такая любовь по Хулио Картасару сценарий. Из книги Я не такая порно

ЛЕТО ХУЛИО КОРТАСАР

Действующие лица: Флоренсио и его Малышка, муж и жена Мариано и Сульма, якобы

конь   

Жизнь по заранее заведенному плану, уважительное соблюдение бесчисленных и пустячных,   деликатных ритуалов, новый день, в котором ничего нового нет. Компания Сульмы, друзья Мариано, тоже художники, послеобеденное хождение по магазинам для нее, вечера в кафе для него, всюду они появляются врозь. Ритуалы: утренний поцелуй, а дальше совместное времяпрепровождение по нейтральной программе. Каждое лето, отправлялись в деревню, там тоже свои ритуалы, иногда появлялся почтальон, нарушал их одиночество письмом для Мариано или для Сульмы, которое адресат принимал и уносил, не говоря ни слова. В конце лета джип, загруженный доверху, отвозит их обратно в столичную квартиру,

Домик узкая тропинка, покрытая рытвинами и камнями. Флоренсио идет с Малышкой по тропинке к домику. Дверь открыла Сульма с заплаканными глазами (как будто оз другой двери появился Мариано.

Ф. – Добрый вечер!

С. – Вечер добрый!

М. – Добрый, добрый, заходите в дом.

Ф. – Спасибо , но у меня к вам огромная просьба. Не могли бы вы взять Малышку к себе до завтрашнего утра, у меня срочное дело надо съездить на побережье, а в селении некого попросить о таком одолжении.

С. - Да, разумеется, оставляйте у нас, мы постелим ей здесь же внизу.

М. – Зайдите выпейте рюмочку, всего-то 5 минут.

Ф. – Спасибо за приглашение. Да я оставил машину на площади, надо срочно ехать.

Поцеловал дочурку, девочка уже смотрела журналы, когда дверь закрылась, Мариано и

Сульма переглянулись недоуменно. Мариано пожал плечами и вернулся к себе в мастерскую, где подклеивал старое кресло. Большая комната, которая служила и  столовой и кухней.

С. – Малышка, хочешь кушать? Ну, полистай журналы, а у нас в кладовке есть мячик и сачок для бабочек.

М. – Спасибо, тетя Сульма.

Сульма наблюдала за ней немного, Малышка принялась листать журналы.

С. – Я пойду готовить ужин.

Появился Мариано.

М. – Мне нужна конфорка, чтобы подогреть баночку клея.

Сульма вздыхает и снимает кастрюлю с картошкой.

С. – Ладно, доварю потом.

М. – Спасибо, дорогая, понимаешь, кресло почти готово и лучше сразу подклеить.

С.- Ну, конечно, ставь греться свой клей.

Малышка листала журналы в глубине большой комнаты. Мариано достал из кладовки  конфеты для нее.

М. –Пора бы выйти в сад, налить рюмочку.

С. – Налей, я сейчас.

Из-за Малышки схема  ритуалов сместилась. Для нее табуретик и кружка молока, погладить по головке, похвалить за то, что хорошо себя ведет. Сульма  смотрела на дальние холмы, уже темно-фиолетовые.

С.-  Что бы ты хотела на ужин, малышка?

Мал. – Мне то же что вам, сеньора.

М. – А вдруг она не любит артишоков?

Мал. – Нет, люблю, с маслом и уксусом, только соли поменьше, от соли щиплет во рту.

Они засмеялись.

С. – Для тебя приготовим отдельно. И яйцо всмятку, ты ешь всмятку?

Мал. – Ем ложечкой.

М. – И соли поменьше, а то щиплет во рту.

Мал.- Я своей кукле даю пюре без соли, сегодня я куклу не взяла, папа очень спешил

и я не успела.

Мариано втащил кресла в нижнюю гостиную и включил  лампы по обе стороны большого окна, выходившего в долину. Так же автоматически он включил радио.

М. - Представляешь, президент опять поедет в Пекин.

С. – Конец света. Оба засмеялись одновременно.

Малышка углубилась в изучение журналов и загибала уголки на страницах с комиксами, словно собираясь их перечитывать.

Сульма подпевала радио, передававшему мелодии в стиле «поп», она крошила луковицы. Мариано распылял аэрозоль в спальне. Сели ужинать. Среди ужина малышка стала клевать носом над яйцом всмятку.

М. – Ну поешь еще немного.

С. – Ты же любишь яйцо всмятку.

Мариано поставил раскладушку с надувным матрасом в самом дальнем углу кухни, чтобы не мешать ей. Малышка доела персик.

Мал. – Мне хочется спать.

С. - Ложись, солнышко. Ты знаешь, когда захочется пипи, поднимайся наверх, мы оставим свет на лестнице.

Малышка поцеловала обоих в щеку, уже совсем сонная, но перед тем как лечь, выбрала журнал и сунула под подушку.

М. – Фантастический народец, какой недосягаемый мир, и подумать только, он был когда-то открыт и для нас с тобой и для всех.

С. – Может, не так уж и отличается от нашего, (убирает со стола) вот у тебя тоже пунктики, флакон одеколона слева, джиллет справа, а уж обо мне и говорить нечего.

М. – Но ведь это не пунктики, скорее ответ смерти и небытию – закрепить на месте каждую вещь, каждый отрезок времени, придумать обряды и способы преодоления хаоса, полного прорех и пятен./подумал, не было потребности говорить с Сульмой/

С. – Принеси кофейник, чашки я уже поставила на каминную полку. Проверь остался ли сахар в сахарнице, в кладовке есть непочатый пакет.

М. - Куда девался штопор, эта бутылка водки с виду недурна, как ты считаешь?

С. – Да, приятный оттенок.

М. – Уж раз ты все равно идешь наверх, захвати сигареты, они на комоде.

С. – Водка и правда хороша. Жарко, тебе не кажется?

М. – Да, душновато, окна лучше не открывать, налетят мотыльки и москиты.

Когда Сульма в первый раз услышала тот звук, Мариано перебирал стопку пластинок. Он замер, подняв руку, взглянул на Сульму. Звук донесся словно бы с каменной лестницы, которая вела в сад. Мариано пошел в кухню, оттуда включил фонарь, освещавший ближнюю часть сада, ничего не увидел и погасил фонарь.

С. – Бродячая собака, ищет, чего бы поесть.

М. – Странный звук, похоже на фырканье.

За окном мелькнуло огромное белое пятно. Сульма сдавленно вскрикнула, Мариано, стоявший спиной, обернулся слишком поздно, в оконном стекле отражались только картины и мебель. Он не успел задать вопрос, фырканье послышалось за стеной, выходившей на север, вернее, то было ржание, приглушенно, как крик Сульмы, которая , закрывая ладонями рот, прижималась к торцовой стене и не сводила глаз с окна.

М. – Конь. (сам тому не веря) Фыркает, как конь и я слышал стук копыт, он в саду, мчится галопом..

Грива, красные, словно окровавленные губы: огромная белая голова касалась стекла, конь едва удостоил их взглядом, белое пятно размылось где-то справа, они снова услышали стук копыт, внезапно около каменной лестницы стук стих, потом снова послышалось ржание, топот.

М. – Но в здешних краях нет лошадей.

Он держал за горлышко бутылку водки, сам не заметил, как схватил, теперь он снова поставил ее на диванчик.

С. – Хочет войти (прижимаясь к торцовой стене).

М. – Да нет, что за вздор, удрал должно быть, с какой-нибудь фермы там, в долине, и прискакал на свет.

С. -  Говорю тебе, хочет войти, взбесился и хочет войти.

М. -  Бешенства у лошадей не бывает, насколько мне известно. По-моему он ускакал, пойду наверх, посмотрю оттуда.

С. -  Нет, нет, останься здесь, мне и сейчас слышно, он на лестнице, которая ведет на террасу, топчет горшки с цветами, он вернется, а вдруг разобьет стекло и войдет.

М. – Не болтай ерунды, ничего он не разобьет (без всякой уверенности), может, если погасим свет, уберется восвояси.

С. – Не знаю, не знаю. (Сульма сползла на диванчик, села.) Послушай, как ржет, он там, наверху.

Они услышали, как копыта простучали по лестнице вниз, услышали раздраженное фырканье у самой двери, и Мариано почудилось, что на дверь как будто нажали с той стороны, по ней словно поскребли, и Сульма подбежала к нему с истерическим воплем. Он мягко оттолкнул ее, протянул руку к выключателю; в полутьме (свет горел только на кухне, где спала малышка) ржание и стук копыт слышались еще громче, но конь отскочил от двери, слышно было, как он носится по саду. Мариано сбегал в кухню, выключил свет, даже не взглянув в тот  угол, где спала малышка, вернулся, обнял рыдающую Сульму, погладил по волосам, по щеке.

М. – Успокойся, успокойся, а то ничего не слышно.

Голова коня потерлась о стекло большого окна, но не очень сильно, в темноте белое пятно казалось призрачным; они почувствовали, что конь вглядывается внутрь дома, словно ища чего-то, видеть их он уже не мог и все-таки оставался на месте, храпя и фыркая, внезапно отскакивая то в одну сторону, то в другую. Тело Сульмы обмякло в объятиях Мариано, , он помог ей снова сесть на диванчик, подвинув так, чтобы она опиралась на спинку.

М. -  Не шевелись, молчи, сейчас уйдет, вот увидишь.

С. -  Хочет войти (чуть слышно), знаю, хочет войти, а что, если разобьет стекло, что будет, если разобьет стекло копытами?

М. – Ш-ш, замолчи, прошу тебя.

С. -  Сейчас войдет.(бормотала Сульма)

М. -  Хоть бы ружье было, всадил бы ему в череп полдесятка пуль, сукину сыну.

С. -  Он уже не здесь (внезапно выпрямилась), он наверху, я слышу, если увидит дверь на террасе, может войти.

М. -  Дверь закрыта на ключ, не бойся, подумай, не будет же он входить в темноте в дом, где ему не повернуться, не такой он идиот.

С. -  Нет, он хочет войти, чтобы расплющить нас о стену, я знаю, он хочет войти.

М. -  Ш-ш (он думал о том же самом, он мог только ждать, ощущая, как на спине проступает холодный пот).

Копыта снова простучали по каменным ступеням, и снова тишина, дальние цикады, одинокий птичий голос с орешника на вершине холма.

Не зажигая лампы, так как большое окно пропускало смутный лунный свет. Мариано налил в рюмку водки и поднес рюмку к губам Сульмы; заставил выпить, хотя губы Сульмы дрожали водка лилась ей на блузку; затем он отпил большой глоток прямо из горлышка и пошел в кухню взглянуть на малышку. Сунув руки под подушку, словно придерживая свое сокровище, журнал, она спала крепким сном и ничего не слышала; казалось ее присутствие -  только видимость, а из гостиной доносились рыдания Сульмы, время от времени прерывавшиеся сдавленным хрипом, почти воплем.

М. – Он ускакал, ускакал (подсел вплотную и ласково встряхнул ее), просто напугал и все.

С. – Вернется. ( не сводя глаз с окна).

М. – Да нет, он уже, наверное, далеко, скорей всего отбился от какого-нибудь табуна из долины.

С. – Ни одна лошадь так себя не ведет, ни одна лошадь не будет ломиться в дом.

М. -  Странно, согласен, все же давай посмотрим, что в саду, фонарь у меня есть.

Сульма плотней прижалась к стене.

С. -  Еще чего, открыть дверь, выйти, а под деревьями, может, затаился белый призрак, готовый к прыжку.

М. -  Послушай, нужно же удостовериться, что конь исчез, не то мы оба нынче ночью глаз не сомкнем. Выждем еще немного, а ты тем временем ляжешь, и я дам тебе твой транквилизатор, двойную дозу, заслужила бедняжка.

Сульма безвольно согласилась; не зажигая света, они пошли по лестнице, и Мариано повел рукою, показывая на спящую малышку, но Сульма еле на нее взглянула, по лестнице поднималась, спотыкаясь, у входа в спальню Мариано подхватил ее, потому что она чуть не ударилась о косяк. Из окна, которое находилось над навесом террасы, огни поглядели на каменную лестницу, на самую высокую часть сада.

М. – Видишь, ускакал (взбивая подушку Сульмы, которая раздевалась машинально, не сводя глаз с окна.)

Он дал ей капель, протер шею и руки одеколоном, мягко прикрыл простыней до плеч; Сульма закрыла глаза, ее била дрожь. Он вытер ей щеки, переждал немного, спустился за фонарем; с незажженным фонарем в одной руке и топором в другой он потихоньку приоткрыл дверь гостиной и вышел на нижнюю террасу, откуда мог оглядеть всю ту часть сада, которая выходила на восток. Мариано разглядел затоптанный куст сирени, огромные следы копыт на клумбе с фиалками, цветочный горшок, скатившийся к подножию лестницы.

М. – Значит, не померещилось, тем лучше, завтра с Флоренсио съездим в долину, наведем справки на фермах. Нас так просто не запугаешь.

Он поставил цветочный горшок на место, подошел к ближайшим деревьям, долго слушал цикад  и лягушку, когда он поглядел на дом,   Сульма стояла у окна спальни, обнаженная и неподвижная.

Малышка не шевельнулась, Мариано бесшумно поднялся в спальню, стал рядом с Сульмой, закурил.

М. -  Вот видишь, он ускакал, можем спать спокойно, завтра посмотрим.

Он полегоньку довел ее до постели, разделся, лег навзничь, докуривая сигарету.

М. – Спи спокойно, все в порядке, бессмысленный испуг и больше ничего.

Огладил ей волосы, пальцы скользнули к плечу, коснулись груди. Сульма повернулась на бок, спиной к нему, не сказав ни слова, как и в другие летние ночи. Мариано уснул внезапно, едва погасив окурок, окно осталось незакрытым. Он погрузился в сон без сновидений, в полное небытие, из которого его вывело ощущение невыразимого ужаса, пальцы Сульмы сдавили ему плечо, она дышала прерывисто. Почти не сознавая, что происходит, он уже вслушивался в ночь, размеченную цикадами.

М. – Спи, Сульма, ничего нет, тебе приснилось. Ложись спать.

Но Сульма уже успела отдернуть руку   и сидела, вся напрягшись и пристально глядя на закрытую дверь. Он встал в тот же миг, что и Сульма, но не смог помешать ей открыть дверь и вышел вместе с ней на лестницу (подумал, а не лучше надавать ей пощечин, силой уволочь в кровать, преодолеть наконец эту окаменелую отчужденность. Посреди лестницы Сульма остановилась, схватилась за поручень.

С. -  Знаешь, зачем здесь Малышка?

М. – Малышка? (на повороте к кухне) Сульма, прошу тебя.

С. – (надтреснутым голосом, почти фальцетом) Она здесь, чтобы впустить его, говорю тебе, она его впустит.

М. – Сульма, не заставляй меня вести себя по-идиотски.

С. – (торжествующим голосом, тоном выше) Гляди же, если не веришь, кровать пуста, журнал на полу.

Мариано оттолкнул Сульму назад, подскочил к выключателю. Малышка глядела на них,   розовая пижамка выделялась на фоне двери, ведущей в гостиную, личико было сонное.

М. – Что ты делаешь, почему встала в такое время? (обматывая себе бедра кухонным полотенцем)

Малышка глядела на обнаженную Сульму, то ли не проснувшись, то ли застыдившись, казалось, она больше всего хочет вернуться в постель и вот-вот заплачет.

Мал. – Я встала, чтобы сделать пипи.

С. – И вышла в сад, когда мы тебе сказали, чтобы ты, когда захочется, поднялась наверх, в уборную.

Малышка захныкала, руки забавно ерзали в кармашках пижамы.

М. – Ничего страшного, ложись (погладил ее по голове).

Он укрыл ее, сунул под подушку журнал, малышка повернулась лицом к стене, положив палец в рот, словно чтобы утешиться.

М. – Пошли наверх, видишь, ничего не происходит, не стой тут как потерянная.

Сульма сделала шаг к двери в гостиную, еще шаг, но Мариано преградил ей путь.

М. – Ну хватит, какого дьявола.

С. – Но ты не замечаешь, она же открыла ему дверь (чужим голосом)

М. -  Не болтай глупостей, Сульма.

С. – Пойди сам посмотри, права я или нет, или пусти меня.

Пальцы Мариано впились ей в предплечье, Сульма дрожала всем телом.

М. -  Немедленно наверх.

Он подтолкнул ее к лестнице, мимоходом поглядев на малышку, та не пошевелилась, наверное, уже спала. На первой ступеньке Сульма вскрикнула и попробовала вывернуться, но лестница была узкая, и Мариано подталкивал ее до самой площадки, потом впихнул в спальню и запер за собой дверь.

С. – Она его впустит, она его впустит,   дверь открыта и он войдет.

М. – Ложись.

С. – Говорю тебе, дверь открыта.

М. -  Плевать, пускай входит, если хочет, теперь мне плевать, войдет он или не войдет.

Он перехватил руки Сульмы, пытавшейся высвободиться, подтолкнул к кровати, они упали вместе, Сульма рыдала, упрашивала, но не могла шевельнуться под тяжестью тела, прижимающегося к ней все плотнее, вынуждавшего ее подчиниться желанию, которое он вышептывал, притиснув губы к ее губам, самыми грубыми словами, не замечая ее слез.

С. – Не хочу, не хочу, никогда больше, не хочу, не хочу.

Но было поздно, ее сила и гордость уступили этой давящей тяжести, возвращавшей ее в невозвратимое прошлое, когда лето было просто летом без писем и коней.

В какой-то миг - начало светлеть – Мариано, молча оделся, спустился в кухню; малышка спала, сунув палец в рот, дверь в гостиную была открыта, Сульма оказалась права, малышка открыла дверь, но конь в дом не вошел. А может, и вошел, подумал он, закуривая сигарету и глядя на синюю гряду холмов. Но как узнать, если они не расслышали, если все в порядке и часы, как положено, размеряют своим тиканьем утро. Все вернется к положенным ритуалам. Флоренсио около двенадцати заберет малышку, появится почтальон, оставит на столике в саду письма, которые он или Сульма возьмут, не сказав ни слова, а после паузы начнут мирно обсуждать, что приготовить на обед.