Любовница. Заставила мужа сосать у любовника

Безумие вползало сладким наваждением, стирая обыденную реальность сиреневым ластиком необъятности великолепия яркого существования вне зависимости приказов программы, установленной геномом, рядовым подчиненным исполнителем, на которого теперь можно наплевать, как на подрядчика, ничего не понимающего в том, что вне его ориентации.

Бездна осознания всего во всём нахлынула облаком присутствия неизведанности миражей, позволяющие трогать себя и даже стать ими, взлетая ввысь голубизны светящегося лета, наступающего своим цветением звездной пыли ночного существования мечты, которая всегда с тобой.

Да, да, да, да!!! Она, нисколько не стесняясь, отдаст себя тебе – сумевшему понять, что только взяв без спроса, можно оценить то качество, которое как птица, не станет добровольно песню петь, тому, кто просит, не понимая, что просит ум, рассчитывая на удачу постижения эмпирики, не есть она полёт души, соцветием несущейся по миру своего воображения.

Нисколько не боясь мгновения, шагами мерными и поступью ритмической грядущего ежесекундно, любя себя и только то, что есть в тот миг, текущий водопадом страсти, не видя то, что впереди, и не желая видеть, не поворачивая взгляд назад, где неизменность стынет вечностью и действо продолжает жить недостижимое уже, летит она, любовница прекрасная, живущая мгновением одним, но вечность то мгновенье представляет собою для той души, что есть, не более, не менее, без арифметики расчета эквивалентов мудрости житейской, не стоящих того, чтобы смотреть на мир материала лишь более, чем просто степень определённого условия задачи, решаемой гуру тысячелетиями, но понять до сих пор не в силах эту истину, что поняла ты без ума и логики, полёта тень крылатой птицей разрешив сомнения, что не возникли вовсе, а так, имели место быть, наверное, ведь странности бывают, их избежать возможность столь мала, что стоит ждать их и готовым быть всегда к вселенной ветра резкому порыву.

На гребне волн океанических, целуя перспективу горизонта, атоллов нежность пальмовых видений, пылая юности огнем, что не погаснет никогда, настолько ярок он в любви, несущей звездный ветер, и пальмы, распустившие цветы, тот ветер радостью встречают и кронами слегка колышут образ свой, впечатанный навеки в матрицу всего во всем, где бродишь ты, сумев накинуть сон на пса, что отдыха не знает и умом зовётся, да странно на тебя глядит из своей ниши, опечатанной печатью формы, он от неё бежать не может и зависть гложет арифмометр, что пластилиновые крылья клеит, в надежде полететь, и тот полёт совсем не стоит, того, чтобы о нем сказать.

— Она ищет выход, — сказал блондин. — Она пошла по лесной тропинке, но попала на скоростную магистраль, ведущую в бездну.

— Я понимаю вашу мысль, — сказал представитель. — Но дорога всегда берёт свою плату.

— Да, собственно, плата это и есть сама дорога, — вдумчиво сказал небритый писатель и схватил рукой подвернувшуюся кошку. Взяв за шкуру, посмотрел ей в глаза. Спросил: — Верно?

— Да, — ответил представитель. — Но при входе на лесную тропинку, ведущую в конечном итоге или в бездну, или на Эверест, вопрос платы не стоит столь радикально. — Затянулся сигаретой. Добавил: — Как при проектировании мышеловки.

— Да её никто не проектирует, — поморщился блондин. — Она спроектирована вместе с человеком. И просто стоит там и ждёт.

— Любопытно, а чего она ждёт? — лениво поинтересовался представитель. — И главное — зачем ждёт. Вы свою философию как–то поближе опустите. А то Паркер может понять неправильно.

— Да всё она понимает, — ответил писатель. — Только сказать не может. Так, как привыкли другие. Мышеловка ждёт, когда закончится строительство дороги до неё. Бывает, оно затягивается. Бывает, если повезёт, строительство обрывается форс–мажором. Но… — Сделал глоток абсента. — Но настоящий творец обязательно отдаст всё, чтобы построить этот путь и добраться до страстно манящей цели. - Помолчал. Добавил: -  А потом туда залезть.

фрагмент романа "мышеловка на Эвересте"