Юркина любовь или Истории про любовь

Я бы хотел, чтобы она села со мной, подумал Юра, глядя на зашедшую в салон женщину. Хотя какая-то она старая.

Он присмотрелся.

Ничего она не старая. Всего лишь на десять лет старше его. Может на пятнадцать. Зато фигура какая. И ноги. Прическа. Короткие, осветленные, поставленные ежиком, волосы.

Женщина прошла в салон и села далеко вперед.

Юра видел теперь только ее затылок и торчащие в стороны голые верхушки плеч.

Вскоре место рядом с ней освободилось, и Юра неожиданно для себя встал, прошел по салону  и сел рядом. Вблизи женщина оказалась еще лучше, чем издалека. Мягкая, чуть обветренная кожа, ухоженные красивые руки, глубокое декольте.

Конечно же, он пригласил ее.

Естественно, она отказала.

На следующий день Юра ждал на ее остановке. Женщина прошла мимо, он зашел следом за ней в вагон, подождал, пока освободиться место и сел рядом. Сказал, что думал о ней всю ночь.

Она сказала, что она старая женщина. Для него и вообще.

Юра сказал, что ему все равно. А когда ночью - тем более.

Вот если бы она ночью была с ним, а не неизвестно где...

Она сказала, что ей известно — где. Странно было бы, если бы она не знала, где она проводит ночь. И с кем. С ним так бывает, что он не помнит?

Юра сказал, что раньше не было. Никогда. А теперь, увидев ее, он не уверен. Ему кажется, что все-таки прошлой ночью он был с ней. Она не помнит?

Она странно посмотрела на него и сказала, что его с ней не было.

Юра сказал — сегодня непременно будет. Он с ней. Если она даст ему адрес. Или телефон.

Она фыркнула и вышла.

На следующий день он подсел к ней и долго молчал. Она спросила, как он провел вчерашнюю ночь? С ней?

Юра сказал, что замечательно. Что ему никогда не было так хорошо, как вчера ночью. С ней.

Рассказал, какие у нее мокрые податливые губы, послушный язык и большая теплая грудь.

Она сказала, что он все перепутал. Что на самом деле податливые у нее не губы, а грудь. Послушная и отзывчивая. А большой у нее язык. И непослушный. Совсем как сейчас. Ей уже надо выходить, а она сидит и болтает.

И сейчас она все-таки выйдет, а он сегодня ночью пусть ничего не путает.

А завтра расскажет.

Назавтра Юра уже сидел на ее любимом переднем месте. Женщина протиснулась мимо него к окну.

Он подумал — какие у нее острые и твердые коленки. Совсем не такие, как были ночью.

Сказал ей об этом.

Она сказал, что коленки у нее всегда были такими. И все всегда на них жаловались. В постели, и вообще. Вот такие твердые, говорили они, у тебя, Марина, коленки. Вечно ты ими все портишь. Мы, мол, тебя и так и этак, и в ресторан тебя, и в лучший номер, и тур самый дорогой с отелем пять звезд. А ты - коленки. Выставишь вперед  и давай ими колоться. Как будто это рога у тебя. Прямо так и хочется их спилить.

Юра сказал, что он уже готов. И на номер, и на тур, и тем более на ресторан. И его коленками не испугаешь.

Подумаешь - коленки. Острые, как рога. Ему, может, наоборот, нравится. Когда его колют.

А грудь у нее и правда оказалась отзывчивая, добавил он. Такая, как ему нравится.

Марина сказала, что то, что пониже груди, еще более послушно. Когда умеючи. Особенно в пятизвездочном номере. А если в самом дорогом туре, так вообще - послушнее не бывает. И можно делать все и сразу.

Юра сглотнул и сказал, что сегодня непременно попробует. А завтра расскажет, какое оно, то, что ниже груди.

Назавтра Марина уже была на своем месте, Юра сел и принялся рассказывать.

Через полтора часа она вышла. Юра проводил ее взглядом. У нее тряслись ноги, ее пошатывало, и она никак не могла попасть рукой в сумочку. Он подумал, что опоздал на работу и она, наверняка, тоже.

Решил вдруг, что в этом году возьмет отпуск раньше. Возьмет и будет ездить. С ней. Кругами. Ездить, а потом спать. А ночью с ней. Пусть так, пусть не по-настоящему, все равно теперь как, лишь бы утром она была на своем месте.

Она и была.

Каждое утро все последующие две недели Юриного отпуска. Каждый раз они ездили все дольше, в последние дни даже до темноты.

Где и кем работает Марина, он не знал, и не спрашивал, боясь случайно напомнить ей о том, что пора выходить.

Марина научила его всему. Всему тому, что любит. Как, где и сколько раз.

Рассказала, что вода в душе должна быть не слишком горячая и не слишком холодная; что на твердом она не любит, потому что ей натирает спину; что грудь ей мять не нужно, это вам не кистевой эспандер, молодой человек, и вообще - ставите меня на колени, извольте подкладывать подушки, я вам уже не девочка и мне, понимаете ли, больно.

Последнюю ночь отпуска Юра опять не спал. Он сидел на балконе и смотрел вниз, на темную улицу, редкие машины и едва горящие фонари. В руке его была бутылка. Он не очень любил виски, но ничего другого в доме не было, а сегодня они с Мариной прокатались допоздна, и в магазины он уже не успел.

В голове было пусто. И в других местах тоже. Он подумал, что это был самый лучший отпуск в его жизни, что он любит ее, и здорово было бы, если она сейчас была с ним, на балконе. Ну и что, что старая, ну и что, что подушки под коленки и самый дорогой тур.

Вот завтра ей все и скажу, подумал он.

Наверное.

Утром он принял душ - не слишком холодный и не слишком горячий, и пошел на остановку. Зашел в вагон.

Марина ждала его на том же месте, на переднем сиденье. Юра увидел ее и вдруг подумал, что у нее противные острые коленки, капризная грудь и то, что ниже, наверняка опять на все готово — главное, чтобы звезд было побольше  и тур подороже.

Он посмотрел в ее горящие радостью глаза, кивнул, прошел мимо и сел далеко позади.

Она не оглянулась.

Она так и сидела, неподвижная, с прямой спиной, короткими светлыми  волосами и голыми плечами.

Юра дождался свое остановки, встал, и последний раз посмотрел на Марину. Прислушался к себе, ничего не почувствовал, вышел и, посвистывая и помахивая пакетом с завтраком, зашагал к заводской проходной.