Утро в общаге

Май 89 года выдался дождливым - громы с молниями гремели без перерыва. Меня вызвал к себе шеф, и сказал, что я должен лететь в Берлин на конференцию и вместо него сделать доклад.   Этому козлу предложили председательствовать на одной престижной конференции в США. Шефа я грубо обматерил (про себя) - на 8-9 мая я намечал посевную на даче. Вылетать надо было через 16 дней, и я с трудом успел оформить командировочные документы и визу.

Я уже не помню, на каком самолете я летел. Ненавижу самолеты. Когда мне было двадцать лет, я в составе студенческого стройотряда летел в Норильск на ИЛ-18. При посадке у самолета не вышло одно шасси. Самолет где-то пол часа кружил над аэродромом, делая невероятные рывки, чтоб шасси вывались. Никогда не забуду страха в глазах мальчишек, но паники не было, все только отчаянно матерились. Все обошлось – сели благополучно.

В Берлине меня встречал мой приятель Марвин. Марвин год работал в моей научной группе по обмену. Мы с ним даже пару плевых статей написали. Я к нему бросился как к родному, хотя раньше особых отношений у нас не было. Не знаю в чем дело, но на чужбине каждое знакомое лицо становится родным. После сумбурных рукопожатий и объятий Марвин меня ввел в курс дела. Он сказал, что доклад моего шефа профессора, приглашенный, поэтому все его пребывание в Берлине бесплатно, включая гостиницу. Но я только жалкий кандидат наук - доцент, поэтому гостиницу я должен оплатить сам. Он с гордостью заявил, что добился, чтоб я не платил членского взноса. У Марвина был виноватый вид, но он предложил мне альтернативные варианты: остановится у него либо в студенческом общежитии. У меня было мало денег, и я спросил, на сколько человек рассчитана комната в общаге, Марвин сказал, что на одного, тогда я выбрал общежитие. Я люблю молодежь. У меня постоянно в группе было 3-4 человека студентов дипломников и аспирантов. Я их брал в группу не только за то, что за научное руководство полагались мелкие денежки. Без молодежи научная деятельность болотилась. Я им разрешал общаться со мной на ты, чтоб не давить их научным авторитетом. Тогда они могли без стеснения выкладывать мне все свой идеи, не боясь, что их назовут идиотами. Часто это был просто белый шум, но даже в нем можно было найти рациональное зерно или толчок, помогающие найти верное решение проблемы.

Я не напрасно спросил о количестве возможных соседей в комнате общежития. Это сейчас самое дешевое студенческое общежитие в Берлине – коммунальная четырех комнатная квартира с общей  ванной, кухней и туалетом, где в каждой комнате живет один человек. А в то время в Берлине ещё оставались студенческие общежития советского типа старого образца. Это общий коридор и комнаты для студентов направо и налево. Два туалета для девочек и мальчиков, два душа, разделенных по половому признаку и общая кухня с шестью газовыми плитами. Вот туда Марвин  меня и заселил. Марвину я привез большой камень в подарок - огранённый «фианит» (смесь диоксида циркония и гафния), его делали в нашем институте. Ребята из оптической мастерской мне его огранили за бутылку. По показателю преломления он был близок к бриллианту, да и по твердости немного ему уступал. Позже я понял, что не тому я его подарил.

Когда я был студентом, я однажды заночевал в общаге после студенческой пирушки. Приятель Славка предложил мне свободную кровать в своей комнате, т. к. был уже первый час ночи и я не успевал на метро. Было бы всё хорошо, но Славка в свою постель затащил одну девчонку с пирушки. Это был кошмар. Они кувыркались в постели до половины четвертого, мешая мне спать. По своему скромному сексуальному опыту, я знал, что оптимально трахаться без перерыва можно только 7-12 минут, дальше уже партнеры устают и траханье уже не в кайф. Девчонка уже раза три кончила, а Славка все долбал и долбал, но не мог кончить. Девчонка уже не могла терпеть и стала беспрерывно кричать: «Славка, я хочу, чтоб ты кончил! ». Я не выдержал и тоже заорал «А я то как этого хочу! Славка, кончай давай – спать хочется».

Проснулся я от шума в коридоре. В общежитии не топили и было холодно. Я спал в тонком тренировочном х/б костюме, купленным лет десять тому назад за 3р.60 коп. Посмотрел на часы и понял, что пора двигать – мой доклад назначен на 10.15. Я вышел в коридор в своем трико, а там было полно народу. Парни в одних трусах и девчонки в мужских ковбойских рубахах. Нет, конечно, некоторые из них были в джинсах. Все они сновали между санитарной комнатой и своими спальнями.

Я зашел в санитарную комнату: там было по пять штук раковин слева и справа, над ними висели зеркала и две двери в мужской и женский душ. На подоконнике сидели два парня лет двадцати, голые, обернутые в мохнатые полотенца вокруг торса, и целовались. Я не люблю, когда интимные отношения выставляются на показ, и с трудом старался на них не смотреть.    

Я уже брился, когда вошли две девочки лет двадцати в ковбойских коротких мужских рубашках. Одна явно была местной, а другая мулатка. Им не надо было бриться – они сразу стали чистить зубы, нагнувшись над раковинами. Их рубашки задрались вверх и попы обнажились. Они были без трусиков! Мой утрешний слабый стояк наложился на новый, и я теперь не знал,   как скрыть его в своем тонком тренировочном трико. Я огляделся: ребята вокруг явно заметили девочек, но никто на них не отреагировал –  парни были индифферентны к такому событию!   Они что – все импотенты?! Ну ладно, немка с признаками целлюлита, но попка мулатки была восхитительна. Я вспотел. Наконец девочки ушли, и я слегка успокоился.

Чтобы никто ничего не заметил, я стал с остервенением чистить свои зубы, стараясь не думать, что у меня ниже талии.

ЕГО я почувствовал спинным мозгом. Слово даю, что в зеркале я его не видел. Я резко развернулся, не вытаскивая зубную щетку изо рта, и онемел. Из душа вышел пацан лет 16-18. Черные, слегка вьющиеся волосы после душа, шикарные дуги бровей, громадные, широко расставленные серые глаза, алые губы, фигура гимнаста, молочного цвета кожа – он как бы светился изнутри. Розовые сосочки, чуть меньше юбилейного рубля. На нем были только белые трусики в крупный синий горошек. Я с восхищением уставился на него с открытым ртом, забыв вытащить щетку. Он посмотрел на меня с удивлением и остановился. Пауза затянулась. Сначала слева и справа послышались смешки, а затем последовали комментарии. Слава богу, что я не знаю немецкого языка! Пацан смущенно улыбнулся, подошел ко мне и поцеловал в щечку – единственное место, не испачканное зубной пастой. И я, сорокалетний опытный мужик, покраснел как рак, чего-то испугался и убежал.