Голубой унитаз

Роза Моисеевна очень себя любила. Кто-то мог, конечно, сказать, что еще больше она любила обстановку своей двухкомнатной квартиры на 4-м этаже 9-ти этажного дома.

И, действительно, здесь все сверкало чистотой, уютом и отличалось рафинированным вкусом нестарой одинокой женщины 56 лет. В гостиной стояла кушетка-кровать с валиками по бокам и пуфиками за спиной, тут же можно было увидеть стол с кружевной скатертью и горку с фаянсовой посудой, а также с фарфоровыми декоративными фигурками, изображавшими персонажей века Просвещения и Рококо. Все это было постельных тонов в жеманном исполнении японских и китайских умельцев.

На память о нелучших временах, когда Роза Моисеевна уже было собралась, но вовремя одумалась, выехать в Израиль – землю гонимых евреев, целую полку занимала сувенирная продукция в стиле голубой Гжели.

Вообще к голубому цвету женщина была неравнодушна: она носила халат голубого цвета, такого же цвета, но более насыщенных тонов, в гостиной позади кушетки висел ковер.

В спальной комнате у Розы Моисеевны все было голубое: обои, занавески на окне, простыни и даже роскошное покрывало было наполовину зеленым, наполовину – голубым. Еще у нее были тапочки синего цвета с голубым меховым шариком на подъеме ноги.

Носила ли она голубые трусы и голубые бюстгальтеры – об этом история умалчивает: скорее всего дома ни того ни другого она не одевала, а потому просто плотнее запахивала халат, затягивая его фиолетовым поясом. Чтобы завершить картину ее хозяйственного вида, следует сказать, что она перехватывала свои густые волосы некогда неотразимой брюнетки голубой лентой, которую завязывала на горле маленьким бантом.

Жила любительница голубого в квартире долго - сначала с мужем, потом с мужем и дочкой, потом дочка вышла замуж и съехала с квартиры, затем переселился в мир иной ее благоверный, перед которым она благоговела, поскольку вся обстановка и все памятные предметы были куплены на его деньги.

Пока муж не умер, он регулярно что-то менял или ремонтировал в доме.

Но увы, все кончается, завершился и медовый век Розы Моисеевны. Замуж вторично она не вышла, друзей не завела и сводила концы с концами на свою пенсию и эпизодическую помощь дочери.

Дочь пару раз предлагала матери сдать постояльцу, например, одинокой женщине или холостому мужчине, маленькую комнату, предлагая перепланировать квартиру так, чтобы обе комнаты были изолированными.

Но стоило Розе Моисеевне представить хлопоты ремонта и перспективу общения с чуждыми ей людьми, которые, чего доброго, похитят ее раритетные, как она считала, предметы украшения, ей становилось грустно до тошноты.

Время шло, с прошлой зимы начались засоры в ванной комнате и протечки в туалете. Несколько раз уже соседи снизу намеревались произвести ревизию старой сантехники и гнилых труб в ее квартире. Она еле их выпроводила и решила, что пора делать какой-никакой ремонт.

Ремонт мест общего пользования Роза Моисеевна решила начать с туалета. Здесь она задумала сменить ветхозаветный унитаз коммунистического исполнения и установить новый с гибким душем для помывки мягких органов своего еще привлекательного тела ниже пояса.

Женщина искала по всему городу и, наконец, нашла изумительный голубой унитаз. Если бы ей не растолковали назначение этого чуда фаянсового мастерства, она бы до сих пор думала, что перед ней шедевр авангарда и модернизма из галереи современного искусства на Кузнецком мосту.

Изделие сверкало чистотой и голубизной, оно влекло своими гладкими изгибами и овальными линиями. К нему было страшно прикасаться. Для защиты от несанкционированного доступа оно завершалось великолепно выполненной крышкой из двух частей: собственно крышкой и очком. Да, да то самое очко – предмет зубоскальства невежд и грубиянов, которые поддевают его ногой, норовя скинуть на пол, как трусы путаны.

Стоило заглянуть в это очко и в нем виделось отражение непристойной морды, в то время как оно изначально должно было поддерживать волшебный орган красавицы, отражая волнительное место на влажной поверхности стенок образующих воронку водостока из низвергающегося потока, уносящего все лишнее в канализационный стояк, канализационные трубы, канализационные коллекторы, ручьи, реки, а далее моря и океаны, где отдыхают ничего не понимающие в голубых унитазах жители планеты Земля.

Роза Моисеевна взяла итальянское чудо, не думая и не торгуясь. Голубой унитаз покорил ее.

На следующий день, ни свет ни заря, она позвонила в ЖЭК. Пришли два мужика: небритый мастер и щеголь-подмастерье, мастер, как положено, был нетрезв, подмастерье все больше трезвонил. Он норовил проникнуть в гостиную, чтобы полюбоваться русалками и фавнами, обнимающими друг друга на виду у стеснительной пары Дафниса и Хлои. Мастер задумчиво изучал конструкцию голубого чуда.

Поскольку культурологическое просвещение сантехников не входило в планы Розы, она вручила мастеру унитаз и заперла обоих в туалете.

Как и следовало ожидать, подмастерье много говорил мастеру унитазных дел про искусство итальянских умельцев, но сам ничего не мог делать руками.

Подключив на скорую руку унитаз и повозившись с врезкой мини-душа, слесари-забулдыги ушли.

И тут у Розы начались проблемы, которые выразились в претензии к ЖЭКу. Она звонила туда денно и нощно, что называется, неотступно.

Вся штука в том, что голубой унитаз оказался с сюрпризом.

Нехотя к вечеру пятницы пришел из ЖЭКа новоявленный сантехник Иван в выходном костюме, как если бы делал визит вежливости. Костюм топорщился на нем, словно он только что достал его из чемодана.

Но Роза, упершись руки в боки, так что сильно разошлись полы ее халата, и стало просвечиваться нечто сквозь батистовую рубашку, загородила ему дорогу назад.

Ее вид как бы говорил, погибну от рук нечестивца, но уйти из квартиры не дам. В конце концов, у нее уже начались проблемы, как справить  нужду.  

И хотя голубое она боготворила, но, как говорится, богу богово, кесарю кесарево.

Пару раз она бегала под вечер за дом, где начинались и быстро кончались лесопосадки. Но, чем черт не шутит, быть изобличенной в безнравственном поведении по вине разгильдяя-сантехника – это было уже чересчур.

К тому же каждый раз ей было прохладно, она поеживалась, торопливо утиралась, чем попало, и спешила к себе на этаж, в свою квартиру: все-таки как никак она была городской житель, и теплый сортир ей был так же необходим как кровать, холодильник, телевизор и тому подобные прелести комфортной жизни женщины на заслуженной пенсии. Пенсия, правда, была маловата, но что поделаешь, не идти же на панель, да и поздно уже.

Между тем, оттертый от входной двери Иван стал говорить, что он собрался сделать визит к Марии, чтобы оттянуться по завершении тяжелой недели и чтобы поделиться полумесячной зарплатой, которую им сегодня выдали.

У Розы Моисеевны аж дыхание перехватило: уж не та ли это старая калоша, ее соседка Мария Петровна, которая всего-то на два года ее моложе, а, туда же, крутит шашни с молодым запойным сантехником. Впрочем, не такой уж он и запойный, скорее неухоженный и непривеченный. Его бы отмыть, накормить, приголубить, так ему цены не будет.

За этими мыслями Роза Моисеевна не заметила, как Иван-таки вошел в туалет, пощупал сантехнику, открутил все вентили.

Хозяйка стала объяснять сантехнику, что вода спускается как-то странно:   она уходит из сливного бачка, наполняет нижнюю часть унитаза потом шумно и темпераментно фонтаном возвращается – как будто неведомая сила выталкивает ее из канализационного стояка и омывает мягкое место похлеще биде.

Слесарь-сантехник начал что-то бормотать, с тоской поглядывая на входную дверь, которую хозяйка осмотрительно закрыла на врезной замок, а ключ положила в карман своего халата, который теперь, ближе к вечеру, больше открывал, чем закрывал.

Иван стал говорить хозяйке, что унитаз поставлен по всем правилам сантехнического искусства, а она, Роза Мои-с-с-с-еевна (он так и сказал –с-с-с-евна), не умеет им пользоваться.

Хозяйка посчитала эти речи крамольными. Она заподозрила, что слесарь хоть и выбрит, но не сильно трезв. Его бормотание и умильный взгляд на дверь вывели ее из себя. Не долго думая, она задрала сзади халат и, как была, голым задом водрузилась на унитаз, желая чтобы Иван в натуре убедился, что она не врет.

А то можно было подумать, что она специально заманивает слесаря пообщаться со своими прелестями. Накося-выкуси говорила она своей выходкой. В душе она понимала, что поступает не по-христиански.

Ведь, как говорится в библии: Не искушай.

Опять же в песне поется: Не искушай меня без нужды.

А ей было чем искушать: широкие плечи, тонкая талия, толстые ляжки, крутые белые икры ног, что уж говорить про мышки, подмышки, промежности, глазки, носик, ушки. Глазки, правда, слегка навыкате, но она их так жеманно прикрывает голубыми наклеенными на веки ресницами, что Монмартр отдыхает.

Иван наклонился, придвинулся к женщине, сидящей на голубом унитазе в голубом халате и голубом пеньюаре. От ее волос исходил запах роскошного слабо смытого шампуня. Роза отшатнулась, когда на нее пахнуло краской для волос, одеколоном и перегаром склонившегося к ней сантехника. Она едва не огрела его здоровенным вантусом, но тогда у него был бы повод обидеться и ретироваться из квартиры хозяйки голубого унитаза. Иван с силой удержал Розу на месте и медленно потянул ручку сливного бачка. Когда вода слилась, он ехидно предложил ей щупать свои ягодицы.

Роза опешила от такой наглости и дерзости. Она вскочила с унитаза, забыв одернуть халат, и стала серьезно изучать изгибы и повороты унитаза, которые определяли течение воды. Иван, держа в руках шланг душа, разглядывал ее белую в голубых прожилках задницу и переминался с ноги на ногу, он едва удержался, чтобы не нажать кнопку душа и не сполоснуть эти две луны прежде чем…

Спохватившись, Роза Моисеевна одернула халат, и тут же ее посетила коварная мысль. Кажется, она поняла хитрость Ивана.

- Постой же, брат мусью, - подумала она про себя и предложила ему самому сесть на унитаз. Он передал ей шланг туалетного душа, привычно сел задом наперед, как делают сантехники, перебирая вентили труб в нише канализационного стояка, и… только изготовился плавно потянуть за ручку сливного бачка, как Роза резво ее дернула. Вода шумно и разом ушла из бачка, рухнула в приемное отверстие унитаза, готовая перелиться в канализационную трубу через широкий манжет, обеспечивающий переход от нижнего колена унитаза к приемному колену стояка, и вдруг вся эта двухведерная масса воды как бы раздумала, смешалась, заклокотала и наподобие извержения вулкана ринулась из стояка обратно в унитаз, поднимаясь на высоту мягкого места. Но поскольку Иван сидел задом наперед, то весь его живот оказался в воде, потом он ощутил, как вода переливается из трусов по ногам в туфли… А поскольку он окончательно разомлел от выпитого за день, то он как-то сник и заплакал.

От неожиданности Роза Моисеевна нажала на кнопку туалетного душа и шумные белые струйки мигом окатили мужика сверху до низу, так что волосы у него слиплись, пиджак принял форму тела, а на полу туалета образовалась лужа. Иван перестал плакать. То есть, даже если бы он и продолжал плакать, то это были бы невидимые слезы, поскольку по лицу у него стекали какого-то странного цвета струи. Видимо, он намазался дешевым бриллиантином, собираясь к Марусе, и теперь вся эта дешевка оказалась у него на лице и на белой рубашке.

Кнопку душа  заело, и вода на полу туалета прибывала и прибывала.

У Ивана хватило мозгов и сил закрутить вентили и сдаться на милость хозяйке, которая сначала испугалась всего происшедшего, но потом поняла, в чем дело, пожалела бедолагу и предложила ему пройти в ванную. С этого момента Иван не сопротивлялся. Он позволил делать с собой все, что ни захотелось бы хозяйке. В ванну – так в ванну, снять костюм – пожалуйста, включить воду в душе – пожалуйста, принять душ – с превеликим удовольствием. Он так вошел во вкус, что попросил хозяйку потереть ему спину. Она для виду отнекивалась, сказав, что даже своему мужу не терла спину, а он – ее муж - тер ей спину и не только.

Кстати, а что это за Маруся, к которой он собирался в гости с остатками зарплаты. Иван простодушно поведал, что сам он с Украины, а Маруся, Марыся – это его землячка, которая работает штукатурщицей на стройках коммунизма Лужкова и которая живет в вагончике в районе Бибирево – не ближний свет.

Это он все рассказывал, пока Роза доставала из специального шкафчика шампуни, мази и благоухания.

Процесс пошел: после того как Роза потерла спину и еще кое-какие места для порядка, Иван, как бы ненароком с мылом на закрытых глазах, обдал не шибко чистой водой хозяйку, и ей ничего не оставалось делать, как лезть к нему в ванну, где он ее и щупал и растирал до тех пор и до самых укромных мест, пока сам не пришел в «угольное состояние». Он стал похож на длинный отрезок, в середине которого восстановили короткий, но решительный  перпендикуляр.

Хозяйка посчитала, что подобный отрезок должен лежать, а перпендикуляр стоять. Она быстро обтерла Ивана отдельным полотенцем, обтерлась другим сама, надушилась французскими духами и нацелилась проверять устойчивость перпендикуляра.

Перпендикуляр устоял не долго. Когда он занял горизонтальное положение Роза легла рядом с Иваном и стала расспрашивать его, как ему понравились ее духи, ее простыни и ее подушки.

Увы, после стольких переживаний Иван ничего уже не соображал и быстро заснул.

Делать нечего, Роза встала, включила горячую воду в ванной и принялась застирывать одежду и споднее Ивана, чтобы утром он мог в достойном виде выйти за двери ее квартиры. Как все-таки кратковременно счастье человека, подумала Роза.

Вот завтра Иван уйдет – и что?

Он уйдет с воспоминаниями о благоухающей постели, она останется с голубым унитазом, – представить себя с Иваном – ей и в голову не приходило.

Утром, когда Иван проснулся, ему в чистую и трезвую голову пришла мысль сменить переходную муфту – резиновую на синтетическую.

Как был в трусах, он водворился в туалет: все разобрал, заменил муфту, все снова собрал и… гордо отказался брать дополнительные деньги. Видимо, он не забыл как они с хозяйкой оттягивались до тех пор пока он не отрубился в умопомрачительном сне.

Ура! водная стихия оказалась укрощена и унитаз заработал, как часы; более того, после обработки порошками и шампунями он сверкал, как физиономия именинника. Роза Моисеевна на радостях крупными губами расцеловала Ивана и дала на завтрак чарку водки.

Сантехник остепенился, подбоченился и… пошел в ЖЭК за очередной разнарядкой по установке унитазов и смене умывальных и помоечных раковин. Будучи гастарбайтером, он работал без выходных.

Впредь, когда он ненароком стучался в дверь квартиры Розы Моисеевны, она давала ему не так часто и не так охотно, поскольку иногда делила с ним свою постель, а это, по ее мнению, дорогого стоит.

Но Иван, порой, просто выклянчивал у нее из пенсии на закуску, а то и на бутылку водки. Все-таки, как бы он к ней не привязался, но водка была ему дороже много на этом суетном бабками и бабами порабощенном свете.