Глава Четвертая Рыжая кошка Дневник святой грешниц. Из сборника Дневник проститутки

Июль 2001 года…

Второй месяц нашей совместной жизни после разрыва из-за Онги.

В разгаре славное время сенокоса и богатая ягодная пора. Ты пропадал целыми днями, то у родителей, помогая им с сеном (там все делалось вовремя), то у Кантемира, сопровождая его технику на покосы. На одном таком покосе ты с ней и познакомился.

Я же нервничала: трава на нашем поле пошла в твердые стебли, рано созревшая земляника перезревала и начинала высыхать, а у тебя для дома не было ни времени, ни желания. И чтобы не остаться без варенья, я пешком ходила в свой лес за ягодами, а это три часа ходьбы. Ты меня не возил, требовал бензина, но варенье ел с удовольствием. Съел и ушел…

Подвергнув меня унижениям через побои и оскорбления перед своими друзьями, сено наконец-то было заготовлено и нам. И сглаживая свою вину, ты повез меня в лес, зная, какое благотворное влияние оказывает на меня природа.

А моя земля чудесная. Я отдыхаю там душой и телом.

На горе лес. Лазаю по горе, вдыхаю хвойный аромат сосен, взбираюсь на огромные валуны, украшающие лес как природные статуи, и любуюсь видом: внизу стелется мягкая сочная трава, в обрамлении зеленых кустов блестит на солнце голубой пруд с белыми лилиями, вокруг поле, усыпанное белыми и желтыми ромашками. Я не могу без полевых цветов. Как бы ни был тяжел мой обратный путь, букет цветов всегда со мной. За полем, сверкает узкая полоска спокойной реки с прохладной водой и горячим пляжем, а дальше темный лес и ни души…

Я люблю одиночество в тишине и покое.

Мы приехали в тихий лес ранним утром…

Последние клочья серого тумана тянулись к реке. От росы трава мокрая и неприятная. Я не переношу мокроту. От сырого воздуха остро испытываю чувство холода, а от влажной одежды и обуви постоянно зябну.

Ты оставил меня в лесу, а сам поехал к родителям. Лорд помчался за машиной, но ты не остановился, и пес уныло вернулся ко мне. Пес, скучая, весь день лежал возле дороги. Его не волновали ни птицы, ни зверьки. Без тебя и машины ему было плохо. Я собирала опухшими несгибающимися пальцами мелкую перезревшую землянику. Мягкая ягода часто раздавливалась, и поэтому работа продвигалась медленно.

На смену зябкому утру пришел теплый день. Яркое солнце засверкало золотом, и его лучи, пробиваясь сквозь гладкие и ровные сосны, нежили мою душу…

Меня жара не утомляет. Я разделась до купальника и с удовольствием подставляла ласковому солнцу свое тело. С умилением наблюдала за небольшой птичкой с красноватыми боками, выпорхнувшей из густого малинника, на верхушках которого уже наливались ягоды. Восхищенно слушала пение птиц, раздававшееся из зеленого ольховника, и с изумлением обомлела от рыжей белочки, с  шумом пробежавшей мимо меня.

Мне хорошо в лесу одной, плохо было только от печали Лорда.

Ты вернулся с вечерними сумерками. Воздух наполнялся прохладой. Разозлившись на мою неповоротливость, ушел ловить карасей в пруду. Я же про себя отметила, что моя родная свекровь обязательно прислала бы мне еду. За целый день я испытывала изнурительное чувство голода, но ягоды не ела, так как медленно их собирала.

Рыба не клевала, и ты с раздражением стал торопиться домой. А когда я, как всегда, стала собирать цветы на букет, вышел из себя, и чуть было не уехал, бросив меня в лесу, а в дороге презрительно возмущался:

- Ты не думаешь о жизни, а только о своих ягодах. А я думаю о жизни. Как нам жить дальше, где взять денег на кусок хлеба.

- А ты поменьше катайся. Ты даже в туалет ездишь на машине. Нам бы хватило денег не только на хлеб, но и на другую еду.

- Я трачу свой бензин.

- А он тебе даром дается?

- Ты тупорылая дура, - И взмахом руки ударил меня по лицу. Мои нервы напряглись.

Приехали домой в десять вечера. Я изнывала от усталости, с трудом выпрямляя больную спину. Ты же равнодушно уткнулся в телевизор. Мне самой пришлось принести воды, наколоть дров, растопить печь, чтобы приготовить еду, хотя знала, что есть ты не будешь. Когда ты психуешь, то   не ешь. Но если бы я не приготовила, то это был бы новый повод для скандала. И на этот раз, отказавшись от ужина, ты со злостью ушел спать.

От нервного напряжения я почувствовала боль всеми клеточками организма. В мозгу лихорадочно билось: «Я так больше не могу! Надо положить этому конец», - твердо решила я.

- Я больше думаю о жизни, чем ты. Что ты можешь мне дать, кроме куска хлеба? А от твоей вечной злобы и ненависти я устала. У меня жить с тобой, нет больше сил, - и ушла спать в комнату сына.

Утром, зайдя за своими вещами, сказала:

- Если тебе некуда идти, живи как квартирант: плати за свет и больше мне от тебя ничего не надо.

- Да кому ты нужна, старая морщинистая обезьяна, - зло фыркнул ты.

И я с горячностью и со злобой ответила:

- Посмотри на себя. Я тебя тоже красивым не считаю: лицо длинное, худое, глаза впалые, нос большой.

Ты взревел:

- Ах, я некрасивый! – И бросился на меня, как разъяренный лев и твои ладони, как сталь, звенели по моему лицу, а носками туфлей ты бил по ногам, больно задевая кости.

Я была готова к этому, ибо намеренно зацепила внешность, зная, что это твое больное место.

- Уйду к той, которая считает меня красивым, - бросил ты и поспешно уехал.

Мне стало спокойнее на душе.

Появился на следующий день.

Я готовила обед. Ты высокомерно спросил:

- Ты собираешься передо мной извиняться?

Мной овладело желание уязвить еще больше. Нам вместе не быть.

- За что? За свой вкус? На вкус и цвет товарища нет, - сказала я.

- Ну-ну, - уверенно произнес ты, повернулся и, ничего больше не сказав, уехал.

Удивительно, но Лорд за машиной не помчался. Он все понял.   Он исключительно умный пес…

Ты появился на следующий день и заявил:

- Знаешь, я согласен!

Я обрадовалась и спросила:

- Жить квартирантом?

- Нет, помириться. Съезжу, наловлю рыбы для Лорда, а ты приготовь ужин. Вечером помиримся…

Ты умчался, не взяв с собой Лорда.

Я каждый день слушаю астрологический прогноз. И в тот день в моем гороскопе было сказано: «У вас появилась конкурентка. Не сидите на месте, действуйте! ». Но я за мужчинами не бегаю. Плыву по течению. Чему бывать, того не миновать. Когда ты пылал страстью к Онге, я спокойно шила наряды для своей новой жизни.

Ты вернулся без четверти десять и с порога засуетился:

- Передали, что возле пилорамы меня ждет Чесик. Он хочет посмотреть одну деталь. Надо быстро побриться и переодеться.

- А зачем для этого переодеваться?

- Меня мама ругает, когда я ненарядный.

- Лучше бы она ругала, когда ты женщин меняешь как перчатки.

- О! Это она разрешает. Где чистые трусы?

- А ты что, и трусы показывать будешь? – я разволновалась, - мне, Войцек, это не нравится. Никуда не надо ехать, оставайся дома.

- Мне надоели твои скандалы! – вспыхнул и сердито добавил, -  Я ночевать останусь у Брониславовны и попрошусь к ней жить.

Отломив кусок батона, ты заторопился.

- Поешь сначала, - попросила я.

- Может, сегодня вернусь, тогда и поем.

Собравшись, за пять минут, ты умчался. Видно, «рыжая кошка» ждала тебя за углом…

Я с облегчением вздохнула:

- Ну что ж, пусть возвращается к своей Брониславовне. У нас ничего не получается.

Я твердо решила с тобой расстаться.

За окном наступали сумерки. Вдруг на карниз села пушистая серая сова и, вытягивая шею, вертела головой, с любопытством разглядывая меня, огромными круглыми глазами. Сова – символ мудрости. И я почувствовала, что мне Господь дает понять, что я приняла правильное решение…

Ты появился на следующий день в полдень. Я на кухне обедала, доедая вчерашний ужин. Не ожидая тебя, больше не готовила. Ты попросил есть:

- Знаешь, мне поставили только чай. Да что я тебе объясняю.

Пришлось отдать свою еду. Ты доел мой обед и ушел в комнату, откуда через минуту раздался сильный храп. Видно, ты провел бурную ночь, так как уснул, не сняв не только верхнюю одежду, но даже обувь и кожаную кепочку.

Я жила в комнате сына. Ночью ты пришел ко мне обнаженный и прошептал:

- Мне только с тобой хорошо, - склонился к моим губам, но я их плотно сжала.

Я люблю заниматься любовью, но тогда была одержима одним желанием – расстаться с тобой.

Ты не настаивал, зная, что губы для меня священны. Половой акт – это всего лишь потребность организма, а губами я отдаюсь только любимому.

Поцеловав в щеку, ты резко сбросил с меня одеяло и сказал:

- Ты так вкусно пахнешь женским молочком, что я по запаху, вслепую, найду тебя среди сотни женщин.

Нашептывая эти прекрасные слова, ты целовал видневшуюся из-под ночной сорочки грудь, но все это меня больше не волновало.

Ты тоже вкусно пахнешь, даже не моясь по нескольку месяцев. Но я никогда от тебя не чувствовала запаха пота, отвратителен был запах дешевого одеколона.

Ты попробовал ртом захватить мои губы, но я их плотно сжала, не давая целовать. Я спокойно отношусь к твоим половым актам с другими женщинами, но мне больно от сознания, что ты можешь целовать их губы, а при совокуплении тел тебе для полного ощущения восторга необходим еще и поцелуй. Я тебя не прогоняла, но, повернув голову к стене, не отвечала на твои ласки.

- Где мой бесценный клад? – прошептал ты, и твоя рука скользнула под сорочку, легла между ног, но я их плотно сжала.

- Она у тебя с золотой окаемочкой, - и опытным движением рук быстро раздвинул ноги.

- О, мое сокровище! – и ты горячими губами впился в мой сокровенный рот.

Твой язык, блуждая по чреву, нащупал маленькую щелочку клитора и, лаская бархатную кожу, надавил на самый чувствительный бугорок, но я не напряглась в ожидании блаженства, а почувствовала тупую боль – твой язык бил по нерву, но самопроизвольно произошел оргазм.

- О! Какая сладкая твоя кислая водичка! Меня мучает жажда без нее!

Утолив жажду, ты взял меня неистово, грубо, будто насиловал. Я не отдавалась, но и не сопротивлялась.

- У меня таких женщин еще не было и больше не будет. Давай все забудем и пойдем на нашу кровать, - предложил ты, - и я покорно пошла за тобой…

Я верю в искренность твоих слов о том, что лучше меня у тебя не было женщин и больше не будет. Я индивидуальна, незабываема и не случайно мой любимый цветок и символ жизни – незабудка. Я индивидуальна во всем. У меня даже строение интимной плоти не такое, как у большинства женщин. Я долгое время стеснялась этой своей особенности, пока мужчина-гинеколог не пришел в восторг. И я поняла, в чем моя сила – в индивидуальности.

Я не такая, как все!

На следующий день ты был ко мне исключительно внимателен, даже помогал по хозяйству, без возмущения выполнял все мои просьбы и не злился на замечания. А у меня целый день вертелось в голове: «Я больше с ним не хочу. Что же мне сделать такое, чтобы уйти спать в комнату сына? ».

И безо всякой задней мысли я сказала:

- А ведь, Войцек, это у тебя была не деловая поездка. Это был вызов на свиданье.

Ты от неожиданности в растерянности раскрыл рот. Я попала в точку. Придя в себя, ответил:

- Ну и пошла ты …  -  и произнес матерное слово из трех букв. - Уйду!

Я удовлетворенная вернулась в комнату сына.

Утром, когда я убирала во дворе, меня соседка-бабка уведомила, что ты три ночи был не у родителей, не у Брониславовны, а у женщины из соседней деревни.

Сороки быстро разносят сплетни на хвосте.

И когда ты появился на улице, то я отметила твою популярность, сказав:

- О, каким ты спросом пользуешься у нас, в центре, да еще и в соседней деревне.

- Быстро же ты узнала, - ответил ты с дрожью в голосе.

Но я ничего не успела сказать, как ты уехал. Мы оба оказались в стрессовом состоянии. И когда ты приехал через несколько часов и стал выгружать из багажника машины дрова, я подошла к тебе и попросила не выгружать:

- Люди не поймут, что ты живешь квартирантом. Не нужны мне твои дрова. Уходи.

И тут тебя прорвало:

- Будь ты проклята, - и увесистым кулаком ты нанес боксерский удар мне в грудь.

Я еле устояла на ногах и, увернувшись от другого удара, убежала в дом, а ты в вдогонку громко бросал проклятья.

Ты приехал через два дня…

Утром передавали по радио мой гороскоп на день: «Всего лишь влюбленность, но она изменит всю вашу жизнь».

Ты всегда злился, когда я внимательно слушала предсказания астролога. Эти предсказания меня еще ни  разу не подводили. И мне хотелось верить, что и на этот раз звезды сказали правду: всего лишь влюбленность, а не любовь. Влюбленность не всегда перерастает в любовь. Она иногда быстро проходит. Меня больше томила мысль, что меня разлюбили.

Ты, молча, разбирал мой телевизор и по частям выносил его в машину. Я сидела в кресле. Лорд расположился у меня на коленях, и мы, молча, наблюдали за тобой. Я про себя думала: «Черт с ним, с этим телевизором, лишь бы Войцек не остался, но все-таки вслух произнесла:

- А ведь телевизор-то мой.

- Да тебе все равно нечем платить за свет. Я люблю, когда ты не ругаешься.

- А я не ругаюсь, когда ты уходишь. Я ругаюсь только за то, что ты не живешь, как живут в семье, но и не уходишь.

Ты пошел к выходу, но умный пес, поняв все, за тобой не побежал, а стал успокаивать меня своим лизаньем.

Мы расстались.

Мое «я» раздвоилось. С одной стороны одиночество в тишине и покое успокаивало измученную душу, а с другой - униженное самолюбие брошенной женщины терзало ее. Моя душа находилась в двойственном состоянии, испытывая одновременно легкость и спокойствие, и изнуряющее чувство позора.

«Я не полноценная женщина, не сексуальна, не вызываю желание, меня бросили», - сверлило в мозгу.

Тупая боль пронзила сердце. От стыда я не могла показаться людям на глаза, перестала ходить в костел. Мое униженное самолюбие хотело кричать на каждом углу, чтобы все видели, какая я еще молодая и красивая. Друзья мне сочувствовали, а тебя хулили. Но враги надо мной потешались. В моем присутствии расхваливали красоту разлучницы, ее молодость, трудолюбие, богатство. Из-за отсутствия условий (у меня нет хлева и средств) я не держу большого хозяйства. Но не все это понимают, и в глазах многих сельчан я просто лодырь. Поэтому они оправдывали твое вероломное предательство, судача, до каких пор ты будешь со мной мучиться. Из-за лживых поклепов, испытывая эмоциональные расстройства, я провела в слезах много бессонных ночей, пока дела не привели меня в твою новую деревню.

Мои знакомые хорошо знали твою очередную жену.

Когда Кантемир косил на тракторе сено, ты высмотрел: одинокая женщина, дом, хозяйство, деньги – и у тебя разгорелись глаза…

И оказалось, что все то, что тебя раздражало во мне, ты получил у нее.

Мы сошлись с тобой в доме Сергеева. Я снимала домик с обязательством выкупа. Но из-за того, что я стала с тобой жить, хозяин мне дом не продал, так как сам предлагал мне выйти за него замуж. И вот я попала в старинный дом, имею на него законные права, и если меня выселят, то предоставят жилплощадь. Твоя же молодуха живет за сторожа в чужом доме и в любой момент может оказаться на улице. В ее хозяйстве были теже кролики, но появился еще и бычок. А в твоих глазах это уже большое богатство. Она своей земли не имеет, безработная, поэтому деньги временные, только те, что поделили с мужем при разводе.

Ей тридцать пять лет, но у нее уже вставные зубы и немолодое лицо, безгрудое плоское тело. Плохо питаясь, я сильно похудела, она же безобразно тощая и ниже меня ростом. Как появился ты, молодка распустила длинные прямые волосы цвета соломы и выстригла на лоб челку, от чего ее некрасивое лицо стало приятным.

Быстро же у вас дошло до челки! Челку ты любишь! Тебе не нравилось, что, укладывая волосы, я оставляла открытым лоб, и ты мне их ворошил,   опускал на глаза, попрекая отсутствием вкуса. Я же возражала:

- Челка – это вульгарно, а открытый лоб – благородно.

Но все дело в том, что я убеждена: к моему круглому лицу челка не идет.

Ее зовут Катя. До твоего появления к Кате похаживали мужики, и Кантемир в том числе. Она с удовольствием распивала с ними спиртное.

В моем имени, характере, гороскопе заложена болтливость. Кроме чужих тайн, я не умею в себе ничего держать.   Я болезненно испытываю нестерпимое желание и радостью и бедой с кем-то поделиться, иначе я могу дойти до душевного расстройства.   И вот как-то в автобусе, чувствуя горечь на душе, терзаемая необходимой потребностью с кем-нибудь поговорить, я рассказала случайной попутчице все, что со мной произошло.

Незнакомая женщина, моего возраста, уняла душевные муки, сказав:

- Она моложе вас, но выглядит старше. Вы королева, а Катенька всего лишь простая крестьянка. Пусть живут.

- Я семьи не разбиваю, - успокоила я ее.

Меня охватила радость, так как красота для тебя имеет большое значение, и некрасивость ты долго терпеть не будешь.

Я долгое время не виделась со своими дальними родственниками. И вот случай привел меня к ним. Это сердечные добрые люди. Они  всегда принимают меня с открытой душой и до слез переживают за мою судьбу. Если бы не их поддержка и помощь, как бы я выжила в эти страшные годы лишений…

Оказалось, что твоя новая жена бывшая их родственница. Ее муж – моя дальняя-дальняя родня.

Детей у них не было, а он очень хотел ребенка, и поэтому свою боль заглушал вином, напиваясь до такой степени, что не было сил ни на драки, ни на женщин, тихо и спокойно лежал. Катя же бесилась: не кормила его, била пьяного и издевалась над ним так, что его мать от нервного расстройства оказалась в больнице. Катя работала посудомойкой в столовой и блудила с шоферами, а влюбившись в женатого мужчину, пыталась разбить его семью. Имея двоих детей, дорожа женой, он прогнал ее прочь, и тогда Катя отравилась наркотиками и ее еле спасли.

Моя дальняя родня считает ее придурочной, сумасбродной и бестолковой хозяйкой. Она не смогла вовремя сохранить мясо зарезанной свиньи, и тушу пришлось закопать. Вовремя не варя варенье, гноила собранные ягоды и их выбрасывали. И не всегда в чистоте содержала дом. Ее муж подал на развод. После развода  Катя преследовала его, пока не появился ты.

Я не могу судить, кто в их семье прав, а кто виноват, об этом знает один Господь, все в его власти. Но я знаю одно, что после меня у тебя не будет, ни хорошей, ни красивой женщины.

Я успокоилась – ты приобрел то, что было тебе ненавистно во мне.

«На чужом несчастье собственное счастье не построишь», - говорит мудрость. Катя знала, что ты несвободный мужчина, но принимала тебя, подвергая меня унижениям. К тому же она староверка, а ты католик и относишь себя к чистокровным арийцам.

Время все поставит на свои места, и она узнает твой злой язык. Ваше знакомство не случайное…

Август 2001 года…

Ты приехал после дня своего рождения. Трогательно рассказал, какой букет цветов тебе подарила подруга сестры, и пообещал мне такой подарить. Я у тебя поинтересовалась, были ли на празднике твои родственники, но ты ответил, что, кроме Кантемира и Аллы, никого не было. А после стал хвастаться:

- Я приехал за паспортом. Прописываюсь в свой дом.

- Куда!?

- Как куда? К молодой жене. У меня большое хозяйство. Надо взять у тебя кроликов для развода, а вообще-то куплю.

- Мне сказали, что она быстрая.

- Да, я любуюсь, как она работает, - высокопарно ответил ты.

Я родилась и выросла в городе, и у меня нет деревенской сноровки. Я выполняю работу медленно, но добросовестно и аккуратно, так как во всем люблю красоту. Моя настойчивость и упорство в работе выводили тебя из себя.

- Что ты все копаешься! – ты злился даже на то, что я держала большой огород.

- Больше посадишь, больше возьмешь, а лишнее можно продать, - твердила я.

Легкую работу ты выполнял быстро, но кое-как, а от тяжелой отказывался, заявляя:

- Мне она не нужна. Я здесь жить не буду.

И мне ничего не оставалось, как все делать самой, даже выполнять непосильные для себя мужские обязанности. Но когда дело подходило к концу, ты крутился вокруг меня, вздыхая:

- О, я тебя так люблю, что не могу уйти…

Я городской житель, одна тяну на себе трудности деревенской жизни, и всем на удивление мой огород чист от сорняков и я на горячем песке снимаю хороший урожай. Ты же считал меня лентяйкой, неповоротливой, упорно не признавая, что от тяжелого труда мой остеохондроз сказывается на руках и ногах. Я еле передвигалась на больных ногах, с трудом работала опухшими руками.

Ты продолжал бахвалиться своим богатством, но я тебя остановила:

- Не обманывай. Я все знаю. Ты упрекал меня разводом с мужем, обвиняя меня в его пьянстве. Но ведь она тоже разведенная.

- Это ее достоинство. Как можно жить с пьяницей, который тебя избивает и путается с другими женщинами?

- А ты лучше? Ты ведь тоже меня избивал.

- Я на такое не способен.

- У меня от твоих побоев остались вмятины на теле и искалеченный глаз. Я католичка по отцу, а ты обзывал меня вонючей староверкой, потому что моя мать православная. А она -  староверка.

- Какая разница, какой человек веры, лишь бы был хорошим, - заявил ты.

- А я, выходит, плохой человек? Михаил смеялся: где он берет таких женщин, дюже красивая, вся такая накрашенная. Едут – он ее за грудки трогает, а она счастливая смеется. И не стыдно тебе так себя вести, тем более, когда меня все знают.

- Я так не делаю.

- Как будто я не знаю твои вульгарные вольности. Ты любишь показывать свою власть над женщинами и бахвалиться ими. Но ее не за что трогать. У нее нулевой размер бюстгальтера, - съязвила я.

– Мне сказали, что она моложе меня, а выглядит старше, потому что некрасивая и одевается некрасиво. Но знаешь, как появился ты, стала красавицей. Радость красит, а горе старит. Но она скоро узнает горе с тобой. А я, как видишь, не постарела, а, наоборот, с каждым днем молодею. Надо было честно поступить, сначала уйти, а потом уже сходиться с другой. Ты меня унизил и опозорил перед всеми.

- Я тебя ничем не опозорил. Тебя все уважают. Я опозорился сам.

- Зачем ты вернулся ко мне после Онги? За полгода нанес мне два предательских удара. У меня знакомая от одного удара сошла с ума и умерла. А я, как видишь, не помираю, я не в горе. Но разве она хорошая женщина, если, зная обо мне, тебя принимала?

- Она о тебе ничего не знала. У нее много достоинств. Она работала шеф-поваром.

- Значит, твой посудомойкин шеф-повар вкусно готовит?

- Еще не распробовал.

- А до челки у вас быстро дошло!? Ведь она тебя ждала за углом, когда ты якобы к Чесику собирался. Мне рассказывали, что к ней похаживали мужчины, и Кантемир в том числе.

- Это неправда! Она чистая и порядочная женщина.

- Некрасивой легко оставаться чистой, когда тебя никто и ничто не искушает.

Меня душила обида. Для меня некрасивых людей нет. У каждого свой особенный шарм и каждый красив по-своему. У каждого есть своя изюминка, но, вопреки сознанию, мое обиженное самолюбие жаждало сопернице тех, же унижений, через которые прошла я. И я твердо решила внушить тебе, что она некрасивая…

Жестокая обида колола сердце – то, что ты ставил мне в вину, ей ставишь в достоинство. Я добрая женщина, созданная для счастья, четыре года обливалась слезами, болезненно реагируя на твое холодное равнодушие, обидное невнимание и жестокие несправедливые обвинения. Ты оскорблял меня позорными словами за то, что я не устояла перед тобой в первую ночь нашего знакомства.

А как это было…

На деревне тяжело мужчине без женских рук, но женщине одной труднее вдвойне. Я пишу эти строки, а из моих глаз льются слезы обиды за уготованную мне Богом несчастную долю. Одиночество мне не в тягость, но ведь я всего лишь слабая беззащитная женщина, попавшая в такую жизненную мясорубку, что не пожелаю и врагу. Мне тоже нужны надежда, защита и опора. А где их найти? Только у мужчины. Недаром говорят, что за мужем, как за каменной стеной. Я тоже хочу во время житейского урагана опереться на крепкое плечо мужа, от ядовитых стрел врагов, какими являются их языки, защититься его могучей спиной, а в его любви видеть завтрашний солнечный день…

Я жила одна в маленьком доме, окруженном лесом, не имея денег даже на такое необходимое в обиходе человека, как соль и мыло. Но у меня есть пилорама, доставшаяся в наследство от отца, и я пустила слух, что ищу помощника – мужчину. Мой сын в это время был в армии. Ко мне стали приводить женихов.

На рождество я видела вещий сон – мой муж, купив в магазине мне продукты, остановил дальнобойную машину, вышвырнул водителя, сел на его место и уехал, оставив меня с седым мужчиной, худощавого телосложения и высокого роста.

Вы пришли с соседом под вечер, чтобы поздравить меня с Пасхой. Это была первая наша с тобой Пасха. Увидев тебя, я обомлела, узнав мужчину своего сна. А когда ты стал рассказывать о профессии шофера, я поняла, что это судьба.

Весна быстро набирала силу. На исходе марта днем таял снег и грязной водой стекал мелкими ручейками в небольшую речку, делая ее полноводной. Но к ночи мороз крепчал, сковывая льдом землю и воду. За окном чернела ночь, и жутко выл ветер, напоминая о недавно разбушевавшейся последней метели, когда колючий снег больно бил в глаза. В такую погоду ходить скользко и опасно. И ты, ссылаясь на дальний путь через темный лес и глубокую речку, попросился ночевать.

Эмоционально возбудившись от полученного впечатления из-за того сна, я не устояла ночью перед твоей настойчивостью и выбрала тебя в мужья. Охваченный жгучим желанием, ты нетерпеливо разорвал на мне всю одежду и взял быстро и жадно, а затем нежно ласкал взглядом, рассматривая тело. А когда, опустив взор на потаенную пещеру, воскликнул: «Да она у тебя с золотой окаемочкой! » - Я напряглась, испытывая необъяснимое волнение, а когда твои пальцы, скользя по гладкой коже, дотронулись до сокровенных губ, я почувствовала, как сладкая истома разлилась по телу. И когда ты со словами: «И это все мое! » - впился страстными губами в мои выпуклые губы, и язык вошел в меня, я потеряла сознание.

Такие наслаждения мне давал мой покойный муж.

Еще не совсем освобожденная от стыдливости, но охваченная бушующей в тебе страстью, я неудержимо жаждала любви, трепеща от желания насытиться ею. Мы сутками занимались одной любовью, так как были два изголодавшихся по любви человека. Мы не чувствовали усталости, нас снова и снова влекло друг другу.

Доброжелатели, заботясь обо мне, отговаривали от решения жить с тобой, ссылаясь на твою любовь к спиртному, а я отвечала:

- Я уже с ним переспала. Значит, это судьба. Я не могу менять мужчин, как перчатки…

Но я не нашла в тебе то, чего ждет от мужчины любая женщина. Ты всегда был сторонником моих врагов, от житейских бурь ломался и предавал любовь.

- Я переспала с тобой холостым, выбрав тебя в мужья, и ты назвал меня падшей женщиной. А она переспала с тобой женатым и – святая? – с нотками обиды промолвила я.

- Да что мы все о ней. Как у тебя дела? -  Увильнул ты от ответа.

- У меня только одна проблема, как избавиться от твоего ребенка.

- Это не мой!

- А чей же? У меня только один муж – это ты, - возмутилась я.

- Ну, возьмешь у сына денег и сделаешь аборт.

Я сердито ответила:

- Буду перед сыном позориться. Лучше попрошу Яшку пробить. Ты ведь знаешь, что от избытка секса может произойти выкидыш.

- Делай что хочешь. Мне пора.

Эта наша беседа велась на кухне. Я у плиты готовила обед, ты сидел на стуле, а Лорд лежал возле тебя и внимательно наблюдал за нами. И вот, проходя мимо меня, ты попросил:

- Дай буську на прощанье.

- Тебе есть, кого бусить, - ответила я, продолжая мешать ложкой в кастрюле.

Но ты настойчиво просил и не уходил. И тогда я подставила щеку, но ты  неожиданно пересохшими губами обхватил мои пухлые губы и язык мгновенно сомкнулся с моим языком. Ты любишь целоваться, поэтому мои губы всегда старался заслужить. Целуешься со страстью, твой язык жаждет моего. Я крепко прижала его к небу, сдерживая нахлынувшую волну желаний. Ты запричитал: «Дай язычок! Дай язычок! ». И я уступила твоему натиску, охваченная внезапным порывом отомстить сопернице. Ты, схватив губами мой язычок, стал жадно его сосать. Мое униженное самолюбие ликовало, и я отдалась тебе поцелуем, ощущая его прелесть. А когда ты зашептал:

- Можно я пробью? – я под влиянием возбужденной плоти не отказалась, да и мне надо было пробить.

Ты взял меня на руки, отнес на кровать, раздел и разделся сам. Я про себя отметила, что ты теперь семейный человек и любовью занимаешься в кровати. Ты, крепко сжав руками груди, поцеловал их. Затем лежа на мне, стремительным поцелуем завладел ртом, и теплое, упругое вошло в меня. Но обычная поза не давала тебе удовлетворения. Ты прекратил акт и, грубо подняв мою попочку, губами впился в мои интимные губы и языком глубоко вошел в меня. Поднимаясь вверх, язык попал на чувствительную кожу и стал ее щекотать. У меня пересохли губы, напрягся живот и сжались все мускулы тела, а когда твой язык нежно надавил на заветный бугорок, сладкая боль как будто пыталась разорвать плоть живота…

Я в безмолвном онемении конечностей вошла в оргазм.

Напившись живительного сока, которого дает только любовь, ты резко поднял кверху мои ноги и взял с неистовой страстью, будто насиловал, больно ударяя своим органом по матке. Ты приходишь в неописуемый восторг, когда чувствуешь ее. Мне же было больно, но я терпела. Ты часто причинял мне боль, не понимая этого, под влиянием охватившего желания объять необъятное.

Удовлетворив себя, ты, как всегда, поблагодарил за любовь и поцеловал мое чрево, колени и все пальчики на ногах. Затем, присев на кровать, долго сидел, обхватив руками голову.

- Оденься, могут люди прийти. – Мои слова вывели тебя из оцепенения.

- Ну и пусть приходят. Я у своей единственной жены.

- Таких жен, как я, у тебя на каждом углу, - съязвила я.

- Ну, не надо. Мне только с тобой хорошо, - ты произнес с горечью в голосе.

– Я и своим об этом сказал.

- Я больше в вашу семью лезть не хочу.

- Я жалею, что ушел. Но ведь мы все время ругались. Давай опять сойдемся…

- Я семьи не разбиваю. На этот раз я тебе ничего не успела сказать, ты ушел сам. Ты всегда говорил, что я вкусно пахну молочком, а она медом? Но, видно, горек мед, раз тебя тянет на молочко.

Мой исключительно умный пес восторженно визжал за дверью, а когда мы ее открыли, он с ликованием бросился к тебе. Ты наклонился к нему, и он радостно стал лизать твое лицо. На твоих глазах  появились слезы и, не вытирая их, ты, молча, спустился к машине. Я тебя провожала. Уезжая, опять поблагодарил за любовь, на что я ответила:

- А была ли любовь?

Семейную жизнь без любви, уважения и доверия не построишь. Я не умею хитрить и обманывать, поэтому слепо доверяю всем. Ты же не верил ни единому моему слову, так как обо мне судил, видно, по себе. А ты до того пропитан ложью, что сам не знаешь, когда говоришь правду, а когда хитришь. Ты так убедительно  рассказывал о войне в Афганистане, о пережитых матерью трех похоронках.   Подробно описывал бои и показывал на теле раны от пуль. И я, жалея твою изуродованную в этой кровавой бойне душу, стыдилась своей мирной жизни того времени. Исступленно целовала шрамы и, конечно, не думая о себе, простила первый удар в глаз. В первую же неделю нашей совместной жизни я получила синяк под глаз за то, что, когда ты рисковал своей жизнью в Афганистане, я была на курорте. По твоему понятию на курорте все женщины торгуют своим телом. А я и там была одна из-за своей индивидуальности.

После разрыва с мужем я жила одна. У меня было много поклонников, но не было мужчины. Всех притягивала моя яркая внешность, но отталкивала откровенность и естественная живость поведения. Я с удовольствием ездила в санатории лечить свой остеохондроз по бесплатным путевкам от профсоюза и обычно проводила там время в одиночестве или общалась с престарелыми людьми, испытывая комплекс неполноценной женщины. Обманывать не буду, я скучала и хотела любви. Моя душа желала мужского глаза, а тело жаждало ласк. И вот однажды, уезжая, я напрямик спросила у свободного мужчины из нашей компании, почему он за мной не ухаживал.

Его ответ меня раскомплексовал:

- Я семейный человек, а с тобой нельзя развлекаться, тебя можно только любить. Ты такая непосредственная, чистая душой…. Такие люди в наше время большая редкость. Это дар Божий.

Я осознала свою индивидуальность, и одиночество меня перестало тяготить.

Я не такая, как все!

Свою непосредственность я сохранила и в пятьдесят лет, поэтому до сих пор одна, так как не все ее принимают, но надеюсь, что появится мужчина, которому ее будет недоставать. А пока я не скрываю свой возраст и на восхищение, как молодо выгляжу, отвечаю, что меня не мучают мужчины. И тем самым перечеркиваю избитое мнение, что секс нужен для красоты.

О твоей лжи об Афгане я узнала от твоей матери, когда решила посмотреть на похоронки.

Однажды мне были нужны деньги, чтобы получить ценные бумаги. Деньги привез сын. Но ты почему-то сказал своим родным, что он не приезжал, а нужную сумму привез его друг. Я до сих пор не могу понять, для  чего ты солгал.

Отсутствие веры мне и твоя ложь – вот главное, что разбило нашу с тобой жизнь. Ложь – червоточина нашей несложившейся семьи. Она стала разлагать брак уже в самом зародыше.

Ты правильно делаешь, что доверяешь Кате, но она вашу жизнь начала со лжи. Если бы я тебя пьяного раздела догола и при людях держала в таком виде, ты бы меня точно убил. Так если бы Катин муж ее избивал, то разве она могла бы с ним такое проделывать? Он сейчас женат на женщине с ребенком, живут хорошо и радуются жизни. Бывший Катин муж не пьет, любит девочку, и она называет его папой. Какая мать доверит своего ребенка плохому человеку?

Мы прожили с тобой четыре года. Ровно столько лет прожила моя мать со своим первым мужем. По ее рассказам, он был точно такой же, как ты. Это карма. Я прохожу путь своей матери. Если в течение этих четырех лет обстоятельства нас сводили, то теперь они нас разводят. Нам больше вместе не быть. Ты сыграл свою роль в моей жизни. И пришло время, когда «рыжая кошка» играет свою роль в твоей жизни.

Ты навестил меня через два дня и, рассказывая о своей жизни, стал жаловаться на молодую жену, собираясь от нее уходить:

- Я с ней жить не буду. Она как уедет в город, то пропадает там целый день.

«Тебе, конечно, тогда приходится работать по хозяйству», - подумала я про себя, а вслух сказала:

- Ты целыми днями находишься у Кантемира, а она едет в город по делам. Быстро дела не сделаешь.

- Мне с ней плохо…

- У тебя было так много женщин, и неужели они все плохие? Надо, Войцек, посмотреть на себя, может все зло в тебе? Хватит позориться. Она терпит твой характер, и живи, - я продолжала учить тебя жить в семье и добавила:

- Я тебя больше не приму.

В беседе о Кате я стала называть ее Кикиморой, и ты не возражал.

Наша встреча опять проходила на кухне. Я жарила картофельные блины. Ты подошел и взял румяный блинчик, попробовав его, взял другой и, между прочим, поинтересовался:

- Ну как, Яшка пробил?

- Яшка пьет, ему не до меня, - ответила я.

- Ну, мне пора домой, - промолвил ты, а я про себя отметила, что домом не называют то, где человеку плохо. И мою душу пронзила мучительная боль от уязвленного самолюбия, и унять эту боль могла только месть разлучнице…

Уходя, ты опять попросил на прощанье «буську», и я с удовольствием подставила щеку. Но твои воспаленные губы внезапно завладели ртом, и наши языки мгновенно встретились, отчего меня как будто обдало кипятком, и от нахлынувших теплых чувств я отдалась тебе горячим поцелуем, нежно обхватив твою голову руками.

Мое самолюбие ликовало, а когда ты зашептал:

- Давай опять пробью. – Я уже сама этого хотела.

В постели я  жадно наслаждалась любовными утехами, сладостно упиваясь местью. А ты стонал, дрожа всем телом, и неистово кричал, когда я приходила в оргазм вместе с тобой.

- Так можно сознание потерять, - сказал ты обессиленным голосом.

- Значит, Кикимора тебе для работы, а я для услады, - подметила я.

- Мне ни с кем так не было хорошо, как с тобой, - подтвердил ты.

ХХХ

29 августа 2001 года…

Я занималась генеральной уборкой, натянув на себя потрепанные широкие брюки и старый платок на голову. Когда ты зашел, я сразу поняла, что находишься в нервном состоянии. Видно, у тебя что-то не получалось, а спускать пар приехал ко мне. По натуре ты трусливый человек, а у Кати большая родня и много братьев. И вот, когда я попросила денег, чтобы съездить к врачу, тебя прорвало.

- Ты хочешь взвалить на меня алименты!? – И обрушил на мое тело свои крепкие кулаки, сильно ударяя в грудь, плечо, живот.

- Изувечишь ребенка, - слабым голосом прошептала я.

И тогда ты стал бить ладонями по щекам, а ногами топтать мои ноги…

Выпустив пар, ушел к машине. Выглянув в окно, я увидела тебя беседующим с соседями. Быстро сняла с себя рабочую одежду, ополоснула тело, натянула обтягивающие фигуру белые джинсы, красную кофточку с глубоким вырезом на груди, распустила волнами волосы и вышла на балкон.

- Забери свои вещи, иначе я их выброшу с балкона. Я не обязана их хранить. Ты мне уже никто.

Ты поднялся ко мне и попытался обнять со словами:

- Давай помиримся.

Но я тебя с силой оттолкнула, предупредив, что если еще раз ударишь, то сдам участковому.

- Я не могу без тебя! Я так тебя хочу! – И ты снова попробовал поцеловать в губы, но я их плотно сжала.

Не пытаясь преодолеть мое сопротивление, ты стал целовать шею. Я почувствовала волнение в теле, но все равно тебя отстранила. Но когда ты стал на колени, обхватив руками бедра, уткнулся лицом в живот и умоляюще прошептал:

- Ну, дай дотронуться до тебя, хоть на пол шишечки, - мое сердце дрогнуло.

Охваченная жалостью, я ощутила необъяснимое влечение плоти и руки произвольно легли на твою седую голову, а пальцы прошлись по шевелюре. Ты, почувствовав мое желание, быстро поднялся и, взяв меня на руки, понес на кровать. Я уже не сопротивлялась. Мне все-таки надо было выкинуть этот ненужный плод, а такое возможно при избытке наслаждений.

Ты опять снял с меня всю одежду и разделся сам, а потом стал рассматривать мое тело пожирающим взглядом и твои руки жаждали познать меня всю. Я ощущала сладкое волнение, когда тонкие пальцы скользили по груди, сжимая соски, по бедрам, животу  и неотвратимо подбирались к потаенному рту. Ты прошептал:

- О! Мой бесценный клад! – И твой палец прошелся по нежной плоти, возбуждая во мне желание, которое нельзя было унять. Палец нащупал заветную дырочку и глубоко вошел в нее, насколько мог, но у меня появилось такое ощущение, как будто вошла вся ладонь. А пальцы искали матку. Нащупав ее, ты наверху блаженства зашептал:

- О! Мне хочется войти в тебя целиком.

Иногда ты пугал меня желанием вырвать святую материнскую плоть, и я стонала от боли, когда ты на нее давил.

Кровь в моем теле играла, а сокровенные губы набухли, и ты втянул их засосом в рот. Я напряглась в ожидании сладостного чувства, а твой язык, войдя в мой тайный рот, поблуждал по нему и потянулся к маленькой дырочке клитора. Моя попочка заерзалась, мускулы сжимали ягодицы, а голова с растрепанными волосами заметалась по подушке, язык облизывал пересохшие губы, а пальцы судорожно цеплялись то за твои стриженые волосы, то за голые плечи. А когда твой язычок дотронулся до атласной кожи и начал ее щекотать, я замерла в блаженной истоме.

- Ты столько вылила живой воды, что я намного помолодел. У меня даже насморк прошел. Спасибо.

Но, охваченный нетерпением, свое желание ты удовлетворил, почти как насилуя, подняв кверху мои ноги, неистово и грубо. Такая поза причиняет мне невыносимую боль, но я терпела. Тебя же моя боль никогда не волновала.

Когда мы оделись, я тебе напомнила про вещи. Ты их не хотел забирать, но я настояла. Пока укладывали вещи в мешок, я выговаривала  тебе, что у меня наболело на душе:

- Что ты приезжаешь бить меня? Бей ее.

- Да она такая дохлая, что от удара может помереть.

- А меня, значит, можно? Я все выдержу…

- У тебя хоть груди есть, - и ты сжал их руками, и, вынув из кофточки, поцеловал соски.

Взяв вещи и со словами:

- Спасибо за любовь, - уехал.

Дела меня снова отправили в твою новую деревню. Я шла, одержимая одним желанием – унизить соперницу. Она знала, чему себя подвергает, когда уводила чужого мужа. Всю дорогу в мозгу сверлили слова, которые я хотела ей сказать:

- Милочка, ты молодая, сильная, поэтому для заботы о нем. Я же старая, слабая, но для его услады. Держи его покрепче, вкусно корми, хорошо одевай, не обременяй работой, давай побольше денег и свободы. У меня пока еще нет денег, но он не оставляет в покое, а что будет если появятся…

Но Господь уберег меня от позора. Катю я не повстречала. Успокоилась я только тогда, когда поведала своей знакомой, что хотела высказать твоей жене. У меня же мучительная потребность души – выговориться.

Катя сама поняла, что тебе надо. Она стала тебя наряжать. Приезжая ко мне, ты старался обратить мое внимание на обновы. Я их замечала, но убеждалась в том, что я правильно составила о ней мнение:   у нее нет вкуса. Ведь люди, описывая ее, сказали мне, что Катя некрасиво одевается.

Ты же в водолазке защитного цвета мне очень симпатичен, а в ярких сочно-зеленого цвета брюках,   ты смешон до отвращения…

ХХХ

Сентябрь 2001 года…

В сентябре рано пришла прохлада. Короткий день радовал теплом и светом, а к ночи наступали первые заморозки. Ранние заморозки погубили георгины, прихватили кабачки и подкрадывались к картошке. И я стала убирать урожай с огорода. Мой огород находится в низине, и мне приходится по нескольку раз в день подниматься в гору, таща за собой нагруженную овощами тачку. У тачки пустые колеса и туго вращающаяся ось. От натуги и твоего старания я выкинула еще не созревший плод.

Мы с сыном провели небольшую сделку и заработали совсем немного денег, но я пустила слух, что теперь у меня постоянно будут большие деньги. И ты стал часто приезжать и выказывать заботу обо мне, интересуясь, чем я питаюсь и проверял продукты. Как-то открыл шкафчик, а там стояла пустая банка из-под кофе. Ты осмотрел продукты, но банку в руки не взял. Я предложила тебе выпить чашечку растворимого кофе, но быстро добавила, что не успела купить хлеба, зная, что без хлеба ты не пьешь, и с замиранием сердца ждала ответа. Ты отказался, и я с облегчением скорее увела тебя в комнату.

Однажды привез в багажнике дрова и просил в оплату любовь, но за дрова я предложила сделку:

- Будешь мне привозить дрова, а я тебе одежду из Секонд-хенда.

Друг сына держал свой магазин и регулярно поставлял мне одежду из  Секонд-хенда. Я торговала ею, одевалась сама и расплачивалась за помощь с людьми.

Ты выбрал себе одежду, прихватил кое-что для Кикиморы, но дров мне больше не привез. Приезжал ко мне то с любовью, то выпустить «пар», но руки больше не распускал.

Приходила ко мне и Алла занять на несколько дней денег. Поддерживая имидж состоятельной женщины, я ей дала – по счастливой случайности у меня было столько, сколько она попросила.

Алла рассказала о вас с Катей:

- Он долго там не выдержит. Она им командует – принеси воды, дров, растопи печь. А он же работать не любит, но выполнял быстро.

- А на мои просьбы злился и кричал: «Ни одна женщина мной командовать не будет! » - вздохнула я и почувствовала, как больно сжалось сердце…

- Но картошку она выкопала одна, - продолжала Алла. – Она ленивая – в доме много паутины. Но самое главное некрасивая. Они были у нас в гостях, и ему прихватило ногу так, что он не мог от боли подняться со стула и даже закричал. Катя вызвала «скорую помощь» и ему сделали укол.

«Ну вот, - подумала я, - она нашла, чем тебе угодить».

При любой болячке ты рвался к врачу. Я же с болезнями справлялась сама и тебя этому учила:

- Человек все может, надо только мобилизовать свою волю. А в наше время, чтобы посещать врача надо быть миллионером.

Когда у тебя начинало что-то болеть, ты психовал и с ненавистью обрушивался на меня. Ухаживая за тобой, я твердила как заклинание:

- Я забираю его болезни, - и молила Бога отдать мне их: «Он слабый и злой, а я сильная – все выдержу».

Я не знаю причину: силы ли внушения, ведь воля человека может творить чудеса, или воля нашего Господа Иисуса Христа, а может, я обладаю исключительными способностями, но ты поправлялся, а я корчилась от боли.

Что это, мистическое совпадение или я, правда, не такой человек, как все. Чем объяснить?

Когда мой муж лежал присмерти, я выла в истерике и исступленно молила Бога:

- Господи, если тебе угодно взять чью-то жизнь из моей семьи, возьми мою.

Моему мужу стало легче, а я не могла подняться с постели. У меня кружилась голова, и слабели ноги. И вот как-то ночью я расплакалась:

- Господи, почему ты не сделаешь так, чтобы нам обоим было хорошо.

Я себя пожалела, и мой муж в эту ночь скончался.

У моего сына часто болит спина, и я купила ему болеутоляющую мазь. Подавая ее сыну, я мобилизовала всю свою волю, моля Бога отдать мне его болезнь. И вот как-то утром я не могла подняться с постели. Меня держала острая боль в позвоночнике. Вечером приехал Юлий, и я поинтересовалась у него:

- Пользовался ли ты мазью?

- Да, в эту ночь, - ответил он.

Ты злился и тогда, когда болела я. У меня заболевание опорно-двигательного аппарата, но твоего терпения лечить меня хватало всего лишь на пару сеансов массажа. А ты хорошо владеешь этой методикой.

Помнишь, я тяжело заболела воспалением легких. Твоя ненависть свалила меня в постель, и она же подняла. Словом можно ранить человека, но, словом можно его и вылечить. При легком недомогании с температурой в тридцать семь градусов я начала стирать давно замоченное белье и попросила тебя помочь с водой. Ты зло огрызнулся и уткнулся в телевизор, и мне пришлось все делать самой. В холодный снежный день я сама носила из колодца воду и в ледяной воде полоскала белье, а потом, вспотевшая, выносила грязную воду вон. К  вечеру у меня поднялась температура, а утром от жара я в беспамятстве лежала в кровати. В таком состоянии я пробыла несколько дней. Ты занимался по хозяйству, а когда я приходила в чувство, кормил приготовленной едой. Но как только мне полегчало, ты даже перестал топить печь. И я поднялась с постели.

Ты приехал ко мне на следующий день после Аллы, и я обратила внимание, что прихрамываешь.

- Меня Господь наказал за тебя. Я мучаюсь с ногами так же, как страдала ты. Езжу на уколы, - жаловался ты.

- А у меня уже ничего не болит, и чувствую себя превосходно. Я иду – птицей на крыльях лечу, ярко чувствую свои молодые силы, - бодро ответила я.

- Я с Катей вместе не сплю. Для моей больной ноги нужен простор, - продолжал жаловаться ты. – Я, как делала ты, ищу для нее удобную позу. А когда Катя ко мне льнет, я ссылаюсь на больную ногу. Но я так хочу тебя, что готов терпеть любую боль. Любовь дороже.

И правда, когда мы занимались любовью, я видела твое искаженное от боли лицо и слышала болезненные стоны вперемежку с криком восторга.

Но больше я брать твою болезнь не хочу, Пусть это делает твоя «рыжая кошка».

Алла деньги в срок не вернула, а узнав от приятельницы, что она вообще долги не отдает, я сама пошла к ней за деньгами. Мне надо было на что-то жить и выкопать картошку. Алла швырнула мне деньги на пороге, не впустив даже в дом.

Узнав об этом моем поступке, ты приехал меня стыдить:

- Какая ты жадная! Я им подарил старую машину, которую мне дал брат Кати.

- А я не собираюсь никому свои деньги дарить, мне тоже надо жить.

- Я хотел тебе на день рождения подарить красивый букет цветов, а теперь не подарю.

Меня прожгла обида – ты несправедливо защищал чужую тебе женщину, обвинял любимую и готов был отдать ее на растерзание.

Я вспылила и со злостью крикнула:

- Да что ты все сюда ездишь, что тебе от меня надо?

Ты опешил и попятился. Мы разговаривали на лестничной площадке у выхода.

- Езжай к своей Кикиморе, чтобы ноги твоей здесь больше не было, - я кричала с раздражением в голосе, - иначе твоя придурочная тебе член отрежет, а меня обольет кислотой. - И вытолкнула тебя за дверь, закрыв ее на замок.

А на улице ты при соседях крикнул:

- Я не хочу с тобой голодать! Я не хочу быть у тебя батраком!