Мой ангел-хранитель и я

Как и у всех, у меня есть ангел-хранитель.   Он - мой единственный друг. Друг, с которым я могу поговорить по душам, поделиться своими горестями, порадоваться "радостями", друг, который рядом со мной всегда. Единственный мой невидимый  друг, который , в отличии от человеческих друзей, никогда не предаст. Друг, с которым можно быть откровенной, и не притворяться лучше, чем ты есть на самом деле, потому что он и так всё знает про тебя.

Обычно, когда я выхожу из дома, я сажаю его на плечи, как маленького, беззащитного ребенка, которого отец понес на демонстрацию, и мой маленький, златокудрый  ангелок, в белой рубашке, управляет мной, подергивая меня за уши, как  за поводья, попихивая меня в плечи своими пухленькими, младенческими ножками, как заправскую лошадь.

Если он шепчет мне: "Не ходи туда", - дернув за два уха одновременно, я не хожу, если приказывает: "Но-о-о-о-о!", - я мчусь туда галопом, и всегда меня там ждёт удача! По части "халявы" мой ангел-хранитель никогда не ошибается.

Как он выглядит? Он выглядит точно так же как я. У него белые волосы, сам он чуть полной комплекции, такой же нос, руки, ноги, тип туловища с той лишь разницей, что он... мужчина или скорее... мальчик - подросток.

Впрочем, во времена моей юности он был совсем другим - он был... безликим. Когда я заболевала, у меня была температура, я видела сидящего у своей постели мальчика в голубой футболке ... санитара морга. Он сидел у моих ног, грустно склонив голову, и понимающе гладил меня по волосам.... Вместо лица у него было какое-то неразличимое серо-коричневое марево, словно на его лицо был одет капроновый чулок, а на месте естественных проёмов глаз и рта виднелись чуть более темные тени... обозначающие контуры черепа.... Сначала я страшно испугалась (хотя словосочетание "страшно испугалась здесь было бы более чем неуместно - это всё равно что говорить "весело развеселилась" или "радостно обрадовалась") ... но потом... потом, когда он стал приходить ко мне каждый день, я почти привыкла к нему, хотя по-прежнему не видела его лица. Чтобы больше не пугать меня, свое лицо он никогда не показывал , словно скрывая его в наджабе своего светлого капюшона. Я видела его руки и плечи - красивые руки совсем юного мальчика.

НЕ СОТВОРИ СЕБЕ КУМИРА

И вот в моей жизни появился он - мой кумир, мой Эминем - Маршал Мэтьюз III, мой прекрасный, неулыбчивый, суровый принц, читающий суровый рэп. Он ворвался в мой "Счастливый" дом 8 своей "8 милей", своим супер обоятельным образом белого уличного полубеспризорника, живущего с мамой в трейлере и добивавшегося своего места в жизни через чёрный рэп, и буквально взорвал мой мозг. В нём, в этом вредном, но таком трогательно-беззащитном бунтаре, белом парне, читающим черный рэп, маленьком солдатике, бросившим вызов всем стереотипам гламурно-напамаженного мира Голливуда, этой зажравшейся до маразма, тупоголовой Американской попсе, я, вдруг, узнала саму себя.   Я поняла Я -ЭТО ОН. ОН ДВИГАЛСЯ, МЫСЛИЛ, ДЕМАЛ, КАК Я, ОН БЫЛ ПОХОЖ НА МЕНЯ. ОН БЫЛ МНОЙ!

Я стала бредить им по ночам, воображая, как я когда-нибудь поеду в Америку, во Флориду и непременно встречу его там, на его концерте, прямо на пляже Палм-Бич. Как он, выделив меня из тысяч его поклонниц, обратит на меня взор... точнее, мы встретимся взглядом, УЗНАЕМ ДРУГ ДРУГА, ТОЧНЕЕ, ДРУГ В ДРУГЕ, и... и всё будет решено раз и навсегда.... Две половины навсегда станут единым целым... ТОЛЬКО Я И ОН. НАВСЕГДА!

Господи, как же я ненавидела его жену Ким! Она была похожа на мать "Парфюмера", родившая ублюдка посреди рыбного рынка - такая же растрёпанная, тупоголовая каёлая каланча с глазами безумной коровы... Я ненавидила его дочь Хейли (по-нашему Светлана), этого неудавшегося, не совсем красивого выблюдка, неизвестно зачем появившегося на этот свет, которого мой кумир обожал безраздельно, ради которого он готов был даже терпеть унижения от этой своей Ким - от этого биологического ничтожества, этого не способного к труду, бесполезного для себя и общества, живущего за счет других дебила, не заслуживающего даже того, чтобы обтереть волосами ступни его ног... Любовь нимфоманки не терпит конкурентов...

О, я фанатела по Эминему! "Не сотвори себе кумира", - сказано в писании. Я сотворила! Я следила за малейшей новостью О НЁМ, я уже знала наизусть мой любимый фильм "8 миля", и даже по-английски", потому что смотрела его каждый день, я подвергала раскадровке его интервью и готова была целовать каждый кадр с его изображением, его подростково-мальчишеский голос приводил меня в восторг - и я могла выделить его из миллиона подобных голосов.

Я пошла дальше - я копировала его. Я копировала его  немного мешковатую одежду шпаны, одеваясь не совсем опрятно для девушки, не снимала капюшон, пока мои волосы не превращались в жалкое подобие водопроводной пакли, я копировала его походку, манеру поведения, систему взглядов, его крепкое словцо, старательно делая перед зеркалом пальцы веером, я, глядя на его плакат, восклицала привычное рэпперское: "Ё-о-о-о! Привет, чувак!" - но это получалось почти смешно, как у того цыпленка, который хотел завоевать весь мир. Вообще,   то, что на красивом парне выглядит столь естественно  привлекательно для старой девы с внешностью растолстевшего подростка почти безобразно в своей нелепой смехотворности. Я смеялась над собой. Я хотела перерезать себе вены...

По счастью, благоразумие, а может, мой до конца не выветрившийся из мозгов детский эгоистичный инфантилизм (как утвержает мама), остановили меня.... Мне ещё хватило ума не скопировать его татуировки, потому что я боюсь боли...

И Я ПОНЯЛА, ЧТО ПОШЛА НЕ ТЕМ ПУТЕМ! НЕ ТЕМ ПУТЁМ ИДТИ НАДО...

Я ПОШЛА СВОИМ...

тем, которым ещё до меня никто не ходил...

читайте дальше...

МАЦЕРАЦИЯ ЭМИНЕМА ИЛИ НЕВЕРОЯТНАЯ  ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК Я, ПРЕВРАТИВ СВОЕГО КУМИРА В ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПЕРСОНАЖ, ВЛЮБИЛАСЬ В НЕГО, И КАК ОН  ВПОСЛЕДСТВИИ   СТАЛ МОИМ АНГЕЛОМ-ХРАНИТЕЛЕМ

Он так похож на русского парня! У него классическое красивое, русское лицо! Он двигался как русский парень - плавно, немного в раскачку, большими шагами, даже природная его сутулость придавала ему изюминку, от которой я просто сходила с ума! О, если бы он был русским!   Но рассудком я осозновала - невозможное- невозможно. И чтобы хоть как-то утешить себя и не сойти с ума от неразделенной любви, я... замацерировала своего кумира.

Нет, не бойтесь, я не пошла по стопам знаменитого безумца Чапмана, убившего от любви своего кумира Джона Ленона, а затем спокойно севшего читать рядом с его трупом свою любимую книгу "Над пропастью во ржи"... все остались живы и на свободе...

Хотя, признаюсь, у меня были даже такие мысли. В своих романтических мечтаниях я воображала, как, наполнившись суровой решимостью, заряжаю пули в роковой пистолет под его песню"The murder she wrote", и спокойно иду убивать своего кумира на его концерт. Убивать из любви. Пять выстрелов из толпы - он падает замертво, а я попадаю в историю.   Крики, переполох, паника, охрана бессильна против обезумевшей, орущей толпы, несколько тысяч человек в ужасе бегут, давя друг друга, а я всё так же,   гордо склонив каменное лицо над остывающим трупом своего кумира, в наушниках продолжаю слушать его  "The murder she wrote".

По счастью, моя "мацерация" проходила совершенно бескровно, и, более того, совершенно безболезненно для самого "мацерируемого", а именно: без "ударения" оливковой дубинки в затылок или каких- либо там иных грубых террористических "манипуляций" в виде тупого выпускания пяти пуль из заряженного револьвера. Всё оказалась гораздо проще: я создала из кумира литерптурный  персонаж. ТЕПЕРЬ ОН БЫЛ МОЙ И ТОЛЬКО МОЙ, И НЕ ПРИНАДЛЕЖАЛ НИКОМУ, КРОМЕ МЕНЯ. Я словно сорвала свой заветный Аленький Цветочек и запрятала его глубоко за пазуху, там где посереди больших, теплых бабьих грудей покоился мой маленький крестильный крест.

Вот такой персонаж получился у меня после мацерации Эминема.

ЕГО ЗВАЛИ ГРЭГ ГАРТ - по имени знаменитого разбойника Майна Рида из романа "Белая перчатка". Почему я назвала его именно так - я не знаю. Точнее, не могу сказать. Но, как говорится, демон имени уже завладел моим виртуальным героем.

Полностью запечатлев его внешность, его психомоторику: его характер, поведение, движения, мимику в Греге Гарте, я будто похитила саму душу Эминема, без зазрения совести и каких либо там авторских прав переселив его психомоторную эктоплазму в главный персонаж моего первого в мире эротическо-приключенческого романа-эпопеи "Русский бунт". Но в защиту моего нового метода "мацерации" могу сказать, точно: что это было настолько безболезненно и безвредно для самого подопытного "мацерируемого" Кролика,   что "объект" даже не подозревал о том, что в далеком Питере его уже давным-давно "отмацерировала" одна никому неизвестная  его поклонница -писательница-нимфоманка по имени Шилова Лилия Владимировна.

Так у МОЕГО АНГЕЛА-ХРАНИТЕЛЯ наконец-то появилось имя Грэг и даже фамилия Гарт. Похитив его пленительную эктоплазму психомоторики, я с удивлением заметила, что настоящий Эминем как-то сразу перестал интересовать меня. Он словно внезапно "выдохся", как старое, забытое миром, перекисшее шампанское, выстрелившее в глухом подземелье своей пробкой.

Жалкий человеческий "жмых", оставшийся после моей мацерации. (Живи, ненужная стареющая "кукла").

После моей мысленной "мацерации" с него , вдруг, внезапно спала пелена обояния, по которой я когда-то так сходила с ума. И я с разочарованием увидела его истинное лицо. Звездная болезнь испортила моего гения, обезобразив его творчество до неузноваемости. От былой его злости, его хлесткого злого речитатива, его бунтарства, его рэпа, всего того, что мне так нравилось в нем, что так очаровывало, заставляя сердце мое заходиться от глупого девичьего восторга,   не осталось и следа. Остался лишь жалкий клоун, робко подрожающей Голливудской попсе, блеющий тупой баран, пытающийся "блеять" жалкие песенки о любви, которой он никогда не знал. То, с чем он так боролся, восходя на Олимп славы, захлестнуло его. Он стал такой же как они - эти тупоголовые, напыщенные поп-певцы, способные лишь выставлять себя в низкопробных шоу. В нем больше не было его таланта, в нем не было ничего того, что я так любила в нем! Пустое место!

Ненароком, я словно выжила из него последние соки, предоставив жалкому "жмыху" доживать свой век так, как он того захочет.

После  альбома "Relapse" творчество моего кумира окончательно испортилось.   Последняя его баллада с Рианой с длинным, малопонятным русскому названием "Love the way you lie" (Люблю когда ты лжешь) окончательно убила во мне остатки своего фанатизма к нему.   Устав терпеть его падение, я без всякой жалости, словно ненужную тряпичную куклу,   выкинула почившего заживо в моем сердце кумира на помойку, вернее, не его самого, нет,- его "жмых", оставшийся после мацерации, его неумолимо стареющую телесную куклу, своим тлетворным разложением грозившую испортить неповторимый "аромат" моего созданного в подсознании героя - моего любимого мальчика-бунтаря, выросшего в нищем квартале Детройта и бросившего вызов всему миру своим смелым рэпом.

Самое же ценное: его душа, его психометрическая оболочка, его неповторимая хоризма - его священные  "мацеральные простыни" я  сумела сохранить и с бережной жадностью запрятала  в самый дальний угол своего мозга, чтобы потом, в любое время дня и ночи, по крупице, по корпускулам, по каплям доставать его пленительный призрак оттуда и с жадностью маньяка выпивать его - этот пьянящий напиток любви, сваренный из моего кумира, этот сладостный ореол прекрасного принца  - моего благородного рыцаря без страха и упрёка, моего маленького, романтического бунтаря.

Нет, я не пила его единым глотком, запоем, как это делает опустившийся в конец пьяница, лишь бы только затем, чтобы напиться и поскорее получить жаждуемое опьянение - я не могла допустить , чтобы, насладившись им всецело, в один миг, в один момент, предложив себя ему, как изношенная уличная девка, в конце концов опять  разочароваться в нем, но уже как в создаваемом мной образе, на полпути, нелепо, не доработав его до конца.   О, это была бы катастрофа, конец всему, всем моим безумно кропотливым трудам по изготовлению из кумира моего персонажа. Нет, как добросовестная работница, привыкшая выполнять работу до конца, я не могла допустить брак, чтобы потом, со слезами разочарования на глазах выбросить уже недоделанную мной, испорченную куклу на помойку... Здесь нужна была осторожность... и терпение... малейшая смазка, неточность, и вся моя работа рухнет, как карточный домик, как выстроенный из костяшек ряд домино...

Как опытный сомелье, как играющая с валерьяновой подушечкой кошка, я буквально муссировала его аромат, раскрывая каждую малейшую его грань, вариацию, отдушку, и из этих малейших вынимаемых мною корпускул  его  души, его метофизической эктоплазмы, его милого облика я день за днем ткала своего героя, добавляя что-то своё, лепя его из горячего пластилина виртуальной психофизической плоти, словно собирая его из невидимой, но  причудливой мозаики мысленных осколков своей нереализованной любви - ЕГО - моего героя - моего  милого капитана Грэга, с каждым днём всё сильнее и сильнее влюбляясь в него... моего никому неведомого книжного героя. Так появлялся мой книжный герой... день за днем... неделя за неделей... год за годом... О, подобно легендарному Парфюмеру, я овладела искусством дефлюмажа в совершенстве, по крупицам воссаздавая моего главного литературного героя  в совершенстве.

Вот так у моего ангела появилось имя - Грэг. И лицо - лицо Эминема. Я любила его. Постепенно воссоздавая мой пленительный образ в мозгу, я наслаждалась им, как любовником, мужем, братом. Я жаждала его в постели... МЫСЛЕННО СОВОКУПЛЯЛАСЬ С НИМ, вопя от восторга сладострастия... и любви...

Я сама попросила моего ангела-хранителя взять его облик, и он исполнил мою просьбу. С тех пор существовали только мы двое Я И ОН, мой Грэг, мой виртуальный ангел-хранитель, который был всегда со мной...

Каждый вечер, ложась, спать, я, целуя подушку, мысленно целовала его красивое лицо, гладила его непослушные, колючие волосы, шептала в оттопыренное ушко самые нежные слова любви, которые только знала. Обнимая одело, я воображала, что ласкаю его худое мальчишечье тело, как самая неистовая любовница, как самая верная жена и самая невинная невеста. Целуя выступающие перья подушки, я награждала милого ангела миллионом поцелуев любви - я буквально дарила ему любовь, щедро без остатка предлагая себя,   я почти чувствовала его физическое присутствие, как его худые, но сильные руки, чуть холодные и

шероховатые, ласкают мое тело, нежно, терпеливо  до изнеможения, до пупырышек...

Увы, секса у нас не было... ведь ангелы, как известно, бесполы... но его ласки превосходили самый изысканный и нежный секс....

Кажую ночь мы засыпали в объятиях друг друга как самые любящие супруги. Если мне не спалось, он накрывал меня теплым крылом и, нежно укачивая, тихо, шепотом пел мне на ушко "Liliy's Lullaby", и я, повинуясь его гипнозу, тут же проваливалась в спасительный сон...

Иногда, когда мне совсем не спалось, мы болтали с ним всю ночь о любви, и он, теплый и живой, сидя у меня в ногах, даже подсказывал мне забавные сценки для романа. Когда я грешила, мастурбируя под одеялом, он плакал, как дитя. Я почти чувствовала, как он хнычет, его теплые слезы. (Увы любовь ангела, как и любовь нимфоманки,   не прощает измены, даже с самим собой). Мне становилось стыдно, я клялась больше не онанировать, но всякий раз, когда желание пересиливало мою волю ( чаще всего это случалось перед менструациями), мои клятвы срывались, снова отдаля от меня моего невидимого друга. Не любил он, когда я, обжираясь запоем, поклонялась демону чревоугодия или ругалась нехорошими словами. Он по-отечески корил меня, когда я, ленясь, пропускала ежегодные причастия, которые почему-то непременно необходимо было пройти в Чистый Четверг перед Пасхой.

Вот и подходит конец моего великого романа "Русский бунт". Интересно, что чувствовал Толстой в Ясной Поляне, когда последняя глава была окончена. Наверное тоже, что и я ... усталость.

Мне не жаль расставаться со своим произведением, безжалостно сожравшим мои лучшие годы. Признаюсь, оно порядком мне надоело. Я словно выхожу из тюрьмы, и, вздохнув полной грудью свежего воздуха, оглядываюсь и... вижу новые горизонты для приложения открывшегося во мне водопада таланта... Сколько их? На сегдняшний день, по меньшей мере , шесть! Я не буду говорить о них - боюсь сглазить!

ЗАВИСТЬ БОГОВ

Но за все приходится платить. Даже за любовь. ОСОБЕННО за любовь, ибо любовь есть самое дорогое, что только может быть на этой Земле...

...   Наша такая странная, запретная любовь не осталась незамеченной там, наверху.

В наказание его дисквалифицировали из ангелов, обрезав ему крылья, и заставили ходить по земле, как всех нас, двуногих грешников. Но и этого ТАМ показалось мало: ему запретили общаться со мной, отобрали у него мой пленительный образ сурового и прекрасного принца Грэга, так щедро дарованной мною моему любимому ангелу-хранителю, снова вернув несчастного в его безымянно-безликое, безполо-безтелесное существование,   мне же запретили видеть его, слышать его, касаться его, снова сделав его невидимым,   неслышимым и неосязаемым для моих телесных органов чувств - нас разлучили навсегда. Он словно умер для меня, но продолжал жить в моем сердце... Мой прекрасный принц... Мой муж. Мой единственный любимый...

Я знала, что он был где-то рядом.... но больше не могла чувствовать его, видеть его, слышать его, говорить с ним... моим мужем... моим единственным любимым, кто любил меня, кто понимал меня, кто желел меня, кто прощал меня... кто хранил меня.

Любить, быть рядом с любимым, но не сметь общаться - что может быть хуже для несчастной старой девы ... Разве что только муки одинокой вдовы, схоронившей любимого, но вдова - женщина, испытавшее многое, глотнувшая нормальную человеческую  жизнь, знает, что её муж умер, к тому же время лечит... А кто я?!!!... КТО Я?!!!

ГДЕ ТЫ?!! ГДЕ Т-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы!!!!

Спустя девять месяцев у нас родился сын... Точнее то, что я была беременна - я поняла не сразу. Даже отсутствие месячных меня ничему не научило. Разве может подумать девственница, мастурбирующая по ночам, подумать, что она, вдруг, забеременнеет. Ходя чудеса случаются. Не даром же меня бабушка предупреждала, что нельзя девочкам купаться в бассейне с посторонними "дяденьками". В истории бывали примеры, как именно таким образом обрюхатилось несколько монашек... Но это я так, к слову...

Здравым рассудком я конечно не верила в возможность "непорочного зачатия", и поэтому была совершенно спокойна, а что касается увеличившегося, как у старой овцы живота, в ответ на который мама, хлопнув, восклицала: "Подбери сундук!" - то он (живот) и без того у меня всегда был большой, отвисший, с безобразной  складкой Венеры над лобком, живот каёлой рожалки, родившей близнецов, хотя я до сих пор была девственница.

Живот был не особенно большим, даже в последний месяц, ведь безтелесному существу не нужно слишком много плоти... Мама ничего не заметила.

Это случилось ночью... во время сна... Страшные рези внизу живота скрутили внезапно. Они были совсем-совсем настоящими. Умом я понимала, что это схватки, что я рожаю, но также понимала, всё это невозможно, что я сплю... и всё это мне снится. Единственное, что мне хотелось - это проснуться, вырваться поскорее из этого слишком реального кошмара, НО Я НЕ МОГЛА. НИЧЕГО НЕ МОГЛА. НЕ МОГЛА ПОМОЧЬ СЕБЕ. ОСТАВАЛОСЬ ТОЛЬКО ТЕРПЕТЬ - ТЕРПЕТЬ ЭТИ НЕВЫНОСИМЫЕ БОЛИ... ПОКА НЕ РОДИЛА ЕГО...

Я услышала крик новорожденного младенца. Я понила, что родила. Я посмотрела в ноги - никого. Только этот крик... и пустота.

Он всё ещё стоял у меня в ушах, этот неистовый крик новорожденного, когда я проснулась, но ничего уже не было... Сон, батенька, всё сон - ГА-ЛЮ-ЦИ-НА-СИ-ИИ". (Смотреть "Сон смешного человека").

Заставив себя больше не думать об этом, я заварила себе крепкий кофе и посмотрела в окно. Говорят, если просто посмотреть в окно, любой кошмар рассеится... И он рассеялся - до темноты...

Во сне я укачивала своего малютку, завернув его в край одела, кормила его грудью. У НЕГО БЫЛА ДУША ЧЕЛОВЕКА И ПЛОТЬ АНГЕЛА. Увы, мой бедный, маленький сынок родился без тела. В нем была только душа - моя душа и ЕГО - ЕГО ПЛЕНИТЕЛЬНАЯ ЭКТОПЛАЗМА - ЭКТОПЛАЗМА ДУХА МОЕЙ ЛЮБВИ, которую все эти годы я так старательно воссоздавала в своём мозгу, в своём потаенном эротическом мирке нимфоманки, куда я не допускала ни одного живущего смертного, даже свою маму.

Мой сынок стал расти не по дням, а по часам. Так он стал расти... расти, как человек... маленький человек-невидимка... мой новый маленький ангел хранитель... мой сынок.

Я назвала его Лилльем - в честь себя. Каждый вечер я заворачивала его в край одеяла - эту маленькую, теплую субстанцию получеловека-полуангела, и спала с ним вместе, не боясь заспать малютку, ведь ребеночка, у которого нет даже плоти нельзя придушить во сне. Днём с ним сидел отец...

Грэга осудили. Лишив крыльев, его приговорили к бессрочной ночной каторге. Оказывается и для ангелов бывает каторга... для павших.

Но разве можно считать любовь преступлением?

... Его послали в окопы. Точнее, (это трудно объяснить нормальными человеческими словами, но я попробую) его сделали сторожем - сторожем самоубийц. Если какая-нибудь молодая, глупая девочка, к примеру, прыгала с девятого этажа  из-за неразделенной любви, по дурости, просто так, что её не любят и не понимают её родители (хотя покончить с собой из-за любви или её отсутствия, будучи молодой и здоровой,   я считаю проявлением наивысшей дурости), мой бестелесный "каторжник", мой невольный, невидимый "некрополист" обязан был 40 дней, точнее 40 ночей, отгоняя демонов и злых духов, сторожить её свежую могилу - этот заваленный безобразным еловым лапником и  лживыми аляповатыми искусственными цветами и венками земляной  холмик с крестом и лентами "Дорогой Любочке, Леночке, Светочке..." и натыканными у его подножия свечками у улыбающегося портрета красивой, юной мордашки,   пока душа несчастной попрыгуньи, висельницы, утопленницы... и. т. д. и. т. п. не отлетала к небесам. Зимой работы у него прибавлялось, ведь зимой ночь почти круглые сутки, зато в Белую Ночь он мог незримо быть почти всегда со мной.

Грязнейшая и самая тяжелая работа, которая только может быть для ангелов. Каждое утро, едва забрезжит рассвет, он возвращался чумазый и грязный - борьба с нечистыми духами - дело не легкое. Так и норовят слопать заблудшую душку, которая прежде времени по своей глупости покинула "тушку".

Но я, его жена, больше не видела и не слышала его. Он мог видеть меня только раз в год, в Духов День, когда всему невидимому миру, даже  павшим и блуждающим духам и призракам, разрешено, спускаясь на землю, посещать их любимых людей, да и то лишь ночью, во сне, когда я, обняв своего беззащитного, безтелесного малютку, завернутого в конец одеяла, уже крепко спала. Это тоже была часть его наказания...

Он все так же ласкал мои волосы, целовал в горячий, потный  лоб, и от его прикосновений я просыпалась, а когда  я просыпалась, то снова все исчезало... Иногда, я слышала, как мой малютка играет с ним, со своим папой, и от этого становилось ещё невыносимее...

Мы никак не могли встретиться, как те мифические возлюбленные Орфей и Эвредика, с той лишь разницей, что Я.. Я была жива! О как хотелось мне тогда умереть. Но я не умерла. Я хочу жить, я буду жить. Жить, нарочно, вопреки, для НЕГО. Быть здоровой и счастливой до последнего своего дыхания... Для НИХ! Пока моя смерть... не воссоединит всех нас на НЕБЕСАХ...

Вот вам вся моя грустная история любви...

С любовью, Лиля. Ваша преданная писательница и нимфоманка.