5. Дина

Дина.

С высоты нынешнего возраста, глядя на прожитое, я иногда делал для себя удивительные открытия. Созерцая тётю Тасю днём без одежды, я почему-то не думал о близости. Видел в ней только красоту её тела. Даже расщелина среди волос между ног воспринималась, как что-то красивое, удивительно приятное на вид, созданное природой для созерцания. Если бы рядом с ней не было Динки, то я мог бы часами смотреть на загорающую на покрывале на берегу озера тётю Тасю. Просто любоваться красотой сложения её тела, его изгибами и даже морщинками. В таких случаях у меня не было плотоядных мыслей. Хотя моя отличительная от неё половая деталь восставала вне зависимости от этого. Чаще всего приходилось убегать, потому что возникала опасность лицезрения её другой стороной. А чаще всего потому, что рядом с тётей находилась Динка.

Динка очень походила на Тасю. Её особенно отличал рост. Не смотря на уродство, она была чуть не на голову выше матери. Много в ней было и от дяди Толи. Но половая принадлежность усиливала женскую склонность сходства.

Со времени, когда стал осознавать суть полового отличия, вольно или невольно обращал внимание на его причиндалы. Натирая спину папе в ванной, я так или иначе видел его «штуку», мысленно сравнивал со своей. Иногда предполагал, что у меня будет то же, когда вырасту. Иногда расстраивался, что пока ещё даже сравнивать нечего. Но и становясь взрослым, я видел существенную разницу в размерах. Уже покрылся волосами лобок, а размер всё ещё значительно не дотягивал. Бывало, под одеялом я тянул своё достоинство, чтобы росло скорее. Но размер почти не изменялся. Наверно эти воздействия и привели меня к рукоблудию.

До поездки на хутор я никогда вживую не видел обнажённого женского тела, если не считать фотографий и журналов соответствующего толка. На них чаще всего они выглядели противно (для меня). Заманчиво и противно. Особенно, если рядом или внутри находился мужское достоинство. Было интересно поразглядывать, но противно представлять. Ну, можно ещё присчитать детский садик, где по утрам и по вечерам мы переодевались, полностью обнажаясь. Там видел, что у девочек чего-то нет. Да мало того, там ещё и треснуло! Родители приучили не обращать на это внимание. Но некоторые мальчики были очень любопытны, а родители не очень внимательны. Помню, как забравшись в кусты, мальчик из нашей группы рассматривал у девочки, что же есть в этой трещине. Потом она рассматривала у него. Думаю, тогда они не понимали ещё совсем ничего.

В то время, о котором идёт речь, только слишком строгие каналы телевидения не показывали обнажённых женских тел, а по многим каналам показывали даже то, для чего природа создала эти трещины. Были вроде бы закрытые каналы, на которых можно было рассмотреть секс во всех подробностях. Казалось, ещё чуть-чуть и оператор заберётся вместе с камерой в самое интересное место, чтобы посмотреть, как там себя чувствует мужская часть тела и каково её поведение там. Как раз в это время и проходило наше взросление.

К моему нынешнему удивлению, я не снизошёл до похабщины. Наверно, это заслуга родителей. Как бы ни было интересно или забавно, но сторонился мест, где можно было заняться сексом с одноклассницами или с доступными девчонками из другого класса. И не надо думать, что все они были плохими. Некоторые отлично учились, идеально вели себя на уроках и на улице, но, собираясь в группе где-нибудь в подвале или на чердаке, а то и у кого-нибудь на даче, вовсе не гнушались не только отдаться мальчикам, но и самим ими попользоваться.

Все, кто так рано вступал в половую связь, знали, как надо предохраняться от беременности девочек. Правда, не многие осознавали это. Не редко вспоминали о предохранении, когда было уже поздно. Такое случалось даже у девочек. В те годы очень много стало первых абортов, от которых большая часть девочек становилась бесплодной. Некоторые даже радовались этому, считая, что теперь можно заниматься сексом без ограничения. В те же времена стали разрастаться венерические заболевания, в том числе и СПИД.

Ну, что поделать? Время было такое. Даже в книжных магазинах стали продаваться книги соответствующего направления. А «Кама-сутра» можно было даже по почте выписать. Как не развратится молодёжь от такого? Удовольствие становилось главной целью существования.

Однако, большая часть взрослых и маленькая часть детей были ещё пуританами. Динка не относилась к ним. По её поведению, по некоторым высказываниям я чувствовал, что она очень соответствует тем девчонкам, которые были доступны. Хотя тётя Тася была убеждена, что её дочь идеальная и ещё девственница.

Хотя контурами тела она очень походила на мать, много в ней было и отличий. Заметно меньше были её груди, тоньше руки и ноги. Но главным отличием был вывернутый вперёд таз. Из-за этого под платьем совсем не прорисовывались ягодицы, зато лобок был не внизу живота, а почти посредине. И «трещина» оказывалась не между ног, а на самом виду, как раз там, где у Таси был лобок. Если половые губы тёти были лишь слегка выпуклыми, потому что скрывались ляжками, то у Дины они были припухлыми. Такое расположение совсем не украшало её тело. Наверно, поэтому она старалась его мне не показывать.

И так, ночь. Без Таси уснуть не могу. Спать так хочется, что глаза режет, а не спится. Как она там? Где ночует? Месячные ещё. Я не понимал, что это, но всё равно жалел.

Матрац прогибается. Кто-то лезет. Но она же не приехала!

-- Кто это?

-- Я, Дина!

-- Ты что? С ума сошла?

-- Молчи! Не мешай! Мама с тобой с ума не сходила?

Девчонка ложится рядом и сразу же лезет руками между моих ног. Не знаю, как у других, но касание женских пальчиков «нежных» мужских причиндалов у меня и до сих пор вызывает реакцию, в те времена мгновенную. Поняв, что моя готовность близка к полной, она лезет на меня.

Дина была совсем другой. Все ощущения были совсем другими. Гладкие стенки, небольшая ширина, более плотное тело…. Наверно, девчачье тело радовало бы меня, если бы у меня не было до неё тёти Таси.

-- Я не хочу!

-- Я хочу! Я три ночи с ума сходила, слушая вашу возню. У меня неделю мужика не было!

-- Слезай, или я тебя скину.

-- Только попробуй! Я тогда твоей маме расскажу, чем ты с моей занимался.

Пришлось заткнуться. То ли из-за привычки, то ли от ощущений молодого нерожавшего девичьего тела, но моё достоинство не опускалось.

Наконец, она кончила и распласталась на мне. Тётя лежала на мне так же, но во время движений она не задевала меня даже животом. В темноте я не видел, возможно, она сидела. А Динка и до того, и после лежала на мне всем телом. Чем дольше она на мне лежала, тем противнее становилась.

-- Ну, всё что ли?

-- Нет! Вы с мамой так быстро не кончали. Теперь ты мне сделай. Перевернись со мной.

Заниматься с ней тем же было очень неудобно. Расположение её органа на животе требовало слишком много усилий. Кое-как добился её оргазма, а она стала требовать, чтобы кончил и я. А я понимал, что у меня с ней вряд ли получится. Пришлось приложить все свою силу воли, чтобы выполнить её требование.

-- Всё! Довольна? Можешь идти!

-- А больше не будешь?

-- Нет. Очень у тебя как-то неловко расположено.

-- Я знаю. Со своим мы стоя это делаем. Он говорит, что так очень удобнее. Может, попробуем?

-- У меня все силы кончились. Давай завтра!

Похоже, она обиделась. Ну, и слава богу!

Как обычно, я проспал до обеда. Дина приготовила обед. Я опять поел, но только чуть-чуть. Хотя и прежде еду готовила в основном Дина, аппетита сегодня не было.

Прошло около часа. Дина вымыла посуду, прибрала в доме. Я бродил, не зная, куда себя деть. На огороде делать было совсем нечего: тётя Тася навела там идеальный порядок. Не хотелось и читать.

-- Коля! Иди-ка сюда.

Дина стояла около изгороди, прислонясь к ней спиной. Я подумал, что она зацепилась волосами за штакет и не могла отцепиться. Когда подошёл на расстояние вытянутой руки, девчонка поймала меня и притянула к себе.

-- Я обещала тебе показать, как мой друг со мной этим занимается. Вот так.

Её пальцы уже были в моих штанах и вовсю мяли моё имущество.

-- Я тебя не хочу!

-- Я, может, тоже тебя не хочу! Говорила же, что больше недели у меня ничего не было. А хочется. Сделаешь, как надо, отстану.

-- А если не буду?

-- Я тебя уже предупредила, что твоей маме расскажу. Не думаю, что её это обрадует.

-- Но и твоей достанется!

-- И пусть! Как папа заболел, она на меня никакого внимания не обращает! Всё ему! И меня же ещё ругает.

-- Бессовестная! Отец болеет, а ты вместо сочувствия ещё и сердишься на неё.

-- А что, я не человек? Я не из их семьи? О! Ты уже способен!

Оказывается, кроме халата на ней больше ничего не было. Но, как и ночью, она, кончив, не отпустила меня. Затребовала кончить ей. На предупреждение, что она может забеременеть, лишь рассмеялась.

-- У меня дни безопасные! Да если бы и забеременела, то ты жених завидный. Вон какой богатый! А мне нравится быть богатой! И тебе будет вон как хорошо. И я, и тёща будут в твоём распоряжении. Только имей ввиду, я своего парня не брошу. Для тебя буду ночью, для него – днём.

-- Я не хочу!

-- А я тебя и не спрашиваю. Я хочу! Не сделаешь, как я хочу, тёте расскажу про ваши шашни.

Ради тёти Таси я пошёл бы и не на такое. Почему-то было страшно за неё. Мама может лишить её всего наследства, которое ей определялось. И, не дай бог, ещё и посадят за меня. А это было уже совсем нестерпимо! Возможно, я не всё понимал, но для тёти Таси согласен был на всё. Как ни отвратительна мне становилась Динка, пришлось выполнить её желание. Теперь я стоял у изгороди, а она пользовалась мной. И чем больше сопротивлялся я, тем дольше и дольше она надо мной «измывалась». Она кончила, наверно, уже раз пять, а у меня даже не маячило. И к моему удивлению, напряжение не пропадало. Наверно, так бывает у всех молодых.

Через несколько часов Динка снова пристала ко мне. Я всячески отнекивался. Наконец, сказал, что не могу возбудиться. Девчонка стала уговаривать, что она умеет заводить. В конце концов, забралась мне в штаны рукой, но, как ни старалась, возбудить не могла. Кроме того, что мне и в самом деле не хотелось, даже малейшее возбуждение гасил силой воли. Оказалось, она у меня есть!

Весь остаток дня я старался скрыться от неё. Так она пришла ко мне ночью, когда я стал засыпать, надеясь, что она уснула. Шантажом и угрозами, она опять добилась своего. После всего попытался уйти в их комнату, но она приказала спать тут. Утром опять повторилось, то, что было вечером.

Когда она ушла, я, наконец, спокойно уснул. Проснулся перед обедом. Динка сидела на краю кровати и играла с моим хозяйством. Увидев, что я проснулся, восхищённо посмотрела мне в лицо.

-- У тебя больше даже, чем у моего мужичка! Вот бы ему такой!

-- Дин! Отстань! Не хочу я ничего!

-- «Не хочу», а у самого вон, какое напряжение! Успокойся, у меня месячные начались. Вот, поиграю маленько, и уйду. Ты же мужчина, а почему у тебя всё ещё, как у мальчика?

-- Это как?

После извещения, что с ней уже ничего не будет, я не сдерживал себя, и напряжение скоро достигло предела.

-- Ого, какой! Давай мы его мужским сделаем.

Обхватив одной рукой хорошо напрягшееся достоинство за головку, а другой рукой ниже, Динка дёрнула кожу на нём к животу. От резкой боли меня подкинуло на постели. Если бы она не отскочила, то получила бы удар прямо в глаз.

-- Дура!

-- Сам дурак! С бабами спишь, а сам как мальчик. Потому и не можешь, когда надо! На вот, забинтуй. Не беспокойся, там кровь долго не идёт.

Динка бросила мне кусок белой тряпки.

-- Теперь хоть знать будешь, что чувствуют девчонки, когда им целку ломают.

-- Дура! Какое тебе дело? Без тебя не разобрался бы?

-- Не разобрался же! Ещё потом сто спасиб мне скажешь!

Динка скрылась за дверью. На счёт спасиб она, пожалуй, оказалась права. Но они высказаны были не скоро.

Вот, зараза! Я перевязал место, откуда шла кровь. Как я теперь тёте Тасе покажусь? Вдруг она сегодня приедет, а у меня перевязка!

Кровь остановилась довольно быстро. Перед обедом я на берегу озера отодрал присохшую тряпочку. Перемычка, шедшая от подвижной кожи к головке, лопнула. Если раньше она возвращала крайнюю плоть на место, то теперь её можно было вернуть только руками.   Раз уж я занялся им, то стал рассматривать и остальное. Вся поверхность кожи была покрыта растяжками. Одни свежие, другие – уже застарели. Вот, оказывается, почему я чувствовал покалывание. Я-то думал, что это волоски с губ тёти попадали. А это, оказывается, ранки были! Тогда ещё думал, неужели ей волоски не колют? На разрывах перемычки запеклась кровь.

-- Видишь, какой красивый стал?

-- Уйди, дура, пока не поколотил!

-- Сам дурак!

Я кинул в неё окровавленной тряпкой, но она уже уходила в сторону дома. Когда залез в озеро, чтобы обмыть размазавшуюся по телу кровь, свежие ранки защипало. Щипало почти так же, как недавно щипало растяжки. Но тогда рядом была тётя Тася. Показать ей свою слабость я не мог. А сейчас никого рядом не было. Даже Динка ушла. Со стонами я обмывал запекшуюся кровь. Но чем больше стонал, тем больнее становилось. Наконец, терпение лопнуло, и я выскочил на берег, зажав трусами болючее место. Постепенно боль прошла. К вечеру я забыл про неё.

Хотя Динка заявила, что у неё пошли месячные, я с опаской лежал на постели, боясь её появления. Опять придумает какую-нибудь пакость! Не пришла. Наверно, в самом деле, месячные.