Мои женщины Июнь 1963 Го-о-ол!!! или Проститутки женщины

Мои женщины. Июнь 1963. Го-о-ол!!!

Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

Фотоиллюстрация из семейного альбома.

13.06.1963. Дом отдыха на Оке. Алексин. Футбольный матч между «новенькими» и «бывалыми». На фоне деревьев с лёгким шарфиком на плечах, в белой водолазке, юбка с поясом – фея-Валентина. Рядом сложил руки на коленях мой брат и я вместе с "черноволосым". Папа судит матч и фотографирует нас.  

Продолжение главы «Мои женщины. Июнь 1963. Фея-лазутчица».

Итак, теперь у меня была тайна.

Все вокруг были заняты: кто-то делом, а кто-то отдыхом, кто-то выпивал, а кто-то приставал к женщинам, одни весь день напролёт играли в волейбол, а другие «дулись» в карты. Женщины гуляли: кто стайками по нескольку человек, кто с детьми, кто парами, а кто-то вместе с мужчинами. Отдельно бегали, ходили, суетились и делали вид, что работают, работники турбазы. Озабоченными были только начальники…

Дом отдыха жил своей жизнью, поэтому я изначально чувствовал себя вне этой жизни…

Папа нашёл себе место в компании таких же, как он любителей игры в шахматы.

Мой старший брат «рыскал» по разным группам молодёжи в поисках «приключений». Теперь его новым увлечением стал велосипед и велосипедные прогулки-путешествия по окрестностям турбазы в компании с двумя девушками и тремя парнями.

А я «нашёл» свою фею-лазутчицу…

Я знал, что она обязательно отыщется, что придёт и найдёт меня, чтобы продолжить наше «знакомство» и общение!

Я сдержал слово, данное фее-лазутчице, я никому ничего не сказал о ней и о месте её проживания. Это была моя и её тайна.

Я «упивался» этой тайной и этим знакомством с феей-лазутчицей. Она была моя фея и больше ничья…

Жизнь внезапно обрела смысл и содержание, стала трепетной, волнующей, наполненной, необыкновенной, насыщенной.

Папа и мой брат заметили мою внезапную перемену в настроении. Мой брат даже сказал мне, что я «стал каким-то деловым, что ли».

Действительно, я уже не бродил бесцельно по территории, не смотрел безучастно на окружающий мир, не медлил с ответами на папины вопросы, не жевал вяло комковатую кашу.

Теперь я стремительно и со вкусом ел за обедом свою порцию супа вермишелевого на курином бульоне. Картофельное пюре и кусок костлявой курицы, запечённой в духовке, я с хрустом заедал салатом овощным из помидор, огурцов, редиса и масла растительного, а также я ел много хлеба с компотом из сухофруктов.

Я торопился «заняться  своим делом», но папа неверно сделал вывод. Он сказал, что я «так жадно ем, потому что не наедаюсь». Я не стал с ним спорить.

Действительно, эта столовая пища почему-то очень быстро растворялась в животе. Буквально через час опять хотелось кушать. В животе тогда что-то сосало, урчало и требовало «чего-нибудь вкусненького».

Фея-Валентина кушала вместе с нами всё то же самое, что приносили и нам, поэтому, наверно, тоже чувствовала недостаток в пище. Она внимательно вслушивалась в наш разговор с папой, потом позвала врача-диетолога и что-то ей сказала тихо на ухо. Та взглянула на нас, согласно кивнула головой и ушла на кухню.

Фея-Валентина сказала папе, чтобы он «не волновался и ни о чём её не спрашивал», чтобы он, мой брат и я «ничему не удивлялись» и «не сопротивлялись». При этом она не стала нам ничего пояснять и говорить. Просто встала из-за стола, поблагодарила нас всех «за приятное застолье» и сказала, что мы «должны увидеться на футболе».

Футбольное поле турбазы было окружено двумя невысокими насыпями, густо поросшими травой. Это были так называемые «трибуны». Люди на них могли стоять или даже сидеть, если позволяла погода или не жалко было одежды. Зрителей набралось много, почти все отдыхающие и работники турбазы.

Команды игроков получили обычные мужские майки разного цвета с нарисованными номерами. Игроки выстроились в центре напротив друг друга, а три судьи разыграли ворота «в орлянку».

Игра была суетливая, хаотичная, бурная, порой яростная и хулиганская. Игроки топтались вокруг мяча, пинали ногами мяч и ноги друг друга, толкались, пихались, «цапали» друг друга за одежду и за майки, ругались, сталкивались и даже пытались драться.

Судьи то и дело свистели в свои тихие тренерские свистки, которые никто не слушал, разнимали и разводили дерущихся. Правда, эти споры и «драки» больше были смешными, нежели по-настоящему серьёзными.

Зрители воспринимали футбольный матч, как какую-то смешную комедийную кинокартину или мультфильм. Они свистели, орали, поддерживали и подначивали игроков, часто кричали «судью на мыло» и каждый раз дружно смеялись или гоготали, когда в очередной раз мяч «запутывался» в ногах игроков и летел куда угодно, но только не в ворота.

Фея-Валентина, папа и мой брат тоже живо реагировали на происходящее. Они тоже веселились, кричали, дружно подхватывали общие крики и призывы, восторженно обсуждали игровые качества форвардов, защитников и вратарей. Когда забили первый гол они, как и весь стадион, запрыгали на месте, захлопали в ладоши и радостно озираясь, стали кричать: «Го-о-ол!!! ».

Сначала я хотел тихо улизнуть со стадиона, предварительно дёрнув за руку фею-лазутчицу и напомнив ей, что мы собирались уединиться, чтобы я мог её нарисовать в своём альбоме. Однако игра и смешные случаи на поле захватили всеобщее внимание. Я тоже стал живо реагировать на игру, тем более, что фея-лазутчица искренне радовалась и веселилась.

- Взрослые всегда так, - сказал во мне мой печальный внутренний голос. – Они сначала пообещают, а потом забывают обещанное.

- Да, нет, - ответил во мне мой второй внутренний голос. – Просто ещё время не пришло.

«Пусть будет так», - подумал я сам и решил не торопить события.

Игра в футбол закончилась со счётом 4:1 в пользу «бывалых», то есть команды тех отдыхающих, которые приехали раньше нашего «заезда».

Вручая победителям поднос с настоящим печёным огромным пирогом с румяной корочкой и витыми украшениями из теста, тётя-регистратор сказала, что «бывалые» скоро уезжают, и мы, то есть «новенькие», автоматически становимся «бывалыми». Каждому игроку из «новеньких» была вручена маленькая шоколадка.

Потом судьи стали показывать пальцами на людей «из зрительских трибун» и вызывать их на поле. Оказывается, кроме того, что они судили игру, эти же судьи присматривались к поведению болельщиков и оценивали их активность.

Особую благодарность получил от судей черноволосый красавец из нашей мужской компании, который «показал исключительную изобретательность, творческую выдумку и острословие» в кличах типа «судью на мыло».

Черноволосый не ожидал такого общего признания. В момент вручения ему большой шоколадки он нервно начал причёсывать свои кудри расчёской…

Главный судья футбольного матча вызвал на поле и моего брата. Он сказал, что мой брат «от восторга и желания победы команде «новеньких» прыгал выше всех так, что чуть не выпрыгивал из своих штанов».

Мой брат чуточку обиделся за такое сравнение, но шоколадку взял и стал угощать всех нас: фею-Валентину, папу, меня и своих друзей по велосипедным гонкам. Себе он не оставил ни единого кусочка этой шоколадной награды. Мой брат был самым гордым человеком, которого я знал в жизни…

Народ ещё долго обсуждал игру и не расходился. Наша компания, которая увеличилась за счёт возбуждённых мужиков, окружала нашу фею-Валентину и подчёркнуто весело вспоминала смешные случаи из игры.

Я чувствовал как во мне проходит моё возбуждение и желание рисовать мою фею-лазутчицу, как я потихоньку сначала начал сердиться на неё, потом на этих мужиков, потом на самого себя, который опять по глупости поверил обещаниям женщины, молодой женщины.

Я брёл за неспешно прогуливающимися мужиками, феей-Валентиной, папой, братом и постепенно наливался не просто раздражением, а «лютой ненавистью»…

Мне почему-то вспомнился мой друг из Дальнего Русаново, дед Календарь, который мне говорил: «Она приходит к тебе так, что ты узнаёшь её потихоньку, по чуть-чуть, а не сразу, поэтому, она одаривает тебя своей магией и волшебством, открывает тебе глаза и душу, не ранит тебя и не ломает. Но это не значит, что она тебя не ударит. Ещё как ударит, и ты будь готов к этому. Не жди от неё пощады – это она учит тебя жить и закаляет твой ум и характер».

Плетясь за нашей компанией и глядя сзади на лениво-осторожную, небрежную, расслабленную и в то же время удивительно привлекательную походку феи-лазутчицы, я вдруг отчётливо услышал внутри самого себя уверенный тихий голос деда Календаря: «Ты, малый, не дурак, а если дурак, то немалый. Поэтому будь спокоен, Сашок. Будь удивительно спокоен. Удиви её своим спокойствием. Понял? ».

Я с внутренней улыбкой и ласково ответил деду Календарю: «Я за понял год сидел. Понятно? » и стал вдруг спокойным, удивительно спокойным. Вся моя злость и ненависть к этим мужикам и к этой фее-лазутчице вдруг прошла.

Я теперь с насмешкой и юмором смотрел, как фея-лазутчица ритмично слегка виляет своей попой и бёдрами и как мужики стараются идти с нею «в ногу», перебивая свой шаг, спотыкаясь о сосновые корни и бордюры дорожки.

Я заметил, что не спотыкался и не суетился только мой папа, который шёл себе рядом с феей-Валентиной обычным своим шагом так, что фея-лазутчица вынуждена была подлаживаться к нему.

Вся эта игра походок мне начала забавлять и нравиться. Я сзади стал копировать походки участников нашей компании.

Сначала я пошёл, как папа – размеренно, свободно, чуть-чуть лениво, прогулочно, но в то же время уверенно, твёрдо, «по-мужски».

Потом я пошёл, как мой брат – прямо, потом боком, потом с подскоком, то ускоряясь, то замедляя свой шаг.

Потом я пошёл, как ходит наш «лысый» - суетливо, заглядывая фее-Валентине сбоку в лицо, спотыкаясь о корни деревьев.

Потом я стал копировать походку «форварда» нашей футбольной команды «новеньких», который растопыривал локти, толкался, шёл неровно и часто оглядывался по сторонам.

Наконец я пошёл походкой феи-лазутчицы – ровно, уверенно, с движением ноги «от бедра», с ленивым покачиванием боками, с изгибом в талии, отчего мои бёдра и моя попа тоже стали ритмично покачиваться.

- А у тебя смешно получается, - услышал я чей-то насмешливый голос сзади. Это тётя-регистратор догнала нас. Она взъерошила мне волосы на голове и одобрительно улыбнулась.

- Особенно похоже ты изображаешь Валентину, - добавила она. – Обязательно расскажу ей, как ты её копируешь, когда она так откровенно ведёт себя с мужиками.

Я мгновенно похолодел и испугался…

«Ещё чего?! » – лихорадочно подумал я. – «Вот не было печали, да черти подкачали! ».

- Это я так, - услышал я свой хриплый от волнения голос. – В шутку.

- Ясное дело - «в шутку», - сказала тётя-начальник. – Я тоже шучу. Никому я ничего не скажу. А ты бы занялся актёрским мастерством, у тебя хорошо получается копировать разные походки. Похоже и смешно.

У меня опять мгновенно потеплело на душе. Я внимательнее взглянул на тётю-регистратора. Теперь она не казалась мне начальницей, а стала почти такой же, как моя мама – доброй, улыбчивой и всё понимающей.

На подходе к столовой наша компания разделилась. Фея-лазутчица, вдруг обернувшись назад и одарив меня счастливой запоздалой улыбкой, отвернула в сторону и прогулочным шагом пошла к своему дому.

«Осиротевшие» мужики ещё некоторое время шли общей дорогой, но потом стали «таять», разбегаясь в разные стороны, а наш папа позвал меня и моего брата «домой». Мы вдруг, как по команде, ощутили голод и с удовольствием опять угостились мамиными запасами.

Вообще, мы все ощутили некоторое беспокойство, тоску и вину по маме и, не сговариваясь, сели писать ей письмо…

Я смотрел на чистый двойной лист из тетради, который дал мне папа и представлял себе, как и что я хочу рассказать-написать маме.

Мне хотелось написать ей, как мы сели в автобус, как махали руками её фигурке, как ехали на станцию, как сели в дизель-поезд и как стучали на стыках колёса, как нас встретил шумом и гамом тульский железнодорожный вокзал, как громыхал вагон тульского трамвая, как мы шли по сосновому лесу к воротам турбазы, еле волоча свои чемоданы, как мы ужинали и познакомились с нашей феей-Валентиной, как мы смотрели весёлую румынскую кинокомедию, как мы проснулись утром от жуткого «колотуна» и как бегали «наперегонки» с нашей феей-Валентиной, как «играли» в футбол и как «уплетали» то, что мама нам приготовила…

Вместо этого моя рука вывела в тетради: «Мама. У нас всё хорошо. Мы кушаем в столовой, отдыхаем, гуляем, играем. Папа играет в шахматы, Юра ездит на велосипеде, а я собираю сосновые шишки и делаю из них игрушки. Здесь растёт большой сосновый бор. Деревья очень высокие. Вечером нам показывают кино. Папа кормит нас твоими запасами, и мы тебя очень любим. Я по тебе скучаю».

Я видел, как «мучаются» над своими листами мой старший брат и папа. Они тоже долго думали, прежде чем что-то написать…

Я первым «сдал свою работу» и папа с интересом прочитал вслух моё письмо. Мой старший брат с досадой посмотрел на свою «писанину» и сказал мне, что «нехорошо подсматривать и списывать». Папа сказал старшему сыну, что «Саша всё написал правильно, коротко и ясно» и что «мы должны что-то написать от себя».

Они ещё долго сидели над своими письмами, а я, свободный и гордый, стал бездумно листать страницы свежей местной газеты. Мне интересно было догадываться о содержании статей по их заголовкам.

Например, на первой странице газеты крупными буквами было напечатано: «Уходу за посевами, заготовке кормов – ударные темпы! ». Ясно, что в это время года нужно следить за посевами и косить траву на сено. Так все делают. Неясно было только, как это делать «ударными темпами»? Драться что ли?

Ещё мне было интересно узнавать, какие у людей бывают фамилии. Например, одни автор имел фамилию «Чудук», другой «Лопух». Ничего себе, фамилии! Хорошо, что не «Чудак» или ещё хуже…

Один из бригадиров сообщал в газете, как его бригада «досматривает» посевы кукурузы, сколько килограммов аммиачной селитры и суперфосфата они «закладывают» под посевы.

Когда я прочитал об этом папе, он сказал, что «было бы лучше, чтобы они эту селитру закладывали себе «за воротник», а не пичкали ею кукурузные хлопья». Потом он сердито сказал, чтобы я его «не отвлекал от письма маме своими глупостями».

Тогда я сказал папе, что в газете есть статья о «рационализаторах и новаторах», которые работают в общественных конструкторских бюро. Папа прервал свою работу над письмом маме и внимательно прочитал эту статью. Статья ему понравилась. Не понравилось только то, что автор статьи (редакция) писала в «неопределённых» выражениях типа: «творческий подход к делу», «решение важных и сложных проблем», «работать с энтузиазмом», «борьба за повышение производительности труда», «шире размах», «борьба за технический прогресс», «отдавать все силы и энергию», «оказывать всяческую поддержку и внимание».

- Я согласен, - горячо сказал папа. – Новаторы – это авангард советского рабочего класса, его «золотой фонд». Так почему этот «золотой фонд» получает за свои изобретения и рацпредложения копейки? Почему на одного автора десятки соавторов?

- Самое главное, - сказал папа, понизив голос. – Почему в газете напечатано, что «ни профсоюзные, ни партийные организации не нацеливают рабочих на изыскание скрытых резервов, повышение производительности труда, не указывают на какие конкретно вопросы и резервы следует обратить особое внимание новаторов»? Кто или что «скрывает» эти резервы? Что в парторганизациях нет новаторов партийной и профсоюзной работы?

Эти вопросы сначала повисли в тишине спальни-палаты, но потом наши соседи-мужики по палате стали сначала вполголоса, а потом всё жарче и жарче обсуждать эту статью и вопросы моего папы.

Особенно не на шутку разошёлся очкарик. Он что-то рассказывал о своём конструкторском бюро, о коллегах-инженерах, о своих изобретениях, о творческом коллективе новаторов, о своём авторстве и соавторстве.

Мужики слушали его сбивчивую речь, а потом тихо сочувственно обсуждали и на кого-то сердились и ругались. Потом папа уединился с очкариком и тот ему на листочке из тетради что-то рисовал, объяснял, показывал. Папа кивал головой, слушал, потом спрашивал, потом начал что-то говорить очкарику. Потом они заспорили, им оказалось мало листочков из тетради, поэтому папа стал что-то быстро рисовать на обратной стороне маминого письма…

К тому моменту, когда я уже прочитал все заголовки в газете и посмотрел все фотоиллюстрации, они наконец-то, примирились, сидели довольные над своими листочками и говорили, что «это гениально». Причём очкарик восхищённо говорил про моего папу, что он «гений», а сам всё ерошил и ерошил свои и так растрёпанные волосы.

Мой брат тоже очень быстро написал свою часть письма нашей маме. Он сначала с интересом слушал мужские разговоры, потом ему это надоело. Он потихоньку «улизнул» на улицу, к ребятам.

Так я остался один на один со своими мыслями и переживаниями по поводу феи-лазутчицы…

«Интересно, а чем занимается фея-лазутчица» - подумал я и стал представлять, кем могла бы быть наша фея-Валентина. «Может быть она разведчица? Может она какой-нибудь начальник или начальница? А может быть она дочка какого-нибудь начальника? ».

- С чего ты решил, что она дочка начальника? – вдруг спросил меня мой мужской внутренний голос.

- Все чьи-то дети, - ответил во мне мой второй внутренний голос женским голосом. – Саша прав.

- А почему разведчица? – не унимался мой мужской внутренний голос.

- Потому что купается по утрам, не боится холода, бегает хорошо и лазает под колючими кустами без единой царапины, - ответил мой женский внутренний голос.

«Ладно вам спорить», - сказал я своим голосом им обоим. - «Просто надо узнать, кем она работает и кем является. Может быть, она швея-новатор и получила путёвку в дом отдыха за свои достижения в изыскании скрытых резервов».

Мои голоса замолчали.   От нечего делать я снова стал листать местную газету. Так я узнал, что ученики сельской школы, как новаторы, стали помогать бригаде кукурузоводов и свекловодов. Они ежедневно стали наблюдать за ростом всходов растений, замерять их длину и описывать их состояние, а также стали изучать влияние на всходы действие различных удобрений. Для этого им выделили отдельные грядки и участки на колхозном поле.

Это дело сельских ребят меня очень заинтересовало. Это было настоящее исследование, настоящее дело. Не то, что у нас – сбор металлолома и макулатуры…

Какое же это новаторство, если всего делов-то – собирать всякие железки, газеты и старые книги и тащить их в кучи на школьном дворе. Так, «баловство одно», как сказал бы дед Аркадий в Дальнем Русаново…

- А я тоже новатор, - вдруг сказал лысый и снял зачем-то свою мятую фуражку. – Иначе меня сюда бы не послали.

- Я свой трактор четвёртый год без капитального ремонта вожу, - пояснил он всем присутствующим в спальне-палате. – Только техосмотр и так, ремонт по мелочи.

- А что у тебя за трактор? - деловито спросил толстяк.

- «Т-28» - быстро ответил лысый. – Трактор новый. Я его в 1960 году получил.

- Сначала я его обкатывал на малых оборотах, - начала он пояснять свой новаторский метод. – Потом потихоньку давал ему нагрузку. При этом строго соблюдал чистоту и марку топлива, смазки, охлаждения чистой и подогретой водой. Главное – не пускал к трактору чужих и временщиков. Взял над своим трактором «шефство» и сам выбрал себе сменщика из числа молодых. Совсем ещё школьник, пацан, но смышлёный, честный.

- Я на своём тракторе каждый год обрабатываю по 100 гектаров посевов кукурузы, - гордо сказал лысый. – Пашу, сею, сорняки удаляю, удобрения разбрызгиваю, с вредителями борюсь. Уже несколько приспособлений изобрёл.

- Главное, - сказал более скромным голосом лысый, - я на ремонте сэкономил. Вместо новых деталей использовал старые, только немного восстановил их «до кондиции». Наши то ребята, как привыкли? Чуть, что не так работает, сразу начинают менять детали на новые, а они тоже должны приработаться. Особенно в топливном насосе, в поршневой группе. За чистотой воздухоочистителя не следят, вот и износ повышенный.

- А ты, значит, следишь? – спросил черноволосый и своей расчёской причесал себе одну бровь.

- Не слежу, а наблюдаю, - ответил обиженно лысый. – Мой трактор – это мой заработок, моё уважение и авторитет. Понял?

- Да понял, я понял, - сказал примирительно черноволосый. – Новатор, так новатор. Молодец. Я вот не новатор, но тоже молодец, потому что сижу сейчас вместе с вами и отдыхаю точно так же, как вы. Заработал, хоть и не изысканием «унутренних» резервов.

Мужики напряжённо замолчали…

- Я доказал вредность использования дуста и других типов гербицидов, которыми обрабатывают в совхозах и колхозах лён, кукурузу и другие растения, - не выдержал черноволосый и нервно пригладил свою шевелюру гребешком. – На примерах доказал. Так что наши изыскания и доказательства теперь обсуждается «наверху», а меня сюда – подальше от глаз разных начальников.

Тишина в нашей спальне-палате стала ещё звонче…

- А я тоже новатор, - вдруг заявил толстяк. – Я на кухне нашей заводской столовой внедрил новый салатный соус. Берёшь две трети стакана растительного масла, выдавливаешь на одну треть стакана сок лимона или добавляешь уксуса. Потом туда ложку горчицы, щепотку сахара и соли. Потом добавляешь ложку сметаны или майонеза. Потом всё это перемешиваешь и добавляешь этот соус к нарезанным средними кусочками овощам, салату, редиске и мелко нарезанному зелёному луку. Вкус получается специфический…

- Э, братцы, - сказал папа. – А не пора ли нам попробовать нашего домашнего «салата» из хлеба, сала, шпрот и горчички, сдобренного соусом из горилки?

Все сразу радостно зашумели, загалдели, задвигались. Опять, как по мановению волшебной палочки, на сдвинутых тумбочках вдруг появились остатки домашних заготовок и бутылка московской водки.

Все опять стали добрыми, отзывчивыми и друзьями. Опять подняли тосты «за победу», «за лучшую жизнь», «за новаторов», «за всех хороших, честных и порядочных людей».

Угостили бутербродом с салом и меня, только без водки. В ответ я вдруг показал мужикам то, что нарисовал в альбоме, пока они спорили, хвастались и выпивали.

Это был портрет нашей феи-Валентины и для мужиков это был – «Го-о-ол!!! »…