Мои женщины Июнь 1963 До востребования. Из книги Женщина заставляет дрочить

Мои женщины. Июнь 1963. До востребования.

Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

Иллюстрация из открытой сети Интернет.

Актриса: Флорентина Мосора.

Кадр из кинофильма: «До востребования» («Post-restant»), Румыния, 1961, режиссёр: Георге Витанидис, сценарист: Октавиан Сава, операторы: Николае Джирарди, Аурел Костракиевич, композитор: Генри Малинеалу.

Продолжение главы «Мои женщины. Июнь 1963. Фея турбазы на Оке».

- Здравствуйте, - приветливо обратилась к нам наша новая соседка по столу в столовой. – Меня зовут Валентина, а вас как зовут?

Мы по очереди представились ей – сначала папа, потом мой старший брат, а потом я.

- Чудесно, - сказала Валентина, улыбаясь нам всем и одаривая каждого взглядом своих немного выпуклых внимательно-лукавых глаз. – Приятного вам аппетита. Что вы кушаете?

Папа стал называть кушанья, а мой старший брат предложил «быстренько сбегать на кухню и принести всё, что вам нравится».

- То, что мне нравится, здесь этого нет, - засмеялась Валентина. – Но и от этого ужина я не откажусь. Очень кушать хочется, - почему-то обращаясь лично ко мне, заговорщицки сказала Валентина.

Кто-то во мне озорно усмехнулся, резко взволновал моё сердце и сквозь моё сопротивление сказал моими губами: «Берите мой салат. Я его почти не ел».

Все засмеялись: папа – смущённо и укоризненно, брат – ревниво и издевательски, а фея-Валентина – сдержанно и по-доброму.

- Нет, спасибо, - сказала она и положила свою лёгкую ладонь на мою руку. – Ты добрый мальчик.

Рука феи-Валентины оказалась обжигающе прохладной, тёплой и нежной. Её прикосновение немедленно «включило» во мне что-то такое, от чего у меня сразу стало сыро в трусиках и внизу живота.

Сердце бешено застучало. Руки напряглись и окаменели. Дыхание остановилось, а мысли стали лихорадочно скакать в голове, как теннисные мячики.

Я сгорал от стыда и волнения. Мне казалось, что все вокруг смотрят на меня и на эту молодую красивую женщину, которая мягко прикасалась своей огненной рукой к моей руке…

Мне стало страшно. Только сильным усилием воли я с трудом вытащил свою руку из-под ладони феи-Валентины и краем глаза взглянул на моего папу.

Папа, как всегда в трудные минуты, спокойно, внимательно и сдержанно смотрел на всё происходящее, подбодрил меня взглядом и приказал своему старшему сыну принести из кухни «всё, что пожелает наша Валентина».

Папа сказал это слово «наша» так, что даже Валентина сразу как-то подобралась, убрала свою руку от меня, чуточку выпрямилась в спине и её улыбка приобрела оттенок рассеянности.

Я уткнулся в свою тарелку и стал выковыривать вилкой из куриных косточек остатки мяса. Есть уже не хотелось, но и смущаться я больше не хотел…

- А здорово папа всё поставил на свои места, - сказал во мне мой мужской внутренний голос. – Этим «наша» он сразу определил место среди нас этой женщине. Она наша, то есть всех нас и ничья в частности. Так что пусть брательник не «хорохорится»…

Мой брат в сопровождении врача-диетолога и тёти-подавальщицы торжественно принёс на подносе тарелки с салатом, овощным рагу из курицы, пирожками, сливочным маслом и стаканом крепкого горячего чая.

Врач-диетолог почему-то не стала спрашивать у феи-Валентины её «курортную карту», а просто спросила, что бы она «хотела кушать на завтрак, обед и ужин».

- То же самое, что и мои ребята, - ответила весело фея-Валентина и «стрельнула» своими глазищами в моего папу. – Что они будут заказывать, то и мне приносите.

Врач-диетолог строго посмотрела на тётю-подавальщицу и та по-военному бодро ответила: «Есть! ».

Я отметил это «мои ребята», сказанное Валентиной…

Папе тоже было приятно услышать эти слова феи-Валентины. Только мой брат с недоумением и уже откровенной ревностью стал посматривать на нас с папой, пытаясь догадаться, почему за время его отсутствия эта молодая красивая женщина вдруг стала говорить нам с папой «мои ребята».

Теперь нам не хотелось оставлять без внимания и защиты «нашу» фею-Валентину. Поэтому мы размеренно пили тёплый чай, жевали булочки с изюмом, щедро смазанные сливочным маслом.

Фея-Валентина не жеманничала, а просто и естественно кушала салат и овощное рагу, посматривала то на нас, то в зал, то за окно, а потом также неторопливо пила чай и кушала свою булочку.

Люди вокруг уже давно поели, шумно собирали посуду со столов и несли её к окошку в посудомоечную. При этом мужики старались зачем-то задержаться, украдкой взглянуть на нашу фею-Валентину, пройти мимо нашего стола.

Им было на кого и на что посмотреть. Фея-Валентина была красавицей.

Она была в той поре, когда о женщинах одинаково говорят «девушка» и «молодая женщина».

Невысокого роста, стройная, лёгкая, подвижная, гибкая в талии, с высокой грудью, склонной к полноте, фея-Валентина резко отличалась от всех женщин, тёток, девушек и девочек, которые присутствовали в столовой.

Врач-диетолог, тётя-подавальщица и поварихи все, как на подбор, были объёмные, низкорослые и «в возрасте».

Женщины за столиками в столовой были обычными, вероятно, работницами, служащими, сотрудницами и ни одна из них не выделялась каким-то необычным видом или внешностью.

Несколько молодых женщин и девушек тоже были обыкновенными, симпатичными и даже очень симпатичными, но не более. Они уже «во всю» флиртовали, игриво улыбались, шутили и громко смеялись. Некоторые явно были «навеселе».

Девчонки и девочки вообще были незаметными. Они скромно, послушно и незаметно сидели на своих местах и молча кушали своё овощное рагу. Рядом с ними строго, непоколебимо и властно сидели их «бабы-мамы».

Только «наша» фея-Валентина сразу, с момента появления в столовой, чудесным образом окрасила, осветила, взбудоражила и восхитила всё и всех в этом полутёмном зале с низким потолком.

Во-первых, фея-Валентина была необычно одета – в брючный костюм бежевого цвета. На ней были тесные брюки с узкими штанинами, которые плотно облегали её стройные ножки. При этом на каждой штанине по всей длине чётко выделалась выглаженная складка-стрелка.

Во-вторых, на ней был тонкий сверхмодный обтягивающий свитер-водолазка телесного цвета с высоким узким воротом, закрывающим шею, а сверху – модная спортивная курточка из той же ткани, что и брюки.

В-третьих, фея-Валентина была обута не в туфли с высокими каблуками, как другие женщины в столовой, а в лёгкие спортивные светло-коричневые туфельки, почти тапочки, с относительно толстой гибкой подошвой и низким каблучком.

В-четвёртых, фея-Валентина, внимательно оглядывая зал на входе в столовую, как-то очень гибко, легко и женственно поправила свою причёску, взбивая и так уже пышные крупные волны-локоны своих шикарных длинных волос каштанового цвета. При этом она правой рукой упёрлась в своё крутое бедро, наклонила слегка набок свою голову, а левой рукой перед собой поправила волну своих волос с завитыми кончиками.

От такой позы и движения её правое бедро и плоский живот выгнулись в сторону. Левая ножка освободилась в колене и под красивым углом по диагонали расположилась вблизи напряжённой правой ножки. Талия рельефно выгнулась, курточка распахнулась, и под тонкой материей свитера-водолазки полностью обозначилось крутое полушарие её правой груди.

Оттого, что фея-Валентина наклонила голову вбок и чуть-чуть вниз, её взгляд оказался направленным немного снизу-вверх и её глаза казались широко открытыми, ясными, светящимися. При этом она загадочно и затаённо улыбалась своими умопомрачительно красивыми губками…

Все эти детали я увидел почти сразу, потом «досмотрел», когда фея-Валентина села за наш стол и теперь «додумывал», прожёвывая холодное овощное рагу…

Тогда, в момент появления феи-Валентины в дверном проёме входа в столовую, мне показалось, что я уже видел где-то и когда-то такую позу, а теперь я вспомнил – это была поза одной из мраморных греческих богинь-венер…

Когда фея-Валентина допивала свой чай, от взглядов мужиков у неё начало портиться настроение и на красивом лице появилось выражение лёгкой досады. Тогда папа, мой брат и я дружно встали, молча отошли на два шага от нашего стола и развернулись шеренгой лицом к мужикам.

Мужики «всё поняли» и стали расходиться…

- Спасибо, мальчики, - опять весело сказала фея-Валентина за нашими спинами. – Вы в кино пойдёте? Там и встретимся.

С этими словами она легко вскинула свою курточку на плечо и, не останавливаясь перед расступающимися мужиками, свободно и быстро вышла из столовой.

Мы переглянулись и тоже пошли в свой корпус, до которого надо было идти мимо открытого летнего кинотеатра, игровой и спортивной площадок.

После ужина всё вокруг казалось уже не таким незнакомым, неизвестным и чужим. Наоборот, громадные высокие сосны с грубой потрескавшейся толстой корой  и огромными колючими кронами в вышине казались мне добрыми великанами, которые могут защитить меня, моего брата, моего папу и «нашу» фею-Валентину от любой опасности.

- А тут интересно, - сказал папа. – Надо бы разведать эту территорию.

Мой старший брат принял эти папины слова, как команду, и тут же юркнул в сторону. Там, за деревьями уже звучали весёлые девчачьи и ребячьи голоса и звонкие шлепки по мячу. Там играли в волейбол.

- Пойдём, посмотрим аттракционы, - предложил мне папа, внимательно рассматривая стенды, на которых были написаны правила нахождения в сосновом бору и на территории турбазы, режим дня и нарисована карта территории.

Аттракционами оказались разные цирковые приспособления.

На одном из них можно было бежать по вершине большого деревянного барабана. При этом можно было держаться за поручни.

На другом аттракционе большим деревянным молотом на длинной рукоятке можно было ударить по круглому «пятаку» наковальни и подбросить вверх деревянную шайбу-стрелку, которая наверху ударяла в маленький колокольчик.

Ещё на одном аттракционе можно было вертеть кубики, на которых были нарисованы крестики и нолики и играть в одноимённую игру «крестики и нолики».

Но самым интересным аттракционом оказалась огромная голова быка-бизона с крутыми и острыми рогами. Голова была почти как настоящая: с выпученными бешёнными глазами, настоящими рогами и волосатой гривой.

Голова быка-бизона была угрожающе наклонена вперёд и на одну сторону. Играющему нужно было «свернуть» быку-бизону шею, поэтому позади головы на деревянном щите была нарисована дугой шкала с делениями от нуля до 10.

Возле головы «кучковались» мужики и спорили, кому удалось круче «заломить голову быка». Увидев нас, мужики предложили моему папе «попробовать свою богатырскую силу».

Пап внимательно осмотрел бычью голову, заглянул за деревянный щит, цокнул языком, а потом широко расставил ноги, взялся обеими руками за рога быка и вдруг одним махом, резко, всем телом повернул вправо бычью голову…

Бычья голова качнулась, сделала оборот и на шкале недалеко от «десятки» застыла красная стрелка. Мужики онемели…

- Вот так это делается, - сдержанно сказал мой папа и потянул меня за собой.

Мы шли с ним по гаревой дорожке. Папа размеренно успокаивал своё дыхание. Отойдя на приличное расстояние, он обернулся, потом схватился за спину и стал её сильно массировать.

- Чёрт, - сказал папа. – Сорвал спину. Теперь мне хана. Ни вздохнуть, ни выдохнуть…

- Пойдём-ка, сынок домой, - сказал рассеянно папа. – Помоги мне, пожалуйста, спину полечить.

«Как же я смогу вылечить папину спину? » - подумал я, но почувствовал одновременно горячую гордость за моего сильного папу и сильную жалость к нему, за то, что у него опять заболели старые раны.

Дома, то есть в нашем дачном домике-корпусе-палате, уже всё было чисто. Уборщица помыла полы, проветрила нашу спальню. В доме стало уютно, чисто, но прохладно.

Папа сразу же лёг ничком на свою постель, расслабился, немного поохал, попытался помассировать спину руками, но у него это не получилось.

- Вот что, сынок, - сказал папа напряжённым голосом. – Сними ботинки. Залезай ко мне на постель. Держись за стенку руками и встань мне на поясницу. Осторожно вставай, не дави сильно. Потом медленно и мягко переступай и мни ступнями мне спину. Особенно вот тут, где ложбина на пояснице и тазовые кости.

Я сделал так, как просил меня папа…

Папа стонал и кряхтел от удовольствия. Он командовал моими движениями, показывал и говорил, где мне следует поднажать, а где нужно ступать и мять легче.

В таком положении нас застали наши соседи по спальне.

Мужики сначала молча смотрели на наши «упражнения», а потом постепенно все подключились к «лечению» моего папы.

- Самое лучшее – это водочный компресс, - сказал один мужик громадного роста и веса. – Мне жена всё время делает такой компресс и мне помогает.

- Ерунда, - возразил мужик с лысиной, которую он всё время прикрывал старой мятой кепкой. – Лучше всего от ревматизма помогает керосин. Смазал, замотался шерстяным платком и на боковую.

- Ничего вы не понимаете, - сказал молодой мужчина в очках. – Медики давно уже придумали мази от ревматизма и острых нервических болей на основе пчелиного и змеиного ядов.

- Где их взять-то, эти яды - сказал черноволосый мужик, тщательно расчёсывая свои вьющиеся кудри перед зеркалом. – Жёны-то дома остались…

Все мужики «заржали» и даже папа под моими пятками задрожал от смеха.

- Кстати, - сказал толстяк, - А что у нас есть от ревматизма?

- У меня домашнее сало, - живо сказал лысый с кепкой.

- А у меня банка прибалтийских шпрот, - чуть помедлив, но с интересом сказал молодой очкарик.

- Эх, вы, - сказал красавец с шевелюрой, - А домашнюю курочку жареную, не хотите ли?

- А у меня, - сказал придавленным голосом папа, - ничего нет. Только бутылка керосина. Саш, достань.

Я слез с папиной спины и достал из чемодана завёрнутую в папину майку бутылку. Когда я её развернул полностью, мужики радостно взревели…

- «Щас» мы этим «керосином» тебя изнутри примочим и ты сразу пойдёшь на поправку, - возбуждённо закричал толстяк. – А, ну, ребята, сдвигай койки.

Через мгновение вокруг папиной койки образовался «дачный бивуак», как назвал его папа. Он теперь лежал на постели, как обычно, а мужики сидели вокруг него на кроватях. Хлеб, колбасу, банки со шпротами, стаканы и куски жареной курицы они разложили на тумбочках. Все подняли стаканы и дружно выпили: «за здоровье папы», «за приезд», «за жизнь», «за Победу».

Я есть не хотел, но «шпротина в масле» на кусочке чёрного хлеба вместе с кусочком ароматного чесночно-перчёного белого сала и холодным, но хорошо пропечённым куриным крылышком, оказались чертовски вкусными…

Мне «керосину», естественно, не налили, да я и не жаждал пить эту водку, потому что уже пробовал её в наших деревенских и уличных играх. Ничего хорошего, жгучая и противная…

То ли дело мамино домашнее вишнёвое вино или кагор, которым мама поила меня с ложки, когда я болел ангиной…

К моменту начала киносеанса в летнем открытом кинотеатре нашего дома отдыха папа и мужики были уже «весёлые», жизнерадостные и абсолютно здоровые. Они уже были все «братья», товарищи, друзья. Поэтому мы дружно собрались идти в кино, предоставив моему брату, как опоздавшему, подбирать и прибирать «всё, что он найдёт съедобным на этом пиршестве».

Мой брат был смертельно голоден после игры в волейбол, поэтому он практически «смёл» весь хлеб, остатки жареной курицы, «сожрал» весь шмат сала и даже успел убрать и выкинуть в мусорное ведро все следы «керосинового лечения».

На улице было прохладно, поэтому мы одели свитеры и куртки, ботинки и дружной мужской компанией пошли в кино. Хотя фильм был «взрослый», но папа не захотел оставлять меня одного в палате-спальне.

Я был страшно рад, горд и благодарен папе за то, что он взял меня с собой. Я шёл в толпе с мужиками, путался у них под ногами, но чувствовал себя самым сильным, самым смелым, самым храбрым. Мы бы сейчас свернули шеи любому быку-зубру или даже американскому бизону…

Все лавки в открытом летнем кинозале турбазы были уже заняты. Кто-то из мужиков держал места опоздавшим, кто-то сидел широко и уже в «обнимку» с женщинами. Кто-то из мужчин и женщин стоял, прислонившись к стволам огромных сосен, и о чём-то шептался друг с другом. Кто-то громко требовал принести из «ракушки» - арочного помещения  сцены, над которой растянут киноэкран, стулья и лавки.

Мы, компания мужиков, подошли к кинотеатру одновременно с завклубом, который при нас достал из кармана ключ от «ракушки». Поэтому мы первые вместе с ним вошли в тесное и тёмное помещение, наощупь нашли длинные лавки и под одобрительные возгласы стали вытаскивать их на сцену. За это нам всем разрешили поставить нашу лавку впереди всех.

Папа на всякий случай взял себе два стула с высокой спинкой. На один стул он сел сам, а на другой посадил меня.

Пока не начинался киносеанс, все вокруг громко о чём-то говорили, чего-то обсуждали, переговаривались, смеялись, шутили и даже пытались петь. Я и папа сидели смирно, а мой старший брат весь извертелся. Он крутил головой то направо, то налево, то всем телом резко оборачивался назад и всё время задевал нашего толстого соседа по палате.

Наша фея-Валентина пришла в самый последний момент, когда уже застрекотал кинопроектор и загудели динамики…

Папа легонько толкнул меня в бок. Я встал, подошёл к фее-Валентине, молча взял её за руку и отвёл её на своё место. Мужики на нашей лавке потеснились. Мой брат усадил меня рядом, между собой и толстым соседом. Мне было тепло и уютно, но я не чувствовал нашу фею-Валентину. Она сидела между папой и моим братом…

«Ах, вы!.. » - успел я подумать чуть-чуть гневно и язвительно, но тут началось кино…

Фильм назывался «До востребования» и оказался румынской лирической комедией про одного молодого инженера-строителя, который изобретал разные устройства. Он и его друг жили в общежитии и у них в комнате было много всяких «штучек». Если нажать одну кнопку, то открываются шторы-жалюзи, если другую – работает вентилятор, третью – двигается кресло.

А ещё они изобрели небольшого человекоподобного робота – Митика. Этот робот мог делать всякие движения, совершать поступки, говорить вежливо: «Меня зовут Митика. Вашу шляпу. Ваше пальто, пожалуйста».

Однажды Митика принял и передал своим хозяевам чьё-то любовное письмо «до востребования» и начались приключения-поиски.

В фильме был очень красивый главный герой, которого звали почти так же, как моего брата – Юрие Дарие и очень красивая главная героиня – Флорентина Мосоре (так звали не героев фильма, а актёров, которые их сыграли).

Там ещё был один смешной пожилой швейцар в ресторане, который менял фуражки и из разных окошечек выглядывал и разговаривал то, как швейцар, то, как директор.

Я сразу заметил, что главный герой очень похож на моего брата: такой же импульсивный, находчивый, горячий, целеустремлённый и настырный. Если чего захочет, то обязательно добьётся того, чего хочет. Быстро вспыхивает, но быстро устаёт и «остывает».

У героини фильма глаза были точь-в-точь, как у нашей феи-Валентины: большие, выразительные, иногда печальные, но чаще весёлые, острые и насмешливые.

Мы все с удовольствием посмотрели этот лёгкий, смешной и интересный фильм. Во время фильма все часто смеялись и живо реагировали на происходящее на экране.

Я слышал, как красиво смеялась фея-Валентина, но всякий раз, когда я наклонялся вперёд, чтобы сбоку взглянуть на неё, мой брат тоже, как бы случайно, наклонялся вперёд и заслонял её от меня…

После кино, уже почти в полной темноте, мы пошли провожать фею-Валентину. Сначала мы вчетвером шли обсуждая увиденное в кино, а потом что-то изменилось. Я всё больше и больше чувствовал усталость и желание немедленно лечь в постель.

Сначала я перестал смеяться вместе со всеми, потом у меня стали «заплетаться» ноги и я начал спотыкаться о корни громадных сосен. Эти корни вылезали не только возле стволов, но даже из под песка и гальки на дорожках.

Потом примолк мой старший брат, затем папа и мы некоторое время медленно и молча шли по дороге к зданию администрации дома отдыха.

- Знаете что, - сказала вдруг фея-Валентина. – Не надо меня провожать. Лучше я вас провожу домой.

Мы сначала дружно запротестовали, а потом, когда фея-Валентина, вдруг взяла папу и моего брата под руки, смирились.

Фея-Валентина легко довела нас до нашего дачного домика, весело и благодарно попрощалась с нами и упорхнула в темноту мрачного ночного соснового бора.

Мы ещё немного постояли на месте. Дружно вдохнули в себя пахучий холодный сосновый воздух и вошли в дом.

На веранде курили черноволосый и лысый мужики…

- Что, ребята? - сказал черноволосый. – На троих хотели сообразить? Не получилось? Облом?

Папа немедленно и гордо вскинул голову вверх и приготовился что-то гневно ответить.

- Не надо, папа, - сказал примирительно мой старший брат. – Это он от зависти. Пойдём, тебе ещё письмо писать «до востребования»…

В палате-спальне мужики ещё не спали. Лежали в постелях и обменивались мнениями.

Папа не захотел сейчас писать маме письмо и попросил меня и моего брата начать описывать наши приключения, но «только, ребята, в рамочках, в рамочках»…

Я добросовестно попытался это сделать и даже загорелся идеей нарисовать в альбоме рисунок, иллюстрирующий наши приключения за этот день, но когда я вспомнил:

наше утро,

сборы,

прощание с мамой,

рассказ папы в дизель-поезде,

тульский трамвай,

прогулки с братом по территории автовокзала в Туле,

папины газетные новости,

тряский автобус на пути в дом отдыха,

бодрящий душ,

вкусный ужин,

явление феи-Валентины,

свёрнутую шею быка-бизона,

топтание по спине папы,

керосиновый дачный бивуак,

чудесный весёлый фильм о любви и

усталое гуляние с молодой женщиной по ночному сосновому бору –

я понял, что не в состоянии уместить в корявых строчках письма и в одном рисунке всё-всё, что случилось с нами за один только день.

Такого количества впечатлений и приключений у меня ещё не было никогда в жизни.

Это было только начало нашего «отдыха» в доме отдыха на Оке…