Я решился. Мы встретимся

Предупреждение: слеш.

До сих пор я не могу найти ответа на один единственный вопрос:

«Зачем мне это нужно? »

Иногда мы совершаем поступки, совершенно не думая о последствиях, поддаваясь душевному минутному порыву, мимолётному импульсу… А потом, обмозговав, взвесив все логические «ЗА» и «ПРОТИВ», понимаем, что совершили ошибку. Становясь старше и мудрее, мы уже редко повторяем их и всё чаще и чаще задаём себе один простой и удивительно мудрый вопрос: «А зачем мне это нужно? » Но, чем чаще звучит это осмысленное «ЗАЧЕМ», тем толще становится клетка, в которую мы запираем себя сами. Клетка нашего душевного спокойствия, нашей невозможной человеческой лени, клетка перестающей гореть и пылать души. И постепенно, закрываясь от мира бесконечными ленивыми «ЗАЧЕМ», мы обретаем самих себя. Каждый - свою маленькую собственную клетку взросления, клетку ответственности разумного выбора. Счастливы ли мы в этой клетке? Наверное, да. Но почему порой в ней бывает так невозможно, остро тоскливо?

«Зачем мне это нужно? Затем, чтобы было? »

В такой клетке до недавнего времени жил я. Удивительно простой, серой и обыденной клетке моего собственного удобного существования, ограниченного кругом здравого смысла и моих бесконечных и логических «ЗАЧЕМ». Я знаю ответ на этот вопрос. Все мои «ЗАЧЕМ» уже давным-давно стали подчиняться только мне, ведь я был взрослым, разумным, ответственным. Так мне казалось до того дня, когда я задал себе этот вопрос и не смог уже найти на него ответа:

«Зачем мне это нужно? »

С этим парнем мы случайно столкнулись в чате. В тот момент, отбивая блестящие, словесные атаки своего неизвестного оппонента, я испытывал давно забытое, ни с чем несравнимое удовольствие игры ума, потрясающее чувство, когда твой мозг мечется со скоростью вычислительной машины, выискивая наиболее оптимальный и достойный ответ.

Я люблю играть в шахматы. И мой неизвестный противник напротив, похоже, тоже неплохо усвоил правила этой незатейливой и увлекательной игры.

Давно уже у меня не было столь изящной словесной гимнастики, высший пилотаж стёба на грани грубого фола, на острых колючках которого никто из нас не переходил эту тонкую невидимую грань, когда завуалированное оскорбление и скрытое двойным смыслом хамство переходит в открытое издевательство.

Мы сражались на равных. И для меня эта игра была увлекательнее тем, что на тот момент я понятия не имел, кто является моим невидимым соперником. Я думал, что эта девушка. Потрясающая редкая девушка, чей блестящий оточенный интеллект покорил меня до глубины души.

Ход белых. Приветствие. Она начала обычными, ничего не значащими пешками. Немного глупыми, но, тем не менее, явно указывающими на желание неведомого противника предложить вам игру.

Зубастая тварь: Все)М__ ЧМО )ки в этом чате!

Воланд: Зубастая тварь. И тебе привет интимный, в тоже место, тем же концом.

Зубастая тварь: Воланд: Интиму не нада, вдруг соглашусь ;)

Воланд: Зубастая тварь: Скучаешь?

Я ответил просто так, потому что мне понравился ник: «Зубастая тварь».

Тварь действительно оказалась зубастой, потому что уже в следующее мгновение на меня последовала короткая атака. Тоже пока пешкой, чуть грубоватая и глупая, на мой взгляд, но она ведь предупредила.

«Что ж, позабавимся малехо. Трахать людям мозг всё же было моим призванием».

Зубастая тварь: Воланд: Развлекаюсь. А вы какими судьбами в наших пенатах?

Воланд: Зубастая тварь: *скромно* посмотреть пришёл, какая тварь беспредел устраивает.

Зубастая тварь: Воланд. - Вербовать будете?

Воланд: Зубастая тварь: - Имеет смысл?

Я предоставил ей слово и получил неожиданную и столь великолепно выстроенную тираду по поводу моего ника, что через мгновение простил ей всё. В чате я называл себя Воланд и за это немедленно был распят на колесе словесного стёба по поводу Булгакова и моих попыток претендовать на столь откровенное название.

Через минуту мы уже отрывались вовсю. Смыслом, бессмыслицей, нам было не важно. Главное было в том, что мы работали на одной волне.

В мой адрес полетела острая шпилька «Собачьего сердца», я отбил её цитатой профессора Преображенского. Она, не задумываясь, сделала ответный ход, сообщив, что не нуждается в лечении философией «Шариков», и на ходу откаламбурила такую завуалированную непристойность по поводу шаров и шариков, что через пару минут чат смолк. Все, не отрываясь, следили за нашим диалогом, пытались влезть. Но какое там? Ни я, ни она не нуждались в советах на ходу, скидывая с борта всех пытавшихся примкнуть к нашей игре.

Ход конём.

Я принял её блестящую атаку и отступил назад. Заманивая на себя и заодно просчитывая информацию, но недооценил.

Воланд: Вот слова умудренной жизнью женщины.

Она поддалась на провокацию.

Зубастая тварь: девушки.

Воланд: *изумлённо* Вы - девушка?

Зубастая тварь: Аха.

Воланд: Откровенное признание ;)

- отбил я, предвкушая.

Воланд: как мило, вы - девушка *алеющий смайл*

Зубастая Тварь: Воланд: по вызову.

Она умела проигрывать.

Зубастая Тварь: Воланд: для усмирения чмоков.

Поторопился с выводами.

Воланд: Зубастая тварь: Много зарабатываете?

Зубастая тварь: С вас денег не возьму: тяжёлый случай.

Воланд: *вздыхает* с каждой секундой всё тяжелее.

Зубастая тварь: Избавьте от банальности.

Воланд: или от подробностей?

Зубастая тварь: Подробности помогут выявить скрытую клинику.

Воланд: Согласен. Клин вышибают клином.

Зубастая тварь: *участливо* Лишь бы не заклинило.

Воланд: * сочувственно* Вас клинит?

Зубастая тварь: *насмешливо* клиникой?

Воланд: *выбрасывает белый флаг* Выбьем клином?

Зубастая тварь: На клин её! *смайл на коне*

В ту секунду я буквально влюбился. Это был первый человек, который так легко и непринуждённо умел играть со словами.

Воланд: (приват) Вы правы отклиним тему. Пока не стала клиникой. Как ваше имя, милая девушка?

Зубастая тварь: Зубастая Тварь.

Воланд: (приват) Откуда вы такая, Зубастая тварь?

Зубастая тварь: Воланду: От зубов ;. От зубов - все беды). Наверное, надо чаще чистить?

Воланд: (приват) Смотря чем?

В то мгновение я испытал лёгкий укол обиды, потому что эта Зубастая тварь не желала общаться со мной в привате и ясно давала это понять. Спрашивать причину и писать что-то тупое типа: «Чё ты меня игноришь? »? Ну, это не в моём случае. Что ж. Я решил сыграть по её правилам.

Воланд: Зубастая тварь: Смотря чем?

Зубастая тварь: Воланд: * вздыхает* Скорее кем))

В течение двух часов мы нападали друг на друга, оффтопили, флудили, уходили от темы и вновь их находили.

Я сдался.

Через три часа я готов был стерпеть от неё всё, лишь бы она сказала мне своё имя и номер аськи.

Но эта Зубастая тварь мастерски водила меня за нос. И в то же время я осознавал, что нам просто так не разойтись.

И когда наступило утро, мы сонные, уже начавшие тормозить и давать друг другу время на размышление, остались одни в пустом чате.

- Итак? - Спросил я. - Мы стоим перед дилеммой.

- Никто не хочет уступать, - согласилась она.

Я дал ей номер аськи и телефон.

Чёрт подери, в ту минуту я готов был отдать ей всё и предложить выйти за меня замуж, потому что ещё никогда я не испытывал ничего подобного от общения.

Она приняла приманку, и меня добавили.

Когда я ложился спать, я думал о ней. Пытался представить её.

И хотя понимал, что, скорее всего, в реальности всё окажется более чем посредственным, и вряд ли она будет такой, какой я её себе представил, но, тем не менее, я не желал отказываться от полученного удовольствия.

А через неделю уже не мог без неё.

Каждый вечер я летел домой с работы с единственной мыслью поскорее добраться до аськи и начать болтать. Обо всём. О жизни, об интересах, о себе, о ней…

Но эта Зубастая тварь практически не выдавала никакой личной информации. Пипец! Она даже не сказала мне своего имени!

И тогда я стал говорить о себе. Надеясь, что приобрету её доверие. А затем не заметил, как втянулся в эти разговоры, превратив её в своего психоаналитика.

Говорят, в психоаналитиков постоянно влюбляются, срабатывает эффект переноса.

Она оказалась удивительной слушательницей и человеком, который умеет задать грамотный вопрос. Я рассказал ей о том, что развёлся с женой год назад и что разочаровался в жизни, да и в женщинах в частности. Я делился проблемами на работе и всегда поражался тому, с какой лёгкостью она находила ответ. Мы понимали друг друга с полуслова. Когда её не было, я мучился и терзался сомнениями. Я понимал, что всё это бред. Что всё это невозможно, и наша встреча тоже будет глупостью…

Но ничего не мог поделать.

Оторваться от неё я был не в состоянии. Я влюбился в образ, созданный собственным воображением, но вот так получилось, что совершенно не желал от него отказываться. И, наконец, настал день, когда я попросил её выслать мне фотографию.

И Зубастая тварь исчезла.

Это было невыносимо, ощущение внутренней пустоты внутри меня. А потом через неделю я, наконец, снова увидел огонёк в её окне.

- Я - парень, - призналась она. - Извини, в чате дурачился, постебаться решил. Ну, а потом как-то стрёмно было признаться. С тобой прикольно общаться, но сам понимаешь. Скажи я сразу правду, и ты бы потерял половину интереса.

Разочарование? Да не то слово! На меня словно вылили ушат ледяной воды. На мгновение в душе такая злость поднялась. Я уже хотел ему ответить, тупо понимая, а что, собственно, я могу ответить? Типа: «Я в тебя влюбился, гандон…»?

А он взял и выключил аську. Зубастая тварь, одним словом.

Я напился с горя. Даже не знаю, с чего напился. На душе было так паршиво и в то же время как-то тоскливо без него. Вот сволочь! Самое смешное и обидное было в том, что Зубастая тварь пользовался почти теми же приёмчиками, что и я.

Было дело, и я не мог отказать себе в удовольствии поглумиться слегка по молодости. Это казалось прикольным. Особенно сидя в компании и загибаясь от хохота, если удавалось развести какого-нибудь чувака на мобильник и прочие хохмы домогательств. Но потом это как-то отошло, вследствие тупости. Я забросил инет и почти не бывал в чатах.

А вот надо ж, занесла нелёгкая. После развода с женой я, в принципе, не прочь был пофлиртовать и познакомиться. Надо же было чем–то убивать время. И напоролся на такие грабли.

А эта сволочь опять пропал на неделю, в течение которой я не мог понять, что со мной творится. И с чего я так бешусь.

Во внутренности словно залили раскалённый свинец. Приходя с работы, я садился за комп, смотрел на красный статус его окна и тосковал. Словно меня лишили чего-то важного, уютного и привычного.

А потом я сдался и написал ему письмо.

Я попросил его не париться. И если у него есть желание общаться, то вполне потреплемся. И что я оценил разводку и прочее 1:0 в его пользу ; ; ;

И кучу, кучу всего.

Я хотел, что бы он вернулся. И вместе с ним вернулось тепло, ушедшее из моей души.

Он ответил.

В ту секунду, когда внизу экрана у меня внезапно замигал ответ, я не мог поверить, что это он, а потом чуть ли не дрожащими пальцами, сам не понимая, что со мной творится, набрал текст.

Мы подбирали слова очень осторожно. Боясь сказать друг другу что-то лишнее, боясь обидеть. И боясь спросить…

Мы шли друг к другу медленно, но верно. Привязываясь с каждым днём всё сильнее и сильнее.

Я уже не замечал, что употребляю по отношению к нему совсем не дружеские слова.

- Лапа моя, - да неужели? - Малыш, ты меня волнуешь.

- Не перенапрягайся, Ник. Нервные клетки не восстанавливаются. ;)

«Вот ведь, Зубастая тварь! »

Я и сам не понял, как втянулся в это настолько, что уже перестал замечать разницу между тем, мальчик он или девочка. Не ощущал её абсолютно. Общался, словно с девчонкой, просто вместо «она» говорил «он».

Мне кажется, он тоже перестал ощущать эту разницу. Или ему не приходило в голову?

Однажды, он назвал меня: «Солнце, моё)».

И я, пипец, растаял от этих слов, точно сопливая девчонка.

А однажды мне приснился он.

Таким, каким я представлял его, когда мы общались. Во время общения ведь всегда возникает образ человека, и, хотя ты не видишь лица, рисуешь его в соответствии со своей фантазией.

Естественно, он не выглядел в моём сне парнем, а, точнее, парень трансформировался в девушку, и у нас был долгий, офигенный секс.

Я проснулся и взвыл, осознав, что такого со мной не случалось со времён подростковых комплексов. Я кончил во сне. И после того, как это произошло, я понял, что с Санькой, именно так звали мою Зубастую тварь, надо завязывать.

А он неожиданно сообщил, что едет в гости в мою степь, и предложил встретиться: «У меня отпуск заканчивается. Я буду проездом, остановлюсь в гостинице. Если есть желание пообщаться в реале, подползай. У меня утренний поезд».

Не знаю, почему в тот момент я не отказался от этой встречи.

«Да, чёрт подери, я не отказался! Потому что не мог».

Потому, что рассудок говорил о том, что нужно увидеть его и успокоиться, наконец. Потому что в реальности окажется совсем не так. И к тому же, я хотел увидеть его, даже зная, что испытаю острое разочарование.

У Саньки была моя фотка. А свою он не высылал, да я и не просил, памятуя о том случае.

Но в этот раз попросил его выслать фотографию, что бы знать, кого мне встретить.

Но Санька, заржав, ответил мне песенкой:

«Ты узнаешь её из тысячи по глазам, по словам, по голосу))

Патамушта тварь ипанутая здесь работает гладиолусом))»

Я заржал и ответил ему, что вычислять буду по гладиолусу.

Ещё минут пять мы хохмили, кто кого, и придумывали кодовое слово и пароль.

«Не парься, Ники, разберёмся», – пообещал Санька. – «Ты узнаешь меня из тысячи)))».

Честно говоря, я и сам в это верил.

Он не мог быть таким, как все. Я пытался представить его лицо и видел перед собой шустрого, выёбистого, обозлённого пацанёнка, который без базаров бил в репу.

Через несколько дней, стоя на перроне, я встречал поезд, совершенно взмокнув от волнения и судорожно сжимая в руке мобилу, не решаясь набрать номер, словно это простое действо, совершённое заранее, способно разрушить некую магию что ли. Решил - выйдет, тогда и вычислю по трубке.

Но когда он вышел, мне не пришлось звонить. Мне не надо было звонить. Зачем? Я узнал его с первой секунды, как только ноги, обутые в легкие летние штиблеты, шагнули на платформу.

Можно ли парня назвать красивым, если ты не гей?

В ту минуту, когда я увидел Саньку - высокого, плечистого, черноволосого полубога, - я сомневался во всём. В самом себе и в своей собственной ориентации. И когда он улыбнулся мне, слегка приветствуя меня ресницами, я лишь невероятным усилием смог сохранить равновесие, а не растечься у его великолепных ног позорной, невнятно мычащей лужей.

И, хотя по виду это было очень трудно определить, Санька оказался младше меня на шесть лет, и лишь это спасло меня от окончательного позора. При мысли, что я спасую перед малолеткой, я взял себя в руки и мысленно дал себе по лицу. И по рукам. Потому что руки мои уже сами тянулись к этому неведомому богу, желая обнять, прижать, коснуться… Я нашёл своего человечка. Близкого, родного. Моего.

И мне не надо было ждать, что он откроет рот и заговорит, чтобы убедиться в этом окончательно.

А Санька…Саня подошёл ко мне и протянул ладонь, сообщив нахально:

- А зубы у тебя вполне ничего. Ник, челюсть подбери, а то я подумаю, что ты не рад меня видеть.

- Эээ… Рад, растерялся просто. Я тебя другим представлял.

Я, блять, невероятно! Я смутился и покраснел, как задрипанная девочка-семиклассница, которую первый раз пригласили на свидание. И с трудом нашёл ответ:

– Специалист по зубам!

Мы засмеялись.

- А вот я тебя именно таким представлял, – отозвался Саня и улыбнулся такой улыбкой, что у меня не то, что слов, мыслей не осталось.

«А в чёрных глазах огоньки. Тёплые, ласковые, хотя и насмешливые».

- Конечно, – ответил я, уплывая окончательно. – Я ж тебе фотку свою выслал.

Я даже не помню, как мы дошли до бара. Санька болтал, не переставая, словно ощущая моё смущение и желая меня подбодрить. Он сам потянул меня в бар, сказав, что сумки мы закинем и попозже, а вот освежиться не мешает. Не знаю, кому из нас надо было освежаться, уж точно не ему.

Я смотрел на Саньку и любовался им украдкой.

Высокий, изящный, если вообще можно такое слово применить к парню. Не худой, скорее жилистый. А лицо – картинка, профиль греческого бога. А стоило ему повернуться и посмотреть на меня, как я буквально в прямом смысле слова начинал плыть. До встречи с Санькой мне не приходило в голову, что парень может быть сексуальным. Санька был именно таким - убийственно сексуальным. И разглядывая его, я понял, что это прозвище - «Зубастая тварь» - ему удивительно не подходит.

Возможно, внешне он и выглядел немного опасным из–за этой абсолютной уверенности в себе, мудрого спокойствия свойственного сфинксу, а вот внутренне…

В его глазах светилась доброта, и эта доброта просто поражала. Вселенское, космическое спокойствие плескающейся в зрачках тёплой гармонии уюта самого обычного человеческого бытия. Наверное, именно так выглядят все эти всезнающие пофигистичные проповедники дзена, способные поймать мгновение вечности в чашке чая. Но Сашка воспринимался именно так. Тёплым, невероятно тёплым, как мягкий пушистый плед, и, одновременно, ласковым таким, что ли безобидным.

После того терроризма, который мы устраивали друг другу на словах, я был уверен, что с Санькой мы даже в общении никогда не сойдём с трассы бесконечных приколов. Сошли, естественно и непринуждённо. Приняли это как само собой разумеющееся.

Санька курил, небрежно потягивая пиво. Я заказал себе водку. Санька спрятал улыбку и выразительно посмотрел на часы. Действительно, рановато. Время едва перевалило за половину одиннадцатого. Он прибыл на утреннем поезде и собирался осмотреть город. К тому же, ему надо было ехать в гостиницу. Санька даже не намекал на счёт того, чтобы остановиться у меня, а мне как-то не пришло в голову предложить подобный вариант. Особенно после моих ночных снов.

Предложил.

И Санька, внимательно посмотрев на меня и прикинув что-то, кивнул, но таки не удержался от ехидной реплики, и я расплылся в идиотской улыбке, с трудом вспомнив, с кем имею дело.

В итоге, Санька тащил меня домой, закинув мою руку на своё плечо, а на другое повесив сумки. Где-то на грани захмелевшего сознания металась мысль, что этот сопливый малолетка меня уделал по всем статьям. Но в то же время в голове было так легко и хорошо, что эта мысль не казалась досадной.

Я сам открывал дверь ключом, чертыхаясь, потому что никак не мог попасть в замочную скважину. Санька, посмеиваясь, светил мне зажигалкой. А потом отобрав ключи со словами:

- А когда на море качка … - сам открыл дверь.

Мы впихнулись в узкую прихожую. Санька, легко разобравшись, щёлкнул замком. Кажется, я хотел сообразить ещё выпить. Он смеялся и дразнил меня по поводу моей невменяемости. По сравнению со мной он был абсолютно трезв.

И уже казалось неудивительным, что Санька легко и непринуждённо сориентировался в шкафах, разобрал кровать, а себе постелил на диване. Я пытался прикорнуть в кресле и проснулся от того, что он трясёт меня за плечо.

- Тэкс, моряк. Палуба готова к отплытию, поднимайся. Делаем пересадку. – Поднатужившись, Санька подхватил меня. Я обнял его за плечо.

И наши лица внезапно оказались на одном уровне, а его губы на мгновение приоткрылись. Он, кажется, что-то хотел сказать.

Не знаю, что на меня нашло. Я потянулся и поцеловал его. Санька не отстранился. Сжал чуть сильнее, сдавливая поясницу, а затем осторожно отвёл голову в сторону.

- Не надо, Ник, - сказал он спокойно. – Ты об этом будешь жалеть.

Я не помню, что я ответил, кажется, я обиделся. Но потом под головой у меня оказалась подушка, и палубу заштормило так, что единственное, о чём я мог думать, это уснуть, иначе меня стошнит.

Наутро было херово. Не то слово. Нет смысла описывать, как это бывает наутро после водки, пива и плохой закуски. В голове было смутно и единственное, что вспоминалось то, что, кажется, приехал Санька, и я, хоть убей, не помню, когда это было.

Саня пришёл в комнату и присел на корточки перед кроватью, свежий и бодрый. Впрочем, он практически не пил. С чего ему было пить? У него с меня вряд ли сносило крышу. В отличие от него, я из себя ничего примечательного не представлял. Самый обычный парень двадцати шести лет от роду, разведён, детей нет, на лбу невидимая табличка « Бабы - сцуки». Глаза голубые, волосы тёмные и коротко подстриженные мужественным ёжиком. Подбородок квадратный, телосложение спортивное, на лице явное натуралистическое превосходство ума над инстинктами, рост 185 см и весь под стать. Не крупный, тоже скорее жилистый, но страсть к железкам довела до определённых заметных выпуклостей в разных местах рук и груди, и вес у меня был довольно внушительным.

Как худощавый на вид Санька тащил меня домой, понятия не имею. Однозначно, упрел как вол.

Санька смотрел на меня и улыбался. И от этой улыбки было удивительно хорошо на душе, чего нельзя было сказать о теле.

Чувствовал я себя как тузик, которого сурово отпинали десяток взбесившихся грелок.

- Чего лыбишься? – спросил я недружелюбно.

Санька еле заметно повёл бровью, а затем, смерив меня нахальным взглядом, выдал ехидно:

- А кому-то явно не помешает зубы почистить.

- Блять, Саня, я тут подохну сейчас, а ты ржешь! – Я почти машинально зарылся в подушку. Саня поднялся и вернулся со стаканом воды.

- Давай, моряк! – сообщил он непреклонно. – Через «не могу».

В стакане оказался "Алказельцер". Минут через пять мне правда полегчало.

И, уже стоя в ванной под струёй воды и ловя доносившиеся с кухни запахи - хорош из меня хозяин, нечего сказать! - я вдруг вспомнил, что вчера произошло.

Санькины губы, неожиданно горячие и податливые. Мой собственный язык, нахально вломившийся в этот покорный рот.

Честно скажу, заплохело мне капитально. Стало стыдно, так, что хотелось провалиться сквозь землю. Писец.

Но деваться было некуда. «Извинюсь, и сведём всё к шутке», - решил я и вышел из ванной не в привычном полотенце на бёдрах, а целомудренно завернувшись в халат, аки юная весталка, дабы не шокировать своего гостя. А то ведь правда подумает, что извращенец озабоченный.

В том, что я не извращенец, я пытался уверить себя уже в течение нескольких месяцев. А последние сорок минут я и вовсе не переставая, напоминал себе о том, что я нормальный мужик, местный трахальщик, секс-террорист, и прочее…

«Блять, у меня уже никого не было почти три месяца! Неудивительно, что я так реагирую. Я - нормальный. Нормальный. Нормальный».

А вот на кухне ждал сюрприз. Не какая-нибудь жалкая колбаса с яичницей или макароны быстрого приготовления, к которым я уже, в принципе, привык, а нормальная человеческая жратва.

У меня, по-моему, случился культурный шок. Салат из огурцов я ещё переварил, но откуда взялись бутерброды, нарезки и прочие радости в виде мяса и жареной картошки? Это было уже выше моего логического понимания.

- В холодильнике у тебя полный аврал. Мышь заглянула и не нашла на чём повесится, – хохотнул Санька. – Пришлось в магазин сгонять.

- Мда, хороший я хозяин, ничего не скажешь, – мне стало неловко, но рядом с Саней всё как-то воспринималось само собой разумеющимся.

- Забей. Ешь, давай. – Санька, словно подавая мне пример, плюхнулся на табуретку, двигаясь естественно и не принуждённо, впился зубами в солёный огурец.

Я, мрачно свистнув у него банку и вылив рассол в кружку, присосался на одном дыхании. Санька заржал и, скорчив забавную рожу, выдал озорным голосиной:

- Манеры у вас, тётенька. Где только учили?

- Но-но, ****ёныш. Поговори тут ещё, - пробормотал я, ощущая, как ко мне начинает возвращаться жизнь и желание что-то, наконец, съесть. Минуту мы пикировались, а затем, уже молча, свистали всё подряд. По радио громко грянула песня.

«Люблю я макароны, хоть говорят, они меня погубят! »

И мы, разразившись непристойным гоготом, устроили негласное соревнование, кто кого обожрёт.

Налупили друг друга по рукам, потянувшись к последнему бутерброду. Санька, не стесняясь, ткнул меня вилкой и, пока я матерился, баюкая пострадавшую конечность, Зубастая тварь утянул бутерброд. И заявив, что «молодому и растущему организму нужны калории, чтобы трахаться» сожрал его, даже не подавившись.

Злиться я на него не мог. Даже ради приличия.

А затем снова вспомнил. Санька, составив тарелки в раковину, наливал нам кофе, видимо как-то чётко для себя решив, какую роль на сегодняшний день он займёт, доблестно ухаживая за мной, пострадавшим от похмелья. А может, это было его привычкой, заботиться о других. Но, честно скажу, я млел. А потом, когда его рука оказалась слишком близко, и я не смог оторвать взгляд от широкого запястья, на котором висел чуть великоватый браслет часов, я вспомнил.

- Сань. Тут, короче, дело такое…

Санька посмотрел на меня и, поймав мой испуганно-вымученный взгляд, сел на табуретку и вздохнул.

А затем сказал сам.

- Ники, на счет вчера. Всё в порядке. Не тушуйся, короче. По пьяни и не такое бывает.

Я опять покраснел и почти непроизвольно отвёл глаза.

- Не знаю, что на меня нашло, – пробормотал я.

- Ну и забудем, – мягко подвёл итог Санька. И тут меня словно чёрт за язык дёрнул.

- Сань, ты гей? - спросил я и сам испугался того, что спросил. Вот щас ведь точно сочтёт меня пидором, и ****ец, приплыли. Доказывай потом, что я ничего такого не имел в виду, и вовсе нет у меня никаких мыслей по его поводу.

- Да! – просто ответил Саня, спокойно посмотрев мне в глаза.

«Блять, лучше бы он молчал! »

Видок у меня, наверное, был тот ещё. Такие большие глаза могут быть только у срущей мышки, выражаясь образно, или прифигевшего ёжика. Минуту я молчал, судорожно пытаясь собрать разлетевшиеся разом мысли и хоть как-то обдумать. Это было слишком неожиданно. «Ага, а вот так вот в лоб спросить, типа, совсем не неожиданно». Я тупо сидел с отвисшей челюстью, ощущая себя идиотом в дурном кинофильме.

- Тебя это напрягает? - осведомился Санька абсолютно спокойно, без всяких там затравленных взглядов, заламываний пальцев и прочей дребедени, типа, «Ты меня теперь презираешь? » или «Если хочешь, я уйду». При мысли о том, что он может уйти, меня перетряхнуло.

- Нет! – я едва не заорал и осёкся, представив, как это выглядит со стороны. Санька чуть заметно улыбнулся, и на секунду мне показалось, что в его чёрных глазах промелькнуло что-то, смутно похожее на затаённое облегчение.

- Хорошо, - он снова улыбнулся и кивнул. - Ты кофе будешь или я добиваю?

- Добивай.

У меня с души свалился булыжник и улетел куда-то вниз с громким грохотом. Из-за чего я на пару секунд воспринял себя завядшей ромашкой, о существовании которой, наконец–то, вспомнили и поставили в вазу.

Правда, когда я допивал кофе, ромашка свяла снова (вот ведь какая непостоянная, сцуко!), но теперь уже совершенно по другому поводу.

Я смотрел на Саньку иными глазами, и, честно скажу, помимо лёгкой настороженности в них проскальзывало любопытство.

И тут Санька начал ржать.

Я не мог понять причину его ржача. А Саха закатывался, буквально всхлипывая на столе, и лишь потом, спустя какое-то время, когда я узнал его ближе, я понял, что это была своего рода психологическая защитная реакция, разрядка.

- Ой, плять, не могу, - Санька стучал ладонью. - Ты бы видел рожу свою. Лады, – вытирая выступившие от смеха слезы, проговорил он с мудрым вздохом: – Давай, спрашивай всё, что хотел узнать. По лицу же вижу.

Осознав, как выгляжу со стороны, я грохнул следом, почти с восторгом глядя на эту Зубастую тварь. Всё-таки надо отдать ему должное, он умел снять напряжение.

- Давно ты .. ну…

- Давно, - Санька безмятежно подпёр голову рукой. – Но с девушками я тоже сплю. - Сообщил он, размешивая ложкой сахар.

- А ну… Это, в общем-то, не моё дело, – запоздало сообразил я, пытаясь дать ход назад.

- Расслабься. Я отношусь к этому ГОРАЗДО спокойнее, чем ты.

«Нет, всё-таки, какая Зубастая тварь! »

Через час я уже знал некоторые подробности Санькиной жизни. И о том, как это было в первый раз, и о том, что он универсал, но предпочитает быть активом, и многие другие подробности, заинтересоваться которыми мне бы и в голову не пришло, пока в моей жизни не появился Санька.

А потом мы гуляли по городу и я, вспомнив о своей роли хозяина, водил его по местным достопримечательностям, рассказывал все прилагающиеся к экскурсии несущественные мелочи, половину придумывая на ходу. Мы фоткались по очереди, и несколько раз нас сфотографировали вместе. Санька спокойно и непринуждённо клеил девчонок и, честно скажу, на его фоне я ощущал себя слегка тюфяком. Впрочем, соревнуясь с ним, я не сильно отставал, словно заряжаясь от него какой-то почти неуёмной энергией, острословил на каждом ходу, и наши дамы заходились от восторга и хохота, не в силах поверить, что им перепали мы.

А вечером, мы, уже активно перезнакомившись и разбившись на пары, зажигали на дискотеке, выкаблучиваясь друг перед другом. Санька обладал удивительно пластикой. Как гепард – гибкий, красивый, хищный. Я поймал себя на том, что забыв о своей подруге, неотрывно пялюсь на него, почти машинально соблюдая ритм. Впрочем, на этого черноволосого юного бога пялились многие, и никому бы не пришло в голову сказать, что с ним что-то не так.

- Я всегда могу определить, из наших человек или нет, – признался Санька, когда мы откровенничали на кухне

– Поверь, это не так сложно вычислить, как кажется на первый взгляд. Иногда достаточно одного лишь ответного взгляда.

Не знаю, что он там имел в виду про взгляды, но внезапно Санька переместился ко мне и поймал меня глазами. В прямом смысле слова двигаясь в своём завораживающем танце, он гипнотизировал меня, словно опасная змея, подчинив мою волю власти своего магнетизма, не позволяя мне отвернуться, не отпуская ни на миг, потому что в эту секунду он танцевал для меня. Касался невидимыми пальцами, скользил вдоль тела, не оставляя ни единой частицы, до которой не сумела бы добраться эта его сексуальная змеиная атака движений.

Ни единого прикосновения, ни единого сантиметра, превышающего допустимую приличиями дистанцию.

Санька трахал меня этим танцем, раздевал глазами, дразнил, как малолетнего щенка, доводя до острой грани почти оргазменного возбуждения. До тех пор, пока в моих штанах не стало столь тесно, что мне хотелось завыть и, плюнув на всё, преодолеть это невозможное расстояние, на котором мучительно держал меня Санька. Схватить его за руку, собрать в хвост длинные влажные от пота волосы и, намотав на кулак, впиться губами в этот вызывающий дерзкий рот, который звал меня. Лёгкими слагаемыми губ он прошептал моё имя и одно лишь предложение:

- ХОЧУ ТЕБЯ!

И внезапно до меня с какой-то чёткой феноменальной ясностью дошло, ЧТО всё это значит.

И мне стало плевать на то, нормальный я или нет. Это стало абсолютно неважным и незначимым, без остатка исчезнув и растворившись в ритме зовущего страстного танца.

А Санька просто подошёл ко мне и взял за плечо:

- Пошли, – позвал он, на мгновение опалив меня дыханием своих губ, и я подчинился, не в силах отказаться от этого плена.

Наши девчонки так и не поняли, куда мы делись, растворившись в толпе танцующих, выбираясь из прокуренного шумного зала.

Голова была словно в бреду. Наверное, это и был бред. Мы вышли на улицу, Санька накинул на меня куртку, вызвал такси. Когда он успел ознакомиться с нашими номерами? Или побоялся, что я снова напьюсь?

Я и был пьяным. Абсолютно трезвым и в то же время восхитительно пьяным, от какой-то мистической невозможности всего происходящего, от осознания того, что этот красивый бог может желать меня.

«Я же натурал», - в последний раз подумал я, а потом мне стало ПОФИГ, потому что Санька сел со мной рядом и, пользуясь темнотой, положил руку мне на талию, слегка притянув к себе, касаясь бедром. По телу словно прошёлся тёплый и в то же время сладостно острый прилив, состоящий из сотен восхитительных мурашек.

Мы не разговаривали, нам не нужны были слова. Мы сидели молча, играя в этот непонятный окружающим восхитительный язык взглядов и лёгких, словно случайных, прикосновений, прекрасно понимая, что происходит и в то же время оставляя друг другу какую то последнюю возможность ВЫЙТИ из этой игры.

Я расплатился за такси. Кажется, у меня дрожали руки. Санька наблюдал за мной в лёгкой, какой-то грустной задумчивости.

А затем, когда мы оказались в парадной, он просто подошёл и притиснул меня к стене, вжимая в своё тело и давая понять, что ЭТО уже не игра. Грань пройдена, и осталось сделать лишь последний шаг.

Я сам потянулся к его губам, зарываясь руками в густые, пахнущие табаком волосы, шаря по гибкому жилистому телу, пытаясь стянуть с него одежду прямо на лестничной площадке. Санька принял правила игры, но в то же время позволил себе слегка вести и добавлять новые элементы. Целуясь со мной, он переместил нас в лифт, не отрываясь от меня, нажал на этаж.

Лёгкая заминка возникла на входе, когда нужно было оторваться друг от друга и открыть эту чёртову дверь. Честно говоря, я боялся, что как только мы отвлечемся, то уже не сможем повторить. Какая-то идиотская мысль, вызванная внутренним страхом перед тем, ЧТО я творю.

Но Санька решил даже её. Впихнул мне ключи и, безжалостно развернув лицом к замочной скважине, обнял, прижимаясь со спины и запуская ладони под рубашку, вытаскивая её из брюк. Целуя в шею, в ухо, в затылок, не забывая исследовать всё то, что ему досталось, целомудренно знакомясь с моим торсом без попыток куда-нибудь залезть. Но мне хватило и этого. Чёрт, я еле сумел открыть эту сволочную дверь! Когда мы ввалились в прихожую, у меня был такой стояк, что хотелось лезть на стену и трахать всё, что движется. Да и вообще, делать всё, что угодно, лишь бы это не прекращалось; для того, чтобы не надо было думать, ну хотя бы пока!

А вот Санька меня удивил. Доведя до грани, отстранился и, поцеловав уже не взасос, легко, с какой-то необыкновенной теплотой сказал тихо:

- А вот давай, мы сейчас разденемся, а потом серьёзно, на здравую голову, решим: хочешь ты этого или нет.

«Офигительно, как быстро можно вернуть человека с небес на землю! »

Мы разделись в полном молчании. Возможно, рядом с кем-то другим оно было бы напряжённым или давящим, но не рядом с Санькой. Во взгляде Саньки можно было утонуть, потому что он бы таким мягким, понимающим, всезнающим одновременно.

Когда я сбросил ботинки и куртку, честно скажу, я передумал. И теперь мне было не по себе, но неловкость…

Санька подошёл ко мне и слегка провёл рукой по моим волосам, улыбнулся ласково и поцеловал.

- Пошли, чайку попьём, – он подмигнул, и я ощутил, как желание возвращается снова.

– Какого чайку? – матернулся я хрипло. – После такого, Сань, я тебя хочу так, что членом можно гвозди забивать. Чёрт, никогда не думал что у меня на парня… – пробормотал я жалобно и потянул к нему лапы скорее инстинктивно, чем реально представляя, что именно я хочу с ним сделать.

- Ого, какой гвоздь! - Санька, плотоядно ухмыльнувшись, провёл рукой по моей ширинке, слегка сжав то, что там обнаружил. Я застонал, подаваясь ему навстречу, втиснул в свои бёдра, машинально двигаясь телом, и пытаясь "засосать" в губы.

- Но гвозди мы забивать не будем. Пошли в ванную, – шепнул Санька и приник ко мне в ответ.

Признаю, я переоценил свои силы. И когда дело реально дошло до дела, не то что бы я сдрейфил, но вот пылу у меня изрядно поубавилось. К тому же, хоть это казалось странным, я стеснялся своего тела. И вроде бы Санька не был девчонкой, и стесняться мне было нечего, но как-то на мгновение я оробел, застряв пальцами в его рубахе.

Санька решил и эту проблему. Легко, естественно и непринуждённо давая мне понять, что не против, если я тоже помогу ему. Я помог. Да так, что порвал на нём рубаху, не в силах ждать, когда эти суки-пуговицы пожелают расстегнуться.

Санька только прикрыл веки на мгновение, выражая то ли благодарность, то ли согласие. Хрен его знает, не силён я в физиогномике, особенно в санькиной. Я просто от него тащился.

Нет, до самого главного в душе у нас не дошло. Скорее так, разрядка перед боем.

Хотя я несколько переосмыслил значение «помыться вдвоём» и «потереть друг другу спинку». Какое там спинку? Мы потёрли друг другу всё, до чего смогли добраться наши похотливые, жадные руки, изощряясь и соревнуясь друг с другом и не желая уступать. Даже наш первый секс был похож на поединок, кто первый не выдержит и кто одержит победу.

Нужно ли говорить, что я позорно проиграл. Санька, широко ухмыльнувшись, укусил меня за мочку уха и шепнул игриво:

- Ухватись за что-нибудь покрепче.

И затем скользнул вниз проворным гибким угрём.

Впервые в жизни я порадовался, что у меня такая большая и удобная ванная и, самое главное, в ней есть, за что ухватиться.

Если бы не было, я бы с воём рухнул вниз. А затем Санька, улыбаясь и глядя на обессиленного меня, внезапно откинулся назад, удивительно гибкий как акробат и, опёршись о скользкое дно ванны одной рукой, обхватил свой член и принялся ласкать его, не отрываясь глядя на меня, и кончил прежде, чем я сообразил ему помочь. Потом, стоя в струях воды и расслабленно лаская друг друга, мы целовались до умопомрачения. Я на мгновение испытал смущение, но оно моментально исчезло под сияющим взглядом Саньки.

А потом была невыносимая, после всего произошедшего, процедура расстилания кровати. Санька не стал мне помогать, оставшись в ванной чуть дольше, а я мучился с чистым постельным бельём и в то же время ощущал, как всё замирает в груди при мысли, что мы будем спать вместе. «Словно мальчишка втрескавшийся», – это была единственная досадная мысль по поводу всего происходящего. Была ещё и другая, но над ней пока не хотелось думать. Я хотел Саньку, но подставлять свою задницу, честно скажу …даже при одной мысли меня мороз по коже продирал, но вот что-то мне подсказывало, что Санька тоже предпочитает отнюдь не ведомую позицию.

«Фигня разберемся», – подумал я, закидывая тело на пододеяльник, и, кажется, задремал, по-свински забыв заглянуть к Саньке, и хотя бы ради приличия сказать ему пару слов.

- Да ты никак спать собрался, проти-и-и-ивный? – жарко дыхнули мне в ухо таким ****ским пидорастическим тоном, что я моментально подскочил и заржал, увидев Саньку, корчащего мне похотливо-манерные рожи.

- Нужный эффект достигнут, - сообщил Санька и скользнул на меня сверху, проводя рукой по бедру, ненавязчиво отыскивая то, что позорно дрыхло, в отличие от своего более-менее проснувшегося хозяина.

- Я надеюсь, зрело поразмыслив, ты осознаешь, - шепнул он таким сексуальным голосом, что мой член моментально проснулся и воспрял, словно скаковая лошадь, услышавшая звук трубы: – Что мы будем делать всё что угодно, но только не спать.

- Предлагаю вышивать крестиком, - ляпнул я бодро и взвыл, выгибаясь дугой, когда эти пальчики чуть сжались.

- Научишь? – насмешливо спросила эта Зубастая тварь голосом Саньки, и, сделав ещё пару движений, Санька ненавязчиво переместил свои пальцы чуть ниже. Я напрягся и, поймав всезнающий взгляд, ощутил себя виноватым, когда Санька, впившись в мой рот, тактично вернул руку на прежнее место, а затем гибким движением, не разбивая поцелуя, оказался сидящим на моём животе.

- Ну что, лошадка, – насмешливо уронил он, когда перед глазами у меня, кажется, уже плавали восхитительные пьяные звёздочки от осознания того, что он сидит на мне, приняв меня почти целиком, обхватив так божественно туго, что все мысли были лишь только об одном: не кончить раньше времени.

- Поскакали? – и он сделал первое осторожное движение.

Это была самая безумная скачка в моей жизни. С одной стороны, можно смело заявить, что я трахал Саньку, но при более честном размышлении я должен был признать, что это Санька трахал меня.

Боже, как он меня трахал! Ни с одной бабой у меня в жизни не было ничего подобного. Ну, естественно, как-то я пытался намекнуть бывшей на анальный секс, и мы даже попробовали, но толком ничего из этого не вышло. Я буквально ободрал себя, пытаясь пропихнуться в тесную до невозможности задницу.

Да и Ленка развопилась от боли так, что мы прервали этот процесс в самом начале и больше не пытались повторить.

Впрочем, все эти мысли и воспоминания пришли потом после того, как я собственнически обняв Саньку, курил прямо в постели. Саня периодически перехватывал у меня сигарету, делал кроткие ленивые затяжки и возвращал обратно, предпочитая блуждать пальцами по моему животу. В отличие от Саньки, больше похожего на танцора, я - спортсмен, и у меня был пресс, по которому, надеюсь, Санькиным пальцам было, где разгуляться.

На момент самого же процесса я не мог думать абсолютно, лишь смутно удивился, осознав, что Санька где-то раздобыл смазку. Запах этой смазки подозрительно напоминал мне мой крем после бритья.

А затем голова моя отлетела в очередной раз, и я кончил. Услышал хриплый, почти гортанный вскрик, увидел, как глаза Саньки буквально закатились, блеснув белками, и в следующий момент он содрогнулся, сжимая меня так, что я едва не кончил второй раз, а мой живот стал влажным и липким.

- Неплохо, лошадка, – насмешливо выдал Санька, приземляясь на меня.

- Каков наездник, - отозвался я, отдышавшись, и прибавил, не желая признавать поражение:

– Однако, загонял ты лошадку, скотина малолетняя.

- Угу, - безмятежно отозвался Санька и задумчиво посмотрел вниз: - Лошадь пала вся в мыле, – констатировал он. Мне захотелось прибить паршивца.

- Не переоценивай себя, наездничек, – только и смог сказать я. – Это крепкое животное выдерживало и не такие скачки.

- Ну, ТАКИХ скачек, - ехидно заметил Санька, выделив слово голосом, – у неё ещё явно не было.

Я просто не нашёлся что сказать, но Санька, мой мудрый сфинкс, заткнул мне рот поцелуем.

И проваливаясь в сон уже почти под утро, измученный и измотанный этой невозможной Зубастой тварью с острым языком, я внезапно осознал, что счастлив. Абсолютно, совершенно, стопроцентно счастлив, наполненный до предела этим родным и ласковым теплом.

Когда я проснулся, был уже, наверное, вечер. Санька всё ещё спал, удобно устроив голову на моём плече. Во сне он казался совсем другим. Лицо такое детское и беззащитное, и, хоть это и казалось невозможным, наверное, ещё более красивое. Я смотрел на него неотрывно почти минут десять. Не смотрел, а просто любовался им.

А затем, осторожно сняв с себя его руку и ногу, - удивительно свойственный мне собственнический инстинкт, - отправился на кухню, решив, что в этот раз я всё-таки лучше справлюсь с ролью хозяина. Ещё бы, в своей-то квартире.

Мы были вместе целую неделю. Целую волшебную, восхитительную неделю. Не расставаясь ни на шаг, занимаясь сексом, наверное, как два спятивших ебучих кролика. В моей, в прямом смысле слова, затраханной квартире не осталось ни единого живого места, где бы мы с Санькой не пытались экспериментировать.

Я очень боялся, что однажды Санька попросит нас поменяться ролями.

Не попросил. Видимо что-то такое разглядел в моём лице. Так сказать, остатки моей мужской гордости. А впрочем, мне было плевать и на гордость и на всё остальное тоже, пока Санька был со мной. Я даже не замечал, как летит время. Для меня оно летело совершенно в сумасшедшем ритме. Мелькнуло одним сказочным днём под названием «САНЬКА».

А в субботу вечером, притащившись из магазина с полными сумками, в одной из которых лежала бутылка воздушных сливок (есть я их сегодня собирался, исключительно, с Сашкиного живота), с огромным тортом и разорившись на бутылку дорогого коньяка, я застал Саньку, собирающим сумки.

- Ого, - Санька, поцеловав, разгрузил мои руки, успев по дороге на кухню методично облапать за задницу.

- Да ты, никак, решил устроить праздник напоследок. Спасибо. Хотя, конечно, и не стоило.

- Напоследок? - спросил я тупо. А потом до меня дошло.

Я, наверное, выглядел как полный придурок.

Санька, увидев мой взгляд, осторожно потянулся ко мне. Я отшатнулся. Вот вроде бы я старше, но, наверное, в эту минуту я выглядел, как обиженный ребенок, у которого внезапно отобрали любимую игрушку. Чёрт, я ведь знал, что он уедет! Он сам говорил мне, что у него всего неделя. И….

Но осознавать это было так невыносимо обидно. И совсем невероятным казалось, что этот отпущенный нам двоим волшебный срок исчезает уже завтра. Словно меня обманули.

- Я не хочу, что бы ты уезжал, - пробормотал я жалко.

Санька не стал закатывать глаза, как он это проделывал частенько по отношению ко мне и ко всему миру. Усадил меня в кресло и опустился на колени.

- Ники, - он вздохнул и провёл рукой по моему лицу, словно убирая невесомую паутину. - Я не могу остаться с тобой. Я очень хочу, что бы всё это продолжилось, но, солнце моё, мы ведь всё понимаем. Мне домой надо. Отпуск закончился, у меня работа, институт. Да родители будут волноваться, если я задержусь.

Он упоминал мне и о своих родителях и о некоторых других фрагментах из своей жизни. Но на тот момент мне как-то не приходило в голову, что у него есть СВОЯ жизнь. И менять её ради этого случайного безумства он явно не собирается. И вот сейчас эта непонятная ЕГО жизнь отнимала Саньку у меня.

- Но ты мог бы позвонить родителям. Я всё устрою! - кажется, я нёс ещё какую-то чушь, потом замолчал.

- Ты будешь ко мне приезжать? - спросил я безнадёжно.

Санька только грустно вздохнул. Мы оба понимали ответ.

- Будет время, обязательно выберусь, – пообещал Санька, обнимая меня. Сколько раз я обещал подобное своим случайным постельным знакомым?

«Будет время, позвоню тебе, детка. Конечно, как только смогу, солнце! ».

И вот теперь моё солнце говорило мне то же самое.

Да, у нас всё по-другому. И будут нежные бесконечные звонки с моей стороны и терпеливое Санькино внимание, и трёп по аське, вырывающий из жизни по нескольку часов в день. Да, всё это будет. Мы не могли расстаться просто так, не могли вычеркнуть друг друга их жизни. Вот только как объяснить этому пацану, что мне этого мало? Как ему сказать, что я люблю его, что мне плевать, что он парень, что я просто хочу быть с ним? ХОЧУ и БОЮСЬ.

Боюсь тысячи вещей. Боюсь того, что о нас станут говорить. А ведь станут обязательно, слишком маленький город. Боюсь того, что не смогу ему дать ничего из той жизни, к которой он привык, что не смогу заменить ему друзей, любовников, его женщин. Вот именно в ту секунду я понял, что ни черта не знаю о Саньке.

О его глазах, о той мудрости, которую я видел и читал в них. Ребёнок с глазами старика. Ведь ему всего-то двадцать лет! А вот сейчас он на десятилетия старше и взрослее меня своим абсолютным вселенским спокойствием, своей зрелой мудростью и хладнокровным разумом человека, привыкшего твёрдо взвешивать все свои «ЗА» и «ПРОТИВ». Ведь такие глаза не даются просто так, ведь за них надо заплатить свою цену. А мне даже в голову не пришло спросить его о цене. Откуда он пришёл в этот мир? Санька, чудо природы. Зубастая тварь.

Напоследок, вместо ночи бурного феерического секса я попросил его рассказать о себе. Рассказать, потому что я хотел знать, понять: «Почему? »

А ещё я хотел забрать его с собой, сохранить в памяти каждую его частицу, знать, что какой-то кусочек его жизни принадлежим мне. И пусть в нём я буду всего лишь случайной страницей, но Я ТАМ БУДУ.

В тот момент я слишком чётко осознавал, что мы расстанемся. Возможно навсегда, потому что в жизни не бывает чудес, а расстояние является такой же страшной преградой, как и время. Я понимал, что мы забудем.

Санька - быстро, потому что он жил очень насыщенной жизнью, я - мучительно. Я буду забывать долго, вырывая из сердца его нежность и его любовь, которую он подарил мне просто так… И знал, что всё равно не смогу забыть.

Санька смотрел на меня долго, внимательно, словно заглядывал в самую душу, а затем как-то устало и чуть грустно улыбнулся, принимая решение, мягкой улыбкой отгоняя мимолётную сумрачную тень, на миг возникшую в чёрных глазах сфинкса.

Не было исповеди, не было душещипательных рассказов. Был лишь секс. Феерический, волшебный секс.

А затем утром, провожая его на поезд - этот парень умудрился купить даже обратный билет. КОГДА ОН УСПЕЛ?!, - я изо всех сил стискивал зубы, чтобы сдержать себя в руках, чтобы не разрыдаться. Чтобы суметь его отпустить.

Проводы. Острая ноющая тоска, сжимающая сердце. И невозможно остановить, никак. Ведь у него была своя жизнь.

А аська и наша встреча были в ней лишь незначительными фрагментами. Для меня они стали значить так много.

На перроне полно народу; суетятся люди, бегут мимо со своими чемоданами.

Санька верно рассчитал время, мы прибыли почти перед самым отбытием и, уже понимая, что у нас нет времени даже проститься, я вдруг осознал, что даже ЭТО он решил за меня, интуитивно поняв, что мучительное ожидание причинит мне только новую боль.

Он не поцеловал меня на прощание.

Слишком маленький город для того, что бы совершить ошибку и позволить себе хоть мимолётную грань нарушения его правил. Но сжал ладонь и держал её чуть дольше, чем следовало при простом рукопожатии.

А затем торопливо провёл пальцами вдоль моего лица, словно пытаясь содрать облик, взять его себе, запечатлеть где-то на линиях жизни и сердца.

И сказал мне этим жестом всё. Одним коротким, почти ничего не значащим жестом. И, повернувшись, запрыгнул в вагон.

Обернулся напоследок. И вот тогда я увидел его настоящие глаза. Живые, предназначенные только мне; там, где за космическим спокойствием бытия билась и кричала его настоящая душа - чёрная, сожжённая в пепел, истекающая кровью разочарований и обид. Та часть его «Я», которая позволила ему стать таким, пройти через всю грязь мира и трансформироваться. Восстать словно феникс из пепла.

А затем улыбнулся грустно и виновато, извиняясь передо мной за это подаренное мне знание, и словно надёл очки. Безмятежные чёрные стекла глаз, полные загадочной, ласковой мудрости египетского сфинкса.

И когда я смог двигаться, когда смог рвануть к нему в одном желании содрать его с этого грёбанного поезда, пусть силой, поймать, защитить, решить всё за него, впервые не дать, не дать ему думать, не дать ему быть взрослым! Дать ему быть тем, кем он был на самом деле.

«Мой маленький выёбистый мальчишка, абсолютно беззащитная, плачущая душой Зубастая тварь…»

Вот, что я увидел в его глазах. То, что он бы не показал никому, но показал мне, потому что он тоже был человеком, который мог позволить себе эту маленькую слабость. Не попросить, не выставить демонстративно на показ, но дать увидеть. СВОЮ СЛАБОСТЬ. Лишь на одно мгновение, а потом, тайком хлебнув глоточек спасительной чужой жалости, исчезнуть навсегда в никуда.

- Са-а-анька-а-а-а-а!!!!!! – я заорал. Я заорал, выкрикивая его имя, как это бывает в дешёвых кинофильмах, когда кто-то ****утый несётся за уходящим поездом. Кричит что-то бессмысленное, потому что тот, КОМУ он кричит, не услышит его за грохотом колёс. Но услышат другие, покрутят пальцем у виска, шарахнутся в стороны.

– Са-а-анька-а-а-а!!!! - орал я, срываясь с места, зная, что это безнадёжно, зная, что не успею, потому что сорвался слишком поздно.

Потому что даун, идиот, потому что до меня медленно доходит, как до грёбанного жирафа! Всю неделю он был со мной, а я ничего не заметил, очарованной мудростью нездешнего сфинкса. Я нёсся как безумный, почти не касаясь земли, но невозможно обогнать уже рванувший с места поезд.

– Санька-а-а-а, вернись, твою мать, сука! – орал я и затем, поняв всю бессмысленность своих криков, поняв, как выглядит этот ****утый фильм, зашагал и остановился.

– Санька, - прошептал я, не замечая, что всё тело сотрясает дрожь, не замечая собственного рваного дыхания. Понимая лишь одно, что готов убить его своими руками, этого маленького невозможного ****ёныша, мою ****утую, зубастую тварь, убить за одно то, что он не сказал мне.

Ничего не сказал, но напоследок не удержался. Ради чего? Ради этого бессмысленного глотка жалости, ради понимания, которое раздавит меня, словно удар тяжёлого пыльного мешка по голове?

Я ведь мог остановить его. Даже в ту минуту, когда он объяснял мне что ему надо вернуться, он ждал, что я его остановлю, а я слепец, покорённый весомой, взрослой зрелостью его рассуждений, смирился, безнадёжно и ясно понимая, что ОН АБСОЛЮТНО ПРАВ.

Да ни черта я не понял в тот момент! Не смог понять. А теперь…

Меня душила злость, ярость, обида, тоска, любовь.

Вот в такие минуты у людей и случаются острые сердечные приступы, инфаркт миокарда и прочая ***ня. Сердце словно сжало тяжёлой ледяной рукой. И уже разжимая эти тесные, мешающие дышать пальцы, я шагнул назад твёрдым и спокойным шагом, направляясь домой.

Он не получит ****юлей по аське, не будет длинных и прочувствованных писем. Не будет ничего. Потому что я не такой, как он. Я не собираюсь мыслить логически и здраво. И срать мне на то, что я не приобрёл этой кармической грёбанной мудрости жизни!

Разумных «НАДО» и «НЕЛЬЗЯ», этих хладнокровных «ЗА» и «ПРОТИВ». Зачем мне это нужно? Я не знаю.

И когда я вернусь за ним, когда, вытащив его теперь уже из его собственной квартиры, набью ему рожу, мне будет плевать, если на моё невозможное «ЛЮБЛЮ», он ответит разумно - рациональным отказом.

Потому что я не собираюсь отступать, проигрывать этому маленькому, вынужденно ставшему взрослым ****ёнышу.

Потому что я люблю его. Потому что ему нужна моя любовь, даже если мне сейчас кажется, что нужна она только мне одному.

И тогда, когда, похерив все логические осмысления, я останусь с ним, или заберу его с собой, потому что кто-то до *** взрослый не сумел сказать всего лишь трёх слов, именно тогда я сумею понять, что «ВСЁ ЗАВИСИТ ОТ НАС! »

Невозможно вырваться из клетки. Невозможно сломать чужую клетку, в которую человек запихнул себя сам, потому что так правильно, потому что так надёжно.

Но я попытаюсь. Потому что я больше не хочу думать, навсегда потеряв свою душу в этих полных тоски и боли глазах. Глазах, в которых читалось отчаянно знакомое, и в то же время абсолютно чужое мне. «Я НЕ ЗНАЮ, ЗАЧЕМ ЭТО НУЖНО? »

«Узнаешь! » - подумал я, мрачно глядя на свой сжатый, словно для удара, кулак, и устало прикрыл глаза.

Когда он увидит меня, наверное, у него будет очень забавное лицо не мудрого египетского сфинкса, а нашей самой обычной русской прихуевшей от беспредела мышки.

А вечером, разбив свою серую клетку, я ехал к Саньке, твёрдо зная: каким бы ни был его ответ, это единственное, о чём я никогда не буду сожалеть.

"Иногда мы совершаем поступки, совершенно не думая об их последствиях, поддаваясь какому-то душевному минутному порыву, мимолётному импульсу… А может быть в эту секунду нас ведёт Бог?"