В обиженке Милк и Андрей

Через четыре часа после помещения в камеру Дейва вызывает опер. В кабинете кроме них было два офицера. Опер Марк Даркин предлагает Халлан признаться в хранении и распространении наркотиков, но тот возмущенно отказывается. Даркин приказал снять с него наручники и дал ручку.

-Подписывай.

Халлан посмотрел на пустые листы бумаги.

-Не буду я ничего подписывать.

-Так положено.

-Нет.

-Подписывай.

-Сказано, нет! Отстань!

Марк вздохнул.

-Затягивайте наручники.

Офицеры повернули Дейва спиной, надели наручники и затянули. Он глухо застонал.

-Сниму, если подпишешь.

-Отвяжись! Ничего не подпишу!

-Затяните потуже.

Офицер выполнил приказ. Халлан застонал громче, бормоча при этом «комплименты» оперу.

-Еще туже!

-Некуда.

-Как же он терпит?

-Так он под кайфом. Нужно подождать.

-Дело сдавать завтра. Черт! Что делать?

Офицер пожал плечами. Даркин смял чистый лист бумаги, бросил его в урну. Встал, подошел к Дейву и несколько раз ударил по щеке.

-Лучше подпиши, - прошипел он.

Дейв пошевелил скованными руками. От этого боль усилилась. Он несколько секунд смотрел на Марка, а затем плюнул ему в лицо.

Даркин вытер щеку и сбил его с ног ударом кулака в висок. Следующий удар пришелся ногой в живот, затем кулаком в грудь и в горло. Стон Дейва перешел в крик, а затем в хрип. Марк достал резиновую палку и стал бить заключенного по «горбу», ягодицам и ногам.

-Марк Осипович, вы бы ноги не трогали, а то до камеры не дойдет.

Даркин остановился, поднял голову Дейва за волосы и спросил:

-Одумался? Подпишешь?

-Отвали, - тихо, но твердо ответил тот.

Марк отпустил его и пнул. Затем сел обратно за стол.

-Может, в «общак» его? - предложил второй офицер.

-Нет. Есть план получше. Верните его в камеру. Но спросите еще раз, вдруг согласится.

-А если нет?

-Поткина ко мне.

-Тем более не расколете.

-Посмотрим.

Офицеры подняли Дейва и вывели из кабинета. Перед дверью камеры сняли наручники, обыскали, и один из офицеров спросил:

-Не передумал? Хуже будет.

Тот обессилено покачал головой. Офицер схватил его за волосы, впечатал лицом в решетку, открыл дверь камеры и втолкнул заключенного.

Х                Х                Х

Дейва втолкнули в камеру, и он сел на шконку. Сидящий рядом мужчина спросил:

-Тебя как зовут?

-Дейв.

-Ты первый раз здесь?

-Да.

-По какой статье?

-151.

-На воле кем был?

-Почему был? Я солист Депеше Мод, меня быстро отсюда вытащат!

-Отсюда все быстро уйти собираются, но в итоге надолго остаются. Депеше Моде слышал. Тебя из-за этого в нашу хату посадили или опустить успели?

-Меня никто не опускал!

-Ясно. У нас тут есть уже один певец – Дина Еблан. В рот берет в сто раз лучше, чем поет. По 37 сидит. Еще в СИЗО опустили, прописку не прошел.

В коридоре послышались шаги, раздалась команда «Гулять! ».   Несколько заключенных хотели остаться, но тюремщик подмигнул и сказал: «Сегодня гуляют все! ». Осмотрев избитого Дейва, однако, он разрешил ему остаться. В камере начался шмон. Дейв некоторое время наблюдал, но вскоре уснул. Проснулся от громких голосов. Заключенные вернулись с длинной двухчасовой прогулки.   Заняли свои места и начали подсчитывать нанесенный тюремщиками урон. В это время к Дейву подошел молодой парень и пригласил в семью.

-Я здесь не задержусь! – отрезал певец.

-Ты подумай. Если вдруг задержишься – только к нам.

-Буран! – послышалось из угла, - нычки попалили, ксивы пропали!

В камере стало тихо. Большинство заключенных подошло поближе.

-Откуда мусора могли узнать?

-Может, случайно нашли?

-Или слил кто-то.

-Кто? Ты, Лена, кого-то сукой считаешь?

-Да. Сегодня только одного из нас кум вызывал.

-Не гони! – сказал парень, приглашавший Дейва в семью, - он в первый раз здесь, откуда ему нычки знать?

-При нем Лысый и Ким деньги доставали. Затем вызов к куму, а затем – шмон.

-Как кум мог узнать, что он нычки видел?

-Этот и не таких раскалывал, - Лена подошел к Дейву, - может, что-то за собой чувствуешь?

Тот медленно слез  со шконки и ударил Лену кулаком в лицо.

Х                Х                Х

От удара Лена упал на спину. Дейв пнул его, но двое схватили его за руки и оттащили. Лена встал. К нему подошел Папа и спросил:

-Ты откуда про его кума знаешь?

-Так давно сижу, всех знаю.

-Я побольше твоего. И заметил, что пока ты в этой хате не появился, дела у этого кума шли не так хорошо.

-Докажи! - бледнея, закричал Лена.

В это время Дейв попытался вырваться, но его сбили с ног и заломили руки. Кто-то сел сверху.

-Докажу. Ты ведь вчера ходил к куму, а сегодня на парашу? Мама видел, что ты у него ел.

Тут же расталкивая рядом стоящих, Лена подбежал к двери, стал стучать в нее руками и ногами и звать на помощь. На него тут же посыпался град ударов. Решающим стал удар табуреткой по голове. В глазах Лены потемнело, голоса стали глуше, к горлу подступила тошнота. Кто-то ногой швырнул его на середину камеры, избиение продолжилось. Тут начала открываться дверь. Заключенные разбежались, стараясь спрятаться под нары. Остались только лежащий без сознания Лена и и потирающий распухшие руки Дейв. Вбежавшие в камеру тюремщики вытащили их из камеры и заперли дверь. Дежурный приказал отвести Дейва в карцер.

-А этого куда? - спросил помощник, указывая на Лену, - как бы в других камерах его вообще не убили, проблемы у Даркина будут.

-Да уж, выбора нет, на больничку его.

Дейва поместили в карцер. Там на единственной наре крепко спал мужчина лет тридцати. Когда дверь закрылась, Гахан некоторое время сидел на корточках, затем окликнул мужчину. Тот не отозвался. Дейв встал, дотронулся до его плеча и понял, что тот мертв. От неожиданности Дейв нажал на плечо, труп перевернулся с боку на спину, широко раскрытые глаза уставились в потолок. Певец бросился к двери и стал звать пупкаря. Никто не отзывался, хотя за дверью слышались сдавленные хрюкающие звуки. Тихо посидев возле двери некоторое время, Гахан повернулся к наре и посмотрел на труп. Затем встал и стал изо всех сил бить дверь ногой. Наконец «форточка» открылась, и сонный голос спросил:

-Какого … шумишь?

-Уберите труп!

-Какой еще труп?

-Который на наре лежит!

-Что ты пристал к нему, просто отдыхает человек. А ты, если будешь ломиться, точно до утра не доживешь! Чтобы я тебя больше не слышал!

-Ты че не понял? Забери мертвого!

-Сказано тебе, он спит! И ты рядом ложись! Не мешай нам работать.

За дверью послышался смех нескольких человек. Дейв огляделся, взял стоящую на полу миску с прокисшей баландой и вылил ее в «форточку». За дверью стало тихо. Гахан сел спиной к стене и закрыл глаза.

Х                Х                Х

После того как Дейва и Лену увели, Милк лег на шконку. Тюрьма берет над ним верх. Здесь живут по понятиям, а по заповедям. Милк не вмешивался в разборки, не заступался за «шерстяного», спрятался под шконку при появлении охраны. Все правильно. Как и положено заключенному.   Но сегодня… КАК он мог не заступиться за новенького мальчика? Привыкший не вмешиваться, он ничего не сделал, когда Дейва держали зеки и забирали мусора.  

Милк узнал Гахана с первого взгляда – ведь его любимый был фанатом Депеш Мод.

Милк Ралимов родился в семье священника. Он был седьмым ребенком из двенадцати. Но единственный – продолживший дело отца. Никогда не испытывал он страсти и гордился этим, вспоминая слова апостола Павла «Если можете, оставайтесь как я». После школы отслужил в армии, окончил университет, а затем стал священником. Его направили в село Ереваново Ивановской области. В маленьком селе на виду был каждый прихожанин.   Через год церковь, в которой служил Милк, начал посещать парень лет двадцати. Удивительно похожий на Христа. Его грустный взгляд, спрятанная где-то глубоко боль не давали Милку покоя. Однажды после миропомазания Ралимов поговорил с парнем. Тот был смущен, но согласился прийти на исповедь. С нетерпением ждал ее Милк. И узнал – Алик – так звали парня – два года служил в армии. Там он стал жертвой дедовщины – его били, мучили, принуждали к гомосексуальным контактам. Не прошло и года, как он Алик стал испытывать удовольствие от этого. На второй год службы стало полегче. Вернувшись в деревню, Алик понял, что не может без мужского тела, без грубой силы. Он расстался с девушкой, дождавшейся его, объяснив это ей тем, что слишком много пережил в армии и уже никогда не будет прежним. Одиночество, неудовлетворенность, непонимание и осуждение окружающих давили на него. Алик много работал, затем ударился в религию – все годилось, чтобы отвлечься от мучительного желания, преследовавшего весь день и сбывающегося только во сне.

Неделю после этого разговора Милк был сам не свой. Новый прихожанин не выходил у него из головы. Его образ постоянно стоял перед глазами, голос звучал в ушах. Ралимов, до этого пребывавший в девстве, понял – он хочет Алика. Промучившись неделю, Милк пришел к Алику домой и осуществил свое желание. Он сильно отошел от веры в эти дни. Это не проявлялось внешне, но все свободное время он спорил с собой. Как могут быть греховными чувства к такому светлому прекрасному человеку как Алик? Если мужеложство – грех, почему Милк не могни остаться в девстве, ни жениться, как учил апостол Павел? Он действительно выбрал бы один из вариантов, если бы мог. Но он узнал любовь и страсть только с Аликом. И без него тоже было невозможно. Церковь теперь была лишь работой. Занимающей много времени, отрывающей от любимого. Лишь иногда после интима, когда Алик засыпал, Милк испытывал мучительные приступы стыда — как могли они заниматься такой богопротивной мерзостью, насколько чище были бы отношение без этого. Сам Алик в начале отношений стал спокойнее, радостнее, глаза его сияли, он чаще улыбался. Через несколько недель эти проявления заметно уменьшились.

Однажды, желая сделать любимому сюрприз, Ралимов пришел без предупреждения и увидел его целующимся с незнакомым парнем. От неожиданности Милк застыл на пороге комнаты. Незнакомец первым заметил его. Алик вскочил, смущенно поздоровался и подошел к Милку.

-Думаю, мне лучше уйти, - поднялся с кресла гость.

Ралимов пришел в себя и быстрым шагом направился к двери. Это он должен уйти. Алик догнал его уже у двери.

-Милк, это мой однополчанин, у нас ним ничего не было. Ты все не так понял.

Не отвечая, Ралимов повернул ручку входной двери. Алик обеими руками вцепился ему в плечо:

-Ты никуда не уйдешь, пока не выслушаешь меня!

День назад его прикосновения были приятными и желанными, сейчас они резко стали невыносимыми. Ралимов попытался мягко оттолкнуть его, но Алик попытался обнять его за шею. Разозлившись, Милк ударил Алика по щеке. Тот ударился виском о стоящий рядом шкаф, отпустил Ралимова и упал на пол. Ошарашенный Милк наклонился к нему.

-Ты убил его, - сказал вышедший в коридор незнакомец.

-Нет! Он жив.

Незнакомец подошел и пощупал пульс на шее бывшего однополчанина.

-Он мертв.

х                х                х             

Милк укрылся одеялом с головой и повернулся на другой бок.   Если бы тогда наняли хорошего адвоката, он отделался бы условным сроком и не сидел сейчас. Но он хотел хоть как-то искупить свою вину. Здесь в тюрьме Ралимов вернулся к вере. Несколько раз в день молился он за упокой души Алика. Все что напоминало о нем, приносило радость и новую волну чувства вины.

Узнав Дейва, Милк подумал, что Алику понравилось бы, что он помогает его кумиру. Потому он и предложил вчера войти в их семью. Но сам же не смог его защищать. Даже не попробовал. Алику не понравилось бы.

-Милк! - позвал его мама, - ты спишь?

-Нет.

-Что с тобой? Тебе плохо?

-Нет, просто задумался.

-О чем?

Да новенького ни за что забрали. Получит теперь из-за суки.

-Ну ты даешь, Милк! Да если бы не Лена, его все равно забрали бы. Его же администрация хотела прессануть, отсюда попытка его подставить. К тому же Лена — не единственная сука в нашей камере.

Милк сел на шконке.

-А кто?

Х                Х                Х

Утром Дейва выпустили из карцера, избили и вернули в камеру. Как только за ним закрылась дверь, толпа народа собралась в углу. Гахан залез на шконку. К нему подошел парень, приглашавший вчера в семью и спросил:

-Ты как?

-Ничего. Что они делают?

-Да одного фраера нужно наказать. Он вчера за Лену пытался заступиться. Кажется, он тоже сука.

-Что-то много сук для одной камеры.

-А ты что хотел? Раньше хата вся козлиная была...

-Милк! - послышался голос Папы, - иди сюда! Ты следующий!

-Я свой х... не на помойке нашел! - ответил собеседник Дейва.

-Иди сюда! - настаивал Папа.

Милк подошел к ним.

-Ты точно не хочешь быть следующим?

-Я уже сказал.

-Почему? Может, ты с ними заодно?

-С чего вдруг я?

-А с чего ты новеньким интересуешься? Для кого?

-Для себя.

-Докажи.

Тут подошла семья Милка — пять человек.

-Нечего тут доказывать, - сказал Тёма - один из них, - Милк новенького на воле знал.

-Допустим. А Нака почему не хочет наказывать?

-Я не буду, - ответил Милк, - мне религия запрещает.

-На воле не запрещала?

Милк вздохнул.

-Я не буду этого делать, -твердо сказал он.

-Отстань от него, - сказал Тёма.

Вокруг них стояла почти вся камера. Мама и первая семья подошли ближе.

-Ладно, хорошо, - быстро сказал Милк, -  но только в рот.

Папа молча поднял за волосы лежащего на полу Нака и пинком заставил встать на колени. Милк спустил штаны, его рука взяла висящий орган и поднесла к губам «шерстяного». Тот с ненавистью взглянул на Милка и показательно щелкнул зубами. В камере раздались смешки. Милк огляделся и левой рукой ударил суку в нос. Тут же подключился Тёма и остальные.

-Прекратить! - приказал Папа.

Все кроме Милка отошли.

-Раз ты по-хорошему не хочешь, - сказал Папа Наку, - придется применить меры. Милк, отойди. Сначала подготовим его для новой роли.

Поняв, что сейчас произойдет, Нак побледнел.

-Не надо, - прошептал он.

Х                Х                Х

-Ничего, - утешает его Тёма, - сосать удобнее будет.

-По себе знаешь? - усмехается один из сокамерников по имени Аларм.

Тёма открывает рот, показывая дырку между зубами.

В это время приносят домино и миску. Нака кладут на спину и оттягивают верхнюю губу. Несколько человек крепко держат его. Мама подставляет к переднему верхнему зубу косточку домино и ударяет по ней миской. Нак дергается так, что его едва могут удержать. Рот заполняется кровью, из горла вырывается крик, язык нащупывает выбитый зуб. Мама повторяет процедуру. Сид отпускает голову Нака, захлебывающегося кровью, тот выплевывает осколки зуба. Затем Нака заставляют лечь на живот поперек шконки. Дина Еблан садится ему на спину и держит руки. Мама подошел к нему сзади, а Папа спереди. Они улыбнулись друг другу. Дина за волосы поднял голову Нака выше. Тот закрыл глаза и взял в рот член Папы. Милк отзывает Тёму к решке.

-Что случилось?

-Когда с тобой это сделали?

-Ты про что?

-Про твои зубы.

-На общаке. Перед тем, как я в эту хату сломился. Нам лучше вернуться. Будем следующие.

-Может, не будем?

-Милк! Хочешь на его месте оказаться? Пойдем! Дашь ему в рот.

-Я этого делать не буду.

-Может, хватит?

-Тём, прости. Я правда не могу. Пусть лучше они со мной это делают. Я сам виноват.

-В чём?

-Я вызвал подозрения своим поведением. Чуть не подставил всю семью.

-Ты ее уже подставил.

Милк вздохнул.

-Попроси наших уйти. Пусть разбираются со мной.

-Прекрати. Это не по понятиям. Никто не согласится. Не понимаю, в чем у тебя проблема? Я помню, на воле ты у тебя сосали. От еще одного раза хуже никому не будет.

-Тём, все не так. Мой Алик... Он не мог справиться со своей греховной страстью, пришел ко мне за помощью, а я... Вместо того, чтобы спасти, я сам этому поддался и в итоге стал его убийцей. Бог забрал его у меня. Я должен сделать вывод и впадать больше в такой грех.

-Подставить всю семью — это не грех? Знаешь, что с нами сделают? Предательство твоя религия не осуждает? Главное — душу свою спасти, а на других — плевать?

-Нет, не так.

-А как? Трахать его ты не будешь, драться тоже, а мы должны страдать?

-Ты прав. Я выхожу из семьи. Вы мне не ничего не должны. Скажи всем.

Тёма махнул рукой и вернулся к наказывающим Нака. Милк остался стоять у решки. Через некоторое время к нему подошел Мама и спросил:

-Что? Западло «шерстяного» наказать? Ты с нами или с ним?

-Я никого не наказываю.

-Значит, с ним?

-Нет.

-С нами?

-Нет.

-А с кем?

-С Богом.

-Не понял. Так ты будешь его наказывать?

-Нет.

Мама ударом в лицо сбил священника с ног. Толпа от Нака тут же переместилась к ним. Милк облизнул разбитые губы. Пинок в живот заставил его застонать и скорчиться. Несколько человек схватили его, заломили руки за спину и связали полотенцем. Затем раздели до пояса снизу и уложили поперек шконки. Аларм плюнул Милку на анус и стал медленно вводить член. От распирающей боли Милк подался вперед, но кто-то придержал его за плечи.

-Хватит! - закричал Милк, но Еблан обеими ладонями зажал ему рот.

Боль стала невыносимой, Милк мычал и кусал губы, отчаянно  пытаясь вырваться. Но его держали крепко, почти не давая двигаться. Когда Аларм вошел до конца и стал двигаться, Милку казалась, что его разрывают напополам. Он он был готов сделать все, лишь бы это прекратилось. Слезы потекли по лицу, на мгновение Милк опустил голову, чтобы скрыть их. Но с каждым движением Аларма новая волна боли заставляла забыть обо всем.

Х                Х                ХКогда Аларм кончил, Еблан отпустил лицо Милка и сказал:

-Я следующий.

-Нет! - воскликнул Милк, - я больше не могу!

-Ты что? - спросил Дина, - Ты же не в первый раз.

Еблан обошел шконку.

-Не надо! - взмолился Милк.

-Заткните его кто-нибудь, пока сюда пупкарь не пришел, - приказал Папа.

Милк обвел взглядом камеру, его взгляд встретился со взглядом стоящего дальше всех Тёмы. Прикосновение головки члена к его заду, заставило Милка сделать отчаянную попытку вырваться, но и она ни к чему не привела. Рот Милка зажали полотенцем, он почувствовал давление на анус. Неожиданный стук миски о решку заставил всех вздрогнуть.

-Старшой, подойди к двести двадцать два, - крикнул Тёма.

-Ах ты, тварь! - возмутился Папа и направился к нему.

Тёма услышал шаги снаружи и выбросил миску. Папа тоже услышал шаги и сделал знак рукой сокамерникам. Все быстро заняли свои места. Еблан затолкал Милка под шконку, прошипев при этом:

-Лежи тихо, а то хуже будет.

«Форточка» открылась.

-В чем дело? - спросил тюремщик.

-Человеку плохо, - ответил Тёма, указывая на Дейва.

-Что, совсем плохо?

-Еще нет. Но пока вашего врача дождешься, копыта откинуть можно. Спроси у его кума, нужны ли ему проблемы.

«Форточка» закрылась. Папа подошел вплотную к Тёме и спросил:

-А с тобой что делать будем?

-А что ты мне можешь предъявить? По понятиям?

-Все видели, что ты сейчас сделал.

-Позвал врача. Пока обратное не доказано, твои обвинения — трёп.

-Если ты с козлами заодно, ты сам такой.

-Я не с козлами.

-Ты позвал пупкаря!

-Не на разборки.

-Именно на них!

-Докажи.

В коридоре послышались шаги.

Х                Х                Х

После того как Дейва увели, Папу вызвал кум. Тёма помог Милку лечь на верхнюю шконку и сел рядом.

-Что теперь будет? - спросил Милк.

-Тебе — ничего.

-А тебе?

-Накажут. За то, что накосячил.

Милк приподнялся.

-Тебя не убьют?

-Нет.

-Точно знаешь?

-Точно.

-Может быть, мне стоит...

-Нет! Ничего не делай и никуда не вмешивайся. От тебя одни проблемы.

Тут к ним подошел Мама и сказал Тёме:

-Ты огребешь сегодня.

Тот молча кивнул. Мама ушел обратно.

-Зачем ты за меня заступился? Я же сказал, что выхожу из семьи!

-Я не мог на это смотреть.

-Прости.

-Забудь. Тебе очень больно?

-Уже нет. Только как слезать отсюда буду, не знаю.

-Я тебе помогу.

-Благодарю. А тебе... после такого долго было больно?

-У меня этого не было.

-Но... ты в этой хате... и зубы...

-В этой хате много таких. Мне только зубы выбить и успели. Жаль, что у тебя по-другому.

Некоторое время они сидели молча. В камеру вошел Папа. Первая семья оживилась. Вскоре позвали Тёму.

-Только не вмешивайся, - сказал он Милку и встал посередине хаты.

Около десяти человек окружили его и стали бить. Тёма не закрывался, морщился от боли и иногда не мог сдержать стона. Не в силах видеть это, Милк зарылся лицом в подушку. Как он мог так подставить Тёму? Зачем подошел к Дейву? Ведь сразу было понятно, что его скоро вытащат, а бедному Алику уже все равно. Приглушенный стон Тёмы заставил священника вздрогнуть и поднять глаза. Тёма пытался вытереть струйку крови из носа, но удар ногой по ребрам опрокинул его на пол. Рука Милка сжала простыню, он зажмурился. Избиение неожиданно прекратилось. Все разошлись по своим местам. Двое помогли Тёме залезть на шконку и убежали. К камере кто-то подходил. Дверь начала открываться. К Тёме подошел Папа и сказал:

-Будет тебе «скощуха». Но сейчас ты встаешь, подходишь к мужику, которого к нам подсадят и целуешь его. Понял?

Тёма кивнул, вытер лицо и стал слезать со шконки. Дверь открылась, в нее втолкнули человека в наручниках и быстро закрыли. С трудом удержавшись на ногах, он высоко поднял голову. Камера удивленно выдохнула — перед ними стоял Вор в законе Иван Косой.

-Иди! - приказал Папа.

-Не понял. Ты хочешь, чтобы я ЕГО зашкварил? - возмутился Тёма.

-Делай, что тебе говорят!

Тёма сделал несколько шагов и остановился. Ослушаться Папу было невозможно, тем более один косяк сегодня числился. Но опустить Косого... В это время Иван Косой оглянулся на дверь и крикнул:

-Эй, старшой! Вернись и открой дверь немедленно!

-Иди давай! - повторил Папа.

-Тёма, нет! - воскликнул Милк, - тебя точно убьют!

Тёма растерянно смотрел то на Косого, то на Папу. За такое зашкваривание обычных мужиков по понятиям можно убить, он и не сомневался, что Папа просто хочет наказать его чужими руками. Но что с ним сделают за такой поступок по отношению к авторитету, он и не мог представить.

Неожиданно раздался голос подошедшего Мамы:

-Не только его убьют.

Все повернулись к нему.

-Когда станет известно, по чьему приказу Тём это сделал, плохо будет тебе, - продолжал Мама, подходя к папе вплотную, - если ты этого не боишься, значит есть тот, кто тебя защитит.

-Ты отвечаешь за свои слова?

-Отвечаю. И это ты тогда ходил на парашу, а не Лена. Я замечал за тобой это уже давно. Ты подставил его, чтобы выгородить себя. Ты приказывал наказывать тех, кто заступался за невиновных...

-Докажи!

-Нет, это ты докажи, что они были виновны! - Мама отшатнулся от наступавшего Папы и, глядя на Косого быстро продолжал, - У тебя нет доказательств, а без них это беспредел.

-Вот как? - Папа взял Маму за подбородок и сильно сжал, - а что же ты раньше молчал? Если то, что ты говоришь, правда?

Тёма повернулся и быстро вскочил на свою шконку.

-Куда? - рявкнул Папа, - немедленно вернись и дай ему эклер!

Мама вырвался и крикнул:

-Больше ты меня не запугаешь! Ты — сука, и доказательств достаточно.

Значит, так, - прошипел Папа, - имей в виду, про твой косяк теперь станет известно всем.

-Ша! - рявкнул Косой, - открывай немедленно! А то здесь будет парочка гребней жмуриков!

Все кроме Папы тихо, но быстро залезли на шконки. Дверь открылась. Косой вышел. Папа кинулся к пупкарю со словами:

-Мне нужно выйти. Срочно.

-Да знаю я, что вам всем бы только выйти поскорее, - ответил тот, почти закрывая дверь.

-Нет! - в отчаянии закричал Папа, - если ты уйдешь, я не успею даже взять мойку и вскрыться!

-Ладно, сейчас что-нибудь придумаю.

Тут на голову Папы приземлилась с силой брошенная кем-то миска. Он схватился за стену. Дверь тут же открылась, Папу забрали.

Мама сидел на нижней шконке, обхватив голову руками. К нему подошел Аларм и спросил:

-Насчет Папы — это все правда?

-Да.

-И ты молчал?

-У меня не было выбора. Он скрывал мой косяк. Хотя теперь-то он уж точно молчать не будет.

-Серьезный косяк?

-Да.

Вокруг собралась большая часть обитателей камеры.

-Лучше рассказывай. Все равно все выяснится.

Мама поднял голову и начал:

-Это случилось когда я только попал в хату. Примерно на третий день. Еще до прописки. Я еще ничего не знал о понятиях. Во время шмона всех отправили на прогулку. В хате остались только я и Папа.

Х                Х                Х

Адольф Мюллер, бывший Главпетух, до позднего вечера сидел в карцере. Ближе к полуночи его привели к Марку Даркину, и оставили их одних.

-Ну, - сказал Даркин, - мало того, что ты мое поручение насчет Косого не выполнил, так еще спалился и выломился.

-Виноват, начальник. Тот, кому я приказал зашкварить Косого, не решился это сделать.

-Я в курсе уже. Ты должен был настоять или подключить других, или опустить его сам.

-Это было бы подозрительно.

Даркин схватил лежащую перед ним авторучку и с размаху кинул ее об стенку.

-Подозрительно??? - закричал он, - тебя и без этого раскусили, а мой приказ ты так и не выполнил!

-Ладно, не кипятись. Прикажи привести его сюда, я его сразу зашкварю.

-Уже не надо. Он признался в чем надо.

-Тогда какие претензии ко мне?

-Будешь еще спрашивать! - рявкнул Марк и ударил Мюллера в лицо, - ты не выполнил мой приказ! А мне такие не нужны!

-Но я помог тебе достигнуть результата. Что еще надо?

-Ты действительно не понимаешь???

Адольф в недоумении смотрел на кума.

-Уже во всех камерах знают, что ты «красный»! Ты уже не сможешь продолжать сотрудничать со мной. Все теперь знают, что ты подставной.

-Но... может быть, подсадишь меня к новичкам? Они-то меня не знают.

-Их быстро оповестят, уж не сомневайся.

-Что же со мной будет?

-Сделаем пресс-хату, будешь сидеть в ней.

-Благодарю.

-Рано радуешься, пока такой хаты нет, будешь в карцере.

Мюллер молча кивнул. Он знал, что другого выхода нет. Тут в коридоре раздались шаги, и в дверь постучали.

-Заходите, - сказал Даркин.

Вошел дежурный надзиратель Эмиль Коул и доложил:

-Маляву перехватили.

-Дай сюда, - Марк взял бумагу и прочитал ее.

Эмиль и Адольф молча ждали.

-Смотри, - Даркин поднес маляву к лицу Мюллера. Тот прочитал ее и похолодел — там был описан его беспредел по отношению к Милку и другим обиженным.

-Так, - протянул Марк, - значит, ты тут произвел развел.

-Я хотел как лучше...

-Лучше — это выполнять мои приказы!

-Как раз для их выполнения я и делал все, что там написано!

-А почему я этого не знал? Почему ты меня заранее не поставил в известность???

-Не подумал.

-Ах, вот как? Ничего, я сейчас научу тебя думать. Вставай лицом к стене!

Адольф выполнил приказ. Даркин подошел к нему и обнаружил, что наручники сломаны — затянуть их туже было невозможно.

-Коул, проверьте, все ли тихо и возвращайтесь. И захватите матрас. Забьем его в наручники, а потом устроим «заплыв».

Эмиль вышел.

-Может, не надо? - спросил Адольф, - неужели побоев и карцера будет недостаточно?

-Ты что ли это будешь решать??? Одно другому не мешает. Раз тебе нельзя доверять и для работы ты не годишься, получишь по полной программе сегодня.

Даркин достал из ящика стола другие наручники.

-Послушай, я сотрудничаю с тобой три года, я помог тебе раскрыть многие дела, а ты хочешь бросить меня из-за одного косяка?

-Неповиновение я не прощаю, - ответил Даркин, расстегивая на заключенном наручники, чтобы надеть другие, - ко мне такие как ты в очередь стоят.

Адольф на секунду прислонился лбом к стене. За один день он лишился положения Главпетуха и защиты администрации. Как теперь ему жить даже в пресс-хате? С постоянным риском проснуться однажды с заточкой в боку? Его затопила злость на Даркина, который вынудил его на стукачество и беспредел, бросил, да еще и наказывает за ерундовую провинность. Почувствовав, что его руки свободны, Мюллер резко развернулся и одним ударом сбил Даркина с ног. Наручники отлетели в сторону. Адольф бросился на не успевшего опомниться кума,, перевернул на живот, заломил руки за спину и сел сверху.

-Что ты делаешь? - наконец возмутился Марк, - немедленно прекрати!

Х                Х                Х

Адольф ударил опера лбом об пол. Тот охнул и сказал:

-Идиот, ты все равно ничего не добьешься, только себе хуже сделаешь.

-Мне хуже не будет, - ответил Мюллер, сильнее выворачивая Даркину руки. Марк попытался ударить его ногой, но Адольф лег на него сверху, блокируя коленями ноги.

-Коул! - закричал Марк, - На помощь!

Левой рукой Адольф зажал ему рот, правой держа запястья. Он знал, что скоро вернется Коул. Что Даркина придется отпустить. Что расправа неминуема. Но сейчас впервые за три с половиной года он чувствовал себя хозяином положения. Даркин сейчас не был для него  грозным покровителем. Несколько секунд Мюллер лежал на куме, прислушиваясь, не идет ли кто на крик. Но все было тихо. Тогда Адольф отпустил рот Марка и нажал тому на кадык. Марк захрипел, пытаясь вырваться. Когда Мюллер убрал руку от горла кума, тот кашлял и хрипел. Адольф быстро снял с себя рубашку, придерживая свободной рукой запястья Марка, и замотал ему рот. Пока Мюллер лежал на напряженном от сопротивления теле опера, он сильно возбудился. Даркин отдышался и почувствовал, что с него снимают брюки. Он дернулся изо всех сил, но ни чем не мог помешать зэку.

Головка члена коснулась ягодицы. Марк стал сопротивляться активнее. Этого нельзя было допустить. Адольф разозлился, схватил два пальца кума и резко заломил их. Крик Марка был поглощен кляпом. Адольф медленно выкрутил заломленные пальцы, подержал несколько секунд и отпустил. Даркин со стоном опустил лицо на пол. Облегчение от прекращения боли сменилось ужасом, когда он почувствовал давление на анус. Забыв обо всем, Марк пытался освободить руки и скинуть с себя Мюллера. Лучше какая угодно боль, но не такое унижение! Кто угодно, только не он! Из-за активного сопротивления, член Адольфа терся о бедра и ягодицы кума. Боясь кончить еще до начала процесса, Мюллер просунул руку оперу между ног, схватил мошонку и сильно сжал, оттягивая вниз. Крик Марка был слышен даже через кляп, и Адольф был вынужден отпустить его. Заключенный вспомнил, что его время ограничено, и скоро вернется Коул.

-Лучше не дергайся, - прошипел он, наваливаясь на кума всем телом.

Левая рука Мюллера продолжала удерживать запястья, а правой он помогал себе войти в лоно Марка. Когда головка полностью оказалась внутри, Даркин стал извиваться и стонать. Адольф улыбнулся. Случилось то, о чем он и не мог мечтать. После трех лет унижения и подчинения он опускает Даркина. Того, кто до этого момента имел над ним почти неограниченную власть, сделал изгоем даже среди обиженных и сегодня хотел подвергнуть пыткам. Адольф продвинулся дальше и член вошел на половину. Марк сжался, пытаясь вытолкнуть разрывавший его член, но лишь сильнее обхватывал его. Мюллер не выдержал и кончил. Вынув член, он спускал сперму на тело и одежду кума. Слишком быстро. Адольф лег на кума, положив его руки на пол и крепко их держа. Голова Мюллера лежала между лопаток Марка. «Надо повторить. » - подумал заключенный и услышал стук в дверь. Он поднял голову и замер. Это Коул. Что делать? Воспользовавшись этой паузой, Даркин ударил Мюллера затылком в лоб и скинул с себя.

-Я матрас принес, а вы не открываете, - сказал Эмиль, входя в кабинет, - Что случилось???

Даркин молча надевал брюки и убирал с лица рубашку заключенного.

-Матрас твоему другу нужен был немного раньше, - усмехнулся Адольф, поднимаясь с пола и одеваясь.

-Я убью тебя, - тихо сказал Даркин.

Эмиль бросил матрас на пол и запер дверь изнутри.

Х                Х                Х

Эмиль привел Кима в кабинет Арахиса Ланго и вышел. Арахис запер дверь и обнял Кима. Тот прижался к нему. Арахис наклонился к его лицу, увидел разбитые губы и отстранился.

-Даркин? - спросил он.

-Это не важно.

-Важно.

-Нет.

-Кто тебя бил?

-Никто.

-Ты мне не доверяешь?

-Ты знаешь, чего я боюсь.

-Тогда зачем просил встречи со мной?

-Я хотел сказать... Нам надо расстаться... Я не выйду отсюда долго.

Арахис отступил на шаг.

-Ты себе в хате кого-то нашел?

-Перестань! Ты знаешь, кроме тебя мне никто не нужен. Просто... я здесь надолго.

-Мы это уже обсуждали!

-Нет. Даркин точно мне срок навесит. Я сегодня чуть чистосердечное ему не написал.

-Ну так теперь он будет думать, что тебя так просто не расколешь. Успокойся. Доказательств нет.

-Они не нужны. Я должен тебе сказать. Обещай, что не будешь устраивать разборок.

Ланго молчал.

-Если из-за какого-то конфликта тебя уволят, что будет со мной?

-Ладно, обещаю.

-Даркин посадит меня в пресс-хату. Я не выдержу.

-Тебе уже что-то делали в хате?

-Пока нет. Он дал мне время до завтра. Но потом...

-Сволочь! - воскликнул Арахис, обнимая Кима,- он, гад, премию хочет. Но ничего... Что-нибудь придумаем.

-Ничего мы не придумаем. Это конец. Тебе лучше забыть меня.

-Заткнись! Я вытащу тебя отсюда.

-Как?

-Мои проблемы.

-Я думал, у нас общие проблемы.

-Это мое дело. Твое — еще немного потерпеть. Немного.

Ким устало положил голову Ланго на плечо.

-Я правда больше не могу, - прошептал он.

-Хорошо. Я приму меры сейчас.

-Ты обещал.

-Доверься мне.

-У меня нет выбора. Но если ты ничего не сделаешь... я вскроюсь.

-Только попробуй.

х                х                х         

Придя с работы, Арахис увидел сидящего в кухне за столом Кима, считающего деньги.

-Поздравляю с первой зарплатой, - сказал он.

-Спасибо, - Ким вышел в прихожую, поцеловал Ланго и сказал:

-Мы скоро выплатим кредит.

Х                Х                Х

После отбоя Милка лежал на своей шконке. Боль в анусе не давала ему уснуть. Тёма подошел к нему и спросил:

-Ты как?

-Я нормально. А ты как?

-Меня что, первый раз били? Я в порядке.

-Да хоть какой раз бить будут, все равно больно.

-Я привык. Тебе сегодня было хуже.

Милк вздохнул.

-Да что уж теперь, сам виноват.

В коридоре раздались шаги. В глазок заглянула вертухайка и приказала:

-Всем лежать! Телевизор выключить!

-О, опять ее смена, -сказал Тёма.

Аларм встал и выключил телевизор. Вертухайка ушла.

-Тём, а что с Мамой сделали бы, если бы узнали про его косяк?

-Ничего.

-Как? Он же крыса.

-Какая он крыса? Он не своровал, а по незнанию взял. Ничего бы не было.

-Это что, получается, зря он Папы боялся?

-Конечно.

-Надо же. Кстати, где сейчас Папа?

-Откуда я знаю? Спрятал его небось кум в больничке или в другой хате.

-А там узнают про сегодняшнее?

-Должны. Я уже отписал.

Тут вернулась вертухайка.

-Всем лежать, я сказала!

Б..., - возмутился Тёма, ложась на шконку рядом с Милком, - она возле нашей хаты ночевать будет?

-Неудивительно после сегодняшнего, - ответил Милк, двигаясь на край шконки и морщась.

-Что случилось? - спросил Тёма.

-Больно.

-Ты лежи спокойно. Завтра легче будет.

-Хорошо, что тебя тогда не успели.

-Да. Прости, что не помог тебе.

-Что ты! Я сам виноват.

После ухода вертухайки, с соседней шконки свесился Лина Еблан и капризным голосом протянул:

-Я хочу телевизор.

-Подожди, - ответил Аларм, - сейчас еще раз пройдет, и включим.

-Не хочу ждать! От этих баб одни проблемы!

-Лежи тихо.

-Мне скучно!

-Спускайся сюда, вафлю дам.

Еблан слез на нижнюю шконку к Аларму. Милк смущенно отвернулся.

В коридоре раздались шаги. В камере было тихо. Вертухайка ушла.

-Кто-нибудь, включите телевизор, - попросил Аларм.

Ким встал, включил телевизор и убавил звук до минимума.

-Мне не видно и не слышно, - закапризничал Еблан.

-Тебе итак слишком много развлечений, - ответил Аларм.

Ким усмехнулся и полез к себе. Милк почувствовал, как рука Тёма легла ему на спину.

-Тебе тесно?

-Мне так удобнее. Мешаю?

Милк покачал головой. Несколько минут они молча смотрели телевизор, затем рука Темы спустилась в пах его друга.

-Перестань, - сказал Милк.

-Почему?

-Мы сегодня это обсуждали, я не такой!

-Ты уже один раз получил за это.

-Можно потише! - возмутился Ким, - Итак не слышно!

Милк попытался убрать руку Тёмы, - но у него ничего не вышло.

-Ты тоже меня изнасилуешь? - спросил Милк.

-А ты думаешь, я с тобой не справлюсь?

Дина оторвался от своего занятия и посмотрел на них.

-Не отвлекайся давай, - недовольно сказал Аларм.

-Я думал, ты мне друг.

-Да. После того, как ты сегодня вышел из семьи, я действительно твой единственный друг. Лежи спокойно, и я не сделаю тебе ничего плохого.

-Убери руку!

-Лежи спокойно. А то кроме меня желающие найдутся.

Милк прислушался к напряженной тишине вокруг и прекратил сопротивляться. Повторить дневные события ему не хотелось.

Х                Х                Х

Милк повернулся на бок и уставился в телевизор. Тёма придвинулся к нему вплотную, его рука вернулась в промежность друга, а вставший член уперся в поясницу.

-Милк, я тебе завидую, - сказал Ким.

-Не завидуй, - ответил Аларм, - иди лучше к нам.

-Зачем к нам? - облизываясь, спросил Дина.

-А ты не глупые вопросы задавай, а поворачивайся!

-Мы так не договаривались!

-Будешь вякать, ничего не получишь!

Ким нерешительно смотрел на них.

-Иди давай! - поторопил Аларм.

-Нет, я с ним не хочу! - продолжал капризничать Еблан.

-Или так или я выключу телевизор! - пригрозил Аларм.

-Выключай!

Аларм натянул штаны и встал. Несколько возмущенных голосов заставили его остановиться.

-Дин, ну что?

-Выключай!

-Нет! - приказал Мама, - оставь.

Аларм растерянно остановился. Дина довольно улыбнулся и направился к себе.

-Ты куда? - повысил голос Мама, - возвращайся и ложись. Аларм, Ким — двойной тягой его.

Дина поджал губы и выполнил приказ. Аларм и Ким заняли  места.

Милк наблюдал за ними, но несколько минут настойчивой ласки заставили его расслабиться и закрыть глаза. Тёма увеличил темп, и вскоре наступила развязка. Тёма сел, потрепал священника по плечу и ушел к себе. Милк лег на живот, накрылся с головой одеялом и заснул.

Аларма и Кима сменили Мама и Лысый.

-Ты будешь? - спросил у Тёмы Аларм.

Тёма покачал головой и стал смотреть телевизор.

Х                Х                Х

На следующий день Милк старался избегать Тёму.

Всей камерой было решено прописать новенького Славу, пришедшего в камеру неделю назад. Аларм подошел к нему и спросил:

-Эй, Слав, если тебе *** на спину положить, будешь лебедем скакать?

Слава растерянно смотрел на него, не зная, что ответить. Вокруг них собралась толпа. Слава взглянул на Маму, ставшего теперь Главпетухом, но тот приказал:

-Отвечай. И быстрее.

-Я... я не знаю.

-Отвечай! Будешь лебедем скакать?

-Не буду!

-Точно?

-Ну... может быть.

-Говори понятно, будешь или нет!

-Не знаю!

-Не знаешь? - переспросил Аларм, - а что тогда делать будем?

Новенький молчал.

-Ответ можно выкупить, - подсказал Тёма.

-Как?

-Морковок отсыпем. Холодных и горячих.

-А по-другому никак?

Ким и Лысый подошли ближе.

-Можно, - ответил стоящий рядом Еблан, - но будет хуже.

-А... понятно... давайте морковок.

Аларм тут же вскочил и скрутил вафельные полотенца.

-Снимай штаны и ложись на шконку.

-Обязательно?

-Делай, что тебе говорят, - приказал Главпетух.

Слава подчинился. Не желая на это смотреть, Милк забрался к себе и лег, делая вид, что спит. Больше всего он боялся, что его заставят участвовать в этом. Он прекрасно помнил свою прописку. Что было бы с ним тогда, если бы не Тёма? А сейчас Тёма веселится со всеми. Неужели ему не жалко новичка? Почему заступился тогда за Милка, а за весь следующий год ни за кого? Аларм спросил у сокамерников:

-Сколько холодных?

Все посмотрели на Главпетуха.

-Десять, - ответил тот.

По хате понесся неодобрительный шепот.

-Он и столько не выдержит, - обосновал Главпетух.

-А если выдержит? - спросил Аларм.

-Тогда сам решай, сколько горячих.

Довольный Аларм слегка ударил новенького «морковкой» по ягодицам. Тот вздрогнул.

-Ну, так нечестно, - возмутился Ким, - так кто угодно вытерпит! Забыл, как меня били?

-Вот-вот, - поддержал его Лысый, - прописка, так прописка.

-А-то его место займешь, - пригрозил Еблан.

Аларм заметил одобрительный взгляд Главпетуха и ударил сильнее. Слава с трудом сдержал стон и заерзал. После третьего удара он вскрикнул и соскочил с табуретки.

-Это еще что? - возмутился Ким.

-Так не делается, - сказал Еблан, - тебе же хуже будет.

-Не будет, - ответил Слава, хватая одежду.

Аларм пинком опрокинул его на пол.

-Помогите! - закричал новенький, но Еблан бросился к нему, зажимая рукой рот. Ким и Лысый схватили его за руки и за ноги. Милк накрылся головой с одеялом. Славе связали локти за спиной и положили на шконку на спину. Аларм сел ему на ноги. Тёма, до того следящий за глазком, накинул прописываемому на шею петлю из того самого полотенца и стал душить. Еблан убрал руки от лица Славы и лег на шконку рядом с ним.

-Не надо! - взмолился новенький.

-Тебя предупреждали, - ответил Лысый.

Когда Слава почти потерял сознание, Тёма убрал полотенце и спросил:

-Что дальше?

-Морковки ему не все выдали! - воскликнул стоящий возле глазка Ким.

-Морковки это за загадку, - возразил Аларм, - а теперь его наказать надо!

Тёма посмотрел на Главпетуха.

-Сначала додайте морковки, потом накажем, - ответил он.

Тёма отдал полотенце Аларму и перевернул новенького на живот. Аларм продолжил порку. Слава стонал, и Тёма прижимал его лицо к матрасу. Пришло время «горячих» морковок.

-Сколько? - спросил Аларм, пока Тёма мочил полотенца.

-Десять, - ответил Главпетух.

-Опять мало, - разочарованно сказал Ким.

-Он и холодные терпеть не мог. Хочешь, чтобы на его вопли пупок прибежал?

Аларм хлестнул новенького мокрым полотенцем. Тот вскрикнул и дернулся. Еблан положил руку ему на затылок и прижал лицо к матрасу, но было поздно.

-Шухер! - крикнул Ким, отходя от глазка.

Все кроме Аларма и Еблана вернулись на свои шконки. Они легли рядом с новеньким, Аларм держал ему ноги, а Дина зажимал рот.

Вертухай заглянул в глазок. В камере было тихо. Все лежали на шконках. Когда он ушел, вокруг Славы опять собралась толпа.

-Еще девять морковок, - сказал Ким, возвращаясь к глазку.

Лысый сел на ноги новенького, Аларм выдал «морковки».   Славу перевернули на спину. Его лицо было мокрым.

-Нюня, - сказал Еблан.

-Что там? - спросил Ким.

-Ревет.

-Да ладно?

-Иди сам посмотри.

-А его ведь еще надо наказать за то, что не прошел прописку.

-Что? - в ужасе спросил Слава, - это еще не все?

-Нет, конечно. Мы еще и не начали.

-Но я не могу больше!

-Придется. Иначе хуже будет.

Глаза новенького наполнились слезами.

-Я такого еще не видел! - воскликнул подошедший Ким.

-Стой на шухере! - приказал Главпетух и обратился к Славе:

-Дадим тебе маленькую передышку. Придумаем пока кличку. Как бы тебя назвать?

-Нюня!

-Слабак!

-Ну погодите, давайте что-нибудь более оригинальное. Как твоя фамилия?

-Малафеев, - ответил Слава.

Х                Х                Х

-Кстати, - сказал Лысый, - Мама, ты же с Аларма за морковки не спросил. Он утверждал, что Малофья  их 10 выдержит!

-А на что договаривались? - поинтересовался Ким.

-Ни на что, - ответил Главпетух, - вернись к глазку.

-Что значит «ни на что»? То же, что и «на просто так»?

Аларм посмотрел на Главпетуха. Он знал, что с него теперь можно спросить все, что угодно. Конечно, он не должен был так спорить, но ему в голову пришло, что можно не выдержать 10 холодных морковок.

-Нет, это не то, - ответил Главпетух, - и спрашивать я не буду ничего.

-Возьми с него хотя бы дачку, - предложил Тёма.

-Нет. Давайте займемся Малофьей. Мы должны его наказать.

-Можно я ему еще один вопрос задам? - спросил Дина.

-Ладно, задавай.

-Ты едешь на “КАМАЗе” по лесу, по узкой дороге. Свернуть никуда нельзя. Выпрыгнуть тоже нельзя, так как обе двери заклинило. На капот машины запрыгнул черт и лезет в кабину. Если он в кабину залезет, то тебя изнасилует. Твои действия?

Малафеев задумался.

-Ну отвечай же! - не выдержал Ким.

-Я не знаю.

-Опять будешь выкупать? - спросил Лысый.

-Нет!

-Тогда отвечай.

-Ну... пусть насилует. Раз я уже опущенный, мне хуже не будет.

Присутствующие переглянулись. Милк скинул одеяло и поднял голову.

-Неправильно? - спросил Слава.

-Лучше бы ты выкупил ответ, - сказал Аларм.

Тёма подошел к Милку и спросил:

-Ты когда-нибудь таких идиотов видел?

-Нет. Но я тоже не ответил бы.

-Милк, у Камаза нет капота, ты разве не знал.

-Знал, конечно. Но я бы не додумался.

-Да, я помню, когда тебя прописывали, ты тоже ни до чего не додумался.

-Тогда ты меня спас.

-Перестань.

-Было, не отрицай. А кто спасет его?

-Не я. И не ты. Ты и себя защитить не можешь.

-А что с ним сделают?

-Изнасилуют. Как в загадке.

Милк опустил голову на подушку.

-Ты что? - спросил Тёма, - Тебе плохо?

Милк вздохнул.

-Нет.

Тёма опёрся на шконку Милка и спросил:

-Всё ещё болит?

-Да. Сильно.

Тёма потрепал его по плечу.

-Держись.

-Да я-то ничего. А вот Слава...

-Что он тебе?

-Ему еще можно помочь.

-Чем?

-Как чем? Не допустить того, что они хотят с ним сделать.

-Милк, не начинай, а?

Милк приподнялся.

-Тём!

-Нет, это невозможно. По понятиям.

-Ты можешь.

-С чего ты взял?

-Ты меня уже два раза спасал!

-А ты помнишь, что мне за это было?

Милк лег обратно. Глядя, как он поворачивается на бок, Подольский спросил:

-Тебе на спине больно лежать?

-Мне по-всякому больно лежать. На животе только более менее, но я устал уже в одной позе. Прости, что я требовал от тебя помочь Славе. Ты итак много для меня сделал.

-Забудь.

-Я сам попробую ему помочь.

-И займешь его место.

Милк испуганно взглянул на друга.

-Больше ты не добьешься ничего, - продолжил тот.

-А если мы заступимся за него всей семьей?

-Кроме тебя нет желающих это сделать.

Священник смотрел как Малафеева кладут поперек шконки. Он отдал бы все на свете, чобы помочь ему, но еще одного изнасилования он просто не перенесет. Аларм накинул ему Славе на шею петлю из полотенца и сказал:

-Будешь орать или плохо сосать — придушим, а пупкарю при проверке скажем, что сам повесился, пока мы спали. Понял?

Малафеев в ужасе кивнул.

-Это же неправда, - сказал Милк, - можно отличить, повесился человек или его убили!

-И что? Даркин с радостью закроет дело в связи со смертью основного подозреваемого. Только рад будет, - ответил Тёма.

-Давай двойной тягой, - предложил Лысый.

-Давай, - согласился Аларм.

Услышав это, Слава стал вырываться. Аларм затянул петлю.

-Оставьте его в покое! - не выдержал Милк.

Все повернулись к нему. От удивления Аларм выпустил из рук полотенце, Малафеев постарался отдышаться.

-Слышь, ты, святоша, - начал Аларм.

-Шухер! - сказал Ким.

Все разошлись по местам, кроме Лысого и Аларма, держащих Славу.

-Я могу и тебя трахнуть, если хочешь, - не успокаивался Аларм, - тебе вроде в прошлый раз понравилось?

Милк уткнулся лицом в подушку, его щеки покраснели.

-За базаром следи, - посоветовал Тёма.

В коридоре послышались шаги. К глазку подошел вертухай и спросил:

-Кто кричал?

Ему никто не ответил.

-Что у вас? - настаивал вертухай.

-Все в порядке, старшой, - ответил Главпетух.

Пупкарь ушел.

После прописки все легли спать. Слава уткнулся лицом в подушку. Он не мог понять, за что с ним так поступили. Ведь все три в камере все было хорошо. Вроде и косяков никаких за ним не было. Неужели просто за то, что спортсмен? Из глаз потекли слезы. Малафеев накрылся с головой одеялом, чтобы заглушить всхлипы. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь услышал.

Чтобы отвлечься, Слава решил подумать о работе. Увы, теперь бывшей. Хорошо, что никто не может запретит ему играть в футбол, пусть и непрофессиональный. Это будет первое, что он сделает, когда выйдет из тюрьмы — встанет в ворота. Он не мог поверить, что никогда больше ему не играть на «Петровском», никогда не встать в любимые правые ворота. Слава сжал кулаки. Перед каждым таймом каждой игры просил он помощи у ворот, в которых предстояло играть. Но только эти были на его стороне. Он чувствовал их поддержку ежесекундно. И только на их защиту он бросал все силы, надежно забирал мяч или далеко выбивал его в поле или далеко выходил из ворот. Здесь не было вратарских ошибок. В эти ворота ему не забили ни одного мяча.

Перед каждой игрой он напряженно ждал, с какой стороны будет играть команда. И если не справа — настроение портилось сразу. Но играть второй тайм в левых воротах тоже было нелегко — ведь пропусти он мяч в первом тайме, все еще можно исправить, а во втором оставалось не так много времени.

Видеть вратаря соперника в своих воротах было невыносимо. Ведь целых сорок пять минут он был хозяином штрафной и вратарской, частенько еще и касаясь ворот. А перед каждым таймом еще хуже — лайнсмен проверял ворота, грубо трогая сетку в нескольких местах. Малафеев старался выходить на поле этого, но не всегда это зависело от него.

Если бы матч сборной России с Грецией на ЕВРО 2012 проходил на «Петровском»! Ни за какие сокровища мира не стал бы пропускать бы Слава, тем более в свои ворота. Да они и не дали бы. От скольких голов они спасали Малафеева, принимая мяч штангой, перекладиной или крестовиной? Но было то, что было... так попасться.

Если бы его последний матч за Зенит был на «Петровском»! Или хотя бы он знал тогда, что этот матч последний! Теперь уже ничего нельзя изменить. Через неделю начнется чемпионат, ворота займет другой. Полюбят ли его правые ворота? Будут ли ему помогать? Скучают ли они по Славе сейчас? Он никогда больше не сможет даже подойти к ним. По своей вине. Малафеев в сотый раз мысленно просил прощения у стадиона и особенно правых ворот. Это единственное, что он теперь мог делать.

На следующий день Тёма и Милк не пошли на прогулку.

-Зря ты не пошел, - сказал Милк, - что целый день в камере сидеть?

-А на улице что?

-Ну... свежий воздух.

-Да ладно. Зато так в хате просторно, когда никого нет.

-Это да.

Священник замолчал. Подольский подошел к нему и спросил:

-О чём ты думаешь?

-О тебе.

-Обо мне?

-Я все вспоминаю, что тебе выбили зубы.

-Зачем об этом вспоминать?

-Не знаю. Жалко.

-Что жалеть? Два года прошло.

Милк опять замолчал. Тёма сел на соседнюю шконку.

-О чём теперь ты думаешь?

-А ты можешь мне рассказать... за что ты попал в обиженку?

-Ни за что.

-Как это? По беспределу?

-Ну типа того. Можно сказать, за бабу.

-Не может быть! Полно за это сидят, и никто их не опускает.

-Мне не повезло. Меня в первый же день Руль позвал и спросил про делюгу. Я рассказал. И тут со всех сторон началось - «Ты мою дочку изнасиловал! », «Это могла быть моя жена! » и так далее. И набросились на меня. Пришлось ломиться. И ведь меня не запарафинили даже, только зубы выбили. Можно было, конечно, просто в другую камеру перейти. Но, получается, я ломовой, уже ко мне везде настороженно бы отнеслись. Да и с такими зубами — как я докажу, что я не вафлер? Пришлось сюда.

-Понятно. А та женщина... она действительно их родственница была?

-Милк, ты что! Нет, конечно! Просто нашли повод прицепиться.

-Странно, что они к тебе так. В первый же день.

-Да я потом уж понял. Хата переполненная была, и без меня тесно. Вот и заставили выйти. И развлеклись заодно.

-Сочувствую.

-Не стоит.

-Надо же, Нак после... того, что с ним сделали, спокойно ходит, а я все никак.

-Вообще-то его два дня было не слышно и не видно. Так что не ты один такой. Посмотрим, каково будет Малофье.

-А что ему?

-Так вчера же пупкарь помешал. Сегодня продолжим прописку. Он за загадку не ответил еще.

-Ты хочешь сказать, его... с ним... сделают то, что вчера не сделали?

-Конечно.

-Этого нельзя допустить.

-Почему?

-Тёма! А если бы ты был на его месте?

-Я на его месте был и прописку прошел. И не по десять морковок, а настоящую. А он пускай получает, что заслужил.

-Но мне ты помог!

-И что? Я всем теперь помогать обязан?

-Нет, конечно.

Священник задумался. Он был уверен, что для Славы прописка закончилась. Ведь вчера после ухода вертухая ему просто приказали молчать и оставили в покое. Если сегодня будет продолжение, на помощь пупкаря можно не рассчитывать. Что же делать? Милку вчера было тяжело видеть заплаканное лицо Малафеева, а смотреть на изнасилование было выше его сил. Может, попробовать все-таки договориться с пупкарем? Хотя бы просто ходить почаще возле их двери?

-Тём, а кто сегодня ночью дежурит.

-Мымра должна.

Милк сразу отбросил этот вариант. Но кто еще сможет помочь? Тёма не хочет. Семья тоже предпочтет участвовать в прописке. Заступиться самому? Но кто будет его слушать? И не будет ли это опасно в свете вчерашних угроз Аларма? Священнику стало стыдно. Он должен был помочь Славе, даже если бы для этого пришлось занять его место. Но он боялся, что не решится.

-Тём, а меня не могут заставить сделать это со Славой?

-Не думаю. Желающих много. А с чего ты взял?

-Ну с Наком же меня заставляли.

-Тогда у нас Папа главный был. И все просто подозревали, что ты сука.

-А если что... ты поможешь мне?

-Что спрашиваешь? Конечно, помогу. Но если бы мне предложили, я бы не отказался.

-Ты не представляешь, что это такое!

-Зачем мне представлять? Он сам виноват.

-Нельзя из-за одной загадки издеваться над человеком!

-Ошибаешься. Нельзя лезть в чужие разборки. Не забывай, где ты.

Священник замолчал.

-Надеюсь, не обо мне ты думаешь с таким лицом? - поинтересовался Тёма.

-Нет. Но нужна твоя помощь.

-Опять... Милк! Ну мало я из-за тебя вляпывался в неприятности?

-Пожалуйста. Просто написать и отправить маляву.

-Кому?

-Косому. Ты же хочешь, чтобы все по понятиям было.

-Пиши сам.

-Нет, нужен ты.

-Зачем?

-Тебя Косой скорее послушает, ведь ты отказался его зашкваривать.

-Отказался, потому что меня убили бы за это. Вовсе он не будет меня слушать. Про беспредел я уже отписал, что еще надо?

-Прописка в том виде, в каком она у нас сейчас — тоже беспредел.

-Бред!

-Вот пусть Воры и решают, по понятиям это или нет.

Эмиль надел на Адольфа наручники и смотрел, как Марк избивает его.

-Ну мы заплыв делать будем? - через некоторое время спросил он, - мне идти пора.

-Иди, конечно, - ответил Марк, - я один справлюсь. Закрою дверь и все.

-Может вам лучше не оставаться с ним наедине за закрытыми дверями после сегодняшнего?

-Теперь он в наручниках. Проблем не будет.

-Тогда я пошел?

-Только посмотри, нет ли кого.

Эмиль вышел и сказал:

-Все чисто.

Даркин запер за ним дверь и повернулся к Мюллеру.

-А теперь поплыли.

-Оставь меня в покое, - ответил тот.

-Ну конечно.

Опер положил заключенного животом на матрас и поднял вверх его скованные за спиной руки. Боль в плечах заставила Адольфа закусить губу и уткнуться лицом в матрас.

-Больно, да? - спросил Марк, - поднимая его руки выше, - и почему ты вечно вынуждаешь тебя наказывать? Нравится тебе что ли?

Мюллер со сдавленным стоном попытался пнуть его. Даркин сел заключенному на ноги.

-Хватит, - прошептал Адольф, - пожалуйста.

-Да? И правда, наверное, хватит, а то с вывихом только на больничку, а карцер тебе больше подойдет.

Марк отпустил его руки.

-Благодарю, - расслабившись, сказал Мюллер.

-Это еще не все на сегодня, - ответил Даркин.

-Начальник, пожалуйста.

-Ты сам виноват.

-Понимаю. Но я не могу больше.

-А куда ты денешься? - спросил опер, затягивая ему наручники.

-Не надо, - закричал Адольф, - прекрати! Пожалуйста, сними! Сними, я не могу больше! Я сделаю все, что ты захочешь, пожалуйста, прекрати!

Даркин расслабил наручники.

-Ты разбудишь всех своими воплями!

-Да никто не спит, - простонал Мюллер, - благодарю.

-Если ты такой нетерпеливый, что ты нарываешься все время?

-Начальник, я ничего не сделал!

-О, началось. Заткнись!

Даркин открыл дверь, позвал Эмиля и приказал увести Адольфа. Когда они ушли, Марк подошел к шкафу и достал бутылку.

Бутылка Гжелки стояла в шкафу уже два года. За это время ее соседи многократно менялись. И только она неизменно оставалась на своем месте. Иногда ее владелец — Марк Даркин — доставал ее, нежно держал в руках, смотрел и убирал обратно. Бутылка чувствовала, что имеет для него особое значение и гордилась этим. Но в тоже время, сколько можно стоять? Она мечтала, как его руки  возьмут ее, решительно открутят пробку и нальют водку в стакан. Или он будет пить не один? В открывающиеся двери и щель между ними бутылка видела, как Марк угощал коллег и даже пару раз заключенных. Но самой ее большой мечтой было остаться с ним в такой миг наедине. Стоять на столе и смотреть на Даркина, пока он не выпьет все. Если она действительно дорога ему, исполнит он ее последнее желание? А если не дорога, зачем он ее хранит? Конечно, страшно потом оказаться в мусорном ведре: ведь оттуда бутылки куда-то исчезали. Неплохо было бы вечно стоять в шкафу и почти каждый день видеть Марка. Но ведь скоро у водки закончится срок годности. И Марк это прекрасно знает — ведь он внимательно разглядывает этикетку каждый раз, когда бутылка в его руках. Неужели она так и не послужит своему владельцу? Нет, это невозможно. Если не выполнить свое предназначение, зачем тогда жить? Тем более речь идет об удовольствии Даркина... не все ли равно, что будет после?

В этот день с утра бутылка что-то предчувствовала. С самого утра Марк вызывал к себе в кабинет то одного, то другого. И н не ушел домой как всегда в шесть. Бедный, наверное, у него много работы. Только бы неприятностей не было. До десяти вечера он сидел один. Через щель бутылка видела его спину. Откроет ли он сегодня шкаф? Марк был с заключенным и сотрудником до полуночи. Потом настал долгожданный момент — он достает бутылку. Но не нежно держит в руках как обычно, а ставит на стол и резким движением откручивает пробку. Бутылка растерянно смотрела как он садится рядом на стул. Желанный миг, о котором мечталось ежедневно, оказался неожиданным. Но, кажется, Марк не в настроении? Нет, он не может испортить такую ночь. А где же стакан? А закуска?

Даркин подносит бутылку к своему рту. Его губы обхватывают горлышко. Он делает несколько больших глотков. Бутылка была вне себя от счастья. Ей всегда было хорошо в его руках, но его губы... Марк ставит бутылку на стол. На миг ее охватывает ревность — было ли у него это с другими? Нет, нет, когда Марк доставал кого-то из ее соседей, она точно всегда видела на столе стаканы. Ах, какой она была дурой все это время считая, что он любит коньяк Абрау Дюрсо! Ну разве он пил коньяк так хоть раз! Долгожданный момент был еще слаще, чем она мечтала.

Даркин опять взял бутылку. Она задохнулась от счастья. Да, милый, давай повторим! Марк подносит ее к губам и останавливается. Злобно читает этикетку. Затем обхватывает ее крепче и с размаху бросает об стену. Лужа водки растекается по полу. В ней — гора осколков. За что?

Эмиль привел Милка в кабинет Даркина и вышел. Священник удивленно взглянул на сидящего за столом опера. В ответ тот улыбнулся и сказал:

-Присаживайтесь.

Милк выполнил приказ.

-Что с вами случилось 21 мая 1995 года?

-Ничего.

-А у меня другие сведения.

Милк пожал плечами.

-Зачем вы выгораживаете человека, который так с вами поступил?

-Мне никто ничего не делал.

-Медицинский осмотр подтвердил факт насильственных действий сексуального характера.

Священник опустил глаза, его щеки покраснели.

-Вы можете нести уголовную ответственность за дачу ложных показаний.

-Я сейчас не даю никаких показаний.

-Верно. Но дадите.

-Нет.

-Почему?

-Не нужно.

-Вы не хотите наказать насильника? После всего, что он с вами сделал?

Милк пошевелил скованными за спиной руками.

-Он ничего не сделал.

-Глупо отрицать факты.

-Я не отрицаю. Но наказывать никого не нужно.

-Не отрицаете, это хорошо. Почему его не нужно наказывать?

-Я сам виноват.

-В чем?

-В... том, что произошло.

-Что вы сделали?

-Я... Ничего.

-Вы ничего не сделали, но вы виноваты?

-Ну... не совсем так.

-А как?

-Неважно.

-Важно.

-Вы не хотите называть имя этого человека? Оно мне известно.

Милк удивленно поднял глаза.

-Вы мне не верите? Смотрите.

Даркин показал священнику «маляву», в которой рассказывалось о беспределе Папы к Милку, Наку и Тёме.

-Откуда это у вас?

-Это не имеет значения. Важно, что я знаю всё.

-Тогда зачем вам я?

-Пиши заявление. Будем заводить дело.

-Какое?

-Уголовное. По 132.

-На кого?

-И на Аларма Быкова и на Адольфа Мюллера.

-На Мюллера-то за что?

-Он подстрекатель.

-Вам так нужно на него побольше навесить?

-Даже если и так?

-Я никакого заявления писать не буду.

-Будешь.

-Нет!

-Если не напишешь, у автора «малявы» будут большие проблемы.

-Да вы имени его не знаете!

-Назвать?

-Ну.

-Артём Подольский.

Священник постарался не измениться в лице.

-С чего вы это взяли?

-Сказали люди, хорошо знающие его почерк.

-Это не его почерк.

-Графологическая экспертиза разберется.

-Вы готовы устроить неприятности ни в чем не повинному человеку?!

-Да, если он стоит у меня на пути.

-Тёма вам ничего не сделал!

-Ну и что? У тебя есть выбор: или ты пишешь заявление или неприятности будут у Подольского.-Какие у него могут быть неприятности?

-Ты знаешь, что такое «пресс-хата»?

-Слышал. Но здесь такого нет.

-Уже есть.

-Неправда! Раньше она была на месте нашей!

-Верно. Пришлось внести изменения. Так ты будешь писать заявление?

Священник помолчал и сказал:

-Нет. Вы все равно не сможете перевести Тёму в другую хату.

-Почему?

-У вас нет для этого полномочий.

-Ошибаешься. В этой камере ведется оперативная работа. Будем сажать туда кого надо.

-Если все так просто, зачем нужно заявление от меня?

-Увы. Это обвинение частного порядка. Без заявления потерпевшего дело завести нельзя.

-Я не терпила! Заявление писать не буду.

-И вас устроит, что преступник будет безнаказанным?

-Он не преступник, и вы это знаете!

-Да ну?

-Если бы Аларм не сделал этого, на моем месте оказался бы он! Любой на его месте поступил бы так же!

-Кроме вас.

Священник вздохнул.

-Не совсем так. Я сначала почти согласился. А потом от меня уже ничего не зависело.

-Хорошо. Попробуем по-другому. Почему вы хотите, чтобы у Подольского начались проблемы?

-Я не хочу ему проблем!

-То есть напишете заявление?

-Нет!

-Ну зачем так? Ведь Подольский ваш друг. Он столько для вас сделал. Если бы не он, заявление пришлось бы писать не только на Аларма Быкова.

Милк молчал. Даркин встал, подошел к нему и снял наручники. Священник удивленно посмотрел на него. Марк сел за стол и дал ему листок и ручку.

-Ну что вам сделал Быков? - воскликнул Милк, потирая запястья, - Неужели так нужно это дело?

-Быков мне без надобности. А дело нужно.

Милк взял ручку.

-Если напишу, ничего не сделаете Тёме?

-Считай, забуду о его существовании.

-А образец есть?

-Конечно.

Марк придвинул к нему образец заявления.

Священник склонился над листом. Не мог он причинить вред Тёме, который столько раз его выручал. Но почему Аларм должен отвечать за то, что сделал против воли? А Папа? Он причинил всем жителям обиженки много зла. Но раз выяснилось, что он сука, значит, все это делалось по приказу ментов. Он тоже не виноват. Что же делать?

Написав «шапку» заявления, Милк остановился.

-А что ему будет? - спросил он.

-Срок добавят, - ответил Даркин, - от трёх до шести лет.

Милку стало жарко. Аларму оставалось сидеть всего десять месяцев, почему он должен сидеть годы за то, в чём виноват Милк? Священник положил ручку.

-Вы передумали? - поинтересовался Марк, - значит, я возвращаю вас в камеру, и пишу приказ о переводе Подольского в триста третью?

-Что за триста третья?

-Пресс-хата.

Милк снова взял ручку и написал «Прошу привлечь к уголовной ответственности». Так подгадить единственному другу было немыслимо. Медленно написал он первую строчку. Если бы Даркин угрожал посадить в пресс-хату его самого! В этом случае священник и буквы не написал бы. Но Тёма... Милк закусил губу. Предложить этот вариант куму? Согласится он, как же. Почему всё так, Господи? Почему должны страдать невиновные?

-Пишите быстрее! - раздраженно сказал Даркин, - думаете, у меня кроме вашего дел нет?

Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила священника сжать ручку в ладони. Даркин вел много дел, и в камере заключенные часто обсуждали его. Поэтому Милк знал о вспыльчивости опера, хотя его кумом был Ривер Ласкин. Милк быстро дописал заявление и отдал его Марку. Только бы всё получилось. Прочитав написанное, Даркин покраснел.

-Вы соображаете, что вы пишете? - заорал он.

-Вполне. Я еще и жалобы на вас напишу.

Даркин ударил священника кулаком в лицо и разорвал заявление на мелкие кусочки. Милк охнул и зажал руками окровавленный нос. Его план, кажется, удался, но боль мешала радоваться этому. Марк схватил его за руки, вытащил из-за стола и бросил спиной на стену.

-Не трогайте меня! - закричал Милк.

Ответом был сильный удар тяжелым ботинком в пах. Вопль Милка на оглушил Даркина. Он даже подумал, не услышит ли это кто-нибудь. Но взглянув на скорчившегося от боли священника, вновь разозлился и пнул его зад. Боль, не покидавшая Милка после изнасилования, стала невыносимой. С громким стоном попытался он отползти от опера и наткнулся на стену. Деваться было некуда. На спину ему лег ботинок Даркина и придавил к полу. Милк вздрогнул всем телом и закричал:

-Помогите!

-Заткнись! - ответил Марк, убрал ногу и носком ботинка пнул заключенного в бок. От своего крика тот не услышал настойчивый стук в дверь. Опер открыл.

-Вы с ума сошли? - спросил вошедший Эмиль Коул, - такие крики средь бела дня, да еще дверь открываете? А если бы это не я был?

-Плевать. Уведи этого в камеру, а то я его убью.

Эмиль подошел к священнику и потребовал встать. Превозмогая боль, Милк попытался выполнить приказ, но у него ничего не получилось. Коул взял протянутые Даркиным наручники, застегнул их на Милке, и поднял его.

-А что он сделал?

Марк схватил со стола минералку и выпил залпом полбутылки.

-Уведи. Потом обьясню.

Эмиль и Милк вышли.

-Эй, - закричал вдогонку Даркин, - в триста третью его! И по полной программе!

Вздохнув, Коул выполнил приказ. Втолкнув священника в камеру, он поговорил со смотрящим и запер дверь. Милк сел на пол и осмотрелся. В маленькой хате несмотря на четыре трехэтажные шконки было всего пять человек. Один лежал наверху, отвернувшись к стене. Четверо подошли к Милку. Один из них быстро сказал:

-Это тоже обиженный.

Священник узнал его — это был Лена.

-Ясненько, - протянул смотрящий, - значит, используем его по назначению.

-Он не рабочий, - уточнил Лена.

-Нам приказано — по полной программе, - ответил смотрящий. Перегибай через шконку.

От этих слов Милка затрясло, и он повернулся к двери. Двое схватили его и понесли к шконке. Священник пытался вырваться, но руки по-прежнему были скованны за спиной. Да и без наручников у него было мало шансов. Почувствовав, что с него снимают штаны, Милк из последних сил стал пинаться и вырываться. Но Лена навалился на него, а каждую ногу крепко держали.

-Нет! - закричал Милк, - Прекратите! Старшой! Выпустите меня! На помощь! Кто-нибудь!

-Заткнуть его?

-Да пусть орёт, - ответил смотрящий, быстро дроча свой член.

Тяжело дыша, Милк сделал еще одну попытку вырваться и затих. Сейчас кошмар повторится. И от него не получится проснуться, как это было десятки раз за ночь. И здесь нет готового заступиться Тёмы. И бесполезно звать вертухая. Головка члена коснулась его кожи.

-Нет! - закричал священник, - не надо! Только не это! Пожалуйста!

Он дернулся так, что скинул с себя Лену. Сокамерники засмеялись.

-Ты что же, петушок, своего удержать не можешь? - спросил у Лены смотрящий.

Милк перевернулся на спину, всхлипывая и тяжело дыша.

-Прошу вас! - взмолился он, - не надо, я больше не могу!

-Ложись нормально! - рявкнул смотрящий, - быстро поверните его!

Милка опять затрясло. Пощады не будет. Теперь уже ничто не могло его спасти. Хотя... Видимо, это последний шанс. Тёма говорил, что за такое убьют, но лучше уж смерть, чем это!

Руки Лены сжали ему плечи. Милк похолодел. Сейчас его зафиксируют, и шанса не будет. Он ударил стоящего взади Лену затылком в нос и подался всем телом вперед. Зеки, держащие его ноги, отпустили его и засмеялись. Смотрящий отступил на шаг. Священник хотел было отказаться от своего плана, но готовый член смотрящего заставил его сделать над собой усилие. Превозмогая боль во всем теле, Милк быстро привстал, оттолкнулся ногами от кровати и поцеловал лицо смотрящего. В хате стало тихо. Священник обессилено опустился на шконку и лег на спину. Теперь будь что будет.

-О! - раздался голос с верхней шконки, - нашего крутого опетушили.

Милк поднял глаза. Это был Адольф, бывший Папа.

Когда Милка вернули в обиженку, Тёма помог ему взобраться на его шконку. Вокруг него сразу собрались почти все сокамерники. Дождавшись, пока Эмиль уйдет, Главпетух спросил:

-Что случилось?

-Я был в пресс-хате.

-Это какая?

-Триста третья.

-За что тебя туда? Твоего кума вообще сегодня нет.

-Это сделал не Ласкин.

-А кто?

-Даркин?

-Ему-то что от тебя надо?

Милк рассказал про заявление. Тут ему стало страшно. Когда после зашкваривания смотрящего триста третьей хаты его насиловали, он умолял позвать Даркина, кричал, что сделает все, что тот скажет и подпишет все, что тот захочет. Но если бы Милку предоставили такую возможность, что он объяснял бы сейчас в камере? Сотрудничая с Даркиным против заключенных, он стал бы шерстяным. Что сделали бы с ним сейчас в хате? Пришлось бы выламываться, а куда? В пресс-хату, как Адольф-Папа и Лена? Он вздрогнул, представив себя опять там. В обиженке хотя бы были Тёма и семья. Став терпилой, священник лишился бы их поддержки. С трудом подбирая слова и запинаясь, он рассказал о произошедшем в триста третьей.

В десять вечера вертухайка Рымнина приказала заключенным разойтись по своим местам.

-Вообще обнаглела, - возмущался Тёма, садясь на свою шконку, - еще сейчас скажет телевизор выключить!

-А ты ори погромче, чтобы она вернулась, - посоветовал Аларм, убавляя звук.

-Тёма, - попросил Милк, - дай мне, пожалуйста, попить. Я сам не слезу.

Подольский принес ему кружку.

-Прости, что напрягаю тебя.

-Да ничего. Все равно делать нечего. Тебя укрыть?

-Если тебе нетрудно.

Тёма взял одеяло и сказал:

-Милк, у тебя кровь.

-Неудивительно.

-Да нет, свежая.

-Где?

-Здесь, - Тёма дотронулся до его ягодицы, и Милк дернулся.

-Ты что?

-Не трогай меня!

-Я же тебе ничего не сделаю.

-Не трогай меня! - повторил Милк.

Удивленно глядя на его внезапно побледневшее лицо Артём убрал руки.

-Прости, - чуть успокоившись сказал Милк, - я не хотел тебя обидеть. Просто... не надо так.

-Ладно, - пожав плечами ответил Тёма, - но может тебе лучше помыться?

-Нет.

-Я тебе помогу.

-Нет!

-Хватит орать! - возмутился Аларм.

-Заткнись! - ответил Тёма.

В коридоре послышались шаги.

-Я же говорил! - продолжил Аларм.

Рымнина через глазок потребовала от заключенных лечь на шконки. Тёма сел на шконку в ногах у Милка. Тот вздрогнул и стал поворачиваться с живота на бок.

-Лежи спокойно, - тихо сказал Тёма, укрывая его одеялом, - что ты все дергаешься? Тебе никто ничего не сделает.

-Спасибо, - сказал Милк, морщась и ложась на живот.

-Так больно?

-Мне даже дышать больно.

-Как?

-Да тут в боку. Где Даркин меня ударил.

-Может он повредил тебе что? Врача позвать?

-Не надо.

-Точно?

-И что говорить врачу и Мымре? Никого не надо.

-Как хочешь.

Милк допил воду и попросил:

-Тём, пожалуйста, убери кружку. Я боюсь, я ее уроню.

Подольский слез и сказал:

-И в следующий раз, если Даркин будет от тебя что-то требовать, не надо думать обо мне. Уж мне в пресс-хате ничего бы не сделали.

-Сделали бы.

-Ну, по крайней мере, я пострадал бы меньше, чем ты.

-Думаешь, Даркин еще вызовет меня?

-Кто знает.

Взяв из рук священника кружку, Тёма быстро пожал ее и сказал:

-Доброй ночи.

-Доброй ночи, - прошептал Милк.

Артём убрал кружку и ушел к себе.

Когда Артём ушел к себе, Милку стало стыдно. Так ли мешала эта кружка? Может, Тёма хотел побыть с ним. А Милк только потребовал ухаживать за ним, а потом вынудил уйти. Вернуть его? Нет, сколько можно гонять человека. Священник положил голову на подушку. Бедный Тёма! Он столько уже сделал для Милка! Начиная с прописки — взял на себя побои за ошибку и выкупил остальные ответы. Ввел новенького священника в свою семью, которая защищала его в конфликтах с сокамерниками. Во время изнасилования Милка после отказа от наказания Нака позвал на помощь пупкаря, зная, что за этим последует. При попытке священника заступиться за Славу заткнул угрожающего Аларма. И сейчас ухаживал за измученным Ралимовым. Милку снова захотелось пить, но дергать Подольского он не стал. Он провел языком по пересохшему рту и что-то почувствовал. Священник поднес руку к губам — это был лобковый волос одного из его мучителей. Тошнота подступила к горлу. Как тогда, когда руки смотрящего пресс-хаты держали его голову, не давая отодвинуться. Милк медленно вытер руку о край простыни. Ощущение спермы во рту вернулось и не проходило. Милка передернуло. Хорошо бы сейчас попить, может тогда уйдет этот вкус. Он приподнялся на локтях. Чуть утихшая от спокойного лежания боль заставила его охнуть. Слезть со шконки было невозможно. Священник опустил голову на подушку и закрыл глаза. Надо уснуть, тогда он не будет чувствовать боль, жажду и тошноту. Но едва веки сомкнулись, Милк увидел стены пресс-хаты и стоящего над ним Лену. Милк вздрогнул и открыл глаза. Все хорошо, он у себя в камере, на своей шконке. Священник опять закрыл глаза стал читать молитву. Он почувствовал, как с него снимают штаны, кто-то держал ему ноги. Милк подскочил, но боль в боку заставила со стоном опуститься на шконку. Несмотря на это, он облегченно вздохнул — это всего лишь сон. Рядом никого нет. Священник осмотрелся часть заключенных что-то обсуждала возле шконки Главпетуха, остальные смотрели телевизор. Милк осторожно вытянулся на шконке. Неужели кошмары будут мучить его всю ночь, как после того раза? Почему даже во сне нельзя забыть о страхе и боли? Кто-то лег на Милка сверху, боль в анусе усилилась. Священник в ужасе попытался освободиться.

-Успокойся, - послышался голос Тёмы, - я просто поправил одеяло, ты его почти скинул.

Милк открыл глаза. Рядом с ним стоял Подольский.

-Слава Богу, это ты, - прошептал Милк.

-А ты кого ожидал увидеть?

Рассказать ему о кошмарах? Или не стоит?

-Выпей, - сказал Тёма, - протягивая ему таблетки.

-Что это?

-Не знаю. Мама дал.

Выпив таблетки, Милк спросил:

-Сколько времени?

-Почти одиннадцать.

-Пожалуйста, дай мне еще воды.

Утолив жажду, Милк спросил:

-Тём, что ты сейчас будешь делать?

-Телек смотреть.

-Посиди у меня. Пожалуйста.