Пора решить

1               

Питер Брэдли внимательно смотрел на женщину, сидящую с ним рядом. Она полностью погрузилась в чтение, но удивляло не то, что незнакомка буквально пожирала строчки глазами, а что при этом она беззвучно плакала. Крупные слезы, забыв о носовом платке, женщина вытирала тыльной стороной ладони, но рука уже не справлялась с таким бурным потоком, позволяя слезам  скатываться на элегантный голубой костюм. Питер попросил стюарда принести стакан воды. Слегка коснувшись ее локтя, Брэдли извинился и предложил даме  свой носовой платок, от неожиданности женщина растерялась, но тут подошел стюард, и она  взяла с его подноса стакан. Сделав несколько глотков, она немного успокоилась, а Питер спросил:

- Почему Вы так плачете, ведь это всего лишь банальный любовный роман?

- А у меня такое чувство, что я читаю о себе.

Извинившись, она встала и ушла в дамскую комнату. Питер удивленно проводил ее взглядом, а затем взял книгу в руки: Софи Потоцка « Просто жить». На обложке не было  ни глупых сердечек, ни целующихся пар, только автор и название. Открыв первую попавшуюся страницу, Питер прочел:

«Редактор внимательно посмотрел на Алана:

- Я хочу кое-что вам предложить, мой друг. Жаркое вы всегда подаете горячим, а вот соус... Хочется больше пикантности.

- То есть?

- Ну, например, напишите о том, почему женщина оставляет свои координаты на сайте знакомств?

Алан криво усмехнулся:

-И вы считаете, что это будет интересно?

-Конечно! Но возьмите не двадцатилетнюю кокетку, а какую-нибудь даму средних лет, мать семейства и сделайте из никчемной домохозяйки привлекательную очаровашку, ну, не мне вас учить, главное, чтобы читатели были в восторге.

А в чем буду я?- хотел спросить Алан, но промолчал.

Вернувшись к своему рабочему месту, он со злостью швырнул на стол папку с готовым материалом.

Так и до желтой прессы недолго докатиться, литературное дарование...

Он подошел к зеркалу и ткнул пальцем в свое отражение.

- Да-да, это я тебе говорю, бездарный собиратель компромата, не обольщайся, на большее, как видно, ты не способен.

Вечером, проклиная себя, он залез в Интернет, не переставая бубнить, что ненавидит свою работу, глобальную сеть и всех дураков, сидящих сутками у компьютера. Введя пароль, он оказался на нужном сайте, и тут вдруг началось…. От лавины объявлений и фотографий потемнело в глазах. Алан присвистнул.

Клондайк для любителей.

Два часа пролетели совершенно незаметно, но стоп! Писулька и фото нет. «Женщина

тридцати лет хочет стать женщиной». Ниже - номер телефона.

Приключение.

Усевшись поудобнее в кресле, Алан набрал номер. Спокойный, даже немного грустный голос ответил:

- Да, я вас слушаю.

- Я по объявлению.

Сердце забилось, как у подростка, а радость на другом конце провода воодушевила.

-Завтра, в двенадцать в кафе « У Розы», там спросите Мэган.

Он не успел ничего ответить, а в трубке уже раздались короткие гудки.

« У Розы» было маленьким и уютным. В зале Алана встретила молоденькая официантка и усадила за столик. Он заказал чашку кофе и спросил девушку о Мэган, та хотела  ответить, но тут дверной колокольчик вновь зазвонил, и на пороге появилась дородная, высокая женщина лет сорока пяти.

Не мой тип,- подумал Алан, - но ведь и я сюда не знакомиться пришел. Официантка махнула женщине, показывая на Алана, и не успел он сообразить, как эта матрона заполнила собой все близлежащее пространство.

-Привет, вы звонили мне, - сразу с места в карьер начала незнакомка.

- А это вы... хотели познакомиться?

У Алана был такой растерянный вид, что женщина засмеялась красивым грудным смехом.

- Что, я действительно выгляжу на тридцать? Вот это комплимент!

Алан облегченно вздохнул, а Мэган продолжала:

- Вы первый, кто откликнулся на объявление, наверное, никто не хочет рисковать.

- Вы меня  заинтриговали.

-Тогда к делу. У меня есть подруга Эвелин, из-за нее, в общем-то, и все это... Ей тридцать лет, она учитель, у нее двое детей и подонок-муж. Познакомились они  давно, еще в колледже, и с тех пор ее жизнь превратилась в ад, но самое главное, что она, прожив в браке более десяти лет, так и не поняла, что значит быть женщиной...

- А вы не думаете, что окажете своей подруге медвежью услугу?

- Что ж, она действительно ничего не знает о моей затее, но я и не намерена ее подставлять, поэтому  рискну предложить вам самому посмотреть на нее со стороны.

Мэг взглянула на часы.

- Через полчаса начнется ее урок в школьном парке. У входа можно поставить машину, и если то, что вы увидите, вам понравится, то действуйте, а если нет... Интернет рядом.

Алан смотрел из открытого окна автомобиля на тенистую площадку перед школой. Осень уже дунула на развесистые великаны-дубы, заставляя их стыдливо заниматься стриптизом на глазах у огромного количества людей. На траве, у их подножья, сидела кучка старшеклассников, а в центре была она... Рыжее облако ее кудрявых  волос отдавало медью, веснушки подпрыгивали каждый раз, когда она уморительно смешно морщила маленький нос, пухлые губы без  какого-либо признака макияжа, казалось, звали к ним прикоснуться, а журчащий звук ее голоса завораживал, рассказывая ученикам о творчестве Бернса. Она стала декламировать стихи, и тут один длинноволосый подросток поднялся во весь рост и спросил:

- Скажите, миссис Райт, а что, вообще,   такое  любовь? Только хотелось бы без банальностей.

Женщина улыбнулась.

- Ох, Дик, сам твой вопрос отдает этим. Ну что ж, это, наверное, состояние высшего порядка, если не вдаваться в химические подробности. Ощущение гармонии с миром и с самим собой, когда все вокруг кажется прекрасным.

- Так называемые розовые очки, да? - зашумели школьники.

-Вот именно, полная эйфория, ощущение собственной значимости и могущества в союзе с другим человеком, когда происходит не только соединение тел, но и родство душ, и от этого хочется плакать и молить, чтобы это было вечно.

- Вау! - старшеклассники, скептически улыбаясь, зааплодировали.

- Наверное, вы уже прошли через это?

Было очевидным, что они откровенно ерничают, но учитель, не замечая простого подвоха, смутилась по- настоящему, а взгляд ее красивых глаз погас. Тут прозвенел звонок, и зловредные подростки разошлись, не заметив перемену ее душевного состояния. Но Алан, напротив, внимательно следил за героиней, а в этом он уже не сомневался, своей будущей статьи. Он стремительно вышел из машины, хлопнув дверью так сильно, что этого нельзя было не заметить, и быстро пошел навстречу ее испуганному взгляду.

- Мисс, вы так проникновенно говорили о любви, что я сразу захотел выразить вам свое восхищение, - произнес он, при этом преградив ей путь.

Его напористость всегда ценилась в женских кругах, но на Эвелин Райт она произвела  обратное действие, не помогло и его бесконечное обаяние.

-Извините, мистер, я вас не знаю... Позвольте мне пройти...

Алан смотрел на нее с огромным удивлением, замечая, как каждую секунду эта открытая и умная женщина превращается в закомплексованное, измученное существо: затравленный взгляд, опущенная голова, нервно сжатые руки.

- Мисс,- хотел начать Алан, но она его прервала.

- Я замужем, мистер, и хочу уйти..., пожалуйста.

В последнем слове было столько мольбы, что Алан сразу растерял весь свой пыл.

-Да, конечно, извините, - произнес он очень мягко и увидел ее благодарный взгляд, который, честно сказать, его покоробил: так смотрела на него мама, когда он в последний раз был у нее два года назад, этакая щенячья благодарность. Плюнули бы в душу, и то легче».

Глупость, - подумалось Питеру, и он положил книгу на столик своей соседки. Сняв очки, он заметил восторженные взгляды пассажиров и стюардесс, и когда очередная « воздушная фея» попросила у него автограф, Питер резко дернулся и произнес с ужасным французским акцентом, что его зовут Поль, на этом все и закончилось.   Хотелось спать, но мысли в голове роились, не переставая бить в одну болевую точку: скандал, громкий, грубый, наполненный бесконечными фотовспышками, бестактными выпадами журналистов, грязными статьями и репортажами. Ну что ж, у знаменитости нет собственной личной жизни. Все напоказ, для глянцевых обложек и дорогой рекламы. За десять лет своей звездной карьеры Питер отлично это знал, но все равно его внутреннее естество протестовало. Душа, и так уже загнанная в угол тщеславием, деньгами и славой, до сих пор не смирилась, и теперь, в самую неподходящую минуту, она взбунтовалась. Ему захотелось все бросить и исчезнуть навсегда. Уехать, убежать туда, где будет только он, где его никто не знает, и там... Что? Начнется новая жизнь? А что это, вообще, такое собственная жизнь? Сколько жизней он уже переиграл, пережил, переплюнул? Он уж и умирал раз десять, заставляя,   рыдать миллионы над своей бутафорской, но такой эффектной смертью. Настроение его окончательно испортилось, а дождливый день в Кливленде практически  доконал. Садясь в огромный «лимузин», Питер закрыл звуконепроницаемую перегородку, не давая шоферу со слащавым выражением лица произнести очередную дежурную  фразу. Его рука потянулась к бару.

Стоп! А мешки под глазами? Почки шалят. Уже давно пора пройти курс обследования, и, как говорит продюсер, сделать пластику под глазами - не дождется! А ведь сегодня твой день рождения, Пит. Сорок лет. За это стоит выпить.

И на этот раз он уже недрогнувшей рукой открыл крышку бара, плеснул в бокал бренди.

О, кей, Пит, вот ты и старик!

Огненная волна ударила в голову.

Ну и черт с ней! В конце концов, все когда- нибудь кончается. Любовь умерла. Да здравствует любовь! Что-то я сильно вошел в роль французского монарха. Последняя роль была совершенно бездарной, как и все, связанное, с Францией, да и куда мне, толстокожему американцу, понять тонкую французскую душу, оценить изысканный вкус вина, разгадать очаровательную тайну женщины...   Пусть все это провалится в преисподнюю.

Питер злился, прекрасно осознавая уже свершившийся факт: они с Изабелл  больше не вместе.

Тогда, пять лет назад, ему все казалось простым и понятным, и он знал одно - его зацепило, ударило по самолюбию, заставило испытать шок. В тот памятный день он вошел в съемочный павильон, едва ознакомившись с текстом на языке, которого не знал, и учить не собирался. Он злился, потому что контракт его не устраивал, но он должен был студии, и согласиться пришлось. Питер еще раз внимательно посмотрел  в сценарий, затем на растерянного переводчика и раздраженно спросил:

- Почему не сделали адаптированный перевод? Или я имею дело с дилетантами?

Напряжение нарастало. Брэдли вновь попытался сосредоточиться на чтении сцены, но тщетно. После постановки кадра сняли один дубль, и Питеру захотелось пить.

- Где мой зеленый чай? - прошипел он.

Администратор, маленький толстый человечек, бросился вон, и когда стакан был доставлен в студию, Питер посчитал, что в нем недостаточное количество льда. Съемка была вновь остановлена. Режиссер подавленно молчал, а что можно было сказать звезде первой величины, когда один его гонорар составлял почти четверть бюджета всей картины. В данном случае с любыми выпадами приходилось считаться, но тут из-за кулис вышла тоненькая, темноволосая девушка и тихо, но очень твердо произнесла:

- Хам!

Что тут началось... Продюсер кричал об увольнении, на что она преспокойно ответила:

- Хотите уволить меня? Пожалуйста, но учтите, что мне совершенно  наплевать на те жалкие деньги, которые я должна была получить за этот бездарный эпизод, куда важнее поставить на место зарвавшегося негодяя, чему неплохо было бы поучиться всей съемочной группе.

В студии повисла полная тишина, и каждый подумал, что сейчас начнется буря. Питер же, засмеялся и ответил:

- Ого! Вы оскорбили меня за одну минуту дважды. Безнаказанно это мало кому удавалось.

Девушка надменно фыркнула:

-И как же вы намерены поступить? Сдадите меня в полицию?

- Я хочу продолжить наше знакомство.

- Это что? Прихоть знаменитости?

- Называйте, как хотите. Так я жду ответа, - Питер уже открыто издевался.

Вот мы и у стеночки, мадмуазель. Как будем выкарабкиваться?

- Я не пойду ни на какие компромиссы, поэтому мое «нет» послужит вам уроком.

И гордо подняв голову, старлетка выпорхнула из павильона.

Ну что же, Пит, все вполне закономерно, а  отказ – это хороший повод для флирта. В конце концов, я перестану себя  уважать, если не  обольщу  эту «бронированную конфетку».

Но тогда ему и в голову не пришло, что в этой игре нападающий вовсе не он.

Изабелл нервно расхаживала по маленькой комнатке парижского отеля.

А правильно или она поступила? Ведь этого эпизода она ждала три года, постоянно бегая на кастинги, и вот такая удача! Ее первая роль! Но мать, почему она пытается решить свои проблемы за ее, Изабелл, счет? А план-то сработал, и этот умопомрачительный сердцеед Голливуда, не пропускающий на съемках ни одной юбки, клюнул на ее наживку с завидной быстротой. Как говорила мама, главное, показаться неприступной, заинтриговать и держать инициативу в собственных руках.

Изабелл все еще не верилось, как она смогла сыграть эту сцену. У нее до сих пор дрожали руки. Неужели ей удалось охмурить самого Питера Брэдли! Теперь же наступила самая трудная часть плана – это ждать, ждать звонка от ее богатенькой жертвы. Лихорадочное чувство приближающегося успеха будоражило ее ум, но проходил один час, второй, третий, и постепенно чувство эйфории сменилось полным унынием, с которым пришло осознание ненужности всего  этого предприятия.

Я не хочу крутить с ним роман…  Не хочу быть с ним… Я вообще его не хочу…

Тут в комнату вошла красивая, но уже несколько поблекшая пятидесятилетняя женщина. Она присела у кровати дочери и внимательно посмотрела ей в глаза, точно пыталась прочесть в них все то, что не решалась сказать Изабелл.

- Дочка, не волнуйся, он уже в наших руках. Поверь мне, еще несколько усилий, и ты будешь миссис Питер Брэдли.

Ах, мама, что ты делаешь со мной?- хотела сказать девушка, но только отвернулась к стене и горько заплакала. Второй раз мать  вмешивалась в ее личную жизнь, заставляя переступить через себя. Изабелл еще сильнее вжалась лицом в подушку. Ей вспомнился весь ужас прошлогодней весны, когда она хотела бросить все и уехать в Марсель с Армандом. Как бы отлично они жили: сняли бы маленькую квартирку у моря, Арманд работал бы в порту, а она встречала бы   его дома с пухлым карапузом на руках. Мать узнала о ее планах, когда срок беременности был уже двенадцать недель. Боже, тот скандал девушка не могла забыть до сих пор. Из всех ругательств, посланных в ее адрес, «шлюха» было самым безобидным. Бедный Арманд не выдержал материнского натиска, а Изабелл пришлось пойти на аборт. Но самое страшное было впереди, когда через неделю врачи сказали, что у нее больше никогда не будет детей.

Сейчас   Изабелл чувствовала, что в угоду матери совершает непоправимую ошибку, но сопротивляться сил у нее не было.

На следующий день раздался долгожданный телефонный звонок, и Брэдли начал штурм по всем правилам искусства обольщения.     В ход пошли самые изощренные методы ловеласа: цветы, драгоценности, приглашения на самые модные приемы и премьерные спектакли... От такого количества соблазнительных предложений очень трудно было отказаться, и лед тронулся. Вот тут бы, казалось, и надо было задуматься, а почему такая ярая принципиальность отошла на второй план, но Питер попался, и сам, не замечая того, медленно, но верно стал двигаться в сторону более серьезных отношений. От него самого уже ничего не зависело, но ему, как и любому заарканенному, еще казалось, что в счете ведет именно он, поэтому, чтобы покорить последнюю крепость, Питер предложил Изабелл поехать к нему на ранчо, и она... согласилась.

Он ждал ее у трапа собственного самолета. Изабелл с трудом узнала в загорелом ковбое того салонного мачо, которого она так хотела «приструнить». Питер был в просторной рубашке и потертых джинсах, на его голове красовалась шляпа, а глаза скрывали темные очки, которые немало помогли, потому, как, увидев Изабелл в вечернем платье и туфлях на шпильках, он чуть было не покатился  со смеху, но откашлялся и спросил:

- Вы когда-нибудь бывали в Техасе?

И получив отрицательный ответ, сунул ей в руки пакет.

- Что это?- Изабелл нахмурилась.

- Всего лишь кроссовки, джинсы и майка. Уверяю вас, так будет лучше. С этими словами он подал ей руку и помог забраться по трапу в салон самолета. Пилот захлопнул люк, и машина покатила по бетонной полосе. Взлет. Изабелл прилипла к иллюминатору: еще никогда она не видела столь быстро сменяющие друг друга пейзажи. Сначала внизу были какие-то деревья, затем вдали стали видны отроги гор, но вот, нырнув сквозь облака, перед самолетом показалась равнина, бесконечно тянувшаяся до самого горизонта. Солнце садилось, и от этого все внизу стало приобретать красноватый оттенок. Впереди блеснула рукавом река.   Показались табуны лошадей, несшиеся куда-то к северу. Самолет шел на посадку. За все время полета Питер не сказал ни слова, полагая, что нельзя отвлекать человека от того, что он видит в первый раз, ведь от этого ощущения зависит дальнейшее отношение к месту, и когда подали трап, он понял, что Изабелл поражена. Темнеющая синева стала постепенно укрывать землю.   В сухой траве заливисто аккомпанировали сверчки. Накопленный  за день жар поднялся вверх. Степь ожила в предвкушении ночной  прохлады. Сумерки начали сгущаться.   Питер вдыхал полной грудью терпкий, дурманящий воздух. Красота! Но Изабелл как-то странно и отчужденно молчала. Он взял ее за руку и потянул за собой. От каждого их шага в стороны разлетались тысячи светлячков. Где-то раздавалось конское ржание. Впереди, прорезая светом фар  надвигающуюся ночь, показался старенький джип, за рулем сидел немолодой мексиканец, который, подъехав, заговорил с Питером по-испански.

- Что он сказал?- спросила Изабелл,   впервые нарушая такое долгое молчание. Питер помог ей устроиться на заднем сидении машины.

- У одной лошади проблемы?

- Проблемы?

- Да, она подвернула ногу, но все обошлось.

В темноте он не увидел ее разочарованного взгляда. Сейчас он думал совершенно о другом. Он никак не мог понять, почему привез ее сюда, ведь раньше ему и в голову не приходило брать своих любовниц на ранчо. Наверное, он сам этого не хотел, ведь здесь все было не так, в этом месте  знаменитый Питер Брэдли становился обычным пастухом и   работал наравне со своими ковбоями. Ему нравилась эта  простая  жизнь. Питер никого в нее не посвящал, да это обывателей и не интересовало, ведь люди всегда ассоциируют артиста с его героями, а он никогда не играл ковбоя.

Когда они подъехали к жилым постройкам, Изабелл лишь по силуэту самого большого из них предположила, что это дом Питера, и не ошиблась. Она чуть не запнулась, поднимаясь по высокой мраморной лестнице, ведущей к входной двери, а, оказавшись внутри, и вовсе растерялась – такого огромного холла она никогда не видела.

-  Иди за мной, - позвал Питер. – Это старое ранчо. Через два года ему будет сто пятьдесят лет. Я здесь многое перестроил, но кое-что оставил, как было. Сейчас уже ночь, а завтра я тебе все покажу.

Они свернули направо от входа и, пройдя через небольшую столовую, оказались на кухне. Питер зажег свет и полез в холодильник. Изабелл устроилась на стуле  и сказала:

- А я думала, что нас будет встречать целый штат прислуги: горничные, кухарки и все такое.

- Зачем? – Питер был искренне удивлен.

- Разве у тебя нет слуг? Поразительно!

- Слуг нет, а служащие уже спят, и будить их в такое время мне никогда не приходило в голову. Я приехал домой и прекрасно знаю, где что лежит. А когда мы поедим, я думаю, тебе не составит труда помыть несколько тарелок.

- Но мой маникюр? – голос Изабелл стал капризным.

- Пустяки, - отмахнулся Питер.-  Тут ведь глушь, в этом то и прелесть. Отдыхай и наслаждайся.

Изабелл неестественно захлопала искусственными ресницами.

- Я не ослышалась? Значит, никаких приемов и вечеров не будет? А с кем же я буду общаться? С лошадьми?

Брэдли засмеялся:

- А чем плохая компания? Я и лошади – это уже немало.

Изабелл хотела ответить, что здесь ей не место, но сдержалась, понимая, что тогда все выйдет из- под контроля.                

2

Питеру искренне хотелось, чтобы Изабелл стала той единственной, которая поселится в его сердце навсегда. Он внушал себе, что она не смотрит на него, как на звезду, на мешок с деньгами, на иллюзорный собирательный образ его экранных героев, а видит в нем обыкновенного человека, и он сам стремился открыть ей это в себе. Ему казалось, что Изабелл глядит на  мир глазами большого ребенка, всему искренне удивляясь и радуясь, но, как оказалось, местной экзотики ей хватило ненадолго. Девочке с Елисейских полей не был понятен первобытный дух свободы, но она терпеливо молчала, мучаясь от жары и недостатка общения, пока он объезжал и клеймил лошадей. Питер все дни был со своими ковбоями и через неделю так пропылился и загорел, что это стало угрожать срывом съемок, где он должен был играть светского щеголя. Но наслаждение простой жизнью пересиливали все "за" и "против", а настроение Изабелл, тем временем, падало с каждой минутой. Она старалась скрыть свое раздражение и скоро нашла самый подходящий способ расслабиться - это выпить, и Питер от души посмеялся вечером, когда нашел ее совершенно пьяной, на что его экономка лишь неодобрительно покачала головой и сказала:

-Хозяин, вам пора уезжать.

А потом началась обычная жизнь: приемы, пробы, съемки. Питер старался, как мог, показывая Изабелл своим знакомым режиссерам, но, как он скоро понял, хоть она и была хороша собой, таланта у нее не было вовсе. Она не умела держаться в кадре, не могла говорить на камеру, но главное, Изабелл не хотела этому учиться. Что ж, а какое это имеет значение? Тем более что постепенно его засасывало совместное житье, и он стал всерьез думать о семейной жизни, о ребенке, ну и любовница из этой маленькой француженки была замечательная. Питер так увлекся, что даже записался на курсы французского, что давалось ему с большим трудом из-за загруженности съемочных дней.

Ранчо в апреле - буйство красок, весенний ветер, ощущение невообразимого полета. Питер вырвался на несколько дней, посмотреть  новый приплод. С ним также приехал его друг и продюсер Стивен. Вечером, довольные и уставшие, они сидели в плетеных креслах на открытой

террасе и курили сигары.

- Сейчас, Стив, я самый счастливый человек... И знаешь, я хочу жениться.

Стивен серьезно смотрел на друга.

- Поздравляю.

- Но у тебя такой тон, будто ты узнал о моих похоронах.

- А разве это не так?

- Эй, приятель, я не понял, тебе  не нравится Изабелл?

- Хочешь откровенно? Хорошо... Это не та женщина, которая тебе нужна.

- Вот как... И что же ты имеешь против нее?

- Она не сможет стать тебе хорошей женой.

- Но она мне нравится.

- Не сомневаюсь... Постель великолепна, не так ли?

- Стив, это личный вопрос.

- Хорошо, а как насчет всего остального: общность взглядов там и все такое?

- К черту, Стив, мне с ней хорошо.

- О, кей! Больше никаких вопросов.

Подобным образом отреагировали и все его родные. Отец же был особенно не доволен, пытаясь доказать сыну, что привлечение к себе внимания скандалом, еще не повод для дальнейших отношений. Но, выслушав друг друга, каждая сторона осталась при своем мнении, и Питер искренне недоумевал, почему его не хотят понять и порадоваться его счастью.

Нужно быть последовательным, поэтому в конце апреля он решился. Заказав у ювелира кольцо с бриллиантом, Питер сделал Изабелл предложение, и она его приняла, но с двумя условиями: венчаться в Париже и жить в Европе, например, на Мальте, в каком- нибудь уединенном, тихом месте. Тогда это не показалось ему абсурдным -  в порыве страсти он был согласен на любые условия. Они забыли даже о брачном контракте. Или забыл он? Да и зачем поклявшимся в вечной любви какой-то брачный договор. Свадьба прошла пышно, но его мама была бесконечно расстроена. Отец держал ее за руку во время всей церемонии, и со стороны могло показаться, что она плачет от радости, но она была глубоко оскорблена. Брэдли-старший держался с достоинством, но постоянно наклонялся к ней и тихо говорил:

- Успокойся, дорогая, ведь он уже взрослый, слишком взрослый.

- Но как же так? Ведь он наш единственный сын, а свадьбу устраиваем не мы. Нет ни близких родственников, ни друзей. Все как-то скомкано и пошло. Неужели все эти люди знакомые Питера?

На банкет они не остались, а когда уходили, Изабелл даже не подошла попрощаться. А Питер? Он был так увлечен своей невестой, что  ничего и не заметил.

Свадебное путешествие длилось месяц, из-за чего пришлось отказаться от большой и интересной роли. Изабелл наслаждалась новым положением жены, а Питер сходил с ума от скуки и периодически звонил друзьям и продюсеру, и однажды, застав его за этим занятием, Изабелл закатила свой первый скандал. Она металась по номеру, разбрасывая вещи, визжала и в конце впала в  бурную истерику, обвиняя его в том, что карьера для него важнее всего на свете. Брэдли вышел из номера, хлопнув дверью, а вернувшись через час, обнаружил Изабелл в ванной. Шумела вода, и он подумал, что она принимает душ, но спустя несколько минут, что-то разбилось, и Питер решил заглянуть в полуоткрытую дверь. Его жена лежала в ванной и осколком разбитой бутылки пыталась вскрыть себе вены.

- Ты что, с ума сошла! - Брэдли бросился к ней и вырвал стекло из рук жены.

- А что? Тебя это волнует? Ах, наш бедненький муженек переживает. Вот и правильно, он переживает, а я пью… И она потянулась за очередной бутылкой, стоящей на туалетном столике. Тут  Питер рассердился не на шутку, руки его сжались в кулаки:

- Не смей пить, ты слышишь меня?

- А ты не смей мной командовать!

Она попыталась встать, но края ванной были мокрыми, и она поскользнулась. Кровь!   Питер схватил ее и быстро перенес в спальню. Он смазал ссадину на голове йодом и укрыл жену одеялом, а когда она заснула, сел рядом и долго смотрел на нее. Он  был поражен и испытывал  огромное, ничем необоснованное чувство вины. Надо было как-то ее успокоить. Поэтому утром он позвонил в риелторскую фирму, чтобы ему подыскали приличный дом на Мальте. Предложений последовало пять, и из всех вариантов Изабелл выбрала самый дорогой – это был небольшой замок у моря. И началось его переустройство: мраморные ванны с золотыми кранами, гобелены ручной работы, картины, работа с дизайнерами, одним словом, огромное количество денег. Но ведь их надо было зарабатывать, под этим предлогом Питер и улизнул в Америку, но и там ему не было покоя. Изабелл звонила ему в любое время   дня и ночи, допытываясь, один ли он.

- Ты должен сегодня в девять быть у себя в номере и позвонить мне, -  Изабелл странно хихикала в трубку.

- Милая, у тебя праздник?- Питер понимал, что она вновь не в форме.

-Да так, немного пообщалась с друзьями. А что, ты против?- в ее голосе стали проскальзывать  недовольные нотки.

- Нет, но вдруг мой самолет задержится, я приеду позднее и от усталости просто засну?

- Нет, ты должен мне звонить.

Вечером, после приезда, Питер стал звонить из вестибюля на Мальту, но телефон не отвечал.

- Черт тебя возьми, Изабелл, возьми трубку!

Но на другом конце провода слышались длинные гудки. Тут нервы у него сдали, он с силой схватил аппарат и швырнул его в сторону, чуть не попав в голову портье. Через полчаса в полицейском участке все еще неостывший Питер твердил инспектору, что хотел сообщить жене, что долетел, что ложится спать трезвый и, главное, один. Последнее слово Питер произнес с таким чувством, что у полицейского от удивления открылся рот, что, впрочем, не спасло Брэдли от большого штрафа.

Питер посмотрел в окно «лимузина», картинки за стеклом менялись с такой же быстротой, как и его воспоминания, все за эти пять лет.

Тогда  его менеджеры стали часто поговаривать о хорошем вложении, они предлагали Питеру приобрести сеть закусочных на Среднем Западе, но он хотел киностудию. Обсчитав необходимую сумму с погрешностью на провал  в прокате, бухгалтера пришли к неутешительным выводам: трудно сделать студию доходной, слишком велика конкуренция, но теоретически возможно все, тем более никто не мог идти против собственного босса, и сделка состоялась. Брэдли был по-настоящему счастлив. Он тотчас позвонил своей молодой жене, но Изабелл его радости не разделила, в трубку через океан неслись обвинения, на что Брэдли ответил:

- Дура! Неужели непонятно, что теперь ты, при всей своей никчемности, можешь сниматься сколько угодно, ведь владелец киностудии - я.

И  она снялась на сто пятьдесят два миллионов долларов, в такую сумму обошелся Брэдли крах нового фильма. Газеты вылили на Питера море грязи, издеваясь над его выбором бездарной актрисы, намекая, что Изабелл так же удается и роль жены. После этого женщина ушла в запой. Она безобразно раскидывала по дому выпитые бутылки или била их о статуи фонтанов в саду, а потом лезла в воду и ходила по битому стеклу, сильно раня ноги.

Пришлось пригласить психиатра. Изабелл прошла курс лечения дома, о клинике не могло быть и речи, потому что все сейчас же попало бы на страницы желтой прессы. Доктор же сказал Питеру откровенно:

- Ваша жена не счастлива, и вам нужно изменить свое отношение к ней или измениться  самому, а пока ей необходим только покой. И еще, сделайте ей ребенка, может быть, тогда она обретет себя.

Питер грустно улыбнулся.

- Доктор, вы не знаете, о чем говорите, ведь у нее есть все, чего бы она ни пожелала, а ребенок..., я сам об этом только и мечтаю.

Питер несколько раз пытался поговорить с женой, понять, что с ней происходит, но его попытки оказались безуспешными, и когда он, в конце концов, спросил, чего же она хочет, то Изабелл нежно его обняла и сказала:

- Хочу яхту, красивую и большую, и может быть, тогда я прощу тебе твои промахи.

- Но какие?- воскликнул Питер с негодованием.

Он схватил ее за плечи и долго не отпускал, а она засмеялась, так ничего и, не ответив, а когда он ушел,   упала на диван и залилась слезами. После того, как Брэдли уехал, в комнату дочери вошла мать. Изабелл потянулась к ней, но женщина с силой оттолкнула её от себя….

- Ты что хочешь, чтобы он тебя бросил? Может быть, вновь собираешься бегать на кастинги? Сколько раз я говорила тебе вести себя с ним более ласково.

- Я его терпеть не могу!

- Это еще не повод для развода.

- Но я его никогда не любила. У меня есть человек…

- Не веди себя так, ведь если он узнает, мы окажемся на улице.

- Нет. Он слишком благороден, чтобы так поступить. Ах, мама, и зачем я согласилась с тобой.

- Должен же кто-то из нас думать о будущем.

- Питер хочет ребенка, а ведь ты знаешь, что я никогда не смогу ему родить.

- Ну и что. Пусть ищет проблему в себе.

Изабелл вздохнула.

- Когда-нибудь он все равно узнает, не всегда ведь он будет меня любить.

- Так не пей.

- Не могу.

Яхта была куплена. Когда же через две недели Питер вернулся домой, Изабелл закрылась в своей комнате и не выходила в течение дня, что оскорбило Питера, а жена тем временем кричала через дверь, чтобы он убирался к своим статисткам. Слышал это и приехавший с Питером Стив.

- Парень, тебе досталась не жена, а фурия, почему ты раньше этого не разглядел?

Питер нехотя ответил:

- Наверное, потому что был влюблен.

- Или она не показывала тебе своего истинного лица

Брэдли отмахнулся.

- Знаешь, нам надо проветриться.

- Приглашаешь на яхту?

- Да, мне нужен отдых, но в таких условиях это очень трудно сделать.

- Может, возьмем с собой девочек?

- Боже упаси, иначе она разнесет здесь все. Последнее время я не могу объяснить ее поведение, но сердить ее лучше не надо.  

- Какой добрый самаритянин и честный муж! Думаю, что ты навряд ли будешь вознагражден.

На яхте Питер спокойно нежился под лучами  мальтийского солнца и думал, что к Изабелл больше и пальцем не прикоснется, но  когда она прибыла на катере, то он чуть с ума не сошел, настолько она была неотразима. Ее длинные загорелые ноги, красивые ягодицы, стройная талия, журчащий голос и звонкий вызывающий смех – устоять перед этим было невозможно. И когда в каюте она извивалась под ним, полностью отдаваясь сладострастию, он молил бога, чтобы она забеременела, родила, и тем самым наполнила бы свою и его жизнь новым смыслом. Но шли месяцы, а долгожданная беременность так и не наступала. Брэдли не на шутку забеспокоился. Может быть, это у него что-то не в порядке? Но врачи убедили его в обратном, и он стал ждать дальше. Питер несколько раз пытался намекнуть жене о медицинском обследовании, но в ответ получал лишь слезы и, как следствие, бесконечное число выпитых бутылок. Брэдли было неудобно идти к ее врачу, тем более что он не знал, где она наблюдается.

Как-то после приема, когда Изабелл была в полной отключке от выпитого спиртного, Питер забросил ее на заднее сидение и медленно поехал домой. Рядом с ним сидел Стив.

- Питер, неужели тебе все это не надоело?

- Что?- Брэдли как будто не слышал друга.

- Как что? Да это ее беспробудное пьянство. Она когда-нибудь бывает трезвой?

- Наверное…

- Хорошенькое дело… Я вижу тебе на это совершенно наплевать, а как же карьера? Ведь журналисты любят промахи, а здесь налицо гигантские ляпы.

- А может быть ей когда-нибудь станет стыдно?

- Вы посмотрите на это великовозрастное дитя! Да, по-моему, только слепой не увидит, что она тебя провоцирует, издевается над тобой, пытается испортить твою жизнь, твой успех…

- И при этом портит свое здоровье?

- А может у нее не все дома. Ты к психиатру обращался?

- Да.

Питер резко остановил машину.

- Она лечилась, но толку, как видишь, мало. И, вообще, Стив, думаешь, я не устал? Мне уже не хочется приезжать домой, но я все еще… люблю ее, хочу, чтобы у нас были дети…

- Прямо геройство какое-то. Подумай лучше, какого урода она тебе родит.

Брэдли разозлился не на шутку.

- Если бы ты не был мне другом, то получил бы сейчас по физиономии.

-  Так что же ты ждешь? Ударь, но запомни, что я от своих слов все равно не откажусь

Питер задумался, а потом внимательно посмотрел на товарища, при этом в глазах его мелькнула догадка.

- Ты что-то знаешь, иначе бы не затеял этот разговор. Говори сейчас же!

- Зачем ты так волнуешься? Теперь уж и не знаю, как сказать… Я достал визитную карточку ее гинеколога и позвонил.…Извини, пришлось назваться твоим именем.

Когда Стив рассказал о телефонном разговоре, Питер страшно побледнел. Новость ударила под дых: Изабелл была бесплодна. Вранье, сплошное вранье, такое наглое, выворачивающее душу. И пустота... Больше он ничего не чувствовал. На следующий день, ничего не объясняя, Брэдли уехал в Лондон, на съемки нового фильма.

Работа была в самом разгаре, когда на площадке появился Стив и бросил на раскладной столик в гримерном трейлере стопку фотографий. Не сказав ни слова, друг вышел на улицу, а Питер лишь мельком взглянул на результаты работы  детектива: у его жены был любовник, этакий смазливый молодой студентишка, тайно бегающий на свидание, чтобы не заметила его мамочка. Стивен сидел на ящике с пиротехникой и пил кофе. Питер вышел из трейлера и подошел к другу.

- Зачем ты нанял детектива, разве я тебя просил?

- Я и твоему адвокату позвонил.

Питер сел рядом и закрыл лицо руками.

- Зачем она так поступила, ведь я не сделал ей ничего плохого?

- Вот потому так и поступила. Ты был слишком увлечен, слишком много ей позволял, а я всегда говорил, что женщин надо держать в узде.

- Но они же не лошади...

- Поэтому- то и взнуздали тебя.

- Мне плохо, Стивен.

- Будет еще хуже, когда ты вспомнишь, что у вас нет брачного договора.

Когда через три месяца Питер вернулся на Мальту, Изабелл уже получила бумаги о разводе, и не успел он войти в гостиную, как она разразилась тирадой "высокопарной" брани, умышленно стараясь вести защиту при помощи нападения.

- Боже мой, как это в нашу глушь занесло мировую суперзвезду, неужто так соскучился по мальтийским хоромам, но наслаждаться осталось недолго, скоро все здесь будет мое: и дом, и яхта, и даже квартира в Лос-Анджелесе, и сеть твоих заправочных станций. Не думай, что я ничего не смогу отсудить.

Но Питер молчал. Он поднялся наверх и стал паковать свои вещи, а

Изабелл металась по комнате и выхватывала их, разбрасывала  по полу, пытаясь вывести его из себя. И тут, не отрываясь от своего занятия, Питер спросил:

- За что ты меня так ненавидишь?

Изабелл резко отпрянула, глаза ее потемнели от гнева.

- А ты не догадываешься? Ведь я хотела сниматься в кино, хотела стать настоящей звездой экрана, а кем ты сделал меня? Домохозяйкой, твоей бледной тенью. Ты не приложил и толики усилий, чтобы помочь мне, поинтересоваться, чего я хочу, о чем мечтаю... Но ничего, теперь тебе будет плохо, я обещаю. Пришел конец твоей карьеры, Брэдли! Я расскажу всей Америке, какое ты ничтожество, неспособный даже ребенка сделать... Ну, что же ты молчишь, язык отсох, да?

Питер обернулся и долго внимательно смотрел на нее, она хотела еще что-то сказать, но осеклась и выбежала вон. Брэдли тяжело опустился на край кровати. Его ничего здесь не держало, не было в этой комнате ни одной вещи, которая напомнила бы ему о чем-нибудь родном и любимом. Оказывается, когда страсть проходит, то на ее месте не остается ничего!

Питер спустился вниз и сказал дворецкому, что пойдет в « Лагуну» пропустить пару стаканчиков и немного отдохнуть. Расположившись на террасе, увитой виноградной лозой, Брэдли подумал, что все-таки любит Мальту за одну невероятную вещь: здесь всем было наплевать на то, кто такой Питер Брэдли. Будь он хоть самим Папой, здесь бы на него никто и внимания не обратил. Выпив охлажденного красного вина, Питер долго смотрел на морской берег, куда  неторопливо набегали зеленовато-мутные волны. Прибой пел свою бесконечную песнь, и в ней Питеру слышалось одно и то же, мол, все пройдет, все пройдет... Его позвали к телефону.   Испуганный дворецкий сообщил, что с сеньорой Изабелл что-то случилось. Питер опрометью бросился домой и нашел свою жену на полу в ее будуаре.   Она была без сознания. Через пятнадцать минут он привез ее в клинику. Просидев в приемном покое несколько часов, Питер уже начал беспокоиться, когда к нему вышел врач и сообщил, что у Изабелл была передозировка, врачи приняли меры, кризис миновал, но ей придется побыть в отделении интенсивной терапии несколько дней. Всю ночь Питер пил и забылся тяжелым сном лишь под утро. Он проснулся со страшной головной болью, собрался и уехал в аэропорт.  

Почему все так произошло? Почему такая милая девочка превратилась в монстра и покатилась по наклонной пьянства, наркотиков, разврата? Неужели это богатство заставило выйти ее на этот совсем неподходящий для нее путь, убило в ней достоинство, гордость?

Он дал ей все, но совесть мучила, заставляя осознать, что он не дал ей главного: самого себя. Но ведь то, что он делает -  это самое важное, самое ценное, что есть у него в жизни, и если она хотела быть его женой, ей нужно было принять  это, как неоспоримую и единственную истину. Если бы начать все сначала... А хочет ли он этого повторения?

Питер подъезжал к дому родителей с некоторым волнением из-за того, что он бывал здесь в последнее время лишь в случае каких-то личных неудач, когда ему особенно хотелось почувствовать материнскую заботу и отцовское крепкое плечо. Родители  старели, отцу в этом году исполнилось семьдесят, и уже они нуждались в заботе и поддержке, но Питер не мог им этого дать, слишком быстр был темп его жизни, слишком незначительными казались ему родительские просьбы, и теперь, мучаясь угрызениями совести, Брэдли молча поднимался по входной лестнице. Из окна доносились звуки любимого матерью Штрауса. Пройдя в гостиную, Питер увидел счастливое лицо мамы, бросился к ней и поцеловал руки.

- Мальчик мой, что-то случилось?- мать напряженно всматривалась в исхудавшее небритое лицо сына.

- Да нет, хотел отметить с вами свой день рождения, пригласить в ресторан самую прекрасную женщину на свете.

- Зачем же в ресторан, - голос отца заставил Питера обернуться,- мы собирались отметить праздник дома, сегодня и гости придут. Мама решила устроить прием, хотя тебя на нем мы и не мечтали увидеть.

Это был прямой упрек. Что же делать, щелчки получать всегда больно.

Брэдли - старший, поигрывая клюшкой для гольфа, стоял, прислонившись к дверному косяку, и несколько насмешливо поглядывал на сына.

- Наверное, у нашего популярного отпрыска что-то случилось, или я ошибаюсь?

- Эдвард!- мать укоризненно взглянула на мужа.- Ты же видишь, что мальчик устал с дороги и… несколько не в себе...

- Что это значит, Кло? По-моему, он не сошел с ума, если только его мозги не съехали набекрень от количества поклонниц, которые даже нам портят жизнь. Но что на этот раз? Мы не успеваем следить за твоими похождениями из прессы.

- Я сам скажу тебе, папа. Я... развожусь.

- Да, час от часу нелегче.

Было видно, что мать сильно расстроилась.

- Питер, ты шутишь?

- Да уж, какие шутки, дорогая, посмотри на его вид, как будто по нему проехались. Нет, здесь все серьезно, может и праздник отменить? Сорокалетие ведь не отмечают?

- Нет, ни в коем случае, лучше пригласите несколько журналистов светской хроники.

- Тогда приведи себя в порядок, сын Эдварда Брэдли.

Мать с любовью взглянула на мужа, и Питер поймал себя на мысли, что по-настоящему завидует отцу. А Брэдли - старший, в свою очередь, скептически усмехнулся:

- Кло, не забывай, что последние лет десять обо мне не говорят иначе, как об отце Питера Брэдли.

- Папа, но ведь я не забыл, кто мой родитель.

- Хотелось бы надеяться.

Когда потухли фотовспышки, журналисты бросились вперед, и о главном вопросе, интересовавшим их, можно было не сомневаться...

- Почему вы один? Что-нибудь случилось с Изабелл?

Пришлось набрать побольше воздуха и спокойно сообщить, что они расстались, а в ближайшее время будет назначено судебное разбирательство. Внутри все клокотало. Вот и началось! Причины развода он оставил без комментариев, но, как говорится, репортеры разогрелись.

Прием получился довольно строгий, что, в принципе, не удивило, так как родители всегда были консервативны. Больше всего Питера радовало, что он родился осенью, поэтому праздник прошел в доме без бьющей в глаза летней пышности, цветов и фейерверков. В нынешних обстоятельствах родительское пуританство было как нельзя кстати, и он сам на этом фоне выглядел просто пай-мальчиком! Питер ходил с матерью между гостями, сияя отполированной улыбкой, за ужином сидел справа от отца и вежливо рассказывал о жизни бомонда, которую мало знали сидящие за столом, но как любые обыватели весьма ею интересовались. После в курительной комнате серьезно рассуждал о росте своего бизнеса, чем приятно удивил друзей отца. В общем, все было отлично, но только со стороны, а  душу поглотил мрак.

К сорока годам остаться без семьи, Пит, это уже серьезно!

Но вновь идти по проторенному пути не было охоты, так как не было перспектив, надежности, а хотелось большего: иметь не только любовницу, но и советчицу, помощницу, друга... Как сказал бы Стив: «  Мед только сладкий, а если он еще и чуточку горчит, то это, вообще, достижение, а ты хочешь, чтоб он был еще и кислый, и соленый -  абсурд! » Питера передернуло... Скандал... Его уже не избежать, но надо хоть попытаться достойно выйти из него.

Травля Брэдли в печати набирала обороты, естественно, что Изабелл приложила к этому максимум усилий, поэтому решение, согласиться со всеми ее притязаниями, повергло в шок его адвоката. В результате, финансовое положение Брэдли сильно пошатнулось, но доброе имя он все-таки сохранил. И когда Изабелл победоносно прошествовала к нему после объявленного судом вердикта, он на глазах у всех, находящихся в зале, взял ее руку и, нежно поцеловав, по-доброму улыбнулся. Бывшая супруга никак не ожидала таких действий, и на ее лице читалось полное недоумение. Взяв себя в руки, она прошипела:

- Хороший спектакль, Брэдли, но все же не очень убедительный, ведь я- то знаю, как тебе плохо.

Питер сжал ее руку так крепко, что она чуть не закричала.

-  Если ты хотела сделать мне больно, то, увы, у тебя ничего не получилось. Прожив со мной пять лет, ты так и не поняла, что для меня важнее всего, но теперь, когда судебный процесс закончен, а ты всему миру объявила, что финансовых претензий больше не имеешь, я могу тебе сказать, что две самые дорогие вещи все же остались у меня - это киностудия и ранчо. Первая - это моя мечта, а вторая - моя жизнь. А теперь прощай, надеюсь, что ты будешь счастлива, дорогая.

Последние слова заставили ее затрястись от злости, она действительно о нем ничего не знала. Изабелл с такой силой топнула ногой, что каблук ее туфель не выдержал и переломился. Так она и стояла с зажатым в руках каблуком, опершись на плечо своего адвоката, но Питер этого уже не видел. Страница жизни перевернулась. Завтра наступит новый день. Психологический тренинг, оказывается, иногда бывает полезен.

4

Питер спешил на совещание. Накануне он учинил полный разнос своему финансовому директору, но факт оставался фактом: ему нужен был новый проект, связанный с его киностудией. До совещания оставалось несколько минут, когда в кабинет вошел Стив и спокойно, даже несколько вальяжно расселся в кресле.

- Твое положение весьма шатко,- Стив вытянул вперед ноги и закурил сигарету.

Питер нервно расхаживал по кабинету.

-Это я и без тебя знаю... И не кури в моем присутствии, я уже неделю стараюсь бросить.

-А, по-моему, тебе как раз не помешает сделать хорошую затяжку и... выслушать мое предложение.

Брэдли резко опустился на стул и, быстро закурив, глубоко затянулся. Так прошло несколько минут.

- Ну вот, теперь, когда ты немного успокоился, я тебе скажу, что нам необходима новая картина.

Питер непонимающе уставился на  друга и зло заговорил:

- И это твое предложение, да? А ты не забыл, что их у нас выходит целых три, или у тебя мозги отказали?

- Нет, я ничего не забыл, но это ты напряги свои полушария и дослушай меня до конца. Эту картину должен снять ты.

- Как режиссер?

- Вот именно.

- Но что это дает?

-Новые перспективы твоего карьерного роста, ты будешь уже не просто актер, а серьезный режиссер.

-Серьезный?

- Да, этот фильм будет не комедия, и не боевик... Это должна быть драма, социальная, с глубоким психологическим подтекстом и... с тобой в главной роли.

Питер ошарашено смотрел на агента.

-Стив, ты обалдел, да? Может еще и с открытым финалом?

- Конечно, пускай хоть немного подумают перед сном.

-Сумасшествие, ты, что не понимаешь, ведь это попахивает авторским кино...

- А еще малобюджетностью, улавливаешь?

-Чистая авантюра.

-Но попробовать стоит.

- А у тебя уже и сценарий имеется?

-Сценария нет, но есть книга, как говорит моя дочь, классики отдыхают.

-Многообещающее начало.

-Бестселлер этого года: Софи Потоцка, -  и Стив швырнул на стол Питеру книгу.

Брэдли внимательно посмотрел и сказал:

-Да, по-моему, я ее уже где-то видел. Да. Точно. В самолете. Но мне надо подумать.

Стивен вышел из кабинета, а Брэдли опустился на стул, открыл книгу и углубился в чтение.

«Вечером Алан вновь сел к компьютеру, но думать не мог ни о ком другом, кроме Эвелин.

Милая женщина, но очень несчастная. И каким надо быть идиотом, чтобы так затравить человека. Интересно было бы взглянуть на этого... мужа.

Алан вышел на балкон. Солнце медленно спускалось к океану. Его золотая дорожка постепенно скрывалась из виду. Волны, одна за другой, ударялись о прибрежный утес, на котором стоял небольшой коттедж журналиста. Его идиллия, но вдруг в один миг ему все вокруг представилось пустыней...

А как бы она отреагировала, если бы встретила меня вновь? Испугалась? Растерялась? Разозлилась? А не попытаться ли снова?

Горн репортера протрубил сбор.

Но пойдет ли она на контакт?

И открыв новый документ, Алан стал готовиться к очередному захвату инициативы.

На следующий день он подъехал к школе и, дождавшись, когда Эвелин усядется в машину, поехал следом за ней. Сначала женщина забрала из школы восьмилетнего мальчика, а потом машина остановилась у частного детского сада, где Эвелин пробыла несколько дольше, отчего даже сынишка нервно заерзал на сидении. В тот момент, когда мальчик уже

хотел выпрыгнуть из машины, появилась мать с плачущей пухленькой девочкой на руках. Малышка ревела в полный голос, сквозь который иногда были слышны тихие увещевания Эвелин.

- Что с  Кэтрин, мам? Она, кажется, разбила нос?- мальчишка злорадно улыбался.

- Хью, как тебе не стыдно, лучше помоги успокоить ее.

Мальчик резко дернулся, на что мать лишь обреченно вздохнула, и сама, открыв переднюю дверцу, посадила малышку в детское креслице. Захлопнув дверь, Эвелин на минуту остановилась, присев на край капота, и закрыла глаза, затем, одернув полы костюма и как бы внутренне настроившись, села за руль. Машина сорвалась с места и резко завернула за угол, а Алан последовал за ней. Показался пригород. Состоятельный район давил своей сытой обыденностью. Все вокруг казалось одинаковым: и зеленые лужайки, и низкие аккуратные заборчики, и дома - грибы с огромными застекленными террасами и зимними садами. Он моментально представил себе и здешних обитателей, таких же одинаковых, будто выпущенных под копирку: темный костюм со светлой рубашкой и галстуком в тон, " картье" на запястье, добротный « кадиллак» с кожаным салоном в гараже - атрибуты повседневной жизни. Роскошь и глянец без души. И Эвелин не было места среди всего этого. Подъехав поближе, он остановился у перекрестка. На крыльце стояла пожилая женщина и отчаянно жестикулировала. Эвелин побледнела. Дети бросились к двери, а мать поплелась следом, еле переставляя ноги.

Будто на голгофу, - подумалось Алану.

Когда за ней захлопнулась дверь, журналист достал бинокль и навел его на окна гостиной, как ему показалось. Посреди комнаты стоял  довольно привлекательный мужчина средних лет, в лице которого читалось крайнее нетерпение. Когда рядом с ним появилась Эвелин, муж стал что-то кричать, и хотя Алан не слышал слов, и так было ясно, что положение становилось критическим. Женщина, вжав голову в плечи, стояла перед ним, как провинившаяся школьница. Быстрое движение его руки, и Эвелин прижала ладонь к пунцовой щеке.

Он ее ударил!

Алан опустил бинокль.

Подлец!

Настроение было испорчено. Журналист развернул свой автомобиль и поехал в город.

Дурацкое задание... Завтра же от него откажусь... Ладно, найдется такой негодяй, но женщина..., почему она сама ставит себя в такое ужасающее положение? Прямо как агнец на заклании. Не понимаю, неужели это нельзя прекратить, обратиться в полицию, развестись, изменить свою жизнь...

Остановившись у ночного клуба, Алан долго сидел в машине, а потом зашел внутрь. Он сел у стойки бара, заказал виски со льдом, и моментально осушив стакан, предложенный барменом, сразу же заказал другой. Выпивка немного его расслабила, овации заставили посмотреть на сцену. Десятки мужских глаз были прикованы к красивому женскому телу. Стриптизерша улыбалась, быстро освобождаясь от немногочисленной одежды, но в ее взгляде Алан прочел тоску и боль.

Вновь самоуничижение. Тут - ради денег, там - ради семейного благополучия, только вот где оно? Ничего нет, лишь самообман, который разрастается, как мыльный пузырь, но хлоп! Пузырь лопается, и не остается ничего, кроме боли. Печально...       

Журналист встал и стал пробираться сквозь ликующую толпу.

Как напьюсь, одна грязь лезет в голову, пора спать.

Дома, закачав в себя еще полбутылки виски, Алан повалился на диван в гостиной и уснул, вернее, провалился в вязкую темноту. Разбудил его телефонный звонок, редактор требовал отчета о проделанной работе, а работы то и нет... Голова раскалывалась, не помог даже контрастный душ. Нацепив чистые джинсы и футболку, Алан выскочил из дома, и тут вспомнил, что бросил машину у стриптиз клуба. Пришлось ехать туда  на такси, а потом еще чертыхаться по поводу штрафа за стоянку в неположенном месте. Все это страшно разозлило журналиста, и он решил больше не   церемониться. Алан успел как раз к обеденному перерыву, он подошел к школе, сел на ступени и стал ждать. Эвелин появилась нескоро, глаза ее были скрыты большими темными очками, шла она медленно, опустив голову. Алан встал, и, загородив ей дорогу, попытался взять у нее из рук сумку. От неожиданности Эвелин вздрогнула, но, подняв глаза, совершенно испугалась. Затравленный взгляд вновь вывел его из равновесия, и он, не сознавая, что делает, нежно взял ее руку и тихо прошептал:

- Пойдемте, я за вами.

- Куда?- Эвелин казалось, что она во сне. Добрый взгляд незнакомца ласкал измученную душу.

- Есть тут одно тихое местечко.

- Но я не могу долго... Через час у меня занятия.

- Не волнуйтесь, для первого раза будет достаточно и этого времени.

Тихое кафе на берегу океана подействовало умиротворяюще. Они заказали по чашке кофе со сливками, и Эвелин долго помешивала его ложечкой, опустив голову, потом вдруг резко выпрямилась и посмотрела Алану в глаза.

- Зачем вы сделали это?

- Что?

- Ну, пригласили меня...

- А разве я не могу встретиться с понравившейся мне женщиной? К тому же такой привлекательной...

- Что? Привлекательной? - она осеклась.- Вы, наверное, шутите?

- Отнюдь...

- Но ... это ведь неправда.

- Почему? Я лично придерживаюсь совершенно противоположного мнения. А вы напрасно занижаете свою самооценку, хотя..., возможно, вам кто-то навязывал свое мнение, да?

- Муж говорит, что я...

- Меня совершенно не волнует, что он говорит, я больше привык доверять собственным глазам и считаю, что вы просто обворожительны.

При этом Алан попытался взять ее руки в свои, но Эвелин совершенно по-детски завела их за спину. Журналист улыбнулся.

- Простите, но мне показалось, что и вы ко мне неравнодушны.

- Это вам зря так показалось...

- Хорошо, но тогда зачем вы здесь? Для чего приняли мое приглашение?

- Я? - Эвелин изменилась в лице: растерянность, негодование, стыд... Она совершенно не умела скрывать свои эмоции.

- Я... не хотела... Я сама... не знаю.

С этими словами женщина резко поднялась из-за стола и опрометью бросилась к машине, но, вспомнив, что ее сюда привезли, она схватилась за горевшие щеки, кровь бешено застучала в висках, а из глаз брызнули колючие слезы.

Конец комедии. Занавес закрывается, -  Алан горько усмехнулся и, расплатившись, вышел вслед за ней.   Заведя мотор, он  открыл дверь на переднее сидение. Голос его звучал спокойно и даже несколько отстраненно:

- Эвелин, простите меня за бестактность, садитесь, я довезу вас до школы.

Женщина колебалась, но потом села рядом с ним. Она несколько раз старательно натягивала юбку на свои острые колени, затем бесконечно поправляла свой повязанный на шею тоненький шарф. И, наконец, отодвинувшись от него как можно дальше, отвернулась к окну, причём  переплела пальцы рук с такой силой, что они побелели. Он же, исподволь наблюдая ее внутреннее сражение, включил медленный блюз, чтобы несколько смягчить ситуацию. Молчание затянулось, и когда они уже подъезжали к школьному зданию, Алан рискнул заговорить:

-  Эвелин, извините, мне действительно жаль... Я понимаю, что для вас и это настоящий подвиг, а я всего лишь сумасбродный негодяй, совершенно недостойный вашего внимания, но все же... мне хотелось бы встретиться с вами еще раз... не сейчас, конечно, но может быть когда - нибудь вы смогли бы мне довериться, дать мне шанс...

При этом его теплая большая ладонь опустилась на ее холодные напряженные пальчики, и Эвелин не отдернула их, а, наоборот, руки ее расслабились, она внимательно посмотрела на него своими большими карими глазами, полными непролитых слез и чуть заметно кивнула, от чего Алана охватило какое-то непонятное чувство... Жалость? Нет, скорее это была какая-то огромная нежность. Голос ее срывался и дрожал, но она старалась овладеть собой:

- Я знаю, почему согласилась поехать с вами. Мне кажется, что сейчас, здесь, с вами я не только домашний мул, мать двоих детей, неумелая любовница, ничтожество, сидящее у мужа на шее... Я с вами просто женщина.

Машина остановилась. Эвелин быстро вышла и, уже хлопнув дверью, наклонилась к открытому окну и прошептала:

- Я тоже хочу вас увидеть.

Вечером вновь позвонил редактор и попросил временно прервать работу над статьей, т. к. требовалось срочно вылететь в Бостон и взять пробное интервью у одного высокопоставленного чиновника. И надо признаться, задание оказалось на руку, потому что Алану был  необходим перерыв, чтобы немного подумать и держать все под контролем. Но, вернувшись через неделю, Алан тотчас бросился к школе, и когда из дверей ее вышла Эвелин, она показалась ему еще несчастнее, чем была, и он даже представить себе не мог, что причиной этого является именно он. Когда журналист окликнул ее, и она обернулась, радость и моментально спавшее напряжение были очевидны, но проявлять их на людях было крайне неосмотрительно, поэтому, когда через несколько кварталов она села к нему в машину -  мир перевернулся. Не было ни одного слова. Он взял ее лицо в свои ладони, а поцелуй, долгий и глубокий, поставил точку в их душевных переживаниях. Или ей это показалось? Когда же они оторвались друг от друга, Алан с трудом вспомнил, что купил ей маленькую веточку орхидей, а она, приняв ее, вдруг растерялась и приуныла:

- Я не могу это принять, ведь мне нельзя принести это домой.

- Тогда поедем ко мне, и это будет нашим домом, а в нем всегда будут цветы, только какие любишь ты.

- Я? А я люблю цветы?

Вопрос, совершенно глупый, звучал в ее устах по-настоящему серьезно.

- Конечно, ты только подумай...

Она улыбнулась:

- Наверное, мне нравятся... тюльпаны... Да, мне они  нравятся!

Это открытие привело ее в восторг, и она рассмеялась тихим, мелодичным смехом.

Бесконечный пустынный пляж растворялся в надвигающихся сумерках. Волны одна за другой накатывали на берег, принося к ее ногам мелкие камешки. Прилив был в разгаре. Алан медленно спускался вниз по широким деревянным ступеням, устроенным у почти отвесной скалы. Когда они приехали к нему в коттедж, телефон разрывался, и на деловой разговор пришлось убить четверть часа, а когда он бросил трубку на аппарат, то увидел, что Эвелин нигде нет. Сердце на секунду замерло, но, выйдя на балкон, Алан увидел ее внизу, сидящей на большом валуне у самой кромки прибоя. Она вынула шпильки из своих волос, и  огненная грива рассыпалась по ее плечам, раздуваемая морским бризом. Легкое шифоновое платье создавало эффект воздушности, и Алану показалось, что там, внизу, и не женщина из крови и плоти, а какая-то призрачная нимфа, грустившая то ли о смертном человеке, то ли о всемогущем боге. Когда же он подошел к ней вплотную, то Эвелин его не заметила: она была в глубокой задумчивости, взгляд направлен куда-то к горизонту, где вздыхали и пенились серебристо-зеленые валы и кричали запоздалые чайки. Он легонько провел рукой по волосам, будто выводя ее из долгого сна. Она медленно повернула к нему голову, и он увидел ее нежную улыбку.

- Ты сегодня не торопишься?

- Нет, Роберт уехал в Чикаго, а дети у моих родителей.

- А если он захочет позвонить?

- Не захочет, ведь он поехал не только работать, но и развеяться, отдохнуть от семьи.

- И тебя это не волнует?

- Теперь нет...

После этого они долго молчали.

- Знаешь, я думала, ты больше не придешь, и всю неделю ужасно переживала из-за этого.

- А ты хотела меня видеть?

- Думаю, да...

- У меня были дела.

- Ради бога, ты не должен отчитываться передо мной.

- Тебе это неприятно?

- Нет... Ну... все это для меня так необычно, что иногда возникает такое чувство, что я - это вовсе и не я. Мозг до конца отказывается просчитывать ситуацию. Как это я, вообще, могу здесь оказаться, но я себя щиплю - больно, значит это не сон.

Алан тихо рассмеялся, притянул ее к себе и зарылся лицом в ее золотистые волосы.

В постели ему показалось, что он спит с девственницей, настолько она была зажата, напряжена и неумела. Ее смущение привело его в некоторое замешательство, но неторопливость его движений, нежные ласки постепенно заставили преодолеть ей свою скованность, и цветок раскрылся: страсть ее выплеснулась наружу, заставляя его ликовать. В глазах Эвелин читалось изумление и... удовлетворение. Но журналистский бес толкал под ребро, и Алан спросил:

- Ты изменила мужу, не жалеешь?

- Нет... Еще не переступив границу, я думала, что меня замучают угрызения совести, что я провалюсь в преисподнюю, сразу в кипящий котел со смолой, или же в меня ударит молния, но сейчас я не испытываю даже чувства вины... Наоборот, такое ощущение, что я проснулась после долгой и тяжелой болезни. И знаешь,   не зря говорят, что в сексе есть все: и ожидание, и взлет, и успокоение. До сегодняшнего дня я ничего этого не знала... А теперь  чувствую, что я женщина, а не колода, как называет меня мой… муж.

Алану хотелось вскочить и броситься к компьютеру. И почему он не включил диктофон.

- Значит, эксперимент удался?

Эвелин замерла, а потом резко села на кровати.

- Это не было опытом, нет, и не стоит обвинять меня в практицизме, ты  мне по-настоящему симпатичен.

- Боже мой, такое ощущение, что меня сравнили с глупым котенком.

Эвелин поспешно закусила губу, а Алан продолжал внимательно за ней наблюдать. Женщина напряглась.

- Ты что хочешь услышать от меня признание в любви?

- Да что ты, упаси меня бог, но почему ты решилась сделать это со мной, ведь ты обо мне ничего не знаешь? Ты не поинтересовалась, кто я, где работаю, ты узнала мое имя только сегодня, поэтому, думаю, отважилась на эксперимент, выбрав меня в подопытные кролики, как первого встречного, но ведь вместо меня мог оказаться кто угодно, любой другой мужчина.

- Алан,- Эвелин чуть не плакала, - ты ставишь меня в безвыходное положение, если честно, то я просто не знаю...

- Нет, все не так, Эвелин, ты вновь идешь по проторенной дорожке, которая уже ранее привела тебя в ад. Ты подстраиваешься под меня, ты сейчас скажешь то, что я хочу услышать, боишься меня обидеть или разозлить.

-Но чего ты тогда от меня хочешь?

- Правды... Я хочу услышать в твоих словах избавление от комплексов, навязанных тебе из вне и культивируемых тобой столько лет. Хочу, чтобы ты сказала: « Да, я хотела секса, и я его получила, насладилась им и мне плевать, с кем я это сделала, потому что мне было хо-ро-шо! »

Эвелин испуганно уставилась на него и замотала головой.

- Но так нельзя! Я же не проститутка, ведь только они ложатся в кровать с первым встречным...

Алан горько усмехнулся.

- Они работают за деньги, а ты сделала это ради удовольствия, и это моя плата тебе.

- Значит в твоих глазах я такая же падшая женщина?

- Это сложный вопрос... Ты изменила мужу - это одна сторона медали, но, с другой стороны, ты освободилась от его господства, так что этот поступок оправдывает тебя в любых глазах.

- А в твоих, в твоих глазах, Алан?

- А зачем тебе мое мнение? Я не играю в твоей жизни никакой роли...

- Теперь все изменилось...

- Нет, все осталось как прежде, лишь твоя внутренняя сущность претерпела изменение.

- Но ты мне небезразличен.

- Эвелин, это опасные слова, они ведут к отношениям, а вот это уже чревато не только угрызениями совести, но и ненавистью к твоему мужу. Вот здесь и начнется настоящая измена, не телесная, нет, а духовная, которая в любом случае приведет к одному - катастрофе!

Лицо Эвелин запылало, она закрыла его руками и прошептала:

- Ты говоришь страшные вещи.

Алан встал с кровати и подошел к окну, ведь в данной ситуации надо было дистанцироваться и не смотреть в глаза.

- Я говорю тебе правду!

- И что же дальше?

- О! Эвелин, я не гадалка, но, в принципе, сценарий известен: мы начнем встречаться, постепенно привяжемся друг к другу...

- А потом я встану перед выбором: либо он, либо ты?

- Нет, не так. Ты уже стоишь перед выбором, но он намного сложнее: либо семья с мужем - тираном и постоянными унижениями, либо свобода. Но есть еще одно ЛИБО - это дети, ведь ты мать...

Эвелин откинулась на подушки и уставилась в потолок. Губы ее шевелились. Алан обернулся и лишь по их движению понял, что она говорит, а Эвелин шептала:

- Господи, как я устала, я не могу больше, не могу...

Из глаз ее беззвучно катились слезы, и ему захотелось броситься к ней, сказать, чтобы она забыла его слова, перестать ее мучить, но он сдержался и холодно произнес:

- Трудная задача, но решить ее придется тебе, Эви.

Пауза затянулась. Эвелин закуталась в простыню, как будто вокруг наступила зима, и ее стало знобить, но не от холода.

- Знаешь, когда мы познакомились с Робертом, мне показалось, что я влюблена. Он был такой симпатичный, умный, галантный, тем более что он сумел влезть в душу и моим родителям. Все было красиво: ухаживание, подарки, помолвка и, в конечном итоге, свадьба. И за всей этой глупой мишурой я не заметила главного, что не я нужна моему мужу, а мое приданое, связи и возможности отца, наш семейный бизнес. И он все это получил после нашего венчания, но вот сказочной семейной жизни не вышло... Я родила двоих детей и десять лет прожила под угрозой быть уличенной в грехах, которые и не пыталась совершить, а муж добился всего, конечно, не без помощи моего драгоценного папы. Меня же заперли в дорогом доме, и то, что я отвоевала три раза в неделю работать в школе, - это была грандиозная победа, потому что Роберт мечтал, вообще, похоронить меня у домашнего очага, который ни минуты не согревал нас. Хочешь, я скажу тебе, чего хочет от жизни  женщина моего возраста?! Смешно сказать, что любви… Честно, совершенно нелепо звучит, но как ни прискорбно – это именно так.   И  где же это сильнее всего ощущается? В школе.   Где с ума сходишь от женского засилья в классах, учительских, дворах… Куда не брось взгляд  - всюду «прекрасный пол». Такой нудный, такой завистливый. Говорят – девочки-подружки.… Всё это полная ерунда… Женщины дружат  только против других женщин или с теми, кто хуже их, чтобы лишний раз себе доказать, что я – лучше…

Представь себе, что большинство женщин моего возраста совершенно закончены для жизни, утомлены ей, развращены, или хуже, просто уничтожены. Они  замужем, и, как говорится,… «куда он денется с подводной лодки». Ан нет, знаете, почему для большинства из нас великая трагедия, когда муж находит другую? Потому что мы не понимаем, как это так? Вроде всё налажено: устоявшийся быт, дети , правда, часто глупее, чем кажутся, но всё-таки похожие на него. Не нужно думать над костюмом, причёской, макияжем, маникюром… Можно «жрать» после шести, отращивать себе живот, икры, щёки, надеясь, что он не замечает лишних килограммов, и… вот… в один прекрасный день всё рушится, и мы остаемся ни с чем,   при этом на весь свет кричим, какое чудовище эта молодая дрянь.    А чудовище – это мы с вами, монстр, от которого собственный муж шарахается, как кролик от удава. И в этот момент мы вспоминаем, что такое жалость … Начинаем давить на неё, как на больную мозоль, но всё тщетно… Остановка далеко позади, и поезд, идущий прямо под откос,   уже не остановить.

Но бывает и другая ситуация… Вы живёте с мужем уже много лет, знаете каждый его чих. И он постоянно гнобит вас, пытаясь взрастить вас полный комплекс неполноценности…  Вы прекрасно понимаете, что когда-то совершили главную ошибку в своей жизни – вышли замуж не за того человека, и  он это тоже прекрасно понимает. Но уже поздно… У вас дети,   вы бодритесь, терпите его постоянные уколы, но раздражение растёт, и вот вы перестаёте заниматься сексом, потом разъезжаетесь по разным комнатам и чувствуете, что жизнь кончена, всё, кончена бесповоротно… И в одном и в другом случае требуется, счастливый конец для одного и совершенно несчастный- для другого…  Как бы хотелось найти компромисс и выйти сухим из воды… Он  находит себе  женщину, а вы – мужчину, и все счастливы, близится счастливый конец, но , увы, это бывает, только в любовных романах третьего сорта, а на самом деле… Даже если и будет так, то супруги выпьют друг у друга по децилитру крови, разобьют все горшки, которые собирали в течение всей совместной жизни, наплюют друг другу в душу до того, что там начнётся потом, и лишь после этого разойдутся навсегда, сказав друг другу, как  же они ненавидят своего бывшего партнёра.

Такова жизнь, скажите вы, и будете совершенно правы… Если будете говорить о самоубийстве, то женщины назовут вас предателем с собственных детей, а мужчины скажут, что вы сумасшедшая, и зачем совершать этот шаг, понимая, что все так живут… Как страшно… Все так живут… Не хочу я так, крикните вы, но вам тут же ответят, что нельзя гореть постоянно, что требуется период «тихого пламени», а вы посчитаете, что это просто издевательство, что это самое пламя спалит вашу душу и ни  на секунду не задумается… получается, что в любом случае выхода нет.

И если сейчас мне подать на развод, то будет грандиозный скандал, и, увы, не он, а я окажусь неблагодарной дочерью, никудышной женой и плохой матерью. Все не на моей стороне. Это только так принято считать, что разведенная женщина не станет парией, в нашем же кругу я буду настоящим изгоем и лишусь всего: и родителей, и детей, и мужа.

- Такое ощущение, что я читаю русскую классику...

Эвелин нервно рассмеялась.

- О! Боюсь, что у меня не хватит мужества броситься под поезд.

- А стоит ли? Ведь помимо твоего круга существуют и другие, в которых ты могла бы начать новую жизнь и найти новую работу, друзей, любовь, в конце концов.

- Любовь? Не хочу... Новые страдания, неудачи... Не хочу.

- Но почему ты проецируешь все в негативную плоскость?- Алан вполне серьезно негодовал, а она посмотрела на него и вдруг стала смеяться, нет, хохотать до слез, до одури, до хрипоты. Журналист изумленно уставился на Эвелин, а она никак не могла успокоиться.

- Потому что у меня не было позитива. Ха-ха! Вот и ты сейчас читаешь мне какую-то дурацкую мораль о смысле жизни, свободе выбора, но ведь не хочешь подать мне ту самую руку помощи из новой жизни...

Эвелин говорила уже почти зло.

- Так к чему же эти разговоры? Или ты возомнил себя спасителем, вестником свободы, но свободен ли ты сам? Молчишь... Нет, все мы от кого-то или чего-то зависим, от людей или обстоятельств, не все ли равно...

Она вскочила с кровати и стала быстро одеваться.

- Значит все останется по-прежнему?

- Ну почему же, ты же сказал, что моя сущность изменилась.

- И что же ты намерена делать?

-Жить...

Больше она не сказала ни слова и, не попрощавшись, покинула его дом, а он и не настаивал, чтобы она осталась. Считая себя победителем, он проиграл, и теперь четко чувствовал неоправданность своих действий, а к профессиональному провалу примешивалось и вполне человеческое чувство горечи.

Через полчаса он сел за компьютер, и проработав до утра, отправил по электронной почте уже готовую статью под заголовком" Просто жить", а потом осушил залпом бутылку виски, понимая, что убежать от самого себя невозможно…»

5

- Стив, мне нужен этот сценарий, и ты должен...- Питер, казалось, готов был пойти на любые условия.

Стивен  долго молчал, а потом закурил сигару и как-то странно посмотрел на друга.

- Питер, все отменяется... Будем считать, что я ошибся и намеренно ввел тебя в заблуждение.

- Не понимаю...

- Ну, эта Потоцка уже заключила контракт с " Парамаунт", и я не думаю, что мы...

- Мы сможем перекупить его у них.

- А как же быть с эксклюзивным правом? Ведь она может подать в суд.

- Ладно, свяжи меня с ее агентом,- раздраженно процедил сквозь зубы Брэдли.

Стивен вздохнул.

- Я разговаривал с ним, и он утверждает, что автор категорически против твоей компании.

- Но судебные дела уже улажены, и компании ничто не угрожает, ее неправильно информировали. Ладно, найдите мне ее номер телефона.

- У нее его нет.

- Как нет? Совсем?

Стив утвердительно кивнул.

- Черт возьми, и за что я вам всем деньги плачу? У нее же должен быть электронный адрес, факс... Как- то же она общается с издателем. Сама  она где? Это вы хоть узнали?

- Говорят в Финляндии.

- Где? - в этот момент Питер напоминал рассерженного льва.

- Хяменлинна, что ли. У нее там какой- то дом или ферма, точно не знаю. О ней, вообще, мало что известно...

- И при этом, не дав ни одного интервью, она имеет такой бешеный успех?

- Ничего удивительного, просто человек пытается остаться самим собой.

Эти слова показались Питеру страшно обидными.

- Глупости! Сохранить себя, значит быть в безвестности, но раз уж начал сбираться на Олимп, то придется засунуть свои добродетели в самый дальний угол... Никогда не поверю твоим словам, пока лично в этом не удостоверюсь. Узнай о ней все, что возможно...

- Уже...

- Так что же ты молчал?

- А ты дал сказать? Так вот... Ей тридцать три, она русская, пишет лет пять. В прошлом году получила престижную литературную премию, на вручение которой так и не явилась. Светская жизнь ее не интересует... Ну, в общем, и все... Да, забыл сказать, не забудь надеть пальто, в Финляндии сейчас уже зима.

Оказавшись в самолете, Питер подумал, почему он полетел сам. Послал бы Стивена или еще кого из своей команды, но сам... Ответ пришел сразу: хотелось посмотреть на ископаемое, и дать понять, что без него с кино у нее роман не сложится. Брэдли был уверен в себе и четко представлял  их разговор о сценарии, роли и, главное, гонораре, но, оказавшись уже за сто километров от Хельсинки, он понял, что, собственно, ничего не понимает. Он ехал по трассе вдоль леса, обступавшего ее со всех сторон, а на нужном повороте даже спустился в его заповедные дебри. Остановив машину, Питер углубился в карту, еще раз сверяя маршрут с плохими объяснениями жителей маленького городка, в котором все друг друга знали не понаслышке. Огромные ели  нахлобучили на себя белые шапки, где-то раздался стук дятла, сорока сорвалась с ветки и понесла вперед весть о его прибытии. Выйдя из машины, он слегка задел мохнатую лапу дерева и тут же оказался под снежной лавиной, обрушавшейся со столетней великанши. Долго отряхиваясь, он услышал за спиной подозрительный шум и, повернувшись, не поверил собственным глазам: лось, пробравшись сквозь бурелом, медленно прошел в каких-то двадцати шагах от него. Тусклое солнце осветило все вокруг бледно-розовым светом, заставляя снег слегка поигрывать своими фальшивыми бриллиантами, а Питер все стоял, и у него в голове не укладывалось, что в Калифорнии сейчас жара.

Он проехал еще около двух миль и остановился на опушке леса, где стоял маленький, по его меркам, почти крошечный фермерский домик. Мотор заглох, и в ту же минуту раздался звонкий лай спаниеля, который несся к Брэдли через сугробы, рискуя запутаться в собственных ушах. Пес активно вилял хвостом и присевший на корточки Питер получил долю собачей любви с обильным слюноотделением. Когда он поднялся, то увидел, что по дорожке медленно идет женщина. На ней был белый пуховик, спортивные брюки, а на ногах валенки. Рядом с ней держалась уже не такая дружелюбная немецкая овчарка, шерсть которой на загривке встала дыбом. Собака  готовилась к прыжку, ожидая последней хозяйской команды, но та похлопала волосатое чудовище по голове и  сказала:

- Альфа! Свои!

Овчарка недовольно завиляла хвостом, подбежала к незнакомцу и, обнюхав его, отправилась за дом.

- Хорошо, что вы меня узнали, а то пришлось бы доставать паспорт, сидя на самом высоком дереве, тем ни менее позвольте представиться: Питер Брэдли.

И он протянул ей руку. Она несколько замешкалась, но потом все же пожала ее. Рука его оказалась теплой, а рукопожатие твердым и уверенным.

- Софья.

При этом женщина усмехнулась.

- Ну, вы личность известная...

Питер был явно удивлен.

- Так мой приезд не стал неожиданностью?

- Нет, меня предупредили.

- Значит, разведка работает, как часы...

Зря он это сказал, слова выскочили совершенно непроизвольно, и он заметил, как исказилось ее лицо.

- По-моему, это вы наводили обо мне справки, я же, лично, вами не интересовалась.

- Почему же? Составили бы досье или психологический портрет...

- А зачем? Я и так вижу, что вы достаточно упрямый человек, привыкший добиваться всего, а иначе вас бы здесь не было.

Надо было как-то спасать положение, а  не поговорить ли о себе любимом?

-Интересно, а картины с моим участием вы видели?

- Да, с некоторыми вашими работами я знакома.

- И как?

Вопрос откровенно провоцировал, и она улыбнулась.

- Я не ваша поклонница.

Теперь уже недовольно вытянулось его лицо, но он лукаво продолжал:

- А я в ответ хочу сказать, что мне нравятся ваши романы.

- Грубая лесть вам совершенно не к лицу.

- Почему вы так думаете?

- Потому что вы ни один мой роман не читали.

- Да? -  он картинно изобразил недоумение.- Нет, вы не правы.

- Как раз наоборот... Мужчины не читают женских романов. Образ мыслей не тот. На ваш взгляд -  все слишком примитивно.

- А почему же я тогда здесь? Прилетел из Лос-Анджелеса в эту богом забытую глушь...

- Ну, наверное, не затем, чтобы читать дифирамбы моему творчеству. Вижу, вы совсем озябли, а я не настолько кровожадна, чтобы заморозить вас до смерти, так что идемте в дом.

Как только они оказались внутри, Питер ощутил навалившуюся усталость перелета, но странно, в этом незнакомом месте ему было достаточно комфортно, будто он давно жил здесь. Маленькая кухня сияла чистотой, в камине приветливо пылал огонь, на подоконнике стояли деревенские красные герани, кот мирно дремал в углу, на большом кованом сундуке. Пахло почему-то луговой травой. Софи взяла у него пальто и пригласила сесть у огня в большое кресло- качалку. Он внимательно посмотрел на нее, теперь, без верхней одежды, Софи показалась ему совсем маленькой и беззащитной, и хотя характерец у нее был,   будь здоров,   она сдерживала себя, скрипя зубами, пыталась быть вежливой, хотя он знал, что его приезд ее сильно раздражает. Длинные рыже- медные волосы женщина убрала в толстую косу, что придавало ей несколько аскетичный вид, но только он хотел посмотреть в ее зеленые глаза, как она тотчас отвернулась.

Питер вытянул уставшие ноги. Потрескивание поленьев и монотонный звук настенных часов расслабляли. Софи взяла деревянный половник и зачерпнула из медного котелка, висевшего над огнем, какой- то жидкости, налила ее в большую глиняную кружку и, придерживая ее снизу полотенцем, подала  Питеру.

- Что это?- Брэдли подозрительно покосился на кружку, но вдруг учуял густой травяной дух, идущий от дымящегося напитка.

- Не бойтесь, это глинтвейн по моему собственному рецепту на шести травах.

Питер сделал глоток. Ароматная горячая влага наполнила его тело теплом, стало очень хорошо. Он допил содержимое кружки и взглянул на огонь. Искры разлетались в разные стороны, языки пламени лизали поленья, которые Софи только что подложила, они плясали сначала далеко, а потом все ближе, и вот огненный хоровод был уже вокруг него, глаза медленно закрылись, и он погрузился в блаженный сон.

Софи укрыла его пледом и вышла в другую комнату, включила компьютер, но долго сидела перед экраном, ничего не замечая. Смешно, но когда он спросил о своих работах в кино, Софи проявила настоящую вредность, а ведь ей  хотелось ответить, что его сложные психологические образы сильно впечатляют. Хотя... Софья провела рукой по лицу. Хорошо, что она ничего не сказала.

Проснулся Питер неожиданно. Что-то упало на пол, а он открыл глаза и увидел кота, который спрыгнул с сундука и, потянувшись всем своим гибким мохнатым телом, двинулся к камину, развалился у самой решетки, хитро прищурившись. В соседней комнате весело залаял пес, в ответ на это Питер услышал глубокий, чуть с хрипотцой, голос Софи, и говорила она... по-русски.

- Тим, ты мешаешь мне. Обжора, и так проглотил уже целый кусок ветчины, а у нас гость, и мы должны его хорошо накормить. Ну не надо, ты так хвостом не виляй, иди лучше и позови Альфу, скоро будем ужинать.

Надо же, оказывается, что он еще помнит этот язык. Он не разговаривал на нем уже десять лет, с того самого дня, как умерла его бабушка, но он не забыл ни слова...

Это  судьба? Бред. Но ужин...

Питер посмотрел в окно. Солнце отдавало холодному дню последние лучи, скоро стемнеет, а он еще и номер в гостинице не снял, думал, поболтает с писательницей и назад, а сам проспал в ее доме полдня, а к нужному разговору и на шаг не приблизился. Брэдли встал, но ноги были ватными, и он не смог сделать и нескольких шагов.

Что со мной? Чем она меня опоила?

Тут дверь открылась, и первым в комнату вбежал Тим. Пес подпрыгивал, пытаясь достать ладоней Питера. Софи вошла с большим подносом, поставила его на стол и стала быстрыми и проворными движениями накрывать к ужину. Еда была простая: масло, яйца, ветчина, хлеб. В кружки она налила густого домашнего молока.

- Садитесь, пожалуйста. У меня нет деликатесов, и думаю, что навряд ли сейчас можно соблюсти все ваши правила процентного соотношения калорий.

- Что?

- Ну, как же... Все телеканалы только и говорят о ваших подходах к питанию. Собственный повар, рациональное использование белков, жиров и углеводов.

- А вы всегда верите тому, что утверждает пресса?

- А вы на сегодня решили откреститься от своей пиар кампании?

- Если вы не возражаете, то я просто поем, можно?

- Конечно, тем более что здесь нет ни жучков, ни телекамер.

- Любите язвить?

- Придется потерпеть, ведь это не я врывалась на территорию вашей виллы, когда туда никого не приглашали...

Повисла пауза. Питер положил ветчину на хлеб и откусил кусочек. Ему показалось, что за всю жизнь он в первый раз услышал собственное жевание, так тихо было в комнате.

- Я понимаю, мой визит вам не по душе, и если вы знали о моем приезде, то посмею предположить, что и цель его вам тоже известна?

Софи внимательно изучала его лицо. Сейчас в нем не было того картинного лоска, придаваемого гримерами. По лбу бороздой пролегла глубокая морщинка, десятки других лучиками разбегались от глаз, под которыми нависли мешки, веки потемнели. Подбородок выдвинулся вперед, и от этого черты лица стали еще жестче. Перед ней сидел уставший от жизненных забот человек, придавленный той ношей, которую он сам взвалил себе на плечи, и которая так тяготит его теперь.

- Так что же вы молчите?

- А вы бы хотели, чтобы я прикинулась невинной овечкой? Конечно, я знаю, зачем вы здесь, и мой ответ - нет.

- Не будьте столь  категоричны или вы считаете, что создаете литературные шедевры, а я не достоин воплотить ваш гений на экране?

Софи улыбнулась.

- Вы думаете, что обидели меня этим? Смешно... Посмотрите на меня, по-вашему, я похожа на сумасшедшую?

- То есть?

- Ну, бегающий взгляд, трясущиеся руки...

Питер был в недоумении.

- Лично я себя считаю совершенно нормальной, а с такими данными шедевра не создашь, ведь, как известно, и за безумие, и за гениальность отвечают одни и те же гены.

- Хорошо, я в чем-то не прав, и ваше отношение к моему профессионализму здесь совершенно не причем, но ведь вы ведете переговоры с "Парамаунт" по приобретению одного из ваших романов, а мне  отказываете... Неужели вы думаете, что моя студия сделает фильм хуже, чем они?

Софи резко встала из-за стола.

- Да причем здесь это?!

- Значит, выбор студии значения не имеет? Тогда что же мешает вам отдать мне права? Ведь многие писатели годами ждут экранизации своих произведений, а для вас уже звездный час.

-Но  меня это совершенно не интересует...

Питер отказывался понимать ее.

- Люди идут в бизнес, чтобы делать большие деньги, и у вас скоро их будет очень много.

Софи тяжело вздохнула.

- Да поймите, вы, меня не гонорары волнуют, а творчество...

- Что? И вы называете беллетристику творчеством? Это что шутка? Так у меня времени на это нет, поэтому я предлагаю следующее: сделаем хороший сценарий, пригласим приличный актерский состав и снимем отличный фильм...

- И в конечном итоге, очередной раз поймаете финансовую жар-птицу за хвост. А не надоело?

- Что?

- Успех. Деньги...

Питеру сразу хотелось сказать, мол, да как можно, но слова почему-то так и остались неозвученными.

- Спасибо, что не услышала от вас привычного ответа.

- И не увидели в этом лицемерия?

- Ну, думаю, вам это не грозит.

- Тогда ответьте мне, вам - то этого всего не хочется? Только избавьте меня от романтической чепухи.

Софи засмеялась, но сказала совершенно серьезно:

- Думаете, я благородно отвечу, что мы с вами  в разных категориях. Нет, мне тоже деньги нужны, но все же я работаю, опираясь не на эту жизненную составляющую... Отвлекаюсь вот и всё…

- Простите, но вы меня не убедили.

- А я и не хотела этого делать: вы спросили, а я ответила, и закончим этот пустой разговор. Пойдемте, я провожу вас в комнату для гостей.

- А что, разве она у вас есть? И после всего сказанного, вы меня не выставите вон?

Софи покраснела.

- Было бы жестоко в темноте и по морозу заставлять вас возвращаться в Хельсинки. Не хочу, чтобы меня считали причиной вашего обморожения или еще чего похуже.

Они поднялись на второй этаж и вошли в крохотную спальню, обставленную в деревенском стиле, с большой самодельной кроватью посередине.   На покрывале  пестрели огромные вышитые цветы. Цветастые короткие занавески закрывали два маленьких оконца. Пахло лавандой.

Старина...

- Спокойной ночи, Питер,- сказала Софи как-то по-домашнему просто и вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

Брэдли упал с размаху на кровать.

А ведь она в первый раз назвала меня по имени… И почему у нее все так естественно выходит: и злиться, и убеждать?

Принимая душ, Питер думал, что, наверное, зря сюда приехал, эта маленькая писака никогда не пойдет на компромисс. Ее высказывания приводили в недоумение, заставляли задуматься о чем-то более высоком. Коммунистическая пропаганда... Забила себе мозги благими теориями, а теперь их еще и распространяет. Но он-то от пагубного влияния защищен. После, растянувшись на льняных простынях, он вдыхал их свежий аромат и рассуждал:

И какой дурак придумал спать на шелке?

С этим знаменитый актер и заснул, даже не вспомнив о завтрашнем дне. Нетипичный случай.

Софи же еще долго стучала по клавишам компьютера, и когда в двенадцать часов ночи раздался тихий звонок телефона, она была в гостиной. Его мобильный. Она вспомнила, что не одна. Софи пошла на кухню, подбросила в камин несколько поленьев и уселась в кресло, подобрав под себя ноги. Сегодня он тоже сидел в этом кресле. Она задумалась.

В первый раз Софья увидела его в Париже, на одном из светских приемов, и он показался ей таким же недосягаемым, как и герои его фильмов. Он был приглашенной «звездой» вечера, но держался довольно отчужденно и явно скучал. Заинтересовался он лишь однажды, когда его познакомили с ее мужем: в глазах загорелся почтительный огонек, который, впрочем, вскоре погас. Больше всего он тогда занимался своей женой, следя за тем, чтобы она не накачалась спиртным, что, впрочем, ему не удалось. С тех пор прошло несколько лет. И теперь, когда ей сказали о намерениях Брэдли, она не поверила собственным ушам. Софи давно решила для себя, что экранизировать романы не станет, но предложения сыпались и сыпались, а она со стойкостью гладиатора продолжала их отклонять.   Когда же пришло сообщение, что Питер едет сюда, Софи по- настоящему струсила, и в душе уговаривала себя держаться холодно и с достоинством. Женщину вполне устраивал свой маленький мирок, и не хотелось все в нем переворачивать. Нельзя было проявить симпатию к этому экранному супермену с блестящими светло-русыми волосами и большими зелеными глазами. Его выражение лица всегда напоминало ей изображения на старинных иконах, кроткое и страдающее, а улыбка заставляла на время забыть, кто она есть... Софья никогда не считала себя чьей-то поклонницей, да и мужчины ей нравились совсем другого типа, но он... Было в нем что-то такое, что сводило ее с ума, но Софи знала, что ее привлекает лишь образ, а на самом деле вместо цельной сильной личности она  увидит лишь пресыщенного, скучающего, слабохарактерного представителя богемы с холеными руками, нежной кожей и кучей прихлебателей. Но теперь, когда она с ним познакомилась,   все ее представления о Брэдли перешли в некую третью, неизученную ей плоскость. Он был мужчиной, настоящим, крепким, хоть и сильно уставшим. В нем чувствовалось совсем не экранное обаяние херувима или салонное жеманство, нет, это была ковбойская удаль. Его жесткий взгляд, крепкое мужское рукопожатие, не самонадеянность, а уверенность в себе, но главное, ум и ирония, переходящая в сарказм, подействовали на нее каким-то особым образом. Да, ему не чуждо и над собой посмеяться, и других поставить на место.

И что теперь делать?

6

Совсем не хотелось вставать. А солнечный луч падал ему на лицо, заставляя бесконечно зажмуриваться. Питер быстро поднялся с кровати и прислушался. В доме было тихо. Спустя несколько минут Брэдли спустился на первый этаж, но и здесь не было никого. Он вышел на улицу и увидел, что Софи чистит от снега ведущую к дому дорожку.

- А, мистер Брэдли! – несколько насмешливо произнесла она. – Ну как, выспались?

- Не то слово, уже и не помню, когда в последний раз так отдыхал.

- Вот и хорошо.

- Хотите, помогу? Я, честно говоря, что-то замерз.

- А вы сумеете?- Софи критически взглянула на гостя, будто не доверяла ему.

- Обижаете, мисс.

И, не дожидаясь ответа, Питер забрал из ее рук лопату.

Когда он закончил, то вновь увидел себя в полном одиночестве. Раскрасневшийся и бодрый от небольшого морозца и физических упражнений, Питер прошел на задний двор. Там Софи разговаривала с высоким крепким стариком. На слух финский показался Брэдли немного смешным. Женщина же очень серьезно говорила об очередном поручении, на что старик так же серьезно отвечал.

Ощущение инопланетянина, Пит.

Тем временем женщина подхватила два закрытых ведра и медленно пошла в сторону дома. Питер забрал у нее одно ведро, оно было тяжелое.

- Что это?- удивленно спросил Брэдли.

- Молоко. Я недавно подоила.

Они дошли до пристройки. Софья быстро открыла дверь и пропустила гостя вперед. Питер устроился на маленьком стуле и внимательно стал наблюдать за ее работой, а женщина взяла большую деревянную ложку и принялась аккуратно снимать сливки с принесенного молока.  

- Что сделаете из молока?- заинтересованно спросил Питер.

- Сыр,- сказала Софи, между прочим, совершенно не отвлекаясь от работы.

В это время остановилась работающая маслобойка. Быстрым движением Софья достала кусок свежего масла и положила его в воду, после этого отрезала корочку с еще горячего хлеба, который лежал здесь же, под полотенцем, намазала его маслом и подала Питеру. И откусив кусочек, он получил какое- то особое наслаждение, схожее с посещением своего ранчо. Стало легко и свободно, будто нет ни одной проблемы.

- Отлично!- вырвалось у него совершенно непроизвольно.

Софи улыбнулась и ничего не сказала. Заквасив молоко, она забрала масло и хлеб в дом.

- Зачем вам столько молока?

- Я отдаю его в детский приют.

- Но ведь от этого нет дохода?

- Ах, вновь вы все переводите в деньги,- было видно, что ей на самом деле досадно.

- А я поражаюсь тому, что вы сидите здесь, доите коров, убираете снег, и при этом даже не представляете себе, насколько вы известны, читаемы, любимы.

- Это для меня не секрет. Но думается, что вы не расскажете никому, как ко мне добраться, иначе мне придется переехать в еще более отдаленное место.

- Провинция. Глушь. И вам нравится здесь постоянно находиться? Вот у меня есть ранчо, но я бываю там редко, хочется, знаете ли, иногда освободиться от бремени популярности. Публичность утомляет. Но жить там постоянно я бы, наверное, не смог.

-А мне нравится провинция. Тихая, сонная глубинка, здесь или в России, или в Америке, не все ли равно, ведь только она и делает страну – страной, к которой так пренебрежительно относятся многие столичные хлыщи, вроде вас. А ведь вы забываете, в первую очередь, о самих себе, своей малой родине, своих корнях. Видно, не помните уже, как здорово, проходя по улицам, со всеми здороваться; знать, что сорока на хвосте принесет все, даже самые незначительные новости. В глубинках ничего не меняется годами, но не от этого ли теплеет душа?

Питер задумался.

- Может быть вы и правы. Я сам родился в небольшом городе, но всегда хотел уехать, не зависеть от родителей, сделать карьеру, иметь успех.…А теперь думаю, если бы начать все заново, я бы, может, и не стал тем, кем являюсь сейчас.

- Никогда не поздно начать все сначала и жить так, как хочется.

- Я был бы этому только рад, но это невозможно… Мне не дадут, ведь я – звезда! И этот статус определяет всю мою настоящую жизнь.

- Наверное, мне этого уже  не понять. Меня все это только отвлекает, не дает сосредоточиться. Я просто пишу, а популярность – это всего лишь издержки процесса, поэтому, как говорится, каждому свое.

Тем более,   что через это я уже проходила…

Софи посмотрела на часы.

- Надо работать?

- Пора, но думаю, сегодня придется сделать перерыв.

- Из-за меня?

Софи лишь кивнула головой. Она разожгла почти потухший камин, и они уселись перед огнем. Питер внимательно смотрел на эту, почти  незнакомую ему женщину и чувствовал, как от нее исходит какая-то особая душевная теплота.

- Мне нравится ваше общество,- сказал он очень тихо.

Задумчивый взгляд Софи упал на его лицо. Они посмотрели друг другу в глаза, и Питер подумал, что знает ее уже тысячу лет, что еще в какой-то далекой прошлой жизни им было друг с другом очень хорошо. Ком подкатил к горлу.

- Почему вы уехали из России?

Софья вздохнула.

- Долгая история, но я должна поправить: я оттуда не уезжала, а просто на время устала от  той несуразной жизни.

- Вы не любите свою страну?

- Люблю, но терпеть не могу тех людей, которые калечат ее. Россия – это клубок неразрешимых противоречий, но вам этого не понять. Вы не можете знать, как это протянуть всей семьей от зарплаты до зарплаты и при этом гордиться, что живешь в самой лучшей стране. У нас там круглый год зима, и не только в отношении погоды.

- Но ведь сейчас у вас демократия.

- Нет, мы всегда были рабами, ими и остаемся, а свобода – это лишь детские сказочки с прекрасным концом, которого нам не видать, как собственных ушей.

- Слава богу, что вы не сочиняете политических памфлетов.

- Смысла нет. Слепоглухонемым это не нужно.

- Поэтому вы пишите о любви?

- Будем считать, что эта тема мне гораздо интереснее всех остальных.

- Но писать об отношениях мужчины и женщины глупо.

- Вы в этом уверены?

-Конечно! Ну, что нового можно сказать обо всем этом? Есть страсть - хорошо, а нет - найдется другая.

Софи как-то странно посмотрела на Брэдли.

- Легко живете.

- Стараюсь.

- А скажите, Питер, вам было больно, когда вы расстались с Изабелл?

Брэдли не ответил.

- Вот видите, значит все не так просто, все-таки что-то, где-то болит, не так ли?

- Это провокационный вопрос…

- Интересно…Вашу жизнь промусолили на сотнях газетных страниц, залезли в ваш дом, в вашу, простите за нескромность, постель, а вы говорите о какой-то провокации. Смешно.

- Но они не забирались в мою душу.

- Потому что вы их туда не пустили. Боитесь боли?- Софи в упор смотрела на гостя.

Питер разнервничался не на шутку.

- А вы? От какой боли прячетесь в этих лесах? Не хотите ворошить старое?

Софи тяжело вздохнула.

- Наверное, не хочу испытать новую.

Она обняла себя руками, будто сильно озябла. Питер взял плед и укрыл ее худенькие плечи, затем взял ее руки в свои и сказал:

- Простите меня, я, кажется, зашел слишком далеко.

Софи улыбнулась, вернее, сделала неудачную попытку.

- Я так давно не касалась этого, будто вето наложила.

-Расскажите мне…

- Не знаю, стоит ли…

- Я не журналист – сенсаций делать не стану.

- Не думаю, что боюсь грязных пасквилей.

На что Брэдли серьезно ответил:

- А я боюсь.

Софи закурила сигарету, глубоко затянулась, а потом долго и пристально смотрела на огонь в камине. Брэдли же молчал, понимая, ее внутреннюю борьбу с желанием рассказать все, что засело глубоко внутри и давно превратилось в темное, заповедное место, к которому нет доступа.

- Мы познакомились еще в университете. Он был душой студенческого театра и полным разгильдяем-физиком. Его миниатюры пользовались страшной популярностью,   однокурсники носили его на руках, а вот экзамены он сдавал с большими трудностями. Приходил в аудиторию, брал билет, бросал на стол листок бумаги с вопросами и пускал его по рядам сидящих на экзамене, и каждый писал на листке все, что помнил по данным вопросам, с этим наш артист и шел отвечать.

Преподаватели просили его уйти в театральный, но в нашем городишке таких не было. А Москва…, Москва тогда была мечтой, тем более с такими зарплатами, как у наших родителей. Но я не проявляла к его творчеству никакого интереса, потому что его эгоцентризм страшно раздражал. Тоже мне «звезда»! При таком отношении, мы не могли сойтись ни при каких обстоятельствах, но судьба, как говорят, пошутила. Как-то мы оказались вместе в студенческой столовой. Он пришел с  большой компанией друзей, а я была одна и так углубилась в чтение черновиков своей курсовой, что не заметила, почему так долго стоит очередь в кассу. Толпа звала Алексея, а он рылся в своих карманах, пытаясь наскрести денег на оплату всего студенческого заказа. Он старательно пересчитывал свои копейки, но их все равно не хватало, а попросить взаймы не позволяла его болезненная гордость. В конечном итоге, кассирша рассердилась и стала снимать с подноса лишние блюда. Помню, как Леша скукожился, и мне стало его жаль. « Не надо! » - сказала я и протянула свои деньги. От еды мне пришлось отказаться. Я пошла к выходу, в душе костеря его безалаберность, но вдруг чья-то рука легла мне на плечо. Лешка догнал, и я позволила ему войти в мой  маленький мирок.  

Вместе мы ходили в театры, на экскурсии, и в процессе бесконечных разговоров обо всем, я узнала, что он вовсе не замкнутый на себе человек и ужасно комплексует по поводу своего творчества и успеха, стараясь для всех быть недосягаемым, тем самым, скрывая свои , как ему тогда казалось, недостатки. Учеба подходила к концу, и мы решили пожениться и отправиться покорять Москву. Но то, что в провинции казалось талантливым, выглядело  несколько по-дилетантски в столице, такой пресыщенной и претенциозной. И приступ с первого раза не был удачен, как и со второго, и с третьего. Одолевал и быт: жили то у родственников, не горевших желанием нас терпеть, то в съемной комнате без окна  рядом с туалетом. Работой Алексея не интересовались долго, так что пришлось и вагоны разгружать, и дворы подметать. Устроиться в столице с дипломом провинциального университета было практически невозможно. Силы были на исходе, когда я с лопатой в руке после сильного снегопада подошла к одному очень известному режиссеру и попросила прослушать моего мужа. Сначала этот пожилой человек посмотрел на меня, как на сумасшедшую, но машина была завалена снегом, и отгребать его ему не очень хотелось. Наверное, я действительно выглядела достаточно жалко, потому что он…согласился. В результате Лешкины идеи понравились. В самом начале была экспериментальная студенческая студия, потом театр в фойе, затем малая сцена и, наконец, большой зал. Дальше – больше. Приглашение в Питер, турне по Европе, организация собственной труппы. Нам каждый день звонили из разных городов мира, зазывая Алекса на постановку хотя бы одной пьесы.

- Так значит Алекс Потоцкий ваш муж? – Питер был искренни удивлен.…Но тут что-то неприятное стало вползать в сознание. – Но ведь кажется он...

- Да, он разбился в авиакатастрофе несколько лет назад, а с ним и наша дочка, моя маленькая девочка…

Софи отвернулась, и Питеру показалось, что она сейчас заплачет, но тут он увидел, что она уже плачет, но только одними глазами.

- Вечером они должны были вылететь из Америки, а утром я  узнала, что самолет разбился…  Их тела так и не нашли в океане. Ну вот, теперь, кажется, тайн не осталось.

После этого они долго молчали. Питер несколько раз порывался что-то сказать, но слова, как известно, иногда даже вредны. Огонь в камине почти погас. Короткий день подходил к концу, в  комнате стало почти темно. Брэдли включил настольную лампу и тихо сказал:

-  Говорят, что  талантливых людей бог забирает в первую очередь, ему самому такие нужны, да и ангелов не достает...

- Да, я думала об этом, тем более что и времени у меня было предостаточно. Но нет, здесь произошло нечто другое. Да, у нас появился шанс, мы ухватили за хвост удачу, а может, нам ее просто дали в испытание, которое мы, к сожалению, не прошли. Деньги, успех, слава, а о душе и подумать некогда. Материальные блага скрыли истинное положение вещей, и мы стали неправильно жить, забыли, как это там, за бортом, когда тебя никто не знает, когда не хватает денег на еду и нет практически никаких возможностей. Вот оно испытание для души, чтобы при всем, что имеешь, не потерять главного – умения сострадать, помогать людям, не забывать о тех, кому этого шанса не дали, одним словом, остаться человеком в истинном понимании этого слова. А мы не прошли, не выдержали, провалились, еще раз доказав свою обычную заурядность. И вот пришло наказание. Но Алексу повезло больше…

- Не думаю. Если рассуждать, отталкиваясь от вашей позиции, то, как раз наоборот, он будет еще долго мучиться перед лицом божьим, а вот у вас есть вполне реальный шанс искупить грехи при жизни, ведь земной срок так мал, по сравнению с веками в чистилище.

- Боже, какой странный у нас разговор.

- Вольная трактовка библии.

- А, по-моему, это всего лишь ересь.

- Что ж, тогда это тоже грех.

Пауза показалась ему вечностью.

- Знаете, Питер, я так устала бороться с такими, как вы, может быть, если  я отдам вам права на книгу, меня наконец-то оставят в покое, дадут до конца забыться от своего горя. Но у меня всё-таки останется одно условие.   Сделайте такой фильм, чтобы на показе люди плакали, тогда это  будет не только коммерческий проект.

Она набрала номер телефона.

- Алло, Саймон, я передумала. Оформляйте  эксклюзивное право на Питера Брэдли. Нет, я не изменю своего решения, и будьте у меня завтра, чтобы я смогла подписать документы.

Софи улыбнулась.

- Ну, вот, кажется, и все. Мы решили все проблемы. Через неделю бумаги будут у вас, а теперь мне пора.

Она встала и хотела пойти в кабинет, но Питер взял ее за руку и крепко сжал.

- Ведь это жертва, а я не могу ее принять, не узнав до конца, почему вы сделали это.

- А стоит ли?

- Мне кажется да.

- Я говорила « нет» не вам одному, но и всем остальным. Это только мой агент суетился и предварительно договаривался за моей  спиной, я же всегда считала, что мои опусы не стоят экранизации. Да и, вообще, любовь в кино чаще всего выглядит либо безликой и статичной, либо пошлой и слезливой до безобразия.

- Так почему же вы передумали?

-  Если хотите, то увидела в вас  что-то такое…. Вы способны на поступок, а разве этого мало?

-  Но ведь это неправда.

- Пусть так, хотя какая разница.

В этот момент Питеру почему-то захотелось оправдать перед ней всю свою жизнь. Но для чего? Ведь ей это совершенно не нужно.

- Я не смогу, - вырвалось у него.

Софи как-то странно на него посмотрела и наконец-то отняла свою руку, от чего Питер вдруг почувствовал себя страшно одиноким.

-  У вас всё очень хорошо, - она явно пыталась его успокоить, - но будет ещё лучше, вам лишь слегка необходимо изменить свои приоритеты. Только не забывайте, что я смотрю с точки зрения обычного обывателя, человека из толпы. Из ваших разговоров я поняла, что вы относитесь к славе, как к назойливой мухе, как к чему-то само собой разумеющемуся, и в этом ваша ошибка. Вы видите лишь оголтелые толпы поклонников, пытающихся разорвать вас на части, но среди них есть и другие ваши почитатели, уважающие, понимающие, и, может быть, по-настоящему вам благодарные. Задумывались ли вы, что сыгранные вами роли учат других любить, жить правильно, не нарушая человеческих законов. Это большая ответственность, ведь вам верят, а значит, это очень серьезно.

В самолете Питер так и не заснул, непрерывно прокручивая их последний разговор.

Может быть во всем, что она мне говорила, и есть доля истины.

Брэдли вспоминал себя, когда, окончив Гарвард, бросил вызов отцу, и, отказавшись от его поддержки, пошел на театральные курсы. Как жил в тесных меблированных комнатах, давился хот-догами и часами выплясывал на холодном ветру перед Рождеством, изображая праздничную индейку. И каким бы тернистым не казался ему дальнейший путь, все же впереди была цель, до которой надо было идти, ползти, карабкаться, несмотря на любые жизненные препятствия. А позже, когда шанс, как говорила Софи, был дан, он совершал одни ошибки. Милосердие, любовь к ближнему – такие слова отсутствовали в его лексиконе. Даже отец, которого Питер считал снобом в последней инстанции, даже он заботился об окружающих. Благотворительные аукционы, подарки нуждающимся, строительство общественных столовых – все казалось Питеру ненужными пустяками, которым не стоит придавать значения. Да, у него было все, но не было главного -  ответа на такой незатейливый, как раньше ему казалось, вопрос:   как жить дальше? А ведь еще и ответственность за других, что с ней делать? Тупик. И вдруг перед его глазами появилась  Софи, и губы ее что-то шептали, но что?

Софья, помоги мне!

И тут он понял. Надо любить, любить без остатка, без сожаления… Любить  людей.

7

Питер зашел в кабинет, весело насвистывая. Секретарша тут же  позвонила Стиву.

- Ты получил права на книгу? Как тебе это удалось? Что уложил госпожу-  писательницу в кровать?

- Ты идиот, Стивен!

- Да назови меня, как захочется, но ты гений! А что, разве Потоцка сделана из какого-то другого теста?

- Не заставляй повторять тебе одно и то же.

- Хорошо. Так что, садиться писать сценарий? Текст будем кроить?

Питер задумался.

- Не знаю, надо подумать, тем более официальные документы будут у меня через неделю.

- А ты не боишься, что она изменит свое решение?

- Не думаю. А у тебя будет отдельное задание: подыщи мне кандидаток на главную роль.

- Хорошо, мобилизуем кадры. Кто же сыграет главного героя?

- Я…

- Все же решился, и что собираешься играть?

- Правду.

Документы доставили раньше. Сценаристы приступили к работе. А Брэдли начал изводить своих помощников бесконечными кастингами. Он перепробовал на роль Эвелин с десяток достаточно известных актрис, но было что-то не то. И тут он поймал себя на мысли, что ищет некую женщину, похожую на  Софи. Глупость! Нахмурившись, он сидел в кинозале, когда ассистент принес ему кипу фотографий. Брэдли хотел было отмахнуться, от резкого движения несколько снимков упало на пол, и сверху оказалось фото неизвестной девушки: пронзительный взгляд из-под опущенной рыжей челки завораживал.

- Кто она?

- Это Кэтти Свенсен, она из начинающих.

- Я хочу ее посмотреть.

- Но ведь героине тридцать, а этой девочке нет и двадцати, - Стив был явно  недоволен.

- Господи, но почему ты вечно упрямишься? Неужели нельзя просто показать мне эту девушку?

- Да как хочешь, но не забывай о ее нервах, ведь как только она тебя увидит, то сразу  потеряет дар речи.

- А, по-моему, ей нужна роль, а не я. И хватит об этом.

-  Насколько мне известно, то ты нужен всем: от официантки из бара, до известной писательницы.

Питер смотрел на друга с нескрываемым презрением, так что тому пришлось отступить.

На радость Питеру, Кэтти просто хотела сниматься в фильме, а не строить глазки своему партнеру, тем более что на пробах  она была великолепна, и довольный Питер, улыбнувшись, сказал:

- Если все пойдет так и дальше, то после выхода картины, вы проснетесь знаменитой, но не теряйте голову, моя дорогая, а не то станете такой же, как я: старой и неудовлетворенной.

Когда девушка покинула павильон, Брэдли еще раз просмотрел весь отснятый с ней материал. Да, она действительно подходила идеально. В ней не было еще того налета знаменитости, от которого за версту несет цинизмом и вседозволенностью. Чистый взгляд, полный настоящей любви и неподдельной муки. Точное попадание.

Он начал работать с энтузиазмом, которого уже давно в себе не замечал, часами не вылезая со съемочной площадки. Вновь была цель, а снимать и сниматься одновременно, казалось трудно и интересно. За работой прошла боль, и пришло прощение. Питер отпустил Изабелл, как из своей жизни, так и из своего сердца. Теперь он знал, что без прощения не смог бы жить дальше, а значит, не смог бы  полюбить…Кого? Неужели ему нужна Софи? Да, она была нужна ему, со всей своей независимостью, нестандартностью, непонятностью, вся, целиком и без остатка. Но он также понимал, что это невозможно, ведь, что привлекало других женщин, для Софи не имело никакого значения, а, убрав то, в чем он реализовался, Питеру нечего было ей предложить. С каждым днем ему становилось все труднее сдерживать себя, а руку, как магнитом, тянуло к телефону, но чтобы позвонить, должен быть повод… Конец, классический happy end никак не вписывался в структуру фильма, но ему так хотелось поставить в конце не многоточие, а восклицательный знак, типичный пример извращенного сознания Голливуда. Чем не предлог? И он рискнул позвонить. К трубке долго никто не подходил, и когда Брэдли уже решил нажать «отбой», что-то щелкнуло, и ее голос произнес обычное «алло».

Питер глубоко вздохнул, и она поняла.

- Мистер Брэдли?

- Я рад, что мне уже не нужно представляться.

Она засмеялась, а он спросил:

- У вас хорошее настроение?

- Да, ожидается интересная поездка.

- Куда, если не секрет?

- Домой.

- Понятно, а я звоню вам по поводу финала вашего романа.

- Вы хотите предложить зрителям счастливый конец?- голос ее резко изменился.

- Ну, думаю, что это подходящий вариант.

- Что ж, в конце концов, решать вам, но тогда исказится смысл, а, впрочем, все это уже не имеет никакого значения. Счастливо оставаться,- и она отключилась.

Вот и позвонил…

Домой он приехал поздно. Экономка оставила ужин на столе, но греть его Питеру не хотелось. Он достал из холодильника бутылку пива и уселся на диване в большой гостиной. Брэдли долго щелкал кнопками пульта, не останавливаясь ни на одном телевизионном канале, а потом и вовсе забыл о нем. Телевизор рябил и трещал.

Техническая неисправность. Позови мастера, и через несколько минут все наладится. А тут кого позвать? Психоаналитика? К ним сейчас бегает половина Америки, а счастливее все равно не становятся. Маму? Что может посоветовать милая женщина, полностью растворившаяся в своем муже? Не стоит разрушать ее идеально скроенный мир. Да, плохо, что нет больше бабушки. Она бы точно все поняла, смогла бы выслушать.

Он закрыл глаза. В его детской памяти она была ярким, светлым воспоминанием. Лучше всего он запомнил ее, сидящей у камина в большом деревянном кресле и с вязанием в руках. На кончике носа у нее были очки, за которыми ее небесно-голубые глаза казались неправдоподобно большими. Седые волосы она всегда заплетала в две косы и укладывала вокруг головы, закрепляя их костяным гребнем, с которым никогда не расставалась. И маленький Питер знал, что это подарок деда. В далеком сорок пятом молодой летчик подарил гребень шестнадцатилетней девочке, дочке русских эмигрантов, которая помогала своему отцу-хирургу в военном госпитале в Кливленде. Дед всегда называл ее Маша, хотя для всех остальных она была Мэри. Женщина из другого мира, из другой жизни, совершенно непохожей на американскую демократическую жвачку. Она учила его русскому языку, чтобы он чувствовал, что в нем течет не только заокеанская кровь, чтобы он мог в оригинале познакомиться с литературными произведениями русских классиков. Она даже котенка ругала по-своему и звала его странным именем Васька. И его она тоже называла на свой лад, нежно: Петруша. Столько лет прошло, но он ничего не забыл, и сейчас все это выплеснулось наружу с новой силой, а душа заплакала. Ничего нельзя вернуть. Морщинистая бабушкина рука гладила его непослушные волосы, пока он с трудом складывал русские слоги в слова. Он знал, что это всегда с ним. А окружающие называли это особым славянским менталитетом. Больно защипало в глазах. Он вспомнил ее похороны, на которые ему прошлось добираться из Европы. В маленькой церквушке было полно народу, многих Питер видел впервые, но слезы на глазах у всех были настоящими, а ведь никто из них не понимал песнопений православного священника. Просто покойная была хорошим человеком. Над могилой подняли большой деревянный крест, и тут дед, всегда такой сдержанный и холодный, встал на колени и, припав к сырому холму, не стесняясь присутствующих, зарыдал от отчаяния и боли. И тогда впервые Питер не знал, что делать и как помочь человеку, потерявшему самое дорогое – любовь.

Брэдли резко встал и направился к телефону. На другом конце провода забормотал сонный голос Стивена:

- Питер, ты что? Что-нибудь случилось?

- Мне надо уехать…

- Нельзя! – Стив моментально проснулся.- Один день простоя – это десять тысяч баксов! Мы не покроем затраты.

- Меня это не волнует. Я уезжаю к деду. Надо поговорить.

Утро вступило в свои права, когда Питер подъехал к большому загородному дому . Сад был так же ухожен, как во времена бабушки, но если тогда она сама пропадала в нем часами, то теперь здесь держали два садовника. Экономка тактично склонила голову и поздоровалась с молодым хозяином, а он, не останавливаясь, взбежал вверх по лестнице и без стука ворвался в кабинет. Старик, покуривая трубку, сидел в глубоком кресле и внимательно смотрел на шахматную доску. Даже не взглянув на Питера, он жестом пригласил его присесть. Внук с размаху плюхнулся на диван, что заставило деда отвлечься и взглянуть на него, а Питер подумал, что дед в свои восемьдесят шесть еще держится достаточно бодро, хотя ходить ему все труднее.

- Петруша, - слово ударило под дых. – Что с тобой?

Вместо ответа Питер взглянул на портрет бабушки: молодая, красивая, улыбающаяся, искрящаяся от счастья. Дед сильно затянулся и, выпустив несколько колечек дыма, спросил:

- Влюбился?

Питер несколько смутился, не ожидая такой проницательности.

- А что заметно?

Дед лишь кивнул.

- Теперь не знаю, как поступить.

- Не думаю, что тебя надо учить…

- Тут все сложнее.

Дед почему-то усмехнулся.

- Она что особенная?

Питер выдохнул:

- Она как бабушка… Она русская. И я не знаю, как вести себя с ней. За столько лет пропаганды, я так привык к образу врага, который теперь никак не вяжется с этой хрупкой женщиной. Бабушка была не в счет, ведь она – американка, а все эти русские не такие, как мы.   Но ведь любовь…, она на всех одна, разве не так? Я чувствую, что мой привычный мир рушится на глазах. Раньше все было просто: я хочу эту женщину, и, значит, я ее получаю. Мое тело – мой арбитр, но сейчас…. Сейчас я даже не знаю, как мне быть.

- А что, если ты предложишь ей отношения?

- Я боюсь первый раз в жизни. А если она откажет мне? Если не согласится, отвергнет, отвернется?

- Внук, это уже серьезно. Здесь надо действовать молниеносно, чтобы она не смогла опомниться, не дать ей возможности выбора, пусть примет все, как свершившийся факт.

- И это реально?

- Все в твоих руках.

-Знаешь, я так переживаю за нее. Она такая независимая, такая самостоятельная…

- Тебя раздражает то, что ты не можешь ей управлять? И не надо, ты лишь должен показать ей, что готов помочь, понять, поддержать. Борись, но не доказывай своего превосходства, склони, но не сломи ее воли, и это будет уже настоящая победа.

- Но почему она такая?

- Потому что она женщина. Твоя женщина.

Теперь Питер был готов сказать Софи о своих чувствах. Вернувшись к себе, он позвонил в Финляндию, но она уже уехала. На автоответчике скопилась уйма поздравительных сообщений. Оказывается, его объявили лучшим американским актером года по версии одного из центральных журналов, но ему почему-то было все равно. Брэдли сел  на стул и включил телевизор. Трагедия в России! Взрывы в Москве унесли несколько сотен жизней! Питер тупо смотрел на ведущую новостной телепередачи. Все телеканалы наперебой передавали репортажи с места событий, а он, как застывшая ледяная глыба, сидел перед экраном со сжавшимся до микрона сердцем. От страха у него перехватывало дыхание, когда он представлял себе под этими обломками ее маленькое искалеченное тело.

Куда ехать? Что делать?

Он точно знал, что Софи в Москве, но насколько огромен этот город, чтобы она не оказалась в центре событий? Питер звонил в посольство, но точной информации так и не получил. Оставалось ждать, а неизвестность убивала. И когда через два дня ему сообщили, что Софи прилетает в Нью-Йорк, он, не задумываясь, взял билет  на  самолет и, перелетев через всю страну, стал ждать ее в аэропорту « Кеннеди», создавая ненужный ажиотаж  вокруг своей персоны.

Боже мой, а ведь я знаменитость! Совсем забыл об этом. Досадно.

Стив трезвонил, не переставая  умолять о возвращении на съемки. Рядом не было ни агентов, ни администраторов, способных создать необходимый имидж. Но свободы не было тоже.   Журналисты все-таки выследили его, и теперь он находился в ловушке, не спасли даже ухищрения охраны. И вот он увидел ее. Хорошо, что она была в темных очках. Брэдли схватил Софи за руку, пытаясь увлечь ее подальше от любопытных глаз, но, казалось, папарацци обложили его, словно на охоте. Быстрым движением он притянул ее к себе.

- Цела! Слава богу!

От такого напора Софи растерялась, а, взяв себя в руки,   разозлилась.

- Да что происходит, в конце концов? Питер? Мистер Брэдли, я не понимаю, что это вы здесь делаете?

- Интересно, сама уехала, ничего не сказав, там взрывы, а теперь она не понимает!

- А почему, собственно говоря, я должна отчитываться перед вами? Вам-то до меня какое дело?

- Да самое прямое, мне и скрывать нечего, я хотел тебя видеть, я волновался.

- Понятно.

Она взяла чемодан и отправилась к выходу, а Питер помчался следом и забрал ее багаж. Он хотел поговорить с ней, но тут предательски заблестели вспышки фотокамер. Люди стали оглядываться, постепенно начала собираться толпа. Софи бросила ему чемодан и быстро смешалась с набежавшими людьми. Продравшись сквозь стену поклонником при помощи охраны, Питер понял, что потерял Софи из виду, и когда, совершенно растерянный, сел в свой автомобиль, раздался телефонный звонок.   Софья по-русски прокричала несколько ругательств, а потом вежливо добавила по-английски, что будет ждать его в шесть вечера в баре «Крокус», который находился, чуть ли не на другом конце города.

Ему пришлось порядочно помотаться в данном районе, будто он шпион, и только после этого поехать по указанному адресу.

Полутемный зальчик был почти пуст. Софи сидела в дальнем углу и курила уже четвертую сигарету подряд. Когда он присел рядом, она нервно затушила окурок в пепельнице и прошептала:

- Вы привлекаете слишком много внимания, я так и знала, что, приоткрыв вам свою дверь, вы ввалитесь в мою тихую жизнь целиком…

- И хоть немного расшевелю ее.

- А вы думаете, что мне этого хочется?

- Раздражаю?

- Не даете спокойно жить. Вы чемодан принесли?

- Да.

- Надеюсь, с ним все в порядке?

- А что у тебя там драгоценности?

- Нет, там моя рукопись.

- Как я и предполагал.

Она хотела встать из-за стола, но Питер удержал ее. Голос его стал серьезным.

- Софи, подожди, не уходи, пожалуйста. Посиди со мной немного.

Софи присела, и они долго молчали.

- Извини, но я, кажется, перешел на «ты».

- Да что уж теперь.

- Кстати, почему ты не спрашиваешь, как идут съемки?

- А мне это совершенно неинтересно.

Питер улыбнулся.

- Ты ведешь себя, как ребенок. Почему ты воспринимаешь меня в штыки, неужели я так тебе неприятен?

Софи ощетинилась:

- С чего ты взял? Мне, лично, все равно.

При этом голос ее предательски задрожал, и она отвернулась в сторону. Надо было сменить тему разговора.

- У меня новость. Я вошел в «пятерку» дураков Америки, не хочешь поздравить?

- А я слышала, что тебя назвали актером года.

- О! Это совсем другая история, но вот первая – это действительно супер!

Софи внимательно посмотрела на него и спросила:

- Это из-за развода?

- Да нет, наверное, я на самом деле недалекий….

- Боже мой, Питер! Ты столько раз говорил, что тебя не интересует общественное мнение, так что же случилось теперь? Этот глупый рейтинг тебя волнует? Тебе неприятно?

- А ты что взялась меня утешать?

- Интересно, разве не этого ты от меня добивался?

- Ясно. Это ведь заложено в вашей женской природе: жалеть, помогать, поддерживать. А полюбить живого, нормального мужчину, этого в твоей программе нет?

- Все возможно.

- Так почему же ты придумываешь благородных рыцарей в двадцать первом веке? Создаешь какой-то непонятный, отвлеченный идеал? Наверное, современным женщинам, таким независимым, гордым, самостоятельным, скоро мы будем абсолютно не нужны. Лучше всего иметь дело с этакими бесполыми существами, а мужчин представлять первобытными чудовищами, не умеющими понимать представительниц слабого пола, которые сами кого угодно за пояс заткнут.

Софи вздохнула.

- Женщины не изменились, Питер. Поверь мне, под налетом так называемой эмансипации осталась все та же неуверенная, ранимая идеалистка.

- Смешно, но что-то я мало сталкивался с такими, все больше стервы попадались…

- Может быть, не там искал?

- И не тех. В этом ты права. Когда ты на пике, то кажется, что любая, даже самая прекрасная и недоступная, будет твоей. Моя популярность открывала любые замки к самым неприступным сердцам, но к одному сердцу я ключей подобрать не могу….

- Это не страшно. Всякий бастион покоряется, были бы деньги, время и личное обаяние.

- Думаю, что этого здесь недостаточно.

- Извини, Питер, но мне действительно пора. Надо поработать над последней главой, а я так устала, что просто валюсь с ног.

- Знаешь, я хотел тебя спросить: страшно было в Москве?

- Нет, только мерзко, что от безмозглых политиканов должны страдать обычные люди. Стыдно за государство, которое не может  и не хочет защитить своих граждан. Но ведь это ни для кого не новость.

Когда Софи ушла, к столику подошел пожилой человек и представился владельцем бара.

- Извините, мистер. Вы Питер Брэдли?

- Тс-с, тихо, приятель, не надо так громко кричать об этом.

- Хорошо, но не могли бы вы дать автограф для моей дочери. Она сломала позвоночник и не может ходить, но вы ей очень нравитесь – вся комната обклеена вашими портретами, - при этих словах старик страшно смутился и подал Питеру листок бумаги и ручку.

Начну с малого.

Питер взял листок, и, спросив, как зовут девочку, написал: «Милой Саманте от Питера Брэдли. Выздоравливай поскорее! » И положив на стол несколько сотенных банкнот, вышел из бара под звуки нежного блюза.    

8

Софи сидела за компьютером, но работа не шла ей на ум. Она думала о последней встрече с Питером, понимая, что он говорит о ней и ни о ком больше. Женщина подошла к зеркалу: длинные пряди волос распушились, от усталости сильно ввалились глаза, на щеках появился нездоровый румянец, черты лица заострились, и на этом фоне стали ярко выделяться мелкие веснушки на носу.

Чучело! Замученное и раздосадованное.

Она потянулась за сигаретой, закурила и вышла на балкон. Внизу шумел городской океан. Бесформенные громады домов  вспыхивали обрывками света проносившихся мимо автомобилей. Мертвый, механический мир душил ее.

Скорее бы уехать отсюда прочь.

Она бы никогда не приехала в этот город, но новый контракт предполагал ее личное участие. Мысли вновь вернулись к Брэдли. Она его любит, сколько можно себя обманывать, но раскрыться – это было бы полным безумием. Он из другого мира и должен там остаться. А она, она никогда и ни под каким предлогом больше не хочет туда возвращаться.   Когда она начинала думать об этом, то ей становилось страшно. Боже! Его любят миллионы! У сотен тысяч его портрет украшает стены комнат, он – идол, золотой телец! Нет, это не для нее. Пусть все останется как есть, так спокойнее….

Не хочу быть одной из тысяч. Не хочу быть даже одной.

Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть. Голос  Брэдли вывел из состояния задумчивости.

- Я у твоего номера.

Ее сердце готово было выскочить из груди.

- Я сплю.

- Неправда, ты только что стояла на балконе. Софи, я не кусаюсь.

Это уже был вызов, и если она не откроет, он будет знать, что она боится, а еще хуже – поймет, что он ей небезразличен. Софи решительно подошла к двери и потянула ручку. Дверь резко откинулась в сторону, и в этот момент Питер схватил ее за плечи и резко привлек к себе. Их губы встретились. Поцелуй был грубый и требовательный. От неожиданности Софи потеряла способность что-либо соображать и лишь цеплялась за Питера руками, пытаясь отстраниться. Но чувственность ее проснулась, заставляя женщину забыть обо всем и лишь наслаждаться прикосновением его губ. Тело ее расслабилось, голова откинулась назад, и вот она уже отвечала на его ласки, прижимаясь к нему всем телом и умоляя о большем. Он бережно поднял её на руки и отнёс на кровать. Питер раздевал её медленно, уже не сомневаясь, что она не позволит. Его прикосновения были нежны, и от них тело Софи загорелось. Мозг, затуманенный нахлынувшими чувствами, припоминал это невероятное томление, рождающееся в ней вновь после стольких лет затворничества.   И это случилось. Он был в ней, он заполнил её всю, с каждым толчком отдавая часть себя, утверждая свою власть над ней. Но это было взаимно, он знал это, видя,   как она отвечает на каждое его движение. Страсть поглотила их огромной волной, а когда, опустошив, выбросила на берег, глаза Софи закрылись, и через минуту она, свернувшись в маленький клубочек, тихо спала, исчерпав все свои силы до конца. Питер долго смотрел на нее, целовал ее волосы и глаза, ему не хотелось уходить, но он точно знал, что если останется, то на утро весь Нью-Йорк узнает, у кого он ночевал. Ведь фотографы готовы вывернуться наизнанку, чтобы сделать скандальный снимок, и это неудивительно, потому что некоторые печатные издания отваливают им баснословные суммы за эти фотографии. Когда Питер думал, сколько хорошего он смог бы сделать с такой суммой, скольким людям помочь, а может снять серьезный фильм, он почти готов был сам позировать в любых  позах даже за гораздо меньшее вознаграждение, но Софи…не должна иметь к этому никакого отношения, не для того он так долго искал ее, чтобы какой-то жадный до денег папарацци смог разрушить его такую еще хрупкую попытку счастья.

Засунув руки в карманы и насвистывая старую мелодию Пресли, Питер сбежал по лестнице и, отпустив свою машину,   медленно пошел к набережной. Морской бриз растрепал его волосы, и он вдохнул полную грудь океанской свежести. Вдали слышался гул порта, жизнь в нем не замирала даже ночью. Питеру хотелось перенестись назад во времени, чтобы все повторилось вновь десять, сто, тысячу раз. Ему хотелось остаться с Софи, заниматься с ней любовью, слушать ее тихое дыхание, сжимать ее в своих объятьях, смешить ее, спорить с ней, в общем, быть с ней постоянно. Эти мысли заставили его остановиться. Неужели все так просто? Теперь он знал, как она к нему относится: она хочет его, она…любит! Он громко свистнул, как обычно делал на ранчо, призывая скакуна, и рассмеялся совсем как мальчик, громко и радостно.

Утром он позвонил ей в номер, но никто не подходил к телефону. Через пятнадцать минут он уже знал, что мисс Потоцка из гостиницы выехала. Питер бросился к ее издателю, и там узнал, что Софи уже в аэропорту.

Ничего не понимаю. Что произошло? Что я сделал не так? – спрашивал он у себя.

Расстроенный, Брэдли прыгнул в машину, но, позвонив в  диспетчерскую службу аэровокзала, узнал, что самолет в Хельсинки улетел пять минут назад. Питер положил руки на руль и бессильно опустил на них голову. Стив, приехавший утром, суетился рядом, и, похлопав друга по плечу, сказал:

- Пит, ты не можешь больше тут торчать. Нам надо лететь в Лос-Анджелес, мы и так потеряли неделю съемок. Работу надо закончить, а Софи никуда не денется. Поверь мне, она обычная…

- Замолчи, Стив, с твоего языка яд капает.

Стивен обиженно засопел.

- Но ты ведь за это мне и платишь.

- Это не тот случай.

- А, я все понял. Ты втрескался в этого рыжего заморыша. Чокнулся, да? Не успел разделаться с одним браком, а тебя уже тянут в другой. Она уж точно высудит у тебя все, что угодно.

- Господи, Стивен! Да я потащил бы ее к алтарю сегодня же, но только где она?

- Трюк, всего лишь женская уловка, а ты, как головастик, клюнул на нее. Уверен, сейчас она преспокойно сидит и ждет звонка с твоими признаниями в любви, а если ты чуточку подождешь, она сама позвонит тебе с превеликим удовольствием.

Питер горько  усмехнулся.

- Она не позвонит никогда.

- Почему?

- Я обидел ее.

- Что же ты сделал?

- Ушел.

Съемки закончились через месяц, и все это время он не переставал звонить в Финляндию, но к телефону никто не подходил. Питер хитрил и звонил отовсюду, надеясь, что Софи когда-нибудь потеряет бдительность, и он сможет с ней поговорить и объяснить все, но тщетно…. В конце концов, Брэдли хотел бросить все и поехать сам, но сроки поджимали, запустилась рекламная машина, и личные интересы, сами собой, отошли на второй план. Теперь главное – фильм. Питер работал до остервенения, но, забываясь короткими минутами сна, видел один и тот же сон, будто он выходит из машины перед маленьким фермерским домиком, а навстречу идет Софи, она улыбается, и в тот момент, когда его руки касаются ее лица, все вдруг исчезает, и он остается один в полной темноте. От дикого ужаса  Брэдли просыпался, садился на кровати и долго смотрел перед собой или начинал бродить по бесчисленным комнатам своего огромного, но такого пустынного особняка. Одиночество сводило с ума! Уснуть больше не представлялось возможным, поэтому он  садился за руль автомобиля и ехал на студию. Охранники открывали ворота, и в их взглядах изо дня в день Питер читал лишь один вопрос: « И чего вам не спится, хозяин? » Питер же заходил в монтажную, садился за компьютер на место видео монтажера и начинал прокручивать все новые и новые эпизоды, подбирая один к другому, и к десяти часам, когда вся команда была в сборе, у него уже было готово несколько черновых сцен. Кофе и сигареты стали его основной едой, и когда администратор на его требования отвечала отказом, ссылаясь на вредность, он закатывал настоящий скандал и кричал, что о своем здоровье он позаботится сам, и успокаивался лишь тогда, когда очередная чашка стояла на его столе. И так продолжалось до позднего вечера. Стив смотрел на все это со стороны, но однажды не выдержал и он.

- Почему ты себя не бережешь?

- Тебе же нужна картина.

- А тебе? Ведь это я твою задницу спасаю от разорения.

Питер засмеялся.

- О! А может, ты заботишься о собственном кошельке?

- Я тебя не узнаю в последнее время, Питер! Что с тобой происходит?

- Да я сам себя не узнаю…. И что это со мной? Наверное, хочу получить «Оскара», не меньше.

- Тебе надо развеяться, сходить в ресторан, встретиться с…

- А вот это уже не твое дело, Стивен. Я пока еще не инвалид и не выживший из ума старец, чтобы ты решал, что мне делать в моё свободное время.

С этими словами босс покинул студию, оставив недоуменно стоявшего Стивена одного.

Монтаж ленты закончили на неделю раньше установленного срока. Кэтти страшно волновалась перед озвучиванием, но Питер похлопал ее по плечу, и сказал, что страшнее всего будет на премьере, но ведь она храбрая девушка и поэтому должна справиться со всеми трудностями. Тем более, что сам Брэдли тоже переживал, но совсем не из-за рецензий, его это, вообще, не беспокоило, он думал, как воспримет эту картину Софи, что подумает, что скажет, как оценит его усилия?

И вот настал день премьеры. Все было обставлено с невероятным шиком: море света, цветов, шампанского, улыбки звезд первой величины. Показ прошел при переполненном зале, а после него были настоящие овации. Его поздравляли с грандиозным успехом, а картине пророчили выдвижение на престижную премию.   Но это была обертка, вновь  глянцевая и сладкая, но до несуразности пестрая и липкая. Питер отправил Софи факс, официальное приглашение на премьеру и несколько электронных посланий, но ни на один не получил ответа.

- Не ищи, Питер, ее нет в зале, - перед показом предупредил Стивен. – Мы даже списки охраны проверили, вместо Софи, на случай интервью, пришел ее агент.

- А почему ты думаешь, что я ее ищу? Вовсе нет.     

Но он все же до боли всматривался в знакомые лица богемы, не находя одного, самого значительного, самого дорогого, и от этого на душе было тяжело и неспокойно.

9

Софи страдала.

Даже слово литературное подобрала. Сплошной слезливый сентиментализм. Осталось только утопиться.

Слезы градом катились из ее глаз, а она не могла их удержать даже усилием воли.

- Поздравляем вас с вступлением в клуб разбитых сердец Питера Брэдли! У-у! – визжала и улюлюкала воображаемая толпа.

До сих пор Софья не могла понять, как все это произошло, как она оказалась в его объятьях, а затем, о, боже, отдалась ему. Щеки горели огнем, и стыд, вперемешку с негодованием, вонзал в ее душу раскаленные прутья. Теперь она самая настоящая предательница! Да, она предала Алекса, изменила его памяти! Как она могла! Хотелось кричать, но что подумают окружающие?    

Самое ужасное было утром, ведь она проснулась в полном одиночестве. Попользовался и выбросил. Ключи подобраны, бастион покорен, так зачем останавливаться на достигнутом? Вперед, к новым свершениям, мистер Брэдли! Она же знала все это наперед и все равно, как безмозглый мотылек полетела к раскаленному огню.

Браво! Великолепная комедия! Но винить некого, я сама виновата. Сама! Теперь эта мысль острой болью отдавалась во всем теле.

Хяменлинна встретил ее проливным дождем. Капли отлетали от больших кленовых листьев и еловой хвои хрустальными брызгами. Дождь шел отвесной стеной, но Софи этого не замечала и продолжала шлепать по лужам в красивых итальянских туфлях на  каблуках, хлюпая ими, будто это были резиновые сапоги. Ларс, увидев ее состояние, без слов затопил камин и поставил кипятить чай, но потом достал из буфета бутыль с домашней настойкой и налил полный стакан. Сначала она не хотела пить, но он заставил. Приняв душ, Софи почувствовала себя полностью разбитой. Она позвонила редактору и попросила месяц отсрочки, тот стал что-то нервно кричать, но она уже повесила трубку и, отключив всю аппаратуру, связывающую ее с внешним миром, заперлась в спальне и, наконец, погрузилась в тяжелый, но такой спасительный сон.

Три дня она болела. Лежа на кровати, она изучила все неровности потолка своей спальни, стараясь не думать ни о чем. Дождь за окном, как ей казалось,   продолжал идти не переставая. Ларс изредка приходил и тихо стучал в двери, но она не открывала. Старик подолгу стоял  и просил ответить ему, а когда она нехотя что-то говорила, он вздыхал и спускался вниз. Хозяйка не отдавала ему никаких распоряжений, и он решил, что будет делать все как всегда. Через три дня Софи вышла на улицу. Тихий осенний день стал потихоньку восстанавливать ее силы. Она занялась садом, а потом огородом. Вместе с Ларсом они собрали урожай яблок и корнеплодов. Надо было сварить варенье, и старик даже хотел разложить костер, но Софи попросила увезти все яблоки в приют.

- Пускай сварят, как им захочется.

- А вы разве не хотите сделать для себя?

- А нужно ли? Кого я буду этим вареньем кормить?

Она была права, и Ларс молча отправился грузить полные корзины в небольшой фургон.

Софи совершенно замкнулась, перестала улыбаться и шутить. Почему? Как она могла  так быстро забыть мужа? Ведь она когда-то так сильно его любила! Оказывается измена – это так просто… Немножечко вожделения и ты -  на крючке. Тело сдалось моментально. Наверное, я выглядела как течная сучка, не иначе.

Брэдли звонил ей, но трубку она не брала, он отправлял ей сообщения, но она их не читала, почтальон приносил каждую неделю телеграммы, но она на них не отвечала. А жизнь ее четко разделилась на жизнь до Питера и после него. Новый роман так и не был закончен. Редактор был не доволен. Назревал конфликт. Но ситуацию спасла премьера фильма, снятого Питером. Её на некоторое время оставили в покое, и  тут она поняла, что беременна. С утра страшно мутило, кружилась голова, а грудь стала страшно чувствительной. Сначала Софи не поверила. Не может быть, вот так, с одного раза! Но всё- таки задержка была большая, и она решила купить тест. Когда Софи закрылась в ванной, руки у неё дрожали, и она до конца ещё не поняла, какова будет ёё реакция, если тест окажется положительным. Минута – две полоски. Она прижала руки к груди, сердце готово было выскочить наружу! Беременна! У меня будет ребёнок! Только мой ребёнок! Кажется, она была счастлива…

Ларс зашел в ее кабинет, хотя никогда этого не делал. Софи была крайне удивлена и даже спросила:

- Что-то случилось?

- Это, конечно, не мое дело, Софи, но так нельзя…

- Что ты имеешь  в виду?

- Ваши отношения с этим актером.

- У нас нет никаких отношений!

- А вот это и плохо. Это вы, Софи, считаете, что их нет, но они очень даже есть. Может я в чем-то не прав, но нельзя так обращаться с мужчиной.

- Что?- больше она ничего не могла сказать.

- Вот-вот, уж не знаю, что между вами произошло, но он хочет вас увидеть. Не может человек, который сделал вам что-то плохое, столько писать и звонить. И мне надоело растапливать печь его бесконечными объяснениями. Подумайте об этом.

Он потоптался ещё секунду, а потом тихо сказал:

- Софи, мне кажется, что он должен знать…

- О чём?

- О ребёнке…

Ничего себе.

Когда Ларс ушел, Софи вне себя швырнула тапочки в дальний угол и, усевшись перед телевизором, нажала пульт, сразу попав на новостной канал. Она зарылась в маленькие подушки, но тут чуть не упала с дивана на пол. На экране появился Питер в белом смокинге, красивый и подтянутый, будто и не сидел когда-то перед ней сильно уставший человек. Теперь он был в центре внимания, и Софи усмехнувшись, подумала, что вот он и вновь поймал за хвост очередную удачу. Сердце сжалось. Господи, но почему она его так любит? Почему нельзя выжечь это чувство, убить, уничтожить? Как жить с этим? Софья выключила телевизор, потому что смотреть на сияющего Брэдли было нестерпимой мукой. Она встала, подошла к окну, толкнув толстую раму, которая легко поддалась. В комнату ворвался прохладный вечерний воздух, и Софи подставила лицо сырому осеннему ветру. В саду пахло прелой листвой и костром. На подоконнике лежали большие желтые яблоки, Софи взяла одно и вдохнула его приторно-сладкий аромат, а потом резко повернулась и пошла в кабинет, на звук пришедшей электронной почты. В компьютерном окне темнело несколько слов. Софи включила настольную лампу и прочла: « Жаль, что тебя не было на премьере. Поверь, все это было только ради тебя. Питер». Что-то не так. Она прочла вновь и тут поняла, что слова написаны по-русски. Софи улыбнулась сквозь слезы. Несколько секунд она стояла неподвижно, а потом бросилась к машине.    

Что за наваждение? Казалось бы, все и так ясно, но что-то гложет и не дает покоя. Я ей не нужен -  это понятно…. Нет, так не может закончиться, ведь она моя и ничья больше, да и быть с другим она не может, потому что у нее на лбу написано, что она будет лишь со мной. Идиотские мысли.

Питер медленно ходил по своему кабинету. Секретарша уже в третий раз напоминала ему, что люди собрались и пора начинать совещание, но он все еще не был готов. Стивен  распахнул двери и без предупреждения вошел в кабинет.

- Насколько я понимаю, совещания сегодня не будет?

- Ах, да. Совещание…. Что обсуждать - то?

- Твой успех, разве это не нужно?

- Я это делаю последнюю неделю каждый день. Если что-то необходимо решить, может,   обойдетесь без меня?                

- Картина идет почти во всех кинотеатрах западного побережья, не пора ли устраивать премьерный показ в Нью-Йорке?

- Надо, так устраивайте.

- Необходимо, чтобы ты туда поехал.

- Категорически отказываюсь! Но у меня есть другая идея. Давай-ка пошлем на премьеру Кэтти, пора уже раскручивать новую актрису.

- Это твое последнее слово?

- Да, конечно.

- Ну что ж, начнем лепить кинодиву. Кстати, тебе тут телеграмма.

- А что, ты уже мой секретарь?- и с этими словами Брэдли вышел из кабинета. Секретарша протянула ему папку с корреспонденцией, но Питер попросил лишь последнюю телеграмму. На международном бланке было напечатано: « Техас. Форт-Уэрт. Ред ривер авеню. «Старс». Суббота. В 18.00».

Питер пылил от своего ранчо около двух часов. Он точно знал, что это Софи, и не переставал прокручивать свои слова ей, надеясь, что теперь уж точно все будет хорошо. Въехав в город, он узнал, что «Старс» - это всего лишь небольшой кинотеатр. Брэдли волновался, будто девушка на первом свидании. Он подъехал ближе и увидел Софи, которая стояла, прислонившись к дереву. В обычных джинсах и темном пиджаке, она показалась ему самой изысканной. Питер сильнее натянул на глаза шляпу и несколько расхлябанной походкой подошел к той, ради которой проехал чуть ли не всю страну.

- Настоящий ковбой из старых, добрых вестернов,- улыбаясь, сказала Софи.- Извини, что не была на премьере.   Надеюсь, что мой агент получил все похвалы за меня?

- Не сомневайся. Он, по-моему, это очень любит.

Она засмеялась. Брэдли стал оглядываться по сторонам.

- Но почему здесь?

- Ты удивлен? Вот, захотелось побывать в тех местах, о которых ты мне рассказывал, посмотреть на здешних жителей, почувствовать вкус твоей провинции.

- Но для чего?

- Пока не знаю. Может быть, для новой книги, а может быть…- тут она запнулась. Питер взял ее за плечи и сжал их так сильно, что она поморщилась.

- Для чего? Скажи мне, Софи!

Стоящие рядом люди стали толкать друг друга. Девчонки завизжали:

- Смотрите, это ведь Брэдли! Питер Брэдли!

Поднялся шум. Раздались аплодисменты. Мужчины стали протягивать шляпы для автографов. Владелец кинотеатра попросил выступить Питера перед началом сеанса. Люди приветствовали его стоя. И тут он услышал, как они кричат: «Спасибо! Здорово! Так держать, Техас! Мы гордимся тобой, сынок! »

Вот ради этого, наверное, и стоит жить.

Сердце его переполнила …благодарность и любовь ко всем этим  незнакомым ему людям. Его попросили подняться на сцену. Брэдли внимательно посмотрел на Софи и крепко сжал ее руку, так что ей ничего не оставалось, как подняться вместе с ним, но, надо сказать, она и не сопротивлялась. Когда шквал аплодисментов немного стих, Питер сказал:

- Я очень рад, друзья мои, что вы так высоко цените мой талант. Моя новая работа может вызвать у вас разную реакцию, но хотелось бы, чтобы она вам понравилась, и вы получили удовольствие от просмотра. Автор книги, по которой я снял этот фильм, стоит перед вами. Я хочу представить вам Софи Потоцку. В зале вновь дружно захлопали, тогда Софи подняла руку, и когда установилась тишина, спокойно сказала:

- Сегодня мы хотим посмотреть картину вместе с вами, и вы будете нашими самыми строгими

критиками, самыми неподкупными и честными. А теперь спасибо за внимание и приятного вам просмотра.

Свет погас. Пошли начальные кадры. Питер внимательно следил за каждым движением зала.

Вот для кого мы должны работать, создавать, а иногда даже экспериментировать. Софи права. Я понимал это, но сказать  в открытую, значит быть непонятым глупым богемным кругом, который не видит дальше собственного носа и не считается ни с чьим мнением.

Все это время он чувствовал руку Софи в своей, в самые острые моменты она сильно сжимала его пальцы. Слезинки скатывались по ее лицу, и, в конце концов, она закрыла лицо руками и быстро вышла из зала. Питер нашел ее на ступеньках кинотеатра. Брэдли сел рядом.

- Софи?

И тут она зарыдала по-настоящему. Он обнял ее и прижал к себе, а она шептала сквозь слезы:

- У тебя получилось. Я знала, что ты сможешь. Прости…

Она резко встала и пошла к своей машине. Брэдли опешил.

- И ты сейчас сядешь и уедешь?

- Мне надо побыть одной. Я увидела все, что хотела. Прощай.

- Что? Прощай? Ты так просто об этом говоришь? Думаешь, я из железа? Да перестань ты бегать от себя самой. Скажи, что ты любишь. Скажи и не держи свои чувства на привязи. Зачем ты мучаешь и себя,   и меня?

- Не надо, - взмолилась Софи.- Прошу тебя, не надо. У нас нет ничего общего, мы не можем быть вместе.

- Но почему? Перестань возносить меня на недосягаемую высоту. Для тебя я всего лишь Питер, просто человек, который хочет быть с тобой.

- Я не хочу! Я… не люблю… тебя.

- Ложь!

Он преградил ей путь.

- Питер, ради бога, отойди, прошу тебя, эта поездка была ошибкой, моей ошибкой!

- Нет.

- Пожалуйста.

- Согласись, Софи, ведь это очевидно.

- Да что же мне делать?

Софья попыталась вырваться из его крепких рук, но это было бесполезно.

- Люби меня, - произнес он по-русски.

Она внимательно посмотрела ему прямо в глаза и поняла, что он для себя уже все решил.

- Сколько можно сидеть у старого потухшего костра и пытаться согреться углями, давно превратившимися в пепел?

- Я не хочу, чтобы и новый костер вновь стал пепелищем.

- Согласен, но ведь это зависит не только от тебя. Давай попробуем, Софи.

С этими словами Питер вновь притянул ее к себе, его руки слегка коснулись её набухшей груди  и едва заметной выпуклости на животе. Она вдруг странно напряглась, и Питера резко опалила догадка.

- Софи, это то, что я подумал?

Женщина молчала. Питер серьёзно посмотрел ей в глаза:

- Неужели ты бы мне не сказала?

Софи закусила губу. Питер уже по-настоящему разозлился:

- Ты беременна, Софи? Отвечай!

- Да,- ответ прозвучал так тихо, что Питер лишь по её дыханию понял, что не ошибся.

- Как же ты могла? Почему? Неужто ты подумала, что я откажусь от собственного ребёнка? Дурочка, какая же ты у меня дурочка, Соня!

Он наклонился и крепко поцеловал  её в губы.

Ощущение счастья… Что это такое?

Софи никогда не пыталась даже задать себе этот вопрос, но теперь ответ был ясен. Внутренняя пустота неожиданно заполнилась его дыханием, его силой, его чувством.

Неужели одиночество закончилось?

А он оторвался от ее губ и тихо сказал:

- Пора решить, любимая. Будь смелой, и у нас все получится.