Мои женщины Июнь 1963 Фея-сука или Женщины извращенки порно

Мои женщины. Июнь 1963. Фея-сука.

Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

Иллюстрация из открытой сети Интернет.

Продолжение главы «Мои женщины. Июнь 1963. Феина уха».

Кто-то или что-то поймалось на мой крючок…

Я был не просто ошеломлён, а несказанно ошеломлён. Мы же вышли к реке просто так – для фотографирования…

Мы же просто изображали из себя рыбаков. Мой старший брат в этот момент фотографировал моего папу, который что-то ему говорил весёлое…

К нам ещё «присоседился» кто-то из подвыпивших «рыбаков», который просто так стоял с удочкой и курил, что строго было запрещено «старшим» на рыбалке.

Кроме этого, я шутки ради, прицепил к крючку моей удочки не червяка, а фантик от «ириски», которой меня угостил наш «лысый»…

Теперь я чувствовал «живое сопротивление» удочки, которая «намертво» за что-то зацепилась своим крючком…

Сначала я «похолодел» и у меня по спине и по ногам «пробежал озноб» от страха и чувства неудачи. Я допустил зацеп чужой удочки и мне сейчас «попадёт» от всех, за мою нерасторопность…

Эх, и зачем я только закинул свой фантик в заросли травы, верхушки которой чуть-чуть «ершились» над текучей гладью реки…

Потом я сильно напрягся и на фотографии изображён именно этот момент. Я почувствовал, что там, в глубине подводных травных зарослей, спряталось не бревно, не коряга, не извилистые корни какого-то растения, а что-то живое…

Я вдруг почувствовал, что на моё напряжение и чутко-осторожное желание освободить крючок и тугую леску кто-то отвечает таким же осторожным напряжением-сопротивлением…

Я почувствовал, что там кто-то шевелится и тянет меня в реку…

- Папа! – хриплым от волнения и напряжения голосом, которого я и сам не слышал, позвал я своего папу. Мне становилось страшно…

Ну, не мог никто клюнуть на фантик от ириски! Ну, не мог! Или не должен был…

Натяжение лески не ослабевало, а только осторожно возрастало. Мне становилось всё страшнее и страшнее…

Кто-то настойчиво, упорно и осторожно-ласково тянул меня в воду…

- Папа! – не своим голосом вдруг звонко и громко заорал я так, что все близстоящие мужики наконец-то обернулись на меня.

- Что ты? – весело ответил мой папа. – Что случилось?

- Да притворяется он! – воскликнул мой старший брат и, как всегда, обидно и ехидно засмеялся. – Делает вид, что у него клюёт…

Мне стало до слёз обидно и жалко себя: «Меня вот-вот сейчас что-то утянет под воду, а они смеются! ».

Я только хотел распрямить свою напряжённую спину и «достойно» ответить моему старшему брату-обидчику, как кто-то резко, неожиданно и очень сильно рванул у меня из рук мою удочку…

Я не смог её удержать и она «скользнула» в моих потных ладонях. Гвоздики, которые были вбиты в удилище, чтобы на них наматывать леску и цеплять крючок, впились мне в мякоть ладони и «обожгли» меня режущей болью.

Я немедленно взвыл от страха и боли и уже хотел было отпустить мою удочку, отдать её тому чудищу, которое вырвало её из моих рук, но тут я краешком сознания услышал-угадал, как кто-то внутри меня голосом «старшего» рыбака крикнул: «Держи!!! »…

В этот миг папины руки перехватили у меня ускользающее удилище. Я наконец-то смог разжать «горящие» от боли ладони…

От боли, которая затмила мне «белый свет» я ничего не видел и не слышал. Я только чувствовал жжение в ладонях. Мне чудилось, что кожа на них порвана глубоко и сильно.

Кроме этого меня буквально затолкали, запихали, задвигали десятки человеческих тел, которые вдруг стали толпиться, суетиться, мельтешить вокруг меня.

Мой старший брат вытащил меня из этой «толчеи» и я ему был страшно рад и благодарен за это. Я чувствовал как он разжимает насильно мне ладони и что—то делает с моими порезами, на которые я не мог и не хотел смотреть…

- Ничего, - услышал я голос брата. – Чуть-чуть поцарапал. До свадьбы заживёт. Не «боись», пройдёт.

Я чуть-чуть ободрился и взглянул на свои ужасные рваные раны…

Они действительно оказались неглубокими царапинами. Одна из них была глубже другой и из неё сочилась кровь.

Я страшно возгордился, потому что вдруг осознал, что получил ранение на рыбалке и это я «поймал» знаменитую щуку- разбойницу…

Я понял это в тот момент, когда ко мне вернулось зрение и слух. Я услышал десятки, сотни, тысячи взволнованных голосов, возгласов, криков, слов, советов, требований, просьб и слов матерной ругани.

- Держи!

- Сильно не тяни!

- Не натягивай!

- Веди ей, веди!

- Кто там может быть?

- Она! Сука-щука! Я её нутром чую!

- А может это сом? Держит, как бревно…

- Какой там, на буй сом? Здесь сомы не водятся. Это она!

- Только не напрягайся, веди её, веди…

- Главное, когда она вдруг ослабит леску, ты её натягивай слегка, а то она тут же рванёт и оборвёт её.

- Без вас знаю! – «огрызался» мой папа, который со страшным напряжением и волнением держал мою удочку, конец которой описывал замысловатые круги и восьмёрки над речной гладью.

Мне было плохо видно из-за спин и ног мужиков, которые сновали вокруг моего отца, как будто танцевали дикий танец.

Мой папа уставал. Рывки и «кивания» удочки становились всё резче и обрывистей. «Старший» рыбак молча перехватил удилище из рук моего папы. Мой папа осел на мокрый берег реки там, где стоял…

Мужики подхватили моего папу и вместе с моим старшим братом отнесли его на берег повыше. Мой папа лежал на спине и тяжело дышал, смотря невидящими глазами в небо.

- Тонковата леска, - сквозь зубы напряжённо проговорил «старший». В его руках удилище уже не описывало круги и «восьмёрки», а гибко следовало за рывками напряжённой лески в разные стороны.

- Готовьте подсаки, - скомандовал «старший». – Устаёт. Сейчас к берегу пойдёт на нас посмотреть. Готовьтесь!

«Рыбаки» и другие мужики похватали свои рыбацкие снасти и большие сачки на длинных ручках. Этими «сачками» они должны были подхватить щуку, которая вот-вот должна была подплыть к берегу.

«Старший» также напряжённо и внимательно, как мой папа, следил за движениями «рыбины». Когда она вдруг резко ослабила леску, он немедленно приподнял вверх удилище почти до вертикального положения и стал отступать назад.

Мужики заботливо окружили старшего и готовы были руками его подхватить, если он споткнётся. Наш «лысый» вполголоса говорил ему о том, какие препятствия ждут «старшего» на его пути назад.

Мой папа сначала приподнялся, а потом вскочил и присоединился к мужикам. Я тоже ринулся в самую гущу событий. Мне тоже хотелось увидеть мою щуку…

Невдалеке, в метрах пяти от берега на глади течения вдруг «прорезалась» водная дорожка, как от плывущего катера. Мы все увидели длинную тёмную спину какой-то огромной рыбины…

Мгновение она приподняла свою узкую голову к поверхности воды и, резко вильнув хвостом, ушла на глубину. Леска вновь туго натянулась. Мне даже послышалось, как она сначала хлопнула, как пастушеский бич, а потом зазвенела, как струна гитары.

- Сука подкильная! – злобно «прошипел» «старший» и я увидел на его напряжённом лице капельки пота. – Сейчас рванёт!

«Старший» вдруг полуприсел, напрягся, насторожился и расставил свои локти в стороны. Мужики тоже все невольно присели или пригнулись, как под обстрелом…

- Леска тонковата… - снова с горечью и страшным напряжением проговорил «старший». – И кто это додумался на щуку такую леску ставить…

Я почувствовал себя виноватым, хотя взял первую попавшуюся свободную удочку. Мы же просто хотели сфотографироваться…

Борьба с щукой-сукой продолжалась. Удочка опять описывала в воздухе круги и «восьмерки», опускалась до водной глади или резко взмывала в небо. «Старший» тоже начал уставать…

Гомон и «руготня» почти прекратились. Мужики теперь переговаривались вполголоса и некоторые стали посматривать на часы. Время обеда в столовой уже кончилось…

- Нам её не поймать, - с сожалением сказал «черноволосый». – Она матёрая. Она просто играет с нами, тянет время. Её можно взять только толом или динамитом…

- Пробовали, - осторожно и тихо сказал один из «рыбаков». – Она словно чует нас. Уходит от места. Рыба всплывает, а её нет. Только начнём «глухую рыбу» вытаскивать – она тут как тут. Хвать, хвать и почти всю рыбу заглатывает. Стерва…

- Нет, она не «стерва», - задумчиво сказал наш «очкарик». – Она хозяйка реки, как «хозяйка медной горы». Это не щука, а наяда, фея реки. Её ловить нельзя и поймать нельзя. Её можно только уважать и задабривать. Видели, как она нам сегодня «рыбий жор» подарила?

Мужики промолчали. Никто не посмеялся и не возразил нашему «очкарику»…

Я «новыми глазами» посмотрел на происходящее и вдруг отчётливо понял, что «очкарик» прав. Это была не щука-сука, а щука-фея.

Это была она – моя фея красоты и страсти. Это была моя ночная гостья, моя «златопёрая караська», моя «хозяйка феиной ухи»…

Я был не просто потрясён, ошеломлён и ошарашен. Я онемел, застыл, «выключился»…

Мне немедленно стало жаль эту рыбу – мою фею красоты и страсти, которую жёстко, умело и настойчиво вываживали из её реки сильные руки «старшего» рыбаков.

Как я сразу не догадался!? Ведь она «клюнула» на мой фантик от «ириски»…

Она просто мне подала свой знак, пошутила, поиграла со мной. Попыталась снова завлечь меня к себе. Дала мне знать, что она там и она «хозяйка положения»…

Теперь она сопротивлялась не мне, а этому сверхопытному рыбаку, который «имел на неё зуб», давно хотел её поймать, уничтожить, словить, добиться победы над ней…

Во мне горячей волной поднялось возмущение и желание броситься на этого «старшего», который с отрешённым и озлобленным выражением лица всё водил и водил уже мятущуюся рыбину…

Изменение настроения коснулось не только меня, но почти всех мужиков…

- Оставь ты её, - суеверно и просительно проговорил один из «рыбаков». – Всё равно мы её на эту леску и этот крючок не вытащим…

- Действительно, - сказал примирительно мой папа, который внимательно посмотрел на мои влажные глаза, в которых сами собой вдруг появились слёзы. – Если она «хозяйка реки», то путь живёт, как ей хочется. Она нам действительно сегодня подарила «рыбий жор». Нам что, мало что ли?

Удочка в руках «старшего» вдруг перестала трепыхаться и застыла почти неподвижно…

Все глухие разговоры об освобождении щуки-суки немедленно прекратились. Рыбачий азарт вновь охватил всех.

Снова все мужики ринулись к берегу, сгрудились вокруг «старшего» и снова все готовы были хоть по пояс лезть в холодную воду реки, чтобы голыми руками схватить эту громадную рыбину…

«Старший», ещё не веря, что всё почти кончилось, с напряжением и опаской подводил неподвижное тело щуки-суки к берегу. Там её ждали десятки рук мужиков…

- У самой кромки на мелководье рванёт, - прохрипел уставший «старший». – Как пить дать рванёт!

Щука-сука, моя щука-фея, моя фея красоты и страсти молча и не шевелясь, подплывала к берегу. Я уже видел в тёмной глубине её тёмно-серо-зелёное тело.

Она совсем не была похожа на ту фею красоты и страсти, которая только что пригрезилась в моей дремоте…

В её усталой и покорной неподвижности было что-то жалкое, но одновременно – хитрое, коварное, опасное.

- За пасть не берите – покусает, - сказал «старший». – Хватайте за жабры и за туловище. Она хвостом бьёт, как боксёр. Держите изо всех сил…

Щука-сука подплыла к самому берегу и её спина выступила над водой. Мужики, не снимая штанов, в ботинках и сапогах, по колено вошли в воду, обступили щуку и нацелились её ловить.

Все боялись первым её хватать, а щука-сука неподвижно лежала в мелкой воде и спокойно шевелила своей плоской челюстью и большими жабрами. Все чего-то ждали…

«Старший» напряжённо передал удочку с натянутой леской в руки одного из своих «рыбаков» и медленно крадучись подскочил к щуке. Он и схватил её первым за голову в районе жабр. Схватил и победно выхватил её вверх из воды.

Это была огромная рыба…

«Старший» стоял почти по колено в воде и держал перед собой на полусогнутых руках рыбину, хвост которой вяло «елозил» в глубине по дну.

У щуки-суки была плоская гладкая морда, широкий огромный рот-пасть, высокий лоб и продолговатые глазницы, в которых светились круглые, прозрачные серо-голубые холодные глаза с абсолютно чёрными бездонными зрачками.

Эти щучьи глаза «жили», внимательно нас всех оглядывали. Мужики невольно ежились, тушевались и сникали, глядя в эти круглые внимательные щучьи глаза.

В них не было ни волнения, ни мольбы, ни боли, ни жалости. В них было холодное, внимательное, запоминающее всё и всех коварство...

Верхняя губа щуки-суки была меньше нижней. Эта нижняя губа-челюсть выпирала вперёд, но зато верхняя губа-челюсть щуки заканчивалась двумя «щёками», которые нависали, закрывали края её рта-пасти.

Общее выражение и форма челюсти-рта щуки-суки вместе с ей глазами были какими-то старыми, древними, спокойными, но жутко хищными.

Жабры щуки-суки шевелились, но не судорожно, не хватающе, а спокойно, как будто она и не выходила из воды, своей среды обитания.

Только красивые полукруглые, как веер, плавники под жабрами щуки—суки шевелились, плавно загребая воздух вокруг.

Всё тело щуки-суки было каким-то пятнистым, «рябым», словно покрытым боевой маскировочной раскраской.

На её животе тоже были два веерообразных небольших плавника, а ближе к хвосту – два вертикальных мощных плавника. Они вместе с мощным плоским хвостовым плавником составляли единый комплекс – движитель этой огромной рыбины.

Тело щуки-суки было очень тяжёлым. Это было видно по дрожащим от напряжения рукам «старшего»…

- Что будем делать? – сдавленным хриплым голосом проговорил «старший».

Мужики ошарашенно молчали.

Один из «рыбаков» осторожно ножом приоткрыл пасть рыбины. Все с любопытством заглянули туда.

Там был плоский язык и в глубине пасти щуки-суки был виден мой фантик от «ириски», от которого тянулась тонкая полупрозрачная леска.

Щука-сука почти никак не отреагировала на вмешательство ножа в её пасть.

«Рыбак» осмелел. Удерживая левой рукой её нижнюю челюсть, острием ножа он поддел крючок и выдернул его из пасти рыбины.

Щука-сука только слабо дёрнулась всем телом и захлопнула свою пасть, как какой-то станок-механизм. Тело её по-прежнему тяжёлой ношей висело в руках «старшего».

- Что делать-то? – вдруг беспомощным, жалобным, просящим и опасливым голосом проговорил «старший».

- Это Саша скажет, - вдруг ответил ему наш «черноволосый». – Это его рыба. Он её поймал.

Все посмотрели на меня, и я физически ощутил тяжесть их взглядов. Мне даже показалось, что положение глаз щуки-суки тоже изменилось, и она тоже взглянула на меня…

- Её надо отпустить, - судорожно сглотнув, проговорил наш «толстяк».

- Вот ещё! – вскинулся мой брат. – Мы её с таким трудом поймали! Это будет наш приз. Победный!

Мой папа и остальные мужики промолчали и мой брат стушевался…

Я молча подошёл к «старшему», даже не замечая, что иду по мелководью в своих новых ботинках.

Я провёл рукой по гладкому скользкому боку и телу щуки, коснулся её живых плавников, погладил её выпуклый светлый живот.

Я хотел было коснуться пальцами её «усмешливых» губ, но «старший» угрожающе шикнул на меня…

Тогда я коснулся напряжённых дрожащих рук «старшего» и потянул их вниз, к воде.

В то же миг щука слабо шевельнулась и сделала нетерпеливое движение всем телом.

Мужики и «рыбаки» расступились и «старший» медленно, торжественно и ласково опустил щуку-суку в воду…

Она приняла это «опускание», как должное, - достояно, спокойно, сдержанно.

Её рот и жабры глотнули воду, её тело изогнулось дугой, гибко плеснуло, окатило нас волной брызг и почти мгновенно ускользнуло в мутную речную глубину…

Только что в наших руках была легендарная щука-сука реки Оки на участке у дома отдыха «Сосновый бор» под Алексином. Теперь же мы стояли почти по колено в речной воде, мокрые, с пустыми «склизкими» руками, но отчего-то страшно довольные и счастливые…

- Ничего, мы её всё равно поймаем! – громко сказал «старший». – Поймаем и отпустим. Потому что эта щука-сука – мечта…

Мужики и «рыбаки» громко и освобождённо заговорили, поддержали "старшего", стали меня и друг друга поздравлять с победой и все, довольные и счастливые, лихорадочно стали собираться домой.

Все вдруг ощутили страшный голод и все надеялись, что нас всё ещё ждёт сытный обед…

Так и оказалось.

Заведующая столовой знала, что отдыхающие пошли на рыбалку и вот-вот должны были вернуться с уловом. Нас встретили с ликованием, радостью и приветствиями, будто мы вернулись из космического полёта.

Всю пойманную рыбу мы сдали на кухню поварам. Они незлобливо стали нас упрекать за то, что мы «добавили им работы». На ужине нас и всех отдыхающих должны были угостить жареной речной рыбой.

А пока мы с невероятным аппетитом, шутками и прибаутками, воспоминаниями случаев на недавней рыбалке, с «подколками» и «подковырками» скушали наш обед.

В этот раз нам принесли:   борщ «Украинский» с мясом и капустой; поджарку из свинины с гарниром из гречневой каши; салат «Особый» из мягкой отжатой капусты с варёным яйцом и майонезом; много хлеба и охлаждённый компот из свежих фруктов.

Мы кушали так, что на нас вышли посмотреть повара и поварихи. Они молча стояли в дверях, а полногрудые посудомойки выглядывали из своих окошек.

- Ухой-то вас угостили? – с ноткой ревности спросила нас, моего папу, моего старшего брата и меня, врач-диетолог. – Небось «царскую» варили?

Мы виновато и молча дружно покивали головами, не отрываясь от своих тарелок.

«Врачиха» вздохнула и отошла от нашего столика к другим столам, где дружно работали ложками удачливые сегодня рыбаки.

Прекрасная была рыбалка!

Чудная!

Чудная…

Сказочная…

Я сонно брёл след-вслед ботинкам моего папы, стараясь не потерять направление к нашему дому, к нашей желанной палате-спальне…

Наверно все мы страшно устали и после всего пережитого, после очень сытного и долгожданного обеда, хотели одного – упасть на свои постели и спать, спать, спать…

Я не помню, как я разделся, и кто помог мне снять мокрые ботинки и носки. Я только помню, как меня приняла моя прохладная пахучая подушка.

Моя постель уже не казалась мне неуютным комковатым и скрипучим ложем, а ощущалась моим натруженным телом, как уютное гнёздышко, как моя раковинка на тихом песчаном дне в окружении тонких текучих струй и качающихся былинок речной травы…

Кто-то ласково, благодарно и внимательно посмотрел на меня своими круглыми прозрачными глазами с жуткими бездонными чёрными зрачками и, медленно шевеля хвостом и большими плавниками, растаял в сонной тёмной глубине.

- Какая ты… красивая, - с замирающим сердцем мысленно проговорил мой «внутренний голос» моим голосом. – Спасибо тебе за всё.

- Не за что, - глухо донеслось из тёмной глубины. - Ещё увидимся…

Я снова вздохнул, как будто вынырнул и, прежде чем окончательно погрузиться в сон, успел подумать: «А почему это у моей феи-щуки хвостовой плавник будто обтрёпанный, неровный, укороченный? ».

- Старая она, - проворчал во мне внутренний голос «Деда Календаря». – Древняя…