Мой датский принц

Я всегда мечтала работать за границей. Мне очень нравилась Скандинавия. После долгих раздумий остановила выбор на Дании.

Хотелось узнать эту страну изнутри, увидеть собственными глазами, как живут в ней люди, понять их менталитет.

С другой стороны - языковой барьер, совершенно незнакомые люди, чужой дом охлаждали желание "рвануть к чёртовой бабушке". Сомнения, колебания, да и здравый смысл вели борьбу с желанием, авантюризмом и бесшабашностью юности. Последние одержали победу.

Стоило только принять решение, и меня уже не остановить. Поэтому, поставила цель – найти там работу по окончанию университета.

Девушка я дружелюбная, общительная. Трудностей не боялась. Удача почти всегда сопутствовала мне.

Не очень хорошее знание английского языка - слабое звено в цепочке, но я его усердно изучала, занимаясь по два раза в неделю с репетитором.

Любовь, быт, семья – всё отходило на второй план. На первом месте - желание  самоутвердиться в этой жизни.

Упаковав чемоданы, с радостью уехала за границу. В этом помогли родственные узы.

У моего дядюшки были связи, и он посодействовал  устроиться в престижную датскую фирму с контрактом на один год. А там, возможно, раскроются другие перспективы.

У любимой подружки Лены слёзы наворачивались на глаза, когда она провожала меня.

– Я вернусь. Обязательно вернусь. Утри слезы, малыш. Нас ждут великие дела. Помнишь, как мы с тобой пели? - И я нарочито-бодренько запела нашу любимую песенку:

«Пора – пора - порадуемся на своем веку

Красавице и кубку, счастливому клинку,

Пока-пока - покачивая перьями на шляпах,

Судьбе не раз шепнем: «Мерси боку».

Поспешно поцеловав Лену в щеку, убежала на посадку, чувствуя, как ком в горле стоит.

Хорошо, что с родителями попрощалась дома. А то еще немного и сама разревусь, как маленькая.

В самолете думала о верной подруге и о том, что меня ждет на новом месте.

Словно, чтобы окончательно испортить мне настроение, вспомнились строки из детской песенки:

«Плакала девчонка слезы не унять

Очень трудно горе девичье понять

И из глаз прекрасных, нежно-голубых

Две слезинки ясных, капля солнца в них».

Пожалела, что Лена не со мной. Вдвоём было бы легче.

На новом месте меня приняли настороженно. Коллектив интернациональный и сугубо женский, кроме старшего менеджера - датчанина.

В отделе работали три немки, две шведки и одна норвежка.

Оказалось, что по возрасту я самая младшая.

Может быть по этому, а может потому, что я из России, но мне были не слишком рады.

Шведки, девушки чуть постарше, дружили между собой, и все время ходили вместе. Немки тоже держались особняком. То, что они совершенно не следят за своим внешним видом – меня порядком удивило. Ведь в Европе живут, а одеваются так небрежно и выглядят не ухоженно.

Норвежка  ладила и с теми, и с другими.

«Вот так и мне надо вести себя», - решила я. Только  мою приветливость расценивали сродни  подхалимажу.

Для меня подобное отношение стало неприятным откровением. Привыкла всегда привлекать к себе внимание, и люди тянулись ко мне, а тут… игнорируют. Странно, для меня любой человек интересен. Почему же им неинтересна я?

Ну, ладно бы девушки. Их недоброжелательство можно списать на женскую ревность и зависть. Так ведь и единственный мужчина смотрел на меня точно так же, как они! Возмутительно.

Рослый датчанин, с высокомерным выражением лица и вечно скучающим видом. В его глазах я была девчонкой, которая попала в их фирму по ошибке.

Я же, словно стараясь убедить его в этом, допускала оплошность за оплошностью. Делала нелепые ошибки из-за того, что мой английский хромал на обе ноги. Порой даже не понимала суть указаний, что от меня хотят.

Старания было хоть отбавляй, но все на нет - сводил проклятущий языковой барьер. Датский язык с его симфонией для гортани, даже и не пыталась выучить. Да и все в отделе общались по-английски.

Я умела, хоть и с ошибками, (you have a lot of glaring mistakes) писать, кое-как устно объясниться.

Но понимала, только то, что знаю или то, что и так понятно из контекста, а незнакомые слова и фразы сливались в один длинный, неразличимый звук!

У меня ничего не получалось. Я была близка к отчаянию. Даже спрашивала себя словами нашей любимой песни:

«Опять скрипит потёртое седло,

И ветер холодит былую рану,

Куда вас сударь к черту занесло,

Неужто вам покой не по карману? »

Вспомнив, как мы горланили по ночам, возвращаясь с Ленкой из клуба эту песню, пригорюнилась:

"Зря  приехала. Мои амбиции рассыпались в прах".

Над моим плохим английским подсмеивались  в отделе все, кроме старшего менеджера. Но одного взгляда датчанина было достаточно, чтобы понять, что я никто и ничто в его глазах.

До откровенных колкостей в мой адрес он не опускался. Зато с лица Эрика - так звали этого надменного датчанина, не сходила насмешливая улыбка, когда он смотрел на меня, а в глазах был вечный холод.

Боже! Как мне хотелось доказать ему, доказать им, что я сумею, я справлюсь, я смогу.

Приходя домой с работы, не расставалась с разговорником. Даже спала с ним.

Хорошая память помогала запоминать указания, а чтобы не попасть впросак, заглядывала в словарь за точным переводом.

Понемногу все острые углы сгладились. Я старалась изо всех сил, и старания оказались не напрасными. У меня постепенно стало получаться, насмешки прекратились. Мой английский перестал быть таким чудовищно-безобразным, хотя и далёким до идеала.

На лице вновь появилась улыбка, вернулось хорошее настроение. Снова весь мир улыбался мне, а я ему.

И шведки стали казаться милыми девушками, и немки не такими противными, да норвежка вроде тоже ничего.

Все, кроме него. Эрик держался обособленно, соблюдая дистанцию даже со своими.

Мне хотелось сделать что-то такое, чтобы расшевелить его, согнать скуку с лица и заставить улыбнуться. Раздражал он меня одним только видом.

Когда не видела Эрика, даже не вспоминала о нём. Все  мысли были связаны с работой. С нетерпением ждала утро, чтобы приступить к ней.

Мои успехи не остались незамеченными. На совещании похвалили. Я увидела, как на лице сидевшего напротив меня Эрика, появилось задумчивое выражение.

«Знай наших! » – подумала я, испытывая удовлетворение от того, что сумела,   смогла.

От переполняемой радости улыбнулась ему, а он вдруг уставился на меня так, будто впервые увидел.

Я отметила это и благополучно забыла. Голова  занята делами фирмы. Львиную долю работы взвалила на собственны плечи. Остальные за это были лишь  благодарны. Им же меньше делать!

Со шведками сдружилась. Неплохие  девушки, но с ленцой. Благодарно улыбались и стали чрезвычайно милы, когда им помогала выполнять их обязанности.

Они мне и рассказали, что Эрик уже восемь лет живет с одной женщиной, которая раньше работала в этой фирме, но потом после рождения второго ребёнка уволилась. И они вместе воспитывают двоих детей, хотя он не их биологический отец.

Вскоре довелось увидеть «датскую жену» босса.

Среднего роста, повышенной упитанности женщина зашла к нам в отдел и осталась ждать Эрика с недовольной миной на лице.

Обвела глазами всех присутствующих и остановила пронзительный взгляд на мне, а я загипнотизировано уставилась на инквизиторшу. Смотрела она так, словно уличала меня в чём-то. Сразу захотелось сознаться во всех грехах, настоящих и вымышленных.

Её приход явно не обрадовал нашего босса, который вернулся от начальства. Сдержанный поцелуй в щеку и равнодушное - «Хай! » было ответом на приход своей не худенькой половины.

Вместе они создавали контраст. Эрик на полголовы выше и гораздо стройней. Однако на фоне колоритной подруги казался совсем блеклым и невыразительным. Вроде ведь высокий, статный мужчина, да и внешне, можно сказать, симпатичный, только замороженный какой-то, безжизненный.

Он вежливо, но настойчиво увлек за собой даму сердца в коридор. Та неохотно последовала за ним, одарив нас на прощание убийственным взглядом.

( Расстрельная команда отдыхает)!

Почему-то дольше всех, задержав его на мне. (Я что самая крайняя?!) И была в этом взгляде такая подозрительность, словно  подозревала меня в притязаниях.

Мне стало смешно. Эрик не тот парень, на которого бы я запала. Нелепо даже подумать об этом.

Но именно ему я хотела доказать, что стою большего.

Мои успехи в работе его явно озадачили. Он хмурил белесые брови, но уже не так холодно смотрел на меня.

Я часто ловила на себе  изучающий взгляд Эрика. В нем сквозило недовольство. Это только подстегивало.

Ведь очевидно, что он ищет повод поговорить со мной. Меня это ещё больше наполнило горделивой уверенностью, что я такой замечательный работник, раз мою скромную персону стал замечать.

В коллективе давно признали своей. Даже немки дружно якали: «Ja, Ja! »

Вот только отношения с боссом оставались натянутыми. Поэтому его неуверенные попытки к сближению восприняла, как признание моих заслуг в работе. Ведь работала я не жалея себя, забывая порой пообщаться с Леной, с родителями. Даже засыпая, обдумывала текущие дела и разрабатывала варианты их реализации. Подъём сил колоссальный. Крутилась, словно Фигаро.

Наверное, я эмоционально-зависимый человек. В связи с этим,   нуждаюсь в положительных откликах, знаках одобрения и даже восхищения. Это потом с годами обрела уверенность, а тогда была очень чувствительна и нуждалась в поощрении.

Со всеми у меня сложились дружеские отношения, со всеми кроме Эрика. Я не искала его расположения, а вот он... Стал подходить ко мне, задавать отвлечённые вопросы, внимательно вслушиваясь в ответы. Это напрягало. Мне казалось, что он ищет и находит ошибки в моем английском, который по-прежнему оставался ахиллесовой пятой.

Сам Эрик владел английским в совершенстве. Из-за этого я ему дерзила, нарушая субординацию. Он лишь старше на десять лет. Возраст не дает ему право смотреть на меня с вершины прожитых лет.

Так думала я тогда, не догадываясь, что дело не в этом.

Мне он даже внешне совершенно не нравился. Типичный блондинистый скандинав. Несмотря на меланхоличный вид, в нем прослеживолось что-то отталкивающее, жёсткое.

Может кому-то лицо его показалось бы привлекательным, и даже красивым, но не мне. Этот холод, который шел изнутри, убивал  все живое. Жёсткая линия рта, красиво вылепленный прямой нос, волевой подбородок и светлые, почти белые волосы.

Воспринимала его тогда, как основного противника, которому не должна уступать. Он кружил вокруг и около, постоянно держал меня в напряжении.

Не понимала, что ему нужно, но уж в том, что он не испытывает ко мне добрых чувств – не сомневалась.

Поддавшись ребячеству, вежливо отвечая на порой непонятно зачем заданные вопросы, вставляла фразы на русском языке.

Например, когда он поинтересовался, как долго я утюжу свои кофточки, чтобы на них появлялись такие складочки.

( В России за такой вопрос, парня сочли бы нетрадиционалом) Я вначале не поняла о чём речь? Лишь затем, глянув на свой вишнёвого цвета блейзер, дерзко сказала на русском, пользуясь безнаказанностью: - Поцелуй меня в попу.

За что тут же поплатилась.

– Сразу в попу? – уточнил Эрик, а потом добавил, глядя мне прямо в глаза: - А может для начала в губы? И сказал он это на чистом русском языке с небольшим акцентом. Тихо рассмеялся, наслаждаясь моим ошеломлённым видом. И прежде чем  успела опомниться от такого афронта, прижал меня к стене и поцеловал.

Охренеть!

Поцелуй ошеломил. Ведь в симпатиях к себе его нисколечко не подозревала! Только не это.

За считанные секунды в голове пронеслись воспоминания того, что наговорила при нём на родном языке.

Блин! Я ведь проклинала его бесчувственность, абсолютно правильный разум и душевный холод.

Поцелуй свидетельствовал об обратном. Он был таким страстным и нежным одновременно, что дух захватило.

Не отрывая  губ, Эрик притянул меня к себе. На несколько секунд мы словно стали единым целым. Я ощущала биение его сердца, а он – моего.

С полувздохом - полустоном оторвался от моих губ, чтобы тут же начать целовать лицо, глаза, шею.

Безропотно подчинилась ему, не помышляя о сопротивлении.

Руки Эрика проникли мне под рубашку, а колено - между ног. Он с какой-то иступленной мягкостью исследовал моё тело: грудь, бёдра, попку. Щекотал языком ушко, взъерошил волосы.

Пальцами проводил по капрону колготок, и гладил, как котенка.

Я поплыла.

Всё закружилось перед глазами. Не видела лица соблазнителя, только ощущала нежность ласк.

Ни звука протеста не вырвалось из моих полураскрытых, трепещущих губ.

Руки безвольно опущены, ноги подгибались от навалившейся слабости.

Голова запрокидывалась назад, подставляя незащищенную шею под обжигающе-бархатные поцелуи.

И вдруг все это внезапно прекратилось.

Он отступил.

Я, широко распахнув глаза, уставилась на него.

Кровь резко отхлынула от щёк «мучителя». Смятение во взгляде, и он убежал, оставив меня стоять в одиночестве.

Такой облом!

Слава богу, во время этого блицкрига, мы в офисе были одни. Все давно ушли домой, я даже не заметила.

Глянула на себя в зеркало и не удержала нервный смешок: повисший на предплечьях блейзер, расстегнутая белая навыпуск блуза, ослабленный, сбившийся в сторону  галстук и задранная юбка. Растрёпанные волосы живописно иллюстрировали картину хаоса моего облика.

«Русиш туриста облико морале»!

И что добило меня окончательно, так это выражение недоумения и разочарования на лице.

Полуоткрытый рот довершал образ девицы, которую возбудили и бросили.

Я захлопнула рот и плотно сжала губы.

«Да как смеет так поступать со мной?! » - моему возмущению не было предела.

Только не знала, от чего больше злилась – от того, что меня захватили врасплох, или потому, что «месть» не была завершена.

Кое-как привела себя в порядок. Опустив глаза, прошла мимо охранника, чувствуя предательский румянец на щеках.

Всю ночь не могла заснуть. Думала о нём.

Такой вспышки страсти, эмоций, чувств от хладнокровного датчанина никак не ожидала.

И эти руки – нежные, сильные, всё понимающие.

Мысленно прошла маршрут их передвижения по моему телу и застонала:

– Какую злую шутку он со мной сыграл!

Перевернулась на живот, закусила зубами уголок подушки, пытаясь подавить желание.

Перед глазами стояло лицо Эрика,   возвышенно-одухотворенное в тот момент.

Затем память резко дернула стоп кадр. Испуг на его лице, растерянный взгляд.

Кого он испугался, или чего?

Попыталась проанализировать ситуацию, но мысли, словно мячики прыгали в разные стороны, да ещё пытались закатиться в самый дальний угол.

Утром, взглянув в зеркало, расстроилась: вытянутое лицо, синяки под глазами. Зомби по имени Шон!

Так и пошла на работу, страшась и сгорая от желания увидеть Эрика. И всё выяснить.

Он, кстати, выглядел не лучше. Я гадала, ночью просто не спал, или утолял своё возбуждение с подругой. Последнее предположение не вызвало энтузиазма.

Не глядел в мою сторону, избегая встречаться взглядом. Я в упор смотрела на него и видела, как краснеют уши моего несостоявшегося любовника.

«Он в меня влюбился, или просто решил отомстить таким образом? » – спрашивала себя.

Эрик вдруг сорвался с места и быстро вышел за дверь. Не обращая внимания на остальных, последовала за ним. (Не уйдёшь, гад!)

Догнала и, схватив за руку, заставила повернуться к себе.

– Что это все значит? – от волнения перешла на русский.

Он не стал отмалчиваться.

– Это значит, что я потерял вчера от тебя голову. Но этого больше не повторится. Это моя вина и моя ошибка. Не думай, не вспоминай, - ответил мне тоже на русском.

Лицо его снова стало безупречно-холодным. Опять смотрел сверху вниз, с ледяным достоинством. Только я помнила Эрика другим – нежным, страстным.

Не думай!

Это как приказ не думать про белых обезьян. Нельзя, а всё равно думаешь.

«Почему он так поступил со мной?! Из желания наказать, или действительно я ему нравлюсь? » - Эти вопросы не давали покоя.

Бродила в поисках истины, как ёжик в тумане.

Стала наблюдать за ним.

С удивлением для себя отметила, что он красивый, а я не замечала раньше.

Но мне было все равно. Я снова хотела почувствовать его руки и бархат губ.

Россыпь мелких родинок в нижней части правой стороны лица, длинная шея, светлые брови домиком – стали нравиться в нём. Память досужливо подсовывала картинку выражения его лица во время нашего рандеву.

Но он продолжал дистанцироваться. И это начало задевать за живое.

– Может, считает меня неинтересной? – спрашивала себя, пытаясь оправдать столь странное поведение.

Я и раньше следила за своим внешним обликом, а тут и вовсе не делала себе поблажек. Хорошая, со вкусом подобранная одежда, красиво уложенные волосы, искусно подкрашенные глаза и манящий блеск на губах – делал меня неотразимой, особенно на фоне вечно растрёпанных, всклокоченных и небрежно одетых немок, и миленьких, но простеньких шведок. Марит – норвежка тоже за собой не следила, а меня подобный пофигизм изумлял. Они же женщины!

Эрик заметил мой демарш. Впервые за эти дни не отвел взгляда.

Что-то мелькнуло в глубине его глаз, но что? Не успела уловить.

Стойкости Эрика мог позавидовать оловянный солдатик. Он продолжал избегать меня.

А в Дании шёл дождь. Мелкий, нудный, противный.

За три месяца проведенных в Орхусе – месте моей «дислокации», я облазила этот городок вдоль и поперек. Орхус – второй по величине в Дании. Жителей триста тысяч человек. В моем родном районе на сто тысяч больше, чем здесь.

Когда я стала работать в фирме Арла Фудс, то меня поселили в одноэтажном домике на улице Меллестин, почти в центе. На работу добиралась на велосипеде. Хотя можно и на автобусе.

Автобусы в городе ходят точно по расписанию, полупустые. Может потому, что датчане предпочитают ездить на велосипедах.

Я решила от них не отставать. Взяла напрокат велосипед.

Приятно было ехать в веренице длинноногих симпатичных девушек с почти белыми волосами и столь же белобрысыми парнями, обмениваться улыбками.

Датчане медлительны, добродушны. Всегда всем довольны.

Тихая размеренная жизнь в городе не для моего неугомонного характера.

Ничего особо примечательного в Орхусе не было. Мне он напоминал Таллинн. Такие же мощенные камнем узкие улочки и домики. Я имею в виду старый город.

От вокзала до центра тянутся шопинг-кварталы. Дорогие магазины и магазинчики.

Через центр города протекает речка, шириной в два метра, которую запросто можно перепрыгнуть.

Климат морской и постоянно идет дождь.

Ратуша, Собор, не работающий фонтан «Свинки»- главные местные достопримечательности.

Что мне сразу понравилось, так это разноцветные дома на улочке, где я живу.

Маленькие и увитые розами.

В одном из таких домиков меня поселили. Хозяйка сдала его в аренду на год и уехала к  сестре в Германию.

Уютно. Вот только душ совмещен с туалетом. Кран почти нависает над унитазом и с него постоянно капает тебе за шиворот, когда ты в интересной позе сидишь на туалетном троне.

Но это мелочи. Мне нравилась моя работа. И неожиданно стал нравиться столь неулыбчивый Эрик.

После случившегося, другими глазами стала смотреть на него. Он перестал казаться мне холодным, высокомерным и бесчувственным.

Увидела в нем сдержанного, уверенного, хорошо владеющего собственными чувствами и эмоциями человека.

Лишь со мной тогда не сдержался, но потом, к великому огорчению, взял себя в руки.

На фоне остальных Эрик вёл себя с таким достоинством, что я стала задумываться о том, что и мне стоит поменять поведение, а не быть непосредственной и открытой.

Но ведь это не любовь?! Ведь не влюбилась я в него. Это невозможно.

Что же тогда я в нём находила?

Меня тянуло к нему и хотелось повторить тот первый поцелуй.

Вот только наличие «жены» Эрика пугало.

Было страшно. Я до коликов в животе боялась этой женщины.

Вспомнив прожигающий взгляд, вздрогнула. Разборки мне здесь ни к чему. Но отказаться от мыслей о нем была уже не в состоянии.

Мечтала вновь увидеть его лицо, каким оно было тогда и познать, что будет дальше.

Все смешалось в голове: долг, честь, любопытство и проклятое желание!

Меня притягивало к нему, я упиралась, взывая к совести и благоразумию.

Убеждала себя, что у него семья, а лезть в чужие отношения нельзя.

Но ничего поделать не могла. Это было сильнее меня!

«У него голубые глаза, а я думала цвета стали», - делала новые открытия.

Между нами образовалась внутренняя связь. Мы чувствовали друг друга даже на расстоянии.

Я всегда знала о приходе Эрика на работу.

Сердце начинало чаще биться при его приближении.

И он испытывал те же чувства, ходил, как тень отца Гамлета.

Заметно было, как напрягалась широкая спина Эрика, когда я только открывала дверь. Мы почти не разговаривали, но встречаясь глазами, с усилием их отводили.

Измучилась вся, измучила его. Это или болезнь, или наваждение.

Я сердилась на Эрика и продолжала думать о нём. Запуталась в собственных эмоциях, чувствах и желаниях. Меня жгла обида.

Поближе сошлась со шведскими девчонками. Они были почти моими ровесницами. Изабелла всего лишь на год старше меня, а Иоханна взрослее подруги на пару лет.

Изабелла - на плюшевого медвежонка похожа.

Плотная, однако не толстая, с курносым носом, плутоватой рожицей и озорными зелёными глазами.

Русые, непослушные пряди то и дело вылезают в беспорядке, как бы она их не убирала.

Иоханна – голубоглазая блондинка. Ее симпатичную нордическую внешность немного портил тяжеловатый подбородок.

Приятные девушки. Веселые, добродушные и общительные.

Эрик явно нервничал, пытаясь быть бесстрастным.

Нет, лицо датчанина продолжало оставаться неподвижным, только в глазах порой мелькало беспокойство и почти неуловимое движение, то ли в уголках губ, то ли бровей. Словно предзакатная рябь на заводи.

Каким-то шестым чувством понимала, что он борется сам с собой.

Нервы Эрика и мои были натянуты, подобно струнам, все чувства в боевой готовности и мучительном бездействии.

Я чувствовала его нервозность за холодной маской самообладания, а он моё смятение и обиду.

Никто из нас не хотел сделать первый шаг.

Могла ли подойти к нему, обнять и поцеловать, растопив лед отчуждения? Могла. Только что-то удерживало от этого поступка: гордость, самолюбие, или нежелание показать чувства перед ним? А может страх, что он оттолкнет, обдаст холодом и равнодушно отвернется? Мысли об этом убивали все желание.

Мало ли что я могла вообразить себе. Может это только моя фантазия, что он неравнодушен ко мне?

«Нет, я не безразлична ему, - так подсказывало  сердце.- Еще как не безразлична! »

«Хочешь, хочешь, я знаю – хочешь.

Хочешь, хочешь, но молчишь».

А я? Что испытываю к нему сама?!

Зачем обманывать себя? Я влюбилась в Эрика. Влюбилась не в его внешность, которая не казалась особо привлекательной. Никогда не любила столь светлых блондинов. Дело не во внешности, а в другом.

Мне удалось заглянуть под его ледяную маску. Пусть всего лишь на несколько минут, но этого оказалось достаточно, чтобы увидеть, что он не такой, каким кажется.

Его нерешительность выводила меня из себя. Затем вновь одолевали сомнения, и  уверенность улетучивалась.

Объект моих мыслей продолжал следить за мной, уйдя в глухую защиту. Я не знала, как выманить его из укрытия.

Приятельские отношения у меня установились с норвежкой Каролиной из нашего отдела. Дебелая, гренадерского роста с добродушным приятным лицом, она неплохо играла в шахматы. И теперь в свободное время мы разыгрывали с ней партию, в окружении остальных девушек, которые с интересом следили за нашим поединком.

Знали бы они, что поединок я веду вовсе не с Каролиной! Но это наша с Эриком тайна.

Иоханна с Изабеллой болели за меня, а вот немки за Каролину. Почему-то с ними у меня не сложилось.

Эрик соблюдал нейтралитет. Хотя он тоже болел, но болел от другого. И я знала причину его болезни.

Он наблюдал, не отрывая глаз. И объектом наблюдения была я.

От того, что смотрит, я на кураже, на эмоциях выиграла партию в шахматы. Ведь награда - взгляд Эрика.

Выиграв в очередной раз, встречалась с ним глазами. В них мелькало такое молчаливое одобрение, такая гордость за меня, что хотелось смеяться от радости, что я лучшая для него, пусть  в игре. А потом на смену эйфории приходило отчаяние.

Бывает, что от осознания  беспомощности и жалости к себе – появляется желание выплакаться, но ты стыдишься этих слёз, считая их слабостью и уделом неудачников.

Не хочу выглядеть слабой.

Так прошла очередная неделя, полная сомнений и мук.

В выходные нас пригласили на пикник. Наши организаторы подогнали автобус, и мы отправились на природу. Надо сказать, что всем нам сказочно повезло. Природа смилостивилась и, редкий случай для Дании, - был ясный солнечный день.

Эрик пришел на место сбора вместе со своей подругой - Гунхильд. Славное имечко! Не хотела бы я, чтобы меня так звали.

Когда нас пригласили в автобус, Гунхильд, словно бульдозер полезла вперед. Эрик явно испытывал неловкость за нескромное поведение спутницы.

Я села на свободное место.

Каролина пристроилась рядом со мной и болтала без умолку.

А я смотрела на Эрика и его подругу.

Так получилось, что они сидели впереди нас, поэтому мне хорошо было видно их коротко стриженые затылки.

Бросив взгляд на мощный загривок Гунхильд, я стала рассматривать затылок Эрика, который был прямо передо мной.

Голова Эрика - скульптурной формы и красиво посажена на шее. Такой стройной, гордой.

Захотелось вдруг губами коснуться затылочной ямки, язычком провести по светлому пушку на шее и потереться об его щеку.

Видимо мысли передаются на расстоянии, или он читает мои, но Эрик вдруг заёрзал на сиденье, а уши его предательски покраснели.

Не выдержав, обернулся, и наши лица вспыхнули одновременно.

У белокожего Эрика кожа очень заметно порозовела, а уши так прямо горели, как фонарики.

«Они, наверное, сейчас такие горячие», - подумала я, удерживаясь от искушения проверить, так ли это на самом деле.

От подобных мыслей мне стало жарко. Я тоже покрылась румянцем, но на моей, еще сохранившей золотистый загар коже, это было не так заметно.

Во взгляде Эрика - вопрошающая тайна. Что было в моем - не знаю. Только присутствие коллег по работе остановило от необдуманного поступка. Слишком действовала на меня его близость.

Наконец приехали, и наше мучение закончилось. Но это лишь показалось.

Нас высадили и вручили листки с маршрутом. Следуя указаниям должны добраться до места, делая остановки.

Сюрпризом стало то, что на каждой остановке надо  выпить рюмку водки, и вручалась банка пива, которую следовало пить по дороге. Пустые банки зачем-то сдавать на остановках, а не выбрасывать по дороге.

«Молодцы! За чистую среду радеют», - одобрила я, хотя тащиться с банкой откровенно не хотелось.

Таких остановок оказалось пять, или шесть. И если первую рюмку я честно выпила, то другие незаметно выливала, отдавая себе отчет, что выпей я все, то до места назначения не дойду, а доползу в лучшем случае.

Остальные старательно следовали правилам, и наш боевой отряд вскоре растянулся длинной гусеницей по холмистой пересеченной местности.

Йоханна с Изабеллой были уже веселенькие после второго привала. Двигались со скоростью черепах.

Поэтому я быстро покинула их теплую компанию, уйдя вперёд.

Каролина увязалась было за мной, однако довольно быстро осоловела и отстала.

Эрик, как и все - напивался водкой с пивом, но бодренько шел, таща за собой на буксире упирающуюся и набравшуюся подругу. Это не помешало ей прожигать взглядом на мне дыры. И на датском языке высказывать мнение о моей персоне.

Не знаю, что ей там не нравилось, но недостатков во внешности у меня нет.

Эрик не поднимал глаз и не отставал от меня. Я шла на несколько шагов впереди. Могла ли уйти от него? И хотела ли я этого?

Не могла. А он не мог меня догнать.

Дорога в ад. Морально и физически.

Преодолев один холмик, натыкаешься на другой. И небольшие участки ровной поверхности. Потом снова взбираешься на холм. Полоса препятствий, да и только.

За что такое наказание?! Хорошо, что я физически крепкая девочка. Но и то было желание сесть где-нибудь в сторонке и послать всех к черту.

На второй, или третьей остановке нас накормили бутербродами настолько остро-солеными, что я уже хваталась за банку с пивом, как за источник живительной влаги.

Залпом выпивала, а затем шла вперед, не зная зачем. И после предпоследней остановки уже порядочно опьянела.

– Щас спою! – сказала сама себе.

Подумав, пение решила отложить на более подходящий момент.

Ноги легко несли меня вперед, и я оторвалась от невыносимой парочки. Видимо, тащить такой груз Эрику было трудно.

Идя в гордом одиночестве, затянула песню:

«По долинам и по взгорьям

Шла дивизия вперед

Чтобы с боем взять Приморье –

Белой армии оплот».

Пиво вдруг взбунтовалось в моем мочевом пузыре и потребовало сольного выхода.

Холмистая местность сменилась лиственным лесом. И вот в такой лесочек я забрела в поиски подходящего кустика. Оросив ближайший, испытала ни с чем не сравнимое облегчение.

Только собралась выбраться наружу, как в мое тайное убежище с оглушительным треском кто-то вломился.

«Медведь! » – запаниковала я.

Этим мишкой оказался Эрик.

Похоже, он пришел сюда за тем же, что и я.

Эта не запланированная встреча стала роковой.

Мы стояли и смотрели друг на друга, покачиваясь на месте, а потом меня повело в его сторону. И, споткнувшись обо что-то, по инерции стала падать.

Виной всему стало выпитое пиво, а еще коряга, за которую я зацепилась ногой.

Потеряв равновесие, упала. Упала в его объятия.

Потом произошло то, что должно было произойти. И это знал он,   знала я.

Мы поцеловались. Куртка Эрика, а за ней и моя полетели на мох, который лежал повсюду, даже на деревьях. На импровизированное ложе опустились мы.

Дальше всё  созвучно аккордам музыки Эдварда Грига «В пещере горного короля».

Когда мелодия звучит сперва в нижнем регистре, повышается на пол- октавы, но неизбежно возвращается в прежнюю тональность. В начале медленно, затем постепенно ускоряется, в конце срывается в бурный темп.

Alles!

Солнечные лучи пробили листву деревьев и как стрелы пронзали наши сердца. Купаясь в море света и тепла, мы наслаждались счастьем в осеннем лесу.

Солнце вызолотило мох и нас, лежащих на золотом ложе в объятиях друг друга. Свежий ветерок приятно обдувал и холодил разогретые тела.

Продлись, продлись, еще мгновенье…

Музыка ещё звучала во мне. Безумство нотных сочетаний. Это же моё воплощение звуков!

Но. Ваше время истекло.

У нас больше не было времени.

По кустам собирали одежду. Мои стринги так и не нашли. Пришлось джинсы натягивать на голое тело, а они налезать никак не хотели.

Эрик с каким-то благоговением помогал мне одеться, трепетно-нежно целуя, незащищенные одеждой участки кожи, стараясь прижаться ко мне.

Мы стояли и просто держались за руки. Не хотелось  никуда уходить из сказочного леса.

И только раздавшийся, будто гром небесный, голос Гундхильд нарушил этот миг волшебства.

Отдохнув после марш-броска, она вспомнила о своей половине и стала его звать.

Очарование беззаботного счастья  нарушено. Бросив виноватый взгляд на меня, Эрик вернулся к ней.

Через некоторое время к подтянувшимся «туристам» присоединилась и я. Никто ничего не заподозрил, даже подруга Эрика.

Только на губах Каролины мелькнула хитрая улыбка, когда она вернулась, сбегав по нужде в лесок. Переводила свой лукавый взгляд с меня на лес.

Поймав мой предупреждающий взгляд, сразу стушевалась и незаметно протянула мне трусики. Чувствуя неловкость, засунула их в карман.

Оставшуюся дорогу Каролина шла рядом, с любопытством поглядывая на меня и на остальных, взглядом отыскивая того, кто мог быть со мной, но держала язык за зубами.

Как я оказалась без трусов, сообразить было несложно. И она видела, как я выходила из леса.

Наконец мы вышли к морю.

Природа, решив, что достаточно нас побаловала, переменилась. Пошел мелкий моросящий дождь. Переменчивость погоды свойственна Дании.

Но ни дождь, ни пронизывающий ветер и пронзительный крик чаек не испортили всей группе настроение.

Добравшись до конечной остановки и устроившись в местном ресторанчике, вся честная компания продолжала гудеть.

Мне дождь тоже не испортил настроение. Все было испорчено до него.

Сидела, сжав зубы, наблюдая, как веселится Эрик вместе с подругой.

Счастливая улыбка не сходила с его лица.

«Празднует  победу! » - Я снова почувствовала себя оставленной, брошенной и забытой.

Было ведь хорошо, но почему вновь стало  плохо?!

Тихо встала и вышла наружу из прибрежного ресторанчика. Посмотрела наверх - небо затянуто тучами.

Традиционная датская погода – дождь вперемежку с туманом. Но сейчас я была рада дождю – он скроет следы моих слёз.

Я стояла одна у пустынного морского берега. Косой дождь хлестал по щекам и солёными струйками стекал по лицу. Плакал вместе со мной.

Потом дождь внезапно прекратился.

С надеждой посмотрела на небо, как тот фотограф из фильма «Роковая женщина».

И природа не обманула ожидание – из-за туч выглянуло солнце. От солнечных лучей море засверкало, изменило цвет со свинцово-серого на серебристую синеву.

У линии прибоя плавали медузы.

Некоторых из них выбросило на берег, и они бесцветными студенистыми комочками, словно невидимки, лежали на морской гальке, которая просвечивалась через их тела.

– Я тоже сейчас чувствую себя выброшенной, - сказала вслух.

А в ответ услышала: - Нет!

Оглянувшись, увидела идущего ко мне Эрика.

Он протянул мне, лежащую на ладонях медузу со словами: - «Aurelia aurita».

Морское чудо! Переливающийся на солнце прозрачный зонтик розоватого цвета с темными подковками посередине.

«Ушастая медуза», или «Ушастая Аурелия» - самый безобидный вид медуз.

Я приняла дар моря, а Эрик руками сжал мои. Горячей волной накрыло меня от его прикосновения.

Бедная медуза наверно ощутила себя грешницей, поджариваемой в аду, мысленно вопрошая: - « За что? »

Не мучая больше её, мы отпустили морскую красавицу в воду, и она поплыла, покачиваясь, не веря в  счастье.

Вот тогда я поверила в свое, заглянув в глаза Эрика.

Не было той силы, что могла остановить нас, когда мы сомкнули объятия. Прижались, желая слиться воедино. Стояли так, и только крик чаек заглушал стук нашего, ставшего одним на двоих, сердца.

Со вздохом взаимного разочарования оторвались друг от друга.

Когда вернулись в ресторан, то застолье было в разгаре. Хорошее настроение больше не покидало меня, и я с удовольствием приняла в нем участие.

Отдала должное блюду полному раков, креветок, серебристому лососю и нежнейшей сёмге.

С улыбкой встречала попытки приударить за мной.

Эрик немного напрягся, но я успокаивала его своим взглядом, говоря глазами: «ты и только ты».

Со скрытым ликованием поглядывала в сторону Гунхильд – девушки Эрика. Та веселилась от души и громко на весь зал хохотала, явно пребывая в отличном настроении.

«Знойная женщина – мечта поэта»! На мой взгляд - вульгарная баба с деспотичными замашками.

Я знала, что во мне говорит собственница, но ничего поделать с этим не могла.

Угрызения совести? – Их не было. Пребывала на вершине счастья, и ни с кем этим счастьем делиться не хотела.

Каролина заметила наше переглядывание, и понимающая улыбка заиграла на её губах. Она пьяненько мне подмигнула.

«Нигде не скрыться от вездесущих глаз», - с досадой подумала я, глядя на довольное лицо норвежки. Но особо не опасалась, что она выдаст нас. Только Эрик и я, а остальное - неважно.

Домой возвращались, упившиеся в драбадан. Большинство тут же заснули в автобусе, а другие дремали.

Сидящая рядом со мной Каролина - крепко спала, выводя носом рулады.

Шведки тоже уснули. Иоханна, трогательно сложив ладошки под щеку, прикорнула у Изабеллы на груди, а та, обнимая её, склонила голову к ней.

Убедившись, что они спят, я перенесла внимание на пару, сидящую впереди меня, и невольно улыбнулась.

Гунхильд громко похрапывала на плече Эрика.

Мощный храп Гунхильд, такой датской мадам Грицацуевой, не мешал нам.

Я положила голову и руки на спинку кресла Эрика и делала вид, что сплю. На самом деле губами прикасалась к его шее, осуществляя свою давнюю мечту.

От щекотки он запрокидывал голову назад, и я зубами ловила мочку уха, нежно ее прикусывая.

Полу-вздохи, полу-стоны вырывались из губ Эрика, которые он кусал, стараясь сдержать рвущиеся звуки. Я же, проказливым котенком продолжала мучить, наслаждаясь его беспомощностью и своей абсолютной властью.

Сладкая мука, которая закончилась с приездом в город.

Мы тайно стали встречаться у меня дома, сдерживая на работе свое нетерпение. И первое свидание в домашней обстановке состоялось на следующий день.

После пикника на работу не вышла добрая половина сотрудников, а остальные, кто явился – чувствовали себя больными и разбитыми. Все – кроме нас с Эриком.

После окончания бесконечного рабочего дня пошли ко мне, держась за руки, как школьники. Но вовсе не уроками стали заниматься. Хотя, нет, урок был, урок любви.

Не давая опомниться, Эрик стал быстро освобождать меня от одежды. Вначале на стул полетел пиджак, затем его проворные пальцы прошлись по пуговицам моей рубашки, а затем стянул джинсы. Я осталась стоять в одном бюстгальтере и трусиках.

Эрик опустился на колени, скатывая мои плавки и превращая их в стринги, а потом подарил мне незабываемое наслаждение. И я ответила любезностью на любезность.

– Почему ты поступил со мной так? Скрывал, что знаешь русский. Мог помочь. А я так нервничала, переживала, расстраивалась, - спросила Эрика, когда обессиленные мы лежали на полу, так и не добравшись до кровати.

– Ты сама должна бороться со своими трудностями, не рассчитывая на поддержку других. Каждый сам за себя в ответе. Слабый должен уйти, а сильный пробьет дорогу. Естественный отбор.

– Сколько мне это стоило нервов, ты не подумал?! Я бы помогла.

Не разделяла я его убеждений, но меня все равно тянуло к нему. Не желая противиться своим устремлениям, поцеловала Эрика. И у нас началось все по-новому. Только продолжили мы уже на кровати.

– Я тебе стала интересна тогда, когда меня стали хвалить? - успела задать свой вопрос во время короткой передышки.

– Ты была мне интересна с самого начала, как пришла к нам в отдел. Ты очень сексуальна, и в тебе много внутренней энергетики. Так и хотелось прикоснуться, потрогать, прижать к себе. Но твоя самоуверенность, твой апломб… Мне казалось, что задираешь нос и смотришь на нас свысока. Огромная Россия, и маленькая Дания. Когда ты улыбнулась мне, то весь свет перевернулся для меня. Я понял, что люблю тебя. Вся моя защита рухнула от твоей улыбки.

И снова ураган его рук, и вихрь наших желаний.

Неискушённая девчонка и он – такой опытный, чувственный, страстный, умелый. Я таяла в его объятиях и задыхалась от поцелуев.

От моих не умелых, но искренних ласк он рычал как тигр. Я же испытывала ни с чем несравнимое удовольствие от того, что могу хоть частично отплатить за тот восторг, в который Эрик погружал меня.

Уже ничего не понимала, находясь где-то между небом и землей. Позволяла ему делать со мной все, что он хочет и сама делала это с ним.

Запуталась в собственных эмоциях, чувствах и желаниях.

Мы сгорали в одном огне, горели одним пламенем. Слабость до потери пульса, до изнеможения.

При прощании долго целовались, не в силах расцепить объятия.

Наши встречи были редки, но накал такой, что дрожь проходила по телу, словно ледяные иголки впивались под кожу и холод, который можно было растопить только в любимых объятиях. Тогда прижимались друг к другу и долго стояли, согревая сердца и наполняя души светом и радостью.

Душа Эрика оставалась для меня загадкой. Порой казалось, что вижу в глубине туннеля трепетный и робкий огонек. Но он, тут-же замыкался в себе и не давал мне приблизиться.

Одно было ясно, что, несмотря на его ледяной вид, в нем бушевало море страсти, эмоций и чувств.

Нас колотило, словно в лихорадке.

Эрик стал регулярно приходить ко мне после работы. Стены моей комнаты сотрясались от наших стонов.

«Обними меня крепче – пусть рушатся стены!

В нашем мире по-прежнему правит любовь.

Возродившись однажды из нежности пены».

Только единственно, что омрачало нашу любовь – это его безумная ревность.

"Датский принц" умел не только страстно любить, но и ревновать. Ревновал ко всем и ко всему.

На работе еще сдерживался, а вот дома устраивал целые сцены.

Я не знала смеяться мне, или плакать.

Не считала нужным оправдываться, и виноватой себя тоже не считала.

Он первым выбрасывал белый флаг, признавая своё поражение. Начинал целовать меня до головокружения.

Я изнемогала от его поцелуев, находясь на грани, как и он, чуть ли не в обморочном состоянии.

Короткий перерыв, снова слияние, и полное поглощение друг друга. А потом расставание. Меня это выводило из себя.

Эрик всегда приходил ко мне вечером, а ночью уходил, несмотря на все попытки его удержать.

Однажды я взбунтовалась: - Ты никуда не уйдешь! Я не отпущу тебя.

Он лишь покачал головой: - Я не могу остаться.

Но в тот роковой день задержался.

Я защищала Ферзя вместо Короля. Я защищала свою королеву. Мы слишком увлеклись.

И лишь стук в дверь заставил нас оторваться от игры в "шахматы".

Пошла открывать, думая, что это пришли с жалобой соседи на то, что не даем им спать.

Но в кошмарном сне не приснится такое. На пороге стояла Гунхильд собственной персоной. С удивительным проворством для своей комплекции она влетела в дом и сразу открыла боевые действия.

К счастью не полезла в драку (иначе, трындец котенку), но с завидной целеустремленностью крушила все. Крича при этом, что разрушит гнездо разврата.

В ход пошла тяжелая артиллерия. И раритетной посуде пришел конец. Она с маниакальным упорством кидала ее в меня, а я еле успевала увернуться. Эрик же застыл, как соляной столб, но  гнев его спутница жизни обратила исключительно на меня (как я ее понимаю).

Метала профессионально. Чашки, миски, тарелки с реактивной скоростью проносились над моей головой, пока я не ушла с линии обстрела, укрывшись за дубовый шкаф.

– Посмотри, на кого ты похож! – кричала она Эрику. – На идиота, который пытается понравиться этой смазливой девчонке. Ты ей не нужен. Собирай  манатки и возвращайся домой, - сказав это, она с чувством выполненного долга выплыла из моего многострадального жилища, которое напоминало теперь Мамаево побоище.

Странно, но я впервые поняла датскую речь. Правда, успехи в датском, меня не обрадовали.

Черт! Да за хозяйский раритет мне теперь в жизни не расплатиться! Глядя на погром, попыталась подсчитать цену каждой разбитой вещи. За все надо платить, и за любовь тоже.

Это была моя попытка спрятаться от факта, что наши тайные свидания, наши встречи с Эриком под угрозой срыва. Явка провалена, агент разоблачен. Плохой из меня получился Штирлиц.

Бедный Йорик! Эрик, молча, собрался и ушел, даже не взглянув на меня. Я села среди обломков, понимая, что это конец! Конец отношений, конец всему. Шах и мат.

«- Миленький ты мой,

Возьми меня с собой!

Там, в краю далеком,

Буду тебе женой.

– Милая моя,

Взял бы я тебя,

Но там, в краю далеком,

Есть у меня жена».

Новость, что нас застукала тепленькими Гунхильда, разнеслась по нашим знакомым.

Узнав о разгроме  дома, примчалась из Германии моя хозяйка.

Я расплатилась с ней за испорченное имущество, которое к счастью не обошлось мне в астрономическую сумму. Но мое пребывание здесь стало нежелательным. Вмиг превратилась в персону нон грата.

Не желая быть мишенью для насмешек, сбежала из Дании и вернулась в Россию.

– Не бросай меня, - умоляющий взгляд Эрика убивал.

– Я не могу. Иначе не развязать этот Гордиев узел.

Ведь Гунхильд не оставит нас в покое. Мне надо уехать, вернуться в Россию. Там мой дом, моя семья. А твоя семья здесь.

– Я понимаю. - Такая тоска была в его глазах, что захотелось взвыть.

Но я знала, что только мой отъезд спасет положение. Останься я, и буду причиной их вечных ссор.

Задействовав всесильного дядюшку, досрочно разорвала контракт. Получая кучу лестных рекомендаций, заставила держаться себя с достоинством, выглядеть внешне спокойной и невозмутимой. Пряча за высокомерным видом  стыд и горечь.

Четыре часа на поезде до Копенгагена, а потом самолетом в Петербург. Два часа перелета.

В пути я упорно отгоняла от себя мысли об Эрике.

Мой приезд домой никого не обрадовал. До родителей уже дошёл слух о связи их дочери с женатым мужчиной. Они, разумеется, меня осуждали.

Осудила и Лена, когда я ей обо всём рассказала.

Вот тогда поняла, что у меня больше нет подруги.

Замкнулась в себе, в собственном одиночестве.

Однажды, гуляя по летнему саду, встретила бывшего однокурсника.

Когда-то, он подарил мне открытку с белой розой, где фломастером написал – самой красивой.

Он куда-то спешил, но всё бросив, остался со мной.

Заглянув в любящие глаза, не смогла устоять перед искренностью чувств. Не оттолкнула, не отвергла.

Его радость принесла  облегчение, словно бальзам на раны. Наша встреча, такая радостная с его стороны закончилась ночевкой у меня дома. Родители в очередной раз уехали в вояж по путевкам.

Сексом хотела заглушить воспоминания любви. Не получилось.

Кусала свое запястье, чтобы не выдать разочарование.

Безразличие к стараниям партнера, к нему самому.

Он ничего не заметил, был доволен собой. После мучительного для меня контакта лежал, прижавшись, весь потный, расслабленный, с прилипшими ко лбу влажными волосами и целовал сзади в шею мокрым ртом.

Отвернулась к нему спиной, чтобы не увидел гримасу отвращения. Отвращения к себе.

Постепенно всё сгладилось.

Он сделал мне предложение, на коленях просил выйти за него замуж. Заглянув в его полные надежды и ожидания глаза, я не сказала «да», и не сказала «нет».

Много работаю и довольно успешно продвигаюсь по служебной лестнице.

На людях всегда почти улыбаюсь, заражая своим оптимизмом. А дома, оставшись наедине с собой, сижу уставившись в одну точку. Слезы медленно начинают скользить по щекам.

«Плакала девчонка слезы не унять.

Как же можно горе девичье понять…»

Тогда при расставании плакала Лена. Теперь плачу я, вспоминая о счастливых днях в Дании. Но я не позволяю надолго эмоциям взять верх. Смахиваю слезы, звоню своему жениху. Мы едем в клуб, где зажигательней и веселей меня нет, и он глядит влюбленными глазами.

Потом ночь с ним. Разрядка для тела и мука для души. Он спит, а я смотрю на заглядывающую в окно луну и думаю о человеке, который сейчас вдалеке от меня, но так близко к сердцу. Вина за мое бегство не дает покоя.

Кусаю губы и говорю себе:

«Я правильно поступила»

Искусанные губы шепчут: - Я сильная, я справлюсь. Так будет лучше для всех.

А измученное сердце кричит: "Нет!"

В голове слова Эрика: « Не думай, не вспоминай».

И мысленно отвечаю ему: « Я не могу».

На днях получила известие, что он расстался с Гунхильд, обеспечив её и детей.

Сердце замерло в ожидании.

И сегодня, выглянув в окно, увидела его.

Эрик стоял в распахнутом пальто, на голове  смешной берет, а на шее болтался клетчатый шарф. Искал взглядом мои окна,   трогательно  приподняв плечи и вытянув шею. На лице  надежда с  тревогой,   уступившие место безграничному счастью, когда увидел меня.

А что же я? Душа летела к нему навстречу быстрее, чем ноги.  

Он приехал ко мне, он приехал за мной. Мой датский принц.