Здравствуйте, граф!

Написано в соавторстве с Таем Вэрденом

_________________________________________________

Осторожно! Содержит описание однополых отношений и секса!

_________________________________________________________

1. "Прощайте, ваше величество"

«Я не помню объятий прохладнее,

И занудней не ведал я ласк.

О, прощайте же, ваше величество,

Вспоминать не хотелось бы вас»

Слова фривольной песенки крутились в голове и никак не желали покидать ее. Проблема была в том, что в жизни Эрика все было с точностью до наоборот: он не знал более пылкого любовника, чем король, и вряд ли мог бы позабыть о нем. Но его величество собрался жениться, и бывший фаворит... приходился не ко двору, ведь королеве не преминули бы нашептать доброхоты, с кем именно делил постель до нее его величество. Поэтому юношу отсылали в дальний гарнизон, переведя из личных пажей короля в адъютанты коменданта. Эрик смирился бы с этим катастрофическим понижением в должности и положении, если бы не одно «но»: комендант, граф Керуа, был одним из тех, кому в свое время Эрик весьма неласково отказал в близости. И вот что теперь делать, он решительно не понимал. Если комендант решит отыграться, защитить адъютанта будет некому. Дальний гарнизон, неласковые и неприветные земли. И солдаты, наверняка смотрящие в рот своему командиру.

Не ехать он не мог - вернуться домой наверняка означало бы заключение в монастыре, и что хуже: монастырская келья или гарнизонная казарма... Эрик не мог решить. Нет, монастырский «уют» он знал, в детстве его, пятого сына, не раз отправляли туда «на покаяние» после очередной проделки. По две недели, а то и больше, на хлебе и воде, в темной холодной келье, где даже стоять не выходило, до того были низкими потолки... Не тянуло Эрика туда. В любом случае, граф Керуа репутацией жестокого и безжалостного не пользовался. К тому же, может, он и думать забыл про Эрика.

Юноша повел глазами по комнате, мысленно прощаясь с обиталищем, с которым он уже сроднился за прошедшие три года. Вряд ли теперь ему светит огромная кровать, балкон, увитый фрезиями, или личная умывальная комната с роскошной ванной. Хорошо, если там, в гарнизоне, есть хотя бы общая портомойня, где можно вымыться горячей водой. Эрик погладил напоследок резной столбик кровати, вспомнил, сколько ночей прошло на ней, печально улыбнулся - глупо было рассчитывать, что король оставит его при себе, как же глупо. Влюбляться было еще глупее.

«Прощайте же, ваше величество... ».

Он будет вспоминать, может, это будет согревать его там, на далеком севере? А граф... что ж, тирана-отца он как-то пережил, переживет и эту напасть.

Попрощаться, да даже увидеть короля в последний раз не вышло - его величество был занят государственными делами и никого не принимал. А у входа для слуг Эрика уже ожидала карета и присланный комендантом эскорт - пятерка сурового вида воинов, сплошь неулыбчивых и холодноглазых, будто север выпил из них способность радоваться жизни. Эрик опустил голову, шмыгнул в карету. Слуги погрузили его багаж - два сундука с тем, что было для юноши самым дорогим. Он не нашел в себе сил расстаться с подарками его величества: книгами, драгоценностями, несколькими памятными безделушками. Одежду тоже забрал, было как-то неприятно оставлять придворные костюмы и знать, что после него их, скорее всего, просто выкинут, споров золотое шитье и кружева, жемчуг и эмалевые в золоте пуговки. Нет уж, не так у него и много этого добра скопилось за три года. Что бы там ни говорили придворные за его спиной, но Эрик не был падок на драгоценности, не слишком-то стремился роскошествовать. Ему важен был сам король, а не его титул. И вот итог - два сундука.

Эрик сам был свидетелем тому, как уезжал из дворца предыдущий фаворит: с целым обозом добра. Едва ли не обстановку спальни вывез. Кстати, тогда Эрик мог бы и понять, что его положение при короле не вечно. Но, как и все юные влюбленные, не внял гласу разума. Он устроился на сидении, сложив руки на коленях. На ткань закапали слезы. О, семнадцать лет - это тот возраст, когда слезы еще позволительны, но показывать их не желательно. Именно поэтому он крепился до сего момента, и лишь в уединении кареты позволил себе эту слабость. Но постепенно слезы иссякли, и в Эрике проснулось любопытство. Он отдернул глухие занавеси на дверцах кареты и уставился за окно. Пейзаж был пока что вполне привычен, они проезжали пригородные рощи. Хотя из окна кареты наблюдать за мельканием деревьев было даже забавно.

До сих пор Эрик покидал столицу лишь вместе со всем двором, когда его величество перебирался на лето в загородную резиденцию, но это было в другую сторону. Сейчас карета проезжала по северным предместьям, а они считались самыми бедными и неблагополучными. Среди деревьев он то и дело видел небольшие усадьбы, а то и целые поместья, и недоумевал: это бедные? Неухоженные? Да каждая из этих усадеб была побольше баронского поместья, принадлежавшего отцу!

Мягкое покачивание кареты, наконец, убаюкало юношу. Эрик улегся, смежил веки и погрузился в сладкий сон. Разбудила его остановка кареты. Один из солдат распахнул дверцу, и Эрик с трудом разогнулся, садясь. Все тело затекло от не слишком удобной позы и жесткого сидения.

- Постоялый двор, сударь. Извольте выйти. Переночуем тут.

- Да, хорошо, - Эрик потер глаза, прогоняя сонную муть, выбрался наружу, оглядевшись.

Судя по тому, что постоялый двор выглядел совсем непрезентабельно, граф то ли отдал приказ на комфорте экономить, то ли вовсе не отдал никакого приказа, и это было инициативой самих сопровождающих. Спать, скорее всего, предстояло в соседстве с клопами, мышами и тараканами. И если мышей и тараканов Эрик не боялся, то клопы его пугали укусами, мелкими и противными. Он с радостью переночевал бы в карете. Но ему не позволили. Это уже наводило на размышления: боятся, что он сбежит, не оценив всего великолепия дарованной королем «милости»? Или же это граф Керуа опасается, что разжалованный из фаворитов паж не доберется до его логова?

Вопреки опасениям, матрас оказался даже чистым. Хотя комнату делить все равно пришлось с сопровождающими. Из них трое несли вахту, а трое, включая кучера, спали. Подозрения Эрика окрепли и расцвели буйным цветом, он прокрутился на своем матрасе половину ночи, не в силах уснуть от дурных предчувствий и мыслей. Сморило его зыбкой неровной дремотой на рассвете. И, словно в насмешку, почти тотчас его растолкали. Завтракать в такую несусветную рань Эрику вовсе не хотелось, он попросил завернуть ему несколько кусков хлеба с сыром и окороком, рассчитывая поесть в карете, когда окончательно выспится.

- Приучайтесь к распорядку дня.

- Всенепременно, - от недосыпа у юноши вновь открылось повышенное ядовыделение, чего он не позволял себе уже давно, с момента приезда во дворец, - как только узнаю этот распорядок. И как только у меня над ухом не станут храпеть, сопеть и материться шестеро солдат, позволяя мне выспаться ночью. А сейчас, будьте так любезны, - Эрик повернулся к трактирщику, - заверните мне то, что я попросил, милейший.

- Конечно-конечно, - трактирщик поспешил исполнить эту просьбу. Стимулом ему послужила серебряная монетка, мелькнувшая в пальцах юноши.

За постой и ужин-завтрак платили сопровождающие, точнее, старший из них, вероятно, сержант. Эрик счел необходимым за свой заказ платить самостоятельно, благо, немного денег у него было с собой. Остальное было спрятано в глубине сундуков, за фальшивым дном. В карете он все-таки смог позавтракать. Хотя опасался, что кусок в горло не полезет.

Чем дальше на север они двигались, тем более унылым становился пейзаж. И тем грубее разговаривали с юношей его конвоиры. Эрик уже не сомневался, что это не эскорт, а именно конвой, присланный за ним самим графом. На пятый день пути солдаты позволяли себе неприличные шуточки и скабрезности, обращенные к будущему адъютанту, на седьмой сержант прямо, с наглой ухмылкой, назвал его будущей подстилкой коменданта, высказавшись в том духе, что не стоит заноситься, ведь граф Керуа вполне может отправить новоявленного адъютантишку в солдатские казармы, чтобы из него повыбили спесь. Эрик на сержанта только глянул равнодушно, не выказывая никаких чувств, ушел в карету. И лишь там позволил себе минуту слабости - крепко зажмуриться, закусить костяшку пальца, чтобы болью прогнать страх. Нет, он никогда не покажет истинных чувств перед этими хамами. И неужели граф Керуа... Нет, не может такого быть, просто обычные домыслы солдат, только и всего. Они лишь пугают его. Должно быть, сейчас потихоньку смеются над ним. Он слышал, что так бывает. Своего рода, проверка на крепость нервов. Нет, он не поддастся страху, все будет хорошо. В конце концов, граф, приезжая ко двору, демонстрировал безупречные манеры и галантное обхождение, и их разногласия были вызваны иными причинами.

Наконец, пейзажи стали серыми, а где-то вдалеке на горизонте Эрик смог рассмотреть что-то высокое.

- Это горы?

- Это лишь предгорья, - отозвался один из солдат. - Горы куда выше.

До гарнизона, как оказалось, было еще не менее двух суток пути. Эрик по-настоящему измучился в дороге, он все так же не мог уснуть при своих конвоирах, а спать в карете - значило после мучиться болями в затекших членах. Еще он страстно желал искупаться и переменить одежду на более теплую. Даже бархатный плащ, в столице казавшийся невыносимо жарким, не спасал от пронизывающего ветра здесь. Он замерзал даже днем, а уж ночью, закутываясь в плащ и дрожа, уснуть не мог теперь еще и по этой причине. Ни один из его сопровождающих не сжалился и не дал ему свой плащ. Сержант же с гадкой ухмылкой не позволил снять сундуки и взять там зимнюю одежду. Это уже было совсем странно, Эрик растерялся, хотя постарался не показать этого ни жестом, ни словом. В карете он постарался просто не шевелиться, это сохраняло хоть какие-то крохи тепла.

К городку, выросшему вокруг гарнизонной крепости, они добрались к полудню десятого дня. Эрик шмыгал замерзшим носом, стараясь делать это пореже.

- Приехали, - глумливо протянул сержант, - вылезайте, сударь.

Здесь уже царила самая настоящая промозглая осень, хотя окружающие считали это летом. И искренне радовались теплу. Тепла Эрик не замечал, хоть умри. Он безропотно покинул карету, выбравшись на мощеный истершимся камнем двор. И тот час стал мишенью для десятка любопытных, алчных и почти раздевающих взглядов: на него пялились часовые у ворот и ступеней, случившиеся мимо солдаты, даже позволившие себе замедлить шаги, чтобы поглазеть на невиданное зрелище - столичную штучку, невесть каким ветром занесенную в эти негостеприимные края райскую птичку, правда, уже несколько потрепанную долгой дорогой.

Эрик огляделся, ища взглядом графа. Он же встретит своего адъютанта? Вместо графа к нему подошел незнакомый сержант.

- Следуйте за мной, сударь.

Эрик кивнул, решив ничего пока не спрашивать.

2. Ужасный север

На территории гарнизона первым, на что падал глаз новоприбывшего, была старая крепость, от нее ныне остался лишь донжон, в котором размещался командный пункт, комнаты коменданта и казна гарнизона. Солдатские, офицерские казармы, столовая и прочие постройки были немного дальше, но все они были выстроены из одинакового серого камня, крыты одинаковой серой черепицей, а во дворе не наблюдалось ни единой зеленой былинки, только истертый долгими годами камень. Эрик решил, что ему здесь уже не очень-то нравится.

Сержант проводил его в донжон, на второй этаж, постучал в дубовую дверь.

- Господин комендант, прибыл ваш адъютант.

Эрик с замиранием сердца шагнул за дверь, которую после утвердительного ответа, открыли перед ним.

- Добрый день, граф Керуа.

- Добрый, виконт? Ну, что ж, пусть будет так, - навстречу ему поднялся комендант.

Насколько мог судить Эрик, граф за те полтора года, что прошли с момента их последней встречи, несколько изменился. Столичный лоск с него словно стерся, сейчас перед ним стоял не придворный, а военный до мозга костей. Тяжелый, оценивающий взгляд холодных серых глаз, жестко сжатые губы. Что сказать, Эрик не знал, поэтому просто молчал, предоставляя коменданту право говорить.

- Итак, по приказу его величества вы поступаете в мое распоряжение как адъютант. В чем будут состоять ваши обязанности, вас, думаю, никто не просвещал.

- Нет, к сожалению. Но надеюсь, вы меня просветите?

- Несомненно, - на губах графа мелькнула холодная усмешка. - Но сейчас вам, наверняка, хочется отдохнуть с дороги, привести себя в порядок. Вас проводят в отведенное вам жилье.

- Благодарю, - Эрик даже смог улыбнуться.

Явившийся на вызов солдат провел Эрика чуть дальше по коридору, распахнул перед ним дверь узкой комнатушки, больше смахивающей на кладовку. Там было крохотное оконце под самым потолком, узкая койка, комод, маленький столик и жесткий табурет, и поставленные у изножия койки один на другой Эриковы сундуки. Больше там не поместилось бы ничего, да и юноше осталось места лишь на два шага вдоль комнаты. Но это было жилье, каким бы оно ни было. Эрик поспешил заняться разбором сундуков. В самый нижний ящик комода отправились богатые придворные наряды, как следует примятые, повседневная одежда и белье легли во второй ящик, заняв его почти целиком. Полегчавший сундук Эрик с трудом сунул под койку. Во втором сундуке ему понадобились лишь пара полотенец, кое-какие повседневные мелочи вроде гребня и пара книг, занявших место на самом комоде. Драгоценности и серебряные шкатулки тут явно были ни к чему.

- Здесь есть купальни?

Солдат с явной насмешкой помотал головой.

- А... где можно вымыться? Желательно, горячей водой.

- Идемте, сударь, я провожу.

Эрик поспешил за ним, внутренне уже представив себе, что сейчас ему предложат воду натаскать самому, согреть любым способом, после чего ополоснуться. Обошлось. Хотя, как сказать - воду из огромного котла приходилось носить в деревянную бадью самому, холодную - из бочки у дверей. Мыло было самым простым, дегтярным, видимо, чтоб вши не заводились. Эрик представил, как будут выглядеть его волосы после такого мыла, и загрустил. Неужели придется остричься, как все здесь? А жаль, ему нравились длинные волосы. Но если не будет времени или сил ухаживать...

Позже он понял - не будет ни времени, ни сил. Зато будет огромное желание стать маленьким и незаметным, чтобы ничей взгляд не останавливался на нем с плохо скрытым вожделением. В гарнизоне не было ни одной женщины, в городке были, конечно, и даже бордель, но тамошние шлюхи и горожанки были лишь самую малость симпатичнее мужчин. А вот его свежее, юное лицо вызывало вполне определенные желания у всех, от самого последнего солдата до... Нет, пожалуй, он не мог сказать «до коменданта». Граф Керуа вел себя неизменно отстраненно и холодно. И делал вид, что не замечает ничего вокруг. Эрик старался лишний раз из комнаты не выходить вообще, а за графом следовать словно тень.

Обязанностей у адъютанта оказалась масса. Он отправлял письма, разносил приказы, переписывал набело документы, составлял черновики или писал под диктовку коменданта. Ему приходилось бегать по всему гарнизону, что, конечно, не радовало. Но он не смел возразить. Просто бегал побыстрее. Руки к нему, конечно, не тянули, но взгляды тоже не приносили спокойствия. Тем более, что Эрик габаритами был вполовину меньше любого из солдат. Нет, у него был длинный кинжал при бедре, с ним Эрик не расставался даже в постели, всегда клал под подушку. Но вряд ли это помогло бы, вздумай кто-то из этих северных медведей всерьез покуситься на его честь.

Впрочем, после одного из нечаянно подслушанных разговоров Эрику показалось, что на него вылили ушат помоев, а о его чести здесь даже не подозревают.

«... да король отослал эту маленькую шлюху с глаз долой сюда на перевоспитание. Говорят, он был так похотлив, что утомил даже нашего доброго короля».

Было обидно - о чем они вообще говорят... Король даже снисходил до него не каждую ночь. Откуда берутся такие слухи?

Время шло то медленно, то неслось вскачь, он не понимал, почему так. Иногда день пролетал незаметно, иногда тянулся, словно переваренная патока. Так бывало, когда ему приходилось провести его весь рядом с комендантом. Взгляд графа казался свинцовым ярмом, он преследовал Эрика, словно проклятье. И юноша не знал, чего ему хочется более: чтобы граф уже высказал свои притязания или чтоб молчал как можно дольше, оставляя ему иллюзию безопасности.

Пришла зима. Эрик мерз. Спал в одежде, заворачивался в одеяло, но по утрам все равно шмыгал носом и изредка кашлял. Никаких каминов в его комнате предусмотрено не было, но та стена, у которой стояла его койка, была общей с той, у которой располагался камин в комнате коменданта, так что совсем ледяной не была. Но это не мешало воде в умывальном тазу за ночь замерзать в ледышку. Может быть, не услышь он тот разговор офицеров, рано или поздно он пришел бы к графу сам только ради того, чтобы иметь возможность погреться у камина и поспать рядом с теплым телом. Но сейчас... Подтвердить эту дурную славу? Никогда в жизни.

Эрик снова раскашлялся, прервав коменданта, что-то диктовавшего.

- Извините. Я записал про поставку ремней.

- Вы больны, Эрик. Почему вы до сих пор не сходили к гарнизонному лекарю? - с явным неудовольствием заметил граф.

- Еще не успел, - виновато сообщил Эрик.

- Ну так отправляйтесь немедленно, - еще более раздраженно бросил мужчина. - Не хватало еще, чтоб вы окончательно слегли.

Эрик отложил перо и поднялся, снова закашлявшись. Голову повело, он попытался незаметно опереться о стол, но рука ушла в пустоту, и юноша понял, что падает. Однако упасть ему не позволили.

- Да что же это такое? Что вы с собой делаете, мальчишка?!

Несмотря на возмущенный тон, граф не отпустил пойманного адъютанта, наоборот, поднял его на руки и куда-то понес. Эрик представил, какие теперь сплетни будут. Но сил шевелиться не было. А на руках у графа было даже уютно. И все же он хрипло пробормотал, что, если хранить адъютантов в том леднике, который представляет из себя его комната, то это не он с собой что-то делает, это его скоро можно будет разделывать, как мороженую тушу.

- А сказать вы об этом могли?

- А это что-то изменило бы? - съязвил Эрик и прикусил язык. Ну кто его дергал-то за эту не в меру длинную часть тела?

- Но вы же не пробовали. Клайс, мальчишка простыл, вылечи его, - граф положил Эрика на койку в лазарете.

- Сделаю все, что в моих силах, господин комендант, - отозвался лекарь. - Раздевайтесь, сударь. Впрочем, я и без этого слышу, как хрипит у вас в груди.

Он склонился над рабочим столом, смешивая какие-то порошки и жидкости, развел получившуюся бурую субстанцию теплой водой и вручил склянку с ней адъютанту:

- Пейте залпом. И приходите трижды в день за лекарством в следующие четыре дня.

- Спасибо, - Эрик выпил лекарство, поморщился от горького вкуса.

- Поблагодарите, когда поправитесь. И еще, - лекарь окинул внимательным взглядом закутанного во все самые теплые вещи адъютанта, вздохнул: - Головы бы оторвать этим разгильдяям. Сходите на склады, пусть вам подберут форму и плащ. И обувь. Вам следовало бы самому догадаться и сделать это уже давно. Господин комендант и без того слишком занят, чтобы еще и за вами следить, во что вы там одеты. Не голышом бегаете, и ладно.

Эрик кивнул. Да, следовало бы вспомнить, что он теперь тоже вроде как приписан сюда на полное довольствие.

- И, ради Бога, юноша, не слушайте сплетников. Вы столь явно шарахаетесь от нашего коменданта, что кажетесь ребенком, наслушавшимся злых сказок о кровожадном монстре.

Лекарь был не совсем прав, но это замечание несколько повеселило Эрика.

- Но мне никаких сплетен о нем не рассказывали.

- Тогда что же вы? А впрочем, это не мое дело. Ступайте же. И не забудьте перед ужином зайти за лекарством!

- Да, господин лекарь.

Из лазарета Эрик сразу направился на склад. Уходя, правда, успел услышать почти негодующее: «Господин, извольте видеть, лекарь! Тьфу! Я врач! Врач! »

На складе пришлось вспомнить, почему он так не хотел сюда идти: здесь работал один из неприятнейших типов во всем гарнизоне, не стеснявшийся не только раздевать его глазами, но и отпускать скабрезные шуточки и сальные намеки.

- Добрый день. Прошу выдать мне форму, плащ и обувь.

- О, какие господа в наш вертеп, - оскалил гнилые зубы капрал, подался вперед, обдавая смрадным дыханием. - А где же ваше постановление о довольствии? Забыли? Потеряли? Ай-яй-яй, какая жалость. Но мы можем договориться...

- Сейчас принесу, - буркнул Эрик. - Ой, что это я, приказ-то вам поступал, поищите получше.

- Да что вы? Правда? А я не помню, - с издевательской усмешкой развел руками капрал. - У меня, извольте видеть, все бумажечки-то подшиты. Так вашего приказа не было, господин адъютант.

- Очень жаль. Принесу взамен потерянного вами. С выговором, разумеется, чтоб больше не теряли важные бумаги.

Усмешка пропала с угреватого лица, как стертая.

- Не надо, сударь, я поищу получше. Что вы там говорили? Сапоги, плащ, форму? Сейчас принесу.

Эрик уловил злобное и полное матерных конструкций бормотание, когда капрал вышел на склад, и вздохнул: предположения, в какой позе и сколько раз он дал коменданту, наверняка разойдутся по всему гарнизону не позже вечернего построения. Зато хоть какие-то новые сплетни, а то старые приелись. Чуть позже он не знал, идти и впрямь жаловаться коменданту или смолчать, рассматривая выданные капралом вещи. Сапоги были на пол-ладони больше, чем требовалось, плащ вонял сыростью и плесенью, как и форма. Видимо, интендант разыскал это все в самом дальнем углу.

- А ничего более приличного на складе нет, или вы везде такую плесень развели? Сапоги не моего размера, кстати.

Интендант позеленел лицом и сгреб вещи с лавки, удаляясь в недра склада. Видимо, опасался, что адъютант в самом деле накапает коменданту. Вторая попытка оказалась удачнее.

- Премного вам благодарен, капрал, - пропел Эрик, удаляясь с добычей.

А в комнате его ожидал сюрприз. И не понять, неприятный или наоборот. Его вещей там не было, как и комода, и сундуков, и койки.

- Что-то я не понял, - Эрик оглядел комнату еще раз.

- Что вы там еще не поняли? - проворчал за спиной комендант, обнаружившийся в дверях. - В офицерской казарме нет свободных комнат. Здесь тоже. Я приказал перенести ваше барахло в мою комнату. Она достаточно велика.

Эрик остолбенел, не поворачиваясь. Мало ему было ходивших сплетен, теперь они вообще заскачут как бешеные блохи.

- Что вы стоите? Ступайте переодеваться, марш! - судя по тому, как загрохотали о пол стальные набойки на каблуках, граф был не в лучшем расположении духа. - И я жду вас в кабинете! - рявкнул он, не соизволив повернуться, на ходу.

Эрик отправился переодеваться, решив не гневить начальство. Форма пришлась впору, стало гораздо теплее. А после мерзкой микстуры кашель не так досаждал.

На ужин комендант отослал его раздраженным:

- Ступайте есть, Эрик. И принесите мне чего-нибудь... горячего.

Эрик поспешил убраться сперва в лазарет, сказали ж заглянуть перед ужином. Там ему сунули под нос очередную пакость, велели все же раздеться и выслушали хрипы в легких.

- Следовало бы натереть вас спиртом на ночь. Я дам вам склянку, сами справитесь? И после растирания укутаетесь потеплее.

- Хорошо, господин врач.

Лекарь посмотрел на него, словно проверяя, не издевается ли дерзкий юнец, уверился в том, что вроде бы нет, и криво улыбнулся. Выдал скляночку резко пахнущего сивухой спирта.

- Вот, держите. Теперь ступайте на ужин, постарайтесь пить побольше горячего.

- Хорошо, постараюсь, - Эрик упрятал спирт за пазуху и направился в столовую, притулиться в уголке и послушать сплетни. Как ни странно, но в форме его, похоже, не опознали, потому что никто даже не подумал приглушить голос. Сплетни курсировали самые откровенные. Эрику кусок не лез в горло. Однако во имя здоровья поесть пришлось. Убраться из столовой незамеченным Эрику удалось тоже, он прошел через черный ход на кухню.

- Эй, ребята, нагрузите-ка мне поднос самого горячего, что у вас есть, для господина коменданта.

Кухонные дежурные, в отличие от остальных солдат, не смотрели на него косо, криво и сально. Почему так - он не знал и задумываться не хотел. Поднос ему сразу же нагрузили, посытнее и полегче - вряд ли он много поднимет. Эрик про себя усмехался: они считают его изнеженной комнатной собачкой, способной только красоваться в придворных нарядах и сверкать драгоценностями. Но это не совсем верно. Да, он не так силен, как почти каждый мужчина здесь. Но он и не задохлик.

3. Ужасная забота

- Вот ваш ужин, граф Керуа, - Эрик водрузил поднос на стол.

- Вы бегали за ним в столицу? - пробурчал комендант, не глядя, тыкая вилкой в тарелку.

- Конечно, он же для вас, все самое лучшее.

- Вы язвите? Следовательно, вам лучше в самом деле. Ступайте отдыхать, на сегодня вы свободны.

Эрик поспешил уйти в комнату коменданта, раздеться и устроиться на койке, размышляя, как бы так этим спиртом растереться. Грудь он, предположим, натрет... Фу, ну и запах! Убойный. А вот спину... Или не надо, обойтись грудью? Он приготовил себе теплую ночную рубашку, шерстяные носки, которые тут носили все поголовно, шерстяной же шарф, чтобы укутаться сверху. В комнате было тепло, в камине весело полыхали дрова, можно было не бояться, что к утру он околеет насмерть. Ладно, хватит и грудь растереть, решил Эрик.

Он уже почти закончил растирание, когда дверь скрипнула, и в комнату вошел ее хозяин.

- Хм, спирт? Вы натерли спину? Хотя, что я спрашиваю, конечно же, нет. Дайте сюда!

Склянку выдернули из рук Эрика, не успевшего и пискнуть.

- Решили помочь мне, граф? Это так благородно.

- Просто не хотелось бы слышать ваш кашель ночь напролет, - буркнул граф, принимаясь за растирание. Но - Боже, помоги! - это больше походило на ласку, чем на лечебную процедуру, а Эрик поймал себя на том, что за прошедшие с момента своей ссылки сюда пять месяцев успел изрядно изголодаться по телесным наслаждениям. Главное - не показывать этого графу. Сидеть прямо, вот так.

- Одевайтесь, виконт. Сил нет смотреть на ваши цыплячьи мощи.

Эрик поспешно оделся. Вот так... И никакого вожделения у графа не имеется, может, он и приставал тогда от скуки. Один искоса брошенный на мужчину взгляд убедил в обратном. Граф старательно не смотрел в его сторону, но внушительная выпуклость в его паху не оставляла сомнений. Эрик почувствовал, как горят щеки, поспешил отвести взгляд. Это всего лишь нехватка ласки, не более того. Вполне понятно, если увидеть здешних женщин. Да и мужчин тоже.

- Сп.... Спокойной ночи, г... граф.

- Лерой.

- Что, п-простите?

- Мое имя, виконт, вы запамятовали?

- А в-вы его н-называли? - Эрик не знал, куда отвернуться.

- Называл, Эрик, называл. Но вы были слишком заняты, чтобы обращать внимание на какие-то досадные помехи вроде меня на пути к вашему счастью в тот день.

Эрик поспешил улечься, накрывшись одеялом:

- Спокойной ночи, Лерой.

- И вам того же, Эрик.

Скрипнула кровать - кстати, не многим шире солдатской койки, да и застеленная не шелком, а простым полотном. Комендант не старался устроить себе большую роскошь, чем у его подчиненных. В комнате было практически то же, что и в каморке адъютанта, разве что еще стоял секретер и рабочий стол, заваленный бумагами не менее, чем в кабинете.

Эрик почти сразу погрузился в дремоту, блаженно улыбаясь теплу. Разморило его настолько, что он даже отпихнул к стене одеяло. Но раскрыться совсем и сбросить одеяло ему не позволили, а потом он уснул еще крепче, даже не сообразив, кто укутывал его и шептал: «Тс-с-с, тише, Эрик, тебе надо прогреться». Утром он проснулся, взмокший как мышь на жаре.

- Теплая вода в кувшине, - оповестил его комендант. - Таз рядом. Умывайтесь, Эрик, и идите завтракать. Принесете мне кофе и чего-нибудь к нему.

Он выглядел еще более злым, чем вечером, и Эрик запоздало понял, почему, вспомнив увиденное мельком.

- Хорошо. А «что-нибудь» - это что?

- На ваш вкус, - рыкнул граф и удалился, грохоча каблуками.

На завтраке Эрик опять притулился в углу, полный надежды узнать - вдруг какие новые слухи возникли. Через пять минут он пожалел, что вообще умеет слышать. Солдаты не стеснялись строить предположения о том, скоро ли комендант натешится с новой игрушкой и можно будет поприжимать Эрика в темных углах. Почему-то никто не сомневался, что после «ласк» графа его адъютант безропотно ляжет под первого же, кто предложит.

- Да чтоб у вас языки завязались узлом... - не выдержал Эрик. Он поднялся и пошел к кухне, прямой и гордый, словно невиновный на эшафоте. - Кофе для господина коменданта. И чего-нибудь к кофе.

В столовой все молчали, только сейчас сообразив, что искомый адъютант вполне в курсе того, что болтают о нем с комендантом. Эрик не сомневался: после его ухода сплетни вспыхнут с новой силой. Боже правый, он уехал из змеиного гнезда, чтобы попасть в такое же, только еще хуже, ведь солдаты не стесняются и не стараются скрывать свои домыслы.

- Ваш кофе. И что-нибудь к нему.

- Благодарю. На вашем столе документы - они нужны мне к обеду переписанными набело, - граф не соизволил даже голову повернуть.

Эрик подумал, что он не мог не знать, какие слухи ходят о нем... о них. Или все же мог? Наверняка при коменданте никто не откроет рта. Он уселся за стол, сразу же принявшись за переписывание. И лишь изредка косился на графа, тут же отводя взгляд. В кабинет то и дело вбегали вестовые, получали приказы, убегали. Обычный день. Эрика же не покидало ощущение близящейся бури.

- Я все сделал, - сказал он спустя несколько часов.

- Дайте сюда.

Граф запечатал все переписанные Эриком бумаги в два конверта, шлепнул на них сургуч и приложил печать. Юноша же понял, что, переписывая, даже не вник в то, что писал. Похоже было на какую-то тарабарщину, он сосредоточился на том, чтобы не наделать в ней ошибок, не запоминая содержание. Шифрованные донесения? Но... кому и куда?

- Отнесите это для срочной отправки и ступайте обедать.

Эрик кивнул и поспешил доставить шифры. А вот на обед идти не хотелось... Почему-то. Хотелось забиться в какую-нибудь холодную дыру и замерзнуть насмерть. Может, хоть после этого его оставят в покое? Вместо этого Эрик направился в комнату коменданта, скинул форменный сюртук и достал свой кинжал. Собрал волосы в хвост, примериваясь, занес лезвие. Скрипа двери он не услышал, как и шагов коменданта. Через миг оружие у него из рук выбили, граф ухватил его за плечи и затряс, как куклу:

- Ты что творишь?!

- Хочу хвост отрезать, а что?

- Боже мой... Нельзя же так пугать.

До Эрика с опозданием дошло, что его жест граф мог воспринять как попытку перерезать себе горло. Стало смешно.

- Вы же не подумали, что я решил закончить жизнь?

Мужчина что-то нечленораздельно пробурчал, отпустив его плечи и отступая на два шага как-то боком.

- Лерой?.. Вы, что, вы решили...

- Откуда мне знать, что решили вы, Эрик? Непривычное окружение, мерзкие слухи, холод, депрессия.

- Ничем из этого не страдаю, - пожал плечами Эрик. - У меня есть работа, мне не до окружения и депрессии. А слухи... Я почти привык, даже коллекционирую.

- Что ж, прошу прощения, что помешал. Если хотите, могу помочь. Не стоит кромсать такие волосы ножом.

- Да, помогите. Они слишком отросли.

- Садитесь, - граф кивнул на табурет, сунулся в ящик секретера и вынул оттуда ножницы.

Эрик присел, почему-то хихикнув:

- А вы так взволновались?

Граф снова ответил нечленораздельным бурчанием, не то материл адъютанта, не то проклинал свою жизнь, не то все вперемешку.

- Поднимите голову, Эрик, - наконец, сказал он. Горячие пальцы коснулись щеки, скользнули ниже, под челюсть, порождая мириады искр под кожей.

- Д-да, - Эрик поднял голову и зажмурился.

- Жаль, ваши волосы похожи на золотое руно из легенд. У меня едва поднимается рука на такое сокровище, - комендант провел по густым локонам ладонью, разглаживая их, примериваясь. Перехватил прядь, щелкнули ножницы с характерным таким звуком. - Но волосы отрастут, я понимаю, что здесь вам тяжело ухаживать за ними, как должно.

- С короткими меньше буду похож на придворную птицу.

Ответом ему стал короткий смешок.

- Это вряд ли, мой юный друг. Вы слишком отличаетесь ото всех здесь, чтобы потерей волос сгладить эту разницу. Если подрезать райской птице крылья и хвост, она не сможет летать, но не перестанет от этого быть собой.

Ножницы мерно щелкали, но граф, похоже, совсем не торопился, стараясь обрезать волосы ровно. Вероятно, именно для этого он так медленно и тщательно пропускал их сквозь пальцы.

- Зачем вы настояли на моем приезде? - внезапно решился спросить Эрик.

- Хотел видеть вас рядом.

- Почему? - прошептал юноша. - Я думал, вы забыли меня.

- Разве вас можно забыть? Такое чудесное, яркое, живое и ядовитое видение, - в голосе графа Эрику почудилось что-то... странное. Ну, не нежность же, в самом деле?

- Разве я ядовит? Вы... Смеетесь надо мной, граф?

- Ничуть. Вы отравили меня собой. Знаете, на юге водится такая тропическая птица с золотым и алым оперением. Ни один хищник не рискует на нее напасть, ведь она ядовитее кобры.

- Но вы так холодны.

Это вырвалось раньше, чем Эрик сообразил, что сказал.

- Боюсь, вам не хотелось бы узнать, что таится под моей холодностью. Вот и все. А теперь ступайте обедать. Немедленно!

- Да, граф.

Эрик сбежал, опасаясь лишний раз взглянуть на мужчину. И без того было ясно, почему тот столь поспешно отсылает его прочь. Голове было непривычно-легко, коротко обрезанные локоны щекотали шею над воротом сорочки и сюртука. Эрик норовил ее почесать, щекотка слегка раздражала. В конце концов он заставил себя не тянуться к затылку. В голове неотступно вертелся этот полубредовый разговор. Боже, как теперь смотреть в глаза коменданту? И что его заставило такое сказать? Стыдно так. В то же время его восхищала выдержка Лероя. Пять месяцев неотступно, ежедневно видеть рядом с собой объект привязанности и молчать, не сделав ни одного движения навстречу... Стальные нервы, должно быть, у коменданта. И ведь Эрик не против. Но... Но как сказать? Как не выставить теперь себя легкодоступным и ветреным мальчишкой? И король...

Механически пережевывая пищу и не чувствуя ее вкуса, не слушая сегодняшние сплетни, Эрик напряженно размышлял, куда вдруг подевалась его восторженная, самозабвенная любовь к его величеству? Ее не было, будто не существовало никогда. Еда закончилась внезапно. Эрик недоуменно посмотрел в пустую тарелку. Пора было возвращаться в кабинет коменданта. Наверное, стоило принести обед и ему, ведь в столовую он не явился. Эрик зашел на кухню, потребовал еды для господина коменданта, составил тарелки на поднос и понес.

- Ваш обед, граф.

- Благодарю. А вот ваше задание, - перед Эриком легла очередная кипа бумаг с невразумительной тарабарщиной.

Слава Всевышнему, граф вел себя так, будто этого разговора час назад в их спальне не было. Эрик принялся за переписывание, аккуратно и быстро работая. Время до ужина пролетело незаметно. А перед ужином в кабинет явился разозленный врач, с порога нашипев на Эрика, который - вот беда! - позабыл о микстуре напрочь. Но хуже выговора от него был строгий и укоряющий взгляд, которым Эрика едва ли не придавил к стулу граф.

- Извините, - едва не со слезами пробормотал юноша.

- Я что же вам, нянька - за каждым простуженным бегать? - Клайс со стуком поставил на стол перед ним пузырек с микстурой, кивнул коменданту и удалился, едва не с грохотом захлопнув дверь. Эрик гадал: как граф терпит этого старикана? Разве что тот в самом деле гениальный лекарь. Микстуру пришлось выпить. Горько.

- Эрик, не расстраивайте Клайса, - "и меня" - повисло в воздухе несказанным. - Со здоровьем здесь, на севере, опасно шутить.

- Да. Я... Я буду его беречь.

- Обещаете?

Эрик вспыхнул: с ним говорили, словно с непослушным ребенком! Ну, по крайней мере, именно так с ним в далеком детстве поначалу говорила матушка. Когда еще верила, что характер младшего из ее сыновей могут исправить увещевания, а не розги.

- Да. Обещаю.

- Что ж, теперь ступайте на ужин. Обо мне можете не беспокоиться.

- Да, граф. Ничего к кофе?

На лице мужчины возникла усмешка, он наклонил голову, словно пытался скрыть ее от Эрика за прядями волос.

- Именно.

Эрик направился к двери, медленно, словно ожидая оклика. Но так и не дождался. За ужином он размышлял об этой странной заботе, графа, затем и врача. Оба были одинаково жестки и раздражительны, но отчего-то опекали его. На этой мысли он даже замер, не донеся ложку до рта. Что же, граф опекал его? В свете этого совершенно под иным углом звучали даже сплетни о них с Лероем. Граф запретил трогать смазливого юношу, не побоявшись стать объектом пересудов. Велел перенести его вещи в свою комнату, зная, что ночевки в одном помещении с предметом вожделения станут испытанием силы воли. О, Боже, какая ужасная, ужасная забота!

4. Ужасное вожделение

В спальню Эрик вошел, споткнувшись, весь в мыслях. Едва не вспахал носом пол, и это было бы весьма обидно. Но, к счастью, его поймали.

- Что с вами, Эрик?

- Думаю, Лерой. О вас.

- О, вот как? Как видно, эти думы невероятно тяжелы, и перевешивают? - граф все еще держал его за плечи, не торопясь отпускать, крепко, но весьма бережно.

- Я... Вы... - Эрик прижался.

- Я слушаю вас, - голос Лероя стал ниже, вкрадчивее. Пальцы на плечах юноши сжались чуть сильнее.

- Я не знаю, с чего начать.

- Начните с начала, это всегда помогает.

Граф очень медленно наклонил голову, теперь юноша чувствовал его дыхание в своих волосах.

- Вы... - смешался он, и от этого, не зная, куда пристроить руки, обнял мужчину.

- Вы играете с огнем, Эрик. Я ведь не из стали.

- Да. Но... Я хочу этого.

Граф обхватил его подбородок пальцами, заставляя поднять голову. Так близко...

- Но ведь я был вам не интересен.

- Я был ослеплен.

- Немудрено, ведь нашего короля не зря называют Солнцем. И что же, теперь вы прозрели?

Это было воистину пыткой - почти непринужденная беседа в столь интимной близости, когда он прекрасно чувствовал нешуточное возбуждение стоящего вплотную к нему мужчины, и лишь это и проскальзывающие в его голосе бархатные, рычащие нотки выдавали его.

- Думаю, что да, - выдохнул Эрик.

- Я ведь не сумею остановиться, начав.

- Я не попрошу остановиться.

Эрик поднял глаза, встречаясь взглядом с графом, ведь до этого он смотрел исключительно на его губы. Ему показалось, что между ними мгновенно пронесся грозовой разряд, его даже ощутимо тряхнуло от того, какая бездна вожделения таилась в этих потемневших глазах. Эрик потянулся за поцелуем, все еще не понимая, как именно себя вести. С его величеством требовалось быть изящным, остроумным и покорным. Но все мысли о поведении вымело из головы, когда Эрика поцеловали. Вздумай кто-то требовать от него отчета в том, каким был этот поцелуй, он не нашел бы слов, да и не сумел бы внятно вспомнить ни единого мгновения. У него закружилась голова и подкосились колени.

- Лерой... - пришлось вцепиться ему в плечи.

Его отнесли на кровать, какая оказалась ближе - комендантскую, и эти три шага были для него словно полет в бездну. В комнате было жарко, как казалось. Избавление от одежды не помогло, тело словно охватило пламя, стоило графу еще раз поцеловать Эрика. Кожа загоралась там, где ее касались чужие жесткие губы, ладони. Он плавился, словно воск, в этих руках.

- Лерой...

- Да, да... сейчас.

Граф, похоже, был все же выкован из стали, Эрик таким терпением похвастать не мог. Он стонал и подставлялся под ласки, не испытывая ни грана стыда. Юный возраст и вынужденное долгое воздержание вместе давали такую жгучую смесь, что думать Эрик ни о чем не мог, кроме того, как же ему хочется этих ласк. Но вот его любовник оказался мудрее и не торопился немедленно взять столь жадно молящее о близости тело. Вместо этого он отстранился, оставил его ненадолго, чтобы вынуть из секретера флакон с густым цветочным маслом. Это позволило Эрику немного перевести дух. Он слегка отдышался, посмотрел на графа, снова отчего-то засмущался. Но даже смущение не помешало ему оценить стать обнаженного мужчины, невольно сравнивая его с единственным прежним любовником. Как ни крути, а сравнение было не в пользу короля. Эрик даже немного испугался, уразумев, что граф куда более одарен Богом, и им придется весьма потрудиться, прежде чем оба сумеют получить удовольствие.

- Лерой... Мы... э-э-э... Вы так щедро одарены природой...

- Вы боитесь? - граф сел на край постели и усмехнулся истинно дьявольской усмешкой.

- Да, - не стал скрывать Эрик. - У меня давно не было... никого.

- Не бойтесь. Я ведь не зверь, - Лерой выдернул подушку у него из-под головы: - Приподнимите бедра, Эрик.

Он откупорил флакон и пролил немного масла на ладонь, согревая его. Жадный взгляд изучал все доступное ему, ощущался, как прикосновение пера к коже. Эрик чувствовал возбуждение, почти болезненное, острое. Было разом и боязно и до безумия тепло. В душе словно на место вставали какие-то части шкатулки-головоломки, собираясь воедино и готовясь открыть сокровище.

- Закрой глаза.

Скользкая от масла ладонь коснулась напрягшегося живота, проследовала вниз, обхватила, но лишь на миг, лишь для одного движения вверх и назад, и соскользнула еще ниже. Эрик послушно зажмурился, тут же пожалел об этом - все стало ярче в два раза. Бесстыдные прикосновения, безостановочное кружение пальцев, прохладные капли масла, пролившиеся на возбужденную плоть, чтобы тут же стечь ниже, увлажняя. Легкий нажим, словно предупреждение о проникновении... Эрик зачем-то кивнул, пытаясь сохранить хотя бы для себя видимость того, что от него что-то зависит.

Граф был осторожен и опытен, Эрик давно понял это. Убедился же сейчас, когда тот сразу же отыскал тот потаенный центр удовольствия, о котором юноша знал, но редко испытывал на себе результат подобной ласки. Король не баловал своего фаворита подобным, разве что случайно во время соития задевал это место. Эрик застонал, оборвал стон, словно сам удивился. Следующее движение принесло очередную волну жара, искрами распространяющегося по телу. Эрик стиснул зубы - если он не сдержится, уже не слухи пойдут гулять, когда его услышат.

- Здесь нет никого, кроме нас, - словно подслушав его мысли, прошептал Лерой. И продолжил ласки, верно, желая уничтожить последние оплоты сдержанности в своем юном любовнике - склонившись к нему и вбирая в плен горячего рта. Возраст Эрика взял свое, даже суровый север не смог пригасить в нем того пламени, что обычно пылает в распробовавших любовные ласки юношах, истомленных не вполне приличными мыслями. Доведя его почти до края бездны, граф - о, жестокое сердце! - остановился, не позволив сорваться. Эрик готов был молить о продолжении, но лишь хватал пересохшим от стонов ртом жаркий воздух. Ему казалось, что скоро он будет выдыхать пламя. Юноша нетерпеливо заерзал и хныкнул.

- Лерой!

- Да, Эрик?

- Вы тиран...

- Несомненно.

- Деспот... мучитель... Вы демон!

- Ты прав, - усмехнулся граф.

Его пальцы покинули распаленное тело, заставив Эрика застонать. Но его разочарование не продлилось долго. Когда место пальцев заняла иная часть тела Лероя, Эрик подумал, что все же принял неверное решение. Слишком много на него одного. Он почти задыхался, выгнувшись в крепких объятиях.

- Тише, расслабься. Тише, Эрик... О, Боже...

- Я п-пытаюсь. Не могу…

Граф наклонился над ним еще ниже, втянул в новый поцелуй, отбирая остатки дыхания и соображения. От этого движения их тела соединились столь полно, что Эрик снова застонал, ощущая себя нанизанным на толстую иглу мотыльком. Он крепче вцепился в плечи графа, пережидая начавшееся головокружение. Резкая боль утихла, тело приняло вторжение, оказавшись разумнее своего хозяина. И Эрик вскинул бедра, ведь желание не уменьшилось даже от неприятных ощущений. Граф поцеловал его в плечо, приподнялся, медленно и плавно начав древний, как мир, танец тел.

Эрик пытался справиться с лавиной новых ощущений, которых раньше, как ему казалось, он не испытывал. Или просто раньше они были не такими ошеломляющими. Хотелось, чтобы это длилось вечно. Или чтобы закончилось, позволив обессилено растянуться на постели и просто плавать в теплой неге. Никогда прежде не хотелось ему кричать, выплескивая то пламя, что сжигало изнутри. Он закусил ладонь, но и это не помогало, скорее, лишь подстегивало все возраставшее желание, пока, наконец, он не забился в сладчайшей, болезненно-приятной судороге освобождения. И лишь позже ощутил слезы, скатывающиеся по вискам. Граф снимал их губами, и в его глазах, пополам с сонной мутью наслаждения, плавала тревога.

- Тебе больно? Эрик?

- Нет, мне очень хорошо, - язык почти не шевелился.

Он прикрыл глаза и почти не заметил, как граф покинул его измученное тело, да и того, как он приводил его и себя в порядок, тоже не почувствовал, провалившись в сон.

Проснулся же юноша весьма поздно, гораздо позже, нежели обычно.

"Опоздал", - промелькнуло в голове. Он вскочил, спешно озираясь в поисках одежды. Поясницу пронзила неприятная боль, он охнул. О, здравствуйте, давно забытые ощущения!

"Как же я буду сидеть?!"

Но предаваться жалости к себе было некогда. Он быстро умылся и оделся, и бегом ринулся в кабинет коменданта.

- Извините-опоздал-проспал!

- Зачем вы вообще поднялись, Эрик? Вам стоило бы сегодня полежать в постели, - граф нахмурился. - Вы хорошо себя чувствуете? Клайс разве не предупреждал вас, что с простудой не шутят?

В кабинете находились двое вестовых, и Эрик был безмерно благодарен коменданту за спешно придуманное оправдание своему опозданию и бледному виду.

- Думаю, что могу выполнять обязанности в полном объеме, господин комендант, - отрапортовал Эрик.

- Что ж, посмотрим. Документы для переписывания на вашем столе, приступайте.

Ни словом, ни жестом он не дал понять, что этой ночью произошло нечто, сблизившее их. Эрик постарался так же этого не показывать. День пролетел незаметно, лишь окрики графа заставляли Эрика вынырнуть из работы и сходить в лазарет и столовую. Вечер он ждал с замиранием сердца - что будет. Граф отправил его отдыхать, как и прежде, оставшись дописывать важные бумаги. Эрик почти извелся за те полчаса, что его не было. Он решил, было, лечь спать, даже натянул ночную рубашку и улегся в свою постель. Но сон не шел, и глаза распахнулись сами, стоило услышать лязг подкованных каблуков в коридоре. Эрик сел на кровати, прижимая к груди одеяло.

Граф вошел, запер дверь и шагнул к нему.

- Ты не спишь... Неужели не устал?

- Не мог уснуть без вас, - пробормотал Эрик и упал навзничь, сразу натянув одеяло на нос.

Матрас прогнулся - Лерой сел на край его постели, мягко, но непреклонно потянул одеяло прочь. Эрик уступил. Смущение одолевало все сильнее.

- Один поцелуй на ночь, моя волшебная птица, - граф наклонился, улыбаясь. - Только поцелуй.

Эрик обхватил его за шею, поцеловал, отчаянно желая большего и понимая, что не сегодня. Его желание не осталось незамеченным, граф провел по его груди, ласкающим, дразнящим движением, приподнял сбившуюся до бедер рубашку, накрыл ладонью. Эрик тут же неосознанно дернулся, напрашиваясь на то, чтобы его приласкали. Чего он не ждал - так это таких ласк. Он даже приподнялся на локтях, чтобы удостовериться, что ему не мерещится, и тут же со стоном снова откинулся на подушку, приподнимая бедра. Безумие! Но сколь же сладкое... И потом снова - светлое пустое блаженство и мокрые от слез щеки. Лерой поправил на нем ночную рубашку, укутал в одеяло, подоткнув края, словно ребенку. Вытер ладонью слезы с его щек.

- Добрых снов, Эрик.

- Добрых снов, Лерой, - пробормотал юноша, засыпая почти сразу. Он перевернулся набок, уткнулся в подушку носом и засопел.

Быть любовником графа Керуа оказалось не так ужасно, как представлялось ему всего лишь полгода назад. Бывали ночи, когда Лерой не касался его вовсе, устав за день до полной неспособности ни на какие осмысленные действия. С началом весны - календарной, конечно же, - он принялся до кровавого пота гонять личный состав гарнизона на тренировках, и Эрик получил возможность удостовериться в том, что как воин, граф столь же великолепен, как и придворный. Если не лучше.

Но бывали ночи, когда они не могли насытиться друг другом, и их ласки становились похожими на смертельную схватку. Они засыпали в обнимку на одной постели, тесно прижавшись друг к другу, ведь иначе на узкой койке не получалось, и просыпались, сплетясь в таком же объятии.

- А однажды мы и вовсе не расплетемся, - смеялся Эрик, растирая затекшую шею. Лерой на это лишь усмехался, берясь массировать ему онемевшие мышцы.

5. Ужасное ожидание

Весна - настоящая - пришла на север гораздо позже, чем привык Эрик. Но оказалась неожиданно яркой и скоротечной. В один день холмы и предгорья покрылись невиданным ковром цветов, вечно хмурое небо очистилось, и его яркая синева вызывала слезы на привыкших к полусумраку глазах.

Это утро началось странно, рождая безотчетную тревогу в груди юноши.

- Эрик, скажи, тебе есть, куда уехать?

- Нет, дома меня не ждут. А других родственников у меня нет. Что случилось?

Граф, не отвечая на его вопрос, открыл секретер, вынул из него бархатный мешочек и вложил его в руку юноши.

- Здесь ключи от маленькой виллы на юге, у Бодрена, и немного денег. Возьми с собой только одежду, я прикажу приготовить тебе коня и заводную лошадь, провизию. Ты должен уехать сегодня же.

- В чем дело? - упрямо повторил Эрик.

- Дело в восстании. Меня срочно призывают в столицу, и, боюсь, дело окончится вооруженным столкновением мятежников и королевских войск.

- Береги себя... ладно?

- Не могу обещать, Эрик. На войне - как на войне. Я ждал этого, но не так скоро, и не успеваю ничего. Но оставить тебя здесь не могу, сам понимаешь.

Эрик кивнул. Он не был воином. Помочь не мог ничем.

- Когда все окончится, я приеду к тебе, если останусь жив, - усмехнулся граф. - Если же нет...

Он прошел к столу, сдвинул бумаги и взял чистый лист, на котором размашисто написал несколько строк, капнул сургуч и оттиснул на нем свой перстень.

- У меня никого не осталось из близких. Свой титул и земли я передам тебе.

- Ты вернешься, - сказал Эрик, - и никак иначе. Я тебе запрещаю умирать.

Граф шагнул к нему, поцеловал так, словно это был последний в его жизни поцелуй.

- Собирайся.

Эрик кивнул и ушел. В глазах щипало.

Он выехал до обеда, наскоро перекусив тем, что успел ухватить на кухне, где забирал мешок с провизией. Граф объяснил ему, как найти поместье Керуа, предупредив, что в родовое гнездо он не заглядывал уже более трех лет, ему наверняка требуется ремонт, а вот на вилле под небольшим городком Бодрен жить вполне возможно, за ней приглядывали слуги. Туда Эрик и направился. Он даже не запомнил эти дни, пролетевшие в пути. Весна сменилась летом, и то успело расцвести благоуханной негой, когда он прибыл в Бодрен и отыскал поверенного рода Керуа. Тот, прочтя письмо графа, только кивнул и отвез его на виллу.

Наверное, она была красивой. Здесь, на юге, было красиво везде, даже в самых бедных деревушках. Но Эрик не замечал этого. Без Лероя все казалось пустым и одиноким. До этого сонного, солнечного края скупо доходили вести о мятеже, переросшем в кровопролитную войну. Эти известия заставляли сердце юноши сжиматься от тоски и страха за того, кто сейчас был в самом горниле сражений. Каждый день - липкий страх внутри. Каждую ночь - одинокая холодная постель. Он измучился и стал походить на собственную тень. Не единожды хотелось ему бросить все и ринуться к столице, на поиски своего любовника. Любимого - это он понял лишь сейчас. Но что он сделает? Погибнет по пути или сразу в столице?

И он ждал. Отрадой ему стала неплохая библиотека, а еще - дела по восстановлению поместья Керуа. Хотелось думать, что Лерой порадуется тому, что небольшой старинный особняк встретит его не затхлостью давно нежилого дома, а запахом свеженатертых полов и букетов в вычурных вазах. Еще он со всем пылом взялся за изучение дел рода Керуа под руководством поверенного. Тот помогал вникнуть в управление графством.

- У меня хоть что-то получается?

- Вы хорошо справляетесь, как для ваших лет, - щурил глаза старик Доджис. - Не хватает немного уверенности и опыта, но это придет со временем. Вот вернется граф, он всему вас научит лучше, чем бедный старый я.

«Если он вернется», - подумал Эрик и криво улыбнулся.

Подавление мятежа продолжалось до самого начала зимы, и лишь когда уже даже здесь, на юге, зачастили дожди, а там и выпал, чтобы тут же растаять, первый снег, пришло известие о том, что все кончено, мятежники схвачены и казнены.

- А как же граф? - Эрика волновало лишь одно известие.

Но о графе Керуа вестей не было. Он словно растворился где-то вдали. Эрику снились тревожные, тоскливые сны, то о полях сражений, то о лазаретах, пропитанных болью и страданием, то о казематах королевских тюрем, ведь он даже не спросил у Лероя, на чьей тот стороне! Эрик похудел и побледнел еще больше, от каждого конверта дергался и боялся заглядывать внутрь. Зима прошла для него, как в тумане, да и назвать зимой то, что здесь было вместо нее, не поворачивался язык. Впрочем, это не мешало Эрику мерзнуть совсем так же, как в северном гарнизоне - без графа. И здешняя весна показалась ему блеклым подобием той яркой и мимолетной красоты, что он увидел на севере, хотя и здесь было море цветов, а сады цвели совершенно сумасшедше. Слуги старались порадовать, подсовывали красивые букеты, меняли каждый день. Эрик даже не видел их.

Он никогда не был особенно набожен, только не он, видевший изнанку монастыря в первом приближении, алчность и завистливую злобу святош. Но сейчас он каждое утро уходил в скромную домовую часовню при поместье, вставал на колени и отчаянно молился, забывая слова каноничных текстов:

«Господи, пусть он останется жив, даже если был ранен! Пусть он вернется ко мне, хоть каким! Пусть только вернется... »

У Эрика сил не было даже плакать. Он машинально что-то ел и пил, поддерживая в себе жизнь, машинально с кем-то разговаривал.

В это утро он снова отправился в часовню. Он шел, не поднимая глаз от посыпанной крупным красноватым песком дорожки и, столкнувшись с кем-то, внезапно появившимся перед ним, испуганно ахнул.

- Извините, я... задумался.

- Эрик?

Солнце било в глаза, кроме темного силуэта и какого-то странного, светящегося ореола вокруг головы, юноша ничего не видел, но голос!

- Лерой? - неуверенно спросил он, часто моргая. - Это ты?

- Это я, птица.

Граф, сильно припадая на правую ногу, отступил со света, развернулся. И Эрик понял, что вовсе не нимб осенял его голову. Это была седина, совершенно высеребрившая его темные прежде волосы. А еще он казался изможденным, словно каторжник, освобожденный из подземного рудника, форменный сюртук на нем болтался, словно на огородном пугале. Эрик с размаху обнял его, прижал к себе, намереваясь не отпускать вообще. Под руками болезненно вздрогнули плечи.

- Тише, тише, Эрик. Я вернулся. Точнее, я сослан пожизненно сюда без права возвращения в столицу.

- Почему? За что?

- Идем в дом, Эрик. Я расскажу, но позволь хотя бы присесть.

Эрик опомнился, повел Лероя в дом, только сейчас рассмотрев, насколько был измучен его некогда крепкий и сильный любовник. И эта хромота. Вот остолоп! Конечно, ему немедленно нужно сесть! Эрик, позабыв о собственных переживаниях, заметался по дому, требуя у слуг немедленно завтрак, и посытнее, ванну, постель, лекаря и луну с неба, и все - немедленно, сей час же! Предоставили все, кроме луны. Раз уж вернулся хозяин и ожил второй. Эрик же, наконец, угомонившись, сидел на пуфе у кресла Лероя, крепко держа его за руку, и не сводил с него глаз, словно опасался, что граф внезапно растает, как видение, навеянное ладанным дымом в часовне.

- Отлеживаться и откармливаться, - сказал явившийся лекарь. - Просто, правда?

- Проще не бывает, - с улыбкой согласился граф, взмахом руки отсылая это «клистирное чудо» и с тоской вспоминая Клайса. Вот уж кто в самом деле поставил бы его на ноги.

- Эрик, пусть повременят с обедом, - он коснулся ладонью щеки юноши, - я хотел бы сначала искупаться. И переменить одежду. Здесь, кажется, еще оставались мои вещи?

- Да, конечно, они приведены в порядок, сейчас прикажу принести.

- Спасибо, - граф с трудом поднялся, лишь усилием воли приказав телу двигаться. Он страшно устал, болело все, все раны, растревоженные путешествием в дилижансе. Не только боевые, к сожалению.

- Я помогу тебе, - Эрик поспешил подхватить его под руку.

- Нет! - это прозвучало слишком резко.

Юноша отдернул руку.

- Не стоит, - уже спокойнее, ласковее сказал граф. - Пусть лучше кто-то из слуг.

Эрик кивнул:

- Хорошо.

Пока Лерой отмокал в ванне, мысль о том, что он такое пытается скрыть от Эрика, не давала тому покоя. Юноша наматывал круги по комнате, потом решился, тряхнул головой с отросшими за год волосами, решительно вошел в ванную, отослав лакея нетерпеливым жестом. И увидел. Граф сидел в неглубоком бассейне, заменявшем в этом поместье ванну, тщательно взбивая пену на волосах. А на его спине не было живого места от шрамов, старых и едва затянувшихся. Плеть или кнут, Эрик не слишком разбирался. В глазах все поплыло от вскипевших мгновенно слез. Он подошел ближе, остановился, рассматривая. Значит, все-таки мятежник... Вспомнилось, как переписывал для графа шифрованные письма. Вот ведь как, выходит, он соучастник мятежа? Оттого и отослал его Лерой так спешно? Снова эта ужасная забота... Ничего, они еще поговорят обо всем. Надо помочь Лерою вымыться. Он взял с полки морскую губку, окунул ее в воду и в мыльный состав в широкой чаше, и принялся осторожно мыть исчерченную полосами шрамов спину и плечи. Граф замер, опустил руки.

- Эрик... Ну зачем?..

- Надо же тебя искупать.

«И как он понял, что это я? »

На невысказанный вопрос граф ответил, как часто отвечал там, в гарнизоне, словно умел читать мысли:

- Твои руки, моя птица, я узнаю даже без глаз, по одному прикосновению.

Эрик поцеловал его в плечо и продолжил мытье. Да, Лерой сильно отощал, но это поправимо. Все поправимо. А если отправить письмо Клайсу, вредному старикашке-врачу, попросить его приехать сюда, то граф поправится еще скорее, хотя бы из желания не слушать ядовитое брюзжание и возмущенные вопли о запущенном здоровье и небрежении собой.

- Так и сделаю, - вслух решил Эрик.

Он обошел бассейн и принялся за грудь графа, отмеченную свежим шрамом слева и следами ожогов. Посмотрел в лицо мужчины - глаза того были закрыты, но на губах мелькала легкая усталая улыбка.

- Не очень больно от воды?

- Твои руки творят чудеса. Мне совсем не больно.

- Сейчас пообедаешь, отдохнешь. Выспишься.

- Не хочется спать, - покачал головой граф. - Лучше расскажи, как ты здесь жил.

- Я не помню. Помню, что без тебя было очень пусто и холодно.

- Прости, - Лерой поймал его руку, поцеловал в мокрую ладонь. - Если бы я мог...

- Но ты здесь, все будет хорошо.

6. "Здравствуйте, граф!"

Позже, когда они позавтракали, причем, граф зорко следил, чтобы Эрик не отлынивал и тоже поел, хотя юноша то и дело замирал, просто любуясь своим долгожданным, выстраданным счастьем, расположились в гостиной. Лерой внимательно оглядел ее, чистую, с обновленным паркетом, стенной обивкой, вычищенными и побеленными потолками.

- Эрик, я не нахожу слов... Поместье - оно словно помолодело на сотню лет!

- Я надеялся, что ты вернешься поскорее, отремонтировал тут все.

Граф тяжело вздохнул.

- Ты решил, что я был одним из тех, кто поднял мятеж.

- Нет, я вообще не знал, зачем ты уехал.

- Я знал, что в столице зреет заговор, еще четыре года назад. Но его величество, - Лерой произнес это с видимым, почти осязаемым презрением, - не пожелал заметить очевидное и услышать меня, отправив на север. Это была почти ссылка, ведь я посмел указать на самых приближенных к трону аристократов. Заговорщики не торопились, они копили силы, и им было куда проще сделать это, чем мне - подготовить своих людей, собрать всех, кто верен короне, сплотить их. Когда началась заварушка, я решил, что король опомнился, ведь меня вызвали в столицу. Однако, когда мятеж удалось подавить, меня обвинили в том, что я тоже участвовал в заговоре, но что-то помешало мне пойти до конца. Я не знаю, поверил ли его величество мне, в конце концов, или же нет, но вот результат - я лишен звания и сослан в поместье.

- Но ты жив - вот что главное, - сказал Эрик.

Лерой прикрыл глаза и сказал так, что Эрика резануло по сердцу, словно острой струной:

- Если бы не ты, я не пережил бы этой зимы. Но ты запретил умирать.

- Да, - упрямо сказал Эрик, – главное, что живой.

- Поцелуешь? - граф взглянул на него и протянул руки, словно в мольбе. Словно сомневался, что такой - постаревший и обессиленный, он еще нужен.

Эрик незамедлительно принялся целовать своего любимого так, словно отдавал все поцелуи за всю зиму разом. Он старался быть осторожнее, но та сила, что толкала его в объятия графа, заставляла сжимать руки на его плечах, в седых волосах, отросших до плеч, до боли. Лерой не протестовал, обнимая его, как перед долгой разлукой.

- Эрик... моя птица, моя райская птица... Любимый.

- Я тебя люблю, - бормотал Эрик.

От этих простых слов Лерой будто осветился весь изнутри, запавшие глаза, казавшиеся выстуженными казематами и пыточными, оттаяли, потемнели.

Они еще немного посидели в гостиной, в одном кресле на двоих, пока усталость не взяла свое, и граф не принялся зевать, благовоспитанно прикрывая рот ладонью.

- Идем спать, - Эрик тоже сонно жмурился.

В поместье он обитал вовсе не в господских покоях, а рядом, словно опасался, заняв комнаты графа, накликать беду. Теперь же он повел его, поддерживая под руку, по лестнице, в правое крыло дома.

- Я велел все обновить, там окно разбилось зимой и обивка и полы покоробились, - он словно оправдывался.

- Ты все сделал правильно, Эрик, - граф, оглядев новое убранство спальни, тепло улыбнулся и подтолкнул его к широкой кровати с резными лакированными столбиками и бархатным пологом.

Эрик забрался в постель, сразу же завернулся в одеяло по своей привычке. Потом спохватился, когда Лерой, как тогда, в гарнизоне, в их вторую ночь, мягко, но непреклонно потянул его прочь. Он подкатился к графу, обнял его. И пожалуй, только сейчас понял, что тот в самом деле вернулся. Большей глупости сказать было нельзя, чем та, что сами произнесли его губы:

- Здравствуйте, граф.

Лерой явно очень хотел рассмеяться, однако сдержался и произнес:

- Здравствуйте, виконт. Прекрасно выглядите. Хотя без этой вашей сорочки будете еще лучше, я уверен.

Когда и его сорочка, и сорочка Лероя, и прочая одежда упокоились где-то там, на пушистом ковре у кровати, Эрик на мгновение прервался, поднял голову от груди графа:

- Мой Бог, ты сводишь меня с ума! Но пусть... - и снова принялся целовать его, осторожно обходя отметины на коже, но умудряясь не пропустить ни дюйма этого великолепного, несмотря ни на что, тела. Он впервые начинал любовную игру сам и вел в ней, и от этого голову кружило, как от стакана доброго старого вина. Лерой явно был изумлен и... обрадован? Он позволял все, абсолютно все. И Эрик пользовался этим бесстыдно, собираясь отплатить ему сторицей за все те ласки, что он принимал, не отдариваясь ничем взамен. Ну, и научиться, наконец, ласкать так же. Может, ласки его были пока неумелы, но он хотел доставить удовольствие. Хотел, чтобы Лерой потерял над своим телом контроль так же, как терял Эрик в его руках, чтобы стонал, не сдерживаясь, комкал в кулаках простыни, подаваясь навстречу каждому движению. С первого раза, конечно, не удалось.

Граф перевернулся, подмял его под себя, заласкал до звезд под веками, и Эрик «поплыл», выгнулся ему навстречу, почти требуя. Он знал, по крайней мере, догадывался, что тело, лишенное привычной ласки уже год, отвыкло, и будет больно. И поэтому, наверное, его любовник не торопился вторгаться. Но душу выпил ненасытными своими губами до самого донышка. Потом все-таки было немножко больно. Но даже эту боль Эрик готов был считать приятной. Долго в этот раз наслаждаться не сумели ни один, ни второй - оба попросту уснули, с трудом отыскав силы хотя бы вытереться краем простыни - куда-то идти за полотенцами и водой было невозможно тяжело. Эрик во сне крепко обнял графа. Его Лерой. Только его.

На следующее утро Эрик написал письмо Клайсу.

Врач приехал через месяц - неслыханно быстро. И тут же развил бурную деятельность.

- Вы хотите ходить нормально, а не прыгать, как увечная ворона? Да или нет?!

- Да, но ломать для этого кости...

- Ваша нога срослась вкривь и вкось, иначе выправить ее невозможно!

Эрик сидел и хихикал в чашку с чаем.

- Но еще черт знает сколько времени провести в постели!

- И не вздумайте из нее выпрыгивать, вы уже не молоденький козлик! Иначе я привяжу вас к кровати!

- Да, я старый козел, - деланно сокрушался граф, а врач возмущенно всплескивал руками - слов у него не хватало. По крайней мере, пристойных.

- Я его там удержу, Клайс.

- Да кто бы вас удержал. Что это? Вы себя в зеркало видели? Что за призрак поместья Керуа? - напустился врач и на него.

- Фамильный, - гордо сказал Эрик.

- Как же я вовремя приехал, - только и сказал Клайс.

Ногу графу он все же сломал, вправил кости, и тому пришлось терпеливо сносить все, что вредный старик с ним делал, от припарок до горьких, кислых, жгучих и невыразимо мерзких зелий.

- Зато хромать не будешь, - утешал его Эрик, которого откармливали и отпаивали.

Граф от кончиков пальцев ноги до самого паха был замотан какими-то гипсовыми бинтами, придуманными лично Клайсом, так что при всем желании мог только садиться в постели и приподниматься, чтобы сходить на горшок. Это бесило его, но свое раздражение и гнев Лерой вымещал на нерадивых арендаторах, которых вызывал Эрик. Юношу же он неизменно хвалил за то, что за минувший год тот существенно вник в дела графства и весьма поправил бедственное положение.

- У меня был хороший наставник по части внимательности, - смеялся Эрик. - Все-таки я в прошлом был адъютантом коменданта военного гарнизона.

Лерой улыбался ему, целовал руки, и это было равнозначно признанию в любви - граф редко повторял вслух эти сакраментальные слова. Но Эрик и без того знал, что любим, и это всерьез. Ему не требовались подарки и знаки внимания, драгоценности и наряды. Хотя Клайс и привез с собой его сундуки, Эрик приказал засунуть их на чердак и не желал видеть ни единой безделушки оттуда. Детская влюбленность в монарха прошла бесследно, сменившись иным, более зрелым, выстраданным чувством. Он был счастлив.

- И комендант там, между прочим, был ни кто иной, как один из отвергнутых мной поклонников, - Эрик фыркнул. - Знал бы ты, с какими чувствами я ехал на новое место службы...

- О, знал бы ты, с какими чувствами твой отвергнутый поклонник тебя ждал!

- Я догадывался, потому очень хотелось сбежать.

- Но ты не сбежал, и я очень рад этому, - граф поймал его запястье, притягивая к себе на постель. - Я очень, очень рад, птица.

- Правда, было очень страшно, - признался Эрик.

- Я был так ужасен?

- Скорей, меня пугало то, что я не знал, чего ждать...

Граф покаянно склонил голову, прижал его ладонь к своей колючей щеке.

- И этот конвой тоже покоя не добавлял, - Эрик гладил его по щеке.

- На дорогах было неспокойно уже тогда, - хмурился граф. - Но... они позволяли себе грубости? Почему ты не сказал?

- Я думал, так и надо, - Эрик устроился рядом поудобнее.

- Что - надо? Оскорблять тебя? Эрик, право слово, как ты мог так думать! О, какого же низкого мнения ты был обо мне...

- Что мне оставалось еще думать?

Лерой лишь сокрушенно вздыхал и отводил глаза.

- Как твоя нога? Ей получше?

- Спроси у этого гадкого старого тирана. У меня все чешется там, под этим бинтом, - пожаловался мужчина. Он редко жаловался, а значит, ему совсем уже невмоготу.

- Значит, заживает. Потерпи еще немного, ну, - Эрик поцеловал его.

«Гадкий старый тиран» обрадовался вести о том, что в месте перелома наблюдается зуд, вскрыл гипсовый панцирь, но вместо него приказал носить тугую повязку и не наступать на ногу.

- Для этого есть костыли, вы же не хотите, чтобы все труды и страдания пошли псу под хвост?

- Он не хочет, - уверил Эрик, уже не такой прозрачный и истощенный, хотя до цветущего весеннего вида так и не добравшийся.

Граф, с Клайсом принципиально говорить отказывавшийся, только нахмурился и сжал губы. Он считал, что уже совсем здоров, и ему не требуется диета и микстуры. Врач был уверен в обратном.

- Я же не учу вас, как управлять графством? Вот и вы не учите меня, как отличать больного человека от здорового. Вы желаете обеспечить себя прободной язвой желудка после тюремной баланды?

Граф молча кипятился, но под взглядом Эрика покорно глотал лекарства, бульоны, легкие каши и вареную на пару птицу и телятину, даже не заикаясь о вине, острых колбасках и перченых бифштексах. Эрик тоже питался зеленью и курятиной, послушно разделяя с графом все трапезы. Хотя уж ему-то как раз требовались более питательные блюда. Но страдать - так вместе. Разве не в этом состоит один из непреложных законов любви? Ничего, когда-нибудь можно будет уже и вина выпить. Когда Лерою разрешат хотя б бокал в день.

Наконец, на исходе осени - более похожей на слегка хмурое лето здесь, на юге - граф впервые прошел по дому на своих ногах, пока еще опираясь на резную трость, но уже без той кошмарной хромоты, как в первые дни. В седле же он и вовсе выглядел совершенно как прежде, поэтому они с Эриком часто выезжали на прогулки и по делам верхом.

До Эрика доходили слухи о том, что королева, недавно подарившая его величеству наследника, вовсе не трепетная овечка, какой представлялась, и, к изумлению всех, держит короля в ежовых рукавицах, а при дворе нынче не в моде роскошь и сибаритство. Он лишь усмехался.

«Так вам и надо, ваше величество».

Впрочем, не эти слухи делали его счастливым. Искристым, радостным чувством его наполняла возможность, просыпаясь, смотреть в любимые серые глаза, целовать колючие щеки и сухие, твердые губы, и говорить:

- Здравствуйте, граф.