вида моих глаз, испытывая наслаждение от заполонившего их удовольствия и ликуя. Эта русая головка продолжала свое падение к средоточию моей жизни в этот момент, и оно показалось мне очень долгим и волнующим, хотя и длилось всего пару секунд.

Она достигла своей цели и, отдавшись власти инстинкта, я запрокинул голову и прикрыл глаза. Но мне хотелось полноты ощущений.   Хотелось вновь вдеть эту полную чувственного расцвета животную отрешенность и неумолимое наслаждение от вкушаемого  удовольствия, получаемого от жизни самым простым способом, данным обоим полам. Я опустил голову и утопил свою руку в ее русых и густых волосах, которые, поднимаясь и опускаясь, лучились передо мной. Я собрал ее волосы в руку, и передо мной открылось все великолепие ее лица, царственно получавшего свое. Плавные движения ее головы заворажили не только меня, но и других девушек, которые чуть отвлекшись от меня, придались поцелуям друг с другом. Я помню взгляд, метнувшийся на меня снизу вверх и чуть сузившиеся глаза, подернутые улыбкой полной удовлетворенности и наслаждения от осознания доставляемого удовольствия и своей власти надо мной в эту минуту.

Потом снова ничего, и вот мы, все вместе, все в той же комнате, где я проснулся. Все мы лежим на кровати и наши ноги и руки переплетены в беспорядке. Сейчас над ложем царит затишье, и мы разговариваем, придаваясь сладостным вопоминаниям недавнего безумного декаданса, захватившего нас. Я уже ощущаю себя другим и вижу девушек по-новому. Теперь они открываются совсем с другой стороны, и мне нравится это. Нравится видеть их двойственность: задор и безответную страсть куртизанок с одной стороны, и чувствительность умных и сложных, неодназначных натур с другой. Во мне много влюбленности к ним и я преклоняюсь перед их любовными способностями. Приходит понимание, что весь мир вертится силами таких нимф, влекущих чувства и эмоции к Олимпу наслаждений и чувственной экзальтации, а тебя – на вершины, которые хочется покорять для них, ради их восторженного и полного желания взгляда, опускающейся вниз головы.