Глава 3

Сказать, что мои размышления не принесли никаких плодов, - ничего не сказать.

Знаете, бывает такое безболезненное состояние опустошения. Сидишь на полу и смотришь на один и тот же фрагмент на обоях. Думать лень, да и нет таких тем, на которые стоило бы; делать что-то нет ни сил, ни особого желания. Даже палец приподнять лень. Пусто, очень пусто. Напоминает некоторые цитаты из сопливых любовных произведений, которые можно описать одной фразой: «на душе так пусто, что сердце изнывает от боли». Но нет. О какой сердечной боли может идти речь, если наше физическое состояние напрямую связано с психологическим: если в душе пусто, то и на сердце также. А пустота с болью не является пустотой как таковой.

Вот так и было со мной. По вечерам первые 3 дня. Я просто смотрел в одну и ту же точку. Рядом с моей рукой лежала приоткрытая пачка сигарет, стояла бутылка минеральной воды с газами, постепенно становясь обычной водой, и валялся телефон, проигрывающий одну меланхоличную песню за другой. Когда в комнату заходила мама, оповещая меня о том, что ужин готов, я прятал пачку с сигаретами подальше и закрывал глаза, создавая иллюзию дремоты. Мама знает о том, что я курю, но каждый раз нахождение у меня пачки с сигаретами является началом полуторачасовой лекции, а в эти дни мне хотелось нерушимого покоя.

Я по привычке прочитал ту же книгу, что и Женя. Харуки Мураками «Норвежский лес». Она не вызвала у меня никаких глубоких переживаний, порывов души, что обычно приписывают книгам. Я был расслаблен, поэтому данное произведение отлично подошло к моему настроению. Но эта книга... Я не был ей восхищен. Прекрасное начало, не вызывающая никаких эмоций середина и незабываемый конец. Да, конец мне понравился больше всего, потому что я даже думал бросить чтение. Хорошо, что не бросил.

А больше я ничего не читал. Впервые такое.

Каждый день мне писал Женя. Просил разрешения прийти, в большинстве случаев которые заканчивались отказами. Только два раза я ответил «да». Все проходило по той же схеме: он приходил в комнату, садился на пол, мы шли на кухню пить чай, а потом он уходил. Только вот мы практически не разговаривали. Наши беседы ограничивались лишь проверкой моего самочувствия, а потом мы просто смотрели друг другу в глаза. Не скажу, что мне нравилась эта атмосфера, но этого хватало для того, чтобы заполнить одиночество.

Иногда я играл целой левой рукой на фортепиано, но этого было мало. Слишком неудобно.

Впервые меня посетило желание отправится в школу. Если бы я просто провёл дома 2 недели, не имея сломанную руку, то я бы с удовольствием остался дома и дальше и не желал бы пойти в школу. Но эти 2 недели были адскими: мне было просто ужасно скучно. Скучно слушать музыку, каждый день пользоваться лишь одной рукой и даже читать книги. Мне хотелось делать то, что я не делал всё это время - говорить.

Иногда желания имеют свойство осуществляться.

***

- О, Евтеев, ты вернулся в школу! Как твоя рука? - в классе, в котором у нас должен пройти первый урок, меня встречает классный руководитель - Елена Сергеевна, женщина 40 лет. Она никогда не отличалась особой женственностью и строгостью, поэтому наш класс её очень любит. Не то, что всех предыдущих, которых мы выгнали.

- Более менее. Но ещё пару-тройку дней не смогу писать, поэтому я пришел посещать уроки устно, - с улыбкой до ушей ответил я, ибо следующие дни на уроках буду отдыхать. Правда придется сдавать проверочные и контрольные либо устно после уроков, либо потом письменно. Надеюсь, что никаких важных работ не будет.

- Хорошо, я проинформирую других учителей, чтобы они не снижали тебе оценки, - она еле заметно улыбнулась и снова окунулась в своё бумажное царство - конспекты и планы будущих уроков.

Я, поправив рюкзак на плече левой рукой, потому что он за время моего короткого разговора практически умудрился сползти с плеча, направился к своей парте, находящейся в конце класса. Как и ожидалось, на данный момент в классе нас было только двое: я и Елена Сергеевна. Я всегда прихожу в школу первым из своего класса и сразу же отправляюсь в кабинет английского языка. Там и встречаю Елену Сергеевну, с которой провожу 20 молчаливых минут моего и так ненасыщенного дня. Раньше меня вовсе не раздражала такая обстановка дел, потому что я довольно-таки молчаливый человек, но сейчас я просто светился от счастья. Ура, я смог поговорить с кем-нибудь кроме своей семьи за эти 2 недели! То есть, нормально поговорить. Пускай и коротко. Я никогда особо не нуждался в общении, поэтому счастье от одного лишь короткого разговора пускай и немного, но пугало меня. Где это видано, чтобы интроверт до мозга костей радовался общению? Ладно, должны же быть в моей жизни хоть какие-то перемены.

Я достал из рюкзака учебник русской литературы, открыв страницу на биографии автора, которого мы сейчас проходим, и принялся читать. Пускай учитель литературы и любит меня, но после столь долгого отсутствия я должен хоть как-то оправдать звание лучшего ученика параллели, иначе не видать мне хороших оценок ближайшие пару месяцев. Да и стыдно будет, если ошибусь.

А как мне вести себя с Женей?

Мы же с ним практически всё время были неразлучны, а последние 2 недели я всеми способами пытался сказать ему, что он мне нужен. Неужели я настолько обидчивый человек, что вполне логичное и правильное признание Жени надавило на мою личность? Или на мою изменчивую самооценку? В данной ситуации единственным, что помогло бы мне восстановить отношения с Евгением, было извинение. Но я, на самом деле, слишком гордый, и извиниться для меня сложнее, чем написать реферат на тему «Влияние синих беззубых тигров на расширение озоновых дыр». Да и вообще раскрыться мне очень тяжело, потому что я этого попросту не хочу. Никому. Тому же Жене.

Я снова перечитал первый абзац биографии писателя, который пытался прочитать всё то время, пока думал. Сосредоточиться абсолютно невозможно. Я закрыл учебник и положил на него голову. Она, почему-то, просто безумно болела. То ли из-за того, что половину ночи я пытался заснуть, так как привычку засыпать в 4 часа ночи во время учебы использовать как-то... Или из-за того, что впервые за недели 2 я напряг свои мозги, заставив их думать, а не только прохлаждаться. Хотя, думаю, оба мои предположения на данный момент оказались верными.

- С возвращением, - над ухом раздался до боли знакомый голос, и я тут же дрогнул от неожиданности. Не знаю, как мог не заметить чье-либо приближение.

Я вальяжно поднял голову наверх и встретился взглядом с бледно-зелеными глазами.

Да, Владислав, самое время для романтического описания ситуации. Но всё же.

Волосы Евгения на данный момент казались более уложенными, чем обычно. Да и светлее. Покрасился, что ли? Ему делать нечего? Да и постригся еще. Выбрил тонну волос с правой стороны, сделав асимметрию. И ухо пробил. 4 гребаных раза. Спасибо Зевсу за то, что еще и не накрасился. Нет, безусловно, ему это все просто прекрасно идет, но на такие кардинальные изменения за пару недель обычный Евгений был способен едва ли.

Хотя, кардинальное изменение - это смена правой ноги на вторую левую. Так чего мне пугаться, это же норма для современной молодежи.

А я прямо-таки человек довоенного времени, дедулька со стажем.

- Любуешься мной? Так сильно нравлюсь? - со свойственной только ему ухмылкой спросил Женя. Моя рука непроизвольно закрыла лицо, полностью выражая всё то, что я думаю об этой ситуации: что, черт возьми, он несет?

- Нет, ты мне, конечно, очень сильно нравишься, - произношу под удивленный взгляд друга, смакуя каждый слог, - но не настолько, чтобы тобой любоваться.

- И на этом спасибо, Владислав, - он уселся рядом со мной, подпирая щеку правой рукой и вглядываясь в моё лицо. Осталось пририсовать лазеры, и вы увидите самое глупое в истории убийство. Да пускай Евгений хоть в 253 раза красивее кактуса, из-за его лазеров я коньки отбросить просто морально не готов. Да и не хочется, почему-то.

- Не за что, дорогой, - парировал я, формулируя в голове следующий вопрос, который хотел бы задать этому бесстыжему блондину. - Зачем и когда ты осветлился под песца?

- Захотелось измен...

- Привлечь к себе ещё больше внимания, - прервал я его речь, заменив ответ на более подходящий. Женя сначала смешно насупился, собирая на переносице миллионы складок, а после слабо, но заметно кивнул.

Я открыл учебник литературы на случайной странице и попытался вырвать из текста хоть одно полезное мне на данный момент слово, пытаясь хоть как-то отвлечься от присутствия друга.

- Как ты? - разорвал тишину Евгений. При этом в его голосе я почувствовал некую... осторожность?

Знаете, вот эта вот осторожность с меня как будто чеку сняла. Нет, я не стал взрывоопасным. Просто крайне язвительным.

- Ты о чём? О моей руке или о своих словах? - я внимательно вгляделся в его бледно-зеленые глаза. Влад, перестань копировать описания из дешевых любовных романов.

- В общем.

- С рукой всё нормально, только вот ещё недельку писать не смогу, - еле улыбнулся я, поправляя левой рукой упавшую на глаза челку и создавая хоть какую-то видимость собеседника. Мне нравится моя прическа, но челка иногда нервировала, потому что я не особо люблю что-либо, заслоняющее обозрение. Особенно в данный момент, когда я внимательно изучал любую эмоцию, готовую вот-вот появиться на лице Евгения.

- Это хорошо, - он как-то прозрачно улыбнулся, ложась головой на парту и продолжая на меня смотреть. - А что на счет моих слов? - о, опустил взгляд, всеми силами стараясь изучать многочисленные трещинки на поверхности старого, побитого старшеклассниками и сыростью стола.

- Тебя что конкретно интересует?

- В смысле? - наконец-то посмотрел на меня, правда с легким недоумением, но хоть что-то.

- Тебя интересует, задели ли меня слова? Или тебе интересно, обиделся ли я на тебя из-за твоих слов? - развел я руки немного в сторону, олицетворяя каждый вариант ответа. Жаль, что на правой руке пальцы двигались в разы медленнее, чем на левой, а то я бы перебрал ими так же эффектно.

Мне кажется, или в каждой серьезной ситуации, серьезном разговоре меня расстраивает какая-нибудь мелочь, которая к делу совсем не относится. Даже не проверенным путем бразильских сериалов (троюродным братом старшего дяди 150-тилетней бабушки), а совсем никак не относится. Иногда и сам этому поражаюсь.

- Оба варианта, - как и ожидалось, Евгений сказал именно то, что не обидело бы меня и не заставило его соврать. Не умно, совсем не умно, потому что очевидно.

- На самом деле, ты выбрал второй, но всеми силами стараешься не показывать этого.

Женя молчит, вернувшись к рассматриванию лабиринта на старом, когда-то покрытом лаком столе. А я все так же смотрю на него. Если честно, мне сейчас абсолютно не обидно, да и не вижу причины надувать щеки. Только чувство какого-то раздражения, из-за того, что всё как всегда оказалось слишком, слишком очевидным. Всё одинаково. Настолько одинаково, что начинает откровенно бесить. Я невольно сжал кулак левой руки, но не настолько сильно, чтобы кому-нибудь это показалось угрозой.

- Так ты обиделся на меня?

Ура! Можно открывать шампанское! Я наконец-то получил долгожданный вопрос от горячо любимого мной Евгения. Радуюсь всеми фибрами души.

- С чего это мне обижаться? - с легкой усмешкой и напускным высокомерием в глазах. - Я уже по жизни привык не обижаться на тебя, потому что это попросту бесполезно. Ты же не белый и пушистый мальчик, который кинется ко мне с извинениями после очередного сказанного или сделанного, извини, дерьма. Ведь цель обиды - это получение определенного количества извинений, способных эту самую обиду потушить. А теперь, внимание, вопрос: зачем обижаться на человека, если заранее знаешь, что никаких извинений за сотворенный поступок от него не получишь? Бесполезная трата энергия и расстройство и так уже истощенной нервной системы. Да и вообще, зачем делать что-либо ради цели, которую ты никогда в жизни не способен достичь? Поэтому можешь успокоиться. Я на тебя никогда не обижался и в ближайшее время точно не буду. Мне и других проблем хватает.

Женя широко улыбнулся и посмотрел на меня со свойственным ему выражением лица, которого мне так не хватало уже довольно-таки длинный, если измерять муравьиными шагами, промежуток времени. Всё-таки любое моё едкое заявление на углубленное самокопание Евгения действовало получше всякого аспирина, что меня несказанно радовало. Уж пусть лучше мой друг получит от меня пару колючих слов, чем запьет или заест своё недовольство жизнью всякой дрянью.

- Слушай, а... - речь Жени прервал школьный звонок, со всей силы проезжая по моей голове. Обычно он не вызывал у меня никаких эмоций, но на данный момент я готов был включить режим «Халк, ломать», потому что головная боль была вовсе не пустым звуком. Иногда мне кажется, что звонок - это не сигнал об окончании и начале урока, а способ истребления больных людей из школы. Действует практически как «Циклон-Б», только быстрее и легально. Ах вы, засранцы из правительства, неотменившие школьный звонок, пару десятков волдырей вам на ногу!

Зря ты так про правительство, Влад, зря, зря, зря.

- Да, я слушаю, - уже шепотом оповестил я Женю, так как Елена Сергеевна принялась записывать на доску тему сегодняшнего урока.

- Ничего, - он широко улыбнулся. - Я и так знаю ответ на тот вопрос, который хотел тебе задать.

- Тогда ладно, - безразлично хмыкаю и перевожу взгляд на преподавателя, уже оживленно что-то объясняющего. Конечно, он объяснял не что-то, а тему сегодняшнего урока, но для остальных она была чем-то, ибо не привлекала внимания, если не считать пару-тройку кое-как пытающихся учиться людей. Мне вот, например, даже тему прочитать лень, поэтому разберу её дома. Но сделать вид внимательно слушающего человека я просто обязан, чтобы потом не отхватить щей и не потерять данные мне в связи с тяжелым положением привилегии. Правда, словосочетание «тяжелое положение» ассоциируется у меня со взрывом на АЭС. Я считаю, что это вполне актуальная в настоящее время ассоциация.

Да и всю ситуацию в современном мире можно охарактеризовать одним лишь словосочетанием: тяжелое положение.

***

На уроках я играл роль внимательной мыши, таким образом отнимая у учителей любую возможность задать мне вопрос относительно темы урока, так как обычно спрашивают либо шумных, либо невнимательных, либо шумных и невнимательных. Вот так вот. Евгений решил последовать моему примеру, поэтому мы всё время молчали, изредка переглядываясь и слегка улыбаясь друг другу. Он записывал некоторый нужный материал из речи учителей, так как 80% информации, которую они старались нам преподнести, являлось пустым звоном. А я пальцами левой руки неумело перебирал то ручку, то карандаш, подпирая правой рукой уже ставшую красной щеку. Если бы только правая рука к этому моменту уже полностью восстановилась, я бы смог умело перебирать, а не как курица лапой. Хотя... Если бы у меня сейчас работала правая рука, то я бы писал конспекты. Неужели в этой жизни совсем не существует счастья?

На переменах мы выходили на улицу. Рядом с Женей сразу же собиралась группа людей, и при этом на каждом перерыве она была другой. Одни что-то громко щебетали, другие звали куда-то с ними пройти, третьи просто откровенно вешались на него, но каждый раз парень в определенный момент обрывал с ними разговор и переключался на меня, из-за чего во мне уже просверлили огромное количество отверстий. Ох уж эти собственники, не завоевавшие человека, но уже считающие его своим. Я вот, например, имею право быть собственником, так как Евгений всегда принадлежал, принадлежит и будет принадлежать только мне. Иначе он бы не находился сейчас здесь, рядом со мной.

За то время, что я безвылазно просидел дома, температура воздуха резко подскочила вверх. Теперь можно было спокойно выходить из дома без куртки, так как никаких изменений в погоде пока не наблюдалось. Солнце не стремилось поджарить спешащих по улицам людей, словно яичницу, поэтому я впервые мог описать всё то, что творилось на улице лишь одним словом: «тепло». Только иногда дул приятный ветер, скользя по коже и не заставляя её покрываться миллиардами неприятных мурашек, развевая волосы, сливаясь с воздухом вокруг. Наконец-то и на моей улице перевернулся грузовик с пряниками, так как именно такую погоду я и жду каждый год, а после радуюсь, когда она приходит. Безумно люблю весну хотя бы уже за то, что она не напрягает. И за то, что могу не носить треклятые куртки, шапки, сапоги, перчатки, ботинки. Ненавижу какую-либо тяжелую одежду. Поэтому то, как я сейчас одет, просто грело мою душу: черный слегка приталенный пиджак с рукавом на 3/4, белая рубашка с закатанными рукавами, застегнутая под горло, черные зауженные брюки и такого же цвета армейские кеды. Образ завершали очки в черной оправе, маленький черный рюкзак за спиной и тонкая серебряная цепочка на правой руке. Не скажу, что являюсь самовлюбленным человеком, но я всегда считал себя конфеткой. Вот так вот.

«Оскара» мне, господа, за скромность, пока не умер от неё.

Евгений же предпочитал надевать свитшоты, которых у него просто огромное количество, узкие джинсы и кеды разнообразных цветов. Сейчас на нём был свитшот бледно-зеленого цвета с серыми рукавами, серые кеды и голубые узкие джинсы, слегка потертые на коленках. Еще в глаза бросалось правое ухо, ибо оно представляло собой своеобразное кладбище: все четыре сережки были в форме креста. Такое чувство, что у меня украл, так как такими мрачными вещами обычно промышляю именно я.

Но даже так, мы слишком разные внешне, что не мешает нам спокойно разговаривать, переходить на смех и игнорировать случайные взгляды окружающих.

Вот только есть одна проблема: пускай я так хорошо общаюсь с Женей, окружающие всё равно меня не любят. Не любят из-за того, что я следую за ним, копирую его вкусы, увлечения. Они называют меня его подделкой только из-за того, что я хочу удержать этого парня рядом с собой хотя бы на короткий промежуток, но вместо этого получаю практически все его свободное время.

Но я просто не могу иначе, ведь мой характер и образ жизни не могут стать предметами чьего-либо восхищения и подражания. Поэтому я и пытаюсь удержать Евгения рядом с собой именно таким мерзким способом.

Хотя, и ежу понятно, что этот парень уделяет мне всё свое не время не потому, что я копирую его, а потому, что он нашел во мне что-то, что его восхищает. Нормальный человек меня бы просто игнорировал, а Женя - типичный представитель ненормального человека, поэтому он определенно что-то во мне нашёл.

Только вот... Что?