Рабство 2 - Овердрафт. Глава Туалетное рабство

Рейтинг: NC-17

Жанр: ангст, survival story

Размер: миди, закончен.

Предупреждение: насилие, общая жестокость. Чувствительным натурам чтение желательно не совмещать с приемом пищи.

От автора: неожиданно возникла идея продолжить и развить события из «Рабства», сместив фокус повествования на латиноамериканский компонент.

Содержание:

Ранее.

Рой Картер по собственной дурости попал в уличное рабство парню с Юга Мэндесу, за которым каких только грехов не водилось. Позже тот сам проявил недальновидность, задумав руками Роя устранить своего недруга и конкурента в наркоторговле Рамиреса Вентуру. Планы Мэндеса пошли прахом из-за способности парней из Неподконтрольной Зоны действовать сообща, и Вентура отомстил, за Роя и за себя.

Теперь.

Судьба иногда не принимает простых и логичных решений. Тот, кто должен был заплатить определенную земную цену за конкретные проступки, внезапно получает поистине запредельный счёт. Останется ли от него хоть что-то после окончательной расплаты?

Бывший хозяин оказывается в условиях slavery уровня nightmare.

Один из Канальских показывает себя с неожиданной стороны. Второй тоже, с точностью до наоборот.

И за что Ретт Глайсон должен был бы поблагодарить Рамиреса Вентуру при личной встрече, если б она состоялась.

— — 1 — —

Обгоревшие развалины на углу 78-ой и Рейн-драйв жители Юга сразу же привыкли обходить стороной.

Некогда оживленное местечко. Бар на первом этаже, какие-то тухлые квартирки на втором, но главное — подпольное казино в подвале. Там даже, по слухам, иногда крутились немалые в масштабах райончика деньги. Заходили серьёзные местные люди, сорили выручкой от сладкой химии, оставляли кое-что на хранение в надежных сейфах, отдыхали, развлекались. Копы то ли не знали об укромной точке, то ли были немножко в доле.

На гибель веселого дома в пожаре копы тоже не обратили ни малейшего внимания.

Никто доподлинно не знал причин. Могла быть банально шальная искра с криво кинутой сигареты, или еще какая-нибудь подобная невинная мелочь. Так думали все соседи, так и записано в отчёте о происшествиях по округу, зачем усложнять? Так считал и хозяин здания, мудро заранее застраховавший убыточное имущество на приятную сумму.

Он даже внутрь не полез. Подъехал на хорошей немецкой тачке, разумно поставил подальше, чтоб не дай бог не рухнуло что-нибудь с остатков второго этажа, ощеренного ломаными ребрами балок. Вышел, поковырял носком ботинка затвердевшую от недавнего дождя корку пепла. Выругался, пряча довольную усмешку, махнул рукой и уехал. О разборе завалов и грядущем восстановлении строения или ином использовании принадлежащей ему земли он подумает как-нибудь попозже. Обязательно. Вот только найдет таких рабочих, которые аккуратно разгребут мусор и головешки сверху, на уровне земли, а вглубь не полезут. Обломки карточных столов и оплавленные части рулеток разглядывать не будут. И вообще, что там внизу творится, никого не должно интересовать.

Похоронено, и дьявол с ним.

Немного больше о том ночном пожаре могла рассказать потенциальному любопытному слушателю 80-летняя миссис Лонли из дома напротив. Она давно проклинала соседство с таким небезопасным и неприятным местом, как притон бандитов и наркоманов, огню-очистителю даже искренне порадовалась, чего греха таить. Но до того, как он по воле божьей стер с лица земли проклятую дыру, добрая старушка, страдающая бессонницей, своими глазами видела, как к дверям мерзкого средоточия скверны подъехали очередные бандиты аж на трех машинах.

Не местные, уж рожи завсегдатаев миссис Лонли знала досконально. Причём совсем не местные, даже не белые, а чёртовы латинос, они и так оккупировали эту часть когда-то приличного города, житья от них не стало… Так вот вам и новые, будто старых мало. Правда, среди них был всё-таки один белый, ангелочек такой мелкий и худосочный. Он первым и зашел, не просто в бар, прямо в главные двери, а в тот подвальный ход, налево и вниз, куда самые наркоманы и ныряют.

Вроде и раньше паренька миссис Лонли видала… кажется, как раз он и лазил зачем-то на мост подземки вот только что, прошлой ночью. Сумасшедший самоубийца, это что же вместо мозгов у нынешней молодежи? Громкое было событие, все активно судачат, обидно, что миссис Лонли плохо было видно из ее окна.

Зато вот теперь всё как на ладони.

Вслед за дурным блондином, неизвестно что забывшим в компании не подходящих ему по расе головорезов, эти самые головорезы быстро спустились туда же, в богопротивный притон. Что происходило дальше, миссис Лонли, к несчастью, не было видно совсем, и она ёрзала в нетерпении минут десять, пока блондин не выскочил из преисподней и не исчез, не дождавшись странных попутчиков. Те тоже вскоре выбрались наружу, рассовывая что-то по карманам, заправляя за ремни. Плохое зрение у миссис Лонли, точнее не понять. Две машины стартанули сразу, но третья медлила, любопытно… Оказалось, ждали одного, своего, такого тоже тощего, но повыше, с зализанными чем-то жирным волосами, суетливого и похожего на крысу, каких во всех окрестных домах-помойках пруд пруди.

Этот выбежал совсем быстро, запрыгнул в джип, и не успели они свернуть за угол, как из подвала повалили первые клубы противного вонючего дыма. Так и погиб гнусный вертеп, занялся моментально, пьянчуги из бара едва успели спасти свои проспиртованные задницы. А когда стали рваться бутылки с зельем, второму этажу уже ничто бы не помогло, даже пожарные. Которых, кстати, в этой дыре и не дождались.

А тот крысеныш еще приходил.

Утром, причем ранним. Угли уже остыли, благо ливень перед рассветом помог. А он прошмыгнул в бар, ну, что от бара осталось. Искал, наверное, чем поживиться еще, мало показалось того, что сразу награбили. Странно еще, что он сперва всё крутился у входа в подвал, но там было завалено намертво, на ступеньки попадало много чего, даже куски стен, и фундамент треснул, каменное крошево… входа туда больше не было. Крысеныш негодовал, плюнул даже, полез от огорчения хоть в барные развалины. Долго его не было… миссис Лонли устала ждать, побрела сделать себе чаю. Чудом в кухонное окно глянула и успела заметить, как он выбрался. С пустыми руками — да что там могло сохраниться? — но довольный. Уже не плевался. Только почему-то свитер с себя стащил и шмякнул на пепелище, как тряпку, потому что именно в это его шмотка и превратилась от лазания по такой грязи. Вся в темных пятнах. Штаны крысеныш подтянул, почесал там, где мужики настоящие часто чешут, и свалил на мопеде.

Над чашкой того самого чая с лимоном миссис Лонли внезапно разбил инсульт. Чуть менее любопытный сосед нашел ее через сутки, хрипящую и воняющую, парализованную, и миссис Лонли при всем на то желании уже ни с кем не общалась в многоместной палате муниципального хосписа. История крысеныша, к великому сожалению, шла отныне мимо ее сознания, и она переживала, как будто ее оторвали от рейтингового телешоу.

Миссис Лонли чувствовала бы себя еще несчастнее, знай она, что чужой парень-латино стал частым, едва ли не еженощным посетителем горелых развалин. Как много версий могла бы она выстроить… но даже такая, как она, не предположила бы правду.

Мэндес все свои двадцать три считал себя suertudo, удачливым парнем. Всё так или иначе помаленьку складывалось: пусть родителей нету, но у бабки два магазинчика, доступная кубышка и нет привычки ждать внука на ночь и надоедать нравоучениями; пусть досье на него у копов завелось рано, но надолго он не встревал; дружбаны нормальные, доверять можно; от девок отбоя нет, едва засветишь пачку бабла, а добывать это самое бабло не так уж трудно, если есть прихваты у колумбийцев и куча верных клиентов, которые хоть и мрут как мухи, но заместо себя присылают новых.

Везение потекло быстрой струей сквозь пальцы в тот проклятый момент, когда сели играть в любимом подвальчике, а напротив оказался белобрысый урод с Северо-Запада.

Нет, всё пошло вразнос не именно в тот вечер, он еще казался обманчиво счастливым. Ведь ставку на рабство Мэндес красиво, не без хитрых финтов обработал и взял. Придурок Неподконтрольный попал что надо, поиздевались, поржали, но пока отпустили, никуда он с привязи Закона не денется.

Надо было заподозрить, что не всё ладно, когда произносилось третье желание. Уж больно глупо гринго ржал, прямо катался в истерике, услышав имя Вентуры, caudillo латинос из тех же мест, что он сам. Но заказ на голову Вентуры казался классным ходом, подвернувшимся еще одним удачным финтом. Ну да, им там проще рядом оказаться, в ихней Зоне, и пусть проигравший рабство белый сделает всю грязную работу за Мэндеса. Вентура заслужил пулю в лоб! И не только. Из-за него Мэндес потерял пять кусков и почти потерял доверие колумбийских дилеров, что вообще катастрофа. Подрезав у Мэндеса партию свежей химии, Вентура кончит плохо! И отдуваться за это будет раб. Так было запланировано.

Последние капли везения упали в грязь под ногами, когда они встали перед Мэндесом оба.

Белый и Вентура. Плечом к плечу.

Как свои, хотя это бред. И не собирался белый ничего делать, сука, он просто заложил Мэндеса с его заказом и передоговорился, из жертвы своей сделал союзника, предал Закон, но кого это колышет под прицелом десятка стволов их colegas? Подлая тварь Вентура, еще масляный от ворованной у Мэндеса дури, заказ на себя не простил.

Белая сволочь потерялась за спинами Неподконтрольных, а Мэндес осознал, что сегодня тот день, когда он потеряет всё. Начиная и кончая жизнью.

Наваха сверкающей полосой идет наотмашь, руку пронзает длинная жгучая боль.

Тени мечутся в тесном подвале, падают столы, крики, даже визг, пороховая гарь, звон стекла…

Одна бутылка подкатилась под ногу, сбила с шага, отступающий от навахи Мэндес пошатнулся, но призрак везения еще был здесь, и это неловкое движение стоило Вентуре второго неудачного удара: лезвие не вошло в грудь, а скользнуло по ребру с таким чудовищным скрипом, что в животе стало пусто, будто и правда выпали кишки, как было задумано… но отделался порванной кожей.

Два удара мимо. Везет, как тому гринго с его рабством на три приказа. Первые два он свел на нет. И Мэндес тоже.

Но третий раз — всерьёз.

— И не надейся, — лыбится смуглый демон смерти.

И наваха входит в шею.

И боль становится тьмой.

Но чёрт подери, suertudo — это реально судьба. В сегодняшнем жутком кровавом дерьме, среди трупов приятелей, в россыпи гильз, порошков и карт Мэндес сумел открыть глаза.

Рядом не было никого. Только огонь.

От брошенной последним карателем зажигалки пламя, еще новорожденное, освобожденно расплескалось по залитому спиртным полу, по одежде тех, кому уже всё равно, по обшитым пластиком стенам. Мэндес шарахнулся, и его тут же вырвало собственной кровью. Желудок лопался, не справляясь с потоком из пропоротого горла. Связки тоже пострадали, поэтому Мэндес не мог орать. Он мало что мог.

Но смерть в огне — слабый соблазн, и в то же время мощный стимул. Видимо, призрак удачи доживал в этом мире последний миг, но отработал его сполна — парень смог ползти и даже действовать взрезанной рукой, хотя открытое на всю длину предплечье благодаря закатанному рукаву рубашки отвратно скребло по грязному полу и цеплялось за осколки. При каждом движении внутри горла толкалось теплым, солёным, Мэндес сглатывал и выблевывал, сглатывал и опять… но полз. Не к выходу, нет. Там самая прочная стена огня. Там непреодолимые завалы еще не остывших тел, которые даже дополнительно разогреваются. Мэндес полз прочь, не имея плана, без идей, просто как можно дальше.

А там оказалась дверь.

Приоткрытая. А за ней — dios, он только что сообразил — тесный засранный сортир.

Самое великолепное место на свете.

Хлюпая раненной рукой по лужам мочи, подтягиваясь буквально на локтях из последних сил, Мэндес затянул себя в холодное, оклеенное плиткой благословенное пространство, где нечему было гореть. Ногой захлопнул довольно толстую дверь — он даже вспомнил, что ее, такую надежную, хозяин поставил тут вместо обычной фанерки, потому что по опыту других притонов это могло дать шанс против коповских и не только пуль. Против огня, бушевавшего снаружи, она тоже устояла.

Suertudo. Это слово надо вытатуировать на лбу, когда он отсюда выйдет.

Но до этого еще нужно дожить.

Мэндес вздрогнул. Снаружи грохнуло так, что пламенем на добрый метр захлестнуло в тонкую щель под дверью. Видимо, рухнул потолок, или что-то такое. Всему дому хана.

Отплевавшись от густеющей кровищи, задыхающийся парень порвал одной, условно здоровой рукой рубашку, замотал шею хоть как-то, чуть не передавил себе всё к чёртовой матери… но нашел такое положение головы, при котором в горле не очень сильно приливало. Подполз к забранной решеткой дырке в полу рядом с уляпанным унитазом — оттуда, из этой дырки, шел воздух. С неповторимым ароматом канализации, но дым от ядовитого пластика хуже. И так, скорчившись в одной дозволенной раной позиции, зажав попутно руку коленями, чтоб и оттуда не хлестало, Мэндес притиснулся щекой к ржавой заглушке вентиляции.

Ему повезло. Если сравнить с colegas, которые спокойно лежат там, за толстой дверью.

С другими, с остальным миром лучше не сравнивать. Потому что тогда придется признать, что suertudo финишировал в полнейшей заднице.

Холодный ливень заменил пожарных, пролил и остудил пожарище, к тому же разогнал любопытных. Там уже не на что было пялиться и не на что рассчитывать в плане поживиться.

Но.

Васкес знал немножечко больше.

Он своими глазами видел, по приказу Вентуры заметая следы огненным хвостом, что парни вычистили не всё. Только бабки со стола, только пару-тройку пачек белого золота с полки сейфа. Но там наверняка должно быть еще что-то… Васкес очень постарался запомнить, где что расположено в подвальном зальчике, швыряя зажигалку в центр. Вроде там углы перспективные насчёт еще одной железной коробки с райской добычей. Пройтись поглядеть, пошуровать не повредит. Да к тому же тела никто не удосужился обыскать, проклятое чистоплюйство! Вентура идиот.

Вход оказался завален нахрен, большая засада. Но Васкес нигде не пропадет, изворотливые мозги, подогретые перспективой близкого куша, который ни с кем не придется делить, выдали неплохой вариант — а если попасть вниз через первый этаж? Может, там секретный спуск, не все же тайны хозяина удалось разнюхать вот так, с одного визита.  

Второй визит реально оказался успешным. В бывшем баре местами прогорел пол, Васкес чуть не рухнул прям сразу от порога, но удержался, прикинул и спустился вполне нормально.

Вместо зальчика подпольного казино теперь был дикий завал из всевозможного дерьма, собравшегося здесь с двух этажей. Грязная куча не пойми чего, от которой парадоксально вкусно пахло. Васкес дернул плечом. Уж он-то знал, что здесь жарили. Пофиг. Интересно как раз то, что на местных придурках, нашедших тут могилу, было, помнится, немало голды… Они вообще любят увешаться золотишком, им понтово, чем больше, тем круче, а эти модные были ребята, факт.

Васкес воодушевленно взялся за край балки, на которой держались какие-то дырявые щиты. Не грех и понапрягаться, если есть ради чего.

Через полчаса Канальский прокопал пещеру в завале и достал двоих. То есть то с двух тел, что его привлекало, не больше. Их самих с места даже не тронул, вот нахер надо. Карманы приятно оттопырились. Ближайший месяц можно шиковать без оглядки.

Отдуваясь, он оглядел фронт работ: стоит ли продолжать? Уж больно устал. А остальные? Денутся ли они отсюда, если заначить на будущее? Там еще как минимум трое. Много. Хочется. И могут найтись люди подотошнее, кто докопается и заберет себе, вот обидно будет… Васкес вздохнул, обошел основную груду обломков, ступая по закопченной фанере и битому стеклу, взялся за кусок стола, напрягся и дернул.

Удачно он выбрал! На этом мусоре держалась добрая половина нагромождения в этой части помещения. Лавина хлынула вниз, чуть не похоронила, пришлось отпрыгнуть почище тушканчика. Прикрывая голову руками, Васкес переждал громкое крушение у стены в надежде на то, что доступ к вожделенному в результате облегчится.

В наступившей тишине он осознал себя целым, чуть оглохшим, наглотавшимся пепла и пыли, сидящим плечом к какой-то двери, а в эту явно не наружную дверь стучали. Изнутри.

Страх поднял волосы дыбом, даром что навощенные. Пути к отходу из чёртова логова после долбаного обвала почти блокированы, туда пробраться можно, но трудно и долго. А дверь как раз освободилась только что. Кто там, demonios, может быть?

Может, выход получше?

И вежливый гость… Лучше прояснить всё сразу. Плюс-минус один труп — какая разница.

Нашарив за ремнем пистолет, Васкес поднялся, нажал на косую ручку и стволом толкнул скрипнувшую дверь.

По старой привычке Мэндес подумал о хорошем, услышав грохот в зале. Его нашли!

Ну, может, это и не спасательная операция лично по его душу, но там кто-то живой, и можно рассчитывать на помощь. Пить хочется зверски, шея болит так, что в глазах темнеет, рука еще дает жару… Когда кончился пожар, дышать стало можно, но двигаться парень боялся. Кровотечение из опасной, чудом не смертельной раны удалось унять, но при малейшем желании повернуться в горле снова начинало печь и толкаться.

Но ради такого случая, как приход спасателей, кто бы они там, чёрт возьми, ни были, можно и сделать усилие. Он собрался, подтянул себя в сидячем положении к двери, отталкиваясь ногами и здоровой рукой, и замолотил, как мог.

Помогло. Те полминуты, что дверь медленно открывалась, Мэндес оставался suertudo.

А потом судьба поставила жирную точку.

— Вау!..

В чёрно-сером костлявом парне на пороге, похожем на вынырнувшего из преисподней, Мэндес сперва не увидел ничего знакомого. Кроме оружия, которое тот не торопился опускать. Более того, перехватил покрепче и навел точно в лоб окровавленному сидящему со скособоченной шеей.

Но стоило тому улыбнуться, вернее, осклабиться от удивления, на глазах перераставшего в чувство приятного сюрприза, Мэндес понял. Узнал. Эти крысиные челюсти, тонкие и хваткие, он видел в комплекте с рукой, в которой была зажигалка.

Вернулся один из этих.

Dios.

Зачем стучал?! Надо было сидеть тише воды… Подвела чуйка.

Всё. Вляпался.

— Чтоб я сдох, chicano!

Вошедший скользнул внутрь, не опуская ствол, хотя давно уже вгляделся во все раны своей находки и оценил цвет лица, неотличимый от светло-голубой плитки.

С каждой секундой Васкес чувствовал себя всё смелее. Этот туалетный узник не боец.

Прекрасно.

— Охренеть ты тут затихарился. Вентура ж занимался тобой сам! Да-а, лидер теряет хватку, — захихикал хозяин положения.

Мэндес разомкнул губы, но из поврежденного горла не раздалось ни звука. Нечего было сказать. Что тут скажешь.

Только попросить убить побыстрее.

Но этот, судя по всему, лишь начинал осознавать все выгоды.

— Да ты тут совсем один, бедняжка… Пострадал-то как, ай-яй-яй! Что же мне с тобой делать, querido? Позвонить 9-1-1?

Мэндес хотел сказать, что не смешно. Но он был занят тем, что потихоньку подтягивал ногу под себя, чтоб дала толчок, менял положение здоровой руки, чтоб послужила опорой, собирался с духом, чтоб не потерять сознание и успеть взметнуться с пола, дотянуться до оружия, повалить этого и…

— А ты нехило прибарахленный, — сощурился Васкес.

Мэндес не сразу понял, что взгляд ублюдка на его затянутую коричневой от крови рубашкой шею на самом деле задержался на толстой цепочке на груди.

Он улыбнулся пересохшими губами.

— Возьми. — Голос из поврежденных связок вырвался потусторонний, не свой.

— Чего? А, ладно.

Васкес перехватил ствол в одну руку, чуть наклонился, протянул вторую…

Мэндес вложил в рывок все силы, какие у него были. Страшный хрип, чёрная молния ударила в голову изнутри, боль раскроила напополам… Рука для опоры у него имелась, но раненная подвела. Он лишь коснулся пистолета, ощутил сталь, на сантиметр подвинул… и всё.

Не говоря об остальных рухнувших планах. И надеждах.

Васкес взвизгнул, отскочил, врезавшись спиной в стену, нервная пуля ушла в потолок, а в глазах Канальского на смену панике зародилась злоба.

Он со всей дури пнул и так корчившегося от боли парня. И еще раз, и еще, куда придется.

Тот умело закрывался, берег живот, голову и шею, но Васкес метил тоже со знанием дела — по хребту, по коленным чашечкам, по яйцам, по затылку. Помесив с минуту конченного утырка, он слегка отыгрался за свой испуг, но ярость продолжала распирать. Хотелось чего-то… особенного.

— Хей, у меня есть идея, детка.

Васкес, уже не рискуя ничем, присел рядом с поверженным, резко загнул ему голову, вцепившись в волосы. Тот прикольно забулькал.

— Ты корень моих проблем, понимаешь. Ты замутил с гребаным Картером, и из-за вас прошлым вечером мы сорвались на ваш гребаный Юг. А у меня были планы. У меня было свидание с самой горячей тёлочкой на свете. И ты меня обломал! Чуешь?

Встряска, еще бульканье и стон.

— Вот-вот. А настроение у меня еще не прошло. И ты мне, детка, поможешь, хорошо?

Мэндес сумел ухватить Васкеса за запястье, но тот шутя стряхнул слабую ладонь.

— Да не напрягайся, твой ответ мне на деле до лампочки.

Пистолет Васкес положил на край раковины, достать легко, тут всё на расстоянии вытянутой руки. Пару секунд выбирал, куда поставить ноги, уж больно вольготно разлегся тут этот перешибленный. Примерился, уцепил Южного за подмышки и перевалил через унитаз. Тот послушно повис: с одной стороны голова с плечами, с другой всё остальное. Вместо реакции заблевал один из последних относительно чистых кусков пола, вот животное.

Для надежности Васкес с размаху двинул chicano носком ботинка куда-то в район головы или рожи. Попал, кажется, по лбу. Нормально. Тот всхрапнул, обмяк и отключился.

А Васкес нетерпеливо потеребил ширинку и принялся за дело. Ремень на недобитке пришлось расстегивать, потому что нож забылся дома. Ладно, минуту помучиться, и готово. Не рыпается.

Штаны с урода вниз — прикольно, вот там он, оказывается, чистый! Тут во всем доме, небось, ничего незакопченного не осталось, а этот прям как нетронутый. Ничего, исправим.

Тяжело дыша от азарта, Васкес неловко попытался пристроиться к парню сзади. Крышу рвало от новизны ощущений. Не так уж часто, если честно, ему обламывалось… но об этой правде никто не знает, всем мозги запудрены красноречивыми смачными рассказами, сочинять которые он уж точно мастер.  

Нащупать, куда надо. Чёрт, ну вот. Тут не перепутаешь, не девка. И в чем проблема?

Кстати, с девкой как раз и бывало однажды кое-что запоминающееся. Ему пришлось копить с полгода, не меньше, зато она дала куда хочешь. Известная популярная шлюшка с Рэд-стрит. Болтуха сраная, пустила потом столько ненужных слухов про его размеры… Но поимел ее Васкес знатно, этого не отнять. В нее, кстати, было куда проще попасть.

А этот мразеныш не поддавался! Висел в отрубе, не сопротивлялся, но член Васкеса позорно гнулся, глупо выскальзывал из грязной ладони.

— Неразработанный ты, а?

С каждым новым холостым толчком разбирала злость. Что за гадство! Гребаная целка! Видно, неопытный, сука, в этом смысле, никогда не напивался в умат в непроверенной компании, не ходил темной ночью где не надо, не открывали перед ним двери классных тачек в промозглую погоду, которую скоротать в тепле гораздо лучше, а там еще и заплатят потом… скорее всего.

Поморщившись от непрошенных воспоминаний, Васкес сплюнул. Бля, член вообще упал! Позорище, мать вашу! Чёрт!

В запале он треснул кулаком по самому доступному — спине Южного. Внезапно тот вздрогнул, выгнулся немного, с клокотанием втянул воздух.

— Очнулся, погань?! — налёг на него Васкес всем весом. Обметанные губы кривились от бессилия, хотелось бить, бить, отомстить чистенькой тварине за всё, чтоб знал… Сглотнув злые слёзы, Васкес надавил на ребра еще сильнее — вышибить дыхание, завернул лежавшему под ним руку на спину. Тот очень занятно хакнул от боли. Васкес достал до уха фартовому ублюдку и прошептал, скалясь и шаря безумным взглядом по натекшей из него крови:

— У меня план на тебя, детка. Ты у нас спец по рабству, да? Картера поймал, умница. Ну так вот — я поймал тебя. И вся эта херня с Законом и правилами — сказка для малолеток. Добро пожаловать в реальный мир. Понятно?

Захват еще жёстче, чужой локоть к чужому позвоночнику, так классно.

— Уяснил, я спрашиваю? Ты здесь надолго, cielo. Я беру на тебя slavery, пожизненное, слышишь? Ты живучий, нам будет супер. А это…

Какое-то движение у Мэндеса за спиной, тихий лязг… и вот тут парень заорал по-настоящему.

Несмотря ни на какое горло.

Его выгнуло так, что Васкес едва удержался, как на изуверском родео, всё тело взвыло на грани, потому что новая дикая боль искранула немилосердным разрядом по остальным пульсирующим источникам, безжалостно свела судорогой, искорежила…

Канальский был очень доволен эффектом. Ухватить за рукоятку покрепче, вдвинуть еще глубже, да с натягом, с треском. Новый вопль — пусть наслаждается. Еще покачать в стороны, туда-сюда, влево-вправо, для себя ж стараемся. Доступ будет знатный, не хуже, чем у той стервы с Рэд-стрит. Еще конкурентами заделаются.

— … А это тебе аванс.

Он не удержался от соблазна, прижался пахом к нагретой рукоятке пистолета, поёрзал как надо, три-четыре, семь-восемь, вроде как Васкес такой стальной терминатор всем на зависть. Круто же!

Южный уже не орал, только вой отдавался в тесной каморке низким гудением.

Хорошего понемножку.

— Бля.

С хлюпом вытянутый пистолет оказался противно грязным и вонючим. Но Васкес не особо привередлив и брезглив, ага. Вытереть об шмотки Южного, остальное дома дочистим, а если прям невмоготу будет, можно и новым стволом прибарахлиться. Благо, он теперь богатый.

— Ах да, кстати. — Рвануть с распластанного тела явно не нужную больше голду с шеи. — Я возьму, угу, gracias. Выпью за твое здоровье, tesoro.

Застегнув штаны, Васкес вытер руки об свитер, хихикнул:

— О, скажи спасибо, я не Дэлмор. У него, по слухам, такой Магнум, ты бы охренел, да еще с зазубринками на стволе, если ты понимаешь, о чем я… Ладно, chicano, до встречи. Ты уж дождись меня, никуда не уходи, хорошо? — Перед тем, как захлопнуть дверь, он добавил: — Надеюсь, тебя надолго хватит, раб.

Мёртвым кулем свалившись на пол, Мэндес уже не слышал, как Канальский заваливает вход снаружи. Парень неимоверным напряжением сдвинул голову в то самое безопасное положение, чтобы не истечь, сумел свернуться в клубок, провел даже ладонью по лицу, и посветлевшие дорожки на щеках снова стали грязными.

Надо жить.

Эта короткая и ясная мысль начинала биться аварийным маячком в мозгах, едва он приходил в себя, а это случалось редко и ненадолго. Надо тупо жить, дышать, не сдохнуть. Дождаться удобного момента. Затаиться, усыпить бдительность этой твари, спланировать тот единственный шанс, на который Мэндес после всего, что тут с ним случилось, по-любому имел право.

Выбрать ту самую секунду.

Достать.

И загрызть. Убить так, что мразь с Канала выбрала бы оказаться на его собственном месте. Видит дьявол, Мэндес тоже сумеет показать крысенышу небо в алмазах.

Поглощенный кровавыми полумечтами-полукошмарами, он не чувствовал времени, зато отлично чувствовал боль. Башка трещала нещадно, кружилась в разных направлениях и ритмах, но тут ничего не попишешь. А вот его раны, все четыре — шея, рука, бок и… будь проклята эта сука!.. — требовали внимания. Подогреваемый горькой яростью и жаждой мести Мэндес еще не плюнул на себя.

Спустя чёрт знает сколько часов ему удалось разогнуться. Понемногу, по сантиметру за раз. Через стон, через муть в глазах, через не могу. Достал до унитаза, впился пальцами, даже сел. Громкое слово «сел»… укрепился вроде бы вертикально, перекошенно опираясь на одно бедро. Бля, а иначе никак.

Отдышался.

Что мы, cojones de puta madre, имеем?

Голые стены, раковина, треснутый писсуар, гребаный унитаз. Зашибись.

Валить нахер, пока не поздно? В теории отличная идея. На деле, даже если отсюда до выхода ровная дорожка с ковром, никуда он не попадает. Слишком далеко. Не доползти с развороченными кишками, нет шансов. А плюс к тому там, за порогом, сущий кошмар, этот, здоровый, бля, и то с трудом пролезает. Даже если до двери как-то еще дотянуть, то там уже швах. С побегом придется как-то повременить.

При взгляде на ржавый кран Мэндес осознал, что хочет пить так сильно, как никогда в жизни. Аж губы свело, зубы скрежетнули. Но раковина так высоко… если прикинуть, что надо встать хотя бы на колени, чтоб дотянуться, организм явственно говорит: «Охерел? Без меня». Самое состояние лазить по завалам.

Стоп, можно привлечь мозги. Есть ли вероятность, что в горелых руинах всё еще подают воду по трубам? Hostia puta, чертовски вряд ли. Да, можно проверить… спуск писсуара как раз совсем рядом.

Жуткое напряжение, пара позывов на сблевать, пара попыток свалиться в бессознанке — и да, проверено. Конечно же, хрен вам. Безнадежное шипение. От этого открытия пить захотелось в триста раз хуже. Проклиная всё на свете, Мэндес повернулся к унитазу, за который до сих пор держался. А вдруг там всё по-другому? А? Ну, может, там не такая труба, ну, может, в этой есть, mierda, нельзя же пить собственную кровь, хотя благодаря ей, наверное, он всё еще сыт…

Мэндес остановил свою ладонь за миллиметры от туалетной кнопки смыва.

Мозги откликнулись и сработали.

Не трогай.

Спихни крышку с бачка.

Profit.

Уткнувшись разбитым вспухшим лбом в холодный фаянс, Мэндес даже, кажется, смеялся. Так счастлив он тоже, наверное, не был ни разу. Полный бачок прозрачного, ледяного, чистого… есть бог на свете.

А вот бы он смыл?.. Уберегло. Он же suertudo, вашу мать.

Единственные светлые минуты за последние сутки Мэндес провел за блаженным занятием — пил. Похер, что болит горло. Он даже обнаружил, что незаметно для себя встал на колени, чтоб было удобнее. Оказывается, вполне по силам. Круто. Он даже почувствовал себя снова человеком.

А дальше надо было приводить себя в порядок. В относительное подобие порядка.

Например, отлепить заскорузлые остатки рубашки от раны, умудриться найти, типа, еще более-менее чистый кусочек, оторвать и использовать, чтобы промыть. Причём загадить единственный источник воды нельзя… очень осторожно. Ладошкой зачерпни, и тряпкой кровавой в ладошку, а не в бачок. Надо жить.

Рана на шее отмылась. Стараясь ее не расковырять и не ухудшить положение, Мэндес стащил с себя футболку, оставшись в одних штанах. Ремень из штанов тоже пригодится. В итоге на шее сооружен прикольный долбаный ошейник: ткань, а поверх крокодиловая кожа. Понтово до усрачки.

Рука поддалась легче, на ее починку после дивной прохладной промывки пошла опрометчиво забракованная ранее та же рубашка, только свежей, типа, стороной, и шнурки из кроссовок. Перемотал, затянул зубами, доволен.

Дальше надо бы взяться за… проклятье, por todos clavos… закусив губу до надоевшего медного вкуса, Мэндес протерся и там. Повыл, рвано дыша и зажмурившись, лежа щекой на краю бачка. Нажелал тому maricon’у такого, что хватило бы на десять тысяч смертей. Успокоился понемногу, разлепил веки.

Надо жить.

Fuck, а как же грудь? Тряпочку-то уже после этого не используешь. А больше нету. Ладно… так, влегкую. Основное стереть, и хватит. И завязать нечем, хотя ранка горячая и дергает, но не очень. В сравнении-то. Плохо, уж больно много тут заразы по полу размазано… но что делать.

О-кей. Что сумел от себя собрать в кучку, собрано.

А теперь подумать, чем встретить гостя.

Хозяина, бля. Чёрта с два.

В пустом до безобразия помещении нет нихера похожего на оружие. Даже зеркала, которое при должном желании можно было бы расколотить, заполучив, типа, нож. Но кому тут надо было смотреться, ха. Обошлись. Трубы отодрать от креплений? Смешно. Столько сил не наскрести. Крышку бачка довольно тяжелую использовать? Это да, если попросить ушлепка стоять спокойно, пока Мэндес двумя, бля, руками ее над больной своей головой заносить будет, стоя в полный рост. Ага, ну конечно.

Так, а если…

Он не успел додумать.

Снаружи, в зале, что-то загремело, и дверь распахнулась.

— Здорово, querido.

Васкес шагнул внутрь, оглядел изменения во внешнем виде полуголого пленника и расхохотался.

— Вау, да ты просто чудо! И разделся сам, и помылся, да еще прикол такой забацал! Натуральный бдсмщик, цепи еще к твоему ошейнику не хватает. Я оценил!

Мэндес, конечно же, молчал, но если бы взглядом можно было убивать, Васкеса раскрошило бы еще в материнской утробе. Но тому было совершенно пофиг на такие мелочи.

— Детка, сегодня у меня мало времени. Поэтому давай по-быстрому, не кобенься, сделай одолжение.

Ага, ты боишься, подумал Мэндес. Меня даже такого. Людишки вроде тебя всегда в гнилой своей глубине трясутся, и это ваше слабое место. Подойди. Попробуй.

Васкес прочел что-то в позе Мэндеса, изменился в лице и достал пистолет. Уже не тот. Но всё равно сидевшего парня передернуло.

— Нет, крошка, сегодня тебе повезло чуть больше. Марать об тебя новый ствол я не планирую. Ты мне послужишь… как это, естественным путем, ага.

Мэндес молча оскалился.

— Не поможет, — фыркнул Канальский. — Выбирай: либо сам, либо на тебе новая дырка. В том месте, какое выберу я.

Пришлось опустить голову, потому что глаза сильно жгло от беспомощной ярости, а Васкес не должен был это видеть.

— Ну? Красавчик? Не слышу ответа.

Кулаки сжимаются, рана на левом предплечье отзывается тревожным стуком крови.

— Злишь меня. А я нетерпеливый, знаешь? Считаю: раз. Два.

Мэндес поднял голову, сам не зная зачем. Встретить пулю лбом, наверное. Но на счёт «два с половиной» Васкес выпалил в кафельный пол прямо перед ним. От грохота, казалось, лопнули стены, а уж барабанные перепонки точно. Взрыв брызнувшего острого светло-голубого крошева, щедро умазанного дерьмом, моментально проступил на теле Южного множеством кровавых точек и царапин.

— Говорил же, не стоит меня бесить! Я ведь могу еще! В колено тебе засандалить, например. Вдруг жизнь тебе тут медом кажется? Или отстрелить тебе лишнее, без чего тебе только лучше, девочка моя. Ну как? Созрел?

Мэндес скрипнул зубами.

— Без капельки три. — Миг молчания. — Ну, всё.

— Стой… — Как можно сломленнее: — …Давай.

— Вот так бы сразу, милая. Лезь-ка на старое место, там удобно.

— Смеешься? Как я…

— Да как хочешь. Мне похер. И штаны сними. Давай-давай.

Всё еще под прицелом Мэндес тихо стронул себя с места. План предполагал медленное, плавное приближение, для чего надо было сдерживать темп своих движений, а потом, внезапно, резко… но выяснилось, что сдерживать тупо нечего, вся эта черепашья плавность и есть его максимальный темп, от которого уже сразу сердце в горле. Проклятье… где брать силы на рывок?

Ботинки Канальского на расстоянии двух метров, полутора, одного… ну, еще немного, сейчас… высоко и не надо, хоть за колени его и повалить, а там…

— Я передумал.

И внезапность случилась совсем не та.

Жуткая боль, сухой треск где-то над ухом, всё смазывается — и темнота.

А Васкес восстановил равновесие после красивого удара ногой в голову вонючей каракатице, пояснил, рисуясь:

— Как бы три. Ага. Что-то мне подсказывает, что так надежнее. Ничего, мы не гордые, я всё сам!

Реально проще с ним таким, неживым. И оружие можно отложить без опаски, и брыкаться не станет, а то в прошлый раз еле удержал, и подвох никакой не организует, а то странный он был сейчас. Отлично. Ну и пусть, что всю прелесть своего положения Южная сволочь не почувствует прям в процессе. Ему потом нехило аукнется.

А чтоб без срывов на этот раз, Васкес припас кое-что. Красненькая таблеточка на ладони, один из лучших целевых стимов от самого Вана Ли, тот дерьма не держит. Сразу же подействует. Так, запить, чем бы… о, вот что этот тут раскопал. В бачке литра три, чуть мутноватая, но ладно, ничего, пойдет. Так, не забыть потом, после всего, соорудить ему сюрприз с этой водичкой, вот обрадуется.

Стимулятор действительно сработал на все сто. Васкес похвалил себя за продуманную подготовку раба к использованию, никаких проблем с началом не случилось. Потом, правда, к финалу ближе, показалось чересчур свободно. Ну, не быть бывшей целке популярным, ага, если там на второй раз по локоть засунуть можно. Не его призвание.

Не без удовольствия потолкавшись бедрами в зад безвольному телу, Васкес облегченно спустил, ощущая себя supermacho. Отыметь парня — это теперь считается, что всё на свете попробовал. Зашибись, когда-нибудь он этим похвастается, непременно. Попозже. А пока…

Он поднялся на ноги, напяливая штаны, стянул резинку и прицельно запустил в бачок эффектным баскетбольным броском.

— Гол! Или как там это.

Ширинку он застегнул… не сразу.

Много часов спустя Мэндес очнулся и тут же искренне пожалел, что не умер сегодня.

Голова была похожа на огромный ужасный нарыв, наполненный гноем под завязку. Сказать, что она болела — ничего не сказать вообще. И так мозги были не в порядке после вчерашнего удара по лбу, а теперь слово «сотрясение» не подходило, скорее, это было тщательное перемешивание грязной ложкой с выскребанием по стенкам.

На фоне этого состояние задницы не очень убивало. Новизна моральных мучений как-то слиняла, а физически там опять кровило, да. Лужа, бля, на полу, и штаны вхлам. Чуть схватившиеся края раны растерты сукой этой гребаной, но, слава богу, это был всего лишь жалкий дрищ, а не Магнум.

А вот хреново было следующее: у Мэндеса болело и горело всё. Всё тело сразу, причём изнутри как-то. Дикая слабость, хлеще прежней, не давала дышать, поле зрения сузилось до удивительного тоннеля, и резкость нихера не наводилась. Тошнота подкатывала волнами, но спазмы только терзали больные ребра, а облегчения не давали.

Когда Мэндес положил ладонь на грудь, он испугался. Отовсюду торчали мелкие острые занозки, а вокруг каждой наливался красным, вспухал гнойник. Таких ранок были десятки, и вся грудь напоминала воспаленную подушку. Самый же большой разрез на ребрах, тот, от Вентуры, не давал к себе прикоснуться. Мэндес меньше всего за него переживал, а тут… Набухло, сиреневое, мерзкое… парень понял, что не чувствует вони от себя только потому, что не чует запахов вообще, никаких. Так бывает от ударов в лоб. Сдох кусок мозга, ага.

Хоть в этом, что ли, повезло чуть-чуть…

А так он тупо начинает гнить. И эта дурнота невозможная, горячка, ломота в костях, жажда — это потому, что жить в дерьме нельзя. Даже если надо. Всё равно не выйдет. Мы все очень хрупкие. А если еще нарочно ломают и туда втаптывают…

Мэндес закрыл глаза и потерялся еще на многие часы.

Реальность превратилась в грязную, рваную поганую тряпку, которая лежала на лице и мешала дышать.

Он открывал глаза и временами просто ничего не видел. Там должен быть потолок, но там ничего не было. В другой раз проявлялось, опять сраный туалет. Опять боль, опять гадость. Только еще из-за грани линяющего сознания приходила, вползала паника.

Жить надо.

Это очень трудно сейчас.

Но ведь надо же! Еще одного визита Мэндес тупо не переживет. Значит, надо что-то делать. Лежать и подыхать, конечно, очень заманчиво. Но это важное занятие не будет омрачаться ничем, если перед окончательным расслаблением попробовать всё-таки все существующие призраки шансов.

Мэндес загадал: если он сейчас откроет глаза, и будет темно, то нихера он не станет напрягаться. Загребло всё, если честно. Больно очень. Очень.

А если…

…Ну конечно же. Светодиодная круглая хрень на батарейках, что тут торчала на ржавых гвоздях под потолком, издевательски била в самый центр мозга, хотя потускнела за это время изрядно. Скоро в его могиле станет темно. Ну, не так уж скоро. Он еще успеет помучиться.

Обещал же себе. Надо встать.

Головокружение, жуткий гул в ушах — неужели это ревет его кровь? Протравленная уже, нечистая… — да еще мышцы наотрез пошли в отказ. При попытке снова сесть мотнуло к стене. Если бы Мэндес при этом врезался башкой, той самой зашибленной стороной, всё бы на этом моменте и кончилось.

Но не-ет, жизнь не любит простые решения. Ему повезло успеть выставить локоть. О-кей, всё круто. На исходных позициях, унитаз рядом. Самое для Мэндеса отныне место по жизни. Зубы, оказывается, тоже очень болят, если ими скрипеть.

Ничего, если попробовать остудить воспаленные ранки на груди, промыть опасно тукающую большую — как было в прошлый раз шикарно с прохладной водой! — и даже помогло, рука-то и шея в сравнении более-менее…

Не сдержав стона боли, Мэндес подтянулся, зажмурившись, устоял на коленях. Отлично. Где там его счастье? Как же он сейчас напьется!

Наверное, не меньше пяти минут он стоял так и смотрел на откровенно желтую воду в бачке и на то, что в ней плавало.

Запаха не чуял, но по виду и так было понятно.

Нет, раны этим не промыть.

Сука.

Мэндес медленно сполз на пол, сжался в комок и заплакал. Без слез. Тратить на это влагу его иссушенный организм не стал. От этого было еще больнее.

Когда последние спазмы отпустили, парень несколько раз глубоко вздохнул. Насколько смог, конечно. Титаническим усилием воли, с каким-то кошмарным призрачным скрежетом сфокусировался. Правду говорят, приходит иногда второе дыхание, если реально очень-очень надо. Тело включает резервы. Только дальше, и весьма скоро, за это придется платить… но это потом. А потом может и не настать. Так что… выхода нет. Хуже уже не будет.

Встаем и делаем.

Двигаемся к двери, благо близко вроде. Посмотрим попристальнее, что там за ней. Может, и правда ковровая дорожка. Красиво будет помереть на ее фоне, ага.

Пока разъярившееся на грани смерти тело гонит в кровь адреналин, надо выжать из этого всё возможное.

Кадры-вспышки. Диафрагма открылась — кусок реальности — хоп, опять закрыто. И еще раз. И еще.

Дверь. Отлично, что она навешена вовнутрь. Толкать мусор он бы не смог. Открыл. Пара кусков ногтей остались на ручке, но пофиг. Разве это боль? Смешно.

Оп-па. Не ковер. Немножко хуже. Завал выше, чем уровень дверной ручки. Большое такое, вроде кусков кресел, или доски горелые, или белое крашеное железо вон сбоку… как ни посмотри, хреново, даже не сдвинешь. Подонок, что приходит, спрыгивает из-под потолка практически.

Воспоминание о нем подстегнуло Мэндеса в дурном таком стиле. Он беспомощно взвыл, дрожа то ли от лихорадки, то ли от бешенства, попытался вгрызться в завал, как ему казалось, раскидал, до чего руки достали… на деле, он рухнул головой вперед, под его весом что-то просело, чудом не похоронив вообще, и парень снова потерял сознание по пояс в хаосе обломков.

Открыв глаза спустя неизвестно сколько, Мэндес долго мучительно соображал, где, собственно, находится. На потолок было не похоже. Он еще поудивлялся, что это так странно звучит над ухом, потом догадался, что это он сам так сипит на каждом вдохе. В большом зале, пусть недавно протравленном пожаром, всё равно было куда больше кислорода, через проломы в потолке тек свежий ночной воздух. Это подарило ему несколько относительно здравых минут.

Успел сгрести локти под себя, собраться и дать задний ход. Невезуха дала о себе знать, зацепила ошейник из ремня проволочными пальцами, но быстро отпустила.   Поиграла только. А взамен кое-что подарила.

Выбравшись из завала без потерь — не считать же всерьёз сдохшую надежду выйти отсюда к людям? — Мэндес посидел немного на пороге, похрипел, тупо глядя на какую-то белую типа коробку, что ли, маленькую такую, которая скользнула сверху прямо к нему от того места, где выход блокировался железной большой херней.

Большого труда ему стоило опознать простые, в общем-то, вещи.

Там за порогом лежал холодильник. Упал, видать, со второго этажа, там кто-то раньше жил. И рухнуло аж до подвала. А сука гребаная подсуетилась путь загромоздить.

Ага. А коробочка… это, типа, вроде что-то китайское. Вон ихние каракули. Да, китайское хрючево, которое Мэндес сроду в рот не брал и ненавидел.

Это … еда.

Алилуйя.

Повезло? Да неизвестно, на самом деле. Умом Мэндес понимал, что он тут уже не первые сутки, да еще и на физическом пределе. С кровопотерей. С заразой в той крови, что пока осталась. Ему нужна, безумно нужна поддержка, какая-то энергия, какой-то источник жизни, хоть чуть-чуть.

А тело не хотело… пальцы едва ухватывали склизкие куски темной лапши, похожие на червей, ошейник не давал склониться, всё летело на пол, а с него есть Мэндес не будет, хватит дерьма... откровенно говоря, еда была тоже дерьмом. Если бы она еще воняла, он точно бы не смог. Но повезло… или нет.

Наплевав на боль в горле, Мэндес запихнул в себя сколько получилось, отполз подальше, на старое место у стены. Карусель в голове набирала обороты, окно активности уходило, становилось хуже видно, хуже с воздухом, хуже вообще. Поел. Посмотрим, на пользу ли.

Нет, не на пользу.

Мэндес на этот раз понял, что его мучитель вернулся, только в процессе.

Он не знал, трахнули его в зад уже или нет, пелена на глазах и ревущая дурнота сбивали с толку. Зато Мэндес осознал, что его пытаются отыметь в рот под комментарии о том, что снаружи за дверью полно жареного мяса, аж пять комплектов, ну, с душком, но не суть важно...

И тут китайская мерзость пошла обратно.

Вперемешку с гнилой черной кровью, что была в желудке.

На выходе смотрелось феерично: сморщившийся член в бурых сгустках и непереваренных червях… всё ползет, урод угваздан донизу, лужицы блевотины в его спущенных до лодыжек штанах, орет… смешно.

Наверное, Мэндеса потом ударили, потому что он потерялся.

Нет, всё-таки определенная польза от вылазки была.

Потому что через неизвестное время парень, ни о чем не думая, открыл глаза. Просто лежа грудью и щекой в луже своей и чужой смердящей грязи, Мэндес поднял веки, не собираясь уже ничего собирать, спасать, беречь… всё, хватит. Устал.

Он только понял, что опять один.

А неподалеку, сантиметрах в тридцати, лежал странный предмет. Оттуда, из большого мира. Да, сейчас, можно вспомнить, как он называется. Голова только перестанет болеть… она скоро переполнится, и гной потечет из глаз и ушей. Черный такой, с червями.

А, да.

Это, что валяется, называется мобильник.

— — 2 — —

До условленного места встречи, кабака на узкой канальской улочке, Рамиресу оставалось всего ничего, три поворота. Лавировать между вкривь и вкось понаставленными тачками, детьми на байках и гуляющим народом было довольно непросто, разбибикать их всех не получалось, плевать они хотели. А он не хотел бить машину. Поэтому выходило медленно.

Чертыхаясь, Рамирес отвлекся от дороги на трезвонящий телефон.

— Да бля, чего надо?!

В трубке молчали.

Под колеса сунулась очередная ослепшая парочка. Рамирес выкрутил руль одной рукой, взбесился окончательно, кинул взгляд на экран и зарычал:

— Мать твою, Васкес, потерпеть никак?! Щас приеду уже!

Вместо ответа послышалось совершенно потустороннее хрипение, похожее на жуткий тихий смешок.

— А-ха-а-а…

— Что за хрень? — Рамирес поудобнее перехватил руль, вписываясь в поворот. — Что-то случилось, я не пойму?

— Вентура, — утвердительно произнесли в трубке. От тона и самого звука адского голоса Рамиресу стало очень не по себе. Кто-то хотел, кажется, рассмеяться, но весельем не веяло и близко. — Привет.

— Да что ж это… — Рамирес чуть не влетел носом в лобовое, потому что только резкое торможение не сделало из него убийцу малолетки, прыснувшего из-под бампера. Встав у обочины, дьявольски злой Рамирес выпалил: — Que te parta un rayo, malparido! Васкес, кончай прикалываться, я тебя вздерну на первом фонаре!

Кто-то совершенно не похожий на Васкеса на полном серьёзе выдавил вместе с крайне нездоровым на слух бульканьем:

— Почему ты м-хеня не убил, сука? — Пока Рамирес переваривал такой нестандартный упрек, голос добавил: — Ты д-холжен был, мр-разь. Какого х-хера схалтурил?

— Так. — Бросить трубку, конечно, хотелось, но пальцы почему-то заледенели. — Всё, завязывай, шутник, не смешно. Верни Васкесу телефон, помойся и оденься в чистое, потому что я тебя закопаю.

— Д-хавай, — согласился голос, — только раньше надо было. Ты мудак, Вентура. Нож в горло — это так про-хсто, а ты…

Тяжелое дыхание на том конце эфира взорвалось приступом кашля, вернее, чередой задушенных лающих вскриков боли. Слушая это, Рамирес побледнел и впился в руль, сам того не осознавая. Такое не подделаешь. Всё несмешнее и несмешнее.

— Парень, — вкрадчиво произнес он, когда собеседник затих, тонко всхлипывая по затухающей. — Ты кто? И где? И что с тобой нахер такое?

Смеяться в своей загробной манере голос уже явно не мог. Через полминуты свиста и клекота звуки сложились в слова:

— Вентура, это твоя вина. Ты п-хрислал этого Вас-с-с… или даже нет, всё равно… неужели не мог положить вместе с моими?

— Слушай…

— …Я там, где ты оставил. В подвале на 78-ой.

— Carajo. — Холодная дрожь протекла от шеи вниз до поясницы. — Не может быть. Что за херня! — Существовал бредовый, но, походу, единственный вариант. — Мэндес?..

Вместо ответа призрак по своим личным причинам резко застонал в динамик. Рамирес снова отнял телефон от уха, невидящими глазами уставившись поверх него. Если это прикол, то рекордно психанутый. Кто посмел? Не может же… demonios, с ума сойти. Мстительные привидения так себя не ведут. Наверное.

— Докажи, — потребовал Рамирес максимально твердым тоном.

— Лех-ко. Ты спер у меня партию polvo. Ты бил навахой… левую руку мне… потом по ребру… и в горло, кх-риворукий ублюдок.

— Охереть… ты, бля, жив?

— Нет.

Опять Рамиресу стало дурно и холодно в нагретом салоне.

— Вернись, — с нажимом выдавил Мэндес. — Иди, бля, сюда, сука, и доделай.

— Что?

— …Быстро, скотина, скоро вернется Ва…Ва… — имя рвотным спазмом не пролезало сквозь намертво стиснутые челюсти. — Доведи до конца, Вентура, имей совесть. Что я тебе сд-хелал, чтоб так… Давай по-честному, тварь. Дай мне пулю.

— Да ты…

— Пожалуйста! Сделай.

— Мэндес…

— Я прошу, гад… — Голос терялся, уходил, словно увеличивалось расстояние или кончались силы. — Я не могу больше. Вентура. Скорее.

После внезапного стука, похожего на падение телефона, сигнал пропал.

Взмокший от нервов Рамирес швырнул аппарат на приборную доску, развернулся, матерясь, в сторону Юга, пролетел несколько улиц, не в состоянии собрать мысли в одну кучу. Мечущийся взгляд выхватил из темноты готовый погаснуть экран мобильника. Там было: «Принятый вызов: Васкес».

В очередной раз за последние полчаса тормоза «мустанга» до визга покрышек заблокировали колеса. Еще один заполошный разворот, и уже похер на прохожих и царапины.

Надо всё-таки сперва наведаться в тот кабак.

Застопорившись на пороге, Рамирес захлопнул за собой дверь и привалился спиной.

— Э, что такое? — вытаращился Агирре.

Остальные трое тоже подняли головы, удивляясь ненормальному виду лидера. Тот, однако, без малейших объяснений медленно вдохнул пару раз, сощурился, вроде бы как обычно дошел до стола, сгреб бутылку.

— Хей, ты как духа увидал. — Ногейра подтолкнул Рамиресу закуску.

— Угу, — невнятно отреагировал тот, не притронувшись.

— Так мы того, стартуем, что ли? — почесался Рольдано, нащупывая куртку на спинке своего стула.

— Ща. Васкес… — Названный подобрался, вопросительно шмыгнул. Рамирес отступил на шаг обратно к двери. — Я до тебя что-то дозвониться не могу.

— Это почему? — Васкес похлопал себя по карманам. — Не слышал.

— Угу. Почему не слышал-то? — Наблюдая за всё более тревожными поисками, Рамирес тем же тоном продолжил: — Нету трубки, что ли? Посеял где?

— Да хрен знает, — суетливо пожал плечами Васкес. — Наверно. Вот бля.

— Да-а, неприятно.

Ногейра и Агирре настороженно переглянулись. В безобидной на вид сцене что-то было не так.

Не сводя с Васкеса нечитаемый горящий взгляд, Рамирес оскалился, что было весьма отдаленно похоже на улыбку.

— А у меня сюрприз! Я тебе сейчас помогу.

До Васкеса тоже понемногу доходило, что творится фигня. Он медленно встал, скользнул за сидящего Рольдано. Ноздри зашевелились, по-животному втягивая густеющий воздух.

— А?

— Ты потерял, а я знаю, где.

— Д-да ладно…

Пользуясь тем, что Васкес временно закаменел, Рамирес кинул быстрые взгляды на Кортеса и Агирре. Те поняли без лишних слов, аккуратно шагнули каждый к своему торцу стола.

— Вот тебе и ладно. Мне звонили, ratoncillo. Вряд ли у тебя два мобильника, так что с того самого. И я теперь даже знаю, — Рамирес намеренно сделал паузу и понизил голос, — …кто.

Он точно не представлял, какого эффекта добивается, но, увидев реакцию Васкеса, понял, что именно такого. Если б у подонка хватило силы воли сыграть получше, притвориться невинностью, всё было бы сложнее, но Васкес никогда умом не славился, известен был как трус и скользкий тип. В страхе за свою шкуру он сразу предположил худшее, что могло быть, и Рамирес поверил, что Мэндес не соврал ни звуком.

Вереща что-то неразборчивое, встрепанный Васкес висел на Агирре, которого хотел пробить, вылетая из ловушки между столом и стеной, но, разумеется, не вышло. Пабло крепко держал тощего за плечо, отвесил затрещину, чтоб не брыкался. Ногейра недоуменно обратился к Рамиресу:

— Это всё к чему, а? Он что-то накосячил?

— Точно не знаю, — поморщился тот. — Наверняка. Сам видишь, по-твоему, он чист?

— Не-ет, — протянул Ногейра. — Чистые так не срутся, факт. Что за звонки?

— Не лезь пока, — попросил Рамирес. — Я выясню. А ты этого тут… придержи, хорошо? Потом в рейд сходим.

— Как скажешь, — согласился Кортес.

Он сноровисто успокоил дергавшегося Васкеса кулаком в переносицу, вышвырнул из-за стола ничего не понимавшего Рольдано, пихнул на его место глотавшего кровавые сопли арестанта и сильным пинком задвинул в угол так, что столешница врезалась в ребра по максимуму. Сам сел на край.

— Никуда не денется. Мы ждем.

— Спасибо, — пробормотал Рамирес, вылетел из кабака и втопил на Юг.

Ему уже заранее не нравилось, что он может там увидеть.

Но к реальности он оказался совершенно не готов.

На оценку «ничего хорошего» ситуация потянула уже тогда, когда он остановился на углу 78-ой у несвежего пепелища. От прелых руин тянуло мерзким душком, чем ближе, тем сильнее. Как тут мало любопытных, в этом трущобном райончике… да, на Канале тоже воняет и сомнительной уличной жратвой, и дешевым бухлом, и духмяной травкой, и аммиачной кислятиной из подворотен… но на такой явственный трупный аромат дома внимание обратили бы сразу. А тут, наверное, убедили себя, что закуска из бара стухла, или кошку какую придавило.

Игнорируя косые взгляды редких прохожих, Рамирес примерился к хаосу первого этажа и нырнул под шаткие остатки крыши. Осмотрелся. Заметно было, что проторенная тропка огибала горы хламья, вела куда-то в заднюю часть. Следуя по ней, Рамирес сразу понял, что на верном пути. Явно ход вниз. Хороший такой, уже надежный, ничего под ногой даже не прогнулось.

Спрыгнув вниз, в бывшее помещение мини-казино, Рамирес чуть не сблевал. Вонь тут стояла абсолютно конкретная. «Никто не прибрался. Ни копы, ни хозяин. Вот пофигисты». Не очень приглядываясь к полуразобранным завалам, чтобы не узреть ничего лишнего и неприятного, он различил дорожку и тут.

И дверь в конце, наполовину утопленную в хламе. Приоткрытую.

Пока он пробирался, удавалось задерживать дыхание, но у самой цели, перед прыжком вниз, Рамирес всё-таки вдохнул. Не сблевать, чёрт подери, не получилось. Желудок скрутило нещадно. Откашлявшись и отплевавшись, пуэрториканец негромко позвал на всякий случай:

— Эй? Есть кто?

Тишина. Но там, впереди и внизу, в еле освещенном тусклом закутке, откуда шла основная стена вони, ему померещился знакомый хрип.

В луже омерзительной слякоти раскинулся практически обнаженный черный человек с неузнаваемым лицом. Он никак не напоминал Мэндеса, насколько Рамирес того помнил. У этого была ненормальная шея, чернота не только от налипшей крови, но и сам цвет кожи неземной, сизо-бурый с пятнами, и по комплекции тело казалось толще, раздутым. В слепом свете подыхавшего светильника человек выглядел однозначно мертвецом, причём изрядно попорченным.

Чтобы в этом убедиться, Рамирес нырнул в преисподнюю. Там не было кислорода, он едва не лёг от головокружения рядом с этим страшным местным, но всё-таки прицелился и уцепил того за запястье. Пульс на жуткой шее вряд ли был доступен. Или его вообще не было. Во что Рамирес был вполне готов поверить. Но тогда кто же говорил с ним вот только что по мобильнику, отлетевшему к стене от неосторожного пинка?

И кто тут хрипел?

Нащупав слабое, призрачное биение на безвольной руке, Рамирес понял, что его вера в загробную жизнь и техническую активность трупов сошла на нет, едва зародившись.

Этот еще жив.

На полпроцента.

Надо…

Надо что-то с этим делать.

Там наверху, то есть в загроможденном подвале, кажется, валялось что-то вроде сорванной с петель двери или тонкой столешницы…

По пути еще нашлась чудом не полностью истлевшая в огне штора, что ли. Измученный путешествием по руинам с мёртвым грузом Рамирес замотал парня перед порогом. Пусть гадают, зачем чужаку понадобилось тырить на Юге ценных дохляков. И машина чище будет.

Хотя от самого Рамиреса пёрло теперь едва ли не так же.

Проглотив на нервах треть из найденной между сиденьями бутылки, Рамирес замер ненадолго за рулем, приходя в себя. На заднем сиденье послышалось какое-то движение, и он спохватился, перегнулся назад, взрезал тряпку, освободил парню лицо и грудь.

Да, точно Мэндес.

Dios, просто невероятно.

Тот дышал. Дышал так, словно не сможет надышаться никогда.

— Послушай… эй, парень! Это был точно Васкес?

Нет ответа, хотя и так понятно.

— Он один приходил? Только он?

Померещился слабый кивок.

— Я его… Я… — Рамиреса передернуло от слепящей ярости. — Нет, это край.

У Мэндеса в груди началось страшное, не то бурление, не то шипение, до слов ему в этот момент было далеко. Рамирес очнулся.

— Терпи, еще недолго. Сейчас легче будет. Я у вас никого не знаю, так что… — Машина рванула с места, доставив больному яркие ощущения. — …К нам поедем.

За то время, пока Освальд, оторванный чуть не с мясом от очередного аборта, торчал в закутке своей конуры за ширмой, из-за которой снова слышались хрипы, Рамирес успел добить бутылку до конца. Пошло как-то криво, облегчения никакого. Внутри как будто задержалась, угнездилась та вонь и теперь травит. Жить не хочется. И вроде не виноват, ни сном ни духом про эту жуть, такого не приказывал однозначно. И вроде не совесть, по крайней мере, она обычно не так бунтует, когда впрямую… ерунда какая-то. Аж хотелось плюнуть на всё и позвонить Картеру.

А что? Он тоже при деле. Примерно в той же степени. Вот и пусть заодно помучается не пойми чем. Скажет, что делать, он сообразительный. Эх… да нет. Степень всё ж таки другая. Васкес не его человек. Но, с другой стороны, почему за дела этой гниды…

Кстати, да.

Рамирес вызвал заинтригованного Ногейру, коротко приказал тащить подонка, которого они там, он надеется, укараулили, на Юг. По тому же адресу, куда на той неделе катались. Ногейра понял, но захотел детали, а Рамирес ему порекомендовал выдрать их из Васкеса с любой степенью жестокости. Вот пусть что хотят с ним в дороге делают. Только чтоб пусть доехал живой и в сознании.

— А там? — спросил Ногейра.

— Там дождетесь меня, я скоро.

— И?

— Увидишь! Да, достань там на месте что-то на колесах, но тяжелое. Автобус, трак, мусорную, бля, машину.

— Понял. Интересно как. Пойду Васкеса попотрошу.

— Мне оставь немного.

Вскоре после окончания этого разговора Освальд, ругнувшись, выбрался из-за занавески, с неприятным звуком содрал перчатки и в сердцах швырнул через всю комнату.

— Нахера мне тут это?! Неужели не видно, что не жилец?

Рамирес медленно встал, аккуратно, чтоб не сорваться раньше времени, выложил на стол пистолет. На всеобщее обозрение. В центр. Сунул руки в карманы от греха подальше, процедил:

— Что с ним? Точнее?

— К-хм. Ничего приятного. Меня чуть не вывернуло…

— С. Ним. Что?

— Ладно-ладно, не нервничайте, молодой человек. С вашим приятелем чего только нет. Мечта патологоанатома. Цветущий сепсис, добротное сотрясение мозга, многочисленные дырки разного происхождения и глубины. Если его зашивать, у меня ниток не хватит. Хотя всё равно бесполезно. Да, еще там… — Освальд двусмысленно осклабился, — специфические повреждения.

— В смысле? — выдавил Рамирес, в принципе, догадываясь, о чем речь.

— В том самом. — Характерный жест для наглядности. — Чпок-чпок. Юношу славно посношали, причём не раз, причём не только стандартно.

— Что?

— Предметами, молодой человек, подручным материалом. Точнее у него самого. Хотя вряд ли, опять же.

— Ты помолчи… — странным голосом рекомендовал Рамирес. И в следующий миг метнулся к Освальду, втиснул его в стену и прошипел в лицо: — …И послушай. Ты его поднимешь. Мне плевать как, сколько это будет стоить и кому ты душу заложишь. Если есть, что вряд ли. Ты просто сделаешь так, что парень будет жить.

— Да? — выдавил не особо испуганный врач. В таком стиле с ним общался тут каждый третий посетитель. — А ты представляешь…

— Всё представляю! — оборвал Рамирес. — Сделаем так. Я вот прямо сейчас выйду отсюда и еду в город. Там я начинаю собирать для тебя бабло. Я, лидер Канала Рамирес Вентура. Я умею. Будет много.

— Отлично. Вот когда наберешь…

— Нихера. Мы с тобой работаем параллельно, умник. Ищи лекарства где хочешь, зуб даю, у тебя свои пути, и на нитки распусти что-нибудь подходящее. Верну с лихвой, te juro. Втрое наваришься. В тот день, когда он встанет и выйдет отсюда сам. Не раньше.

— Не пойдет, — начал было Освальд, но Рамирес не слушал.

— А если он не встанет, то ты не получишь ничего. И еще маленькое уточнение – я тебя убью. Клянусь тоже. Матерью клянусь. Его смерть, и ты труп. Точка. Помни.

— Подожди…

Отпущенный Освальд восстанавливал дыхание, борясь с противным ощущением, что вляпался.

— Да, буду ждать, — отозвался Вентура, забирая пистолет.

— Но подумай сам! А если кинешь? Я вгрохаю, а ты… Мне нужны гарантии!

Рамирес сделал шаг к Освальду, и тот самостоятельно оказался на прежнем месте у стены. Негромко и размеренно пуэрториканец произнес:

— Ты мне вот что скажи. Ты веришь во вторую половину нашего договора? Веришь, что кишки тебе выпущу нахер?

Бледный медик неловко дернул плечом.

— Н-ну, да.

— Прекрасно. Так вот, в первую половину — верь тоже.

— — 3 — —

Месяца четыре спустя.

«Ты где сегодня вечером? »

Получив такой удивительный текст, Рамирес совершенно не обрадовался. Фразочка потенциально могла бы обещать приятное времяпрепровождение, если бы исходила от кого-то другого. А так эмоции разбуженного сигналом Вентуры колебались в широком спектре от досады до паники в самых разнообразных сочетаниях.

Да, всё дело в том, кто проявляет интерес. И еще, в данном конкретном случае очень показательно, на какой аппарат упал вопрос.

Не на мобильник, где даже при условии неизвестного номера сохраняется надежда на безобидную интрижку своих. Нет, всё хуже и вполне определенно.

На коммер Хоста, с недавних пор хранящийся под жутким секретом на дальней полке у Рамиреса в сарае, провокационные вопросики мог слать только тот, кто его подарил.

— К-какого чёрта тебе надо? — сквозь зубы прошипел пуэрториканец, думая над ответом.

Игнор — не вариант. Мало ли что стряслось. Встретиться придется, и для этого надо будет соскрести себя с вожделенной постели, до которой не мог толком добраться два дня. И тут повезло поспать полчаса! Но не скажешь же ему, чтоб приехал сам. Как своему. Типа, «Сплю я. Чего надо — у себя. » Ага, этот нахал и заявится, за ним не заржавеет. Не раз уже являлся, и тогда, в самом начале, и когда Берто Картера избил, потом еще закрутилось с гребаным вирусом… Не хватало.

Да к чему он клонит? Не дай бог опять стихийное бедствие. Не поболтать же Дэлмор зовет!

Единственный способ узнать — пересечься. Причём там, где тихо. Если Хостовский так повел разговор с самого начала, то выбор места за Рамиресом. О, приколоться и позвать его на Элм-Драйв, только уже без копов, без антитеррористического отряда за окном, а что, ресторанчик-то сам по себе нормальный… Бля, мозги до конца не проснулись еще. Несут дикую пургу.

«Отель Батчера, в Полосе. Буду скоро мимо проезжать».

Это достаточно глухое место. Не «У Дэна» же стрелку забивать, в самом деле? На виду у всех.

«Ну так тормозни там, Вентура. Разговор есть».

Зашибись. Секретные разговорчики с Дэлмором в глухих местах не входили ни в вечерние планы Рамиреса, ни в список его любимых занятий. Уж больно много на это уходит нервов.

Но что поделаешь. Хрен тут пошлешь, н-да.

Хостовский заставил ждать, но недолго.

Прошел по пустому холлу, так громко называлась комнатушка с полупустой барной стойкой, по совместительству ресепшн, и парой столов. За одним из них Рамирес непроизвольно сменил вольготную позу на более собранную.

— Так, давай без прелюдий, — определил Дэлмор тональность предстоящего общения, садясь напротив.

На середину между ними полетел коммер совершенно иной модели, нежели рамиресов. Покруче. А на дисплее было фото.

— Глянь-ка, что мне прислали.

Рамирес вгляделся. Жаль, это не кадр сестер Анхелес, работающих на пилоне, чем был забит, например, его мобильник. Тут хуже. Настроение сразу провисло.

— Это как прикажешь понимать?

Ну да. Вполне однозначно узнаваемый пейзаж грязной узкой улочки, и к машине у обочины подходит Мэндес. Тоже не спутаешь, как назло.

— А что тут понимать… — вяло пробурчал Рамирес. — Ну, идет. Сейчас уедет. Ну и что.

— Норма-ально, — протянул Шон. — Значит, мне не соврали, и ты в курсе.

— Кто это разболтался?

— Абсолютно неважно. Не уходи от темы. Ты, получается, осведомлен, что этот тип живет в Полосе.

— Допустим, — вздохнул пуэрториканец. — И живет, и работает. Дилер он, в притонах промышляет.

— Да я тоже разузнал уже, мне не новость. Только вот мне не совсем понятно, какого хрена, Вентура.

— А чего такого? — Рамирес отхлебнул из стакана, маскируя досаду. — Я при чём?

Шон несколько долгих неприятных секунд разглядывал его в упор.

— Ладно. Хорошо. Пойдем длинным путем. Итак, парень, который, как я слышал из достойных доверия источников, тебя недавно заказал, живет под боком, и это не колышет. Он вообще, в принципе, живет. Зная ваши нравы, я, признаться, удивлен.

— Ну и что, — упрямо повторил Рамирес. — Может, ты не очень хорошо знаешь. Нравы. И вообще.

— Так просвети.

— Да ну! — Рамирес оттолкнул стакан, выпрямился и, казалось, собирался встать. — Слушай, ты удивился, о-кей. Переживешь, да? Что тебе до Полосы, у тебя своих дел мало?

— Прекращай мне хамить, Канальский. Как странно, с самого начала мне рекомендуют держаться от этой истории подальше… ну уж нет.

— Ой, зачем вся эта болтовня, а? Не уверен, хамство это или как, но, может, это мое личное дело, кто меня чего когда, и я сам решу, как реагировать?

— Бесспорно, — сдержанно согласился Дэлмор. — Но пойми и меня. Этот Южный в круге моего внимания с тех пор, как он имел slavery на Роя. С тех пор, как он Картера унижал, помыкал им и чуть в итоге не угробил. Помнишь? Так вот, я реально не лез, пока ситуация меня устраивала. Я был уверен, что ты его убил, Вентура.

— Собственно, аналогично, — пробормотал под нос Рамирес.

— Ничего не хочешь мне объяснить?

— А если правда не хочу? — скривился пуэрториканец. — Придется всё равно?

— Думаю, да.

— Carajo…

За стойкой нашлась еще одна бутылка. Оставив скромному незаметному Батчеру деньги, Рамирес, волоча ноги, вернулся за стол, тяжело уселся и начал.

Передал сцену снятия рабства с Роя, на что Дэлмор отреагировал довольным кивком. С некоторым смущением Вентура признался, что неаккуратно отнесся к свершению собственной мести, в чем он видел свой главный определяющий промах во всей истории. А потом… через силу, но честно Рамирес выложил всё последовавшее, все догадки, выводы и наблюдения, все подробности про то, что пришлось испытать Южному, все его отметины и диагнозы, всё, вообще всё… Вентура увлекся, говорил пылко, возмущение и злость душили его, в голове не укладывалось, как можно было, с одной стороны, такую мерзость отколоть, с другой стороны, такой кошмар пережить.

— Охренеть, — совершенно искренне отозвался Шон после паузы. — Какую мразь ты у себя терпел.

— Да по нему не особо было видно, понимаешь? Ну, гнилой, ничего ему и не поручалось, и не доверялось важного. Жил и жил, как тут разгадаешь? Это у тебя народ чуть не экзамены сдает, проверки всякие, а у нас живут по праву рождения, Дэлмор, у нас тут дом, а не лагерь… Ай, плевать. Плохие отговорки. Знаю. Я здорово сглупил и не рассмотрел редкостного подонка.

— Ты хоть что потом-то…

— Бля, а как ты думаешь?! — взорвался Рамирес. — В тот же день, как Мэндеса нашел, я Васкеса в тот подвал пригласил. Настойчиво, догоняешь? В этот гроб вонючий, где света уже не было, а вода им же зассанная, вот пусть распробует.

— То есть ты опять не довел до конца? Вентура, ты и этого в живых оставил?

— Чёрт, ты непонятливый вообще. Да, не убил. В ту же грязь его мордой, обе коленки прострелил и один локоть, чтоб с Мэндесом уравнять примерно. Надо было еще задницу ему чем-нибудь разворотить, — оскалился пьяный Рамирес, — но побрезговал, не стали… Жрет он пусть там тухлые трупы, которые обчищал, мародер хренов. А для надежности, чтоб шансов ноль, я велел всё это гребаное здание, что от него осталось, проутюжить и обрушить нахер, спрессовать. Крысеныш-то там в подвале останется, но никто никогда до него не доберется. — Рамирес прямо взглянул молча слушавшему Шону в глаза. — Думай, что хочешь, но простой пули он не заслужил. У меня на весах не сходится, понимаешь. Он обязан того же хлебнуть, чем сам угощал, и пусть он там сдохнет, но не сразу, и лучше подольше помучается. Так я подумал. И я так сделал.

В ответном взгляде Дэлмора читалось неподдельное уважение.

— У нас с тобой, выходит, весы примерно одной модели. Я бы на твоем месте после, примерно через неделю, туда…

— Ну ясное дело. Я проверил. Всё было точно так, как мы с парнями оставили, никаких раскопок. Он там, внизу. Я просто чуял. И я не пожалел, знаешь.

— Да-а. — Шон, не спрашиваясь, налил себе из рамиресовой бутылки в единственный стакан. Помолчал, откинулся назад. — Так, а этот везучий chicano, значит, с твоей подачи у Освальда отлежался?

— Ну да, получается так.

— Живучий.

— Не то слово. Мне так кажется, не его это очередь была, раз так лихо из глотки у дьявола выскочил.

— Да уж, его высшая миссия еще успеть поторговать дерьмом у нас в Полосе. Чего он домой не отчалил? Атмосфера по душе?

— Не, его просто дома очень ждут. Здание-то прахом пошло, а там был и бар, и квартиры, не говоря уж про игорный притончик, а еще и по сейфам распихано, видать, много чего, да погорело. У всего этого есть хозяева. А корень зла, чуешь, для них Мэндес и есть. Ведь это по его душу мы тогда пришли. Неподконтрольных ненавидеть Югу не в новость, и хрен они нас достанут, а вот с Мэндеса требовать — самое то. Так что он торчит дикие бабки серьёзным людям. Плюс там еще с колумбийцами дела… — Рамирес смешался и замял тему.

— И он, получается, тут на нас зарабатывает?

— Ой, врешь. На ком на вас? Что общего у Хоста и наркоты? Ни цента он на вас не заработал.

— Чёрт, ты его профессионально защищаешь. Не заметил?

— Отстань.

— Сто процентов.

— Неправда!

— Ты с ним задружил, что ли, за это время?

— Нет, говорю, — резко оборвал Рамирес. — Ни в одном глазу. Просто… — Он поколебался, — нам с ним больше нечего делить.

Замолчал, вспоминая, как спустя недель десять после договора с Освальдом тот прислал к Рамиресу гонца с возмущенно-ругательной запиской. Доктор, дескать, всю душу вложил в дражайшего пациента, а тот мало того, что свалил не попрощавшись не пойми куда, так еще и компенсации за затратное лечение не видать как своих ушей, так, что ли?

Вентура сперва проверил. Реально девчонки на Рэд-стрит, где обосновался Освальд со своей мини-клиникой, видали чужого латино, худого как смерть и такого же веселого, который поошивался немного, да и смотался от греха подальше, видимо. Рэд-стрит посещаемое место. Латино был не очень сумасшедший и передвигался самостоятельно, в этом девочки поклялись. У одной он даже отлежался ночь после побега от коновала в кокетливой белой шапочке. Добрая девчонка засвидетельствовала: парень был слабый и голодный, как зверь, весь в шрамах. Приставать к ней не стал, за что она его накормила и подарила шмотки от предыдущих любовников.

Итак, Освальд, кажется, свое отработал.

Еще неделя у Рамиреса ушла на осторожное разведывание, и вот, после негласной наводки, он без стука вошел в «офис» нового дилера в квартале наркопритонов Полосы.

Помповое ружье, нацеленное на любого гостя, тот, опознав и подумав, отвел.

Двое смуглых парней долго молчали, изучая друг друга. Мэндес привычным жестом склонил голову к плечу, подтянул высокий воротник свитера. О банальном говорить не хотелось, серьёзные темы торчали комком в горле.

— Освоился? — наконец нарушил молчание Рамирес, кивнув за окно.

— Да вроде.

— Так и будешь?

— Ты против? — в агрессивном тоне Мэндеса читался не только наезд, но и прямой вопрос. Он ждал ответа.

Рамирес медленно прошелся по комнатушке, задержался у стола, повертел в руках крошечный пакетик. Равнодушно кинул обратно.

— Вот что я скажу. Ты, ублюдок, когда-то хотел мне смерти. Так?

— Так. — Хрип у Мэндеса теперь не пройдет никогда.

— Я тоже хотел твоей. И вышло, бля, что мы оба с тобой облажались. Так?

Пряча кривую ухмылку, Мэндес кивнул.

— И получается тогда, — продолжил Рамирес, — что…

— Постой. Ты забыл о колумбийском polvo. На мне до сих пор счёт.

— Твои проблемы, Мэндес. Знаешь, почему? Потому что счёт за твое лечение в пять раз длиннее, а я его закрыл.

Тот пораженно прищурился.

— А ты думал, у нас тут благотворительность? Слился и стерся? Ха, тебя не ищут только потому, что ты на этих землях формально чист. А из других мест до тебя здесь не дотянутся.

— Ты…

— Я не хочу с тобой болтать, chicano. Я пришел убедиться, что…

— Что я понял, чей теперь раб?

— А ты еще в это не наигрался, что ли? Нет, Мэндес. Мне на тебя похер. Хотелось бы знать, что это взаимно.

Бывший Южный долго не отвечал. Так долго, что Рамирес посчитал визит неудачным и направился к выходу. Похоже, надо будет держать ухо востро и палец на курке. При активности со стороны этой новой засады придется принимать меры, и уж точно однозначные, чтоб без продолжений. Обидчивый оказался. Ну, его право, на самом деле. Есть поводы, чего уж там.

На пороге Рамиреса остановило тихое:

— Я знаю, что ты сделал. С тем… с этой вашей дрянью. — Пошевелив тот же пакетик, Мэндес поднял глаза и чётко признал: — Квиты, Вентура. И тебе, cabron, у меня всегда будет скидка.

— О, вот это ценно, — улыбнулся Рамирес. — Ловлю на слове.

— Ладно, нечего так нечего.

Шон забрал со стола давно погасший коммер, поднялся. Пуэрториканец следил за ним всё так же задумчиво, наполовину погруженный в себя.

— Делайте что хотите, Вентура, но одно условие. К Картеру он пусть не приближается на километр. Ни в каком виде.

— Да вряд ли, ты что. Про тебя он тут в первую очередь наслушался, как пить дать. И у него с Роем всё снято, я об этом позаботился еще тогда.

— Я предупредил.

— Да чего меня-то?

— Это ваша, бля, история. Всё, до встречи.

Шон успел отойти шага на три. Рамирес догнал, с какой-то беспомощно-болезненной усмешкой понизил голос:

— Я сглупил, да? Просто показалось, что так надо. Ведь Васкес одно, а на парне всё равно мои раны гнили. Из-за них он под Васкеса попал. Мэндес много чего заслужил, но не такое же? Это как будто он уже другой. Отстрадал с перехлестом, и всё по-новому, старое закрыто, у него вроде как больше прав стало на что-то нормальное… Чёрт. Я сам никак не въеду. Странно очень. Ты бы так не сделал, да?

— Я? Не сделал бы. Начнем с того, что я бы его качественно убил в самом начале, и сложностей не возникло в принципе. А вообще… — так же тихо договорил Дэлмор, — нет, не сделал бы. Не сумел. Но я когда-нибудь надеюсь дорасти, Вентура.

Еще больше Рамиреса запутав, он ушел.

А у Канальских добытчиков с того дня поперла широкая белая полоса. Денежные адреса подворачивались чуть не каждый рейд, да по нескольку, словно кто-то нарочно отступился, попридержал коней и дал зеленый свет.

Ощущение некоторой неестественности фарта преследовало одного Рамиреса, остальные искренне радовались. Да и он про догадки не болтал и от происходящего ни капли не страдал. Финансовая пропасть после всяких медицинских расчётов удивительно быстро и безболезненно затянулась, даже не без лишка.

Подозрения превратились в уверенность после одного беззвучного разговора. «У Дэна» лидер Канала случайно пересекся взглядами с младшим координатором Хоста, который аккуратно семафорил ему через ползала, ховаясь от отвлекшегося на звонок Дэлмора на соседнем стуле.

Рамирес удивленно поднял бровь, на что сияющий Картер радушно закивал ему, держа оба больших пальца оттопыренными.

Грех отрицать, дела примерно так и обстояли.

Потом Рой, воровато оглянувшись на Шона, скорчил такую талантливую гримаску, что Рамирес безошибочно узнал, кого тот имеет в виду, для надежности кивая в сторону далекой Полосы.

Прежде чем подумать, совершенно на порыве, Рамирес показал Хостовскому кулак таким же жестом, какой адресовал своему младшему, чтоб тот на рожон не лез.

Рой красноречиво закатил глаза, соорудил из воздуха петлю и притворно повесился, предварительно потыкав пальцем за плечо, на того, кто, видимо, Картеру подобным уже угрожал. А теперь как раз закончил разговаривать по коммеру.

Так что двое тоже свернули дистанционное общение. Вернувшись к своей выпивке, Вентура почесал в затылке: кажется, Рой тоже прикинул собственную роль в законченной истории и решил поучаствовать хоть так, компенсационно, если иначе ему дома не позволяют.

Ну, и то прекрасно, рассудил Рамирес и закусил оливкой. Пока, вроде бы, все довольны.