Руководство по мудоводству

РУКОВОДСТВО ПО МУДОВОДСТВУ

Алинка была среднестатистической русской женщиной. Крепкого пышного сложения, миловидная, но не красавица. Часто перед зеркалом она горестно вздыхала, хлопала себя по животу, или слегка подбрасывая отвисшие груди. Периодически садилась на диету, ходила на аэробику, но улучшения не наступало. Гедонистка по натуре— она не могла себе отказать в шоколадке или пирожном, а уж булочка «со смаком», вообще святое дело. Курила с юности, каждый понедельник бросала, но хватало силы воли только до обеда, с кайфом курила и так до следующего понедельника. Сын умолял бросить, попугай садился на сигарету и склевывал пепел  — все было против нее, а она не смогла себе отказать в удовольствии, — на клубах дыма рисовать свои мечты. Родители умерли, оставили  2-х комнатную маленькую квартиру, у нее еще была сестра — мачехина дочка, она была папиной. Сестра вышла замуж за преуспевающего производителя обуви и жила в соседнем городе. У сестёр было по сыну, только Алинка родила в юности от великой, страстной любви, как она говорила, от навечно женатого мужчины. Многие годы устроить свою личную жизнь, создать ячейку общества — семью, ей не удавалось, но жизнь проходила интересно с приключениями и разочарованиями в поисках любви, мужчины и жажде обретения семейного покоя.

Утро начиналось невзначай, сначала у уха звонил колокольчик, обязательно вклиниваясь в сон, в котором были мужчины, взгляды полные желания, объятия и ... тут как всегда звонил колокольчик и ласково на ухо шептал: «Алина! » - - это был ангел-хранитель, во сне она сердилась, что опять не успела отдаться, и улыбалась одновременно своему ангелу, пожалуй, он был единственным, кто ею еще интересовался. Потом гудел будильник, она вылеживала еще 10 минут, то одним, то другим глазом следя за стрелками. Вдруг резко вскакивала, и начиналась беготня по квартире, кухня — чайник, сковородка, ванная - — вода, зубы, туалет. Глаза полузакрыты -— это еще сны. Комната сына: «Сыночек, подъем! Пора в школу! ». Следом залетал попугай, садился на шкаф и оттуда ее гнусным сонным голосом орал: «Вставай! Вставай! Пора! ». Макияж занимал ровно 2 минуты — все отработано годами: стрелки, тени, тушь, тон-крем, пудра, губы. Не глядя на флакончик туалетной воды  — бжик — для себя за ушами, для нахалов — в вырез платья, для кобелей — подол платья. На ходу застегивала куртку, бежала к остановке автобуса, втискивалась в любую дверь, лишь бы уехать. Каждое утро в автобус набивалось много знакомых лиц — кто-то с ней работал, кто-то жил по соседству.

-  Ой, здравствуйте, что-то я вас давно не видела?                 -  Здрасте, да уезжала в деревню к родителям картошку копать.

- Девушка, вы не могли бы подвинуться...

-  Куда? Тут ребенок стоит...

-  Ой, извините — не девушка.

-  На себя посмотри, Ален Делон.

Рядом стоящий мужчина вдруг засуетился, закашлялся, заерзал:

-  Сегодня потеплело наконец-то. Прогноз не слышали?

-  Да, как обычно, то ли снег, то ли дождь, знаете,   вот это мне нравится — осадки маловероятны. Забавно, правда?!

-  А вы легко одеты...

Алинка понимает, что юноша хочет общения и поворачивается в анфас.

Мужчина задергался, сморщился и у него вырвалось:

-  Ой, вы полная...

-  Да, а что? И, знаете, я ненавижу худых мужчин  — кости так и гремят.

В проходной встретилась с подругой Ирой:

-  Ну, как жизнь молодая?

-  Вчера было хреново, сегодня по-старому.

-  Слышь, Алинка, ко мне вчера в кадры приходил один мужичок интересный, - инженер по канализации...

-  Сантехник что ль?

-  Ну, ты даешь, тебе какая разница. Небось,   сегодня опять заходила в автобус с передней площадки?

-  Да, а что?

-  Сколько раз тебя учить дуру, с передней площадки заходят только инвалиды и дети, мужики садятся сзади, привычка у них такая.

-  Ладно,   завтра опоздаю на работу, но войду в последнюю дверь. Так, что специалист по унитазам?

-  Инженер-сантехник, дура.

-  Ну ладно, ладно. Холостой?

-  Обалдела что ли, на фиг тебе холостой, если мужик до 30 лет не женат, — значит он никому не нужен. Разведен. Сорок лет, твой любимый размер -— среднего роста. Такой говорливый в меру, нормальный мужик с очень оригинальной фамилией Хрычиков.

-  Ты шутишь?!

-  Отнюдь, именно Хрычиков.

-  Господин Хрычиков, -  и обе захохотали.

Работа, бегом, надо надеть халат, суета вокруг. Вдруг молодой мужчина остановил на ней взгляд на несколько секунд.

-  Девки, что за мужик?

-  Ты чё, Влада не признала?

В обеденный перерыв встретилась с Ириной.

-  Ну, что пойдешь на свидание, я ему о тебе говорила?

-  Так сразу?

-  Опять? Ты чего боишься? Сколько тебя знаю, ты все поешь: «Хочу мужика», - а как только замаячит  — сразу в кусты.

-  Страшно.

Ирина передразнила:

-  Страшн-о. Ой, бурундучка в штанах испугалась.

-  Я сегодня мылом отоварилась, так хочется попробовать.

-  И сколько взяла?

-  Да, 5 кусков.

-  Ты что? Зачем столько?

-  Так по дешевке, чё не взять.

-  Оставь на работе, завтра возьмешь.

После работы Алина с пакетом мыла, стесняясь, подошла к условленному месту.

-  Добрый вечер. Вы Алина?

- Да.

-  Меня зовут Виктор. Ну,   поехали.

-  Ку—д-а?

-  Ко мне, музыку послушаем, рюмку чая выпьем.

И повел к своей машине — маленькой развалюхе.

- Садитесь. Да положите Вы сумки сзади.

Машина побурчала, но завелась.

-  А вы давно здесь работаете?

-  Давно.

-  Давай на ты, ладно.

-  Давай, а ты далеко живешь?

-  Не очень. Ну, что тебя интересует, спрашивай?

Буднично они поговорили о детях, работе. Положенной искры между мужчиной и женщиной не высекалось. Но природа требовала своё, т. е. некоторые части тела суетились и вибрировали.

-  Сейчас остановимся, я пойду куплю что-нибудь к ужину, а в булочную, вот рядом дверь, что ты хочешь,   посмотри.

Алина послушно пошла в булочную, волоча за собой зачем-то пакет с мылом. Тупо смотрела на дорогие сердцу булочки, печенье, конфеты. Сердце бешено колотилось, она боялась. Почему каждый мужчина должен быть царем природы — сильным, умным, бесстрашным?! Почему он не может быть просто мужчиной?! Но не доводить же желание до спортивных сексуальных отношений?! Господи, как все просто, может быть получится. Нет, я не хочу себя тратить на «козлов», но Хрычиков же нормальный, да, нормальный, но не мой, я так не хочу и не могу. Озираясь по сторонам, она выскочила из булочной и неслась, не разбирал дороги, как будто за ней кто-то гнался. Пакет с мылом колотил по ногам, она злилась на себя и на дурацкий пакет. Дома она перенюхала все мыло, набрала в ванну воды. В голове все время почему-то крутилось: «А может смысл кувшина в пустоте?! » — это древняя китайская мудрость, которую она недавно где-то вычитала, но которую постичь своим женским умом так и не смогла: «Значит в пустоте, да?! »

-  Герман, птичка хорошая, лети ко мне! – Ну, давай, птыця: «Уж полночь близится, а Германа все нет».                 Попугай тряс головой и изрекал:

-  Я - Герман, я — Герман.

-  А дальше, ну давай: «Уж полночь близится, а Германа все н-е-т». - Курица общипанная, не хочешь? Ну, пошел вон, негодник.

Снова утро. Автобус. Алина влезла с трудом, протиснулась в

середину. Какой-то парень с огромной музыкальной трубой никак не мог угнездиться.

-  Куды Вы с трубой? Другого времени что ли нет? - Люди, между прочим, на работу едут.

-  Я тоже на работу.

-  Что у нас с утра уже хоронят, сразу после завтрака?

-  Если я вам мешаю, могли бы в такси ездить.

-  Ишь ты какой умник нашелся.

Страсти накалялись, водитель озабоченно смотрел на пассажиров в зеркало. Алинка мучилась в давке, периодически считала пуговицы, — все ли на месте, прижимала к себе сумочку. Вдруг неизвестно какой бес ее попутал, она изо всей силы дунула в трубу. Автобус замер на секундочку, вздрогнул, звук был похож на громкий пук, и в едином порыве заколыхался от смеха.

У проходной Ирина прошла мимо, поджав губы.

-  Ирусик, ну прости, так получилось, очень хотелось мыло испробовать.

-  Дура набитая, коза драная.

-  Ах так да, значит так, между нами все порвата и тропинка затоптата

— ты не трожь мои игрушки и не писай в мой горшок, да?!

Иринка заулыбалась:

-  Да ладно, мало ли в Бразилии усяких Педров.

Молодой мужчина — это был  Влад,   с интересом смотрел на Алину, мысленно раздел — одел, она поежилась от этого взгляда, засеменила за Ириной, пытаясь за нее спрятаться. Ну почему она не может так оценивающе смотреть на мужчин. Скромность не позволяет, воспитанность. В очередной раз подумала как все-таки хорошо живется ****ям.

Дома достала газету— О, мой любимый возраст, без вредных привычек — это уже хорошо. Любит книги, путешествия — удивительно, что книги — не характерно

для мужчин. Обычно пишут —рыбалка, кино, та..,—набрала номер.

— здравствуйте, Бориса можно?

—М—м—у...

— Позовите, пожалуйста, Бориса.

— М——у, а оно... Бориса, ну я Борис, — прогудел в трубку пропитый

голос, чувствовалось, накануне гуляли очень даже очень.

— Я по объявлению в газете. Вы писали?

— М—м—у. Давай  познакомимся. Как звать—то?

— Алина. Может быть, я в другой раз позвоню?! Вы себя плохо чувствуете.

— Хорошо себя чую. Давай встренемся...

— Да нет, чувствую, что вредные привычки все—таки есть.

— Нету, тебе показалось.

— Ну ладно, извините, в следующий раз.

Со зла позвонила следующему:

— Алло, Вас как зовут? Толя. Очень хорошо, меня Пенелопа.

— Пене... что?  

- Так остряк  попался. У тебя белая рубака есть? Очень хорошо. А черный пиджак? Тоже есть — прекрасно. А ботинки черные есть? Да—а.

И со змеиным шипением процедила:

— Ну,   тогда иди гладь шнурки...

И бросила телефонную трубку.

Влад встречал в коридоре, улыбаясь в усы. Она бойко стучала каблучками,   проходя  мимо. Приятно, черт возьми, быть в центре внимания. Стала тщательно следить за собой, что—то вязать, перешивать.

Ирина удивленно  каждое утро вскидывала брови:

— Что влюбилась? Нет?

— Ну почему влюбилась, хочу быть женщиной для себя.

— Так, наконец—то, заговорила моими словами, слава Богу, не  потеряна — жить будешь.

— Сегодня иду па свидание, мужик письмо прислал, обещал носить на  руках.  

— Надорвется, пупок развяжется.

После работы — встреча.

— Вы, Алина?

Перед ней стоял скромный, забитый, издерганный жизнью маленький мужичок. Он суетился и нервничал.

— Алиночка, давайте я сумку понесу. Вам не тяжело?

Они сели на скамейку и мужчина заискивающе начал свой рассказ:

— Понимаешь, она меня все время унижает, издевается. Я никогда ей не изменял, женился по любви и всегда ее слушался, все было как она скажет. Я не протестую, но мне же хочется понимания и любви, а она говорит, что я тряпка и немужчина...

— Как долго ты у нее подмышкой живешь?

— Семь лет.

— Пора взрослеть, мой мальчик.

— Ты такая же.

— Понимаешь, мужчина не может быть никем, он не имеет таких полномочий по праву рождения.

— Ты считаешь надо измениться?

— Давно пора.

— Алиночка, не уходи. Мне хорошо с тобой, уютно, ты добрая и мудрая. Позвони мне — я все для тебя сделаю.

Она смотрела на него с сожалением через захлопнувшиеся двери автобуса.

Влад по—прежнему смотрел и улыбался ей,   и Алина уже не ежилась от его взгляда  летала—летала в мечтах. В автобусе она умудрялась отключаться от реальности и шептала стихи, беспричинно улыбалась своим

шаловливо эротическим мыслям. А однажды пожилой мужчина ей сказал:

— У вас очень красивая улыбка.

— Спасибо.

Она не замечала, что внимательные глаза водителя наблюдают за ней.

Как-то на работе она решилась и написала Владу записку с адресом, с приглашением зайти к ней на рюмку чая. Весь день она мыла, убирала квартиру, сына отправила в тете на другой конец города, пекла

пироги, и впервые за много лет что—то напевала. Позвонила подруга:

— Нет, нет. Я сегодня занята, давай завтра встретимся, ладно.

Он не пришел... Все померкло вокруг, казалось нелепым, смешным и она сама так нелепа. Именно тогда она впервые назвала себя невостребованной женщиной.

На работе она подошла Марье Петровне — старой, доброй вахтерше, которая была для всех них жилеткой.

— Марь Петровна, я, кажется, влюбилась...

— Девонька моя, в кого?

— Во Влада. Я его пригласила, а он не пришел

- Да ты что, он же пьянь и гулена, он не изменится, поверь мне, много

я повидала на своем веку, знаю,   да, он красивый, многие тут на него

клюнули, но не  с лица воду нить, не такой мужчина тебе нужен, он никакой , понимаешь.

Подошла Ирина:

— Так, что за разговорчики в строю, не надо фиалки нюхать — пора             работать.

Вышли в коридор.

— Иринка..., — и Алина а заплакала.

- Так идем ко мне.

— Я пригласила к себе в гости Влада, а он не пришел. Ходил,   смотрел, улыбался, я подумала...

— Ты, что умом тронулась?! Ну прям,   ****ько из сказки”Морозко”. Не могла со мной посоветоваться?! Да он тут всех перетрахал, Кирка за него замуж собиралась — 2 аборта сделала, а он женился на другой, через месяц разбежались — сама ушла. Сучок драный, хрен моржовый. А сейчас у него с Танькой—кладовщицей любовь, вы ровесницы. муж у нее, двое детей. Разводится из-за него. Влад ей сказал, что покончит  с собой, если она его бросит. Ну,   идотки кусок, куда ты лезешь, а?! Смотрел он на ее,   улыбался, да эти их улыбочки ничего не стоят. Льстит самолюбию, ну вот еще одна на крючке. Короче, радуйся, Бог тебя миловал, от этой ненужной любви, а то намаялась бы,   ну, надо же, тихой сапой, ни с кем не посоветовавшись, во дает!

На обеде подошла к ним с Иринкой Татьяна. Она светилась любовью, — счастьем:

— Ой, девочки, мне так хорошо, а так? — она крутила на шее новый шарфик и красовалась перед ними.

— У меня внутри будто маленький мячик скачет, чтоб такое сделать, а?! В кабинете у Ирины сидели Алина, Ирина, Влад и Татьяна. Таня листала журнал с детскими моделями:

— Ой,   Влад, смотри какие лялечки милые. Тебе нравятся?

— Нравятся.

— Ой, смотри, на тебя похож, а может на меня.

У Алины в глазах стояли слезы. Самодовольный Влад это видел. Алина с Таней вышли в коридор, Влад вышел за ними. Издали смотрел на них обеих Таню и  Алину. Алина уже знала, что он выбрал не ее, она проиграла, а Таня ни о чем не догадывалась.

Пошла после работы,   не разбирая пути, гудели вокруг машины.

— Не трамвай — объедешь.

— Сам дурак.

— Тебе что жизнь надоела?

—Смотря с кем...

Машина притормозила. Мужчина всматривался в нее, ехал медленно

за ней:

— Садись, подвезу.

— Не надо, пешком здоровее буду.

Посмотрела и узнала навечно женатого. Столько лет прошло...

— Садись.

Она села, злясь на себя и целый мир. Он долго молчал:

— Скажи, а ты любила меня?

- А Вы любили или так, погулять вышли?!

— Ну,   кто родился мальчик, девочка?

— Неведома зверушка.

Стала доставать из сумочки  деньги.

— Не надо, оставь.

— Да нет уж, вот тебе на два метра фланельки.

— Зачем?

— Рога протирать.

Вышла,   с силой хлопнув дверцей.

С гордо поднятой головой — а вот вам не дождетесь, с сумками вышла из лифта. Пол недавно помыли, дверь на улицу плотно не закрывалась, получился домашний каток. Алинка проехала немного, упала на четвереньки Пальто с воротником задралось на спину и она с голой попой, с сумками поползла к своей двери. Дома смеялась над собой, потом вдруг заплакала, написала на клочке бумаги слова Соломона: “Все проходит и это пройдет”. Повесила эту бумажку в прихожей на зеркале.

Вечером зазвонил телефон:

— Алло, я от Вашей подруги Ольги. Меня зовут Николай, давайте встретимся, Алина.

— Лучше в метро.

— Да в семь вечера, я буду с газетой  и гвоздикой.

— А еще лучше в шесть, я как раз буду после работы ехать.

В кои веки Алина пришла вовремя. Она суетливо одернула шарфик, взбила челку. Прошла туда—сюда, никто к ней не подошел. Прошло 5 минут. Она стала раздражаться , нервничать. Еще 10 минут,   Алина заметила у эскалатора мужчину внимательно ее рассматривающего. Она сделала еще один круг и поняла — это Николай, но подходить к ней он явно не собирался. Несколько раз глаза в глаза. Она все поняла, вдавив голову в плечи, побрела на остановку автобуса.

Снова навалились серые будни работа дом, дом — работа.

Взгляд  забитой, запуганной, побитой собаки. Ирина при встрече

однажды сказала:

— Так долго продолжаться не может, ну, какая ты неудачница?! Глупая

— просто он не твоя судьба —не твоя, понимаешь?1 Прекрати выть, вытри сопли, ну ты ж сама говорила, что ты рубенсовская женщина, любимая модель Кустодиева, ну иди сюда, я принесла альбом с репродукциями. Видишь — это ты, и что в этом плохого. Как говорила моя бабушка, царство ей небесное — визьмешь в руки,   маешь вещь. Каждый человек единственен в этом мире и ты одна такая неповторимая, понимаешь?

— Колобок Колобоковна Колобкович.

— Ну, дура, дура и есть. Иди сюда, смотри в зеркало, я каждое утро это себе говорю. Смотри внимательно. Они стоят,   обнявшись у зеркала!

- А (хули нам) фигли нам красивым бабам!

Алинка сквозь слезы улыбнулась, а потом уже крепче прижавшись к

Ирине — засмеялась.

— Обещай мне делать это упражнение каждое утро.

— Да, я буду. Надо любить себя такой,   какая есть, природу не переделаешь, верно?!

Дома она получила письмо, незнакомый мужчина предлагал встретиться. К ней подошел деловой, уверенный в себе мужчина.

— Здравствуйте,

— Добрый день.

— Ну, куда пойдем. Он с интересом разглядывал Алину.

— Пойдемте, погуляем.   И они пошли вокруг вокзала.

— Я тут проездом, еду к сестре. А вы далеко живете?

— Да нет, не очень.

— Одна?

— С сыном.

Мужчина суетился, он вырвался из дома и хотел погулять, срочно и

быстро. Алинка ему определенно нравилась, но в его планы не входило

еще и духовное общение.

— Ну, как у вас транспорт работает?

— Хорошо, пока.

— На каком этаже живешь? Квартира какая?

— На шестом, двухкомнатная.

Алина понимала,   он напрашивается в гости, но почему сразу и сейчас. Хоть бы в кафе пригласил, поговорили бы, пофлиртовали, а потом — может быть, Но мужчина уже понял — позаниматься сексом  на пути к сестре, не удастся

— А почему ты до сих пор не замужем? Не берет никто? Почему одна? Алина остановилась, часто заморгала. Господи, как больно!

— Алло,   добрый вечер, я по объявлению.

— Да, вечер добрый! А что там написано, я уже не помню.

— Ну как же — 60 лет, с женщиной до 45 умной, доброй, с юмором, пышные формы — это я и есть.

— А какой у Вас объем бюста?

— Прямо так сразу. Ну,   четвертый, пятый.

— Подходит. Как зовут?

— Алина, а Вас?

— Владимир.

— А можно отчество?

— Зачем, я физик, доктор наук, у нас не принято отчеству. Можно Володя

— Так,   когда встретимся?

— Давай завтра в 17 на  остановке автобуса.

— А как я Вас узнаю?

- А я тебя как?

— Я пышнотелая брюнетка в сиреневом плаще, в общем, похожих не будет.

— Алиночка, видишь какое дело, только ты не пугайся меня сразу, ладно.

— А что такой страшный?

—Да нет, все-таки возраст.

На работе Алина с Ирой горячо обсуждали свидание предстоящее:

— Хорошо, что на остановке, если не понравится — мимо пройдешь.

— Ой, я боюсь.

— Да физик, что с них взять.

Алина поехала на свидание немного нервничала, беспрестанно жевала

конфеты. На остановке к ней сразу подбежал, что было приятно, коренастый, коротко стриженный мужчина, он показался ей симпатичным, улыбчивым. Алина оторопела - шея, руки мужчины были покрыты татуировкой.

Мужчина засмеялся:

— Ну вот, испугалась, я же сказал, да не зэк я, нет. Просто меня в

десятилетнем возрасте старшие ребята так раскрасили. Понимаешь, послевоенное детство на улице, я и курю с девяти лет. Да вот , посмотри мои документы — доктор наук, лауреат гос. преми.

Алине хотелось верить.

— Ну, ладно, пойдем в магазин что-нибудь купим.

Вышли с полными сумками. Владимир сразу к ней обратился:

— Помоги мне нести, тяжело.

Дошли до  Володиной квартиры однокомнатной, быстро накрыли на стол.

— Ну, давай за встречу.

Смеясь, Володя рассказывал о своих болезнях, все было мило, весело.

— Так,   вторая паровозиком, чух—чух.

— А почему не закусываешь?

— Да вот моя закусь (берет таблетки) — это от печени, это от бляшек будь они не ладны, это от сердца. А ты чем-нибудь болеешь?

— Да нет, пока.

— А меня в прошлом году прихватило, тут я забегал, да и раньше случались приступы, но чтоб так на стенку лезть. Давай за здоровье.

Выпили за здоровье.

— А ты в донских степях бывала?

— Нет.

— А у меня вся родня оттуда,— Володя притащил альбомы.

— Это шурин Колька, заводной такой, вот его дом. А это тетя Клава, у нее семь детей, — и он стал их перечислять.

В силу возраста ему хотелось просто поговорить. Алина посмотрела

на часы и засобиралась домой.

— Ну, мне пора. Спасибо. Далеко ехать, Володя.

— А что мы не попробуем сегодня?

— Если хочешь, давай.

Он стали тискать ее груди, гладить коленки. Алинка пьяно смеялась, кокетничала, повизгивала, Перешли в  большую комнату, там во всю стену были книги, стоял стол и кровать. Она быстро скинула одежду, Володя тоже разделся и оказался в парашютах в цветочек. Постельное белье было несвежим, Алина поморщилась, но уж очень хотелось. Мужчина тискал груди, целовал ее, причмокивал. Алинка закрывала глаза, но и через 10 минут он ничего не смог.

— Ой, я забыл, сщас Валька придет.

— Кто это?

— Да ходит ко мне одна по вечерам. Грудь больше, чем у тебя, только она мне не нравится.

- Ну, ладно, мне пора.

В коридоре Владимир целовал ей руки:

— Ты мне позвони, я с сыном твоим буду заниматься физикой, только позвони.

— Хорошо, Володя, Спасибо. Все было хорошо, успокойся.

— Правда?!

- Да.

Дома она выдала в подушку и мечтала о смерти, тело ныло от желания,   и девать его было некуда.

— Неужели со мной невозможно? Неудачница?!

Позвонила подруга:

— Перестань реветь. Тебе мыло хозяйственное привезти?

— Зачем?

— Ну как же, веревку смазать, ты ж вешаться собралась.

Алинка хмыкнула.

— Не дождутся.

В выходные дни Алина любила примерять бусы, заколки, дефилировать по квартире в ночных рубашках, у нее были и с кружавчиками, и с вышивкой. Время от времени она подходила к зеркалу, утягивала рубашку сзади рукой или прищепкой, выпячивала грудь и любовалась собой. У зеркала висела репродукция К. Брюллова “Итальянский полдень”. Она похоже закалывала волосы, спускала с плеч рубашку и изображала итальянку, потом смеялась над собой.

Прибежал с улицы заплаканный сын, всхлипывая, заныл:

— Мам, мам, Витька меня избил, мячик отобрал...

— Так, идем умоемся, успокойся. Ну, что случилось?

— Мы играли в футбол. Витька подошел, стал мяч отбирать...

— И ты, наверно, сказал: «Отдай мяч, придурок”.

— Да, Откуда ты знаешь?

—Догадываюсь. А ты не мог сказатъ: “ Вить, мы сейчас поиграем тайм, подожди, потом ты с нами будешь играть”.

— Мам, да он такой, знаешь...

— А ты попробуй. В любой ситуации должен быть выход, верно.

— Ладно, попробую.

— Будь мужчиной, сынок,— сказала и задумалась.

Сын выскочил на улицу, она смотрела за ним с балкона.

— Витьк, ты не прав, извини за придурка, дай нам доиграть.

— Я тоже хочу... Вон Славка уже домой ушел.

— А, тогда давай с нами.

Алина отошла от окна, сняла бусы, заколки, вытерла губы от помады, снова серое лицо, опущенные плечи. Она виновата перед сыном — ему нужен отец.

Звонок в дверь. На пороге стояла Элеонора с сыном Эдиком.

- Ой, кого я вижу?! Звезда всех полей и окрестностей. Эдичка, здравствуй, маленький.

— Привет, привет. Все та же, все там же и все толстеем.

— Ну, Эля. А ты все такая же, глиста в корсете.

Элеонора была высокой, длинноногой белокурой красавицей, ухоженной и красиво одетой. Рядов с ней Алинка — простушка, в общем, Колобок

суетливый. В большой комнате посередине стояла большая кровать, наследство от родителей. Алинка ничего не меняла, вся жизнь проходила на этой кровати; любовь, одинокие слезы. Здесь читала, мечтала, вязала. Эля рассматривала комнату:

— Ну, как твое поле любви, поле покоя,— и она плюхнулась в одежде на кровать.

— Да, воспоминания детства.

— Ну, рассказывай, как дела?

— Да, что рассказывать. Осточертела мне эта жизнь домашней хозяйки. Все развлечения — парикмахерская, да магазины. Игорь вечно занят, работает.

смотри какие туфли купил — из крокодиловой кожи.

— Да—а. Я б на за что не надела — крокодилов боюсь.

— Идиотка. Тоска такая, хоть волком вой, заняться нечем. А дома кастрюльки, стирки, уборки — надоело.

— А, что Игорь? Он же тебя любит вроде.

— Вот именно — вроде. От зари до зари на своей фабрике, дома только ужин  и спать.

— А может он в обеденный перерыв того...?

— Ты что, на меня здоровья не хватает, вряд ли ему еще кто-то нужен. Иногда так хочется ласковых слов, пусть лживых, черт с ним, ухаживаний, непредвиденных цветов, понимаешь?!

— Короче, баба с жиру бесится.

— Ты никогда меня не понимала. Я хочу любви, флирта, ухаживаний.

— Ананасы в шампанском, да?! Купи и сделай дома сама.

— Вот дура. Романтики хочется. Жизнь проходит в домашней суете, без приключений.

— Ты, что не нагулялась что ли?

— Выходит так.

В дверь позвонили. Пришел давний друг сестер.

— О, здрасте, девоньки, други игрищ и забав.

— Сашка, здравствуй, проходи.

Саша кобель в возрасте (около 50)  игривые, лукавые, похотливые

глазки. В большой комнате накрыли стол, выпили—закусили и еще раз,

стало весело.

— Девки, че мне так хреново живется?! Опять развожусь.

— Да ты что, с которой по счету?

Восьмая. Ревнует зараза, карманы выворачивает, подметные письма ищет, и Сонька — стерва  в карман трусы свои подкинула.

— Это кто?

— Да кто-то —конь в пальто, коллега по  работе.

— Так, все та же песня.

— Осуждаете? Ну почему я не могу быть собой. Ну, не голубой я, нравятся мне бабы.

— Да уж не пропустишь.

- Крючком зацепишь. Ты бы  хоть тихо это делал, скрытно, чтобы не обидно было жене, чтоб не знала.

— Я, не могу тихо.

— Эксбиционист хренов.

— Да ну вас, — Сашка встал из-за стола и вышел.

Вдруг шумно открывается дверь, в проеме стоял голый Сашка, на гениталии был привязан бантик.

— Девки, не грустите, я ваш самый лучший подарочек.

Женщины охнули, захохотали. Встали по обе стороны Саньки и втроем выдали канкан, после танца завалились на кровать, Подарок срезу захрапел. В тишине женщины убрали со стола, накрыли Сашку одеялом, молча стали одевать. Потом Алина позвонила ему домой:

— Люб, здравствуй, тут Санька к нам зашел. Че орешь? Сама ты это... Ко мне сестра приехала, мы посидели, выпили. Короче, иди забирай свое сокровище—чудовище. Ты, что дура, какая шведская стенка?! А тройка. На хер он сдался твой кобелина — свои имеются.

Алина готовила ужин на семью, откуда-то прибежала возбужденная сияющая Элеонора.

— Ой,   Аля, я с та—к—и—м. мужчиной познакомилась, просто блеск.

— Ну, рассказывай.

— Высокий, красивый, костюм с иголочки, серебряный галстук.

— Торгаш что ли?

— Завидуешь?

— Ну что ты, торгаш — не мой профиль.

— Как говорит, как говорит. Я за всю свою жизнь столько комплиментов не слышала.

— Словно реченька журчит.

— Да ну тебя. Смотри, кольцо подарил, наверно, с изумрудом.

— Дай поглядеть. Так сразу. Бижутерия, стекло.

— Сколько в тебе злобы.

— Практичности.

— Пригласил в ресторан. Сейчас быстренько соберусь. И  она заметалась по квартире в поисках нужного наряда, поминутно забегала в ванную ”рисовала картину”на лице

— Ну—ну, звезда во лбу, в попу перышко.

Элеонора фыркнула, ушла, хлопнув дверью.

Поздно ночью Алина читала в постели — поле любви, поле покоя. Рыдая, вошла Эля, вся помятая, краска потекла. Ринулась в ванную, ее рвало. Алина подошла к двери:

— Ну, что? Уши-то хоть целы или тоже девственности лишились?! Эля бросилась на Алинку, стала бить ее, Алина пыталась поймать

ее руки:

— Бей, если тебе легче станет, кусают самых близких, бей.

Эля завыла в голос, Алина ее обняла,   они сели на кровать.

— Ну,   успокойся, чаровница моя, успокойся. Все в жизни надо испытать в твоей жизни приключения закончились. Мужу не вздумай каяться, считай, что это было в дурном сне... не с тобой.., и не здесь.   Хорошая моя девочка, самая умная, самая красивая, ведь ты ж почти отлично  училась и в школе, и в институте. Помнишь, ты мечтала английский добить—доучить. Эля, надо жить, займись чем-нибудь. Помнишь, ты мне стихи свои читала:

“Когда мне плохо, я пишу стихи,

Похоже лепестки сдувает ветер,

И слово слово непременно встретит

Среди незарифмованной трухи.

И с сердца лист последний опадет,  

И незаметно в Слово превратится,

И может быть, как Синекрылой птице

Мне в этой жизни вдруг да повезет!”

— Давно это было, стихи уже не пишутся.

— Дурью маешься потому что, Эля. Твой пацан в пять лет ни одной буквы еще не знает, ты что обалдела, скоро в школу. Совсем ребенком не занимаешься. Ты колготки когда-нибудь штопала?

— Нет, выбрасываю.

— А я штопать умею, петелки поднимать, заплатки ставить. Тебя муж бил?

— Нет.

— Ты не знаешь, что такое от зарплаты до зарплаты жить, как ребенка одной растить. Растет не по дням, а но часам, мальчик ведь, обувь горит.

Игорька береги, вон молодые мужики  мрут, как мухи, на работе надрываются, ребенку нужен отец...

— Когда ты мудрой такой стала? Мудрилка родная.

— Когда, когда. Стала. От одиночества.(Алька захлюпала носом). Одна да одна. Столько любви во мне, столько нежности, ласки, верности, столько тела и никому не надо.

Теперь Эля уже успокаивала Алинку.

— Ну не надо, Аля, не надо. Встретишь еще свое счастье, свою любовь.

— Когда? Мне сороковник скоро, старая уже, седею, зубы выпали.

— Зубы вставим, волосы покрасим.

— А, отец  рассказывал, бабушка у меня графиней была.

—А я?

— У тебя другая бабушка была.

— Графиня ты наша, всех полей и окрестностей.

— Да, нищая графиня муж будет графин, и дети графины.

Они обе засмеялись.

— Я сейчас  себе на веер коплю настоящий с перламутровыми костяшками.

—Да ну.

— Я на выставке была. Два часа простояла, отойти не могла. Вот твой оболтус поиграл, мой любимый веер сломал (достает обмахивается). Красоту ничем не испортишь.

Эля берет у нее веер, обмахивается и, не сговариваясь, они с Алинкой хором:

— А хули нам красивым бабам.

После работы Алина с полными сумками еде влезла в переполненный автобус. Стоя, она задремала.

— Следующая конечная.

Алинка с трудом открыла глаза, люди спешили к выходу, она оказалась последней. Вдруг  перед ней двери захлопнулись. Алина заметалась, побежала к другой двери.

— Эй—ей—эй. Откройте.

В пустом автобусе ее голос прозвучал неожиданно громко. Она посмотрела на водителя, он смотрел в зеркало и улыбался хитро и ласково.

— Ну, здравствуй,   это — я!

Удивленная Алина смущенно улыбнулась, прямо в ухо ей звонил колокольчик…