История любви. Настоящее. Зима-весна 2012. Глава Порно истории

Through the dark there's a way

There's a love, there's a place

Where we don't have to hide

We can dream all night

So follow me through the sky

And watch the oceans collide

Just keep holding my hand

As we're taking off

I know where we'll land

We can escape to a higher plane

In Nirvana stay

Where the dreamers lay

And I'll lay you down lay you down

Safe on a higher plane

In Nirvana stay

Where the dreamers lay

I'll lay you down, lay you down

(Сквозь тьму все же есть путь,

Есть любовь, есть одно место,

Где нам не нужно прятать чувства

И мы можем мечтать ночь напролет...

Так следуй за мной через небо

И смотри, как сталкиваются океаны.

Просто не отпускай мою руку,

Пока мы взлетаем,

Ведь я-то знаю, где мы приземлимся...

Мы можем сбежать далеко, в вышину,

Остаться в Нирване,

Где пребывают мечтатели.

Я уложу тебя там, уложу тебя...

В безопасности, далеко в вышине,

Останемся в Нирване,

Где пребывают мечтатели.

Я уложу тебя там, уложу тебя...)

Адам Ламберт «Nirvana»

Спросите любого музыканта, и он ответит вам, что смысл его жизни в музыке. Можно сколько угодно говорить друзьям, что устал от бесконечных переездов, что хочешь пожить, как нормальный человек, привести в порядок дом или съемную квартирку. Можно искренне скучать по жене и детям, если успел обзавестись ими между двумя гастрольными турами, обещать старым приятелям пропасть с ними в барах на целую неделю - но как только появляется хоть малейший повод взяться за инструмент, все остальные дела становятся менее важными.

Смысл жизни Томми Джо можно было заключить в трех равноценных составляющих: музыка, личное пространство и Адам. Постоянно конкурирующие друг с другом, требующие полного единоличного господства, эти компоненты отлично сочетались в понимании гитариста, образуя хрупкую субстанцию под названием Счастье. Нет, безусловно  - друзья, родные, необходимые для психической перезагрузки сутки ничегонеделания, бессонные ночи и внезапные приступы бурной деятельности  тоже имели важное значение, уравновешивая непростую творческую составляющую натуры Томми, но они воспринимались как нечто естественное, само собой разумеющееся, что-то типа времен года, например. Нравится тебе или нет, но после лета наступает осень, а потом зима, и приходится носить толстовку под кожаной курткой, и глупо пытаться придавать этому большое значение. Хотя к родным и друзьям Томми, пожалуй, относился более трепетно, особенно, когда скучал по ним в дальних странах.

Но все это не шло ни в какое сравнение с теми тремя частями "неравного уравнения" - формулы персонального счастья Томми Джо, без которых жизнь очень быстро начинала казаться тоскливой, пресной и бессмысленной.

- Нет, мам, никак не смогу. У нас тут начинается жаркая пора, знаешь - два выступления на тв-шоу уже на следующей неделе, а потом будем репетировать, как проклятые. Сомневаюсь, что Адам даст мне целых два выходных, думаю, он запрет нас в студии, как своих рабов...

Знала бы миссис Рэтлифф, как ее сын счастлив, произнося эти слова самым озабоченным и скорбным тоном, на который был способен в данной ситуации! Да он сам был готов запереть Адама в студии или у него дома и выпускать только на съемки и встречи с представителями лейбла! И в данном случае речь шла только о творчестве – да, Томми был в этом уверен.

- Только представь: мы будем колесить по Европе - Австрия, Германия, Англия... почти как в старые добрые, ммм? Только вместо турбасов будут аэропорты и отели.

Они лежали в разворошенной постели, остывая после короткой и яркой вспышки страсти, передавая друг другу запотевшую бутылочку охлажденного пива, и мечтали о грядущих приключениях на пути к славе. Почти как в старые добрые... Позади остались весьма успешные дебюты на ТВ в шоу Джея Лено и Эллен, и теперь они действительно бросили все силы на репетиции, хотя для акустического промо вчетвером не нужно было совершать ничего такого уж сверхъестественного. Где-то через неделю напряженной ежедневной работы Адам внял умоляющим взглядам Айзека и Кевина - приглашенного клавишника, занявшего пока что и место музыкального директора - и объявил выходной, в честь которого обманом заманил Томми в снятый на сутки гостиничный номер. Важные разговоры о нюансах акустической обработки готовых студийных песен предсказуемо закончились в постели, и сейчас Томми Джо лениво обдумывал, стоит ли обидеться на мерзкого обманщика прямо сейчас или... попозже?

- А разве твой замечательный бой-френд не будет сопровождать тебя в поездке? Он не хочет посмотреть Европу?

- Мой замечательный бой-френд останется в ЛА, у него тут... скажем, какие-то дела. А я не хочу мешать работу и личную жизнь.

- Серьееезно?! - Томми выразительно проследил за ладонью своего босса, наглаживающей его обнаженное бедро и уже подобравшейся опасно близко к другой важной части его тела.

- Эй, не придирайся к словам! - возмущенный рык Адама утонул в собственническом поцелуе, а уже через минуту Томми снова был распластан на скомканном покрывале под сильным жаждущим телом.

Двойные стандарты. В них не было ничего благородного и романтичного, они вызывали в лучшем случае желание поморщиться, в худшем - напиться, но Томми помнил, что осознанно сделал этот выбор, а значит, сейчас время пожинать плоды. Когда же подобные ситуации снова казались до оскомины нечистоплотными и неправильными, Томми тут же получал возможность сравнить, увидеть "альтернативу" - как на заказ. Как правило, противоядия хватало надолго.

Так было совсем недавно - на шоу Эллен, когда, уже после записи собственно песни, Адам давал интервью перед небольшой аудиторией, состоящей из его родных, парочки друзей и десятка фанатов. Музыканты бэнда в ряды зрителей не попали, замешкавшись с оборудованием, и наблюдали за съемкой сюжета из-за кулис, ожидая,   когда босс освободится. Услышав про Финляндию и недавнее "происшествие", Томми немедленно почувствовал жгучее желание развернуться и выйти вон, как можно дальше отсюда. Адам предупреждал, что СМИ долго будут припоминать ему ту пьяную драку, он вроде как был готов к любым каверзным вопросам на эту тему, но даже вспоминать об этом все еще было больно, как бы мастерски у Адама не получалось изображать беспечность.

- Все уже в прошлом, мы с моим бой-френдом получили хороший урок...

- Кстати, он ведь сейчас здесь, в зале?

- Да, вон он сидит! Эй, детка, привет!..

Смех, аплодисменты и чуть ли не улюлюканье разожгли любопытство Томми и заставили более пристально вглядеться в ряды зрителей, чтобы успеть увидеть красного от смущения Саули с неестественно широкой улыбкой, зажатого между Лейлой и Терри, вяло помахавшего в камеру рукой. На один краткий миг Томми представил, что на месте финна сейчас мог бы быть он… Дрожь отвращения не удалось скрыть от стоящего рядом Айзека.

- Бдишь? Ну, все, теперь малыш Сол официально знаменит! Ты… как, нормально? Не ревнуешь?

- Шутишь?! Разрешаю тебе пристрелить меня в тот день, когда я позволю кому угодно так с собой обращаться. Даже Адаму.

- Уверен, что он стал бы так обращаться с ТОБОЙ?

А вот это уже можно было «не расслышать». Или, как минимум, об этом не думать. Тем более что Адам взялся за пиар своего бой-френда почти с тем же энтузиазмом, с каким продвигал новый альбом, поминая финна к месту и не к месту в каждом интервью. Иногда Томми казалось, что его дальновидный босс таким образом вышибает клин клином, желая навсегда отбить охоту журналистам вспоминать то злосчастное рождество. А иногда – засыпая в очередной раз на мягком горячем плече, сплошь усыпанном веснушками, гитарист гнал от себя мысли о том, что все эти публичные признания Адама в официальных отношениях с Саули не что иное как извинение, откуп, взятка за то, что он снова проводит ночь не в своей постели. Чертовы двойные стандарты.

В конце января они вылетели в Австрию. Накануне Адам отпраздновал свой будущий день рождения – скромно, только в кругу родных и самых близких друзей,   весь вечер не отпуская от себя Саули, извечная улыбка которого на этот раз была какой-то растерянной. Томми ужасно не хотел приходить, предчувствуя неловкость, которая могла возникнуть между ним и финном, но легче было наплевать на свои желания-нежелания, чем объяснить Адаму свое отсутствие, как и всегда, впрочем. В результате вечер получился действительно по семейному милым, они много смеялись, мало пили, большую часть времени обсуждали будущее промо, а с Саули Томми столкнулся только однажды, когда по просьбе Лейлы отправился на кухню за чистым бокалом.

- Ну, ты как? Справишься тут? – надо же было о чем-то говорить, тем более что парень действительно выглядел слегка пришибленным. – Ты же помнишь, что все тебе здесь помогут, если что. Ты можешь всегда позвонить Лейле, Терри, Нилу…

- Даниэлле.

- Что, прости?

- Я говорю: лучше Даниэлле. Я не очень сильно нравлюсь Нилу.

- Да брось! Нил просто… ну, он просто засранец, все это знают. Но без помощи не оставит, ручаюсь за него!

- Я справлюсь, спасибо тебе. Ты присмотришь за ним там?

Идиотский разговор в стиле классических голливудских мелодрам делал Томми больным. Конечно же, он пообещал присмотреть за Адамом, не давать ему перетруждаться и переохлаждаться и вернуть домой в целости и сохранности, и если бы на кухню не заявилась миссис Ламберт в поисках своего бокала, страшно подумать, в чем бы еще Томми поклялся, глядя в эти почти испуганные небесно-голубые глаза. Как же сильно он ненавидел себя и этот чертов мир в такие моменты.

И все же «Треспассинг-эра» началась весьма радужно. Настроение у всех было приподнятое, в аэропорту Томми с Айзеком подстебывали Кевина, рассказывая ему байки из первого тура, отчаянно привирая и пугая клавишника фанатскими истериями, и даже невыспавшийся, слегка заторможенный Адам блаженно улыбался, периодически вставляя емкие остроумные реплики. Начинать путешествие со скандалов не хотелось, поэтому когда Адам в самолете, как ни в чем не бывало, плюхнулся на сидение рядом с Томми, последний предпочел сделать вид, что все так и должно быть. И зря. Щелчок камеры айфона и удивленное: «Ого! », обороненное Кевином уже через несколько минут после опубликования фото, подсказали гитаристу, что «веселье» уже началось.

- Черт, Кевин, вот о чем мы тебе только что рассказывали?

- Ох… Парни, блин, ну, я не  подумал как-то… Удалить?

Пока Айзек, стараясь не ржать, посвящал «новичка» в сложную систему конспирации глэмили, Томми с нарастающей паникой следил за возрастающим количеством ретвиттов и комментариев под, в общем-то, вполне безобидной фотографией, на которой, тем не менее, было отлично видно, кто с кем предпочел усесться в этом чертовом самолете.

- Да забей, - пробормотал Адам, привычно устраивая голову на плече своего лид-гитариста. – Он же не идиот…

Австрия встретила музыкантов высоченными горами, ярким солнцем и ослепительным, словно россыпь бриллиантов, снегом, от которого становилось больно глазам. Разряженный воздух пьянил и слегка кружил голову, во всяком случае, Томми искренне надеялся, что в его состоянии повинен перебор кислорода, а не умопомрачительно красивый Адам, прячущий нос в шикарный лисий воротник.

- Ты специально так вырядился?   Хочешь свести тут всех с ума еще до шоу?

- Всех? Зачем всех? Хочу свести с ума одного упрямца, который не захотел поселиться вместе со мной…

- Адам, не начинай.

- А тебе нравится? А, Томми? Нравится мой воротник? Признайся!..

Определенно здесь было слишком много кислорода. И снега, который почему-то не обжигал холодом, как Томми от него ожидал, а притягивал и манил. И радостно улыбающихся людей, которые с удовольствием подходили знакомиться, предлагали выпить вечерком по кружечке пива, а узнав, что перед ними артисты, искренне обещали прийти на шоу. Они втроем с Айзеком и Кевином слонялись по курорту, пока Адам давал интервью и позировал для фото, и даже затеяли игру в снежки, пока не пришел босс и не приказал всем отдыхать перед выступлением, в последний момент поймав Томми за шарф и потянув за собой.

- Эй, куда это?

- Ко мне.

- А мне не надо отдохнуть перед выступлением?

- Еще как надо. Но я тебе не доверяю и лучше прослежу лично, чтобы ты отдохнул, как следует.

В этом сказочном мире снега, легкого мороза и какой-то радостной эйфории совсем не получалось сопротивляться соблазнам. К тому же раскрасневшийся и чуть загоревший на солнце Адам в обрамлении своих роскошных мехов будил в Томми такие бесстыдные фантазии, что оставаться с ними наедине было просто опасно.

Это их первое акустическое выступление запомнилось почти осязаемым волнением, каким-то благоговейным девственным трепетом и невероятной химией, начавшейся еще до шоу, когда Адам еще только тихо распевался, а музыканты рядом настраивали свои инструменты. Они с Томми обменивались короткими взглядами, почти не позволяя себе улыбок или шуток, читая в глазах друг друга все те слова, которые принято говорить в таких случаях. Они и без того знали, что справятся, что все пройдет хорошо и новые песни обязательно понравятся,   а старые зазвучат по-другому, просто потому что каждый музыкант вкладывает в одну и ту же мелодию что-то свое, частичку своих собственных чувств. И когда на сцене действительно получилось создать некое волшебство, от которого у них самих в какой-то момент сбивалось дыхание и по позвоночнику  бежали мурашки – наверное, это и было настоящее счастье, то, ради чего они жили, творили и любили друг друга.

После удачного шоу все снова вспомнили про день рождения Адама: организаторы позаботились о выпивке и закуске, воодушевленные отдыхающие с энтузиазмом присоединились к импровизированной афтер-пати. Но виновник торжества исчез со своего праздника уже через каких-то полчаса, а то, что он прихватил с вечеринки еще кое-кого, заметили и вовсе только свои: переглянулись, усмехнулись и вернулись к шумным тостам и крепким напиткам.

Эта зимняя сказка действовала на Томми странно, как легкий наркотик, заставляющий делать глупости и получать от этого искреннее удовольствие. Еще вчера он «твердо решил» держаться в рамках приличий и не давать поводов для лишних сплетен про них с Адамом, а сегодня сам выкрал именинника с вечеринки в его честь, потащив гулять по заснеженным улочкам между невысокими отелями и маленькими кукольными домиками. Они петляли по протоптанным тропинкам, пихаясь, как дети, и пытаясь уронить друг друга в сугроб, а когда получилось, целовались до звездочек в глазах, пока мимо не прошла веселая компания, со смехом закидавшая их снежками.

- С днем рождения, Бэбибой.

- Согреешь меня этой ночью? В качестве подарка?

Если бы произносить «да» всегда было так просто, как в тот вечер.

Улетать из этого заснеженного рая не хотелось никому, разве что Адам горел воодушевлением и рвался в путь: после целого года без сцены он напоминал застоявшегося жеребца, которого наконец-то выпустили в поле. Тем не менее, во Франкфурте их встретили очень тепло, счастливые и доброжелательные лица фанатов заражали атмосферой праздника и волнения, и было даже немного жаль, что им предстояло всего несколько выступлений на радио, а не полноценные концерты.

- Вы тут погуляйте, а у меня сейчас интервью, к сожалению, без песен. Но вы мне понадобитесь через три часа, так что будьте недалеко!

Адам умчался на свое интервью, и трое музыкантов немедленно почувствовали себя брошенными.

- Можно пробежаться по магазинам, тут, в радиусе одного квартала. Я обещал Софи привозить сувениры из каждого города, - неуверенно предложил Айзек.

- О, я вижу бар: пиво и немецкие колбаски! Кто со мной?

Предложение Кевина перевесило, хотя у Томми тоже были идеи, но все они сводились к тому, чтобы сбежать в мотель и выспаться: вдруг Адам сможет обойтись без них и через три часа? Но все же, знаменитое немецкое пиво с жареными  колбасками скрасило ожидание как нельзя лучше, настолько, что уставший и голодный Адам чуть не сожрал их потом от зависти.

- Только попробуйте мне тут уснуть! Это, конечно, радио, и вас никто не видит, но зато слышит! Чертовы засранцы… не могли подождать, когда я освобожусь?!

Испытывая муки совести, осоловевшие после обильного угощения музыканты решили быть паиньками, и во время третьего за день интервью – уже в каком-то другом городе и снова «без песен», слонялись по офису музыкальных радио и телеканалов, от нечего делать устроив друг другу фотосессию. А назавтра их уже ждал Лондон и небольшой клуб, зарезервированный для приватного концерта.

- В принципе, следующая остановка у нас в Стокгольме только пятого числа. Так что, если хотите, можем зависнуть в Лондоне на пару дней.

Ранним утром в промозглом от тумана городе не хотелось вообще ничего. Томми чувствовал себя разбитым и мечтал о горячей ванне и сутках сна еще с Австрии, и ему было совершенно все равно, в какой стране его мечтам суждено осуществиться. Зато у Кевина и Айзека здесь оказалось до черта много знакомых, так что идея зависнуть в легендарном городе была воспринята на ура.

И все бы было просто отлично, если бы Томми, от нечего делать, не потащился днем вместе с Адамом на его интервью. Он тихо сидел за дверью в студии и перебирал струны гитары, настраиваясь на вечерний концерт, вполуха слушая ответы и музыкальный смех босса, пропуская половину реплик мимо ушей, пока в какой-то момент в приоткрывшуюся дверь не влетело отчетливое:

- …О да, я так скучаю по своему детке! Надеюсь увидеться с ним в Нью-Йорке через несколько дней!

Какого хрена черт дернул его именно в этот момент перестать играть и навострить уши? Зачем вообще он поехал в эту гребаную студию?! Спал бы в отеле или пил пиво в пабе с Айзеком – сейчас не чувствовал бы себя облитым дерьмом с ног до головы. Хотя, если подумать, он неправильно ставил вопросы, сидя на своем стуле и мрачно глядя в одну точку, пугая мимопроходящих сотрудников студии своим взглядом. Какого хрена его ТАК задело это публичное признание в любви Саули – одно из сотни, звучавших в самых разных эфирах за последнее время?! Ведь он не услышал и не узнал ничего нового, тем более что все это -  не более чем пиар нового имиджа Адама: «фэмили-френдли», мать его, образ примерного правильного гея-семьянина. Но почему же так больно, словно в него воткнули тупой нож и еще и повернули пару раз, для верности? Неужели все дело в том, что здесь, в туре, вдали от дома, он начинает чувствовать себя хозяином положения? "Расслабился? Поверил в сказки? Идиот..."

- Ну что, детка, поехали в отель? Мне надо поспать хоть пару часов перед концертом – в этом ужасном климате я чувствую себя больным…

От этого «детка», так легко вылетающего из уст Адама к месту и не к месту, захотелось заорать, выкинуть что-то экстраординарное, долбануть гитарой по ближайшему острому углу, например. И очень хорошо, что Адам был уставший и сонный и не заметил в своем гитаристе таких разительных перемен настроения.

Те несколько часов перед концертом Томми посвятил аутотренингу: стоя под горячим душем, настраивая гитару, выбирая чистый свитер из комплекта черных вещей. Беспричинный гнев и желание что-нибудь сломать прошли, осталось раздражение на себя и совсем небольшая, не поддающаяся никакой логике обида на Адама.

- Эй, Томми Джо, ты чего такой мрачный?

- Ничего.

- Томми? Детка, с тобой все в порядке?

- Блин, Адам!.. Нормально все со мной…

- Ну… как скажешь…

Он видел, как Адам нервничает из-за его плохого настроения, боялся, что это скажется на качестве выступления и раздражался на себя еще больше, но никак не мог выкинуть из головы чертово интервью, как ни старался. И все же отыграли они неплохо, хоть фанаты и писали потом, что бэнд выглядел уставшим, а сам Адам мало шутил. Зато Адам много поворачивался к своему лид-гитаристу, куда больше, чем нужно, так что определенная категория фанатов все равно нашла, чему порадоваться. После концерта Томми безапелляционно заявил, что хочет спать – один – и заперся у себя в номере, имея серьезные планы на купленную ранее в дьюти-фри бутылку «Джемесона». Вот только после первых же нескольких глотков ему стало так тошно – еще сильнее, чем было днем, что рука сама потянулась к айфону, адресная книга открылась на списке избранных, и…

- Слушай, Айзек, у меня тут «Джемесон» и просто донельзя ***вое настроение. Хочешь, пошалим?

Это было немного нечестно: использовать друга, который никогда ни в чем не мог ему отказать и готов был отдать очень многое за эту неожиданную «избранность». Но пришедшая в голову маленькая «месть» неожиданно здорово подняла настроение, хоть и казалась мелочной, почти детской.

«@IsaakTheCarp готовит мне горячую ванну»

- Ты решил устроить фанатский бум?! – Айзек изо всех сил старался не выглядеть чересчур счастливым и возбужденным, но получалось у него из рук вон плохо.

- Почему бы и нет? Мне скучно, я так развлекаюсь! Ты со мной?

- Конечно!

Пожалуй, с фотосессией в ванной он немного переборщил. Но тогда в крови плескалось уже достаточное количество «Джемесона» и все еще не растаявшей обиды, а Айзек… ну, он заслужил немного своего странного счастья, хоть сам он вряд ли понимал, чем.

- Нет, никуда не годится! Взгляд должен быть соблазняющим, а не убийственным! На кого ты сегодня так злишься, Томми Джо?

- Ни на кого. Давай я лучше просто закрою глаза…

Полотенце на глазах спасало от жарких и совершенно не дружеских взглядов Айзека, делающего снимок за снимком, но, к сожалению, не избавило от дурацких собственнических мыслей. А когда он потом все же выдворил пьяного от виски и эмоций друга из ванной и хладнокровно принял душ, смывая с себя приторно-цветочную пену, наступил момент истины в виде острого болезненного желания убедиться, что провокационное фото в твиттере увидел один-единственный человек.

Прозрение пришло не только к нему, но и к Айзеку. Распив с мокрым и притихшим приятелем еще по бокальчику виски, драммер горько и понимающе усмехнулся и стал прощаться.

- Ну, надеюсь, шалость удалась. А я пойду… не хочу лишиться работы и зубов…

- Эй, ты о чем?

- Ни о чем. Спокойной ночи, Томми.

После ухода Айзека прошло не больше десяти минут, как в номер влетел белый от бешенства Адам.

- Что это еще за нахуй, мать вашу?!

- Эй-эй, полегче!

- Полегче? ПОЛЕГЧЕ?! Где, ****ь, этот «папочка» с его ванной?! Где он?

Это было настолько смешно, что Томми чуть не упал со стула от хохота, чувствуя, как вместе  со слезами из него вытекают остатки глупой обиды.

- ЧТО?!

- Адам, я… ты… о, черт, это!..

- Рад, что тебе весело.

- Адам, подожди! Да стой ты, черт…

Томми догнал дрожащего от злости босса уже у распахнутой двери, рывком развернул к себе и прижал к стене, уткнувшись лбом ему  в плечо.

- Я… прости. Мы специально. Это была моя идея…

- Свести меня с ума – это была твоя идея?! Что еще вы тут делали «специально»?

- Адам… - губы сами расплывались в счастливой улыбке и тянулись к обиженно дрожащим губам в крупных веснушках. - Адам, Адам, Адам…

- Что ты… нахрена?.. Черт, Томми…

Они целовались так жарко, что вскоре к сладости долгожданного поцелуя примешался горьковатый привкус чьей-то крови. Так символично… Томми утянул своего «Отелло» в спальню, толкнул на нерасстеленную постель и оседлал его бедра, вцепившись в черные пряди на затылке. Он целовал Адама, кусал его губы, оглаживал и сжимал плечи, бесстыдно терся пахом о его живот, дурея от ощущения сильных рук на спине, от хриплых стонов, которые невозможно было сдержать. Потом был неистовый собственнический секс, и Томми с таким энтузиазмом позволял завоевывать себя – каждым рваным толчком, каждым поцелуем-укусом, каждым коротким стоном в искусанные губы – что к моменту яркого болезненного оргазма в нем не осталось уже никакой ревности, обиды, раздражения. Опустошенный. Залюбленный до дрожи в мышцах. Помеченный чужой страстью. Счастливый.

- Эй, Томми, а мы разве закрывали дверь?

- Ммм? Не помню… наверное, кто-то…

- Хмм… этому «кому-то» сегодня фатально не везет.

- Фффууу, как жестоко! Нельзя быть таким ревнивцем!

- Могу сказать тебе то же самое.

Как это прекрасно и страшно – когда кто-то знает тебя настолько хорошо… Лучше чем…

- Я теперь обречен думать твоими песнями, фак…

- Ну что ж, у тебя неплохой вкус.

Маленькие каникулы в Лондоне прошли даже быстрее, чем всем хотелось, несмотря на совершенно растительный образ жизни: Адам только раз выбрался в клуб на пару часов, да Айзек как-то притащил в отель нескольких местных музыкантов, устроив с ними сейшен на полночи. Остальное время все валялись в постелях и отсыпались, тоскуя по калифорнийскому солнышку. И все же Лондон сумел отомстить за такое преступное пренебрежение к его королевской персоне: в день вылета в Стокгольм все трое музыкантов свалились с температурой и пищевым отравлением.

- Мать вашу, да где вы могли успеть отравиться?! Ведь вроде и не пили ничего сверх меры!

Адам был в панике, больше всего боясь обнаружить те же самые симптомы и у себя, разрываясь между страхом за друзей и необходимостью лететь в Швецию. Эта его повышенная ответственность за всех и вся заражала настолько, что музыканты чувствовали себя виноватыми и обязанными во что бы то ни стало исполнять свои контракты.

- Да ладно, не нервничай так. Сейчас выпьем еще те таблетки и полетим…

- Куда вы полетите?! Ты в зеркало на себя смотрел? Вас с таким цветом лиц через границу не пропустят!

- Ничего… Припудримся… Такси вызвал?

- Томми, не дури! Вы оставайтесь, а я там как-нибудь…

- Сам не дури. Мы же не при смерти! Нормально долетим и отыграем. Тут написано: «снятие острых симптомов в течение двух-трех часов». Как раз к вылету…

О перелете в обнимку с гигиеническими пакетами и в очередях в туалет несчастные страдальцы хотели бы никогда больше не вспоминать. Но уже в Стокгольме музыкантам полегчало, часовой концерт перестал казаться кошмаром, вот только ноги еще слабовато держали.

- У вас всех будут стулья. И бутылки с водой, естественно. И если кому-то станет плохо, подайте знак вон той девушке, она сможет вас вывести…

- Все будет хорошо, босс! Не переживай ты так…

Волнение Адама в результате вылилось в нескончаемый поток казусов и приколов, так что этот концерт запомнился фанатам надолго. Обессиленные музыканты все же решили написать в твиттере о своих злоключениях, надеясь, что все самое плохое осталось позади, но, увы, поторопились с радостью: на утро после выступления с постели не смог подняться теперь уже Адам.

- Черт, черт! Ну как же так, а?!

- Ну, Томми…

- Что «Томми»?! Ну почему же и ты тоже? Чертов Лондон, гребаный отель!

- Эй, ну ничего же страшного… Зато мы точно знаем, что те таблетки помогают…

- Ага, знаем! А еще мы точно знаем, как здорово тебя будет полоскать первые сутки, пока эти ****ские таблетки не подействуют!

О том, чтобы в этот же день возвращаться домой, в Лос-Анджелес,   как они планировали ранее, не могло быть и речи. После долгих пререканий Айзек с Кевином все же воспользовались купленными заранее билетами, а мрачный и готовый «к худшему» Томми Джо заявил, что не сдвинется с места, пока боссу не полегчает.

- Слушайте, пошумите там… ну, как будто я с вами вернулся. Я, если не забуду, тоже напишу в твиттере, как будто уже в ЭлЭй…

- Мы-то пошумим, нам-то что… А если близкие Адама будут спрашивать, где он?

- Я позвоню Лейле. И… Саули.

Если честно, позвонить он не решился. Хотел написать смс, но пока придумывал максимально оптимистичное сообщение, Саули сам позвонил Адаму, словно почувствовав неладное. Услышав немного неловкое от слабости: «Эй, детка…», Томми бесшумно надел кроссовки и куртку и выскользнул из номера «купить больше минеральной воды для больного».

Почему он не мог слышать эти разговоры? Присутствовать при редких сеансах скайпа между ними? Даже просто находиться рядом, когда Саули что-нибудь шептал Адаму на ухо? Почему Томми тотчас овладевало дикое желание сбежать, оказаться как можно дальше, не видеть, не слышать и не знать? Это совершенно точно не было ревностью. Скорее… слишком острым пониманием того, насколько ОН лишний в такие моменты.

- Эй, ты куда сбежал?

- Я воды еще купил. Все нормально?

- А у тебя? Иди ко мне… пожалуйста…

Почему быть лишним в ЕГО жизни всегда так больно?

Чудотворные таблетки помогли, и они вернулись в ЛА всего на сутки позже, чем планировали. Нелепого расставания в аэропорту удалось избежать благодаря все тому же Саули, который не утерпел и приехал встречать своего любимого. Тепло обнявшись с взволнованно сияющим финном, Томми подмигнул Адаму и очень быстро растворился в толпе, даже удивляясь, как легко задышалось, стоило оставить этих двоих. Пожалуй, предложения подвезти его домой он бы не перенес, как и расспросов о здоровье и дальнейших планах.

Кстати, о планах! Благослови Сатана его чудесных друзей! Не успел Томми Джо по-настоящему отойти от джетлага, как на него буквально посыпались различные приглашения и предложения.

- …Да, конечно, чувак, нам необходимо больше практиковаться… Да, завтрашний день подойдет, только давай не слишком рано?

-  …У тебя есть новый материал, Майки? Совсем новый, серьезно?! Ну, я в деле, без вопросов! Скажем… черт, нет, эти два дня я уже… В выходные, отлично!

- …Эшли, детка, да я скорее откушу себе ухо, чем пропущу вечеринку «Фендер»!   Заехать за тобой? Конечно, без проблем!

Потрясающее чувство нужности вселенских масштабов помогало держаться на плаву и не оставляло времени на тоску и деструктивные мысли – как на заказ. По правде говоря, Томми даже не успевал толком отслеживать, чем занимался Адам в эти дни, и был удивлен, когда в один прекрасный день на него обрушились твитты фанатов.

«Томми, ты должен немедленно вернуться в промо! »

«Томми, мы скучаем по тебе! И, между нами, Кевин ужасный гитарист…»

«Спаси наши уши, Томми Джо! Серьезно, ты должен поговорить с Адамом  о вашем новом музыканте».

Все это было каким-то бредом, наверняка, затеянным его собственными фанатами, которым никто не мог угодить, если он не был Томми Рэтлиффом.   Это было чертовски мило, но не настолько, чтобы очернять другого хорошего музыканта. А Кевин был хорошим музыкантом, раз Адам выбрал именно его для своих дальнейших промо-выступлений. Вернее, не то чтобы Адам сам его выбрал…

«-…Что тут такого, я не понимаю? Для дальнейших нескольких выступлений мне нужен только гитарист, мой гитарист – ты, значит, именно ты и должен меня сопровождать!

- Я это понимаю… И я этого хочу, конечно, но… Ты представляешь, что поднимется в твиттере?!   Каково будет Саули и твоим родным читать про наши… про наш… про нас двоих! Ты же прекрасно знаешь, какой повод мы дадим фанатам для их фантазий! »

Томми очень хорошо помнил этот разговор, как и то, что Адам, похоже, обиделся на него, хоть и ненадолго. А теперь получается, что своим дурацким благородством он подложил другу настоящую свинью?

- Да нет, не может быть. Что там играть-то? Это все выдумки крэзи-фанатов, я уверен!

Вообще, нетрудно было и проверить: гламберты исправно выкладывали в интернет видео и аудио всех радийных выступлений Адама, всего-то и нужно - нажать на очередную ссылку. Но Томми почему-то не торопился этого делать, у него находились какие-то более важные дела, а потом и вовсе становилось не до этого…

Четырнадцатого февраля Томми неожиданно оказался в Нью-Йорке, правда, вместе с Айзеком, но кого это могло обмануть?! Уж точно не их фанатов и близких друзей.

- Кто бы мог подумать, что Адам НАСТОЛЬКО романтик!

Брук уже хотелось стукнуть чем-нибудь, лишь бы она заткнулась. Как и постоянно ржущего Айзека, и мило улыбающегося, толком ничего не понимающего Питера – мужа неугомонной танцовщицы и их общей любимой подруги.

- Он не… причем здесь это вообще?! Я уверен, он даже не смотрел на число! Просто именно сегодня ему понадобился весь бэнд, вот и все.

- Ага. Неделю обходился одним Кевином, а ИМЕННО СЕГОДНЯ!..

- Вот-вот! На число он не смотрел! Это Адам-то!

Все-таки Томми ненавидел «День Святого Валентина» всей душой, и ничто не могло это исправить. Вечно именно в этот дурацкий день он попадал в какие-то переделки и становился всеобщим посмешищем! А ведь накануне мама намекала ему, что неплохо было бы провести этот день с Лиз, порадовать «бедную девочку», которая совсем его не видит. Ох…

- Я так соскучился по тебе!

Чертов День Влюбленных. При всей своей глупости и вечной несвоевременности он все-таки имел свои плюсы.

- Я чертовски скучал. Черт, Томми… Иди ко мне, ну же!..

Томми еще полчаса назад хотел выплеснуть на этого невозможного человека все свое раздражение, высказать все свои претензии, попомнив и все замечающих фанатов, и маму с Лиз, и Брук, но… Но в очередной раз пропал в сумасшедших синих глазах, потерялся в нетерпеливых жарких поцелуях, собственнических прикосновениях.

- Тебе действительно так необходимы были все мы сегодня?

- Только ты, но ты ведь не полетел бы в Нью-Йорк один.

- Ох, Адам…

- Тссс…

После изматывающего бурного секса не хотелось спорить и вредничать. Зато уже можно было поговорить о делах серьезных.

- Он, и правда, так плох?

- Ну… не ТАК уж прямо, но… сказать по правде…

- Черт, Адам. Теперь я чувствую свою вину.

- О, я знаю массу способов, как ее загладить…

Невозможный, как и всегда. Ну и как обсуждать серьезные рабочие моменты, когда мокрый язык лениво очерчивает твое ухо, а горячая ладонь поднимается по внутренней стороне бедра все выше и выше?!   Они так и провалялись в постели до самого выезда на очередное радио, а вечером этого же дня Адам уже встречал прилетевшего в Нью-Йорк Саули, а у самого Томми были куплены на завтра  билеты домой. Обсудить дальнейшие планы больше не получилось, Томми никто не сделал предложения остаться и заменить Кевина, так что…

- …Ох, чувак, лучше бы мои уши никогда этого не слышали. Ты уверен, что у твоего супер-Адама должен быть именно такой аккомпанемент?

- Фак! Ну что я-то теперь могу сделать!

Наверно, он все-таки мог. Возможно, он даже был должен что-то решительно сделать. Но вместо этого он снова сбежал, на этот раз к Карпентерам – к своей «последней соломинке».

В конце  месяца Адам вернулся в ЛА и почти сразу вызвал бэнд на репетиции. Их ожидало два приватных шоу – уже полноценных, электрических, а потом месяц промо по Северной Америке, на которое у неугомонного Босса  оказались собственные планы.

- У меня для вас несколько новостей. Во-первых, и это большая тайна для общественности, музыканты «Queen» пригласили меня на роль вокалиста в паре шоу в Восточной Европе этим летом. А во-вторых, в марте со мной поездит Томми Джо. Если у кого-то есть вопросы, я готов ответить.

Томми даже не мог понять, какая новость его шокировала больше – в хорошем смысле, конечно. Адам будет солистом «Queen», черт возьми! Не просто пара песен на очередной церемонии, а полноценное сотрудничество! От гордости за друга гитариста распирало так, что не сразу нашлись слова! А с другой стороны – Адам решил вопрос с промо. Решил сам, решил как босс, а не как «друг с привилегиями», зная, чем это грозит им обоим, его имиджу «примерного семьянина». Томми прислушивался к себе, пытаясь найти обиду и задетую гордость, но чувствовал только лишь облегчение. И даже когда красный от злости Кевин вылетел из студии, где остался поговорить с Адамом,   и, не замечая гитариста, понесся к выходу, это не вызвало уже никаких сомнений.

- Кажется, он не был согласен с твоим решением?

- Ничего. Это всего лишь значит, что нам понадобится новый клавишник и музыкальный директор.

- Я люблю тебя, ты знаешь?

- Я догадываюсь. Но не буду против маленького подтверждения… прямо сейчас…

Уже через неделю у Томми началась другая жизнь. Странная. Не тем, что каждое утро он просыпался в новом отеле нового города - этим музыканта уже трудно было удивить после двух с половиной лет работы у Адама. Но тем, что они вдруг оказались вдвоем, совершенно вдвоем, даже без извечных нянек-турменеджеров, причем, вдвоем открыто, официально. Это было настолько непривычно, что первое время вызывало скорее моральный дискомфорт, чем удовольствие. Трудно в одночасье отвыкнуть прятаться по углам, перестать шифроваться в отелях и на улице, больше не предупреждать всех и каждого о том, что они "ничего не видели". Томми чувствовал себя дико, стоя  рядом с Адамом под прицелом фанатских фотокамер, садясь с ним в одну машину, ужиная в ресторанах и кафе - только вдвоем, на виду у всех! - заселяясь в один номер в каждом отеле. Вероятно, как минимум последнего можно было избежать, но Адам в первом же городе их персонального мини-тура, увидев упрямый блеск в глазах своего гитариста, язвительно шепнул на ухо:

- Будешь выделываться, я начну бронировать номера для новобрачных.

А пока Томми, что называется, ловил челюсть, его чемодан уже занесли вместе с вещами этого засранца в их совместный номер на двоих. Вторая кровать им, естественно, не понадобилась. Воодушевленный всем происходящим, Адам дал Томми поспать от силы часа три, и при этом выглядел с самого утра бодрым и свежим, как после недельного отпуска. Что трудно было сказать о совершенно обессиленном гитаристе.

- Если ты намерен весь мой сон заменить сексом, предупреждаю - я буду спать на выступлениях.

- Я согласен! Буду будить тебя только когда понадобится играть!

Тогда, в Нэшвиле, после их первого дня вдвоем, это все казалось пустыми угрозами, болтовней, их обычным словесным флиртом.

Следующим городом был Вашингтон, куда приехал и Саули - посмотреть на Белый Дом и хорошенько насладиться обществом бой-френда перед долгой разлукой. В свете последних событий, Томми был ему даже рад, но его мечтам о крепком здоровом сне десять часов подряд, видимо,   не суждено было сбыться.

- Слушай, мне надо засветиться в одном ночном клубе...

- Отлично, увидимся утром.

- Неееет, я как раз хотел попросить тебя пойти с нами, присмотреть за Саули и вообще...

Присмотреть за Саули?! Да что не так с этим миром?! Он им что, гребаная дуэнья по вызову?!

- Ок. Но пообещай, что мы там зависнем не до самого утра.

- Клянусь! Я поставлю пару новых треков,   дам интервью местному гей-изданию, ну, может, выпьем по коктейлю...

Томми дулся на весь белый свет до тех самых пор, пока не оказался в этом чертовом баре рядом с Саули, привычно "отстреливаясь" от более чем заинтересованных взглядов местной публики. Два крепких коктейля окончательно повысили настроение музыканта, а вскоре нашелся и повод для развлечения.

- Привет, сладкие! Вы такие... сахарные оба, так бы и облизал. Но мне кажется, вам должно быть скучно друг с другом, вы слишком похожи... Могу предложить себя в качестве "папочки" - меня хватит на вас обоих!..

В крови Томми уже плескалось достаточно алкоголя, чтобы долго не раздумывать, и пока Саули подбирал доходчивые американские выражения, его «наперсник» обворожительно улыбнулся местному мачо и кивнул на диджейский пульт.

- Вон, видишь, там стоит высокий парень, офигенный, правда? Вот он наш "папочка", и поверь мне, нам двоим его даже много.

Разочарованный любитель тройничков ретировался, а Томми подмигнул еле сдерживающему смех Саули.

- Ну, брат, пока твой бой-френд там развлекается, нам придется самим охранять свои задницы. Предлагаю вот что...

Потом, на трезвую голову, стоило бы подумать, почему финн с такой легкостью, если не с энтузиазмом, согласился подыграть "старшему товарищу". Но они знатно оттянулись, изображая пару, Томми даже позволил вытащить себя на танцпол, только от жаркого поцелуя успел уклониться, и вовремя: повернув голову, он наткнулся на совершенно шокированный взгляд Адама, стоящего неподалеку. Вот сейчас стало даже жалко, что поцелуй с финном не состоялся - бесенок в Томми разыгрался не на шутку. Тем более, что когда Адам наконец совладал с собой, кроме немного наигранной обиды и шутливого возмущения, в его глазах плескалось жгучее желание, но об этом нужно было немедленно позабыть.

После того, как Саули улетел домой, мир Томми неожиданно сузился до Адама "24/7", и это было непривычно даже для него. Всегда, во всех турах, вокруг них было еще дохрена народу, и если честно, они никогда не оставались только вдвоем больше, чем на ночь плюс утро, или, максимум, на сутки: Адам вечно был занят и куда-то спешил, их разрывали на части, тянули по разным компаниям, у каждого из них была своя жизнь, черт возьми! А теперь они засыпали и просыпались в одной постели, чистили зубы, толкаясь плечами перед зеркалом, вместе принимали душ,   ехали в одной машине на одну и ту же работу, чтобы потом оказаться за одним столиком в очередном кафе. И если у Адама это получалось настолько естественно, словно они были женаты уже пятнадцать лет, то Томми постоянно, каждую минуту, ожидал, что вот сейчас он проснется, или к ним в дверь постучит Саули, или из-за шторы выскочит какой-нибудь фрик с камерой и радостно заорет, что все это просто шоу розыгрышей. Самым  страшным было то, что с каждым новым утром Томми все больше нравилось толкаться плечами с разлохмаченным и ужасно милым после недолгого сна Адамом, ловить в зеркале его сияющий взгляд, знать, что ему все равно не дадут спокойно принять душ, и поэтому сразу брать с собой два полотенца - для себя и для него. Города сменяли один другой, за день получалось выступить два, а то и три раза, а для Томми все дни и ночи слились в одну бесконечную жизнь вместе. Похожие друг на друга отели, одинаково восторженные лица гламбертов, почти везде одни и те же вопросы – и ласковые руки, мягко подталкивающие его к машине, родное плечо, на котором можно вздремнуть во время переезда до следующей студии, короткий поцелуй перед выходом на сцену. Каждый день.

Вероятно, эта внутренняя борьба Томми с самим собой каким-то образом не ускользнула от вездесущего Адама. Хотя, нечему удивляться: босс и так знал своего любимого гитариста, как облупленного, а уж сейчас, получив возможность сутками не спускать с него глаз… Томми пугающе быстро привык везде натыкаться на взгляд Адама – счастливый, неверящий, задумчивый, взволнованный, вопросительный, встревоженный. Привык отвечать ему еле заметной улыбкой или подмигиванием, или даже просто пару лишних секунд смотреть в серо-голубые глаза, успокаивая и подтверждая, что это все не сон. И тем не менее, Адам, видимо, решил помочь, поддержать, показать Томми, что не происходит ничего необычного, и ему не о чем волноваться. Сам Томми предпочел бы, пожалуй, чтобы босс снова вспомнил о конспирации, но, увы – у Адама имелись совершенно другие представления о дружеской взаимовыручке.

- А это Томми! Вы все знаете его, так?..

- Кстати, о Томми!.. Когда мы с ребятами были на Бали…

- Спасибо, ребята! Давайте поаплодируем и Томми тоже!..

Томми не считал себя социофобом, любил всеобщее внимание на сцене, но вот эта «рекламная кампания имени его» была немного перебором. Тем более что она мгновенно принесла свои плоды, и уже в третьем или четвертом городе ведущие эфира стали самостоятельно обращать на него внимание, приветствовать, задавать вопросы и даже брать интервью.

- Как тебе работается с Адамом Ламбертом? – смех и улюлюканье всего зала заставляли смущаться еще больше, но забавнее всего была реакция самого Адама, который, похоже, всерьез испугался каких-то возможных неожиданностей.

- Ну, он довольно средненький певец… Я просто шучу, он классный… все нормально…

Вечером этого дня они нежились в ванне – в отеле уже следующего города, где завтра им предстояло ни свет, ни заря предстать перед аудиторией местного радио. Томми мог бы и не спрашивать, но вопрос сам соскочил с языка, как будто весь день ждал своего часа.

- Ты серьезно думал, что я мог сказать что-то плохое про тебя?

- Ну, не плохое, но…

- Но что?

- Я не знаю… я, действительно, не сахар, а тебя вообще… эксплуатирую днем и ночью…

- О, большое спасибо! Я обязательно упомяну в следующем интервью, что ты на самом деле взял меня в рабство.

- Обещаешь?..

Пока Томми придумывал мега-остроумный и уничижительный ответ, его рот уже заткнули настойчивые нежные губы, и он так и не успел спросить главное: зачем Адам вообще делает это? Зачем это всеобщее внимание на его персону, зачем людям, пришедшим услышать о долгожданном новом альбоме, знать, каким одеколоном пользуется гитарист кумира?

«…- «Олд Спайс», значит? По-моему, я даже больше удивился, чем твои фанаты!

- Наши фанаты, Томми! Это был вопрос из зала – тебе! Блин, а ты хотел, чтобы я рассказал, как ты опустошаешь по утрам мои запасы дорогого парфюма?! »

Возможно, Томми хотел, чтобы Адам не показывал всему миру свою осведомленность настолько интимными сторонами жизни его гитариста, только и всего. Но Адам все еще искренне считал, что помогает другу преодолеть зажатость и смущение перед публикой. А Томми старался не думать о том, что кое-кто слишком заигрался прекрасной сказкой под названием «Вдвоем». Они оба знали, что она скоро закончится, и им придется ответить за каждое неаккуратно брошенное признание, за каждый слишком преданный взгляд, за невольные намеки на то, чего от них так давно ждут фанаты. Сейчас было время наслаждаться тем, что им неожиданно подарила судьба. Даже если это означало опасаться на каждом следующем шоу вопросов из серии: « А вы живете в одном номере в этом туре? »

Томми иногда пытался представить, что они действительно вот так и живут - вместе, не скрываясь, официально, в одном доме. Что и через год, и через пять лет они будут просыпаться, тесно прижимаясь друг к другу, не сговариваясь садиться после репетиции в одну машину и ехать домой - в их дом. Будет ли это приносить такое же скрытое удовольствие? Будет ли Томми все так же счастлив, в очередной раз обнаруживая в мини-баре энергетики и смузи вместо виски,   и снова обреченно соглашаясь на вегетарианский ужин? Он определенно всегда будет рад провести полночи с гитарой в руках, сидя голым на разворошенной кровати и подбирая очередной кавер, который внезапно пришел в голову Адаму, пока тот мылся в душе, или оттачивая его новую песню. Но сможет ли он и через пару лет так же легко отпускать своего гипотетического бой-френда в ночные клубы, отлично зная, как того тянет на подвиги после пары коктейлей и десятка комплиментов? И будет ли Адам так же терпимо относиться к резким сменам настроения своего гитариста, если это будет не вырванная у судьбы долгожданная встреча, а повседневная реальность? Томми не знал ответы на эти вопросы и, если быть откровенным, наверное, не хотел их знать. На его памяти было достаточно много красивых любовных историй, закончившихся громкими и безобразными разводами, чтобы верить в сказки. Лучше не гоняться за призраками, а дорожить тем, что имеешь.

- Почему ты не можешь всегда быть со мной, Томми Джо?

- Я всегда с тобой, Бэбибой. И ты от меня еще долго не отвяжешься, обещаю...

Этот промо-тур постоянно преподносил сюрпризы. Томми даже привык к ним и почти перестал впадать в ступор из-за очередных откровений Адама на публику или фанатских предположений. Но как только он решил, что его теперь вряд ли что-то еще сможет удивить, случилась "та самая ночь".

После очередного выступления на радио перед горсткой переполненных любовью фанатов они вдруг оказались в роскошном номере с поистине королевской кроватью и бутылкой недешевого шампанского в ведерке со льдом у изголовья.

- Что я такого сделал, что ты все-таки заказал нам этот пентхауз для новобрачных?!

- Ты - ничего. Мне просто захотелось... соблазнить тебя.

- Ааа... разве ты еще... мы еще не?.. В смысле... А до этого что тогда было все чертовы два с половиной года?

Адам выглядел ужасно взволнованным, смущенно хихикал и никак не мог открыть шампанское дрожащими пальцами, и это уже начинало пугать. Боясь высказывать какие-то предположения, Томми настойчиво отобрал бутылку и только хотел что-то пробурчать про чертовы неудобные пробки, как почувствовал робкое объятье сзади и короткий поцелуй в шею.

- Я... хочу соблазнить тебя по-другому... Соблазнить тебя... собой...

Озарение пришло ровно в ту секунду, когда пробка с оглушительным хлопком вылетела из бутылки в противоположную стену. Томми тупо смотрел на шампанское, щедро поливающее ковер около кровати и пытался понять, что он чувствует.

- Ты... то есть...

- Черт, ковер же! Дай сюда... И - да, я хочу, чтобы... чтобы теперь ты...

Нервозность Адама заражала и грозила вылиться в обоюдную истерику. Он, вероятно, давно решался на это и успел уже накрутить себя до крайней точки - вплоть до возможности услышать, что он не возбуждает Томми в таком качестве, и это как минимум. И теперь Томми понимал, что должен совершить какой-то подвиг, превзойти самого себя в красноречии и даре убеждения, чтобы успокоить любимого человека, несмотря на то, что сам…

Он просто никогда даже не думал об этом.

Как он мог думать о таком?!

Адам всегда…

Ведь Адам даже не давал шанса…

Неужели он действительно хочет этого?!

- Ну, ладно, я понял, идея была дурацкая…

- Иди сюда.

- Да нет, серьезно, это…

- Иди ко мне. Пожалуйста?..

Томми, конечно же, и раньше проявлял инициативу и вообще умел задавать "тон", даже оставаясь фактически "снизу", хоть и предпочитал в большинстве случаев целиком отдаваться всепоглощающей страсти Адама. Опять же, девушки все как одна заявляли, что Томми в постели властный, даже иногда эгоистичный и всегда точно знает, чего он хочет.   Вот только этой ночью ни тот, ни другой опыт не могли помочь, потому что одно дело дразнить Адама, заставляя того  поскорее перейти от ласк к делу, и совсем другое - доставить ему самому такое же сногсшибательное удовольствие, от которого каждую ночь умираешь сам. То, что с ним нельзя обращаться так же, как с девушками, было понятно и так. Но КАК?! Как он любит? Что ему нравится, а что может оттолкнуть или напугать? Томми знал, что у Адама был опыт подобного рода, но они никогда не обсуждали подробности... А теперь, видя в глазах любимого неуверенность, даже страх, но в то же время любопытство и желание, Томми Джо понимал, что он не имеет права облажаться, что второго шанса не будет, потому что он сам себе его больше никогда не даст.

- Ты же поможешь мне? Ну, если…

- Я могу сам себя подготовить, если тебе это…

- Ох, лучше заткнись. Я сам. Я все хочу сам.

Он действительно ВСЕ хотел сам  - понимание пришло после первого же осторожного прикосновения к обнаженной пояснице Адама, от которого тот вздрогнул и судорожно вдохнул, нервно облизнув губы. Вдруг осознав свою власть над ЭТИМ человеком, над его желаниями и контролем, Томми поймал себя на мысли, что никогда никого еще не хотел настолько полно, целиком, только для себя. Хотел изучить пальцами и губами его тело, не пропустив ни одной веснушки, вызубрить наизусть все его стоны и всхлипы, записать их в памяти, как ноты. Адам дрожал от каждой ласки, ерзал под ладонями Томми, вскидывался, почувствовав мокрый язык в очередном слишком чувствительном месте, он зажмуривался и тут же распахивал пронзительно синие глаза, кривил губы и ни разу даже не посмел перехватить инициативу, как будто его предварительно связали по рукам и ногам. Это завораживало. Большое сильное тело, привыкшее брать, сейчас отдавалось с такой страстью и покорностью, что нужно было приложить максимум стараний, чтобы не потерять голову и не натворить дел.

- По…пожалуйста!..

- Что?.. Что?

- Я… я скоро взорвусь… Пожалуйста, Томми!..

Адам тяжело дышал и крупно вздрагивал теперь уже, казалось, даже от мимолетного дуновения слабого ночного ветерка из приоткрытого окна. Томми видел его возбуждение, он ЗНАЛ, каково это, изнывать от желания такой силы, он вовсе не собирался заставлять Адама умолять, просто он…

- Я… если я что-то сделаю не так, не молчи, хорошо?

- Хорошо, ты просто… Просто сделай уже хоть что-то…

Руки ходили ходуном, и чертов лубрикант никак не желал открываться, а потом выдавливаться. На его неловкие слишком резкие движения пальцами Адам отвечал тихими стонами и прерывистым дыханием, заставляя Томми потеть и проклинать собственную неуклюжесть, но в какой-то момент дело пошло быстрее, и реакция Адама вдруг захлестнула Томми ответным желанием, таким сильным, что он с трудом заставил себя остановиться.

- Сейчас, сейчас… Потерпи немного, ладно?..

- Давай же! Черт, Томми, давай! Я хочу, пожалуйста, ну!

Презерватив, снова лубрикант, успокаивающий поцелуй в мокрую поясницу – глухой вскрик Адама и шум в ушах от звенящего, сводящего мышцы возбуждения. Томми очень хотелось быть максимально осторожным, действовать нежно и аккуратно, не толкаться, а мягко проскальзывать внутрь, но вид широкой спины, щедро облитой яркими золотыми веснушками, мокрой от испарины и его поцелуев, прогибающейся под его ладонями, покорной, просящей большего, спутал все его планы. Желание буквально скручивало Томми, заставляло стискивать пальцы на молочно-белой заднице, разводя шире аппетитные половинки, толкаться, замирая на секунду, ловить судорожный всхлип или вскрик и толкаться снова – коротко,   но неумолимо, понимая, что остановиться сейчас уже не получится. Он откуда-то знал, что не причиняет Адаму вреда и не заставляет его терпеть какую-то невыносимую боль, что никто и не ждет от него излишней бережности и сантиментов. И все же, когда после очередного толчка, Адам с гортанным стоном боднул затылком воздух и выдал парочку непечатных выражений, присовокупив в конце: «Да давай же уже! » - Томми словно отпустило. Теперь он мог широко двигаться, как будто со стороны слыша звонкие шлепки и собственное тяжелое дыхание, руки сами наглаживали поясницу и бока Адама, сжимая, не давая отодвинуться, все более громкие вскрики постепенно заполняли комнату, кружа голову, подстегивая собственное возбуждение, и все это хотелось продлить до бесконечности, зациклить во времени и не позволять этому заканчиваться.

Оргазм Адама ошеломил Томми. Он даже испугался сначала, услышав, как Адам часто дышит, как срывается его голос, становясь выше, но судорожные движения навстречу его собственным толчкам подсказали, что ничего страшного не происходит, что напротив, сейчас главное не останавливаться, не мешать. После того, как Адам, всхлипывая и дрожа всем телом, упал на постель, зарываясь лицом в подушку и утягивая Томми за собой, последнего затопила такая смесь эмоций, что он не сразу вспомнил о себе.   Тут были и нежность, и гордость, и ликование, что у него все получилось, и страх, что он в чем-то переборщил – все это заставляло целовать вздрагивающие плечи и шептать какие-то глупые признания в мокрый затылок, успокаивающе гладить все еще напряженные руки, обнимающие подушку. Но в какой-то момент случайное движение бедрами вызвало в Томми волну обжигающего желания, напомнив, что он все еще «внутри», что для него еще далеко не все закончено, а ответный удивленный выдох Адама и прошедшая по его телу дрожь только подхлестнули снова взбесившийся пульс.

- Я… сейчас… потерпи…

- Ох, Томми… о, боже! Аааххх!..

Это было так сладко, что Томми теперь уже сам скулил, не в силах сдержать эмоции, вколачиваясь в почти расслабленного Адама, постанывающего в ответ, принимающего безумие своего партнера не просто с покорностью, а с наслаждением. Оргазм был похож даже не на «взрыв», и не на «смерть», а на конец всего – всей Вселенной, до последнего атома. Томми медленно приходил в себя, осознавая все свое естество заново, поэтапно ощущая, что он все еще до упора вжат в ягодицы Адама, с силой упирается лбом в его затылок, и что из закушенной губы сочится кровь, судя по противному металлическому привкусу во рту.

- Я сейчас задохнусь…

Голос Адама был глухим, но явно довольным, и это помогло выдохнуть, отмереть, окончательно прийти в себя и осторожно отстраниться, освобождая «страдальца» из плена подушки. А потом весь остаток вечера баловать и нежить до неприличия счастливого «добровольно изнасилованного» - по его собственному выражению, смущаясь его каких-то новых взглядов и шутливых не то обвинений, не то намеков.

- Да если б я раньше-то знал…

- Блин, Адам, ну хватит уже!

- Нет, честно, я теперь таааааак понимаю твоих фанаток…

- В смысле? Кого это? Что это ты понимаешь?!

- Да так… ничего… Но им все равно не светит, а вот мнеее…

После этой ночи все стало еще острее. Теперь даже предвзятый взгляд Томми видел, насколько неприкрыто влюбленным и довольным выглядит Адам, как у него буквально все на лбу написано, а уж в глазах можно просто читать открытым текстом. Да он особо и не шифровался…

- У меня есть особый подход к пушистым Котятам… - этот мурлыкающий двусмысленный тон и лукавый настойчивый взгляд в его сторону заставили Томми вспыхнуть и чуть не поперхнуться, он каким-то чудом умудрился выкрутиться, изобразить ответный понимающий смех, но сам потом приходил в себя вплоть до  конца их выступления.

- Ты что творишь?! Ты представляешь, что сейчас делается в интернете?!

- Ну и пусть! Кто понял, о чем я – от них и так ничего не скроешь. А остальные, я уверен, ни о чем не догадались.

Противостоять этому безумию становилось все сложнее. Томми исправно читал отклики в сети после каждого выступления, тихо матерился, качал головой, но не согласиться с гламбертами не мог: они вдвоем выглядели абсолютно влюбленными и так погруженными друг в друга, что не замечали ничего вокруг, забывая про время и даты.

- Какие у тебя планы на эту среду, Адам?

- Среду? А что в эту среду?

Томми с трудом вынырнул из гипноза счастливых синих глаз, смотрящих на него в упор всего минуту назад, и повернулся к залу как раз вовремя, чтобы услышать ответ слегка шокированной фанатки.

- Эээ… День рождения твоего бой-френда вообще-то…

«Твою мать, Адам! »

- Блин, ну я помнил, конечно! Просто… просто с этим туром! Да я в календарь уже неделю не смотрел, ну!

- Это черте что, Адам! Это ни в какие ворота… Фак! Мне было так стыдно, как будто это Я забыл о днюхе МОЕГО бой-френда!

- Ну, Томми!..

- Что «Томми»?! Ты должен придумать, как его поздравить, как-то там… ну, ты умеешь быть романтичным, уж я-то знаю!

Честно говоря, это внезапное напоминание о статусе всех их троих относительно друг друга нисколько не сказалось на бурной сексуальной жизни «странствующих артистов». Да и вообще ни на чем не сказалось, если быть откровенным. Они настолько увязли в этом своем «медовом туре», как окрестили мартовский этап промо всезнающие фанаты, что никакая сила уже не могла оторвать их друг от друга, испортить наслаждение каждой минутой вдвоем, помешать их странной идиллии. Адам примерно поздравил Саули с днем рождения, потратив на скайп целый час, болтая с соскучившимся бой-френдом о всякой ерунде, пока Томми нежился в ванной. После этого они заказали ужин в номер, присовокупив к горячим блюдам бутылку вина и выпили за здоровье финна, а уже через час оказались в постели, привычно теряя голову от поцелуев, и пытаясь угадать, кому сегодня захочется оказаться в ведущей роли, а кому в ведомой…

- Я чувствую себя двуличным подлецом…

- Я тоже… Но я хочу тебя. Прямо сейчас. И я ничего не могу с этим сделать…

Они ничего не могли с этим поделать оба, каждый день и каждую ночь – не смогли бы, даже если бы захотели, даже если бы приняли такое решение. Находясь так близко друг от друга – нет, нечего было даже пытаться. Где-то там, очень далеко, на расстоянии двух недель назад, находилась та «точка невозврата», которую они прошли, даже не заметив. И сейчас все, что они действительно могли делать, это быть вместе, во всех доступных им смыслах.

Сидеть на сцене на расстоянии меньше, чем вытянутая рука.

Чувствовать затылками взгляды друг друга.

Встречаться глазами и зависать, пока деликатное покашливание ведущего не вернет их на землю.

Играть и петь только друг для друга, забывая о зрителях, камерах и лимите времени.

Любить друг друга в каждом взгляде, жесте, улыбке, в каждой озвученной  ноте, в каждой новой написанной песне…

When the stars are too cold

frozen over their glow

on the edge of the night

We can be their light

So give me more than your touch

give yourself to the rush

Just keep holding my hand

As we’re taking off

I know where we’ll land…

(Когда звёзды слишком холодны,

С замёрзшим свечением,

На исходе ночи

Мы можем быть их светом.

Так что дай мне больше, чем прикосновение,

И поддайся порыву.

Просто продолжай держать меня за руку,

Как только мы взлетим.

Я знаю, где мы приземлимся.)

- Что это? Откуда?

- Это… написалось вчера, пока ты спал. Вот, послушай…

There's a love, there's a place

Where we don't have to hide

We can dream all night

So follow me through the sky

And watch the oceans collide

Just keep holding my hand

As we're taking off

I know where we'll land

(Сквозь тьму все же есть путь,

Есть любовь, есть одно место,

Где нам не нужно прятать чувства

И мы можем мечтать ночь напролет...

Так следуй за мной через небо

И смотри, как сталкиваются океаны.

Просто не отпускай мою руку,

Пока мы взлетаем,

Ведь я-то знаю, где мы приземлимся...)

Томми казалось, что он не мигает и даже не дышит уже целую вечность. Он просто смотрел в глаза Адама, переполненные сейчас чем-то волшебным, слушал его голос и боялся разбиться, разлететься на куски от того чувства, что затопило его с головы до ног. Он должен был что-то сказать, возможно, задать хотя бы один из вертящихся на языке вопросов, вот хотя бы этот: «Ты написал это… про нас? » - но спрашивать не было необходимости, ответы были в самой песне, блестели в глазах Адама.

- Ты поможешь подобрать ее?

- Да, конечно. Конечно! Дай мне гитару.

Самое больше счастье для двоих – это понимать друг друга без слов.

Все хорошее обязательно когда-то заканчивается. Это чудовищно несправедливо, это всегда больно, но вероятно, без этого нарушилось бы какое-нибудь чертово равновесие во Вселенной или что-то еще в таком духе. И по прошествии времени, оглядываясь назад, мы обязательно признаем, что то хорошее, что с нами было, закончилось в самый подходящий момент. Не раньше и не позже. Но когда ты теряешь то потрясающее, чем ты жил, дышал какое-то время, никакие доводы о равновесии и прочей херне не помогают. Никогда.

- Что там у нас дальше? Опять какой-нибудь город с непроизносимым индейским названием?

- Сейчаааас... Так, если сегодня у нас... то... завтра мы отправляемся... в Сан-Хосе.

На Томми как будто повеяло холодом. Вот только сейчас он лежал, закинув одну руку за голову, лениво наблюдая, как Адам ковыряется в айфоне, а сейчас захотелось сесть, подобрать под себя ноги и накинуть на плечи покрывало. Хотя, может быть, он рано паникует – возможно, в Америке есть еще города, названные в честь этого популярнейшего святого? В каком-нибудь чертовом Мичигане?

- Это в каком штате?

- В Калифорнии же. У нас осталось Сан-Хосе, потом Сан-Диего... И еще в Бербанке должно быть радио-промо, но пока не вижу подтверждения.

- А потом?

Адам завис, глядя на него каким-то осторожным взглядом и явно подбирая слова, и это было страшнее любой лжи или чуши, которую он мог бы выдать, чтобы скрасить момент истины.

Домой.

Их "медовый тур" закончился - все, гейм овер.

- Томми, я тут подумал... Мы могли бы...

Нет, к черту. Он слишком хорошо знает все, что они "могут" в ЛА. Томми ждет семья и, вроде бы, девушка, друзья, работа с Майклом, вероятно. Адам снова будет жить в этом своем большом семейном доме, исправно посещать модные вечеринки и показы, подставлять под объективы папарацци своего бой-френда... Их максимум в ЛА - это эпизодические репетиции, редкие ночи в мотелях украдкой и гигабайты смс. Нужно просто вспомнить - как это.

- Ничего, Бэбибой, прорвемся...

Томми никогда не умел изображать радость, когда на душе было паршиво. Даже если хотел этого - ради Адама, чтобы не портить последние дни вместе своим унылым видом. Правда, от него этого и не требовалось: его все всегда понимающий босс не принял бы лжи. Они просто больше не поднимали эту тему, только ночи стали еще более бессонными, а объятия -  крепкими. Томми стал все чаще ловить на себе мучительно пристальный взгляд Адама, иногда ему казалось, что Адам хочет что-то сказать, но то ли не решается, то ли не до конца продумал свою мысль. По большому счету, Томми ничего не ждал. Он не верил в то, что у них могло что-то измениться даже после этих сказочно прекрасных трех недель. А добавлять в свою копилку компромиссов еще парочку не очень-то и хотелось. Возможно, Адам тоже пришел к такому выводу или прочитал ответ на невысказанный вопрос в глазах своего любимого гитариста, потому что важный разговор между ними так и не состоялся.

Тем временем, два последних промо-шоу прошли даже быстрее, чем хотелось бы. В Сан-Диего они попали под почти ненавязчивую опеку Эбера, и все эти шуточки про "наконец-то правильный" ужин и "любимого чуть-ли-не-зятя" снова придавили Томми грузом скорой разлуки. Вот же бред! Они вовсе не собираются разлучаться, они будут находиться в одном городе, на расстоянии пары смс и вечерней пробки перед Даунтауном, но почему же, черт возьми, сердце болит так, словно им больше не суждено увидеть друг друга?!

Этот вопрос мучил Томми, выжигал изнутри, заставлял раздражаться, тосковать и видеть все в черном  свете - вплоть до того момента, когда они оказались на сцене, в последний раз только вдвоем. Томми отчего-то не мог найти себе место, извертелся на своем стуле, и в результате, к восторгу фанаток, уселся прямо на полу, у ног Адама, с мрачным удовлетворением отметив, что уютнее ему еще нигде не было. А потом,   в какой-то момент, услышал, как Адам, отвечая на вопрос фанатки, как по его мнению, прошел промо-тур по Северной Америке, повернулся к Томми, тепло и совершенно искренне улыбнулся ему и, не отводя глаз, проговорил своим особым проникновенным голосом:

- Это было потрясающее время. Много музыки, прекрасных влюбленных лиц и общество самого близкого для меня человека. Я определенно доволен, и мне кажется, мы готовы представить альбом на большой сцене. Что скажешь, Томми?

Почему-то после этих простых, вполне нейтральных для большинства слушателей слов, Томми почувствовал себя легче, как будто внутри распрямилась тугая пружина, сдавливающая сердце. Ничего не закончилось - и для них в том числе. Пусть не будет постоянного сосуществования только вдвоем, пусть снова придется выкраивать часы и вечера и искать места поукромнее, зато встречи будут жарче, а жгучее желание быть рядом выльется в новые песни и мелодии. Ничего не закончится для них, пока они сами не решат прекратить эти свои странные отношения, и никакие "внешние факторы" не будут им помехой.

Твитт: "Ну... я дома. Кто-нибудь знает антоним выражения "дом, милый дом"?"

Смс через полчаса: "Хэй, детка, у меня есть словарь крылатых фраз и выражений - жди меня через час и не занимай этот вечер. Будем искать тебе антоним ;-)"

Можно жить дальше.