Глава двенадцатая святая грешница дневник святой г aka Дневник проститутки

Август 2002 года.

Первого августа я шла по грунтовой дороге в свой лес и услышала позади себя шум идущего транспорта. Мое сердце учащенным пульсом подсказало, что это ты. Я оглянулась и увидела твою машину. А когда ты просигналил, остановилась, думая, что ты был у меня и, прочитав записку, какую я всегда оставляю для сына, догоняешь меня. Но ты проехал мимо. Я успела только разглядеть, что впереди сидела женщина с длинным лицом, а сквозь заднее стекло виднелись седые головы, волосы одной были собраны в пучок.

Зачем ты просигналил? Показать ей, что я для тебя ничего не значу, а мне дать понять, что раз с тобой не хочу жить, то добирайся сама? Я и при тебе ходила пешком, а ты ездил на моей машине. Но живущие вдоль дороги люди посмеялись надо мной. Силы выдержать эти унижения мне дали только твердые намерения порвать с тобой.

Хотя скрывать не стану, в душе теплилась надежда, что ты приедешь в лес, поэтому я шла и просила Бога:

- Господи, дай мне силы выдержать этот позор и дай мне твердость духа  ему отказать!

Дорога была утомительной. Палящее солнце набрало силу, а я была в специальной для леса, но траурной  одежде – черных брюках, черной кофточке с длинными рукавами и за спиной малиновый рюкзак, в который втиснуты тяжелые ведра. Меня донимала жара, а лесная прохлада от нее не спасала. И чтобы снять усталость, я пришла на свой пляж – а там загорала одна семья.

Я прихожу сюда отдыхать в одиночестве, поэтому посторонним даю понять, что это мои владения, потому что моя униженная душа хочет чувствовать хотя бы здесь к себе уважения как к хозяйке. Если бы  хоть кто-то оказал мне почтение, как владелице этой чудесной земли, я бы с радостью позволила здесь находиться. Мне это признание только и надо было. Но у меня никто никогда не спрашивал, а все унижали. И эти повели себя так же.

Ступив на горячий песок, я спросила:

- А вы знаете, что это частная собственность?

- Да, знаем. И знаем, кто вы, - грубо ответил мужчина, а потом стал меня оскорблять:

- Мало тебе Войцек давал, а потом все-таки оставил.

Незнакомым людям хорошо известно, что ты меня бил. Видно, ты этим хвастался. Они также знают твою семью, и где ты в данный момент находишься. Значит, это твои близкие знакомые.

Я разволновалась и резко произнесла:

- Плохой пример. Ваш Войцек мусульманин, а не католик. Над ним и его семьей все смеются, - и горделиво добавила. – А через пять минут он будет здесь.

Женщина поднялась и стала собирать вещи, а мужчина продолжал нападать:

- Он деловой человек, повез людей собирать чернику.

- Да он палец о палец не ударит, - разгорячилась я.

Мужчина, натягивая на себя одежду, с желчью в голосе съязвил:

- У него много женщин, а тебя вот он и не трахает.

- Я в услугах жиголо не нуждаюсь, - с гордостью выпалила я.

Женщина пошла к машине и сердито позвала мужа. Он пошел к ней, и они уехали.

Я полностью обнажила тело и вошла в холодную воду. Солнце нещадно палило, ветерок колебал водную гладь реки. И я шумно плескалась, снимая с себя усталость. Но душевное напряжение не ослабевало, так как к боли от твоего унижения прибавился осадок от этого крайне неприятного разговора. Я с пляжа в сильном эмоциональном возбуждении пошла к лесу, вслух вспоминая все издевки.

Из-за засухи обмелела глубокая река, а мой пруд почти высох. Я, рассеянная от охвативших мою голову эмоций, проходя сквозь густые заросли пахучего аира, внезапно провалилась в тоннель, прорытый хозяйственными бобрами. Восхищение умом и трудолюбием бессловесных четвероногих существ успокоило мою чувствительность. При уходе с пруда вдруг из рыжей травы неожиданно выпорхнул тетерев и сел на невысокую белоствольную красавицу. Пробираясь сквозь молодую березовую чащу, чтобы подняться на гору, я наткнулась на колючий клубочек и уже с усмешкой вспоминала твою глупую выходку, когда ты просигналил и проехал мимо.

Как все-таки на меня благотворно действует природа!

Встретила на своем пути длиннохвостую ящерицу с пестрой чешуей. Я хотела взять ее в руки, но она ускользнула под земляничный лист. С изумлением рассматривала соты с запахом меда, разбросанных вокруг  земляного улья диких пчел, восторгаясь умением мелкого насекомого симметрично правильно располагать восковые ячейки. В этом году опасное нашествие ос, и, видно, они похозяйничали у летающих тружениц.

Сухое лето иссушило колючую малину, но под тенью ветвистых сосен, в густых зарослях можно было собрать сочные малиновые плоды. Я собирала бархатисто-пушистую ягоду, вдыхая сладкий аромат, и не заметила, как рядом со мной оказалась коричневая пятнистая козочка, и мной овладело желание ее погладить, но грациозное создание прыгнуло прочь. Я люблю коз и диких, и домашних за их изящество, ум и красоту. Но мои маленькие кормилицы погибли от болезни, которая в тот год погубила много домашних  коз.

Легкий ветерок колебал кусты пышного орешника, создавая приятный холодок, а перезрелая малина просилась в рот. Наслаждаясь ее необыкновенным вкусом, я забыла о черной полосе в своей жизни сегодняшнего утра. Набрав корзиночку сочных костянок, я пошла, наполнять ведра ценной иргой.

Как живую изгородь опушки образуют красные ветви густо растущего кустарника. Проказник-ветер, играя листьями, показывает их сверху зеленый, а снизу беловато-войлочный наряд. Плоды ирги созревают неравномерно. Один куст украшают начинающие созревать зеленовато-красные ягоды и зрелые черные с сизоватым налетом. Зной этого лета быстро огрубил нежную кожицу спелого плода. Насытившись, свежей ягодой, я стала спокойной и уравновешенной от чудодейственной силы целебной ирги. Все невзгоды дня мне показались пустяками, а ты пустельгой.

Когда солнце зашло за горизонт, я собралась домой, сокрушаясь только об одном: что солнце выжгло и ромашковое поле. Выходя на дорогу из подлеска бледных елочек с молодыми смолистыми столбиками будущих коричневых шишек, я думала о том, что ты не только ей показал, что я ничего не значу для тебя, но и мне, не приехав в лес.

Воздух наполнился вечерней прохладой, и, несмотря на то, что за спиной висел наполненный дарами леса рюкзак, а руки заняты тяжелыми ведрами с бесценной иргой, возвращаться было легко.   По дороге зашла к соседу, живущему рядом с моей землей, чтобы утолить жажду питьевой водой и попросить его заготовить мне смоляков для растопки печи.

Иван когда-то был бравым моряком, но его любимая жена не сумела сохранить в разлуке верность мужу. А свою боль из-за несложившейся семейной жизни он заглушает вином. И от сильного красавца-мужчины ничего не осталось.   Совершенно равнодушный к своим неудобствам бывший моряк живет в развалившемся деревянном доме.

Иван, не дождавшись меня, решил смоляки принести сам. Он направился ко мне рано утром. Но как человек, любивший выпить в компании – то встретит одного и попьет с ним, то с другим, и он появился в усадьбе, когда черное небо засверкало звездным серебром. Я уже спала первым крепким сном и тут хоть из пушки пали, меня уже не разбудить, а баба Фаня ему не открыла. Когда чернота ночи рассеялась, и в окне появились слабые очертания зеленого клена, мой сон ослаб. И я услышала звон разбитого стекла, вскочила с кровати и быстро пошла вниз. Кто-то пытался открыть мою дверь.

- Кто там? – сурово спросила я.

- Это я, Иван. Я тебе смоляков принес и очень замерз. Впусти, - жалобно произнес знакомый голос.

Я открыла дверь и, впустила воровато пришедшего гостя. Уложила его спать в комнате сына, а сама стала заниматься домашними делами. Мои друзья, узнав, что Иван идет ко мне, передали с ним для меня яблок и молока. Пока моряк спал, я приготовила для услужливого человека обед и законсервировала огурцы.

Проснувшись, Иван пообедал и починил окно, через которое он залез в дом. И деликатно мне рассказал о том, как смеялись люди, когда ты просигналил и проехал мимо.

- Зачем ты его принимаешь? Если бы он тебя любил, то выгнал бы всех из машины и повез тебя. Как ты можешь ходить в такую даль, - заботливо сказал Иван и бросил участливый взгляд.

- Он приезжает тогда, когда мне очень плохо. Он же все-таки не чужой. Знаешь, как больно осознавать, что тебя бросили. Мне тяжело от унижений и насмешек, - стала я оправдываться.

- Он бесчувственный человек, - с неприязнью произнес Иван. – Моя сестра в молодости родила мальчика, вылитый Войцек. Муж ее за это поколачивает. Парню уже двадцать два года, а родной отец не хочет даже знать о сыне.

- Да, я знаю, что он черствый, но мне тяжело и от того, что ничего не получается со зданием, а он приезжает, когда мне хочется выговориться, - грустно сказала я.

Но Иван, желая меня развеселить, смеясь, произнес:

- Из-за того, что ты ко мне заходила, все связывают наши имена.

Вздыхая, я стала рассуждать:

- Я уже привыкла к этому. Я не могу попросить женатого мужчину что-нибудь сделать, боюсь, что жена может выцарапать мне глаза. Но если обращусь к холостяку, то обольют такой грязью, что не отмоешься. Одинокую женщину легко в грязи обвалять. Но Соня, умная женщина, правильно сказала, что только дураки могут связывать мое имя с местными мужиками, - И горделиво добавила:

- Я королева, и достойного для меня здесь нет.

-Ты, девочка, не задавайся, - обидевшись за всех мужчин, произнес Иван.

Я попросила его подобным образом больше не приходить:

- Соседи и так на меня зуб точат, а еще ты им беспокойство причинил. Вот и будет у них повод меня убрать. Не надо меня компрометировать.

Гость поделился со мной своим приключением:

- Я был в вашем районе и решил зайти к тебе в гости, но тебя не было дома, поэтому зашел к бабке. У меня с собой была бутылка, и я ее угостил. Выпив, старуха полезла меня насиловать, я еле от нее убежал, - весело рассмеялся добропорядочный мужчина.

- Да, она такая. Вот она тебе и отомстила, не открыв дверь. И будет мстить дальше.

Так и случилось. По селу пошли слухи и нелепые толки. Наши имена до того соединили, что каждый встречный то меня поздравлял и советовал держаться за Ивана, так как у него хорошая пенсия, то отговаривал не связываться с пьющим мужчиной. А соседи обливали такой черной клеветой, что я не могла появиться на улице.

Из-за солидарности с мужчинами Иван рассказал им о моей гордыне, и они мне зло отомстили, сказав, что им понравилась Катя. А тебе стали расхваливать ее молодость и красоту.

14 августа ты примчался, как разъяренный бык, узнав, что у меня ночевал мужчина.

Я выхожу на огород вечером, когда прохладно и начинает стелиться белый туман, и утром, когда после черной ночи появляются серые сумерки  и над лесом встает алое зарево. Работаю пока росисто, чтобы мои растения впитывали влагу. А когда начинает одолевать жара, захожу в дом, и стараюсь немного поспать. И вот, придя домой в восемь часов утра, я прилегла отдохнуть и, уставшая от нелегкого труда, крепко уснула. В десять часов меня разбудил неприятный звук: уши резал скрежет металла. Считая, что ветка дерева бьется о карниз, я посмотрела во все окна, но ничего не обнаружила и вышла на балкон. Ты стучал по стальному корпусу стоявшей уже без колес машины.

Я возмутилась и грубо спросила:

- В конце-то концов, в этой машине есть что-то мое? Что ты ее все время разбираешь?

- Ты после бурной ночи так крепко спишь, что не слышала, как я стучал два часа в дверь, - бешено заорал ты.

А я ответила с еще большим раздражением:

- Какие у меня ночи, тебя это не касается, а вот машину оставь в покое.

- Да мне всего одна деталь нужна, - ты уже смягчил тон, а потом уже совсем мягким голосом спросил:

- Можно я зайду руки помыть?

Я открыла дверь, и ты, помыв на кухне руки, зашел ко мне в комнату и закурил. Ты почему-то считаешь, что спальня удобное место для курения.

- Я покурю, отдохну, можно? - ты спросил тихим голосом и стал рассказывать:

- Мне сегодня приснился сон, что ты была с другим мужчиной. Я проснулся и больше не мог уснуть. Всю ночь ходил и курил. – В волнении ты стал ходить по комнате.

От неожиданности я растерялась и раскрыла рот. В эту ночь мне снился Антон: моя неразделенная, но незабываемая любовь с детства.

Ты продолжал волноваться: «Утром примчался сюда, а мне бабка рассказала про Ивана», - и с сокрушенным видом спросил:

- Но как ты можешь с Иваном? Он же все время пьяный и грязный. - И поморщился.

А я, ликуя от твоего волнения, почувствовала желание еще больше тебя уязвить и стала дерзко лгать:

- Я его отмыла и приодела. Ты говоришь, что уже приобрел форму, а я ее теряю. И какая мне разница, кто будет ласкать мое тело, лишь бы было приятно. А мне было приятно, - выпалила я, наслаждаясь твоим удрученным видом.

От этих слов у тебя судорожно сжались мышцы лица. Ты подошел ко мне, схватил и стал целовать. Но я тебя с силой оттолкнула и сердито стала ругать:

- Как тебе не стыдно возить своих жен туда, где меня все знают? Ты выставил меня на посмешище. Иван рассказал, как все надо мной смеялись. Просигналил, унизил и проехал мимо.

- Я не узнал тебя. Как увидел, то стал переживать из-за сигнала, - ты стал неуверенным тоном оправдываться, а я уверенно возразила:

- Если глаза не видят, то  любящее сердце видит. Почему же не приехал ко мне в лес? – продолжала я сердиться.

- Но как я мог? – ты занервничал.

- Но ведь от меня ты всегда уезжал к родителям. Иван правильно говорит, что если бы ты меня любил, то всех бы выгнал и взял меня. У тебя был выбор на дороге: я или она. Ты выбрал ее. Так что тебе здесь надо? – бесновалась я от обиды, а ты, криво усмехнувшись, сказал:

- Он слишком умный.

- Я тоже такого мнения, - ответила я.

Но ты с важными нотками в голосе стал оправдываться:

- Я же возил начальство смотреть завалы после бури и не мог их оставить.

Мне было смешно слушать твои сомнительные объяснения. Друзья мне рассказали, какое это было начальство. Лгал бы, да по-умному. Ты же нигде не работаешь. Да и какому начальству нужна твоя старая развалюха. Но мое сознание и самолюбие стали утешаться, видя, как ты стараешься меня заслужить. И когда ты опять попробовал меня поцеловать, я уже слабо сопротивлялась, но все-таки продолжала выказывать враждебность:

- Ты просигналил и проехал мимо, чтобы показать ей, что я для тебя ничего не значу. Но ты это и мне показал, не приехав в лес, а там еще твои знакомые стали меня унижать.

И я рассказала все, что произошло на пляже, но ты отрицал знакомство с ними.

«А может, ты и не приехал, зная, что они будут, поэтому и отрицаешь, знакомство с ними», - у меня в голове мелькнула мысль, и я самоуверенно произнесла:

- Я в услугах жиголо не нуждаюсь. Я не твоя дурнушка. Половина мужчин села мечтают  со мной переспать, - сдерзила я.

- И я мечтаю, - сказал ты дрожащим голосом, вырвавшимся из глубины горла.

Я окончательно смягчилась и даже затрепетала. В рабочей одежде с отросшими густыми волосами ты уже не казался мне чужим и плохим, а был близкий и хороший. Но показывая характер, я съязвила:

- Долго мечтал!

- Дела! Все дела! – проговорил ты и бросил алчный взгляд любви.

И я почувствовала непреодолимое желание плоти. Да и после всех пережитых волнений за эти дни мои истерзанные нервы требовали выхода из стресса. И когда ты, схватив меня, повалил на кровать, я уже не могла отказать. Овладев моими пересохшими губами, ты взял мой язык и, чуть касаясь зубами, стал ласкать его. И я, как притянутая магнитом, страстно втянула твой язык себе в рот. Мы долго не могли оторваться от интимного поцелуя, ощущая желание насладиться им вновь и вновь. Потом ты, подняв мою юбку и сняв нижнее белье, впился пылающими губами в мои тайные алые выпуклые губы, и у меня от жаркой твоей чувствительности закружилась голова. В счастливой истоме я выпрыскивала волшебную воду, и ты ее жадно пил. Утолив жажду, ты опять овладел моим ртом, и горячий твердый орган вошел в меня. Вместе с ощущением тепла от твоей плоти я почувствовала, как сладкая боль завладела моим телом.

Какая я все же слабая…

Как мне для счастья мало надо, видеть, что я любима хотя бы в данный момент.

Нет! Нельзя быть такой доверчивой! Моя доверчивость это какое-то наваждение, потому что моя одинокая душа без любви страдает, а я в любовь ухожу без оглядки…

После интимной близости, когда мы ощутили гармонию любви, ты пошел под предлогом необходимой запчасти, разбирать мою машину, вернее то, что от нее осталось, а сам, принимая меня за дурочку, снимал алюминий с двигателя. Я от вновь вспыхнувших чувств нежности помогала тебе и старалась выглядеть искренней и доверчивой. Во время работы ты рассказал о том, что случилось у тебя дома.

- Я поправлял воротник на малиновой куртке и укололся. Осмотрев его, нашел две иголки. Принялся ругать Катю, а она накинулась на меня: «У какой женщины ты был? »

- Я такими вещами не занимаюсь, - заверила я и высказала предположение. – Это могла сделать и сама Катя, а перед тобой разыгрывала комедию.

Но ты горделиво ответил:

- Нет, она без комплексов. Получила записку, что я часто бываю здесь, и не отреагировала. Записку, наверно, прислали твои соседи, - предположил ты уже спокойным голосом.

- Я сомневаюсь. Скорее всего, Брониславовна. И иголки она тебе вставила. Ты не верил мне, когда я тебя предупреждала, что она колдунья, - обиженно ответила я.

А ты с самодовольным видом произнес:

- Ко мне приезжала ее родня и уговаривала вернуться к ней, но я категорически отказался.

Мне стало как-то не по себе. И я ушла в дом. Я слышала, что Брониславовна в тяжелом состоянии лежит в больнице и находится при смерти. Ее иссушила неразделенная любовь. Ты влюбил в себя одинокую женщину и за ненадобностью бросил. Ты и твоя родня виноваты в ее болезни. Сначала принимали, как родную, дали ей надежду, поощряя твои отношения с ней, а затем выставили на посмешище.

На мельницу к Вацлаву приехал сосед по усадьбе твоих родителей и подошел к тебе. И от того, что я услышала, выходя из дома, у меня подкосились ноги, ухнуло сердце – ты дряблым голосом пояснил, почему ты здесь:

- Я у старой своей жены. Снимаю нужную деталь для своей машины.

Ты, зная мой возраст, упорно не хочешь признавать, что я выгляжу молодо. А я была настолько прелестна и очаровательна, что увидела недоумение в глазах молодого человека и явный восторг. Зеленая с красным узкая юбка в клеточку, округляла мои бедра, нежно-зеленая безрукавка со стоячим воротничком сужала плечи, подчеркивая длину тонкой шеи. Моя фигура выглядела изящно-женственной, а пышные волосы волнами спускались на плечи, оставляя открытым лоб, делая черты круглого лица мягко-утонченными. Естественный румянец от сладко-утомительного чувства после интимной близости заманчиво играл на щеках, пухлые губы от долгих поцелуев пылали ярким соком, и счастливым огнем блестели глаза.

У меня болезненно сжалось сердце, и душа застонала от нанесенной обиды. Увидя меня, ты смутился, а когда твой знакомый ушел, я ехидно отметила:

- Я, значит, старая.… Но будет ли твоя молодая жена в сорок лет выглядеть так, как я, старая, выгляжу в пятьдесят? – И ушла в дом.

Ты быстро закончил разбирать мою машину, помыл на кухне руки и зашел в комнату опять покурить.

- Я больше тебя не приму. Меня из-за тебя не допустили до причастия, - сурово произнесла я, а ты полушутя вымолвил:

- А меня, вообще, не допустили до исповеди. Ксендз сказал, что пока я живу в гражданском браке, мне нельзя.

- Что тебе нельзя до исповеди, с этим я согласна. Тебе надо быть мусульманином, а не католиком, - опять я ехидно подковырнула и решительно заявила:

- А я в гареме быть не хочу. Я хочу быть единственной. А у тебя слишком много женщин.

- Я мусульманин, - засмеялся ты и, играючи, повалился на кровать и меня потащил за собой, так что я оказалась на тебе.

Из-за уязвленного самолюбия я решила доказать самой себе, что могу вызвать у тебя жгучее желание еще раз насладиться со мной любовью. Я сочными губами обхватила твой рот и движением языка стала возбуждать страсть. Твои руки скользнули по голым ногам, и, подняв юбку, твои пальцы ласково сжали ягодицы. Ощутив их тепло, я подумала, что опять не найду сил порвать с тобой. Кувырнувшись со мной на живот, ты очутился на мне и, опьяненный моей силой, вновь с иступленной жадностью взял меня.

Я воспользовалась услугами жигало и заплатила за любовь алюминием с двигателя своей машины.

Мы договорились, что, так как тебе двадцатого августа тоже нужно в центр, то по дороге возьмешь и меня.

Меня не допустили до причастия, но разве любовь может быть грехом?

Для чего наш Творец создал мужчину и женщину? Для продолжения рода. Но почему тогда при естественной близости для продолжения рода мы ощущаем небесные наслаждения? Да потому, что за терпение во всех превратностях судьбы Господь одарил Адама и Еву любовью, чтобы, погружаясь в божественный дар, они черпали чудодейственную силу. И если я грешу, то с любовью…

Шестой год я пытаюсь вырваться из этой бессодержательной жизни, в какой медленно умираю: меня тяготят ни холод и голод, а томительные бездействия. Энергия бьет ключом, а на меня надели смирительную рубашку. Мозг работает, как машина, выдавая яркие мысли творческого процесса, захватившего меня целиком, а меня посадили в тюремный карцер, и ожидание свободы невыносимо. Шестой год я обиваю пороги нашей сельской мэрии и отчаянно добиваюсь здания, видя в нем единственную возможность, заняться интересным делом и зажить полноценной жизнью. Шесть лет я стараюсь достучаться до глубинных щедрот черствых сердец представителей нашей власти. То, пытаясь воздействовать жалобными стонами о тяготах своей жизни, то слезно моля поверить в мои возможности, до самозабвения отдающую себя делу, то обращаю внимание на свою исключительность, то дерзко угрожаю, то, заискивая, отмечаю их предприимчивость,   но все тщетно. Я натыкаюсь только на холодную расчетливость, насмешки и жестокие унижения…

Мое израненное сердце разрывается на части, а голова зажата в тиски и от пульсирующей боли я схожу с ума. И в таком изнуряющем состоянии я нахожусь изо дня в день. Это верная смерть…

Нестерпимое нахождение в полной неопределенности доводит до помрачения сознания. Мои вымученные стрессами, накаленные до предела нервы готовы вылиться в горящую лаву. И в такие мгновения приезжаешь ты. Слова любви, пусть фальшивой, но в эти моменты я истинно верю в их искренность, успокаивают мою истерзанную душу, а секс остужает пылающие нервы. Я прихожу в себя, и твои приезды принимаю, как благость Господа.

Не может быть любовь грехом!

Ты грешишь! Церковные каноны нашей религии запрещают даже греховные помыслы, а ты ведешь грешную жизнь. И если ты не можешь совладеть с собой, то, во избежание Божьей кары, я советую тебе принять ислам.

Я же не грешу. Я люблю! А любовь не может быть грехом!

Любовь является родником жизненных сил. Только из этого чудотворного источника человек берет энергию молодости, красоту и бодрость юности… В эти мучительные для меня годы, годы холода, голода, побоев и унижения наш Всемогущий Бог посылал в утешение сладчайшие мгновения от естественных наслаждений, когда мы, побуждаемые неодолимой силой, предавались всевозможным любовным утехам. Сливаясь воедино в объятиях, упиваясь сладкими ласками и очарованием интимного поцелуя, замирая в блаженном изнеможении, я забывала все печали и торжествовала над бедой, и в моих глазах светился неописуемый блеск молодости. Восторг любви наполнял опустошенную душу солнечной радостью, безмятежным счастьем. В испытаниях, уготованных Богом, я теряла не только надежду на светлую жизнь, но и саму жизнь, постепенно лишаясь разума. И Господь меня вознаграждал любовными соками, которые, вливаясь, давали мне духовные силы, энергию тела и просветляли ум.

Любовь для меня – это святое, и я отношусь к ней с благоговением. А интимная близость – это чаша со святой водой. И если я погружаюсь в нее, то только тогда, когда люблю.

А ты погружаешься в нее без любви.

Гражданский брак – это такой же брак, пусть не скреплены узы Гименея Церковью или государственным учреждением, но они скреплены любовью. А любовь не может быть грехом! Разве это греховное поведение, если два человека заботятся друг о друге и жертвуют собой.

Только надо уметь любить, а ты не умеешь любить.

Никогда этот божественный дар не умрет в том сердце, где его берегут, потому что любовь – это хрупкий сосуд, который может лопнуть даже от слабого прикосновения грубых рук.

ХХХ

20 августа 2002 года…

Сельское руководство назначило мне время для переговоров на 15 часов. Но в это, же время от меня отходил второй за день автобус. И уверенная в твоем обмане, я поехала в центр утренним рейсом и до пятнадцати часов бродила по поселку, навещая знакомых.

У меня для встречи с неприятными людьми было только одно оружие – моя внешность.

День выдался солнечный и очень жаркий. Я оделась легко, но нарядно. Мое тело уже стало округляться, так как добрые мои дальние родственники и моя бывшая учительница хорошо меня подкормили. Но я еще могла надеть на себя любимую батистовую блузку с яркой вышивкой на груди, которую носила в двадцать шесть лет. А светлая длинная юбка в складку составляла ансамбль. Пышные волосы волнами спускались ниже плеч. В этот день я даже отказалась от траурной одежды.   Открытое восхищение людей моей внешностью придало мне силы, и на лице заиграл румянец счастливой женщины, уверенной в своей красоте.

А Люда, твоя первая юношеская любовь, прямо мне сказала:

- Ты сегодня такая красивая. Если Войцек тебя увидит, то не только домой, но и сюда за тобой приедет. Как он вообще мог оставить такую красоту? И богатая и красивая…

И я захотела тебя разыскать, чтобы показать себя. Ты всегда говоришь, что доказательством твоей любви является то, что увидя меня, у тебя начинает гореть кровь, и ты овладеть собой уже не можешь.   И я решила это проверить. Зная, что ты повезешь Аллу с ребенком  к врачу, я под предлогом посещения поликлиники  разыскала тебя.   В машине сидели Кантемир и Алла.

Да, глаза у тебя заблестели, и в возбуждении ты даже вышел из машины. Но вел себя вульгарно, хватал меня за грудь со словами: «О! У тебя уже и грудь появилась». – Сказывалось присутствие пышногрудой Аллы.

Кровь у тебя закипела…. Но ты в этот день не только не приехал за мной в центр, но и даже домой, потому что возле тебя сидел тот, с кем ты мог ее остудить.

Тебе без разницы кто! Вот и вся твоя любовь!

ХХХ

25 августа 2002 года…

Наконец-то ты появился. Я встретила со словами:

- Долго же у тебя поднимался.

- Да все дела. Я двадцатого рассчитался с долгом в магазине, - начал ты путано объяснять, а я съязвила:

- Значит, хорошо у Аллы заработал.

- Да. Но какая ты красивая, - спокойно сказал ты, не замечая моей издевки, а я продолжала язвить:

- Красивая, да вот рядом Алла была. Ты променял королеву на поросенка, да еще чужого, - я продолжала тебя задевать, но ты, не замечая моей злости,   стал говорить заискивающим тоном:

- Я только о тебе все эти дни думал. Мне сказали, что ты уже получила здание.

И я из-за возможности выговориться мгновенно забыла обиду и пустилась подробно рассказывать о событиях той деловой встречи.

- Знаешь, как они меня допекли. Я им зло огрызалась и вела себя вульгарно. На вопрос: «Где вы возьмете денег? » - ответила: «Какое вам дело! Я, может, за одну ночь заработаю своим телом». Сработало! Больше они эту тему не поднимали. А когда спросили: «Что я буду делать с таким большим домом? » - ответила: «Я королева и хочу жить в королевском замке. Я одна буду жить в этих тридцати комнатах».

Ты смеялся, а я уже стала серьезно рассуждать:

- Ты рассуди логически. Я живу в доме, имею право его приватизировать. Пусть назначат цену, срок выплаты, и если я не смогу, то сама спокойно уйду. Вот и вся проблема. Но они смеются, унижают. Я сказала, что маленький магазинчик силами семьи смогу открыть, а современем сделаю все, что задумала. Но мне ехидно мэр сказал: «Вы ни на что не способны».

Я разнервничалась и от напряжения мой голос повысился. Ты снисходительно стал успокаивать:

- Да успокойся. Не бери в голову. Это они ни на что не способны. Чем они улучшили нам жизнь?

Твои слова утешили, и я уже спокойно сообщила:

- Ну вот, отвоевала, предлагают взять в аренду с правом выкупа, и даже могу уже действовать. – И горделиво добавила:

- Связалась со спонсором и жду его.

- Ну, тогда для твоих денег нужен охранник. Возьми меня, - волнуясь, предложил ты.

- Да, нужен будет, - важно ответила я, а сама подумала: «А кто мои деньги  будет охранять от тебя? » - и, шутя, произнесла:

- Я возьму тебя, как жиголо для себя.

Ты радостно воскликнул:

- О! Я согласен, - крепко меня обнял, и наши губы слились в интимном поцелуе, и я почувствовала тяготение плоти…

Мы обнажили свои тела и легли в кровать. Показывая свою любовь и желание быть жиголо, ты стал теплым языком ласкать мое чрево. Я напряглась в ожидании блаженства, но когда сладкая истома только начинала разливаться по телу, ты прекратил свою работу. И я, ощутив боль от неудовлетворенного желания, застонала. А ты лег на меня, солеными губами овладел моим ртом, и твой упругий горячий орган вошел в мою пылающую плоть. Я, охваченная жгучим желанием удовлетворить себя, увеличила темп, но ты прошептал:

- Остановись, - и вынул свой орган.

- Зачем? – опять простонала я.

- Чтобы продлить удовольствие, - ответил ты и вновь продолжил акт.

Но я, кроме горького разочарования от оставшейся кипеть плоти, ничего не испытала. «Нет, - подумала я, - если Господь не пошлет мне радость интимной близости от единственного любящего меня мужчины, и так  сильно будет гореть плоть, то я найму жиголо-профессионала. Ты и эту работу не умеешь выполнять. Ты все делаешь только для себя».

Когда мы оделись, ты подошел к зеркалу и, разглаживая морщины, стал рассматривать лицо. И довольно вздохнув, сказал:

- Ой! После любви с тобой я становлюсь таким красивым. - И, достав расческу, стал расчесывать коротко остриженные волосы.

- Это ты для Кикиморы красоту наводишь? – подковырнула я.

- Что ты! – быстро взмахнув руками, не сдерживая гордости, ты высокопарно ответил:

- Я для нее эталон и божество в любом виде. Она на меня надышаться не может.

Мне стало на душе тоскливо. И от досады вспыхнуло желание, чтобы ты увидел ее некрасивость. Я намеренно пересказала услышанную в автобусе беседу:

- Люди, не знающие меня, обсуждали ваш брак: «Что она видела в жизни? Чем ей могут помочь братья? Некрасивая. Вот и приходится мириться с его поведением».

И ты с самодовольным видом произнес:

- Да, как она начинает выступать, я заявляю: «Не нравится, уйду».   – И она тут же прекращает.

Меня проняла обида за всех женщин, и из-за солидарности я даже почувствовала жалость к своей сопернице…

Удовлетворив себя и получив омолаживающий напиток из моего волшебного источника красоты, ты, поблагодарил за любовь и уехал, а мое тело продолжало гореть, а душа плакать по любви…

Но возможность выговориться была чудодейственным бальзамом.

ХХХ

31 августа 2002 года…

Когда голубое небо уже отливалось перламутровым светом, а сквозь зеленую листву столетнего клена вдалеке светилась розовым светом скучающая одинокая береза, я проснулась и стала собираться к своей бывшей учительнице помочь убирать урожай картофеля.

Мое чувствительное сердце взволнованным биением говорило, что я тебя увижу. И тогда я решила тебе сказать:

- Каждый день, проведенный без тебя, дает шанс другому мужчине. Если ты любишь, оставайся, иначе в моей жизни появится другой …

На следующий день после нашего с тобой общего сна, я пошла в центр к Любови Ильиничне, бывшей своей учительницы, чтобы оказать помощь по хозяйству. Любовь Ильинична невысокого роста, красивая женщина, но за плечами ее уже шестьдесят лет прожитой жизни. Основную часть своей жизни она прожила в городе. Но любовь к сельскому укладу вернула ее назад, в деревню. Она живет в старом, но большом доме и держит приличное хозяйство.   Но как городской житель, не успевает за день с ним справиться, поэтому не всегда находит время для наведения порядка во дворе. У моей учительницы хороший сад. Она снимает богатый урожай наливных яблок, золотистых груш и рубиновых вишен. А под тенью фруктовых деревьев большая пасека, поэтому я в саду не появляюсь, боюсь укуса пчел. Окно затеняет, создавая приятную прохладу ветвистая черешня, и, находясь в комнате, можно наблюдать, как нежной алой ягодой лакомится изящная сойка, радуя глаз пестрым оперением. Я люблю в деревне старинные деревянные избы. Мне нравится, что под стрехой  этого неброского дома вьют свои гнезда птицы.

В сенях я столкнулась с высоким мужчиной стройного телосложения. Его приятная внешность была мне очень близкой и знакомой. У меня защемило сердце от нахлынувших воспоминаний. Сорок лет моя душа страдает от неразделенной любви, а тридцать лет я изнываю от ностальгии, одержимая желанием всего лишь увидеть и услышать мечту моих девичьих грез.

Антон,   моя любовь, можно сказать, с пеленок. Он был первым и единственным мальчиком в моей жизни. Однажды в семилетнем возрасте мы с ним забрались на чердак его дома, чтобы полюбоваться дрессированной мухой. Темное помещение под крышей освещалось одним невысоким окном. Антон брал с окна черную большую муху и, уходя вглубь темноты, отпускал ее, и насекомое, с прозрачными крылышками жужжа, естественно, возвращалась к свету. В моем возрасте это было сенсацией. Под окном стоял огромный деревянный стол. Осведомленный не по годам мой ровесник предложил мне показать, как появляются дети. А я, глупая девочка, не отказалась. Это был всего лишь один эпизод в нашей и лично в моей детской жизни. Я не помню своих ощущений, но охвативший после такого любопытства стыд помню до сих пор. С приобретением мною знаний в этой области его ранняя сексуальность привела к нашему разрыву, так как я была целомудренной девочкой. Первым мужчиной в моей жизни стал мой муж.   У нас с Антоном не состоялось ни трогательной детской,   ни пылкой подростковой дружбы, ни юношеской любви. И тридцать лет назад судьба нас раскидала в разные страны…

В сени вошла Любовь Ильинична и стала нас знакомить. Роберт, так звали интересного мужчину, в замешательстве вытирая о рабочий комбинезон руки, в глубоком смущении произнес:

- Да я уже старик.

- Да она твоего возраста, - воскликнула Любовь Ильинична и добавила:

- Но только потрясающе молодо выглядит!

Я имела измученный вид, так как шла длинный путь пешком, и была просто одета – черные узкие брюки, малиновый свитер и в рыжих волосах неизменный черный бант, говорящий о моей скорби по любимому четвероногому другу. Но присутствие незнакомого мужчины, его явное смятение и вырвавшийся восторг от красивой женщины тут, же сняли с меня всю усталость от утомительного долгого пути по пыльной грунтовой дороге. А освежив лицо прохладной родниковой водой и поправив свой гипюровый бант, который меня молодил, я уже не чувствовала себя брошенной и униженной, а была уверена в себе.

Роберт, младший брат учительницы, приехал из города починить прохудившуюся крышу родительского дома. Он не только как две капли воды похож на Антона, не вытесненного из моего сердца ни одним мужчиной, но и оказался его школьным товарищем. И я окунулась в беззаботное детство. Вспоминая своего любимого, я с новым другом поделилась своим желанием, болезненно ощутимым, увидеть бывшего красивого юношу. Но уверила, что не для создания семьи и не для любовных утех, а для удовлетворения уязвленного самолюбия, так как мое тщеславие жаждет испытать сладостное ощущение от его похвалы.

Общение со скромным мужчиной приветливых, но сдержанных манер, открытая его ко мне симпатия, воспоминания давно прошедших лет заполнили мою одинокую душу, а комплименты в мой адрес слегка кружили голову. Польщенная, я пояснила Роберту, что моим эталоном для подражания является Коко Шанель – деловая женщина, которая в семьдесят лет выглядела на сорок и была желанна мужчинам…

В ожидании назначенного мне руководством времени, я двадцатого августа зашла и к Любови Ильиничне.

Увидев меня, Роберт восхищенно воскликнул:

- Ты обалденно выглядишь!

Я, в необычайном волнении ответила:

- Стараюсь. Я хочу, чтобы ты сказал Антону, какая я сексуальная.– И радостно пояснила:

- В плане внешности, конечно. Это сейчас самая лучшая похвала.

- Но мы можем проверить и в настоящем плане, - шутливо заигрывал симпатичный мужчина.

Я в ответ весело улыбнулась и подумала: «Ну, нет. Этого никогда не будет. Я не хочу, чтобы ты сказал Антону: «Мы побратались».

Как мое сердце мне подсказало, я тебя встретила на дороге, но ты проехал мимо, даже не остановился на мой сигнал…

Где твоя любовь!?

ХХХ

15 сентября 2002 года…

Я решила навестить дальних, но близких моему сердцу родственников, побудимая непреодолимым желанием выговориться о том, что со мной происходит.

Как мне у них просто и хорошо!

Я восхищаюсь их трогательной заботой друг о друге. У Эдмонда и Влады нет детей, и   каждый супруг для другого заменил ребенка. Мне нравится их скромный уют деревенского дома, а умением содержать двор в красоте и опрятности я поражаюсь. Их деревянный старинный домик стоит в окружении высоких темных елей, а хозяйственные постройки огорожены молодыми стройными березками. Эдмонд в отличие от тебя, бережливый хозяин. У него каждая травиночка и хворостиночка идут в дело. Я помню, как ты в лесу яростно накинулся на меня, когда мы техникой перевозили заготовленные дрова, и я стала собирать и бросать в кузов толстые суки.

У хозяйственных людей ничего не пропадает.

Я подошла к усадьбе и вступила в чудесную аллею из небольших деревцев с ровными блестящими пурпурно-коричневого цвета ветвями, листья на которых уже начинали надевать осенний желтый и темно-красный наряд, а из-под них выглядывали мои любимые черные ягоды ирги.   И мое сердце наполнилось безграничной благодарностью Эдмонду и Владе за их доброту и отзывчивость. Супруги симпатичные люди, но с противоположной внешностью. Влада – полная, как пышка, а Эдмонд – худенький, как жердь, но их любовь восполняет друг друга.

Я не смогла удовлетворить свой душевный голод в беседе с Владой, так как в их приятном доме я в этот день познакомилась с Катиным бывшим мужем, с моим очень дальним родственником и его новой семьей. Мне понравился этот молодой деловой человек, а его жена чувствует себя с ним, как за каменной стеной. Это внешне тоже два разных человека – она красивая кругленькая женщина, а он высокий и слишком худой.

Я начала знакомство со слов:

- Мы с вами двойные родственники – ваша жена живет с моим мужем.

- Я с ней жил как в аду, - подавленным голосом поделился со мной бывший Катин муж.

- И я тоже как в аду, - тяжело вздохнув, ответила я.

А мужчина уже спокойным голосом высказал свое мнение:

- А вместе они вот спелись и живут нормально.

От уязвленного самолюбия брошенной женщины моя гордыня, вспыхнув, как огонь, меня подвела, и я заносчиво выпалила:

- Но и меня не забывает. Она у него для работы,   я для услады, а Алла для бензина…

- Зачем он вам такой нужен? – с изумлением спросила его жена.

И я, устыдившись своего положения, стала нервно оправдываться:

- Нет, он мне не нужен. Просто у меня пока нет денег, а я тяжело переношу унижения. - И я рассказала о насмешках, отдыхающих в моих владениях.

- Ну что вы! Молодая женщина! Найдете еще себе хорошего мужа, - проявила ко мне участливое отношение незнакомая родственница.

- Я не умею искать  и не хочу. Мне не нужен мужчина, я хочу заняться делом.

И я принялась красноречиво рассказывать о своих планах.

Когда мои дальние родственники собрались домой, то предложили на своей машине меня подвезти. Только мы вышли на улицу, как к Эдмонду приехал ты и, увидя меня, опешил. Но я, словно не замечая тебя, пошла к красивому автомобилю. Ты стал руками приглашать меня в свою развалюху, но я села в новую «Audi» и уехала. В дороге супругам сообщила, что это и был Катин нынешний, и мой бывший муж.

- Мне сказали, что Катя живет с каким-то стариком, а он красавец, – воскликнула молодая женщина.

Я в душевном напряжении от впечатлений сегодняшнего дня путано ответила:

- Да, ему пятьдесят три года.

Подвезя меня к дому, новые  знакомые пожелали мне успехов в моем деле и уехали. А через два часа приехал ты. Я сомневаюсь, приехал бы ты вообще, если бы мы не встретились.

- Меня Влада отругала за тебя, - высокопарно ты заявил, - Но я сказал, что сожалею о том, что ушел. Я ее люблю, и если скажет остаться, я тут же останусь.

Терзаемая болезненным желанием выговориться, я стала рассказывать о своих делах:

- Они играют со мной в кошки-мышки. К зданию дали всего лишь одиннадцать соток земли. Но как на одиннадцати сотках разместить очистные сооружения, площадку для транспорта, летнюю эстраду, место для отдыха и спортивных игр. Я еще хотела бы и бассейн.

Но ты со словами:

- Потом! Потом! – овладел моим розовым от помады ртом, повалил на кровать,   и мне ничего не оставалось делать, как заняться любовью.

Получив целебную воду из моего источника здоровья и удовлетворив свое желание, ты, как обычно, поблагодарил за любовь. Посмотревшись в зеркало, отметил, насколько помолодел после нашей близости, а когда оделся, стал торопиться домой. Но я, измученная желанием излить душу, нежным голосом попросила:

- Останься! Мне много нужно тебе рассказать. - И умоляющим взором посмотрела на тебя.

- Меня ждут срочные дела, - резко заявил ты и направился к выходу.

- Тогда это наша последняя встреча, - пригрозила я, но ты спокойно ответил:

- Хорошо. – И быстро ушел.

А у меня на душе осталось муторно. От любимых не спешат, к любимым торопятся. Где твоя любовь? Всего лишь одно холодное равнодушие. А я хотела поделиться с тобой своей бедой…

Голод высушил мое тело и с потерей веса у меня пропали критические дни. Благодаря заботе сына, моих дальних родственников, друзей и летнего заработка мое тело приобрело былую пышность, а живот округлился. Но я обнаружила, что он слишком округлился и стал упругим. Ощутив внезапные толчки, я пришла к выводу,   что беременна. А раз заметен живот и сильные толчки, то уже большой срок. И мной овладел ужас. Это крушение всех моих планов и надежд, а главное – позор. Из-за своего постыдного положения я страшилась встречи со спонсором. Такая ситуация привела меня к депрессии. Это подорвало мое настроение, окрыленное возможностью уже заняться делом, помутило мысли, подающие яркие идеи, опустошило душу и обессилило тело.

В паническом страхе я вымаливала у Бога смерти. Но  во время долгих и, из-за душевных мук, бессонных ночей по моему телу, то разливалась жаркая испарина и я сбрасывала с себя теплое одеяло, то через некоторое время меня пробирал холодный озноб, что я снова натягивала одеяло и укрывалась с головой…

ХХХ

Октябрь 2002 года…

Из-за отсутствия электричества я укладывалась в постель, когда серые сумерки уступали место серой ночи. И вот, первого октября я, лежа в кровати, страстно молила Бога  отнять у меня жизнь:

- Господи! Избавь меня от этого позора. Лучше умереть.

Комната освещалась только блеклым светом луны, падающим прямо на мою кровать. Раздался легкий стук от маленького камешка по стеклу. Я вышла на балкон и увидела тебя. Ты попросился ночевать:

- Я шел и думал, если ты скажешь, что у тебя мужчина, то я выбью кирпичом стекло, и никто не будет знать, что это я. У меня сломалась машина. Она стоит у Кантемира, а ночевать пошел к тебе. Они не поверили, что ты меня впустишь, а я их убедил, - горделиво похвалился ты.

Твой приход произвел ошеломляющий эффект. От моей депрессии ничего не осталось. Я вошла в репрессию. Мои напряженные нервы из-за мучивших страхов нашли выход из стресса – я встретила тебя агрессивно.

- Мне дорого обходятся твои ночевки. Ты в ту ночь обещал привезти мне керосина и колбу для лампы. А все еще не привез.

- Да все еще денег нет, - ты оправдывался, растерявшись от моих нападок.

Но быстро пришел в себя и стал рассказывать, постепенно возбуждаясь:

- Знаешь, как я приехал сегодня. На велосипеде приезжает к нам беременная Алла и, чуть не плача, говорит:

- Войцек, мне надо с тобой поговорить, наедине.

- Говори, - важно ответил я, - у меня от Кати нет секретов.

А я подумала, что от меня секреты были, вы с Аллой все шушукались по углам.

Ты продолжал:

- И она мне тогда сказала: «Я приехала к тебе за помощью, как к отцу». – И ты добавил, горделиво посмотрев на меня:

- Я же, знаешь, забочусь о ней, как отец.

Я зло подковырнула:

- В какой лес, папочка, по дороге доченьку завез?

Но ты продолжал гордиться:

- Нет, серьезно. Как отец. Она рассказала, что они с Кантемиром позанимались любовью, а он стал потом еще и с Онгой. Она привезла мне бензин, и я приехал разобраться.

- В таких случаях женщина едет не к отцу, а к любовнику за утешением, - сердито выпалила я.

Но ты упрямо не замечал моих выводов, рассказывая о своей отеческой заботе:

- Слушай, что было. Все оказалось по-другому. Они с Кантемиром позанимались любовью, и Алла приводит к нему Онгу и говорит: «Занимайся и с ней». Ну, он начал и с Онгой. Алла стояла и смотрела. Подошел Мишка и тоже стал смотреть. Я Мишку устыдил, а он: «Очень интересно было».

Меня от отвращения передернуло, и я с горячностью выкрикнула:

- Да ты позоришь себя, общаясь с людьми такого непристойного поведения!

Но ты горячо возразил:

- Кантемир деловой человек и я не могу без него. – И уверенно добавил: - Мы с ним  как два брата.

- Даже жены общие. Ты с Аллой, а он до тебя похаживал до Кати, - с ухмылкой произнесла я, но ты с апломбом ответил:

- Вот тут-то у него облом. Она не устояла только передо мной, - и с самодовольным видом посмотрелся в зеркало, а потом важно заявил:

- Я горжусь тем, что я неотразимый мужчина.

- Конечно! Кикимора так и млеет от того, что с ней живет красавец, - стала я ехидничать. Но ты меня с раздражением перебил:

- Не называй ее Кикиморой. – И с гордостью отметил: - У нее много достоинств. Она в туалет ходит на улицу.

Неужели это главное в семейной жизни, где человек справляет свою нужду? Соизмеримые сравнения! Они хорошо измеряют твой ум.

Ты продолжал бахвалиться своей заботой:

- Я тогда приехал и говорю Кате: «Я видел твоего мужа». Как она испугалась! – И ты,   быстро рассказывая, изобразил это голосом: «Он сейчас приедет меня бить», - и в испуге заметалась. Но я ей сказал, - продолжал ты важничать, - я здесь. Не бойся. Я его поставлю на место.

Меня охватила досада – насколько ты не доверял мне, настолько доверяешь ей. И, повысив голос, я грубо возразила:

-Зачем она ему нужна? Для чего он с ней тогда разводился? Это она его преследовала, пока не появился ты.

Но ты, не слушая меня, продолжал:

- Но я у нее спросил: «Ну, какой он некрасивый?!   И тебе не стыдно было жить с таким? » Она покраснела и, ничего не сказав, убежала в другую комнату.

И ты вновь посмотрел на себя в зеркало. Я вышла из себя и стала дерзить:

- Да какая от мужчины нужна красота? От мужчины всего лишь требуется надежность. А его жена им довольна. Это женщине нужна красота. Это тебе не стыдно с некрасивой жить?

Я уже кричала. Вопреки своим чувствам, что некрасивых людей нет, так как каждый по-своему красив, мной снова овладело желание, чтобы ты опять увидел некрасивость моей соперницы.

- Я вас когда-нибудь познакомлю, и ты сама убедишься. Мне друзья сказали, что она красивая женщина и им понравилась, - ты горячо защищал свою молодую жену.

Я еще больше разозлилась, потому, что меня ты никогда не защищал, а был на стороне моих врагов. Если же ты когда-нибудь за меня заступался, то не из-за любви ко мне, а чтобы показать себя. И, несмотря на то, что мне Катю  давно уже стало жалко, и я могла бы даже с ней подружиться и научила бы быть красивой, язык мой говорил наперекор моей сострадательной душе. Мое обиженное самолюбие вновь захватила жажда мести, и я оскорбительным тоном произнесла:

- А мне все в один голос говорят,   что молодая, но выглядит старше меня, потому что некрасивая.

Мое утверждение тебя смутило, и ты неуверенно оправдывался:

- Ну, обыкновенная женщина. Женщина как женщина.

И я, охваченная желанием отомстить, гордо произнесла:

- Она просто женщина, а я женщина с большой буквы.

Но ты с удовлетворением отметил:

- Она выполола матери огород и выкопала ей и сестре картошку. А знаешь, чтобы нанять человека, надо деньги платить, - И съязвил: - И когда она приезжает, то молчит, а не устраивает скандалы, как ты. – И опять высокопарным тоном и с самодовольным видом добавил: - Я горжусь тем, что со мной живет молодая женщина!

Видно, она угодила твоим родителям. Меня ты никогда не брал убирать с поля картофель. Стыдился моей медлительности. Но я, знаешь ли, от этого не страдала, потому что без твоей помощи мне хватало и своей работы.

Месть кипела во мне, и я продолжала оскорблять твою молодую жену:

- А куда ей деваться с ее-то внешностью? Я старая, да душою и телом молодая.

Но замечание пронзило острой болью мое сердце. Я представила насмешки твоих родителей по своему адресу, их похвалу твоего выбора и на повышенных тонах обиженно возразила:

- Я не устраивала скандалы в вашей семье. Это вы ко мне отрицательно относились, - и уже более тихим голосом закончила:

- Ты не оказывал мне честь и никуда с собой не брал. Но и тебе не было чести, потому что тебя не было со мной.

Ты уже разделся и лег в кровать и спокойным голосом спросил:

- Ну что сегодня с тобой? Что ты такая злая?

- А вот что! – И я подняла ночную рубашку, показывая голый большой круглый живот. – И ничего уже нельзя сделать. А мне этот ребенок не нужен. Я его вам отдам.

С этими словами я тоже легла в кровать и внезапно ощутила толчок. Я взяла твою руку и положила на выпуклость, но ты быстро одернул и, нервно закурив, сказал:

- Вы тогда с Аллой будете рожать в одно время.

У меня опять с левого бока появилась выпуклость. И я вновь притянула твою руку к своему животу, чтобы ты ощутил святое таинство природы, биение новой жизни и почувствовал величайшую гордость, что это частица твоей жизни, твоя кровинка и испытал необъяснимую нежность к крохотному созданию.

Нет! Не может материнство быть позором! Я уже хочу этого ребенка!

- Это будет девочка. Я назову ее Владиславой. Пусть владеет славой, - я уже с теплотой говорила о будущем ребенке и прижалась к твоему плечу.

- Ты говорила, что я делаю только мальчиков, - нервным голосом возразил ты.

- Мальчики рождаются, когда женщина больше любит. А ты уверяешь, что меня любишь, по мне с ума сходишь, - пояснила я и почувствовала новое биение зародившейся во мне жизни.

Я схватила твою руку и потянула к тому месту, но ты грубо одернул и зло выпалил:

- Что ты все мою руку тянешь? – И холодно добавил:

- Мне Катя говорит: «Давай ребеночка», но я строго: - мне дети  не нужны.

Я криво усмехнулась:

- У твоей Кати не может быть детей. Ты, что в тряпочку или презерватив надеваешь?

А ты, перемешивая нежность с раздражением, произнес:

-Если бы я ее любил, то разве был бы здесь, с тобой. Я бы ночью пешком шел к ней. А я здесь, с тобой.

И, обняв меня руками, овладел моим пересохшим ртом, а потом, подняв шелковую сорочку, поцеловал набухшие соски. Прошелся сухими губами между набравших пышность грудей и стал взасос целовать упругий живот, оставляя на теле темные круги. От него спустился к моему тайному рту и языком овладел им.

Я ничего не испытывала, кроме разочарования. Ты сам пришел к выводу, что такое любовь. Вот именно, если бы ты меня любил, то для нашей счастливой жизни не было бы никаких преград. Но все дело в том, что ты не любишь, ни ее, ни меня. Просто я в данный момент удобный вариант и ты, возбудившись от непотребных действий своих друзей, захотел изощренного секса.

Рассуждая так, я и не заметила, как ты удовлетворил себя обычным способом. Мы встали, обмылись и легли спать. У меня потихонечку заканчивался в лампе керосин. Я опять из-за тебя остаюсь в убытке. Мы оба любим, заниматься любовью при свете. Я даже не понимаю, как ею можно заниматься в темноте. Ведь надо видеть глаза любимого.

Ты закурил, а потом опять стал расхваливать достоинства своей жены:

Она хорошая хозяйка.

- А я разве плохая? – обиженно спросила я.

- Но ты отказалась от бычка и телочки, а она взяла, - утвердительным тоном подчеркнул ты хозяйственность молодой жены.

- Я не отказывалась. Я сказала, что это тебе решать, - возмущенно возразила я.

Когда я была удобна твоим родителям, они нам предложили вначале бычка, а потом телочку. Но когда ты отказался от бычка, я даже обиделась, потому что это был бы твой вклад в нашу совместную жизнь и был бы нашим начальным капиталом. Но ты заявил, что твои родители упреками со света сживут. В дальнейшем я была даже рада, так как бычок и телочка осложнили бы и без того наши тяжелые отношения. Ты жил по принципу, что мое, то это и твое, но что твое, то это только твое. Когда ты приносил от родителей мясо зарезанной свиньи, то следил, как я его использую. А когда тобой обуревала ненависть, то ты его от меня прятал, сам себе готовил и ел один. Но после выхода из стресса кормил меня лучшими кусочками прямо с вилки и готов был отдать последний. Бык и телочка были бы постоянными поводами для скандала. Ты потому сейчас не возвращаешь мне мои вещи, или не отдаешь за них деньги, потому что как жиголо ты взял себе компенсацию за потраченную на меня любовь.

- Но ведь ты не умеешь доить корову. Я, что ли должен был доить? А она умеет, - продолжал ты гордиться своей хорошей хозяйкой.

- А кто тебе для жизни нужен, доярка или любимая? – спросила я и прижалась к твоему плечу.

Мне захотелось разжечь в тебе отцовские чувства, чтобы ты испытывал великую радость и счастливую гордость за возможность стать отцом. И я стала нежно ласкаться к тебе. Ты опять овладел моими губами и хотел войти в меня, но внезапно лег и сказал:

- Я вот тебя все время ласкаю, а ты меня не хочешь.

Я, сдерживая неприязнь, ответила:

- Он для меня уже не чистый.

- Он всегда чистый. – Ты с раздражением грубо наклонил мою голову к своей плоти, и я, чтобы не возбуждать твою нервную систему, взяла твой упругий орган в рот, но ты остановил:

- Подожди. Давай, как я люблю.

Ты, поправив подушку, устроился, полулежа, а я, повернувшись к тебе спиной, присела на согнутые в коленях ноги и наклонилась к твоей твердой плоти, а ты страстными губами овладел моей. Такая неприличная поза вводит меня в неловкое положение и, кроме стыда, я ничего не испытываю, но ты обожаешь попочку. Но вот однажды и я пришла в неописуемое состояние, когда ты, поцеловав мягкие подушечки таза, охваченный жгучей страстью и опьяненный восторгом, прошелся языком по ложбинке между ними и пощекотал заветную дырочку в ней. Я от остроты приятного ощущения даже взвизгнула.

Я с неохотой взяла губами твой теплый пенис, внушая себе, что это все-таки для меня эликсир здоровья, и всосала глубоко в рот. Но представила вас с Аллой в лесу – я еще могу тебя понять и простить за Катю, а Алла – это грязь – и меня потянуло на блевотины.   Еле сдерживая тошноту, я продолжала дарить тебе наивысшее наслаждение, но если бы ты в это время истошно не закричал: «Хватит! », меня бы вырвало. Господь дал тебе еще один шанс, послав мне беременность, но твоя бессердечность подорвала мои нежные чувства к тебе. У меня к тебе уже нет любви.

Свой жизненный напиток ты влил в меня естественным путем. Насытившись любовью, ты быстро уснул, а я не могла сомкнуть глаз до рассвета.

Ты не хочешь иметь детей. Но когда ты встречался с Онгой, обвинял меня, что я не могу родить ребенка, оттого, что старая. Но вот я, старая, рожаю, а твоя молодуха не может родить. А ребенок тебе не нужен. Может, оттого у нас и не было жизни, что никогда я тебе не была нужна? Если нужна мать, то нужен и ребенок. Но как ты будешь смотреть в глаза Кате, людям и своему ребенку, когда я рожу. А я назло тебе решила родить, назло твоей родне и всем своим врагам. Материнство даст мне новые силы.

Уже начинало светать, и когда сквозь стекло появились туманные очертания желтого клена, находящегося в блеске осенней красоты, я тебя разбудила и сказала:

- Ты должен остаться, пока у меня нет денег. Когда они у меня появятся, я тебя не приму.

Но одевшись, ты ответил:

- Извини, мне дети не нужны.

И ушел дорогой через лес, чтобы тебя никто не заметил. Я встала, закрыла за тобой дверь и опять легла. Но спать не могла, меня донимали тяжелые мысли.

Бледный рассвет постепенно набирал свою яркость, и сквозь колеблющиеся на легком ветру узорные листья старого клена можно было видеть, как над густым лесом сиял нежной голубизной небосвод. Вдалеке темные ели светились яркой зеленью от восходящего за домом солнца, от лучей которого сверкал золотом высокий клен. Но я не радовалась красоте природы, меня удручала печаль. Мне не удалось пробить дорогу из глубины твоей гнилой души теплым росткам добра и благородства. Тщетны старания просветлить и очистить твою исковерканную блудом душу. Ты бесчувственный человек, в твоей душе только царят ложь и фальшь, то, что тебе выгодно. Ты любишь только себя.

Когда мы с тобой сошлись, я молила Бога послать мне ребенка, чтобы одарить тебя неоценимым богатством, но оказалось пустой затеей разжечь в тебе отцовские чувства. Ты живешь пустоцветом, хотя твое семя и плодоносит, но себя ты в этот плод не вкладываешь, не утруждаясь воспитанием и заботой о новом человеке. Живешь пустой, бесцельной жизнью. Нет у тебя любви и к Кате. Гордишься своей молодой женой, потому что нашел женщину, которая на тебя работает не щадя себя. Но когда она подорвет свои силы, ты выбросишь ее, как ненужную вещь.

Не может быть человек красив внешне, если у него некрасива душа. А у тебя душа черная, проедена гнилью от неуемного эгоизма, необузданной гордыни и непомерной самовлюбленности. Ты так напыщенно кичишься своей неотразимостью, что твое самовосхваление доходит до тупой глупости. Спустись с небес, неотразимый мужчина. Для кого ты неотразим? Для пьяной старухи, как Брониславовна, для блудливой девки, как Онга, для дурочки, как Алла, или твоей дурнушки, как Катя.

А такие женщины, как я, гонят тебя от себя. Я больше с тобой не хочу. Я найду в себе силы тебя не принять. Я справлюсь с собой. Мне не нужна такая любовь. Мне не нужен такой пустой мужичонка. Ты всего лишь приезжаешь в тот момент, когда у меня муторно на душе и ум мутится, а секс снимает стресс. Я твои приезды принимаю как благодать Господа.

Когда ты жил у Брониславовны и путался с Онгой, меня проняла острая боль от уязвленного самолюбия: «Неужели мое тело до того постарело, что не вызывает желание? » – Я рассматривала в зеркало свое нагое тело и не видела его дряблости. Оно было такое же упругое, как в молодости. Кожа нежная и бархатная, похудевшая грудь повисла, но все-таки была пышной. И меня охватило неудержимое желание показать свое обнаженное тело постороннему глазу, чтобы услышать ему похвалу. Я подумала о Якове. Он же пылал ко мне страстью. Вы ведь даже с ним из-за меня подрались. И я решила его пригласить, чтобы он утешил меня, и, терзаемая болью, даже согласна была тебе изменить. И вот с таким твердым, но постыдным намерением я подошла к дверям и открыла их, а на пороге стоял ты.

Разве это не благость Господа?! Он уберег меня от греха.

Я рассказала тебе об этом своем неприличном желании и предложила тебе оценить мое тело, но ты со словами:

- Я его хорошо знаю. – Взял меня быстро и грубо, но моя мятежная душа успокоилась.

Господь спас меня от позора…

Я брошена, осмеяна тобой, и мне нестерпимо больно переносить эти унижения. Я их чувствую до такой степени сильно, что испытываю комплекс неполноценности. Я мучаюсь от того, что ушиблена судьбой. Я за преданную любовь награждена одиночеством в холоде, голоде, темноте, а тебе бесчувственному человеку, судьба послала любящую женщину. Ты получил то, что хотел. Во мне постоянно кипит досада и обида за обделенную любовью жизнь. Мое положение и так невыносимо, а неудачи в деловой жизни еще больше ухудшают его. Моя душа страдает до физической боли, а сердце обливается кровью от сознания, что не видно конца моим мукам в этой отчаянной борьбе за изменение своей жизни, а насмешки и гонение власти усугубляют мое удрученное состояние.

Я болезненно переношу ожидание, а неопределенность сводит меня с ума. Я дохожу до умопомрачения и мутными глазами ищу способ уйти из жизни. Я мечусь по комнате, как тигрица, посаженная в клетку, и от бессилия что-либо изменить сжимаю до боли кулаки, кусаю губы, неистово кричу, прося у Бога смерти:

- Как можно жить без любви и без денег!? Если бы была любовь, то было бы кому обо мне позаботиться. Если бы были деньги, то я бы сама о себе позаботилась.

В экстазе я иногда теряла самоконтроль и, находясь в невменяемом состоянии била и рвала изображение Бога.

И всегда в те мгновения, когда я от нервного истощения доходила до грани безумия, приезжал ты. Я тебя не гнала, потому что мучительная потребность выговориться изнуряет душу, терзает тело и утомляет мозг, что грозит потерей разума.

Все в жизни проходит сквозь меня.

Твои приезды я принимаю как благость Господа. Ну, а секс, как ты сам пришел к выводу, снимает напряжение и ты мне ведь все-таки не чужой. Но когда ты уезжаешь, я смеюсь над твоей самоуверенностью. Ты считаешь, что владеешь не только моим телом, но и помыслами – облагодетельствовал, и я тебе уже всем обязана.

Я решу эту проблему. Я справлюсь с собой.

Я смирилась со своей беременностью и даже сильно захотела этого младенца. Мой Юлий вырос, у него своя семья, а этот малыш скрасит мое одиночество. А дочь, я в этом уверена, будет опорой мне в дряхлые годы. И мой выродок, как ты называл моего сына, кормит твоего будущего ненужного тебе ребенка.

Неприятная ночь первого октября не вывела меня из стресса, а от последующих событий я впала в транс.

Мой спонсор, узнав о нежелании местной власти развивать на селе такую деятельность, как туризм, из-за одиннадцати соток земли, выделяемых к зданию, со словами: «Без заинтересованности власти – это выброшенные деньги», - отказался мне помочь. Узнав, что я осталась без поддержки, сельское руководство жестоко надо мной посмеялось и взяло назад свое решение сдать мне здание в аренду. А за мое упорное стремление получить его пригрозило меня сдать правоохранительным органам. Ты сам знаешь, что власть все может. От обрушившегося на меня нового удара и терзаемая мученическими страхами перед ожидаемой участью, я в помрачении  твердила днем и ночью:

- Он был похож на Христа.

Немного мой разум просветлялся, а душа находила успокоение, когда зародившаяся во мне жизнь болезненно давала о себе знать. Я видела в этом младенце свет в конце тоннеля, свою надежду, что моя жизнь станет интенсивной, и я с энтузиазмом буду принимать участие в развитии своего ребенка, а энергии и сил у меня хватит. Но из уст в уста по селу передавали, что Алла страдает от того, что из-за кровотечений может потерять мальчика Войцека, именно Войцека, в этом она не сомневается, и что вы с Кантемиром из-за этого поссорились. Я теперь понимаю, почему Алла подсунула мужу другую женщину, чтобы оправдать свою связь с тобой, и охваченная неодолимым желанием плоти помчалась к тебе. Наконец-то до меня дошли твои слова, что мы с ней будем рожать в одно время и, осознав, что еще и от одного мужчины, меня охватил жуткий ужас. Младенец будет трагическим напоминанием моего позора. Я больше не выдержу предстоящих насмешек и унижений.

У меня надорвались силы. И моя вымученная страданиями душа желала только одного – смерти. В бессонные томительные ночи я исступленно просила Бога спасти от позора, вымаливая смерти, а с наступлением дневного света выискивала способ уйти из жизни.

Не страшно умереть, страшно остаться калекой.

ХХХ

Ноябрь 2002 года…

Первого ноября я, находясь в глубокой депрессии, бросала страдальческий взгляд на бутылку с уксусом, и когда мои руки самопроизвольно ее взяли, вошел ты. Я рассеянно на тебя посмотрела, продолжая держать бутылку и усиленно вспоминая, для чего она мне нужна.

Ты привел меня в сознание словами:

- Какая у тебя хорошая капуста. Дай мне. У нас не выросла.

От моей апатии ничего не осталось. Во мне мгновенно заговорила гордость: «Вот тебе Катя и хорошая хозяйка».

В этом году все жалуются на не урожай капусты, но у меня, всем на удивление, на горячем песке вырос, округлился и окреп белый кочанчик один к одному. У меня большой огород, и благодаря городским соседям посадила много капусты. Изо дня в день, то рыхлила землю и обсыпала ею корни, то поливала речной водой или навозной жижей и ежедневно терпеливо собирала прожорливых гусениц. Я ни искусственной подкормкой, ни ядохимикатами никогда не пользуюсь, а только применяю органические удобрения и не ленюсь трудиться. Я люблю только свою экологически чистую продукцию. Все лето сочной капустой угощала Любовь Ильиничну и отблагодарила ею приятных людей, которые отзывчиво приняли участие в уборке моего картофеля, который в этом году тоже у меня обильно уродился. Ну а кролики с таким аппетитом поглощали хрустящий капустный лист, что росли прямо на глазах.

Я с самодовольным видом ответила:

- Ничего я тебе не дам. Но это еще не все. Я с тобой ничего не имела, а без тебя посмотри, как живу. – И гордо стала показывать свои запасы: три пуда картофеля и других овощей.

Твое изумление меня быстро привело в чувство. Я, знакомя тебя с заготовленными консервами, обратила внимание, что все банки закатаны железными крышками, на что потребовались деньги. Хвастаясь вареньем из черники, голубики, красной и черной смородины, земляники, малины и ирги, я уверила тебя, что все они с сахаром. А в твоих глазах завистливый блеск помог мне выйти из «внутренней тюрьмы», в какой я находилась, мучимая страхами и неверием в лучшую жизнь. Я снова приобрела силы.

Ты весело объявил:

- Приеду к тебе угощаться.

Но я с твердыми нотками в голосе резко сняла с тебя веселое настроение:

- Не дам. Надо было на зиму варенье варить, а не продавать ягоды на базаре, собирая деньги на твои катания.

Моя резкость тебя смутила, и я обрадовалась, увидя твой поникший вид. И продолжала бахвалиться, показывая заготовленные продукты: кабачковую икру, фасолевую солянку, компот из малины, черники, земляники, консервированные кабачки, а банок с огурцами было такое огромное количество, что ты не выдержал и даже сосчитал, и твой унылый взгляд привел меня в экстаз,   я почти кричала:

- Вот видишь, как я живу без тебя. С бомжем жить, бомжихой быть. Если я прожила без тебя в голоде, в холоде, то в сытости подавно проживу.

- Я всегда говорил, что ты моя гордость, - промолвил ты заискивающим тоном и потом спросил:

- Я слышал, что ты уже землю продаешь?

- Да, этим занимается сын. Пятнадцать лет в доме живет старый человек с удобствами первобытного строя. Но, ни сыну, ни власти до ее мучений нет никакого дела. И вот я решила создать цивилизованные условия, а мне заявили, что здесь жить нельзя. Я буду отстаивать свое право на здание и честь в суде, хотя они грозятся отобрать у меня землю, - дерзко заявила я.

- Ну, зачем тебе надо это здание? Тебе же в центре выделили квартиру. – И тихо добавил: - И я там с тобой буду жить.

Я от твоего непонимания моей изнывающей по делу души пришла в сильное нервное возбуждение и говорила повышенным голосом:

- Что я буду в ней делать. Медленно умирать, а здесь я себе сделаю работу. Мне нужно здание, а не ты. А ты иди к доченьке. Она по всему селу кричит о своих страданиях, что ребеночка Войцека может потерять. Поменьше пусть спит с разными мужиками, тогда и не потеряет. Я вот хочу избавиться, да не получается, потому что веду чистую жизнь.

В своей злости я разошлась и продолжала унижать твою молодую жену:

- Мне этот ребенок не нужен. Я его вам отдам. Как увижу твою каракатицу, так и скажу об этом.

От этих слов ты криво ухмыльнулся. Я тебе рассказала, как друг сына видел вас с Катей. Когда он мне об этом поведал, у меня от страха ухнуло сердце. Я боялась услышать, что она ему понравилась. Но Дима сказал:

- Бросьте вы, такая каракатица. – И я в возбуждении продолжала:

- Но что вы будете делать, когда и Кантемир ребеночка Аллы отдаст. Вы из-за этого с ним поссорились?

- Это все болтовня. Я так с другом не могу поступить. Я с ней не сплю, - сказал ты страдальческим тоном.

И моя душа захотела поверить. И, не замечая ухищренный прием, от последующих слов у меня участилось сердцебиение, ты измученным голосом произнес:

- Я и с Катей не сплю. У меня болит нога. Но тебя так хочу, что буду терпеть боль. Давай побалуемся так, немножечко, стоя. У меня забинтована нога, и я не могу раздеться. Ведь тебе же все равно надо пробить.

Я, подумав о том, что мне надо выкинуть этот ненужный плод, а такое возможно при избытке наслаждений, согласилась. Ты взял меня стоя, наклонив мое туловище животом вниз. От такого положения я, кроме неприятной боли ничего не испытала, но ты, удовлетворив себя, уже уверенным тоном сообщил:

- Мы с Катей не спим. Она тоже больная. У нее смещение дисков в позвоночнике и теперь часто мучает радикулит. Я развожусь. Буду уходить. Поживу только до весны. Плохо, что у тебя нет света.

Мое сердце сжалось от неприязни к тебе, а душа содрогнулась от твоей черствости и самоуверенности, и я почувствовала сострадание к бедной женщине. В конце-то концов, она ни в чем не виновата, потому что так распорядился Господь, и мгновенно решительно сказала:

-Войцек, я веду для тебя дневник «Мои размышления о твоей любви». Возьми. Он твой.

- В следующий раз, - ответил ты и ушел с довольным видом.

А я испуганно подумала: «Неужели так будет продолжаться долго. Я должна найти в себе силы порвать с ним. Я ведь сильная  Я должна справиться с собой».