Заголовок
Текст сообщения
Глава 15. Ход белых.
Продолжение.
Наташа принесла высокую напольную вазу, в которой вымачивались больше десятка прутьев умеренной длины. Веревка нашлась в одном из ящиков комода. Сергей поставил рядом со скамьей стул для Наташиной одежды. В принципе, все было готово для предстоящей экзекуции.
Наташа несмело подошла к Мужу и… прижалась к нему. Сергей обнял ее гибкое тело. Наташа коротко поцеловала его в шею и чуть отстранилась, внимательно глядя ему в глаза.
- Сережа! – Наташа была удивительно серьезна. – Я могу тебя попросить?
- О чем угодно, - он столь же серьезно посмотрел ей в глаза.
- Будь сегодня жестоким. Это важно, - тихо, но внятно произнесла она. – Пойми, я не настолько нежное создание, как это кажется на первый взгляд. Не жалей меня. Не смягчай удары, когда я буду кричать. Не верь мне, если я запрошу пощады. Поиграй лозой с моим телом. Прочувствуй, как я буду отвечать на твои удары. Властвуй надо мной. И попробуй получить удовольствие от Власти.
- Я постараюсь! – шепнул ей на ушко Сергей и поцеловал это нежное ушко для пущей убедительности.
Наташа отстранилась. Отошла на шаг назад, поклонилась, и четко произнесла:
- Господин Экзекутор! Вам поручено исполнить Приговор о моем телесном наказании. Я в Вашем распоряжении.
- Сударыня! – обратился к ней Экзекутор, - Вам назначено суровое телесное наказание. Как вы себя чувствуете? Нет ли жалоб? Способны ли вы вынести, то, что Вам определено?
- Я в добром здравии, - ответила Наказуемая, - Полагаю, исполнить наказание вполне возможно. Ни причин, ни поводов для отложения экзекуции я не имею.
- Рад Вашей смелости, - одобрительно покачал головой Экзекутор. – Тогда начнем!
Экзекутор на секунду замолчал, испытующе глядя на молодую Женщину, готовую отдаться в его Власть. Наказуемая, не выказывая никаких признаков страха, стояла и ожидала распоряжений. Оценив решительность своей визави, Сергей (Он совсем почувствовал себя субъектом иного времени, готовящимся высечь Женщину иной эпохи!) продолжил:
- Вам назначено сто розог. По традиции, наказание производят по обнаженному телу, поэтому Вам придется раздеться полностью. Одежду будете складывать на стул. Для надлежащего поведения с Вашей стороны во время экзекуции, Вы будете привязаны к скамье. В ходе экзекуции Вам позволено кричать. Сечение будет производиться в один прут. После каждых десяти ударов прут будет заменяться. Есть ли у Вас вопросы или просьбы?
Наташа отрицательно покачала головой.
- Приступим, - обозначил начало наказания Сергей. – Подойдите к стулу.
Наташа прошла к указанному месту и повернулась лицом к Сергею.
- Снимите юбку! – приказал Экзекутор.
Наказуемая расстегнула застежки, спустила юбку вниз, вышла из нее и аккуратно сложила одежду на стуле. Выпрямилась и встала, полуодетая, ожидая дальнейших распоряжений. Из под белой кружевной блузки спускалась нижняя белая юбка из плотного шелка, доходившая молодой Женщине почти до щиколоток.
- Снимите блузку! – последовал очередной приказ.
Наташа отстегнула брошь и положила ее к уже сложенной одежде. Расстегнула кружевное одеяние, сняла его и положила на определенное для одежды место. Под блузкой оказалась нижняя рубашка, поверх которой упомянутая нижняя юбка и была надета.
- Снимите нижнюю юбку! – несколько озадаченно приказал Сергей. Ему и в голову не могло прийти, что для торжественного наказания Наташа нарядится настолько аутентично.
Наташа послушно развязала завязки, и через некоторое время очередная деталь старинного туалета последовала за предыдущими. На молодой женщине осталась нижняя рубашка, из под которой виднелись панталоны, а также чулки и высокие ботинки, глядя на замысловатую шнуровку которых армейские «берцы» тихо плакали в сторонке.
Н-да… Руководить раздеванием особы, наряженной по модам былых времен, оказалось достаточно сложно. Последовательность предполагаемых команд пришлось пересмотреть, поскольку в указанной ситуации снимание панталон оказывалось невозможным.
- Разуйтесь! – наконец, нашел что сказать незадачливый Экзекутор.
Наташа, изящно нагнувшись (а она все вышеуказанное делала изящно, как будто всю жизнь упражнялась в одевании и снимании столь непривычных современным Женщинам предметов туалета!), на удивление быстро развязала шнурки. И вскоре роскошные предметы сапожного искусства оказались около стула, совершенно отдельно от Владелицы, замершей в готовности исполнять «приказной исторический стриптиз» в темных чулках, судя по всему тоже вполне аутентичных.
Сергей начал задумываться, что это было, «тест» на знание исторического костюма, или изысканное издевательство, с целью довести его до белого каления перед церемонией сечения, чтобы изгнать из его головы всяческие мысли о милосердии. Кстати, судя по всему, второй вариант вполне себе действовал. Желание «спустить шкуру» с очаровательной Шутницы становилось все тверже.
- Снимите панталоны! – распорядился Экзекутор.
Наташа столь же изящным жестом приподняла сзади нижнюю рубашку (к Сергею она стояла лицом), развязала тесемки и аккуратно спустила панталоны, в начале до колен, а потом и до щиколоток. Вышла из них, положила их на кучку снятой одежды. И все это умудрилась проделать, ни разу не продемонстрировав того, что было под снимаемым интимным элементом старинной одежды. Обнажаемое тело осталось скрыто ниспадающей рубашкой. Красиво и волнующе в своей изысканной стыдливости.
К счастью, корсета или чего-то иного, подобного, Наташа не надела. То ли Дамы времен «ар-нуво» такого уже не носили, то ли очаровательная любительница «исторического стриптиза» сочла это не принципиальным.
- Снимите чулки! – приказал Экзекутор.
Наташа развязала подвязки (никаких резинок!) и аккуратно спустила чулки до щиколоток. Сняла их, положила на место, и, уже босая, замерла в ожидании приказа полностью заголиться.
Сергей отметил, что его шаловливая Возлюбленная возбуждена происходящим. Несмотря на внешнее спокойствие ее лица, напряженные соски изящных грудей, проглядывавшие через тонкий шелк нижней рубашки, показывали ее настоящее состояние. Некоторое время он откровенно любовался ею, после чего приказал:
- Снимите рубашку!
Наташа, заведя руки накрест за спину, одним движением сняла с себя тонкий шелк, сложила последнее одеяние на стул и встала в свободной, ненапряженной, но и не развязной позе, ничуть не стесняясь, не прикрывая ни грудь, ни треугольник темно-русых волос в изножье. Сама естественность.
Сергей с удовольствием окинул взглядом ее гибкое тело, и отдал следующий приказ:
- Ложитесь!
Наказуемая подошла к скамье и грациозно легла на лакированное дерево, не позволив себе ни единого некрасивого, «срамного» движения. Ножки вместе, руки вытянуты вперед, крупные, изящно очерченные груди коснулись напряженными сосками деревянной поверхности, а потом приплюснулись под собственной тяжестью женского тела. Лицо Жены повернуто к Сергею. А в глазах Шалуньи ни малейших признаков испуга. Только что не подбадривает, дескать, не трусь, Муженек, помаши лозиной, распиши задницу!
Сергей взял толстую веревку и примотал вытянутые вперед руки Наташи к скамье. Потом провел веревку под скамьей. Притянул Жену тремя оборотами к скамье за поясницу. Проведя веревку еще дальше, крепко примотал к скамье, чуть выше щиколоток, прекрасные ноги. Закрепив привязь, отошел в сторону, оценил красоту лежащей Женщины.
Бросил взгляд на стол, где он заранее выложил кучу предметов, могущих пригодиться по ходу предстоящей Экзекуции. От графина с водой и пузырька с «нашатыркой», до влажных салфеток для протирания кожи Наказываемой. Все на месте.
Потом вынул из напольной вазы прут, пропустил его сквозь кулак, чтобы снять излишнюю воду. И понял, нет, всем существом своим ощутил сущность происходящего между ними сейчас.
Он Муж, Она Жена. Он властвует, Она покорна, хотя… Именно Она своей покорностью ведет его по пути наслаждения. То есть Власть Мужа, объявленную Ею «неограниченной», направляет именно Она. Даже сейчас, привязанная, лежа на скамье. Готовая ответить за свои «прегрешения», откровенно говоря, никому не важные, не имеющие никакого значения, после всего произошедшего с ними и между ними.
Сергей ощутил, что эстетика «добрых старых времен», на которую его, похоже, всю дорогу настраивала Наташа, что-нибудь да значит. Это было совсем не то, что вчера, когда он без особенного желания выхлестывал плетью по спине Жену за весьма неоднозначную провинность, которую многие оставили бы и вовсе безнаказанной. Сейчас ее хотелось. И сечь, и просто…
Вид распростертого в своей покорности женского тела, особенно изящно округленных молочно-белых ягодиц, возбуждал Желание. Странное Желание «овладеть» этим телом посредством розги. Гибкая лоза должна была стать своего рода органом осязания. Продолжением руки Секущего. Сергей понял, что через упругую гибкость прута должен ощутить ответные движения вздрагивающей от ударов плоти Секомой. Оставлять на белой коже красные рубцы. Вызывать по своему Желанию ее крики и стоны, судорожные, по своему эротичные, ответные движения половинок зада, ног, спины…
Да, в этом с лозой ни плеть, ни ремень, ни даже хлыст не сравнятся. Ощущения «обратной связи» будут другими. И специфическая, понятная весьма немногим ценителям, жуткая для непосвященных красота Сечения женского тела, именно в отношении возлежащей на деревянной скамье обнаженной Женщины, воспринимается наилучшим образом. Хотя, «Каждому свое…».
- Ты готова? – личным обращением «на ты» Сергей резко сменил психологическую дистанцию, обозначив, что теперь игры закончились, и начинается то настоящее, к чему они готовились.
- Да, Любимый, - просто ответила его Возлюбленная, принимая его личную Власть над собой.
- Тогда начнем, - серьезно сказал он. – Считать не нужно. Каждым прутом я нанесу тебе десять ударов. Потом прут будет выложен перед тобой. Когда наберется десять прутьев, наказание закончится.
Наташа безмолвно кивнула. Волосы упали ей на глаза, и Сергей, нагнувшись, поправил прическу Возлюбленной, убрав их с ее лица.
Потом взмахнул розгой. Ивовая лозина свистнула в воздухе, и с размаху опустилась на нежную кожу, звонко щелкнув, и разделив половинки зада на две части, верхнюю и нижнюю. Наташа вздохнула, но смолчала, только судорожно сжала ягодицы.
Сергей не ошибся. Упругое касание легкого прута к телу Женщины дарило особое ощущение. Власти… Силы… Обладания… Ему стала понятной эта смешная манера пресловутых Верхних гладить прутом тело своих Дам и обозначать легким похлопыванием место будущего удара. Впрочем, ему захотелось иного, и он легонько провел прутом назад по вздувшейся красной полосе. «Оттяжка» вызвала у Наташи вздох, и Сергей решил себя сдерживать. Не стоит рвать до крови тело Любимой. Тем более, что ударов ей предстоит еще ой как много…
Красная полоса четко, как экватор, разделила округлый зад молодой Женщины. Сергей взмахнул рукой и ударил чуть выше, ближе к спине. Без «оттяжки», просто сверху, с размаха положил лозину. Хлесткий звук, резкий стон Наташи, тело мягко колыхнулось. Аккуратно убрав лозу, Сергей оценил краснеющий след.
«Вот так и нужно! » – пронеслось у него в голове. – «Красиво! »
Обычный человек вряд ли оценит специфическую эстетику контраста белой кожи и красных следов. Но Автор уверен, что Уважаемые Читатели поймут и простят мысли нашего Героя.
Сергей снова взмахнул лозой. Ивовый прут со свистом впился в мягкие полушария чуть ниже первой полосы. Стон Наташи был протяжнее, чем два предыдущих вздоха. Еще два удара он положил по очереди выше и ниже обозначенного на ягодицах Жены «экватора», стараясь обозначить красные следы на белых, еще не затронутых ударами местах. Стоны Наташи стали более прерывистыми.
Отсчитав пять ударов, Сергей перешел на другую сторону скамьи, чтобы возможные захлесты ивовой лозы ложились на кожу Секомой равномерно.
Шестой удар был нанесен по самой верхней части ягодиц. Сергей визуально обозначил для себя границу, выше которой решил на очаровательно исполосованном заду следов не оставлять. Небольшой перерыв пошел Наташе на пользу. Его Возлюбленная собралась с силами. Стон, который она издала, был негромким, но чувственным. Седьмой раз лоза оставила след в изножье, в том чувствительном местечке, где округлые ягодицы Жены переходили в бедра. Наташа вся дернулась, и чудом сдержала крик, часто задышала, превозмогая жгучую боль. Сергей дал ей отдышаться, и только тогда нанес восьмой удар чуть выше. Снова стон его Любимой. Хотя этот удар был не столь чувствителен для нежного женского тела. Еще два удара Сергей снова безжалостно обрушил на верхнюю часть ягодиц, выше первоначально обозначенного яркого красного следа. Впрочем, теперь этих красных следов было много. Ягодицы его Жены были эффектно расписаны «в полоску».
Наташа по-прежнему держалась достойно. Сергей, не торопясь, осмотрел результат своих действий и остался доволен. Как это ни жутко прозвучит, все выглядело весьма эстетично. И поведение Наташи было безупречно.
Несмотря на энергичные, хлесткие удары Сергея, его Возлюбленная выдержала «первый прут» без крика. Это придавало возбуждению, охватившему его с самого начала Наказания, странный оттенок гордости за свою Жену. Происходящее виделось изящной Игрой в Боль с женским телом. Прекрасной Игрой. Эстетичной.
Сергей молча положил прут рядом со скамьей, так, чтобы Наташа видела промежуточный счет экзекуции. Не стал ничего говорить, чтобы не сбивать ее решительного настроения, безусловно, нужного ей сейчас, для поддержания духа. Просто не торопясь, давая Наказуемой собраться с силами для продолжения порки, перешел обратно, на другую сторону скамьи. В голове промелькнула искаженная до своеобразного «тематического» юмора фраза Дарта Вейдера «Переходи на другую сторону, Люк! ». Сергей тихонько, одними губами, чтобы Наташа не услышала, и не обиделась, не приняла за насмешку над ее вынужденной беспомощностью, улыбнулся. Потом вынул из щедро заготовленного его Возлюбленной, не связанного в одну розгу пучка, торчавшего из изящной напольной вазы, второй крепкий прут, с усилием протащил его через кулак. Примерился и стегнул Наташу по уже исполосованным красным ягодицам, начав мысленно отсчет второго десятка ударов.
Наташе пришлось нелегко. Изящно поддразнив своего Возлюбленного «историческим стриптизом», она красиво возлегла на скамью, приняла на себя путы, притянувшие ее руки, талию и щиколотки к деревянной поверхности, постаралась расслабить все тело, особенно ягодицы, которые, как она была уверена, станут основным объектом внимания ее Супруга и хлесткой лозы, которую он взял в руки.
Легко было сказать: «Властвуй надо мной. И попробуй получить удовольствие от Власти! » Труднее, гораздо труднее эту Власть над собой вытерпеть. И вытерпеть достойно.
Опять таки, что значит «достойно» применительно к специфической процедуре телесного наказания? «Достойно» это как? Где грань «достойного» и «недостойного» поведения в ситуации причинения одним человеческим существом, почему-то возомнившим, что оно «право имеет», другому человеческому существу, по каким-либо причинам подчинившемуся первому, физической боли и морального страдания? Кстати, правильнее «аморального», ибо Современный мир, в основном, отвергает подобные экстремальные проявления чувственности. И кто здесь вообще, «достойный» и «недостойный»?
Можно ли считать «достойным» Верхнего, полосующего до крови Женщину, кричащую и молящую о пощаде? Или считать, что «недостойно» не его поведение, высекающее из обнаженного женского тела отчаянные крики, а, собственно, сами эти крики, отражающие страдания ее плоти, которые портят эстетику «сейшна»?
А если эти крики, пусть и искренни, но не содержат заранее согласованное между взрослыми людьми, предающимися «жестоким играм», «стоп-слово», которое должно остановить истязующую руку? И Женщина сознательно это слово не использует? А если от Боли в ее голове все помутилось, и она его забыла? Когда должна остановиться рука Верхнего?
Вопросы… Вопросы…
Впрочем, подобные абстрактные мысли вовсе не занимали нашу Героиню, когда она заняла вожделенное (действительно вожделенное, ибо она того хотела!!!) место на скамье. Откровенно говоря, Автору легче принять Выбор Героини, чем понять ее. В чем сладость боли, к которой ее тянуло? В том ли, что она будет получена из рук Любимого Человека? А что, ласки от рук того же Любимого Человека ее уже «не греют»? Греют, и еще как! Но ее тянуло и к жутковатой ситуации телесного страдания от тех же рук. И мысли о «достойном» поведении для нее означали вполне конкретное значение. Выдержать назначенное, терпеть, сколько будет возможно, без криков. А после того, как жестокими усилиями Мужа она «подаст голос», что Героиня принимала как неизбежное, хотя бы не запросить пощады. Вот и все. Все просто. На словах, в мыслях и намерениях. Но Героиня уже имела опыт предыдущего дня, когда боль от ударов плети по спине казалась нестерпимой, а давящие на ее Личность обстоятельства Наказания буквально «пригибали» ее Волю и заставляли отчаянно кричать. Впрочем, она надеялась, нет, не на снисхождение Мужа, этого она бы сама не потерпела, а на то, что боль от розог окажется иной. И «место применения» тоже «смягчит» ощущения.
В чем-то Наташа угадала, в чем-то ошиблась. Боль была иной. Совсем иной. Жгучей, острой, колючей… И, как ни странно, поначалу почти терпимой. Сергей не спешил, не вырывал из ее груди отчаянных захлебывающихся криков, учащая удары (а ведь мог же, мог!!!). Сек не спеша, давая ей возможность прочувствовать каждое жгучее прикосновение лозы, ощутить «послевкусие» удара, перевести дыхание, и не превратить стон в крик. Почему-то, стоны не казались ей чем-то постыдным. Ей хотелось удержаться на этом, но терпеть острые всплески боли в секомых ягодицах было все труднее. Жжение усиливалось, и новая волна жгучей боли заставляла ее стонать все резче и громче. А когда лоза попала по чувствительному месту, между ягодицами и бедрами, Наташа чуть не сломалась. Боль была О-О-ОЧЕНЬ жгучая, ТАМ обожгло так резко, что слезы волной залили глаза. И все же она удержалась. Не закричала, сдержала рвущийся из груди вопль. И оставшиеся лозы «первого прута» она почти не почувствовала.
Потом была сладостная пауза, когда всплески боли сменились жжением от полученных розог на вспоротой коже. Это поначалу ощущалось как блаженство. Ну, почти блаженство. А потом жжение усилилось, и стало куда ощутимее.
Она боялась, что Сергей заговорит с ней. Похвалит за терпение. Тогда бы точно разревелась. А он… То ли почувствовал, то ли знал, что нельзя, только молча дал ей отдышаться, сменил прут, положив истрепанную лозу так, чтобы она ее видела, в знак «засчитанного» десятка ударов, и встал, приготовившись снова ее сечь.
Наташа попыталась снова расслабить сеченное тело. Не получилось. Жжение от первой «порции» розог мешало контролировать мышцы. И она приняла первый удар второго десятка на напряженный, округлившийся зад.
Боль была жуткая. Наташа «забила», «заерзала» настеганным задом, отозвавшись на жгучее прикосновение розги смесью шипения и стона.
Сергей сделал паузу, подождав, пока Секомая успокоится и перестанет вырываться. Наконец, она затихла. Странно напряглась, как будто в ожидании продолжения мучений.
И мучения последовали. Сергей не торопясь, давая ей отдышаться после очередного взмаха лозы, очередного «взбрыка» телом, очередного то ли стона, то ли крика, наносил удары по ягодицам, где красные полосы сливались в сплошное настеганное пространство. Было все больнее. Крохотный перерыв наказания, связанный с очередным переходом Мужа на другую сторону скамьи, Наташа даже не заметила. От ударов она уже издавала звуки на грани стона и крика, но от воплей «в голос» ее еще удерживало упрямое желание казаться терпеливой. Но этому терпению уже подходил конец. Восемнадцатый, девятнадцатый, двадцатый удары заставили Героиню Повествования скорее кричать, чем стонать. И пауза, вызванная сменой прута, стала желанным мигом прострации, когда Наташа уже просто ничего не чувствовала, как-то «загрубив» свои ощущения. Или привыкнув к боли.
И снова свистит лоза, вызывая в истерзанных, вспухших ягодицах вспышки зудящей боли. Чтобы отвлечься, Наташа про себя считает удары. Двадцать один… двадцать два… Двадцать три… Милый! Зачем! Ты! Так! Больно! Отрывистые мысли проносятся в голове в такт неторопливым, вернее, кажущимися неторопливыми самому Сергею, ударам. Еще жгучий всплеск боли, заставляющий Наташу почти кричать… И еще… И…
Наташа, снова не заметив, как Муж менял позицию после пятого удара, очнулась, только увидев, как он кладет третий измочаленный прут на пол.
Тридцать. Выдержала. Молодчина!
А сколько еще?...
Ах…
Сергей, по-прежнему молча, положил прут на пол, взял новый, взмахом стряхнул капли воды… А дальше… Не смог ударить. Смотрел на свою Любимую, со странной смесью восхищения, нежности и сострадания разглядывал настрадавшиеся от его руки ягодицы, и понимал, что дальше ТАМ хлестать не следует.
А где? Какая часть прекрасного тела примет Эстафету Боли?
Встал на колено около скамьи. Молча, нежно провел рукой по плечам Возлюбленной. Наташа, почувствовав эту молчаливую ласку, вся затрепетала. Жжение и боль в исстеганных ягодицах ушли куда-то далеко-далеко… Она не помнила, сколько мгновений это продолжалось. Потом…
Потом ее пронзила мысль. Он обозначает место, по которому будет сечь ее сейчас. Молча просит прощения за то, что ударит здесь.
Хотелось закричать: «Нет! Нет! Не надо!!! »
Стиснула зубы и промолчала. Его Власть. Его Право. Обещала терпеть. ТЕРПИ, дрянь!
Наташа не заметила, как произнесла эти слова вслух.
Сергей не удивился. И не ответил. Просто продолжал гладить ее плечи, добиваясь, чтобы Наташа расслабила тело. Постепенно, ее плечи опустились, руки стали не такими напряженными. Дыхание выровнялось.
Пора. Сергей поднялся, и, примерившись, снова взмахнул прутом.
Лоза «спела» и со звонким хлестом обожгла плечи молодой Женщины. Наташа взвизгнула, дернувшись всем телом, резко вскинув голову с искаженным лицом и зажмуренными глазами. Светлые волосы на секунду закрыли пространство, предназначенное Мужем для продолжения экзекуции. Сергей мягко погладил ее по растрепанным волосам и убрал их со спины Возлюбленной. Подождал, пока Наташа успокоится, и снова ударил, только уже чуть ниже, ближе к лопаткам. Наташа снова издала отчаянный визг. Боль была нестерпимой, поскольку до конца расслабить мышцы ей не удалось. Сергей взмахнул лозой еще и еще раз. Вопли Наташи звенели в его ушах.
Тридцать пятый удар заставил Наташу отчаянно дернуться. Молодая Женщина захлебнулась своим криком. Сергей снова опустился на колено и попытался мягкими поглаживаниями, не касаясь свежих красных полос, успокоить ее. Гладил плечи, шею, волосы… Наташа повернула к нему заплаканное лицо. Сергей вынул из кармана платок, и провел по ее глазам, щекам… Но от этой ласки Наташа как-то зло посмотрела на него, и Сергей убрал платок.
Пауза, вызванная болезненной реакцией Наташи, затянулась. Сергей встал и обошел скамью. Наташа проводила его недобрым взглядом. Он не смутился. Боль есть боль. И его Жена имеет право злиться на того, кто ее причиняет. Злость может быть источником Силы. И он не вправе осуждать ее за то, что она прибегла к столь неприятному источнику.
На самом деле, Наташа не злилась на него. Вернее, злилась не столько на него. Еще точнее, не только, и не столько на него, сколько на себя. Ей было стыдно за крики. Стыдно, что не смогла сдержаться. Обидно, что Сергей «выхлестал» из нее вопли так рано. Обидно, что Муж слышал эти взвизги, и поспешил осушить ее слезы, увидев ее слабость. И ее взгляд был вызван желанием хоть как-то противостоять ситуации, когда и стыдно, и больно… И страшно… Страшно, что это не конец столь болезненной части экзекуции.
Сергей взмахнул лозой и снова отпечатал красную полосу на нежном женском теле. И, не обращая внимания на продолжившиеся крики, размеренно нанес по верхней части спины своей Возлюбленной, до чуть угловатых кончиков лопаток, оставшиеся до смены прута удары.
Все. Сорок ударов отсчитаны. Сорок вспышек Боли прочувствованы. Сорок стонов, криков, воплей исторгнуты из Души и Тела Секомой. Четвертый истрепанный прут аккуратно выложен перед Наташей. Молодая Женщина всхлипывает и не смотрит на видимые свидетельства «засчитанной» части Наказания. На ягодицах виден сливающийся набор краснеющих полос. На боковой части зада виднеются столь нежеланные, но почти неизбежные красно-синие точки захлестов. От плеч до лопаток ярко красным «сияют» свежие полоски от розог.
Красное на белом теле плачущей Женщины… Странная иллюстрация Боли.
Странная?
Странная.
Страшная?
Пожалуй. Слабонервным такое лучше не смотреть.
Прекрасная?
Как сказать… Красная, это уж точно…
Хотя и белого, несеченого вполне себе хватает. Есть где разгуляться розге…
Контраст цветов и гармония Слез.
Эстетика…
Жуть…
Происходящее все больше напоминало Спектакль Жестокого Театра.
Для Чего?
Для Кого?
Зрителя в Зале нет. Ну не считать же Зрителем бездушный взгляд видеокамеры, бесстрастно фиксирующей происходящее?
Судя по всему, Жестокий Театр может обходиться и без Зрителей. Как называется Ритуальное Шоу, где грань между Зрителем и Участником Действия стирается, становится неразличимой. Где важен уже сам процесс Действия «Акторов», «Действователей»?
Правильно, Мистерия.
А в чем ее Суть?
Тому, кто участвовал и ощутил происходящее, через зрительные, слуховые, осязательные рецепторы и еще тысячей разных понятных и не понятных способов, объяснять не нужно. А иным-прочим бесполезно.
Все больше ощущая себя участником странного Действия, где Сценарий написан, и вся Партитура Спектакля определена давно и не им, Сергей, вооружившись свежим прутом, занял исходную позицию. Теперь он хотел пройтись лозой по ляжкам Секомой. Он знал, что это тоже очень больно, но пытался дать еще небольшую передышку коже на Наташиных ягодицах. И вообще, в этой истязательной Мистерии он наметил Антракт, перерыв в середине жуткого Спектакля. Очень хотелось доиграть Первое Действие без крови…
Было почти больно. Ее хлестала лоза по нежной, чувствительной коже, Его по обнаженным нервам «стегали» отчаянные крики наказываемой им Женщины.
Он хотел смягчить удары и… Не мог.
Обещал, что будет жестоким. И стал им.
С другой стороны, обещал получить удовольствие. От Власти, боли Подвластной, ерзаний страдающего женского тела, и… Не получил. Страдание Любимой он воспринимал почти как свое.
Внезапно, что-то изменилось в его эмоциональном восприятии происходящего. Сознание стало в доли секунды равнодушным, как к этим новым ощущениям «задевания» за напряженные нервы криками Наказываемой, так и к столь вожделенным прежде волнующим зрелищам и ощущениям Церемонии Сечения.
Сергей видел вспухающие на нежных ляжках Возлюбленной свежие красные полосы. Слышал отчаянные крики Секомой. Замечал трогательно-смешные попытки Наказываемой вырваться из пут, видел, как «играет» телом его Любимая, пытаясь спрятаться, уклониться от жгучих поцелуев лозы. И уже не чувствовал того сладкого возбуждения, которое охватило его сегодня с первых взмахов розгой. Отстранился от чувств. Стегал как автомат, как странный аппарат с бредовым названием «спанк-робот», работу которого он как-то видел в Сети. Бездушная железка с куском электрического шнура на конце механической руки. Запрограммированная на дозированные хлесткие взмахи, рассчитанные так, чтобы следы от ударов не пересекались.
Выше – ниже.
Здесь – там.
Еще и еще…
Пять ударов с одной стороны скамьи.
Кричит?
Нормально.
Не спешить. Так. Меняем позицию.
И здесь еще.
Раз… Два… Три… Четыре… Пять…
Закончили.
Пятый истрепанный прут Сергей положил поперек первых четырех, как бы зачеркнув первую (еще первую!!!) часть Наказания.
Вам необходимо авторизоваться, чтобы наш ИИ начал советовать подходящие произведения, которые обязательно вам понравятся.
Глава 15. Ход белых. Окончание.
Антракт.
Исхлестанная обнаженная Актриса, Примадонна Жестокого Театра, дрожа, всхлипывает на скамье.
От плеч до лопаток, от верхней части ягодиц и почти до середины бедер ее тело исстегано, отполосовано красным.
Главная Роль всегда зрелищна, но не всегда приятна для того, кто ее исполняет....
«С Почином! Мужики! »:
... В застеклённой наглухо, но насквозь просвечиваемой солнцем в закате, веранде пристроенной к Добротной рубленной брёвнами в два обхвата и в 2 этажа- избе, с камином в гостиной.
…На столе в деревянной плошке лежали Запечённые Форельки- политые выжатым лимоном, ещё со свежим ароматом копчености и даже слега покрывшейся сверху капельками рыбьего жира, выловленные компанией еще на рассвете, под лучами всходящего солнца, в устье реки на повороте. Под полотенцем в миске из бе...
1. 60. глава пятьдесят пятая
Книга первая. Первый день.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
Звездная болезнь. Школа гладиаторов: беготня за скорыми поездами и наркотики. Большой спорт: главное выгодно запродаться! О том, что такое настоящая любовь публики, ее восторг и как это помогает в жизни и спорте. Панибратство с великими....
Сидел я на скамейке у дома, смотрел в небо и думал о насущном… Как вдруг с двух сторон напрыгивают две малолетки и давай с меня одежду сдирать! Я покорно отдаю, всё равно старая, потёртая… думаю, лишь бы в живых оставили! А они как закричат хором:
- На хрен нам твои шмотки! Мы целых два дня мужика не видели! Нас мама дома запирала!...
Моей любимой Идойе Дуранте
- Не розумию, - рубанул в искаженные злобой завоевательной тактики новорожденного ислама лица частью языческих, частью - ариан, но в большей степени - правоверных католиков басков мужественный лазутчик Шарлеманя Гриц, шатаясь Урбанским под тычками пиками у знаменательной глыбы Ронсеваля, вконец запутавшись. Спосылая его в разведывательно - диверсионный рейд по землям Басконии, святой в дальнейшем Ансельм строго - настрого велел не перепутать Анфису с Раисой...
Комментариев пока нет - добавьте первый!
Добавить новый комментарий