Часть шестая. Две согласившиеся дамы и театр

Оглавление

6.1 Нудистский пляж

6.2 Лерка

6.3 Марина

6.4 Две согласившиеся дамы и театр

6.1 Нудистский пляж

Позвонила Лариска. Потрепавшись с Наташкой на общие темы, поинтересовалась, не интересует ли нас нудистский пляж. Жена поинтересовалась моим мнением. Ее тона хватило для принятия решения.

Пляж имени Роберта Мозеса. Пятьдесят миль от Нью-Йорка. На краешке пляжа в песок воткнута неприметная табличка формата Большой Советской Энциклопедии. Табличка сообщает, что дальше начинается местность, где ношение одежды не является обязательным. Ненавязчивое предупреждение очень легко проскочить, что мы и сделали при первом проходе.

Мы – это Лорик с Геной, Жанна (незамужняя компанейская леди лет тридцати), Эмма (разведенная дама существенно постбальзаковского возраста), Роман (тактичный вьюноша лет сорока) и наша чета.

В целом, не имея в виду нашу стайку, смотреть не на кого – вокруг не очень ухоженные тела более чем полувековой свежести. Однако наши дамочки углядели какого-то черного мачо с прекрасной фигурой. Прочие достоинства красавца были пропорциональны ширине атлетических плеч. Вердикт был суров: «Да, не всегда реклама врет! ».

Обстановочка была совершенно домашняя и обнажились мы сразу. За исключением Жанны и Эммы. Эмма – допустим. Жанна же отвергла психологическую поддержку коллектива и добавила, что «попросила бы без нажима» и что «сама снимет, что захочет и когда захочет, по крайней мере – с себя».

В результате, со стороны мы воспринимались следующим образом...

Ларка и Наташка – просто бесстыжие нахалки. Геша развалился в кресле с газетой, как будто пришел на прием к гинекологу. Да, у нашего друга есть на что посмотреть. Это все поняли бы и без Ларкиного закольцованного рекламного ролика. Но этой восковой фигуре хоть бы каплю светских манер, предписывающих оказывать внимание дамам. Было ощущение, что Гена абсолютно индифферентно отдается толпе обезумевших поклонниц и даже не интересуется, какая наденется первой.

В радиусе десяти метров мы не услышали ни одного русского слова. Поэтому дамочки начали салонную болтовню с обсуждения в полный голос генкиной экспозиции. Отдали должное размерам органа и неумению Гены вести себя в приличном обществе. Потом, порекомендовав сделать обрезание – чтобы на нудистских пляжах песок, ракушки и панцири дохлых крабов не забивались, куда не надо – переключились на ранее увиденного эбонитового атлета. Закончили обсуждением видимой части ларкиных прелестей и жанкиной застенчивости.

Когда, чуть позднее, Жанна присела над виноградом, я без резких движений расстегнул ей то единственное, что в данный момент поддавалось расстегиванию. Она сказала, что еще не время. Со словами «тебе виднее» пришлось восстановить замкнутость этого дешевого клочка пуританства.

Потом все побежали купаться. В этот раз над волнами виднелись пуританские соски. А когда разлеглись сохнуть, то красовалась и попка. Точнее, даже не красовалась, а белела – на фоне розовеющих соседских, которые не побоялись подставить «лицо» солнцу неделю назад. Но в любом случае – это была убедительная победа жаннеткиного духа над ее же дремучей системой запретов, привитой когда-то христианско-советским духовным тоталитаризмом.

Анатомию вновь обращенной не обсуждали потому, что наши «поручицы ржевские» поняли – на первом «наташином балу» им лучше помолчать.

Потом снова купались. Обеспокровленная Жаннет никак не могла преодолеть прибрежную волну. Ее все время выбрасывало на меня. Потом опять загорали.

Я намазал защитным кремом Наташку, она – меня. Жанка, лежа на животе, стала возиться со своим тюбиком. Перехватила мой вопросительный взгляд. Сказала, что с плечами справится сама, а вот лопатки... если меня не затруднит... если только, действительно, не затруднит...

Начали с шеи. Очень легко, но до полного втирания. Миновали спину, поясницу. Приблизились к бугоркам, на которых Жанна обычно сидит.

– М-м-м... Егор...

– Я все понимаю. Но ты хочешь, чтобы твоя, вот эта самая, сгорела?

– До этого места я разрешаю дотрагиваться только избранным. А незнакомым мужчинам...

– Не знакомым с чем? С женскими попками вообще или только с вашей, царственной? А что касается избранности... Ну, избери меня с временным мандатом, в конце концов. Тем более, что мы с вами уже, кажется, сегодня встречались.

Потом опять купание, во время которого вновь обращенная прыгала достаточно независимо. Очередная волна бросила девушку на меня, и пока пенный гребень висел в своем апогее, я наконец позволил себе одной рукой приобнять ее и прижать к себе, а второй... снизу по груди, указательным пальцем скользнуть по... Купальщица вздрогнула, оглянулась. Поняв, что лапает уже знакомый мужчина с мандатом, расслабилась.

Опять валяемся. Наташка и Жанка бесчувственно на спине. Гена, как статуя «Член с обнаженным мужчиной», застыл в кресле. Ларка, согнув ноги в коленках и слегка сводя-разводя их, начала обсуждение со мной феминистической проблемы... размера своих малых губ. Которые «в спокойном состоянии и выглядывают-то всего ничего». Мне, чтобы иметь обоснованную точку зрения на что угодно, в том числе и на это, нужно сначала иметь нормальную точку обзора. В выборе наиболее информативного ракурса Лара меня не стесняла ни в малейшей степени. Имея перед глазами все что надо, я мог вдаваться в такие нюансы, о которых не догадывалась сама демонстрантка. Согласились, что это эротично, когда губки выглядывают побольше, и Ларочка меня понимает. Это можно организовать, но только не на такой жаре.

В этот момент Жанна сломалась и попросила, чтобы я намазал ее спереди.

Опять шея, плечи, не закрытые ладошками части грудей, живот. Но неизбежное потому и неизбежно, что его не избежать.

– Ну вот, прекрасное тело умащено. Очень вовремя. Поскольку за дальнейший самоконтроль я не ручаюсь.

Вся компания откровенно получает удовольствие, наблюдая наше общение. Подстилка на всех одна.

– Какой самоконтроль? А ноги что, пусть сгорают?

Смотрит в глаза.

С легким замиранием опять выдавливаю на пальцы немного крема. Бедра сбоку, низ живота. Чувствую в себе коррелирующее с ситуацией шевеление. Нельзя дать поднять Ему голову. Зажимаю коленями, на которых стою. Фасон стрижки моя клиентка выбрала в виде вертикальной полосочки шириной сантиметра два. Краснеют несколько порезов.

Низ живота. Паховые складочки.. Недавно освобожденная от растительности кожа. Здесь совсем легко. Волосков не касаюсь. Так расслабиться, как Жанна, что мне – парализованным кошкам поучиться! Приятно. Внутренняя часть бедер, задняя поверхность, икры, подъем стоп...

– Господи, как хорошо... Сколько ко мне уже не прикасались теплые мужские руки! Егор, спасибо, дай я тебя поцелую.

Подставляю щеку. Кретин! Ну почему я могу исправлять ошибки только пошагово, после анализа? Почему не могу все сразу и до совершения?

– Ты мне передала – вот сдача.

Целую в щеку. Дурак и есть дурак! Будь он джентльмен или из простых. Чопорный, закомплексованный недоносок! Как она вообще такому уроду позволила к себе прикасаться! Наташке Жанка нравится. Она считает ее стильной.

До этого бабы слегка зубоскалили, что «в прошлый раз и не разделась, а сегодня – прямо не узнать... ». Сейчас никто не сказал ни слова. Я вернулся к книге.

Ж.: – Может, действительно, присоединиться к Ларке с Гешей третьей? Давно ведь зовут.

Р.: – Поторопись, а то попадешь четвертой или пятой.

Ж.: – Наташ, послушай, а у тебя нет желания дать кому-нибудь п... лей?

Н.: – Не вижу повода.

Вечер.

– Нат!

– Что?

– Как насчет секса ради секса?

– Это как это?

– Это, когда секс – приложение не к любви, а к чашечке кофе, например, или просто к хорошему настроению.

– Еще чего! Сначала во все дырочки перецелуешь, потом в них же перетрахаешь и считаешь, что все нормально?

– А тебе не нравится, когда тебя перецеловывают и перетрахивают во все дырочки?

– Нравится, но этого мало.

– А чего ты еще хочешь?

– Хотя бы, как Жанка, теплых мужских рук. Я уже тоже забыла, когда они ко мне последний раз прикасались.

– Понял. Но на заре нашей семейной жизни они у меня еще не отросли, а потом уже ты не подпускала. Так что моих рук ты можешь вообще не знать. А если чьи-то другие давно не прикасались, так к ним и обращайся.

– ...

– Так как насчет секса в качестве простой гармонизации процессов в организме?

– Пошел вон.

-   Мадам, в постель чай или кофе?

– Пошел... Кофе с кусочком рокфора.

– Замечательно. Давно хотел посмотреть, как у тебя шевелится лобок, когда ты жадно кусаешь сыр перед тем, как облиться кофе.

– Пошел вон.

Похоже, что супруга не столько возмущается, сколько хочет затеять дискуссию. Но мне с ней обсуждать нечего. Да и, вообще, стоит прекратить следить за каждым ее писком, в том числе и возмущенным.

Выдалась минутка. Звоню Жанне. Оставляю сообщение на автоответчике.

– Егор, здравствуй.

Тон приподнятый.

– Прибегаю с работы, слушаю машинку. Ничего не могу понять. Голос незнакомый. Откуда-то знает, что я была на пляже. Звоню Ларке...

– Ну и память у тебя.

– Прошло сто лет, ты не звонил.

– Какие сто лет? Полторы недели.

– Не может быть!

– Позапрошлые выходные.

– А мне так понравилось, что я и на обычном пляже захожу в воду и снимаю купальник. Когда едем? Я с приятелем и вы. Будешь меня намазывать.

– А что – нужно?

– Конечно. У меня в прошлые выходные попка слегка сгорела.

– Так есть же приятель?

– Это не важно.

– Мы же тебя в четыре руки растерзаем.

– А он не будет – я доверяю только тебе.

– Приятно слышать. Вопрос с пляжем будем рассматривать. А как насчет того, чтобы выпить кофе или посидеть в барчике на неделе?

– Очень хорошо.

– Приятель не будет ворчать?

– Приятель? Я свободный человек. А вот как женатые мужчины собираются пить кофе с девушками, я не знаю. Тебе Наташка голову не оторвет?

– Лишать мужчину думательного органа за чашку кофе – чересчур при любом раскладе. Кроме того, у нас семейные отношения... слегка специфические. Ну так что, можно рассчитывать на твою компанию?

– Конечно. Определяйся со временем и звони.

Вечер.

– Пошли, пошли, девушка, погуляем перед сном.

– Кофе с пирожными? Пошли.

– Как ты относишься к Жанке?

– Хорошо. В ней как раз столько стервозности и подвижности, сколько мне надо для оптимального общения.

– Тогда...

Пересказываю сегодняшний телефонный разговор.

– Как ты относишься к возможности некоторой ее сексуальной эксплуатации?

– Ты ее поставишь в двусмысленное положение. Я не смогла бы крутить с мужем подруги. А у нас с ней, после девишника в ресторанчике, вроде возникло чувство взаимной симпатии. Девка она разборчивая. Не то что поманил пальчиком – и побежала.

– Согласен.

– Так что ей крутить с моим мужем... Почему ты всегда хочешь что-то иметь с моими подругами?

– С Жанкой, положим, мы познакомились вместе, в одной компании. Она заведена на паритетных началах. А Лариса? Вспомни, кто завел Ларку с Гешей и для каких целей? И вообще, я же не виноват, что у тебя хороший вкус.

– Еще месяц назад ты говорил, что тебе ничего не нужно?

– Так это и был самый страшный сигнал. Откладывать больше нельзя. Слушай: дай, мы с девушкой вечерок посидим где-то и поболтаем – посмотрю, чем она дышит. Если не тем – вопросов нет. Если же в ней что-то есть, то в общих чертах обозначу особенности нашей сексуальности. Тебя это не шокирует?

– Меня уже ничего не может шокировать.

– И если душевный настрой Жанны позволит, можно попытаться собраться расширенным составом – я имею в виду Ларису с супружником. А там – по ходу дела.

– Ребята ей уже много раз предлагали. Она не хочет.

– Если она не хочет с ними, это не значит, что не хочет ни с кем.

– Даже если захочет, я скажу, во что это выльется. Геночка будет лениво пощипывать меня за бюст, ты будешь трахать Жанку, а Ларка будет комментировать. Меня это не вдохновляет.

– Хорошо. Тогда... Опять же в зависимости от девушкиного настроения – встречаемся вчетвером с ейным ухажером. Судя по Ларкиным комментариям, парень очень даже ничего.

– Совсем слабо. Если Жанка не дала ему до сих пор, ты думаешь, даст в нашем присутствии? А если он хочет ее, то как переключится на меня? Все-таки она на десять лет моложе. А вообще я поняла, что мне неинтересна групповуха. Да и вообще надоели эти эксперименты. Я хочу персонального мужика и чтобы у него поднимался от одной мысли обо мне. Пока еще я это могу найти. Я хочу вызывать страсть.

– Понимаю. Но поддержание страсти потребует от тебя значительных эмоциональных затрат. Ты готова?

– От меня затрат энергии не потребуется. Я хочу вдохновлять кого-то просто как женщина.

– Как самка?

– Как самка.

– Но это значит, ты будешь востребована не полностью?

– Не полностью. Иначе это была бы любовь. А я уже не хочу ни под кого подстраиваться. Пусть сходят с ума по мне такой, какая я есть.

– Твое мнение выяснили.

– Давай попробуем, если она тебя так заинтересовала.

– Вот если бы снять где-нибудь домик с камином и джакузи. Собрать там нас с тобой, Жанку с хахалем, Ларису с напарником, Надю с ее двумя парами. Чтобы девушки в нарядах у камина и без маниакальности. Которая не хочет, могла бы легким движением послать всех на хрен. А которая хочет двоих – таким же движением могла заказать. Только не перепутай – не в смысле сдать мужиков киллерам. В таком компоте все сумеют выловить по фруктинке.

– Такой вариант меня бы заинтересовал.

– И чтобы думать только о прекрасном, а не о свисающем животе.

– А в глаз?

– Хоть в оба, но только когда сбросишь первые пять кило.

– А сейчас?

– Очень хочется?

– В отдельные моменты – очень-очень!

– Давай. Но только я зажмурюсь – невыносимо смотреть в лицо такой опасности, как ты.

– Расхотелось. Такой мелкий трус мне неинтересен.

– Мы с Джоном в пятницу договорились встретиться.

– Вот ведь какая – только бы не отстать.

– Он позвонил, что в пятницу будет в Нью-Йорке. Так-то мы просто иногда по e-mail переписываемся, а тут позвонил и сказал, что будет проездом.

Не верю я в такие совпадения. Небось по Интернету что-нибудь писнула или по телефону кинула соломинку. А Джону только мигни. Достаточно на его, наверняка, традиционный вопрос: «Когда же можно тебя увидеть? » наивно ответить: «А что – давно не виделись? ». Все, этого достаточно. Как в «Кавказской пленнице» –  ослик сам пошел за красавицей и никто его не звал.

Смешная все-таки Наташка.

– Какая программа?

– Еще не решили. Барчик точно, а может, и на ланч соглашусь.

– Это именно тот джентльмен, у которого не только отдельные части, а все естество встает дыбом при мысли о тебе?

– В общем, да... А я поняла, что для меня счастье – созерцать. И больше ничего не нужно.

– Просто созерцать или еще и делать какие-то выводы?

– Иногда и выводы, которые, кстати, всегда оказывались правильными.

– Всегда-всегда?

– Вот только жаль оценить это некому. И ты не ценишь.

– Ты внятно объясняй, безо своих «я не то хотела сказать» и «ты меня не так понял».

– Я мыслю глобальными категориями и ты этого не поймешь. Просто не твой уровень.

– А в чем это практически выражается?

– А зачем «практически»? Эйнштейн разработал теорию относительности, но сам-то практически не применял.

– А-а-а... Это, действительно, не мой уровень.

– Не обижайся, но ты всегда мыслишь на уровне мелких проблем. Это просто твой склад.

– Склад чего?

– Самому добавить «ума» –  язык не поворачивается?

– Мне тоже интересно решать проблемы, но так, чтобы видеть результат. В этом смысле я – весьма приземленный. А ты пробовала с кем-то хотя бы обсуждать свои выводы, если не применять практически? Я понимаю, что у людей твоего полета интересы могут быть самыми разносторонними... Положим, соберутся несколько мыслителей небесного, чтобы не сказать заоблачного, уровня. Не думаю, что если у них даже найдутся общие обдумываемые проблемы, то взгляды будут совпадать. Сумеешь отстоять свои позиции?

– Таких людей очень немного. И люди такого уровня не спорят друг с другом, а просто излагают свою точку зрения. С уважением, конечно, к мнению оппонента.

– Если нет спора, то нет и оппонентов.

– Ну, слушателей.

– Да? Вот я – слушатель. Об уважении моего мнения и речи нет. Иногда даже можно получить в глаз. Ты, мать, ушла в чистое, стерильное искусство. Где не то что слушателя – микроба, кроме тебя самой, не найти. Ты, вообще-то, в автономном режиме жизнеспособна?

– То есть?

– Размышляешь безо всякой связи с бытием. А заживи одна – сумеешь себя накормить, обстирать, да чтобы еще и силы мыслить остались?

– Очень даже жизнеспособна. Лишнего стараюсь не делать, не суетиться, но когда прижмет, беру и делаю.

– Мне кажется, что ты не делаешь не только лишнего, но даже многого нужного. При этом когда это за тебя делают ремесленники вроде меня, то даже не замечаешь и считаешь, что это – божья милость да твои благостные рассуждения.

– Например?

– Так сразу, и «например».

– Ты же первый воюешь против голословных утверждений.

– Хорошо... Ну вот мы все, включая детей, и тебя, и меня, очень ценим дух нашей семьи, нашу потребность быть все время вместе, наш всегда высокий тонус. Во время наших последних прений ты сказала, что это чувство – небесное таинство. Было?

– Было.

– Так вот, у меня свой взгляд на природу этого явления.

– Это какой же?

– Какая разница? Другой – и все.

– Ну и пожалуйста! Я в намекалки-недоговорилки не играю.

Наташка обижается. Ничего себе! Десять минут назад заявила, что ни мои замечания, ни подколки, ни выводы ее не интересуют. Поскольку я «в принципе мелок для нее». А тут вот... Надо же.

– Если помнишь, у меня на заре нашего знакомства наблюдались периоды депрессии. Были причины. Однако даже тогда присутствовали и коротенькие вспышки радости. Я их объяснял солнечным днем, полученной зарплатой, интересной книгой. Потом заметил, что иногда взлеты настроения  случаются без каких-либо видимых причин. Так возникла мысль, что мои радость и апатия гнездятся во мне самом. Мысль древняя. Но я к ней пришел сам и поэтому она оказалась очень прочувствованной. Дальше, просто усилием воли, постарался как можно больше растягивать по яркости и длительности позитивные всплески. Одновременно по максимуму гася в настроении чернуху. Примерно через год смог эти импульсы необъясняемой радости транслировать в семью. Года через три импульсы слились в сплошное светлое состояние. Это был управляемый процесс. Я четко знал, когда и как он начался и какие возникали сбои. Наблюдалась прямая зависимость между ростом моего света и общесемейного. Поднимать это свечение в последующие годы было совсем не трудно и очень приятно. Во-от и вс-е-е. Что интересно: наши девки, кажется, имеют способность генерировать такое состояние. А вот ты внутреннего источника так и не обрела – я специально присматривался. Как только я перестаю делать тебе накачку, ты, как лазер, отчетливо вянешь. Так что Небо здесь ни при чем – простая земная работа. А спорить на эту тему я не буду.

– А чего спорить? Я согласна.

Мы с Жанной сидим на открытой палубе большого плавучего ресторана. Из всего нашего заказа пока принесли только два бокала красного вина. Хороший вечер.

– По телефону ты задала два вопроса, на которые я обещал ответить при встрече. Почему захотел встретиться с тобой вне компании? Потому, что на пляже, во время кремирования...

– Во время чего?..

– Кремирования... Когда ты намертво сгорала на солнце, а я намазывал тебя кремом.

– Я понимаю, что вы с Натальей уже набегались по нудистским пляжам, насмотрелись...

– Это был наш первый выход.

– Ну да?! Вы так спокойно разделись.

– А что здесь такого?

– Я смогла только на второй раз.

– Мы на это смотрим просто.

– Она знает, что мы с тобой сегодня встречаемся?

– Да. Двусмысленности не бойся. Мы, как это говорят, пара полуоткрытого типа.

– Свингеры, что ли?

– Да.

– А вот я... Мой мужчина должен быть только моим. И вообще я считаю, что... Может быть, я идеализирую, но если возникла потребностм в сексе на стороне, это просто что-то разладилось в отношениях. Сама я могу позволить своему мужчине в постели все что угодно, но совершенно не выношу, когда ко мне даже просто прикасается кто-то посторонний. И, вообще, не представляю, как можно смотреть, когда он с другой женщиной. Может быть, пожилые пары, которые уж совсем надоели друг другу...

– Чтобы надоесть друг другу совсем не обязательно быть пожилой парой. Надо отличать, когда у супругов прекрасные человеческие отношения, но просто чисто физиологически хочется чего-то нового, от ситуации, когда они по сути не нужны друг  другу. Ни с какой стороны. Мы выступаем в первой группе.

- Я заметила, что у вас какие-то особенные отношения в семье, очень хорошие.

– Наверно, да. А общение с другими парами – это для нас продолжение нашей же постели, нашего секса. Очень освежает.

– А я, в Союзе еще, пять лет жила с человеком, и у нас каждая ночь была, как первая, и, в общем-то, ни у него, ни у меня не было потребности в ком-то еще.

– Ты была замужем?

– Нет.

– Насколько серьезным было ваше совместное хозяйство?

– Мы жили рядом, снимали квартиру для встреч. Я обеспечивала продуктами всю его семью. Я работала в торговле.

– Ну-у... Это не совместное хозяйство. Вы вели каждый свое, но объединялись на праздниках любви. У вас ведь не было ежедневного совместного быта, хлопот с детьми, постоянного сосуществования бок о бок, даже если хочется побыть одной. В постели вы оказывались, только когда хотели оба. А в семейной жизни, например, ты только что закончила какие-то дела, устала, а твой мужчина хочет тебя именно сейчас. И не в состоянии понять, почему ты не можешь уделить ему полчаса. Или у него что-то не идет на работе, а тебе нужно именно сегодня продемонстрировать новый пеньюар. И это не раз, и не два – это каждодневные атрибуты реальной жизни, которая течет постоянно, вместе со всеми своими, в том числе и этими, проявлениями.

– Естественно, такого не было, но мне кажется, что если все нормально... Я бы для своего мужчины делала все, что могла. Я очень люблю секс, но даже если бы когда-то... у него что-то в этой области разладилось, то я обошлась бы и без постели.

– А допустим, твоему мужчине через три – пять лет супружества захотелось кого-то соблазнить. Просто поохотиться. Он тебя любит, и все хорошо, но вот просто по-плотски хочется чего-то новенького.

– Не понимаю: если все хорошо, зачем мужчинам это?

– И женщинам часто тоже, между прочим. Например, в моей первой лаборатории из десяти леди в возрасте от двадцати до тридцати пяти девять были замужем, имели по паре детей и все! Все!.. имели любовников. Это середина семидесятых. Не думаю, что нынче что-то серьезно изменилось в сторону ужесточения нравов.

– Что-то не верится.

– Не могу говорить о каждом колхозе или горном кишлаке, но по нашей лаборатории – почти уверен в достоверности.

– Верится с трудом. Хотя... мне часто говорят, что я со своей моралью – не от мира сего.

– Я ни на чем категорически не настаиваю, но опираюсь именно на эти данные. Вообще-то, очень долгое время я был сторонником двойной морали и считал, что если для мужчины гульнуть – дело естественное и, в общем-то, не грех, то средняя женщина должна к этому прийти, затратив определенные усилия.

– Многим женщинам на это решиться очень трудно. Особенно в первый раз. Должны быть серьезные причины.

– А если мужик гульнул и засветился?

– Я считаю, что в данном вопросе нельзя выбивать клин клином. Даже если мужчина что-то себе позволил...

– ... то что делать женщине?

– Не знаю. Но не заводить же в отместку любовника себе?

– Ну, напрягись, подумай.

– Вне конкретной ситуации... Не знаю.

– А в конкретной ситуации очень часто происходит вот что: женщине тяжело, обидно, мучают мысли: «а что же во мне не так? », «а почему он внимателен к другой, а ко мне нет? ». Хотя на самом деле у многих обиженных тоже присутствует любопытство: а как «это» устроено у других мужиков? Тяга к новизне присутствует, в той или иной степени, у обеих сторон. Осознанно или нет. Что там внутри – неясно, но оправдание есть: муж начал первым. И тут обязательно появляется положительный, или приемлемо положительный, или демонический, или непригретый герой-любовник. Как первая любовь появляется, когда созрела девушка, так первый любовник – когда созрела женщина. А дальше...

– Вы-то как подошли к такой идее?

– Очень гармонично. Это как с нудистским пляжем: сначала в голове не укладывалось, а в жизни оказалось легко и приятно.

– Но как тебе видеть жену за таким занятием?

- Ответ парадоксальный: очень приятно, очень возбуждает и никакой ревности. Нам обоим такой инъекции хватает на полгода. Со стороны никто не нужен, но друг к другу тянет до умопомрачения. И если ты встречаешься с другой парой, то, придя со своим мужчиной, ты все время остаешься в эмоциональном контакте именно с ним же. Основное удовольствие вы получаете друг от друга, с кем бы ни взаимодействовали на физическом уровне.

– Ты так это все прочувствованно описываешь.

– Как чувствую, так и описываю. Это вещь очень сильная и очень индивидуальная, заставляющая многое, и себя в том числе, переосмысливать заново.

– Я подозреваю, что саму себя знаю не до конца. Но сейчас к такому не готова абсолютно.

– Если потребность отсутствует – не надо. Но если возникает импульс: «... а почему бы и нет? », то post factum никто не жалеет и не заламывает руки – «Ах, как мы могли такое сделать! » Совсем даже наоборот.

Потом обсудили, почему даже у приличных с виду джентльменов на уме часто бывают одни глупости. Разобрали с точки зрения мужчин некоторые особенности Жанниной сексуальности. Отношение разных религий к сексу.

– Я сегодня на многое взглянула по-другому, но все-таки считаю, что если у пары все нормально, то ничего такого не нужно. Если я вижу – что-то не так, то просто приложу больше сил, чтобы это исправить.

– Хорошо, прикладываешь больше сил. А откуда ты знаешь, что прикладываешь в нужное место? Может, твоему мужчине до смерти захотелось трахнуть Машку. У нее попка круглая, или как-то бедром вильнула по-особенному, или в разрезе кофточки прозрачный лифчик увидел. И трахнуть-то всего разок. И говорить ему после этого с ней не о чем, а все мысли – как бы скорей увидеть тебя. Но трахнуть надо обязательно, чтобы хоть раз в год пройти освидетельствование, что он еще охотник и покоритель, а не просто фаршированный гусь. Или вот вдруг тебе приспичило: понимаешь, что он пустышка и пижон, дурак-дураком... Хотя, герой может быть и положительным. И вот хочется с ним, кобелем, пару раз кончить – и быстрей к своему мужчине, потому как свой мужчина уже и ужин разогрел, и такой надежный, и все понимает. И запах его – ну натурально аттрактант. И вообще он самый любимый.

И ты стараешься борщ получше приготовить, а он считает, что и так – лучше некуда. Ты хочешь прическу покрасивей, а ему и так глаз от тебя не оторвать. Ты стараешься все больше, а ему это не нужно – ему бы разок Машку поиметь.

Начинаешь-то ты с огромным запасом сил и энтузиазма. Когда видишь, что результат не столь значителен, как хотелось бы, – добавляешь усилий. Через некоторое время, если ты опять не полностью удовлетворена достигнутым, тебе уже становится обидно. Сначала про себя, а потом и вслух. Упреки. С этого  может начаться отдаление друг от друга. Ну, в общем, классика.

– С одной стороны, понятно. Но с другой – я же просто не смогу не думать: «А чем она лучше меня? ».

– Да ничем не лучше.

– Но если он хочет ее – значит, лучше?!

– Давай так: прожив с тобой пять лет, он захотел ее, а живи он с ней, то захотел бы тебя через два года, – так кто лучше?

В общей сложности проболтали два с половиной часа. Жанна еще пару раз с энтузиазмом предложила сходить куда-нибудь на пляж в любом составе, в любые выходные, и это дело мы в принципе одобрили.

Дома был в половине одиннадцатого.

– Привет!

– Привет-привет. Ну, как вечер?

– Неплохо. Приятно поболтали.

– Как Жанна?

– Милая, в меру открытая девчонка. Интерес к ней как к индивидуальной любовнице прошел через полчаса. Соблазнить ее с приятелем было бы забавно, но – маловероятно. А вообще – девушка большой специалист в области теории практического секса.

– Мне что-то тоже ну совсем скучно беседовать с кем-либо на подобные темы. Такую чушь словоблудную несут. Так, незаметно, но мы с тобой, кажется, далеко ушли в данном вопросе.

– Так мы ему сколько внимания уделяем!

6.2 Лерка

Часов в десять позвонила Лера. На мой вопрос: «когда бы нам?.. » ответила по-еврейски, вопросом – «А как насчет сегодня? ».

Встретились в местечке, рядом с которым она когда-то жила и ресторанчики которого еще неплохо помнила.

Оказавшись за столиком, поздравили себя с необычным началом недели. Дальше темы замелькали от общечеловеческих до откровенно волнующих. В какой-то момент она как-то по-особому улыбнулась, что-то сказала,.. протянула через стол свою руку и положила на мою... Моментально, без малейшей перегрузки, по какой-то непонятной согласующей траектории мы переместились из-за простого столика в альпийские луга, где давно и откровенно хотели друг друга. Не опуская глаз – так хочется острее.

В Америке шесть лет. С мужем не живет пять. Окончательно оформила развод только в этом году. За упомянутые пять лет мужчины, конечно, были, и один даже очень серьезно. Мама воспитывала в строгости, поэтому переосмысление многих истин в уже сознательном возрасте потребовало определенных усилий.

Покинув заведение около десяти, еще минут двадцать погуляли, чтобы из Леры выветрились хоть немного винные пары. Большую часть времени целовались. Ее язычок часто был даже более нахален, чем мои мысли. А ее мысли – чем мои руки.

Прощаться все-таки пришлось. Открываю дверцу машины, которая сейчас увезет Лерку. Хозяйка села одним движением – ничего не демонстрируя нарочито, но и не таясь. Рука прикасается к ключу, ножка ставится на газ, юбчонка заметно покрывается складочками...

– Так тебе будет неудобно вести.

Подтягиваю подол выше.

– Да, наверное, ты прав.

Глядя на меня, подтягивает тряпочку еще выше. Заметив по моим глазам, что показались...

– Так достаточно? Тебе нравится?

– Нравится. Но недостаточно самой ситуации.

– Всего будет достаточно на следующей неделе. Как договорились.

– Как вы тут без меня? Все нормально?

– У нас – все. А у тебя?

– Все хорошо.

– Как вечер?

– Посидели с девушкой, поболтали.

- А что так поздно? Я уж думала, поспать поехали.

- В следующий раз.

– Ну и как девушка? Сколько ей лет?

– Девушка очень приятная, чистенькая. А лет ей, я думаю, что-нибудь... тридцать два.

Минут десять у жены уходит на перемещения по квартире и, по всей видимости, какие-то размышления.

– Если она такая чистенькая, что ей надо от тебя?

– Наверно, как и любой другой, – удовлетворения похоти.

– Нет, не любой.

– А какой? Ты же была не против?

– Не против замужней. А что нужно тридцатилетним разведенкам и как они это делают, я прекрасно знаю.

– Я тебе верю. Но что им нужно и как они это делают?

– Делают очень просто: говорят, что им ничего от мужика не нужно, но просто он «такой удивительный и раньше такого мужчины они не встречали». Потом еще несколько комплиментов. Мужик развешивает уши и поднимает хвост, переполняясь чувством собственной значимости. Теперь с ним можно делать все что угодно.

– И часто ты говорила, что «такого мужика не встречала»?

– Я обычно говорила, что «у меня такого не было».

– Они развешивали уши, и ты делала с ними все что хотела?

– Почти что.

– Она именно так и говорила. Дословно.

– Вот видишь!

– Вижу. А еще вижу, что ты со мной делаешь то же самое. Такого как я у тебя «тоже не было, после того, как ты присмотрелась». Я, в соответствии с правилами, развешиваю уши. А ты делаешь со мной все, что хочешь: заставляешь убирать квартиру, воспитывать твоих детей, всюду возить тебя, терпеть Джона. Изводишь такую удобную двойную мораль.

– Тебе за моей интуицией не успеть, а она подсказывает, что все может кончиться очень плохо.

– Для кого?

– Для всех. Будешь очень жалеть, что собственными руками все развалил!

– Да успокойся, раньше ты никогда так не реагировала.

– Раньше ты никогда таким не приходил.

– Я абсолютно обычный.

– «Чистенькая»... Конечно, у замужней женщины после сорока должен быть определенный цинизм.

– У некоторых он появляется задолго до сорока.

– Особенно, если жить с тобой.

– Нат, не лезь в бутылку.

– И вообще, это борьба не на равных – против тридцатилетней разведенной бабы.

– Ой-ой-ой... «борьба... », «не на равных... » Если тебе чего и надо опасаться, так не того, что я уйду к бабе, а того, что вы все мне надоели, и я просто подамся в какой-нибудь тысячелетний тибетский монастырь.

– В монастырь, – пожалуйста, с ним-то мы поборемся.

– Потому, что моложе на девятьсот лет?

– А в глаз?

– Ну ладно, на девятьсот семьдесят.

– Это нечестно – мы так не договаривались!

– Как это «нечестно»? Я не нарушил ни одного пункта нашего договора.

– Какого договора? Когда мы о чем договаривались?

– Года полтора назад.

– Сейчас ситуация другая.

– Чем она отличается?

– Тем, что последние полтора года ты все время смешивал меня с грязью и подробно объяснял, что я не устраиваю тебя ни как жена, ни как мать, ни как хозяйка.

– Ах ты бесстыжая маленькая вруша! Мы вместе решили, что с прошлым покончено, что  оно лежит в коробочке, перевязанное бантиком, а мы начинаем новую жизнь – так?

– Так! И ты начинаешь эту новую страницу с того, что всячески третируешь и унижаешь меня?

– Не с этого.

– А с чего?

– С того, что я стал завязывать свой бантик и закончил только недавно. А теперь – начало новой жизни. Я очень хорошо к тебе отношусь, но не хочу, чтобы мы в четыре руки снова подложили под себя бомбу замедленного действия. Да, мы совместимы. У нас есть привычка к  сосуществованию. Это плюсы. Но есть и минусы, на которые я не хочу закрывать собственные глаза собственными же руками. Вот и все.

Наташка начинает тихонько всхлипывать.

– Но как нормальный человек может так хладнокровно отречься от собственного прошлого?

– Мы же выяснили, что у нас нет прошлого?

– Что значит – «нет прошлого»? Что значит – «мы выяснили»? Пусть Марк занимал двадцать процентов моей жизни, но остальные-то восемьдесят занимал ты.

– Он уже знает, что не обладает контрольным пакетом?

– ... и обсуждать какие-то новые события я хотела с тобой, а не с ним. Часто упоминала тебя – и к месту, и не к месту. Марик жутко злился на это, раздражался...

– Мне намного легче.

– Вспомни: ведь все, что мы делали, – мы делали вместе и с удовольствием. И твоя идиотская идея, что нам вдвоем незачем ехать в Питер, что та жизнь у каждого своя...

Если мне не изменяет память, то это Наташка заявила, что первый раз туда поедет одна. Что это ее город, ее жизнь, ее воспоминания. Это что, отказ оперативной памяти? Или просто работает моноспектакль?

Потихоньку подобрались к началу американского периода.

– Я понимаю, что последние два года перед отъездом ты чувствовала себя кормилицей и справедливо раздражалась на непутевого, безденежного мужа.

– А ты от баб своих приходил такой радостный, веселый и сразу начинал суетиться по дому. Задушила бы!

– Потому что, покончив с бабой и даже не успев еще одеться, уже хотел домой, к тебе.

– Прибегал домой, как нашкодивший кобель, и сразу старался загладить свою вину.

– Ничего подобного – мне по-настоящему было радостно, когда я наконец оказывался дома. Но мы отвлеклись.

– От чего?

– Вот я подумал: может быть, в пылу своих объяснений ты немного перебрала радужных красок в описаниях своих отношений с Марком и немного перелила дегтя, комментируя отношение ко мне? Может, у нас, действительно, было что-то светлое, а не просто сосуществование ради детей?

– Наконец-то сообразил! Я тогда, на самом деле, наговорила лишнего – мне хотелось обидеть тебя, как ты обижал меня своими бабами.

– Да не обижал я тебя!

– Но я-то обижалась – вот и захотела немного отыграться.

– Эта мысль пришла мне в голову месяца три назад. Жаль, что к этому времени уже закончился процесс осмысления и укладки всего того, чем ты хотела меня поддеть. А что говорит Жванецкий: «И будет говорить, что любит, и будешь жить, и никогда не узнаешь правды, и умрешь счастливым».

– Вот именно!

Хотел-то я сказать Наташке, что ни в какие слова уже не верю и меня это даже не огорчает. Что если она хочет какого-то исключительного статуса, то просто голой попкой или апелляциями к тому, что у нас когда-то, якобы, были теплые времена, здесь ничего не достигнуть. Хотел сказать...

Но после ее радостного «вот именно» вспомнил, что уже час ночи, и быстро заснул.

Ну что, жизнь идет. Полностью соответствуя теории цикличности.

Очевидно, пару месяцев назад мы прошли эмоциональный минимум, и теперь, вместо отчужденной нейтральности, снова появилась тяга к жене. На мощной волне этого слабоумия окончательно постановили, что нас связывает нечто большее, чем просто постель. Со всей ответственностью, отвели побочным связям роль подпитки нашего главного Источника Радости. Который, однако, описать не смогли. Тут же отметили, что неописанность главного источника радости – ерунда, так как наличие его рядом, или в нас, и без вербализации не вызывает сомнений.

– Ну вот, мы с тобой и получили редчайший набор для семейной пары – полное счастье и полная свобода.

– Похоже, что так.

– Кстати, как поживает Джон?

– У нас на той неделе был коктейль. Ситуация идиотская: кажется, я мужика передержала, и он это понимает. Хотя и продолжает по инерции делать всякие вялые намеки. В общем, он мне поднадоел, и спать с ним я не хочу. Иногда выпить – можно. На новой работе он жутко занят. Кроме того, когда работаешь вместе, то «глаз замыливается». А если видишься лишь иногда, то... Короче, на хрена ему сорокалетняя баба, когда вокруг полно молодых?

– Но ты-то не просто баба.

– Но четыре года разницы – это четыре года. Да, честно говоря, и острой потребности нет. Может, чего и хочу, но чего – не знаю. Раньше мне нравились мужики, с которыми можно плести какие-то тонкие материи.

– И которые могли бы оценить тебя?

– Да. И окрутить такого было интересно.

– Престижность?

– Не без этого, но  в собственных глазах. Что-то афишировать у меня никогда потребности не было. Теперь мне и это не нужно.

– Поняла всю суетность мудрствований, пусть даже тонких?

– Наверно. Раньше тут проблемы не было – четко знала, что мне нравятся умные мужики старше меня. А теперь – не знаю, какого бы я хотела, да и хотела ли бы вообще.

– А как насчет молоденьких мальчиков?

– Думала и об этом, но пока не получается. Чтобы чувствовать себя с мальчиком нормально, мне надо смотреть на него свысока, то есть получить своего рода материнский статус. Но до этого я еще не доросла. А когда я начинаю, в соответствии с самоощущением, вести себя с мальчиком на равных, то он теряется и не понимает – что это старая тетка разыгралась?

– То есть на всем белом свете нет сейчас никого, кто бы развлек тебя?

– Мне бы сейчас хотелось кого-нибудь, кто бы просто, раскрыв рот, смотрел на меня как на женщину. Без всяких философий. Если раньше меня хоть в какой-то степени интересовало, как это будет выглядеть со стороны, то теперь мне все равно: садовник – садовник, водопроводчик – водопроводчик. И чтобы принимал без оговорок такой, какая есть, и открыв рот.

– Или тренер по теннису. Порнушки насмотрелась.

– Надоело подстраиваться.

– Настолько?

– Не просто надоело, а именно какой-то внутренний вызов: «Да, я вот такая! И куда ты от меня денешься? ».

– Желание повелевать?

– Повелевать.

– Можно даже толпой?

– Даже можно.

– Интере-е-е-сно. Прямо царица Тамара. И тут нужен рой поклонников и бодрящая суета у царственных стоп?

– Да, организуйте быстро, пожалуйста.

– А у тебя не было интенсивного желания с кем-нибудь познакомиться?

– Я подумывала. Например, где-то в барчике.

– С русским?

– Почему? Можно и с американцами. Наши все какие-то противные.

– В баре-то лучше с подругой: вроде девушки общаются, болтают, но и по сторонам слегка поглядывают, а иначе каждый бродяга начнет клеиться.

– Да, наверно. Но где взять подругу-то?

– Будем думать.

– Подумай, пожалуйста.

Завтра у Джона какие-то дела в Нью-Йорке и они с Наташкой решили встретиться. Она собирается сбежать с работы часа в два и поэтому задержится только чуть-чуть.

– У него дела или ты посвистела в манок?

– Промычала, что «все может быть... », но ничего конкретного.

– Не передержи.

– Не передержу. У него ушки на меня все так же, домиком.

– А ты не хочешь чуть-чуть получить одного мужчину сегодня, чтобы завтра острее воспринять другого?

– А ты хочешь воспламенить женщину?

– Нет, но я мог бы отреагировать на твое желание.

– Нет, не хочу... – сказала жена, не переставая листать каталог.

В постели, призналась, что «сама инициировала Джона, так как последнее время я ей уделяю совершенно недостаточно внимания, а иногда она меня даже раздражает. Когда она окружена моей заботой, ей никто не нужен, но когда я ухожу в себя надолго, нужен хоть кто-то, кто оказывал бы внимание и почитал»

– Но ведь человек имеет право иногда побыть и внутри себя?

– Недолго. А ты последнюю неделю...

Встретились, погуляли, посидели в баре, потрепались. Но куда-то идти, раздеваться ей было лень. Он ее слегка пообнимал, насколько позволяло общественное место, и это подняло мадам настроение. Но больше всего понравилось, когда Джон стал фантазировать – круизы, Багамы... Фантазии были достаточно смелые, но совершенно не обязывали к какому-либо действию.

– Опять вроде бы, договорились на следующую неделю. Все предсказуемо. Все его комплименты я знаю наперед. У меня неохотничье настроение, у него, тоже. Хотя, если я встряхнусь, то и он оживится. Но мне пока не хочется встряхиваться.

– А не допускаешь мысли, что это просто нужно?

– Не знаю.

– Совсем не знаешь?

– Совсем.

– Так что у вас на следующую неделю?

– Он сказал: «А давай встретимся! », а я сказала: «А давай! ».

– Ну вот, а говоришь – совсем не знаешь.

Если задуматься немного больше, чем обычно, получается интересная вещь. Если половинки пары предназначены друг другу небом, то жизненные процессы в них развиваются достаточно синхронно.

Мы с Наташкой зачастили абсолютно идентично. Она с Джоном, я – с объявлениями о знакомстве. При этом от эротики, как таковой уходили достаточно быстро. Взявшись за руки.

Наташка часто «заматывала» даже безобидные свидания. Нагло отменяла мотельные встречи. Ей, всего-то, была нужна увереннсть, что несчастный кавалер находится в постоянной боевой готовности. Для этого совершенно необязательно устраивать учения. Достаточно инспекционных встреч в ресторанчике или баре.

У меня плотский интерес к собеседницам пропадал через пару минут телефонного разговора. Присутствовало только любопытство к обстоятельствам, при которых они соскочили в адюльтер. Нравилось наблюдать неготовность этих плутовок к свингу.

Мы пытались что-то изображать, что-то с серьезным видом обсуждать. Но мне это все больше напоминало драку подушками.

6.3 Марина

«Бипнула» еще одна. Замужем. Взрослые дети.

– Марина, чего бы в идеале вы хотели от подобного общения?

– Наверно, друга, с которым можно поговорить, чем-то поделиться.

– А как насчет элемента интима?

– Естественно. Жизнь-то проходит. Хочется как-то полнее.

Марина подъехала на новеньком джипе с белым кожаным салоном. Успешный семейный бизнес позволял иметь такие машины всем членам семьи.

Издалека девушка показалась довольно взрослой. Однако на расстоянии здоровающейся руки выглядела не старше нас с Наташкой.

Через полчаса уже сидели в манхэттенском ресторанчике.

Стройная, подтянутая фигура. Красивые, точеные черты. Всегда отдавал дань уважения женщинам, не боящимся любого освещения.

Мужского внимания хватало с избытком, но она никогда этим не пользовалась. Бездумно полагая, что для измены мужу нужны очень веские причины. В какой-то момент причины появились, а с ними – и определенный опыт в определенных отношениях.

Не осуждает никого ни в каких исканиях, понимая множественность возможных человеческих потребностей. Для себя ищет именно то, что подходит конкретно ей.

Остановились на теме ночных клубов. Заинтересовалась психологией свинга. Осознает, что сама, еще не дозрела, так-как в ее понимании секс несет в себе огромную долю интимности. Но в целом тема жизненная и интересная. Минут через двадцать поставила вопрос мягким, но ребром: практикую ли я это с женой. Стиль общения немного изменился.

– А что ты сказал дома?

– Пью с девушкой кофе.

– Надо будет дать полный отчет?

– Достаточно сказать, какие мы выбрали пирожные.

– Да-а... я, как бы...

– Чувствуешь дискомфорт?

– Нет, не дискомфорт. Мы с тобой...

– В разных положениях?

– Вот именно. А я бы предпочла в одном.

– Я много лет был в твоем и поэтому очень ценю то, что имею сейчас. Это позволяет быть намного более искренним и с собой, и с окружающими.

– Мне нужно время, чтобы оформилось отношение к тебе как к человеку.

Забрал из зала Наташку. Девушка четыре месяца тренируется. Без надрыва, но крайне упорно и с заметным результатом. Одета в тонкое блестящее трико, с вырезами до пояса на груди и спине. Спортивный лифчичек. Волосы схвачены зеленой эластичной повязкой. Округлости зрелой женщины с хорошей фигурой аппетитны до невозможности. Натка старше многих в зале раза в два, но мужики пялятся именно на нее.

– Ну выглядишь ты!.. Слов нет!

– А так получилось, что я и трусики забыла надеть.

– Да уж вижу: попочка круглая, трусики забыты, бюстик, как из французского каталога, и, извини, мордашка ****ская. Как мужик говорю – обалдеть!

– Кстати, о мордашках... Мы договорились с Джоном завтра сходить выпить.

– Давно пора. Мне сегодня чуть свет позвонила Лерка. Первый день из отпуска. Без мужика нормальной женщине не отдохнуть. А мне не хочется.

– Как твоя вторая девушка?

– От какой точки отсчитываешь?

– На той неделе которая.

– А-а, Марина...

– Вот, я поняла! Сформулировала. Ты – общественный муж. Именно общественный, так как каждая считает, что имеет на тебя права.

– Не понял?

– Надежда тебя увидела с Мариной и сразу же звонит – «как ты мог изменить» ей.

– Позвонила тебе? Да, планета перенаселена.

– Бруклин – еще не вся планета. Но ты дошел до того, что изменяешь не только мне, но и другим женщинам. Это нас всех обижает. Потом  Жанна...

– А что Жанна?

– Когда на последней пьянке ты ее обнял и приподнял – она запищала с неподдельным удовольствием. Я говорю: «Он всех так тискает». А она, с таким удивлением: «Что значит – всех? ». Тоже какие-то претензии. И позавчера тоже.

– Да позавчера-то что?

– Все на руки тебе бросалась. И вообще. Ты так внимателен ко всем бабам в компании, что прямо... Они же с мужьями: те сидят – не шелохнутся, а ты всех обслуживаешь.

– Это элементарная вежливость.

– Это уже не вежливость. И вообще, мне надоело, что мой муж – общественная собственность.

– Что это вдруг? Двадцать лет...

– Двадцать лет не обращала внимания, а сейчас вдруг надоело. Ты ко всем относишься одинаково хорошо и ко мне – так же, как ко всем.

– Ты еще поворчи: так я ко всем так и буду хорошо, а к тебе персонально – плохо. Что это ты за прошлое?

– А вот захотелось!

– Так ты тоже на Марка, наверняка, права предъявляла?

– Предъявляла. Это женская природа.

– И хотела быть лучшей любовницей.

– И была и лучшей, и единственной. А этих-то чего так много?

– Да что мы все обо мне? У вас-то на завтра не отменилось?

– Пока нет.

Вечер.

– Ой, я, как всегда, такая пьяная! Ведь в компании пью – ни в одном глазу. А тут, один коктейль – и в хлам.

– Или не в хлам, или не один. Или Джон так действует.

– А я сегодня в общественном, можно сказать, месте продемонстрировала свой бюст!

– Как это?

– Пошли в барчик при «Хайяте». Попиваем, болтаем, и вдруг Джон спрашивает: «А слабо тебе бюст показать? ». А я: «А тебе слабо свою штучку показать? ». Он: «Не слабо, но только ты – первая». Ну что, расстегиваю блузку, достаю из лифчика и показываю.

– Ну-ка изобрази!

Наташка расстегивает, запускает руку... – ее огромный сосок помещается как раз на маленькой ладошке. Грудь целиком, естественно, не помещается.

– Именно так?

– Дословно.

– Ну, и какова реакция?

– Остолбенение, естественно. Я ему: «Ну, теперь твоя очередь». Он что-то долго ерзал, возился. Я: «Ну что там у тебя? » – «Посмотри под стол». Он, как джентльмен – сдержал слово. Короче, развлекались, как подростки. Мне-то вообще все равно. Подошел бы официант: «Покажи». Да пожалуйста! Жалко что ли?

– Красивая фишка! И после этого будешь упорствовать, что тебя интересуют только коктейли?

– В этот раз мы договорились на вторник.

– Слава богу. А то я уж думал, что ты импотентка. Во сколько ждать?

– В обычное время. Взяла отгул – с утра высплюсь, приведусь в порядок. А договорились на вторую половину.

– У него член больше, чем у меня?

– Намного.

– Только чтобы он не растянул тебе кожу на щечках.

– Я гораздо больше боюсь захлебнуться с тобой.

– Какая-то ты очень «крутая» сегодня.

– Может быть, просто я почувствовала себя уверенно после того, как ты стал говорить мне комплименты относительно моего живота. А то я немного комплексовала.

– Чтобы выжать из меня комплимент в жизненно важном вопросе, нужно иметь серьезные основания.

– Что и ценю.

– Животик, действительно, здорово подобрался. Раз уж ты стала такой отважной спортсменкой, пора переходить к записям тренировок.

– Я не знаю, как записывать.

– Я покажу свои записи и ты все поймешь.

– А я не люблю.

– Спорить с мужем?!

– На прошлой неделе надела юбочку, которую привезла еще из Рашки. Пять лет назад я в нее влезала с треском. Три года назад – не смогла совсем и навсегда повесила в шкаф. А тут проскользнула совершенно спокойно. Вернулась в размеры семилетней давности. Я ее очень люблю.

– Честно «пашешь» в зале – имеешь старые юбки.

Как наряд меняет женщину! В прошлый раз Марина была в брючном костюме. Эффектная деловая женщина. Сейчас она стояла в полумраке тротуара на каблучках, в коротюсенькой юбке, с длиннющими модельными ногами. Под распахнутым плащом – черная, тонкого шитья блузка, сходящаяся на груди с едва заметным трудом. Косметики ровно столько, сколько нужно, по крайней мере мне. Она устала, чего и не пыталась скрыть. Мои игривые планы отпали моментально, даже не будучи произнесенными.

Она зябко пожимает плечами...

– Ты видишь на какой вечер я сегодня рассчитывала. Но  вырваться раньше не смогла. Так что... Я знаю здесь одно хорошее место, где можно спокойно посидеть. Если кто-то встретится – ты мой заказчик.

Мы не виделись две недели. Марина сразу начала с темы, которая, похоже, не давала ей покоя все это время...

– Несколько раз вспоминала то, что ты рассказал. Мне еще не приходилось непосредственно общаться с человеком... такой ориентации.

– Ты это могла сказать в прошлый раз, но не теперь.

– У тебя есть фотография жены?

– С собой нет.

– А можешь принести?

– А ты мужа принесешь?

– Договорились.

– А познакомь меня с ней!

– Это каким же образом?

– На какой-нибудь вечеринке. Скажешь, что я твоя коллега.

– Не могу.

– Почему?

– Как же я скажу, что коллега, если это не так. У нас это не принято.

– ...

– ...

– А кто предложил заняться этим?

– Я. Но не из баловства.

– Непостижимо! Не понимаю. У нее кто-то был?

– Был. Но это выяснилось с большой задержкой. Я всегда считал, что женщина должна свободно общаться. Никогда не препятстввовал междусобойчикам на работе или просто девишникам. Учитывая, что она, в общем-то, нахалка, допускал, что может позволить кому-то расстегнуть пару пуговок на блузке. Раз в один-два года виделась картинка, что кто-то с нее снял кофточку. Зайти дальше не мог в самых кошмарных снах.

– Ты попадался?

– Чаще, чем хотелось бы.

– Как она должна была относиться к твоим любовницам? Чем объяснял ее спокойствие?

– Тем, что она снисходительно относится к моей маленькой слабости, за которую в других вопросах я переплачиваю сторицей.

– А не тем, что она завела любовника?

– Нет, конечно. Мне это даже в голову не могло прийти.

– Очень наивно... Ну просто в высшей степени!

На Марину нападает приступ неудержимого хохота. Она пытается остановиться, но не может. Снова пытается – снова не может.

– Вот с такого идеалистического старта я начал реформу семейной жизни.

– Ты смелый человек.

– Когда острота чрезвычайной ситуации прошла и мы немного ожили, вопрос, по крайней мере для меня, встал уже в другой плоскости. Я всю жизнь декларировал, что сделаю все от меня зависящее, чтобы любимая жена была еще и счастливой. Что никогда не буду эгоистом, ну и так далее. Когда выяснилось, что и она не лишена сексуального авантюризма, возникла дилемма. Перечеркнуть весь предыдущий демократический лепет и постулировать, что есть вещи, которые мне можно, а ей нельзя. Или же, держать слово. Признаться себе, что всю жизнь был демагогом и сломался в первой серьезной передряге, не мог и не хотел. Но тогда следующий вопрос: обоим можно или обоим нельзя?

– Я этого, наверно, никогда не пойму.

– У тебя много подруг?

– Четыре.

– У всех семьи?

– Да.

– У всех любовники?

– У трех. Хотя одна собирается бросать – все зашло слишком далеко, и приятель требует, чтобы она разводилась. А у четвертой нет не потому, что не хотела бы, а просто... обстоятельства.

– А ты давно рассталась с последним кавалером?

– Года два.

– Итог: четыре из пяти. И все врут в семье.

– ...

– А вы сколько встречались?

– Много.

– Отношения изжили себя?

– Нет. Я в него влюбилась еще там. Встретились уже здесь. Когда я сказала, как относилась к нему все эти годы,   он просто остолбенел. А два года назад он должен был вернуться обратно.

– ...

– Жалко, что нельзя иметь двоих мужей. Вот мой... Не совсем меня устраивает в постели. Кроме того, я чувствую, что меня еще интересуют многие вещи, а его... В общем, я уже привыкаю все переживать сама и с ним не делиться. Дальше,   наверное, больше. Сейчас он признает, что в жизни я очень часто была права. Но тогда он этого не видел, а сейчас его одобрение меня уже не интересует.

– Напев знакомый. Хотя, чья-либо абсолютная правота – вещь весьма туманная.

– Почему? Все однозначно.

– Не уверен. Например, поспорили, какого цвета у Пети машина – отмыли, посмотрели. Будет ли повышение цен в январе? Дождались февраля. Все ясно. Но, допустим, есть важная проблема и вы с мужем хотите ее решить. Он предлагает одно решение, ты – другое. Договориться не можете. Начинаете действовать каждый по-своему и получаете какой-то маргинальный, не очень хороший, результат. Каждый считает, что будь по его, все было бы замечательно. Но это уже не проверить. Может, да, а может – еще хуже. Из этой ситуации оба выносят мысль: «Ага! Не послушались меня, дураки, – и вот что получилось! Уже должны были бы понять, что я всегда прав – или права, – но им же хоть кол на голове теши! ». Вот и получается, что каждую общую неудачу стороны воспринимают как подтверждение своей правоты. И в конце концов начинают верить в собственную непогрешимость. Понимаешь?

– Понимаю.

– Мы остановились на твоем желании иметь двойной комплект мужей.

– Чтобы один дополнял другого. Очень редко в одном мужчине есть все, что нужно женщине.

– У тебя есть официальная справка, что ты – Мэри Поппинс?

– Что?

– Что ты – леди Совершенство? Не думаю. А если твой муж захочет дополнить кем-то твои слабинки?

– Не-е-т! Я, наверно, жуткая эгоистка, но – нет! Ни за что!

– Ничего себе семейка – ну просто идеальная!

– Нет! Себе второго мужа я еще могу понять, но остальное...

Шри Раджниш

«Однажды ко мне пришел человек, который, действительно, попал в беду и был очень несчастен. Он сказал:

– Я решил покончить жизнь самоубийством.

– Почему?

– Я доверял жене, но она изменяла мне. Я доверял ей абсолютно, но она занималась любовью с другим мужчиной.

– Что ты понимаешь под словом «доверие»? У тебя несколько неправильное представление о доверии... кажется, доверие тоже стало политикой. Ты доверяешь ей, что она не будет изменять тебе. Твое доверие – это уловка; ты хочешь, чтобы она чувствовала себя виновной. Это не доверие. Поразмысли над этим. Если я люблю женщину, я доверяю ее интеллигентности безоговорочно, и если она в один прекрасный день захочет полюбить кого-то еще, это совершенно хорошо. Я всегда доверял ее интеллигентности; она должна чувствовать это. Она свободна; она не моя половина, она независима. И когда два человека являются независимыми индивидуальностями, только тогда возникает любовь. Любовь может течь только от одной свободы к другой»

– Нат, привет! Как работается?

– Нормально.

– У меня вечером все отменяется – Лерка потекла.

– А раньше посчитать она не могла, программистка?

– Фу, черт! Да у нее нос потек, красные глаза – вирус хватанула. Но это не повод отменять твою завтрашнюю встречу.

– Конечно, не повод.

Через пятнадцать минут...

– Хочешь посмеяться?

– Всегда хочу.

– Сейчас проверила свою электронную почту: еще в субботу Джон мне прислал сообщение, что у него во вторник собрание и встреча с каким-то клиентом, – так что мы с ним тоже пролетаем.

Приехали с Наташкой на рождественскую вечеринку, устраиваемую моей компанией. Среди полутора тысяч человек будет и Лерка. Помещение огромное и встречи супруги с любовницей вполне можно избежать. Однако Наташку мучает любопытство...

– Так где же «наша»?

– Все-таки хочется увидеть?

– Конечно.

– Еще пару лет назад такие встречи тебя совершенно не прельщали?

– Пару лет назад я относилась к тебе намного серьезней. Да и к себе тоже.

Лерка выглядела великолепно. Только слегка красные глаза напоминали о последнем отмененном свидании.

– Ну и как тебе «наша»?

– Ну что, понравилась, – очень даже приятная девочка.

– Ты ей за моей спиной страшные рожи не строила? Так, чисто по-женски?

– С какой стати? Да у меня и не было возможности. Она не сводила глаз с тебя, а на меня даже не смотрела. Напрасно ты рисуешь ее такой тихоней – она прекрасно владеет собой. Ты, кажется, слегка преувеличиваешь женскую эмоциональность.

– Я всегда вас идеализировал.

Несмотря на сумасшедший день, до мотеля мы с Мариной все-таки добрались.

– Ну и денек! Я до конца не знала, что и как получится. Да и вообще сомневалась. Но потом сказала себе: «Хватит! Все, что Егор говорил,   забыла! Мы давно знакомы, и я просто еду к старому приятелю».

– Нужно было забыть?

– Нужно.

Марина красивая баба. И в одежде, и без. Красивая, но безынициативная. До наглой Наташки ей далеко.

Восстанавливаем дыхание в микроскопическом итальянском ресторанчике.

– Как здесь миленько... Чему ты смеешься?

– Вспоминаю наше знакомство по объявлению.

– Я долго колебалась – позвонить или нет. Но вдруг поняла, что серьезная часть жизни проходит мимо, и если я не сделаю это сейчас, то уже не сделаю никогда.

– Что – «это»?

– То, что у нас сейчас с тобой.

– Ты уже пробовала как-то наладить эту часть своей жизни?

– Пробовала, но это очень тяжело – звонить, договариваться. Да и вообще, найти человека, подходящего по культурному уровню, интеллекту, человеческим качествам. После первой встречи сказала себе: «Раз попался такой человек, посмотрю дальше. А там – будь что будет».

– Интересная фраза. Что значит: «попался такой»?

– Я никогда не сталкивалась со стороной жизни, о которой ты рассказал. Но мне было с тобой интересно... и очень легко.

– А что значит: «будь что будет»?

– После первой встречи я решила: «Все-все-все! Никаких! Трудно кого-то найти. Нужно кого-то найти. Но только не этот тип! ». Почему я на следующий день разговаривала с тобой по телефону, согласилась второй раз встретиться – не понимаю до сих пор. Я не говорю: «Никогда и ни за что». Может быть... не знаю. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Конечно.

– Ты сказал жене?.. Нет-нет, не хочу знать!

– Ты бы могла симпатизировать одновременно двум мужчинам?

– Конечно. Если один дополняет другого. Но чтобы они не знали друг о друге. Симпатизировать одновременно, но не спать.

– Почему?

– Потому, что когда больше двух, это просто механические куклы. Посмотри любое видео.

– Видео – это клоунада. Вот ты представь...

– Да не могу я представить! У меня фантазия полностью отключается и сплошная чернота. По крайней мере сейчас.

Звонок по маринкиному сотовому, лежащему около ее бокала. Отвечает, с кем-то разговаривает, дает указания начать что-то без нее, говорит, что скоро придет.

– Это муж.

– ...

– Недавно поняла, насколько он мне безоговорочно доверяет. Просто удивительно. Может, он так верит потому, что сам хочет верить? Не знать лишнего? Или ему это выгодно, чтобы прикрыть какие-то свои дела... если они у него есть?

– Сложно сказать.

– И он мне верил всегда. Столько возможностей упустила. Дура?

– Да нет. Женщины умны по определению.

Шри Раджниш

«Разумный человек абсолютно удовлетворен тем, что возможно. Он работает для того, что вероятно, но он никогда не работает для того, что невероятно, что невозможно. Он смотрит на жизнь и ее ограничения. Он небезупречен. Безупречный человек – это невротик.

Например, если вы любите женщину и требуете от нее абсолютной верности, то вы сойдете с ума, и она тоже сойдет с ума. Это невозможно: абсолютная верность подразумевает то, что она даже не будет думать, даже не будет мечтать о другом мужчине. Это невозможно. Кто вы? Почему она полюбила вас? Потому, что вы – мужчина.   Если она может полюбить вас, то почему не может думать о других? Эта возможность остается. И как ей удастся избежать этого, если она видит прекрасного человека, идущего рядом, и желание появляется в ней? Даже сказать: «Этот человек прекрасен» – значит пожелать. Вы говорите, что что-то прекрасно тогда, когда это заслуживает, чтобы им обладали, чтобы им наслаждались. Вы неравнодушны.

Если вы требуете абсолютной верности, как это делают люди, то тогда назревает конфликт, и вы становитесь подозрительными. И вы будете подозрительными, потому что также вы знаете и свой ум, вы тоже думаете о других женщинах. Поэтому, как вы можете верить в то, что ваша женщина не думает о других мужчинах? Вы знаете, о чем вы думаете, поэтому вы знаете, что она тоже думает. Возникает недоверие, конфликт, агония. Любовь, которая была возможной, стала невозможной из-за невозможного желания.

Люди требуют того, что невозможно сделать. Вам нужна уверенность в будущем, что невозможно. Вам нужно быть абсолютно уверенным в завтрашнем дне – это невозможно гарантировать, это не свойственно природе жизни...

Требовать уверенности в завтрашнем дне – значит находиться в постоянном страхе; это невозможно, и страх не может быть разрушен. Страх будет с вами, вы будете дрожать и тем временем упустите настоящее. Желанием уверенности в будущем вы разрушаете настоящее, но это [настоящее] единственное, что доступно в жизни».

– Алло! Это девушка, у которой кожа на попке такая же нежная, как на груди, а на груди – такая же нежная, как у новорожденного младенца?

– Здравствуйте. Да, это я. А вы хотите закончить вчерашний разговор?

– Не хочу. Просто молоть языком устал. А решить что-то серьезное мы не можем.

– Чего это мы не можем решить?

– Я так не помню. Помню, что сказал себе: «Все, разговаривать бесполезно» – и перестал сотрясать воздух.

– Очень мне интересно: делает какие-то идиотские, ни на чем не основанные выводы и, как обычно, даже не считает нужным сообщить! Так о чем это мы не договорились?

– Последний раз, например, о Джоне и Марине.

Речь идет о Наташкиной попытке слегка «наехать» на меня  из-за Марины. Смысл таков, что Джон для нашей семьи – вроде как портрет дедушки: висит себе реликвия  и висит, и  никто о нем даже  не вспоминает. А вот общение с этой дамой меня приводит уж в слишком хорошее расположение духа. Я попытался возразить, что моя дражайшая просто по чистой случайности еще не «залетала» от этого портрета... Как только что упоминалось, договориться по этому вопросу мы не смогли.

– Так мы не договорились не потому, что не договорились, а потому, что не было времени поговорить.

– Только поэтому?

– Только поэтому...

... Наташка передразнивает мою интонацию.

– И, между прочим, все остальные твои умозаключения имеют такую же степень обоснованности и ценности.

– Я подумаю.

– Подумай, подумай!.. – опять дразнится жена.

Вечером, когда легли, супруга предложила поговорить. Предложение было похоже на то, как кошка осторожно трогает лапой лужу. Наташка – кошка, тема – лужа. Супруга понимала, что у меня вопросов нет, а есть только у нее. Значит в этот раз тактичность и терпение необходимы ей.

Самым главным в повестке ночи была попытка дать друг другу какие-либо гарантии в отношении перспектив совместного существования – «раз уж проживаем вместе». Оба согласились с основополагающим тезисом, что жить имеет смысл только в свое удовольствие, как его каждый понимает, и, по возможности, взаимодействовать.

Я теперь абсолютно не верю в возможность о чем-либо серьезно договориться со своей половиной. Поэтому особо в беседе не напрягался и на задаваемые вопросы ляпал что приходило в голову. Даже не пытаясь придерживаться логически связной позиции. Наташка несколько раз ловила меня на каких-то противоречиях и с ней, и с самим собой, но меня это не смущало. Я просил задавать следующий вопрос.

Если отбросить словесный орнамент, то Наташка утверждала, что до сорока человек еще цепляется за внешние оценки и ближних. После пятидесяти пяти – элементарно боится старческой немощи. А вот «сорок – пятьдесят пять» – самое время наломать дровишек.

Лично у нас нет шансов найти что-то, в нашем понимании яркое. Значит нет смысла разбегаться и можно дать друг другу какие-то гарантии. Например, что будем жить, а по возможности, и развлекаться совместно.

Разговор позволял Наташке примерить мою шкуру годичной давности. Я не злодей, но по-другому она не понимает. Она, конечно, и этот урок забудет, но – все-таки...

Поэтому моей декларированной точкой зрения было, что договор – это предоставление каких-то взаимных услуг. Мне от нее ничего не нужно. Зачем я буду брать на себя какие-либо обязательства? Кроме того, жизнь показывает, что договоры в этой области – лишь способ заморочить голову напарнику и самому себе. Действуют эти «протоколы о намерениях» лишь до первого серьезного соблазна. После появления соблазна говорится: «Ну извини. Хотел(а), но... не смог(ла)». Так что обещаний не даю, но, традиционно, для законной жены делал и буду делать все, что могу. Не по долгу, а по душевной потребности. В ответ ни на что не рассчитывая. А если потребность пропадет... никаких обоснований предоставлять не обязан.

Наташка была расстроена и слегка дезориентирована. Мы никуда не пришли: и вопрос ускользал – четко не сформулируешь, и внутренняя аргументация не передавалась словами.

Ничего, пусть поучится четко излагать.

Я был достаточно пассивен, если не сказать – треплив. А отмести мои аргументы нельзя, поскольку все они взяты из наташкиной же идеологической платформы. Девушка только и могла, часто теряя мысль, повторять, что я, как всегда, неправильно ее понял. Или же – «довел здравую мысль до абсурда». Говорила о «духе нашей семьи», о том, что я «зачем-то отдаляюсь от нее все больше» и «буду об этом потом жалеть»...

Плохо, когда расстроена. Плохо и бессмысленно. Нужно найти что-то позитивное. Чтобы найти,   нужно задуматься.

А в самом деле, в какой момент я стал учиться обходиться без нее? И зачем? Воспоминания туманные, но в них иногда мелькают узелки какой-то логической связки.

Проходит минут десять...

– Ухватил. Вытри нос.

– Ну, давай... уже вытерла.

– Три года назад мы затеяли «перестройку». По многим вопросам договориться не смогли. К компромиссу тебя было не сдвинуть. Что оставалось? Встать на твои позиции. За исключением пунктов, ведущих к моей полной аннигиляции.

– Какие это пункты?

– Твои идиотские тезисы, что даже в браке люди не сливаются, а остаются каждый в своей психологической нише. Никто никому ничего не должен. Никому ничего обещать нельзя, так как это значит загонять себя в угол. В жизни ничего форсировать не надо: «что ни делается... ». Переспать с кем-то на стороне – дело пяти минут, и никаких моральных терзаний здесь быть не может.

– Ну вот, опять! Я же совершенно...

– Я тебя не так понял?

– Как всегда!

– Не надо. Теперь – не надо. Понял именно так и действовал соответственно.

– Но...

– Это уже не важно. С одной стороны, все затевалось на общее благо. С другой... Я втюхал себе в башку именно эти твои постулаты. Полирнул самовнушением и двинул в твоем направлении. Дальше обо всем забыл и оно уже работало само. Так что в данный момент мы находимся на очень близких позициях. Если только за это время ты куда-нибудь не сдернула.

– Значит, все-таки я была права?

– Да. В смысле, что и так можно жить.

– Прекрасно! Ну, так нам уже ничего не мешает жить?

– А мы и живем.

– А если мы живем, почему ты удаляешься от меня?

– Потому, что у меня появилась собственная ниша.

– Научился жить в нише – замечательно. А теперь давай жить вдвоем.

– Мы и живем. Но я не хочу более плотного контакта.

– То есть я тебе не нужна?

– Многие моменты жизни «хороший парень» хотел бы разделить со своей «хорошей девчонкой».

– Я не могу жить, не зная, что тебе стукнет в голову!

– Чего ты хочешь?

– Раз, все-таки, мы живем вместе, то мне хочется знать, что меня ждет завтра! Мне эта квартира осточертела. Будем ли мы покупать свою?! Да и вообще, я живу с тобой, как с чужим человеком!

– Не преувеличивай. Чего ты от меня хочешь?

– Я хочу знать, как дальше жить!

– Живи, как считаешь нужным. Или тебе еще что-то нужно от меня?

– Мне нужно именно «еще что-то» от тебя!

– Тебя интересует связь моих планов с твоими?

– Наконец-то догадался!

– Увязывать свои планы с чьими-то, –  значит, давать какие-то гарантии и самому принимать их от кого-то. Но мы знаем, что ничего гарантировать нельзя.

– Брось словоблудствовать – ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь.

– Не понимаю. Ты первая кричишь, что не даешь никаких гарантий. А в одностороннем порядке теперь не даю и я.

– Вот ведь гад какой!! Я даю гарантии, но просто не хочу произносить этого вслух. Есть вещи, которые вслух не произносятся, а просто про себя знается, что они есть!

– А-а-а, ну тогда – конечно... Мать твою! Ты эти гарантии даешь себе или мне?! У меня таких невысказанных гарантий до хрена и более! Тебе даже не снилось, что тебе гарантировано.

– Мне гарантировано, что ты через месяц не убежишь к другой бабе?

– Произносить гарантии вслух не имею права.

– У-у-у, зар-раза!!

Вечером продолжили разговор, не законченный несколько дней назад. Наташка несла ту же ахинею. Было похоже, что она, действительно, пытается удержать, хоть и никчемного, но «своего» мужчину.

Неужели не понимает, что все, чего она сейчас требует, в корне противоречит тому, что сама же декларирует? Или понимает, но не может правильно выразить? Или и понимает, и выражает, но просто я свихнулся?

– Привет. У меня башка просто чугунная. А у тебя?

– А как ты думаешь?

Хоть рабочий день только начинается, голос у Наташки вялый и тихий. Такой голос бывает у женщины или очень уставшей, или очень хорошо владеющей этим голосом.

– Если вдуматься, то это полнейший абсурд. Два взрослых человека с отличным от нуля интеллектуально-культурным уровнем, прожившие вместе более двадцати лет, элементарно не слышат друг друга. Мы вчера опять потратили два часа и ни один не сдвинулся ни на миллиметр. Мы с Маринкой как-то обсуждали эту тему. Она давно прекратила попытки что-либо объяснять мужу или тем более изменить его. Мы не одиноки. Нас,   таки, большинство.

– Ты себе не представляешь, как измотал меня своими перепадами настроения! У меня уже нет вообще ни сил, ни эмоций.

– Я вчера тоже устал. Жалко сил и времени. Правда, и тебя немножко жалко –  ты ведь не виновата, что такая.

– Все сказал?

– Нет, это я просто обострил твое внимание. А теперь – основная мысль. На словах мы друг другу доказать ничего не можем – в этом я вчера убедился окончательно. С настоящего момента я с тобой не спорю. То есть вообще. И, пожалуйста, больше никогда не спрашивай меня, по каким вопросам мы не можем прийти к консенсусу. Чтобы как-то понять твою текущую мысль... как-то экстраполировать, во что она превратится через полгода... подобрать аргументы, чтобы что-то объяснить... как-то подстроиться под динамику твоего развития... проводить сеансы аргументации... Все, хватит!

– Ну, что остановился –  заканчивай.

– Заканчиваю. Свои дальнейшие программы я планирую без обсуждения с тобой, но всегда имея тебя в виду. Есть вопросы – спрашивай. Захочешь пригласить на свое представление – всегда рад. Мое отношение к тебе, в основном, портится из-за твоих глупых слов. Поскольку твое реальное поведение намного более человечно, чем политическая платформа. Одним словом: захочешь присоединиться – давай, не захочешь – не хоти. Хочешь сидеть и дуться – без меня. Все! Сегодня у меня свидание с Мариной.

Вместо постели мы с Мариной попали на занятия группы йоги, куда ее пригласила подруга. Руководил двумя десятками дамочек йог Петя. Данный йог имел очень невысокие и тщедушные размеры, нрав светлый, язык подвешенный и голос непропорционально зычный и хорошо поставленный.

У таких гуру я уже бывал. Девочки получат на ушки лапшу и возможность часика на полтора оторваться от быта. В Храме Пети они комфортно вознесутся в иные миры, не покидая Бруклина. Десять долларов – не чрезмерная цена за трансцендентные ощущения, да еще на родном языке. Петя их аккуратно всех перетискает, расправляя энергетические каналы, а самую экзальтированную, может, еще и трахнет.

Я даже не представлял насколько оказался прав! Самой грудастой и смешливой Петя стал расправлять «Среднегрудинную Чакру. Поскольку она стянулась в канал, а должна равномерно распределяться по грудной клетке и заканчиваться в копчике».

Однако Марина заинтересовалась. Ну, пусть сама посмотрит. В конце концов, это просто хороший отдых с имитацией медитации и ментальной мастурбацией.

– Ну, как сходил?

– Попал на занятие йоги.

– И как?

– Йог Петя, девятнадцатой ступени посвящения, корректно тискает баб под мантры и пудрит им мозги. А они ему за это платят.

– А потом?

– А потом – вот я дома.

– Так у тебя, кроме йоги, ничего не было?

– Ничего.

– Когда встречаемся с твоей девушкой?

– Ты нагло хочешь с ней познакомиться?

– Конечно, я же тебе несколько раз говорила.

– Она не сдвигается. Когда со мной – от всего отключается, а как расстаемся – не перестает поражаться дикости ситуации, когда супруги информируют друг друга о своих любовниках. Она много думала об этом и пришла к выводу, что никогда не сможет встретиться с тобой.

– Что ж она так? Жалко.

Похоже, стыдливость нашей любовницы разжигает куражный азарт нашей жены.

Президентский день. На работу не идем. Сидим в кафе и, не напрягаясь, философствуем...

– Вот я и решила: все, живу только в свое удовольствие. И больше никакого напряга.

– А какое оно – твое удовольствие?

– Наверное, такое удовольствие у многих после сорока. Все основные эмоции пережиты, шанс встретить что-то новое и не прочувствованное очень мал. Дети большие. Ни под кого подстраиваться уже не желаю. Хочется, с одной стороны, индивидуальной ниши, а с другой – стабильности и опоры в человеке, с которым прожил жизнь. Вот и надо найти золотую середину. Я думаю, что большинству просто не хватает культуры общения. Нельзя даже самому близкому человеку постоянно вываливать все то, в том числе и дерьмо, что есть в душе. Рано или поздно партнер от этого устает и думает: «Да пошел ты со всеми своими проблемами! ».

– Не могу сказать, что полностью согласен, но в этом что-то есть.

– По крайней мере, такая позиция объясняет все.

– Тогда, чисто практически: как она объясняет нас и какой дает прогноз?

– М-да... Мы, пожалуй, – единственный неясный вопрос.

– Но поскольку именно мы волнуем тебя меньше всего... Или все же нужно время подумать?

– Да.

– Думай. Взять булочку?

– Нет. Как поживает Маринка?

– Все так же: после понедельника мы с ней не виделись, а в пятницу не смог дозвониться.

– Ну, когда ты меня познакомишь с девушкой?

– Девушка стесняется.

– Странно.

– Сама-то встань на ее место.

– Ну и нормально – мне нравится общаться с женами любовников.

Ты имеешь в виду марикову?

– И джонову. Мне приятно с ними болтать. И есть такое бодрящее чувство... не злорадство или там что-то, а просто хорошее настроение.

– Понимаю. Но это при статусе тайной любовницы. Когда Марина надеялась на тайный статус, то рвалась глянуть на тебя под любым предлогом. А теперь стесняется.

– Да, наверно.

– А мы вот что сделаем: ты сейчас ей позвонишь, поздороваешься и передашь трубку мне, а я сошлюсь на то, что мне надо выяснить, брать ли билеты на фламенко на всех. Все, так и сделаем!

– Алло, можно попросить к телефону Марину? Здравствуйте, меня зовут Наташа, я домашний секретарь Егора. Сейчас передам ему трубку.

– Марина?

– Привет.

– Извини, что прибегаю к конспирации – чтобы не смущать твоих ближних мужским голосом. Я сейчас убегаю за билетами на фламенко. На тебя брать? Одно время ты очень хотела, а потом что-то засмущалась.

– ...

– Застал немного врасплох?

– Немного. Это где?

– В Квинсе.

– Я Квинс плохо знаю.

– Билеты заказываются за два месяца – еще будет время выучить маршрут.

– Ты идешь с Наташей?

– И с дочками.

– Я хочу с мужем, иначе...

– Естественно, с мужем.

– А кто это звонил – Наташа?

– Да. Я просто не хотел раньше времени наткнуться на твою половину. Ладно, не торопись – завтра созвонимся.

– Хорошо.

Марина отказалась от посещения театра, сославшись на крайнюю занятость. Однако вечер пятницы обещала освободить.

Воскресенье. Только что проснулись.

– Я буквально вчера поняла одну вещь: если отбросить всю нашу мелкую суету, то я тебя жутко люблю... Суету и секс.

– Ничего себе! И давно?

– Давно.

– Года два-три?

– Два-три.

– Может, у нас, в самом деле, есть какая-то основа, созданная на небесах, вокруг которой мы, как обезьяны, можем прыгать, но от которой не можем оторваться?

– Может быть.

– А может быть и я к тебе неравнодушен?

– Будешь дразниться – передумаю.

– Все-таки ты дальше от человека, чем я, и мыслить  неспособна. Если бы мы могли передумать, то сделали бы это две тысячи семьсот раз за последние три года.

Наташка позвонила  около девяти и попросила  забрать ее от метро. Поскольку он «такая пьяная, да еще на высоких каблуках».

– Посидели, поболтали. Я выделывалась, как могла, молола всякую беспардонную чушь. А он только и говорил, какая я прекрасная. Я очень люблю, когда мне говорят, что я прекрасная. Мне только разок скажи это – и я твоя!

– О говорящий! Ворованное счастье твое – на кончике мерзейшего языка твоего... полюби тебя шайтан, rectum amore!

– Не-е-е-т! Говорит пусть, кто хочет, но я – твоя.

– Именно моя?

– Именно твоя!

– А говорит он? А ты моя?

– А говорит – кто хочет!

На высоких – в полном смысле слова «высота» – каблуках, в норковой шубке жена, действительно, выглядит впечатляюще. Жаль, что никто не видит, как меня целует такая эксклюзивная барышня.

– И, между прочим, я Джончику осторожно попыталась подбросить твою идею, но он, кажется, не готов к нестандартным ситуациям.

– Может только мечтать?

– Мечтать – может. Мы с ним договорились на вторник.

– В мечтах?

– В “Holiday Inn”.

– Не могу понять одну вещь: мы сейчас совершенно не можем сердиться друг на друга. Это что, высшее альтруистическое просветление или полное безразличие? Умом мне этого не постигнуть, а ситуации, на которой можно проверить, слава богу, не случилось. Ты не думала об этом?

– Думала. И пыталась понять, что у тебя было ко мне все эти годы. Неужели я могла не заметить, что рядом находился человек, который меня так любил, как ты это утверждал? Не могла. То, что ты сейчас называешь любовью того периода, любовью не являлось, по крайней мере в моем понимании. Это было чувство собственника – своя семья, своя жена. В конечном счете, только это чувство и нужно любому человеку. Оно дает спокойствие и уверенность в будущем. Можно где-то бегать, отвлекаться на других баб, но если станет совсем плохо,   есть к кому прийти домой, и в кулаке есть своя синица.

– А что было у тебя?

- То же самое.

– А что сейчас?

– А сейчас всеми своими копаниями мы разобрали всю оболочку и оставили только ядро, самую сущность нашего с тобой существования и притяжения. Другие могут ругаться, обижаться на слова и бог знает на что еще. А мы уже не можем, поскольку понимаем, что все это – только сотрясение пространства над единственно реальным ядром.

– При условии, что оно есть.

– Сейчас я говорю о нас. И вот теперь мы живем с этой неприкрытой сущностью, и нас ничего не огорчает – ровное, умиротворенное настроение.

– Это хорошо или плохо?

– Наверно, хорошо... Но только это должно прийти с возрастом.

– Юному организму нужны потрясения как стимул к развитию?

– Несомненно. Если создать тепличные условия с детства...

– Понимаю.

Потом была постель. Всего минут сорок, но страстных.

– Жена, посмотри! Десять минут «после», а еще ни в одном глазу... я имею в виду себя. Ты скоро, как в молодости, не сможешь улавливать, когда я должен был бы закуривать, если бы был Джеймсом Бондом!

– По-моему, ты пижон.

– Может, и да, но ведь для этого нужно торчать! Молодость возвращается в неиспорченную борозду!!

– Неужели ты опять станешь таким же дураком-конем?.. Ой, ой! Пошел вон!!!

– Вот еще!

– Да туда же нельзя!

– А сюда?

– Пошел вон!..

– Нет, ну тебе уже все равно?!

– Отстань!..

Супруга пытается делать головой и губами движение, приводящее, в общественных местах, к простому звуку «тьфу»...

– Наташка!..

– Отстань! Ты мне сейчас и правый глаз зальешь... Да не хватай меня мокрыми руками за волосы!!

– Ну, чуть-чуть?

– М-м-м... Нет, больше не могу – отцепись!

6.4 Две согласившиеся дамы и театр

– Звонила Надежда. Девушка откровенно напрашивается.

– Ну и давай.

– Да как-то один на один неинтересно. Компанию составишь? Без Славика.

– Такому мужу я компанию куда угодно составлю!

– Без напряга?

– Да какой же напряг, если сачкануть можно? Мне будет лучше всех – порнушку вживую посмотрю, кофейку попью.

– А ну как захочется?

– А ты двух потянешь?

– Я тебе по окончании скажу.

– Организуй.

– Привет! Уже проснулась?

– Но работать не хочется.

– Наконец откликнулась эта парочка.

– Ну и?

– Семейные, нашего возраста, двое детишков, спортивно-активные. Общался с мужичком – приятный, но, кажется, слегка застенчивый.

– Застенчивый – это вкусно.

– Опыта с парой не имеют, но имеют опыт со второй женщиной. Еще в России. Пьем кофе ориентировочно в пятницу.

– Не спрашивал, как дошли до жизни такой?

- Пока нет.

– В принципе я представляю, как это могло случиться.

– Легализовал любовницу?

– Нет.

– Баба соблазнила жену, а потом засветились?

– Нет.

– Ну чего вредничаешь? А как?

– Например, жена с подругой валяли дурака, чтобы завести его. А если еще и под видик... Так и доигрались. По сути, все очень просто и жизненно.

– Такое мне в голову не пришло. Все-таки в тебе, наверно, больше женского, чем во мне.

Суббота. Едем на встречу.

Отождествили ребят издалека. Толик тактично пожевывает резинку. Пальто расстегнуто и слегка спущено на плечи. Обычно такой стиль вызывает у меня неприятие разной степени тяжести. По телефону он воспринимался лучше. Но... подождем с суждениями.

– Егор, по-моему, это они.

– Похоже. Как тебе юноша?

– Вроде ничего.

– Ну и вкус же у тебя!

Девушка рядом, очевидно, Света. Среднеспортивная фигура. Спокойно, но хорошо одета. Наше общее благообразие, в совокупности с целью встречи, наделяло происходящее изюминкой.

Обменявшись светски доброжелательными приветствиями, решили прогуляться вдоль океана. Через пару минут Толик избавился от некоторой напряженности и сразу же вслед за этим – от резинки.

Света производила впечатление жены, старающейся поддерживать любые начинания мужа. Но без лишней суеты. Что именно она думает по поводу сегодняшнего сюжета, по ее корректной сдержанности было не определить.

На вопрос, чего они ждут от подобных отношений, ответили, точнее отвечал Толик, что свежей струи в супружестве. Мы признались, что ищем примерно того же, и в самых общих чертах описали наши две «групповые» встречи. Полюбопытствовали, каким образом они подошли к идее помещения в постель второй женщины.

Выяснилось, что это была и есть их подруга. Как-то, болтая на фривольные темы, Толик увлекся и шутейно предложил жене пригласить подругу третьей. Света сказала, что если он хочет, то можно, но только подруга не согласится. Но разведенная подруга согласилась, и отступать законной супруге было поздно. Последовали три встречи, после чего Света положила этому безобразию конец. На вопрос Наташки о ее участии во всем этом, сказала, что была просто наблюдателем и бисексуальных наклонностей у себя не обнаружила. Это было как раз то, что больше всего интересовало мою половинку.

Н.: – Света, то есть ты просто наблюдала?

С.: – Можно сказать, да.

Н.: – Ну и что – тебе это было интересно?

С.: – Да, в общем-то, нет. А тебе?

Н.: – Первый раз нет, а сейчас, может быть, даже и ничего.

Минут через пятнадцать Наташка в своей юбчонке начала мерзнуть, и во спасение решили переместиться в какую-нибудь кофеюшню. Подъехали – закрыто. Подъехали – тоже закрыто. Постановили купить чего-нибудь к кофе и поехать к ребятам. Так и сделали.

Приехали. Сварили. Уселись. Болталось не шумно, но комфортно. Толик поставил в соседней  комнате Патрисию Каас и пригласил Наташку танцевать. Первый танец прошел в гостиной, а второй уже в комнате с музыкой. В полумраке, но, судя по всему, без неоправданного интима. Когда они вернулись, хозяин заменил электричество воском.

Толик был оптимально инициативен и уже заметно стекленел около Натальи. Она же то рассматривала картины на стенах, то садилась на уютный диван-уголок, поджав коленки, ну, или делала что-нибудь еще. Беседа то обобщалась, то разливалась на два обособленных ручейка. Наташке было занятно и хорошо, Толику – заметно маятно. Света выглядела сдержанной хозяйкой пристойного салона, принимающей приятных, но не очень хорошо знакомых гостей.

Первой моей активностью было легкое взятие светиного запястья. Если бы это делалось в полной темноте и я не знал владелицы руки, то по микродвижениям кисти подумал бы, что это девушка лет семнадцати, времен моей юности, которая… Которой и не страшно, и немного интересно, и слегка трепетно, и чуточку смешно-растерянно.

Что делать в такой ситуации – непонятно. Это же не весенняя почка, а «ягодка опять». Робость первого бала или неприятие партнера?

На предложение потанцевать  согласилась без колебаний. Легким прикосновениям губами к шейке не противилась. Немного погодя села на диван в затемненной музыкальной гостиной, чтобы продолжить беседу ни о чем.

– Не перестаю удивляться: люди постоянно что-то ищут. Я не искала никогда.

– Никогда?

– А зачем? Муж старается дать мне все, что нужно.

– Этого далеко не всегда достаточно.

– Мне хватало.

- Это что, я у тебя первый предполагаемый мужчина, кроме мужа?

– Мужчинам это так важно... Можно сказать... да.

– Тогда зачем тебе это?

– Не спрашивай, а то я, очень некстати, начну задумываться.

Минут через десять мы вышли из полумрака «музыкальной комнаты» в четвертьмрак гостиной. Толик для приличия бросил какую-то реплику нулевой информативности, поскольку на самом деле был занят Наташкой. Правда, в весьма сублимированной форме. Еще через пару минут на какое-то его предложение Наташка наложила вето...

– Нет-нет, никаких серьезных действий. Я не готова. Сегодня мы договаривались только на кофе.

Тотчас зазвучало и светино «нет-нет», хотя я ничего «взрослого» ей не предлагал. Можно подумать, что Толик монстр, остановить которого можно только двумя неготовыми женщинами.

Кофе был замечательный. Шведский земляничный ликер тоже. Мы поиграли девушкам на фортепьяно, побеседовали, погладили ручки. Ах, эти милые польско-прибалтийские традиции!

Все было очень мило и даже пристойно. Хотя внутренний уголек уже краснел как минимум у трех участников.

Завершая вечер, все отметили его приятность. Толик взялся выяснить, где в ближайшее время можно послушать хороший джаз. Что же касается основной задачи, то, по единодушному мнению, если наших девушек просто привезти в мотель, это им не очень понравится. Но вот если отъехать от Нью-Йорка миль на сто и заночевать в дороге – это будет то, что нужно.

Ребята пошли нас провожать к машине. Наташка с Толиком нагло целовались в губы. Увидев это, Света потянулась ко мне.

– Ну, как?

– Очень миленько. А тебе?

– Тоже. Как тебе Толик?

– В общем, понравился. Мужчина активный – не Славик и не Гена.

- Может заинтересовать как партнер?

– Очень даже. К середине вечера он был готов уже на все.

– Да уж, заметил.

– Мы с ним целовались, ему страшно понравилось. Под юбку пытался забраться.

– Даже?!

– Но очень-очень тактично.

– Тогда ладно.

– Как настроение?

– Хорошее. Но! Ему на Светку наплевать. Он занят только мной. Точнее, собой. А что у вас – его совсем не волнует.

– У меня такая мысль тоже мелькнула. Непонятно: он эгоист, или Светка – женщина, за которую можно не беспокоиться. Хотя...

– Что «хотя»?

– По некоторым недомолвкам – «девочка».

– Как это?

Кратко описываю полную трагизма историю об отсутствии у зрелой женщины «левого» опыта. Принимаем к сведению, хотя и не можем поверить на сто процентов.

– Тогда ты должен с девушкой очень осторожно, раз такое дело.

– Да уж.

– Надо ребятам помочь.

– Постараемся.

День закончился тремя Наташкиными...

Понедельник. Толик прислал мне по электронной почте письмо, в котором благодарил за вечер. Особо отмечал очарование Наташки, а также наши обаяние и тактичность. Я переслал весточку очаровашке. За чем последовала немедленная и справедливая реакция...

– Интересно это у вас получается! Один джентльмен благодарит другого за доставленное удовольствие и предоставленную жену. А я тут вроде и ни при чем?!

– У него нет твоего адреса.

– Но сам стиль!

- Это может быть от робости.

– Если такой робкий, нечего к чужим женам лезть!

– Все-все! Даю тебе его координаты и разделайся с наглецом.

– Вот еще! Он пишет тебе – ты и разделывайся.

– У меня нет времени. А ты заметила, какой у него английский?

– Да, силен.

– Так что бери и упражняйся в изящной словесности.

– Ладно, щас я ему отпишу.

Пока Наташка сочиняла, я позвонил Свете и поблагодарил ее и их. Беседовали минут пятнадцать. Собеседница была более оживлена, чем два дня назад, но менее, чем хотелось бы.

Через некоторое время Наташка прислала текст, который намеревалась отправить Толику. С просьбой оценить не очень ли грубо. Там говорилось, что неплохо бы джентльменам поинтересоваться и мнением дам и что мужчины, забывающие, кто они есть без женщин, обычно плохо кончают. Завершалось послание словами «горячо целую». Мне страшно понравилось и я рекомендовал послать немедленно.

Еще через час жена сообщила, что получила страстный ответ с извинениями, изъявлениями и уверениями. Настроение у нее прекрасное и обижаться больше пока не на кого.

Начали с Толиком обсуждать планы вывоза женщин из города. Лыжи, музейные уголки, дикая природа. Пару раз сообщал Наташке о творческих находках, но все браковалось. Мое терпение истощилось и я замкнул стратегов напрямую.

Через час супруга позвонила, сказав, что найдено романтичное местечко в горах. А в этом местечке –  номер с двумя каминами, джакузи, зеркальными стенами и потолками. За двести пятьдесят. В общем, недорого, но Наташка на всякий случай обсудит это со Светой.

Девчонки мило поболтали. Наташка сказала, что общаться со Светкой ей нравится и что женщины более практичны во всем. И вообще им надоела наша мужская беспомощность, в результате которой мы даже не можем договориться, куда вывезти двух согласившихся дам. Если так будет продолжаться, то они со Светкой просто пойдут в театр.

– Привет! Ну что, добралась уже до работы?

– Добралась, и уже целая куча новостей.

– И каких же?

– Сообщение от Толика. Я у него просила компайлер С++ – обещал завтра привезти. Сказала, что подъеду к нему в обед забрать, а он предложил тогда уж пообедать в ресторане. Так что завтра я обедаю с мужчиной в японском ресторане.

– Неплохо неделя начинается.

– Потом Джон позвонил из Калифорнии. Коллеги – тоже, как с цепи сорвались!

– Ты довольна мужским вниманием на этой неделе?

– Вполне!

– Не много?

– В самый раз!

– Сумеешь собраться и хоть немного поработать?

- А зачем?

– Привет. Как прошел обед?

– Нормально.

– Компайлер принес?

– Да.

– А в остальном?

– Никак.

– Совсем?

– Совсем. Ехала обратно и скучала. Ты победил.

– Кого?

– Он был человеком из моего прошлого. Раньше бы такой мужчина меня, несомненно, заинтересовал, а теперь – мне с ним было скучно.

– Более скучно, чем со мной?

– Намного. Да и засыпаю я без тебя плохо.

– Но ведь бороться с прошлым невозможно?

– Я тоже так думала.

– Ну что, юноша, в пятницу вечером выезжаем в горный особнячок. Там сейчас что-то красивое цветет. Если рекламка не врет.

– Хоть капельку хочется?

– Не-а. Я что-то так устала.

– Раз согласилась – надо потерпеть.

- Интересненько получается: им – удовольствие, а бабам – потерпеть!

– Не горюй – мы вас выпустим на полчасика на цветочки посмотреть.

В три забрал из дома Светлану. Минут через сорок вытащили с работы Толика. Около пяти добыли Наташку и легли на курс.

Дорожное время пролетало через салон легко. Было заполнено общей болтовней, отдельными словесно-эротическими мазками Толика, сдержанными, даже слишком пристойными, реакциями Светы, куражно-расслабленными проявлениями Наташки и моей рулежкой.

Проехать было нужно всего сто пятьдесят миль. С учетом загруженности трассы и дождя, на это ушло три часа. То есть в восемь мы уже были в приличном номере. Осмотрелись, бросили вещи и спустились в ресторан поужинать.

В десять снова оказались на своем третьем этаже.

Т.: – Так... что у нас теперь по плану?

Е.: – Я бегу в машину за дисками, а потом лезу под душ. Если кто-нибудь не опередит.

Компания отреагировала правильно, и, когда я вернулся, в душе уже омывалась Светка. «Немытые» сидели на диванчике и попивали шампанское с коньяком. Горели свеча и ароматическая палочка.

Вышла Света минут через десять. В достаточно кухонном махровом халатике, под которым просматривался незатейливый лифчик. На щиколотках даже в полумраке были видны следы достаточно тугой носочной резинки.

Следующей исчезла Наташка. Сначала она плескалась, потом чем-то долго шуршала. Минут через двадцать те, кто не я, выказали некоторое удивление и нетерпение, Это им не помогло. Потом моя барышня чем-то постукивала. Наконец, появилась...

Она успела подправить макияж и волосы. Сделать поярче губы. Облачена была в полупрозрачную бирюзовую грацию, лиф которой едва доходил до сосков. Снизу было условное обозначение трусиков. Камень сережек и бус по цвету идеально подходил к наряду. Да, в полуголых блондинках есть какая-то особая притягательность! На тоненьких резиночках крепились не очень длинные черные чулочки, заканчивающиеся снизу туфельками на высоких каблучках.

Такой наряд моментально поместил между женщинами огромное количество ступеней эротико-иерархической лестницы. Это сразу стало очевидным для всех. Также стало ясно, что Наташка далека от какого-либо задирания носа, а просто у нее хорошее настроение, она довольна собой и жизнью.

Оставив компанию с двумя отмытыми дамами, я на пять минут исчез и вернулся к своему коньяку уже в маленьких шелковых плавках и рубашке, завязанной узлом на пузе.

Еще минут через пять появился Толик, обмотанный до пояса широким отельным полотенцем. В это время я с удовольствием шахствовал между двумя условно задрапированными красотками и слегка ожидал, что предпримет второй кавалер. Он притормозил перед низеньким журнальным столиком с нашими напитками и со словами: «А вот и я! » распахнул полотенце. Чуда не произошло – полотенце не могло открыть больше, чем оно скрывало.

– У-гу, совсем неплохо.

Наташка сказала это, не повысив тона и даже не оторвав бокала от губ. Это почему-то заставило Толика запахнуться. Не желая создавать паузу, я покинул центр и перебрался на сторону Светы, после чего Анатолий со словами: «Господи, сойти с ума!.. » стал лихорадочно целовать и расстегивать Наташкины резиночки.

Разделенные с женой всего лишь пространственно, но не душевно, мы заскучали одновременно – от того, что никто не оценит в полной мере наше белье, его нежнейшую ткань. Стало ясно, что от этого перевозбудившегося юнца священнодействия не дождешься. Сидеть всем вместе – понапрасну напрягать Наташку. При таком кавалере наше присутствие не доставит ей удовольствия.

– Свет, как ты думаешь – если их оставить, они не наделают глупостей?

– Давай попробуем.

Ответила спокойно и так же пошла за мной в комнату с двумя огромными квадратными деревянными кроватями. Здесь было намного темнее, поскольку не горела ни одна свеча.

Пять секунд перехода оказали на девушку удивительное действие. Ожили ее руки, тело, губы. Целовать первой начала она, однако я успел первым раздеться. О застенчивости не было и речи. Однако сразу возникло ощущение, что Света не отдается своим естественным порывам, а отрабатывает программу свидания с мужчиной. В том виде, в каком себе ее представляет. В совокупности с халатиком и носочками...

Десерт был предоставлен по первому требованию, но ни вкуса, ни сочности, ни тающей на губах мякоти – то есть всего того, к чему я привык, – не было и в помине. Минут через десять кто-то занял и вторую кровать, после чего пришлось распрощаться не только с уединенностью, но и с тишиной.

Толик что-то комментировал, и временами они с Наташкой громко хохотали. В данный момент он делал Наташке то же, что я Светке. Делал подобно тому, как восточные люди едят палочками суп из плошки, помогая себе очень быстрыми движениями пальцев и несоразмерно звучно чавкая.

Сначала Наташка позволяла толиковой фантазии себя вертеть Потом ей надоело, и она, взобравшись сверху и рельефно работая одними бедрами, стала исполнять свою стоновую мантру. Резвилась вовсю.   Ни о каких, даже минимальных переживаниях не было и речи.

В какой-то момент Света стала делать мне очень энергичный минет, но... Может быть, я просто старый ворчун, но, хоть здесь ротик и поменьше, зато у Наташки он более влажный и горячий, и язычок наглый. Очень часто, балуя меня этим милым непотребством, жена смотрит мне в глаза, и это выражение абсолютно непередаваемо... Мне уже хотелось передариться обратно.

Через полчаса пересмешники угомонились и зачем-то сели к нам. Наташка-то просто села, а вот Толик стал разговаривать со Светкой. Она, естественно, стала отвечать и отвлекаться. Меня такая бестактность слегка огорчила. Может, у него не было другого выхода? Он не хотел, чтобы его жену увеселяли намного дольше, чем мою?

В какой-то момент я выскользнул, и каждый оказался в постели со своей табельной подругой.

Сразу нужно проверить, в каком состоянии мне вернули женщину. Несколько легких прикосновений... Все правильно – наблюдали имитацию. Наталье в такой ситуации помочь невозможно, кроме как послав всех на хрен и сделав с женщиной то, что с ней положено делать. Примерно в это же время произвели выброс в пространство сексуальной энергии и соседи. Я лежал состыкованный и тихо излучал в Наташку.

Не знаю, что делал Толик, но делал он это до бестактности шумно.

Все расслабились на законном основании, покончив с ужином часа два назад.

На сегодня хватит. Переключаться на Наташку было бы не по-товарищески по отношению к Светлане. А соединиться второй раз с ней самой – нечего и пытаться.

Поболтали. Все это время Свете не давали покоя чулочки, которые только и были на «моей». Пару раз спрашивала, почему Наташка их не снимает. Та отвечала, что без них может замерзнуть.

Замечаю, что напарник начинает оглаживать ножки. Не свои законные. До этого жена шепнула, что данный мужчина уже два раза пытался втереться к ней в рабство. Вижу, что королева благосклонна. Слегка ослабляю хватку. Он подбирается к поджатым коленкам моей девочки. Королева благосклонна. Перебираюсь на второе лежбище, чтобы Светка не чувствовала себя одной в целом свете.

Наташка уже изучила циклограмму Толика, потому что на какое-то его движение шлепнулась в предстартовую позу, предоставляя миссионеру неограниченные возможности. Этим сэкономив всем ощутимое время на промежуточных манипуляциях.

Наташка лежала так, что нам со Светкой было видно все самое интересное в ее анатомии. Поскольку несостоявшийся раб пока просто созерцательно сидел сбоку на коленках и ни к каким конкретным действиям не приступал.

Вид на самую интересную, по крайней мере для меня, деталь живой эротической композиции заслоняли лампа и высокие бокалы, стоящие на тумбочке.

– Свет, пошли поближе?

– Пошли.

Мы делаем три шага по коврику, опускаемся на него на колени и ставим локти на край сцены. Наташка все так же лежит в позе развратной прелюбодейки. В отличие от Толика, все так же стоящего в виде совсем не развратной кобры. Протягиваю руку и начинаю гладить сонную пусковыю кнопочку. Она чувствует знакомую руку и сразу же тянется навстречу ласке.

В Толике происходит какое-то малое движение и обозначается элемент колебательности. Руку приходится убрать.

Миссионер лежит немного наискосок, так что у туземки открыта левая грудь. Именно ее, неожиданно забравшись на кровать, начинает гладить и целовать Светка.

Наташка от меня почти закрыта. А вот Светка открыта полностью и совершенно беззащитна. Такая милая лягушка.

Наташке сегодня ничего не грозит. А вот чтобы не сделать Лягушку мамой, приходится быстро облачиться. Достаю провидчески прихваченную баночку с желе...

Когда мои пальцы с холодной студенистой субстанцией прикасаются... она подскакивает с пронзительным «Ой! Что это?! » – «Крем». Моментально успокаивается и возвращается к Наташке.

Почему Лягуха была так неискренна, говоря, что совсем не интересуется женщинами?

Вторгаюсь быстро. Светку это совсем не отвлекает от главного занятия. Группа очень живописна. Поэтому мне хватает нескольких минут. Еще чуть-чуть, чтобы вернуться чистеньким. Но ансамбль уже распался на отдельные фигуры.

Теперь точно можно передохнуть. Если только ты честно выполнил свой долг. Однако Толику кажется, что нужно делать что-то еще. Он начинает бессистемно говорить, ходить, что-то предлагать. В результате они с Наташкой отправляются на улицу покурить. Некурящие остаются в постели. Ровно полночь.

Лежим, болтаем. Потихоньку оглаживаю Светку. По некоторым признакам можно предположить, что она относится положительно не только к генитальному и оральному контактам. Незаметно переходим к плавному покачиванию. Потом опять минетик. Хочу воздать изюминкой за изюминку. Света приседает надо мной, упираясь руками в спинку кровати...

Именно за этим занятием нас застали вернувшиеся курильщики. «Ты посмотри, чем они занимаются! » Толик оказывается между куннилингуемой Светкой и стеной. Тотчас ощущаю ласковые губки Наташки. Что за бардак!

Эта троица развлекается, а моя жена без внимания! Экстренное всплытие! В глаза ударяет сноп света от стоящей в дальнем углу комнаты ароматической свечи... но я снова вижу огромные соски, рыжий треугольничек...

Сворачиваемся привычным клубочком на свободной постели. Через пятнадцать минут номер погружается в сон.

Просыпаемся в девять. Походили голыми из угла в угол, промыли глаза. Походили одетыми. Позавтракали. Отправились осматривать цветение окружающего заповедника. Заповедник даже имеет название – Поместье Вандербилдов. Сюда надо было ехать вдвоем.

Около пяти трогаемся в обратный путь.

– Слава богу, одни! Ну, как тебе мероприятие?

- Никак.

– Совсем никак?

– Нет, ну, все достаточно забавно, природа бесподобна, но в смысле секса – никак.

– То есть все твои ахи и охи...

– Ну ты же знаешь.

– Так ты за весь вечер с ним ни разу?

– Ни разу. Более того, Толик за весь вечер со мной – тоже ни разу.

– Ни хрена себе!

– Первый раз он убежал и кончил со Светкой.

– Вот сука, прости, господи!

– А второй раз вообще скис очень быстро. А ты как?

– Эмоционально – абсолютно как у тебя. Но на дверке своего грузовичка могу дорисовать четыре звезды... Извини.

– Лучше добавь четыре штата на «звездно-полосатом». Вот кобелино!

– Ну я же сказал – «извини». А как ты расцениваешь светкино нападение на себя?!

– Между прочим!..

– С подругой она была не просто зрителем.

– Очень может быть.

– А тебе-то как?

– Да никак. Они там чего-то теребили... Мне вообще с ребятами не все ясно – какая у них расстановка акцентов?

– Мне тоже.

– Похоже, Толик натренировал Светку индивидуально под себя.

– В общем, не поймешь что, но от скромности не страдает. Даже ягодички мне показались, не девственными.

– Может быть. Толик на мою попку тоже пытался покуситься.

– Что значит – «тоже»? Я на заветные Светкины таинства не претендовал.

- А он попробовал.

– Ну и что?

– Вот еще, очень надо!

- Но зато он тебя в других местах, как мне слышалось, хорошо подъел.

– И ничуть не хорошо: шуму было много, а на самом деле – куда-то бестолково носом потыкался, я даже ничего и не почувствовала.

– В общем, выходные нам испортили.

– Нет, ну почему же... нормально повеселились, подурачились.

– Какие у них шансы как у потенциальных партнеров?

– Я вижу со Светкой ты пока сам до конца не определился. С Толиком еще работать и работать, но в принципе ничего, можно. Если мы хотим продолжать с кем-то общаться, то они –  лучшее из того, что мы пока имели. Со Светкой можно поговорить, и Толик все-таки мужик в отличие от первых двух. Но если честно, то мне это не нужно. Лично для себя я бы предпочла раз в месяц выпить с Джоном, а раз в три – переспать.

– Понятно. А что, Толик и сегодня в рабство просился?

– Еще как! Кроме как «моя прекрасная королева» и не обращался. Что-то им всем на свободе не живется?

– Что, и Джону?

– А как же. Да, между прочим! Когда ты утром бегал за кофе, Толик, при Светкиной поддержке, предложил заключить тройственный союз.

– Надо же...

– И Светка – не такая уж тихоня.

– Ну и...

– Сделала вид, будто не поняла. А Толик сориентировался, что ляпнул что-то не то, и все перевел на шутку.

– Ну, блин, детский сад!..

То, что за вечер пятницы и утро субботы двое мужиков не дали Наташке по-настоящему сбросить напряжение в области малого таза, очень чувствовалось. Поэтому, когда мы легли, мне очень скоро было предложено заняться, кроме всего прочего, и маленькими извращениями. Мне за последние сутки эротически окрашенных нервных импульсов хватало, так что можно было полностью сосредоточиться на обделенной супруге. Полученный сейчас фант на «баловство» я использовал, прислушиваясь исключительно к ощущениям жены, то есть осторожненько вошел, немного, особенно не теребя, побыл и вовремя ушел. Соответственно, когда меня перевернули на спину, от меня требовалось только спокойно лежать. Лишь в какой-то момент Натка попросила расправить ей губки, которые мешали фасолинке плотно прижиматься.

Учитывая недавнюю нагрузку, позывов передразнивать Везувий у меня не возникло. Сейчас было самое подходящее время попытаться зажечь энергетический шар в районе солнечного сплетения.

Шар зажегся моментально. Идеально круглый, молочно-матовый, с сильным свечением и небольшими, но очень четкими протуберанцами по краям. Моментально сформировавшись, горел удивительно ровно, без мерцаний. Такое мне раньше никогда не удавалось.

Решил передвинуть его на две трети в Наташку, в область между ее сплетением и маткой, оставив на треть в себе. Он моментально, без разгонов и подкатываний, оказался в нужном месте. Удержание не требовало даже элементарных усилий.

Одновременно с фиксацией шара в нужном месте почувствовал, что у Наташки начинается оргазм. Значит, сейчас до предела увеличит частоту, а потом на несколько секунд замрет. Решил не подстраивать яркость под ее фазы, а держать строго на одном уровне.

Максимум... Пятисекундная пауза... Снова скачка, – значит, возжелала повтора.... Пауза. Что-то внутри сокращается – дубль удачный. Открываю глаза – веки жены закрыты, выражение сосредоточенное. Ухожу в себя – шар возникает таких же идеальных формы и цвета, но с половинной яркостью. Хочу получить исходную интенсивность. Не могу. Горит очень устойчиво, но ровно вполовину. Еще секунд пять тлею вполнакала. Открываю глаза. Наташка тоже открывает. Какое-то время молчим, не шелохнувшись. Давая женщине возможность дослушать затухающие высшие гармоники.

– Все нормально?

– Ой, Егорушка, да.

– Оба раза удачно?

– Ты знаешь, у меня такого раньше никогда не бывало. Первый раз возник как-то очень резко и мощно. Второй раз наступил, как обычно, секунд через пятнадцать. Но дело в том, что между ними не было спада. Не понимаю, как, но между началом первого и концом второго у меня все держалось на одном уровне. У меня такого никогда не было. Даже ничего похожего. После второго тоже не ушло сразу, а как бы поубавилось наполовину, подержалось на этом уровне секунд пять, и только после этого...

Пятница. Всю неделю Наташка выглядит женщиной «в самом соку», с самым прекрасным расположением духа, излучающей радость, доброжелательность и эротичность. Когда они с Джоном выбрались в среду на коктейль, то он вообще потерял дар речи и весь вечер только целовал ей ручки, изнемогая от невозможности высказать словами все накопившееся в его американской душе. Единственное, чем он смог четко поделиться, – размером полученной годовой премии в две с половиной тысячи и повышением зарплаты, которая и так была сто тысяч.

В обед подскочил к Наташке на работу, чтобы вместе пообедать. Она вынужденно прихватила с собой «подругу». А точнее – коллегу с экстрапараноидальными способностями, которая тихо, или не очень тихо, угасает по поводу любого проявления жизни вокруг нее. В частности – из-за цветов от Джона, которые периодически появляются на столе у Наташки. Когда после обеда я ушел, у дам состоялся разговор...

– Егор у тебя такой доброжелательный мужчина.

– Очень даже.

– И ты к нему так хорошо относишься.

– Конечно! А чего же мне плохо относиться?

– Ну а как же твой... ваши... приятели?

– Нормально.

– То есть вы... друг о друге... знаете?..

– В общем, да. Но это все баловство. Главное для нас – мы сами. Все остальное – просто для развлечения.

– Главное – что люди счастливы, а уж какими способами...

– Ты ухватила самую суть.

Все в семейной жизни идет нормально. Не просто нормально, а с сильной эмоциональной подсветкой.

На прошлой неделе Наташка с Толиком обменялись фотографиями нашего совместного путешествия. На сегодня договорились встретиться и пообедать. А утром позвонила Светка и сказала, что тоже приедет, поскольку будет по делам в этих краях. Тогда мы с Наташкой договорились, что в тех же краях «окажусь» и я.

Встретились, пообщались. Все-таки у Светки проблема с «модуляцией». У Толика тоже, так как он до сих пор не позвонил Наташке и даже не поинтересовался, как нам понравились их снимки, и не прокомментировал, как им наши (очень, между прочим, неплохие). Да и стремительное появление Светки можно было бы осветить хоть парой предложений.

Зато с Джоном у нас все восхитительно – и эмоции выражает, и изнемогает, как положено. А уж когда встречаются, то и не наглядится, и не нагладится. На прошлой неделе они опять ходили в кабак, и он все доставал официантку: «Isn’t she beautiful?! ». А потом не утерпел и тут же, за столиком, залез Наташке под блузку и расстегнул лифчик.

В соответствии с драматургическими канонами за нынешней кульминацией вскоре должна последовать разрядка в каком-нибудь мотельчике. Раз в два месяца – оптимальная  частота для приличной замужней женщины.

А по весне опять крайне активизировался этот грек-художник. Постоянно подлавливает Наташку в метро. Не верит, что она замужем. Или делает вид. Теперь он уже не организует выставки своих картин, а занялся черно-белой фотографией. Девушка уже боится на работе поднимать телефон. Вот к чему иногда приводит дурацкая привычка держать в резерве даже заведомо ненужных ухажеров! А он все звонит и на своем варварском английском приглашает в фотолабораторию... в полной темноте печатать снимки. Его назойливость при вопиющей бедности сначала очень смешила и лишь слегка раздражала Наталью. Но когда он предложил ей сделать за полцены любую фотографию в виде высокохудожественного черно-белого портрета, девушка взорвалась: «Представляешь?! Мало того, что за пять лет он так и не накопил ста долларов пригласить меня в ресторан, а пару раз, когда мы встречались, я сама платила за свой кофе, так теперь я еще должна платить «полцены»?! Нормальные мужики мне платят!! »

– Ну что, день был не очень утомительным?

– Не очень. Только Тамара со своей паранойей и дурацкими разговорами затрахала совсем.

– Что на этот раз?

– «Наташа, ты не обидишься, если я тебе задам один вопрос? »

– «Смотря какой, но можно попробовать»

– «А ты со своим приятелем встречаешься в гостинице? » – «Да».

– «А платит он? »

– «Конечно».

– «А не пополам? »

– «Что-о-о?! »

– Я тебе все время говорю – держись от воинствующих идиотов подальше.

Продолжение (Часть седьмая. Занавес):