Мои женщины Июнь 1963 Фея-лазутчица. Женщина заставила парня лизать

Мои женщины. Июнь 1963. Фея-лазутчица.

Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

Продолжение главы «Мои женщины. Июнь 1963. Она бежит, он её догоняет».

Иллюстрация из открытой сети Интернет.

Папа, мой старший брат и я неспешно пошли по дорожкам дома отдыха «Сосновый бор», чтобы разведать территорию.

На спортплощадке вчерашние волейболисты гулко подбрасывали и перекидывали мяч через вяло натянутую сетку. На небольшом футбольном поле с маленькими воротами без сеток гуляли стаи голубей.

На аттракционе «бегущий барабан» медленно перебирала ногами какая-то девчонка. Возле другого аттракциона мама показывала маленькому мальчику, как надо забрасывать небольшой резиновый мячик  «в пасть деревянного крокодила», чтобы он оттуда выкатывался обратно по деревянному жёлобу.

Большинство отдыхающих прогуливалось после завтрака по многочисленным дорожкам между стволами вековых сосен.

Только у аттракциона «бычья голова» толпилось несколько мужиков, которые тщетно пытались свернуть рога быку и достичь красной стрелки на шкале силомера, куда загнал её вчера мой папа.

По пути к зданию администрации мы «разведали» где находится насосная и котельная турбазы, гараж, медпункт, магазин, пункт милиции, корпуса спален-палат, другие дачные домики-коттеджи, а также более основательные дома, наверно, руководства дома отдыха.

Вокруг этих домов, расположенных на границе территории турбазы, были небольшие земельные участки, огороженные красивыми частоколами заборов и густыми кустами колючей ежевики и акаций. За ними виднелись кроны фруктовых деревьев и вишен.

В 10:00 нам объявили, что собираются две команды для игры в волейбол и футбол между вновь прибывшими и отбывающими отдыхающими. Матч по футболу состоится сегодня в 16:00, а пока всем надо определиться – кто и на каком месте в команде будет играть.

- Приз за победу в матче по футболу, - объявила тётка-регистратор, - Праздничный пирог победителям за ужином. Самым активным болельщикам обеих команд – шоколадки.

Все собравшиеся обрадовались, а некоторые сразу стали кричать: «А судьи кто?! ».

Из нашей мужской компании по спальне-палате играть в футбол записался только черноволосый красавец, потому что он уже познакомился с женщиной и хотел произвести на неё хорошее впечатление. Команда для игры в волейбол собралась значительно быстрее – в ней были и мужчины и женщины.

Мой брат хотел записаться и на футбол, и на волейбол, а в результате не попал ни туда и ни сюда. Он сначала сильно расстроился, но потом увидел, как какой-то мужик выкатывал из сарая большие «взрослые» харьковские велосипеды. Папа разрешающе кивнул головой и мой брат помчался выбирать себе велосипед. Это готовилась команда для велосипедных гонок по пересечённой местности.

Нам с папой делать было нечего и мы продолжали свой путь по лабиринту песчаных и гаревых дорожек мимо сосен, пока не вышли к беседке, в которой расположились игроки в шахматы. Там уже сидел наш очкарик. По всей видимости, уверенно побеждал какого-то пожилого мужчину.

Когда очкарик выиграл, папа крякнул и со смущённой улыбкой сел к нему за столик с шахматами.

Я знал эту «смущённую» папину улыбку – он играл в шахматы очень хорошо…

Так и случилось. Очкарик проиграл, папа выиграл. Они начали снова и папа снова очень быстро выиграл партию. Очкарик «закусил губу» и начал проигрывать раз за разом. Вскоре возле столика, за которым играли мой папа и очкарик собрались все любители шахмат.

Они разделились на две группы: одна «болела» за очкарика, другая – за моего папу. Они вполголоса обсуждали ход игры, ходы и промахи игроков-соперников, вели счёт, пытались что-то советовать тому и другому.

После четвёртой победы моего папы мне стало скучно и я потихоньку «слинял»…

В сосновом бору никак не ощущался ветер, который на высоте волновал кроны высоких деревьев. Наоборот, высоко поднявшееся солнце прогрело воздух, на всей территории дома отдыха образовалась комфортная тёплая погода. От утренней свежести не осталось и следа.

Обещанного по радио дождика не было, поэтому футболисты рьяно тренировались на футбольном поле, пугая голубей, которые, как зрители, уселись на столбах и проводах.

Я заскучал. Делать было нечего, поэтому я пошёл туда, куда глаза глядят, то есть «в никуда»…

Идти и знакомиться с редкими детьми и гулять-играть с ними я не хотел. Девчонка на деревянном барабане по виду показалась мне какой-то странной, «не от мира сего», скучной. Маленький пацан с мамой или бабушкой тем более не годился мне в друзья, а остальные ребята и девчонки уже давно жили в этом доме отдыха и я для них был «чужак».

Поэтому я пошёл искать мою фею-Валентину.

Мне не давал покоя папин вопрос: «А где живёт наша Валентина? ».

Я вновь обошёл почти всю территорию турбазы, заглянул во все сараи, в гараж, в магазин, в медпункт и даже в здание администрации-регистратуры, но нигде феи-Валентины не было.

Оставалось проверить только дома, стоящие на границе территории дома отдыха, но мне строго-настрого было запрещено без разрешения и без папы или моего брата покидать территорию дома отдыха. Поэтому, чтобы не нарушать приказ папы, я вынужден был подкрасться к забору и живой изгороди, чтобы найти щёлочку или, ещё лучше, лаз…

Чтение книги Э. Сэтон-Томпсона «Маленькие дикари, или Повесть о том, как два мальчика вели в лесу жизнь индейцев и чему они научились» научило меня кое-каким индейским приёмам «следопытства».

По истоптанной и примятой траве я быстро нашёл тропинку, ведущую с территории турбазы к заборам домов-коттеджей. Одна тропинка вела к запертой дощатой калитке одного и домов, а другая «упиралась» прямо в забор. Вот туда-то я и направился…

За забором из штакетника росли густые заросли акации и ежевики, а в том месте, где кончалась еле заметная тропинка, в заборе вместо штакетин были прибиты две широкие доски. Они были старые, потрескавшиеся и серые по цвету, но крепкие, толстые и прочно держались на перекладинах забора.

Я потрогал, пошевелил и покачал эти доски в заборе, соседние штакетины, но они держались прочно. Тогда я сел прямо в траву и лопухи рядом с забором и задумался.

«Если тропинка кончается здесь перед забором, - думал я с напряжением, - то кто-то через этот забор проникает. Сверху забора это сделать невозможно, потому что сверху мешают колючие ветки ежевики и акации. Снизу это сделать невозможно, потому что доски и штакетины прибиты и не шевелятся. Однако кто-то здесь ходит или лазит, или перелазит. Кто и как? ».

Я подумал, что можно залечь где-нибудь поблизости в засаду и дождаться этого таинственного лазутчика, но кто знает, когда он придёт? Может быть, он ходит и лазит только по ночам?

Если в доме живут хозяева, то зачем им лазить через забор, когда есть калитка? Значит, через забор лазят либо воры, либо те, кто хочет попасть в дом негласно и незаметно. Да, но тогда нужно что-то делать с досками, которые прибиты? Может быть их каждый раз отбивают и прибивают вновь?

- А ты попробуй эти доски приподнять, - вдруг в звонкой полнейшей тишине услышал я чей-то знакомый женский голос. – Дверь-то и откроется.

Я настолько «ошалел», что потерял дар речи и мысли. У меня всё внутри остановилось…

Чей это голос? Это мой внутренний голос или голос настоящий? Откуда он взялся?

Я ничего не понимал и напряжённо ждал продолжения. Голос молчал…

Почти ничего не соображая, я неуклюже поднялся, осторожно подошёл к забору, взялся обеими руками за одну из досок и стал её приподнимать вверх.

Доска легко поддалась и вскоре тяжело повисла у меня в руках.

- Молодец, - сказал всё тот же голос из-за веток акации. – Теперь сними вторую доску.

Уже узнавая настоящий голос моей феи-Валентины, я с трепещущим сердцем и стуком пульса в висках, снял вторую доску и прислонил её к забору. За досками я увидел невысокий и продолговатый лаз-проход между ветками ежевики и акации. За этим лазом виднелась зелёная травяная лужайка и аккуратные огородные грядки с луком и чесноком.

- Теперь заходи и поставь доски обратно на место, - приказала мне строгим голосом фея-Валентина. – Ещё не хватало, чтобы нас тут застукали…

Я нырнул за забор и неловко приладил доски на старое место. Оказывается гвозди с задней стороны досок были загнуты так, чтобы доски можно было плотно повесить на крючки из этих гвоздей.

После этого, я присел, опять нырнул в лаз-проход и очутился по ту сторону живой изгороди.

Прямо передо мной на расстеленном байковом одеяле животом вниз лежала фея-Валентина.

Над ней шатром качались ветки акации и ежевики, ещё выше шелестела на ветерке крона вишни. Ещё выше светило яркое летнее солнце и сквозь крону веток и листьев рассыпалось мозаикой солнечных лучиков и «зайчиков».    

Эти ветки, листья, солнечные лучи и «зайчики», как невесомым опахалом, овевали всю её фигуру, тело, волосы, плечи, спину, попу, ноги и шаловливые озорные ступни, которые она подняла вверх и подставила ярким бликам Солнца.

Я перелез через лаз-проход в живой изгороди на четвереньках, поэтому практически оказался лицом к лицу перед феей-Валентиной на одном уровне.

Она лежала на животе прямо передо мной. Она опиралась на локти и перед нею лежала развёрнутая толстая книга.

Фея-Валентина была в купальнике, но завязки лифчика она распустила, спустила с плеч и чашечки её лифчика были прижаты к одеялу только большими полушариями её груди.

Прямо перед собой я увидел эти два приплюснутых полушария открытой женской груди с глубокой тёмной щелью между ними…

Фея-Валентина без тени смущения и волнения, просто, спокойно и внимательно смотрела прямо мне в глаза и я увидел в её взгляде вопрос: «Что ты тут делаешь, мальчик? ».

Наверно, фея-Валентина мыла голову шампунем, потому что её волосы были чистые, блестящие, пушистые, красивые. Они ярко блестели на макушке, пушистыми волнами обрамляли её красивое лицо, ниспадали на её обнажённые плечи и спину, завивались на концах крупными локонами.

Лицо у феи-Валентины тоже было чистым, красивым и без тени косметики.

Её густые и чётко очерченные по форме бровки были того же цвета, что и волосы. Они у переносицы начинались плотным валиком, а ближе к концу становились лучистыми, заканчиваясь тоненькой «ниточкой».

У феи-Валентины были очень выразительные глаза с умным, внимательным и несколько даже пристальным взглядом. Её верхние и нижние реснички были слегка «подведены» чёрной краской, отчего глаза казались яркими, чёткими, остроглазыми.

Мне почему-то всегда казалось, что фея-Валентина всё время присматривается ко мне и к окружающим, оценивает нас, проверяет нас своими глазами.

У феи-Валентины был небольшой прямой носик с небольшой «шишечкой» на кончике, от этого он казался курносым. Из-за этой «курносости» её ноздри были чуть-чуть вздёрнуты и обращены вперёд. При этом крылья ноздрей были маленькими, отчего весь носик тоже выглядел маленьким и красивым.

Губы феи-Валентины располагались точно посередине между нижним краем носика и кончиком подбородка. От этого всё лицо феи-Валентины выглядело милым, юным, нежным, красивым. Сами губки феи-Валентины были идеально гармоничной формы, да ещё с постоянно приподнятыми уголками губ, отчего выражение её лица всегда было приветливым, добрым, ласковым.

У неё была удивительно чистая, гладкая и в то же время бархатисто нежная кожа на лице, шее, плечах, руках, на спине, на ногах и особенно на груди. Даже её пяточки и ступни ножек, которыми она непроизвольно теребила, почёсывала и играла, были без привычного белого налёта ороговевшей и потрескавшейся кожи. Её пяточки были только чуть-чуть испачканы, когда она босиком ходила по траве и земле.

Фея-Валентина, видимо, заметила мой взгляд и ещё плотнее прижалась грудью к одеялу на траве. От этого края лифчика «оттопырились» и я увидел, что между тканью лифчика и нежной кожей груди есть прослойка из белой материи.

Солнечные блики и тени кроны дерева ласкали спину, плечи, макушку, ноги и крутую попку феи-Валентины, защищённую тканью трусов купальника. Особенно яркий и смешной солнечный блик-зайчик ласкал ей ступню одной из ножек, обращённую прямо к Солнцу. От этого её ступня «играла» и светилась ярким светом.

Все эти «тонкости» облика феи-Валентины я увидел сразу, практически мгновенно, как будто сфотографировал.

Я страстно и жгуче нетерпеливо захотел её нарисовать…

Причём нарисовать не такой, какой она была сейчас передо мной, а обнажённой…

От этого «хотения» я немедленно разволновался. У меня опять началось трепетное «щекотание» внизу живота.

В этот момент мне очень понравилось то, как выглядела передо мной моя фея-Валентина…

Фея-Валентина, видимо, заметила перемену во мне, потому что её взгляд стал чуть-чуть строже, а её пальчики, до того неподвижные, стали нервно теребить страницы книги, которая лежала перед ней на одеяле.

- Ты кого-то искал? – наконец нарушила затянувшееся наше молчание фея-Валентина.

- А, может быть, ты искал что-то такое, что тебе или кому-то надо? – опять спросила она, не давая мне времени опомниться и ответить. – Ну, что ты молчишь? Ответь что-нибудь.

- Я искал Вас, - сказал я после тягостных попыток придумать лучший ответ. – Мне было интересно разведать – куда вы всё время уходите и убегаете, где вы живёте. Поэтому я пошёл по вашим следам.

- О! – сказала со значением фея-Валентина. – Ты оказывается разведчик, следопыт, да ещё и лазутчик.

- Почему лазутчик? – искренне удивился я, довольный сравнением меня с разведчиком и следопытом.

- Потому что ты пролез через лаз, - деловито и просто ответила фея-Валентина.

- Тогда вы тоже лазутчица, - сказал я и почувствовал, что эти мои слова не обидят мою фею-Валентину.

- Верно, - засмеялась фея-Валентина. – Это ты хорошо заметил. Я действительно люблю всякие лазутчицкие поступки и действия.

- Вообще, - сказала после недолгой паузы фея-Валентина, - Я наверно должна была родиться мальчиком и стать парнем, юношей. Я с детства не любила всякие «девчачьи» игры, а больше играла в мальчишеские игры. Вот и книжки я люблю читать не женские.

- А ты любишь читать книги? – спросила она меня и снова локтями попыталась плотнее прижать падающие чашечки лифчика к своим приплющенным грудкам.

Я кивнул головой не в силах оторвать взгляда от нежной бархатистой и светло-бронзовой кожи её больших полушарий груди. Они колыхались, двигались и соприкасались друг с другом, то плотно смыкая щель между собой, то размыкая и углубляя её.

Всякий раз, когда я вольно или невольно прикасался взглядом к коже её грудок, фея-Валентина вздрагивала, ёжилась, поводила плечами и жилки на её шее слегка напрягались.

В эти мгновения я терял контакт с взглядом феи-Валентины и чувствовал, что она сразу начинает меня изучать, приглядываться и проникать в меня своими глазищами…

От этого мне становилось одновременно хорошо, приятно и тревожно, отчего я отводил глаза и снова пытался овладеть своими чувствами.

- А про любовь ты книжки читал? – вдруг спросила меня фея-Валентина изменившимся голосом. Её голос перестал быть весело-игривым, а превратился в низкий, грудной, проникновенный.

- Да, - вдруг ответил я почти таким же внутренним «взрослым» голосом.

- И что же это была за книга? – опять спросила меня фея-Валентина и ещё более внимательно и пристально вперила в меня свой взгляд.

- «Сказка про военную тайну, Мальчиша-Кибальчиша и его твёрдое слово» Аркадия Гайдара, - ответил я.

- Что же в ней о любви? – с ноткой недоумения и разочарования спросила фея-Валентина.

- В ней говорится о любви к Родине, - сказал я голосом моего папы.

- А-а-а, - протянула фея-Валентина и вдруг неуловимо вся изменилась. – Верно.

Её поднятые вверх ножки, до того игриво трущиеся друг об друга, выровнялись и опустились на одеяло. Она вся немного подобралась, посерьёзнела, ещё теснее сжала свои бока локтями.

- Зато про любовь я рисовал, - сказал я вдруг совсем другим внутренним голосом и сам удивился той «смешинки», которая прозвучала в этих моих словах.

Настал черёд опешить фее-Валентине. Она застыла в неподвижности, её ножки опять вспорхнули верх и её ступни ярко сверкнули в лучах солнца. Её плечи перестали быть напряжёнными, немного опустились, локти разошлись и её грудки вновь мягко расступились…

- Как это – рисовал? – недоумённо спросила фея-Валентина. – Кого рисовал? Любовь?

- Нет, - поясняюще сказал я, - Я рисовал не любовь, а … женщин, которые мне нравились. Вернее не женщин, а девушек… Вернее не девушек, а молодых женщин…

Я совсем запутался, стушевался и замолчал.

- Таких, как я? – спросила понимающим голосом фея-Валентина.

Я молча кивнул головой.

- И как же ты их рисовал? Срисовывал? По памяти? С натуры? – вопросы феи-Валентины «сыпались» один за другим. – А меня нарисовать можешь?

- Могу, - ответил я уверенно, потому что очень хотел это делать прямо сейчас, «сию минуту».

- И что тебе для этого надо? – недоверчиво спросила меня фея-Валентина. – Холст, краски, мольберт, пюпитр, палитру?

- Нет, - просто возразил я. – Мне надо сбегать домой и принести мой альбом для рисования и цветные карандаши.

Фея-Валентина замолчала и стала ещё более внимательно рассматривать меня.

- Ты интересный мальчик, - сказала она. – Очень интересный. Ты меня заинтриговал, а это нелегко сделать.

- Ладно, - после паузы продолжила фея-Валентина. – Беги домой. Возьми альбом и свои карандаши и приходи сюда после обеда часам к четырём. Только никому не говори, куда и к кому ты идёшь. Хорошо?

Я кивнул головой, от волнения не в силах вымолвить хоть слово…

- И ничего не бойся, - добавила фея-Валентина. – Я тебя не обижу и никому тебя в обиду не дам. Теперь мы друзья. Ты понял?

Я по привычке заметил про себя: «Я за понял год сидел, ты понял? », но ничего вслух не сказал, а только по-глупому опять кивнул головой.

- А теперь не смотри на меня, поворачивайся и иди тем же путём, которым пришёл, - сказала строго фея-Валентина.

Я подчинился, развернулся, юркнул в пролаз, поднялся, снял одну из досок забора, протиснулся в образовавшую щель, вновь надел доску на перекладину и, не оборачиваясь, быстро пошёл, а потом побежал к нашему дому-корпусу, на крыльце которого уже стоял мой папа и мой старший брат. Они с тревогой искали меня…

- Ты где был!? – накинулся на меня мой брат. – Я весь лагерь обшарил, а тебя нигде не было!

- Военная тайна! – выпалил я. – Где был, там меня уже нет!

Возбуждение требовало выхода, и я ничего лучшего не мог придумать, кроме того, чтобы заявить: «Есть хочу! ».

Это заявление сразу охладило гневный пыл папы и брата, потому что они, после дневных мероприятий, тоже хотели есть.

Здешние завтраки какие-то «быстроулетучивающиеся»…

До обеда было ещё полтора часа, поэтому папа достал из нашей продуктовой сумки мамины заготовки. Мы с удовольствием съели по бутерброду с колбасой, по варёному яичку с «солюшкой» и помидорчиками в собственном соку. Правда, продуктов в сумке оказалось уже гораздо меньше, чем было.

На вопросительный взгляд папы, мой шестнадцатилетний брат виновато ответил: «Я что, виноват, если мне всё время кушать хочется? ».

«А фея-то – лазутчица! » - успел подумать я своим внутренним взрослым мужским голосом, пока папа и мой старший брат с шутками пикировались друг с другом, нахваливая нашу заботливую маму.

Что-то ещё будет?!