Гл. 24. Новая авантюра Фальцо и Немезида

Параллельный мир. Фентези. Роман ХХХ содержит сцены насилия и жестокости. Кому читать такое не интересно - нажмите на крестик в правом верхнем углу экрана.

Структура Роднеры социально и психологически

напоминает позднеримскую: с императором, сенаторами, легионерами, богатыми вольноотпущенниками, большим количеством угнетаемых ими рабынь и рабов.   Время там течет по иному. В году 420 дней.   По нашей возрастной классификации все герои старше 18 лет.

Краткое содержание предыдущих глав. Параллельный мир, напоминающий позднеримскую империю.   Богатый купец и бывший раб Торакс помог вывезти из приграничья в столицу дочь опального сенатора под видом рабыни и именем Пикколо, а за одно голодом, унижениями и побоями и отмстил ей за свою рабскую молодость. При этом он  рисковал не только своей головой, но и головой собственных детей: сына Гаера и дочери Танды. Фальцо, продажный чиновник империи по особым поручениям идет по их следам... Покупка рабыни Бестии добавила Тораксу проблем. За семейством наблюдает Немезида, богиня возмездия. Ее меч уже занесен!

Глава 24. Новая авантюра Фальцо

– И что прикажете делать мне, грешному? – Фальцо сидел и разбирал доносы и другие секретные документы. – Вижу, мой друг Торакс снова вляпался в историю! Мало ему Вывоза Винии, дочери опального сенатора, в столицу под видом рабыни! Его любимая теща решила извести зятя, а самой завладеть всем его богатством! Ловко задумано, вот копия доноса императору, вот обвинение в измене, плюс донос на участие Торакса в вывозе Винии. Тут хватит на три смертных казни!

А что прикажете делать с этим мне? Позвать легионеров, сдать опального купца Торакса властям, получить благодарность начальства и снова жить на грошовое жалованье? Сколько бы дел я ни раскрыл, все равно никакого продвижения по служебной лестнице… Не говоря уже о деньгах! А если мне предупредить Торакса… С одной стороны получится, я покрываю государственного преступника, а с другой, если он сможет убедить императора в своей невиновности… Нет, это слишком опасно!

– Ничего в этом опасного нет, – решила встрять в рассуждения Исанкло, верная рабыня Фальцо. – Простите, господин, мою дерзость, но не вы должны предупредить Торакса, а я! Если власти что-то пронюхают, поймают меня, и я скажу, что тайком просмотрела бумаги своего господина, кое-что подслушала и решила заработать пару монеток на пампушки! И что мне сделают? Максимум – высекут!

«И эта идея пришла в голову не мне, а моей рабыне, – Фальцо почувствовал себя оскорбленным, – и что теперь делать мне? Предложение уж очень заманчиво! »

– Иди, и скажи Тораксу все, что надо сказать! – приказал Фальцо. – А потом я примерно высеку тебя за то, что ты лезешь в дела господина!

– Слушаюсь, господин! – Исанкло встала перед ним на колени. – Я сделаю все, как вы прикажете!

«Похоже, я купил себе очень неплохую рабыню, – Фальцо убрал пергаменты в секретную шкатулку. – Если эта авантюра выгорит, можно спокойно уходить со службы в отставку! Стрелу, пущенную в Торакса и его семейство, я уже не остановлю, но за такую весточку он сотней денариев не отделается! А если Торакс будет скуп, я продам его родственникам, той же теще! Она не пожалеет денег, чтобы увидеть зятя в колодках! »

Рассказ Винии

Виния, уехав из Роднеро, подъезжала к имению дяди.

«Вот и началась моя новая жизнь! – Виния смотрела на шикарную виллу, построенную на вершине холма. – Интересно, есть ли в этом пруду рыба? »

Огромный, выложенный диким камнем пруд манил прохладой и чистой водой.

«Искупаюсь, а потом пойду представляться дядюшке! » – решила девушка и, сбросив одежду, нырнула в прозрачную воду.

Но встреча с сенатор ом прошла совсем не так, как мечталось Винии.

– Ну, здравствуй, племянница! – седой, но еще крепкий мужчина стоял на берегу пруда. – Долго же ты до меня добиралась! А я тут сижу, скучаю на этой вилле…

«Высечет за мою выходку или простит на первый раз? – Виния вылезла из воды. – Стою перед ним как голая мокрая курица! » Впрочем, Торакс с детьми выбил из нее все понятия о стыдливости.

– Простите, господин, – девушка склонилась в вежливом приветствии, немного смешным из-за того, что она в этот момент была голая и вдобавок мокрая.

– Можешь купаться в этом пруду столько сколько захочешь! – улыбнулся сенатор . – Мои дети тоже очень любили здесь купаться.

– А сейчас не любят? – Виния все же прикрылась туникой.

– Чума унесла всех, а меня почему-то забыла.

– А вы уверены, что хотите меня видеть? – девушка вдруг разрыдалась.

Сенатор накинул на нее свой плащ.

– Понятно. Виния, если у тебя есть что-то сказать, может быть, будет легче, если ты придешь на виллу, переоденешься, поешь, а потом поговорим, – Лонгинус, старался успокоить девушку.

За обедом Виния чувствовала, что кусок в горло не лезет. «После того, что я пережила мое место в рабском бараке, а не за столом у сенатор а, – рассуждала она, – и Гаера я больше никогда не увижу! »

– Выпей моего домашнего вина, – предложил сенатор . – У меня свой и очень неплохой виноградник.

– Дядя, вы очень добры ко мне, но прежде, чем признать меня, я должна многое рассказать. Вы видели меня голой и обратили внимание, что тело мое – не тело патрицианки! Это тело рабыни! Солнце палило меня всю, но до сих пор видать след от ошейника, а на теле видны следы побоев!

Глядя прямо перед собой и говоря иногда запинаясь, а иногда резко вспыхивая, она рассказала сенатор у историю путешествия из Приграничья в Роднеро.

Лонгинус слушал с лишенным выражения лицом, только изредка прерывая, когда Виния в эмоциях теряла нить повествования и путалась.

Он выслушал весь рассказ, как Виния был взята Тораксом из отцовской виллы и замаскирована под рабыню, чтобы избежать имперских агентов, о жестоких избиениях и плохом с ней обращении Тораксом, Гаером и Тандой, клеймении, убийстве конюха, и как почти с самого начала защищала Бестия, принимая на себя изрядную долю господского гнева. Был только один факт, который Виния умышленно опустила...

– Я сожалею, дядя, – сказал девушка, закончив рассказ, – я знаю, что должна была рассказать все честно! Мне о многом очень стыдно, и я подумала, что Вы никогда не простите меня за то, что они со мной вытворяли!

«Досталось девочке! – Лонгинус смотрел, как слезы Винии капают на скатерть. – Пусть проплачется! »

– Я не сержусь на тебя, Виния. Конечно, мне бы хотелось, чтобы эти вещи, о которых ты только что мне рассказала, с тобой не случились, поскольку это уж очень неприятные вещи. Но я считаю, что нет никакой причины, почему ты должна стыдиться! Ты была поставлена в положение, где у тебя не было выбора. Имеет значение лишь то, чем ты являешься сейчас! А сейчас ты моя гостья! Надуюсь, что скоро ты почувствуешь себя и хозяйкой!

Быстро и легко вошла в жизнь стареющего патриция эта девушка.

В ее объятиях он вспомнил молодость и сумел сбросить с плеч два десятка прожитых лет. Ни одна рабыня не могла дать ему то, что он получал от Винии. На бедре так и остался шрам после мучений в руках полкового хирурга, грубо вырезавшего ножом с бедра позорное клеймо.

И этот шрам очень возбуждал стареющего патриция.

Гнев Немезиды

Дни и даже недели проходили без того, чтобы у Торакса возникло какое-то явное подозрение, что его распоряжения были отменены детьми. Гаер, тоскующий после отъезда Винии, был отправлен отцом в закрытую школу и крайне редко появлялся дома.

Риторику он находил скучной, бесплодной, и никакие розги не могли привить ему любовь к этому предмету.

– Не понимаю я. Если я хочу что-то сказать, я и говорю. А прикрывать свои слова витиеватыми выражениями – это просто скрывать истину! И вокруг самодовольные отпрыски богатых семейств, которые на проверку оказываются невежественными педантами! Некоторые могли вовремя затеять приторную полемику о власти и влиянии, но их мирок узкий, недалекий, простирающийся не дальше интересов патрицианских семейств, из которых они происходили. Ни один из них не мог понять удивление Гаера необъятностью мира и увлечение неизученными окраинами.

Теперь одна Танда жила с отцом.

Она знала, что Виния решительно отказывалась иметь с братом какое-либо дело. Гаера много раз отправляли восвояси от дверей сообщением, что девушка нездорова. Потом ему отправили послание, что вновь звать не будут, поскольку девушка уезжает в имение дяди в Южном Гауле.

Знание, что она обманула отца, также делало девушку несчастной. Но она, как и почти все, кто имел с этим человеком какие-нибудь дела, также любила и уважала его.

«Пойти и сознаться? Тогда меня с Гаером он выпорет, а Бестию отправит на плантации! При этом брату достанется вдвое больше, ведь я созналась, а он промолчал! Получится, что я отправлю несчастного Гаера на жестокую порку! Может, и правы были поэты, что «девочка без розги, как цветок без воды» и, что «если мальчика секут, значит, его любят».

Торакс был строгим отцом, но и заботливым. В свое время попытка выдать дочь замуж за младшего брата своей второй жены Кассия Валерия Цорвуса у него с треском провалилась. После неудачных смотрин папа высек дочь ремнем, но не за отказ, а за ту грубую форму, в которой он был высказан. Торакс тогда не стал церемониться, а поставил дочь на колени. И зажав голову между своих колен, принялся стегать сложенным вдвое ремнем.

– Папа! – девушка корчилась от боли, прогибая спину, скручивалась то в одну, то в другую сторону, пытаясь высвободить голову из коленного захвата.

– Хватит! – при особенно резких ударах она взвизгивала, и мотала головой так, что во все стороны летели слезы и сопли.

Вскоре связные просьбы прекратились. Через жалобный скулеж Торакс смог распознать одно слово: "Пожалуйстааааа".

– Подберем тебе другую партию! – добавил он, впечатывая ремень вдоль спины.

Наконец, он в последний раз полоснул ремнем по выставленному заду.

– Ну, дочка, настало время поблагодарить отца за науку! – Торакс поставил девочку перед собой на колени и снял набедренную повязку. – Надеюсь, тебе на надо объяснять, что надо делать?

– Нет, отец! – Танда облизала пересохшие губы, чтобы фаллосу отца не было неприятно. – Я буду хорошей и послушной дочерью, только не отдавай меня за Кассия Валерия Цорвуса!

«Это он меня пожалел, – думала Танда, рассматривая себя после порки в бронзовое зеркало. – Пикколо с Бестией куда сильнее доставалось. Однако что ждет меня, если я раскрою ему нашу с Гаером выходку? Боюсь, одним ремешком не отделаюсь! А вдруг он порвет мне задницу так, как сделал это с Пикколо? »

Впрочем, Танда боялась отца, но была уверена в любви и знала, что предала эту любовь, обманув его. Это знание делалось более тягостным, из-за того, что со времени прибытия семейства в Роднеро она видела отца значительно реже. Они словно бы отдалялись, возможно, из-за собственного ощущения вины или, возможно, просто потому, что Торакс должен был уделять внимание делам, но Танда, казалось, виделась с ним гораздо реже, и, встречаясь, они мало говорили друг с другом.

Короче говоря, Танда была несчастна, одинока и угнетена чувством вины.

Трудное решение Танды

«Все! Не могу больше этого выносить! – думала Танда. – Пусть брат меня простит, но совесть замучила сильнее, чем предвкушение порки! »

Никогда еще путь из спальни в отцовский кабинет никогда не казался более долгим. Танда постучала в дверь и вошла внутрь. Поняв, что у нее дрожат руки, она спрятала их за спиной, но ничего не могла поделать со слабостью в коленях и с болезненным ощущением в животе.

Торакс с секретарем сидели в комнате. Его кресло с высокой спинкой стояло у пылающего камина. На подставке рядом с креслом находился серебряный кувшин с крышкой, из носика вился полупрозрачный пар.

– Извините, что отвлекаю от дел. Отец, мне надо кое-что сообщить тебе, – вымолвила Танда, стараясь говорить уверенно, но дрожащий голос выдал девушку с головой.

– Возможно, мне лучше уйти? – предложил секретарь.

– Нет, пожалуйста, не надо. Это касается также и вас! Мы Вас в это впутали.

Отец ничего не произнес. Он просто поднял на Танда глаза, холодно и вопрошающе.

– Это... это – о Бестии, – Танда закрыла глаза и выпалила всю историю. Как она узнала от брата, что убийцей конюха была Виния, а не Бестия. Как Бестия хранила молчание, чтобы защитить подругу. Как она, Танда, подумала, что Бестия повела себя очень храбро, хотя и была только рабой. Как они вместе с Гаером устроили отправку Бестии в Приграничье на обучение в качестве клерка, а не на верную смерть на рисовых полях. Рассказывать было нелегко, особенно в этой аудитории, но Танда не была бы дочерью своего отца, если бы отступилась от исповеди.

Торакс дослушал до конца и затем заговорил.

– Я давно ждал, когда вы с братом мне это сообщите, – спокойно сказал он. – Гаер сейчас далеко, но ты рядом!

– Ты знал, отец?

– Торговец из Вольграда писал мне о делах и в конце письма упомянул о новой рабыне в моей конторе, рассказав, насколько полезным та для него оказалась, и, отметив в приятной манере мои способности, определять у рабынь талант и уделять внимание даже самым малым деталям. Представляешь, эта мерзавка знала грамоту! Кроме того, услуги Бестии помогают закреплять весьма серьезные и выгодные сделки.

– Значит, ты теперь не пошлешь Бестию на поля, да? – ошеломленно спросила Танда.

– Нет. У меня нет времени, чтобы беспокоиться дальше об этом отродье. Во всяком случае, я знаю, что она вполне полезна в Вольграде. Не это меня беспокоит.

– А что, отец?

– Почему вы не сообщили мне, что разузнали об убийстве конюха, и не предоставили мне решать, что делать с Бестией?

Танда заставила себя взглянуть прямо в лицо отцу. Тот может очень сердиться на нее, но не должен подумать, что она струсила.

– Поскольку мы решили, что ты мог бы все же послать на поля, а мы этого не хотели.

– Итак, вы умышленно решили обмануть меня.

– Да, отец…

– Ты знаешь, что я должен буду побить вас обоих?

Это было утверждение, а не вопрос.

– Да, отец! Я готова!

– С Гаером разберемся, когда тот вернется из школы домой. А тебе держать ответ! Ступай в комнату и жди меня.

– Это был великодушный поступок! И она откровенно призналась, – отважился сказать секретарь после ухода Танды.

– Я не уверен, что великодушие является чертой характера, которую следует поощрять в детях, – сухо ответил Торакс.

– По крайней мере, не держите девушку слишком долго в ожидании. Ожидание – часто самое худшее!

– У нас много дел, и они должны быть завершены. Я сомневаюсь, будет ли ожидание в данном случае хуже порки, – добавил Торакс с холодной улыбкой.

Секретарь прекрасно все понимал, и решив дальше не вмешиваться в это дело, замолчал.

Отцовская расправа

Оказавшись в своей комнате, очень ненадолго Танда почувствовала если не счастье, то, по крайней мере, облегчение оттого, что очистила совесть перед отцом.

«А ведь я Гаера подвела под порку! » – подумала она.

Рабыня массажистка стала растирать девушку ароматным маслом.

«Вряд ли маслице облегчит мою участь, – думала Танда, нежась в ласковых руках. – Пикколо делала массаж гораздо лучше! Впрочем, мне сейчас папа устроит массаж… Хлыстом! »

Девушка хорошо знала все, что от нее требует юная госпожа. Встав перед кушеткой на колени, она закинула бедра Танды себе на плечи и постаралась сделать так, чтобы хозяйка была довольна услугами. Но на этот раз удовольствия Танда не получила. Страх победил все другие эмоции.

«Неужели он выпорет меня так же, как Бестию? – Танде вспомнились подробности ужасного наказания, вспомнилось, как бич вспарывал спину, вопли от боли, щелчки плетеной кожи по обнаженной плоти, как тело девчонки прыгало и вертелось под ударами. – Но я ведь его дочь, а не рабыня! Однако ждет меня вовсе не ремень, и не школьная розга за недостаточное усердие и прилежание! »

С каждой минутой ожидания страдание девушка возрастало. Сидя, сгорбившись на краешке кушетки, дрожа и чувствуя себя дурно от страха, она ждала, боясь момента, когда услышит тяжелые отцовские шаги.

Она боялась хлыста и страшилась опозориться под ударами.

– Присяду вне плана на горшок! – решила она.

Время текло очень медленно. Наступил и прошел срок обеда, но она не осмелилась покинуть комнату на случай, если в тот самый момент, когда она это сделает, явится отец. Впрочем, есть ей совсем не хотелось. Наконец, к концу дня, она услышал решительную поступь Торакса в коридоре за комнатой.

«Пора! – думала Танда, поднимаясь с кушетки, чтобы встретить его. – Расплата близка! Но если цена – возвращение отцовского уважения, то стоит потерпеть! Боги, сделайте отца моего милосердным! »

Дверь медленно отворилась, и отец вошел внутрь.

Он передвигался легко и быстро, как голодный волк.

«Хлыст! – у Танды перехватило дыхание. – Даже не розги! »

Торакс проследил за взглядом и зловеще кивнул. Хлыста дочка не пробовала ни разу.

Не ожидая приказа, Танда стянула тунику через голову, развязала набедренную повязку и встала, обнаженная, перед отцом, готовая к порке. Торакс холодно взглянул на напряженное юное тело, и понял, как ей страшно. Впрочем, она сумела хранить самообладание и не пыталась молить о пощаде, сознавая свою вину.

– Да, хлыст – это не то, чем потчуют в школе и дома непослушных детей! Ты понимаешь, что я не делал бы этого, если бы не любил тебя, Танда? – произнес он.

– Да, отец, – ответ прозвучал наполовину шепотом.

Торакс взял дочь свободной рукой и провел к стене комнаты, где был высоко установлен крюк от висящей масляной лампы, чтобы закреплять веревку.

– Боишься? – он провел рукой от шеи, по спине приговоренной, затем задержал на закруглении зада.

– Боюсь…

– Ты считала, что Бестия была храброй? – он снял длинный шнур с пояса, повернул дочь лицом к стене и, перебросив шнур через крюк, связал вместе запястья.

– Да, отец!

– Хорошо, теперь у тебя есть шанс показать мне, насколько храбра ты! Потом и Гаеру придется пройти тем же путем! – он отступил назад и, тщательно оценив расстояние, размахнулся хлыстом, а затем со всей силой опустил на плечи дочери.

«Да укрепят мою душу боги! – подумала Танда, услышав ужасный свист за спиной и напрягаясь в ожидании удара. Пришедшая боль была значительно хуже, чем она ожидала. Словно раскаленное докрасна железо впилось в обнаженную плоть. На мгновение тело свела судорога, перехватило дыхание. Такой боли девушка не испытывала ни разу в жизни.

«Я не должна кричать, – в голове от боли не осталось никаких мыслей, кроме как о сохранении мужества. – Я не должна кричать! »

Второй удар вырвал у нее тихий стон. Последовали третий, четвертый, пятый, шестой, но она все еще не кричала, хотя дыхание перешло в хриплые вздохи, и тело судорожно дергалось всякий раз, когда хлыст поражал цель.

Наконец, Торакс остановился и подошел к дочери. Он увидел, что кончик бича уже в нескольких местах просек кожу, и кровь каплями потекла по спине.

Торакс потрогал рубцы пальцем, потом, взяв за подбородок, повернул к себе испачканное слезами лицо.

– Ты показала мне, Танда, храбрость, достойную патрицианских девушек, – нежно вымолвил Торакс. – Ты можешь теперь кричать, если думаешь, что это поможет!

Он поцеловал Танду в рот, ощутив на вкус кровь, там, где дочь закусила себе нижнюю губу, подавляя крики. Затем отступил и продолжил порку. Теперь Танда полностью воспользовалась разрешением кричать: она потеряла счет ударам.

В конце концов, она перестала ощущать отдельные удары хлыста. Все, что она чувствовала, все, что осознавала, была опаляющая, все поглощающая боль.

«Не выдержу! – вились у нее в голове обрывки мыслей – Заслужила! Позор! » Наконец, через красный туман, что окутывал сознание, она услышал голос отца.

– Наказание закончилось, Танда. Я надеюсь, хлыст не оставит на тебе следы надолго! Даром что ли тебя так хорошо намазали маслом?

– Благодарю тебя, отец! – попыталась сказать Танда.

– А теперь поблагодари отца за науку.

Она ощутила сначала лишь легкое щекотание, но затем фалл Торакса нырнул в рот и уперся в небо…

Торакс освободил дочь от пут, перенес на кушетку и уложил лицом вниз.

– Я пошлю кого-нибудь, чтобы омыть тебе спину, – сказал он, взъерошив слипшиеся от пота волосы дочери.

Сколько времени прошло после порки, девушка не знала.

Танда стала приходить в чувство. Было все еще темно, но кто-то вошел комнату с лампой в руке. Она повернулась, чтобы сесть, и застонала, когда рванула боль от ободранных плеч и зада.

– Танда, Танда, – это был секретарь отца, настойчиво шепчущий с явно написанным на лице опасением. – Быстро просыпайся, быстро!

– В чем дело? – не поняла Танда.

– Я извиняюсь, что бужу тебя. Я знаю, что тебе должно быть больно, – спешно зашептал мужчина, – но тебе надо удирать. Кто-то донес императору на твоего отца, как на изменника, и здесь Преторианская гвардия. Твоего отца предупредила какая-то рабыня, и он успел покинуть дом после того, как побил... то есть раньше, поэтому они упустили его, но они убьют дочь изменника точно так же легко, как и самого изменника.

– Мой отец не изменник! – преданно заявила Танда.

– Конечно, нет, и я уверен, мы сможем также со временем заставить понять это и самого императора, но в данный момент он думает, что тот – изменник, и ты должна убраться прочь, прежде чем солдаты найдут тебя, или ты умрешь!

– А как же Гаер?

– Он арестован и сидит в тюрьме, как заложник. Скорее всего, его казнят…

– А как насчет моей мачехи и сводного брата?

– Ты не должна о них беспокоиться. Я думаю, именно они и донесли на него. Я полагаю, они решили, что должны получить в наследство богатство, а бывший раб достоин смерти. Впрочем, они очень скоро обнаружат, что без Торакса это не богатство. Но у нас нет времени разговаривать! Встань, пожалуйста... Ты в состоянии идти?

– Да, почти, – произнесла Танда, болезненно поднимаясь на ноги. – Но я не одета, и куда мы идем?

– Я не хочу, чтобы ты отправилась на крест или на плаху вслед за Гаером. Я отправлю тебя на ферму, что есть у нас в горах. К счастью, повозка, что доставила оттуда партию сыра, собирается обратно сегодня утром. Ты – рабыня в немилости, отсылаемая из штата прислуги туда пасти коз. Я сожалею, Танда, это лучшее, что я могу сделать. Весьма важно, чтобы никто не знал, кто ты. Надсмотрщик на ферме – ветеран и преданный Тораксу человек, поэтому, когда ты туда доберешься, можешь сообщить ему, кто ты есть – и он спрячет тебя, пока твой отец не разберется с этим делом. Я должен к тому времени доставить ему все разъясняющее донесение!

– Но...

– Нет времени для раздумий, нет! Состояние твоей спины подтвердит рассказ о немилости. Ты была поймана за кражей еды, и должна будешь носить это, – мужчина достал рабский ошейник и, прежде чем Танда смогла запротестовать, защелкнул на шее замок. – Теперь идем! Молись за Гаера и за отца.

Секретарь срезал роскошные волосы Танды ножом, быстро вывел из комнаты и торопливо повел по ряду темных коридоров к задам виллы. Вдалеке они слышали крики и грохот – преторианцы пришли выполнять свою работу. Спина Танды все еще кровоточила от порки, и все, что она могла делать, это не отставать от мужчины, когда тот тащил ее, сжав руку выше локтя.

Они обходили угол дома, и тут внезапно перед ними оказались два гвардейца, один с обнаженным мечом в руке, другой нес пылающий факел.

– Куда ты идешь, старик, и кто эта девушка с тобой? – потребовал ответа обладатель меча.

– Она – просто рабыня, господин, – заискивающе сказал секретарь. – Я отвожу во двор.

– Рабыня... Он выглядит похожей на дочку изменника, которого мы ищем, Танду. У нее соответствующий возраст и цвет волос, и она слишком хорошо откормлена для рабского отродья, – мужчина поднял острие меча, так чтобы то оказалось на уровне горла Танды.

– Нет, господин, нет, это точно рабыня. Она была поймана на краже еды, господин. Возможно, поэтому она немного лучше откормлена, чем некоторые другие сорта. Она была также высечена за это хлыстом. Взгляните на спину. Разве это спина хозяйской дочери, господин? – секретарь повернул Танду кругом.

– Ладно, похоже, ей хорошенько спустили шкуру! – легионер осмотрел девушку с макушки до пят. – И она миленькое животное, хоть и расписана хлыстом вдоль и поперек. Это тело просто вопит: возьмите меня, господин легионер! Синяки и ссадины только придают дополнительную прелесть. Подойди сюда, обопрись об эту стену и оттопырь задницу. У меня привычка, чтобы мой фалл был хоть и не первым, который ты будешь иметь в себе, но может быть, самым большим!

Под ужаснувшимся взором секретаря солдат сбросил набедренную повязку и оттянул назад переднюю часть туники, открыв огромный фаллос.

– Господин, не надо, – попытался вступиться раб. – Девушку посылают на горную ферму, где у нее будет совсем мало еды для кражи. Повозка уезжает на рассвете. Я должен сейчас же доставить во двор!

– До рассвета есть еще полчаса, – гвардеец поплевал на руку и растер слюну по вставшему фаллу. – Этого времени хватит для меня и моего товарища, чтобы как следует трахнуть девчонку!

– Ты хочешь один использовать проститутку, – произнес второй гвардеец, – это не по-товарищески! Пусть она встанет на четвереньки, и я поимею ее в рот.

– Ладно, против отсоса я не возражаю. Теперь милая девушка, диспозиция меняется: становись на четвереньки! – мужчина подкрепил приказ шлепком ладони по измученному заду Танды, заставив девушку взвизгнуть от боли.

«Я должна покориться или умереть! » – Танда понимала, что нет спасения. Она послушно наклонилась вперед, опершись ладонями о стену коридора, и, оттопырив зад, предложила себя солдатам. Мужчина облизал указательный палец, прошелся им вниз по расселине и затем жестко воткнул в лоно. Танда задохнулась от пронзившей боли. И тут же получила в рот фалл гвардейца.

Палец был извлечен, и она ощутила головку, вдавливающуюся в лоно.

– Тебе понравится! В два смычка! – он вгонял фалл, с силой сжимая руками маленькие груди.

Он все еще не был удовлетворен и схватил девушку за бедра, натягивая Танду назад, в то время как сам толкался вперед, до основания погружая в девушку пульсирующий фалл. Если бы не боль от порки, Танде, может быть, и понравилось бы эротическое приключение, напоминавшее то, что она пережила в доме Фальцо, но сейчас было не до сладкого.

Ее не раз и не два брали вдвоем и раньше, но нежно и с любовью. На сей раз, не было никакой любви и никакого внимания, никакого сала, только похоть и жестокость. Танда поняла, как именно насилуют рабынь, и что они при этом чувствуют.

– Рада услужить вам, господин!

«Будь что будет! » – подумала она, зажмурилась и открыла рот. Фалл проскользнул между зубов и уперся в горло. Девушка поперхнулась, но глаз не открыла.

– Молодец, маленькая, ты мне начинаешь нравиться, – солдат вытащил фалл и стал водить кончиком по губам.

Мужчины снова и снова насаживали ее на свои фаллы.

Иногда Танде казалось, словно бы все тело разрывается вверх. Танда почувствовала, что солдат выстрелил сперму, затем выпустил добычу. Минуту спустя ей пришлось проглотить сперму второго солдата.

Обессиленная Танда упала на землю. Минуту она оставалась в покое, но только минуту. На ребра обрушились пинки.

– Вставай, проститутка, – кричал солдат. – Твоя работа сделана только наполовину. Живей слизывай с меня грязь, кусок собачьего дерьма!

Он ухватил девушку за рабский ошейник и потянул вверх, чтобы поставить на колени. Танда увидела фалл, безвольно свисающий в нескольких дюймах от лица, покрытый кровью и спермой. Она непроизвольно отстранилась назад. Прежде она никогда не должна была делать что-либо подобное.

– О, ты слишком привередлива, девушка, чтобы выполнить долг перед мужчиной из гвардии? Тогда есть основания дать тебе почувствовать острие моего меча! – Танда ощутила холодный металл, прижатый к задней стороне шеи. Она поспешно нагнулась вперед, слизывая и всасывая грязь с мягкого фалла.

Минуту или две спустя солдат схватил за волосы и оттянул голову назад.

– Так достаточно чисто, – произнес он и ударил коленом в лицо Танды так, что несчастная упала на спину, прикрывая лицо ладонями. Кровь струей текла между пальцами.

– Для чего Вы это сделали? – спросил секретарь, падая на колени рядом с хнычущим девушкой.

– Ты должен поблагодарить меня, старик, за воспитание маленькой хамки, – солдат неприятно засмеялся. – Старик, ты, кажется, нежен с проституткой? Может быть, мне прикончить вас обоих за укрывательство Торакса?

– Идем, ты уже позабавился, – сказал товарищ. – Оставь их в покое! Старикан и малявка вряд ли помогут в розысках беглеца. Я хочу найти какую-нибудь приятную юную девственницу.

– По всему, что я слышал о Тораксе, девственниц тут нет, – отвечал друг.

Солдаты, дав рабу и Танде по пинку, удалились.

– Танда, Танда, я сожалею, – стонал секретарь, присев над хнычущей девушкой.

Танда охнула и медленно поднялась на колени, прижимая пальцы к кровоточащему носу.

– По крайней мере, мы остались в живых, – невнятно пробормотал он. Он оперся свободной рукой о стену и поднялся на ноги, морщась от боли. – Нам лучше пойти, пока не появился кто-то еще.

Возница на заднем дворе виллы запрягал коней при холодном сером свете ранней утренней зари и потирал ушибленную скулу. Легионеры уже обыскали повозку, и не найдя ничего ценного, наскоро избили возницу и ушли.

Он был молод, светло-рус, в свете факелов казался рыжим, элегантная бородка окаймляла подбородок.

– Менас, это девушка, которую ты должен забрать с собой обратно на ферму, – произнес секретарь, наполовину неся, наполовину волоча Танду.

– Выглядит так, как будто ее недавно высекли и хорошенько оттрахали, – заметил возчик, пристально глядя на разбитое лицо рабыни. Разбитый нос Танды перестал кровоточить, но кровь все еще стекала вниз с подбородка, где колено солдата расквасило губы.

«Ему тоже досталось от легионеров! – подумала Танда, – увидев, как опухает глаз возницы. – Но ошейника на нем нет! »

– Ладно, забирайся в повозку!

Танда, морщась от боли, поставила одну ногу на подножку повозки и попыталась подняться вверх.

Менас выругался, когда увидел состояние спины и темное кровавое пятно, идущее вниз по внутренней стороне ног. Не говоря ни слова, он поднял Танду на повозку и затем запрыгнул сам.

– Ложись на мешки! – приказал он. – Жесткая постель, но лучше, чем ничего! Рабыни обычно не получают мешков для лежания, – заметил он, – но не так давно тебе было совсем несладко, поэтому я сделаю исключение. Но не устраивай тут беспорядка. Ты слышишь меня?

Танда покорно кивнула.

– Правильно! Отделали тебя хорошо, но теперь, просто чтобы я был уверен, что ты не сбежишь, – мужчина подтянул к Танде металлические кандалы, прикрепленные длинной цепью к днищу повозки, и закрепил их на щиколотках, – полежи в таких браслетах!

Возчик прошел обратно к заду повозки и соскочил на землю.

– Вот, – сказал секретарь, протягивая ему дюжину медных монет, – это чтобы кормить девушку и давать ей любой медицинский уход, который может понадобиться! Помни, на ферму ее надо доставить живой и здоровой!

– Благодарю Вас, господин, – ответил Менас, ссыпая монеты в кошелек. – С нею все будет хорошо, Вы не беспокойтесь. Девки выносливы, как гвозди. Чем больше вы их бьете, тем крепче они становятся!

«Будь проклят Торакс и его рабыни! – он прошел к передку повозки, взобрался на свое сиденье, щелкнул хлыстом, и две лошади двинулись вперед. – Из-за него надо мной будет вся дорога смеяться! »