Нина Еперина Прынц Рабэрт Эротическая сказка для в. Тематика: Эротические рассказы

ПРЫНЦ  РАБЭРТ

ЭРОТИЧЕСКАЯ

СКАЗКА   ДЛЯ   ВЗРОСЛЫХ

Наказуя, наказа мя Господь,

но смерти не предаде.

(пословица)

Расскажу я вам, люди, сказку, про невидаль неожиданную, которая случилась в наше время в одной человеческой семье. Садитесь поудобнее, ноги пледом укройте, кто курит трубку или сигарету - можно взять, или там вино или пиво, к примеру, и давайте мне ваши уши. Скучно не будет.

Я постараюсь!   ИТАК:

ЧАСТЬ НАИПЕРВЕЙШАЯ

В некотором Царстве, в некотором Государстве…

Ой, чё я вам тут рассказываю! Всё не так совсем даже….

В некоторой удивительной стране, в простонародье называемой Совок, а по-другому Совдепия, жили да были муж и жена. Жили-поживали, кое-какого добра наживали. Ну, там, буфет, диван, холодильник и, даже, телевизор маленький, чёрно-белый. Ничего себе, типа такие. Нормально-совдеповские. Как все!  

Как грится: «Какие Богу угодны, такие и пригодны».

Он был простой рабочий. Слесарь в автомастерской. Звали его, естественно, Иван. Она тоже была простая рабочая. Звали её тоже очень даже обыкновенно -  Маша. Мария, то есть. А вместе - Ваня и Маня. Работала она в местной больнице обыкновенной санитаркой. Полы мыла. Ну и достаток соответственный имели. Он имел то, чего в карман сунут за халтуру, (за ремонт машины без очереди, то есть), а она - от судков из-под кровати по рублю штука, плюс с пустых бутылок. Понятно, что не сытно, но кое-как от получки до получки выживали. И даже почти не грызлись на ночь. А чё ругаться-то? Если душа в душу жить, вместе на работу, вместе с работы, вместе ужин под бутылочку, то чё ругаться?

Правильно народом сказано: - «Удаётся и червячку на веку».

Удивительная эта страна, в то время, строила всем хором, вместе с ними, сначала социализм, потом взялася строить коммунизм, потом ещё чего-то строила, сама уже не понимая, чего, догоняя и обгоняя загнивающий капитализм, о чём коммунистические начальники объявляла всему народу на съездах своей партии по радио и по телевизору. Они, канешна, слушали, а чё делать, если по всем средствам связи один съезд передавали с утра и до вечера. Иногда, правда, попадалися другие передачи. Ну, там, «Голубой огонёк» или ещё с пани Моникой «Кабачёк 13 стульев», назывался. Ничего, такое. Можно смотреть. Вот они и коротали вечера с бутылочкой и пани Моникой. Так себе и жили.

И дальше бы себе так же жили, но надоедливо вспоминалося большое семейное горе. Оно, конечно, давно волновало, но по молодости лет не до того было, денежку копили на добро, а к старости ближе стало волновать и всё больнее и больнее.

Горе было в том, что не было у их детей. Ну, никаких. Ни дочери, ни тебе сына. «Живёшь -  не с кем покалякать; помрёшь -  некому поплакать», а под старость некому будет кружку с водой подать. Ну, и решили они завести себе дитё. Ну, хоть какое. А как его завести, если по нормальному, аж почти до сорока Маниных годков ничего не получалося? А тут вдруг Ваня и давай кожен день стараться:

«Попытка не пытка, а спрос не беда»! А вдруг!?

Маня, конееешно рааада, что Ваня готов выполнять и перевыполнять супружеский долг по многу раз, она тоже в этом процессе принимала очень даже деятельное участие. «Суетилась под клиентом», как народ шутил, изо всех своих сил, да и в аптеку бегала. По тогдашним временам уже проще с этим делом стало, всякие мази и таблетки появились, не то, что раньше, всё вручную, да вручную. В общем, проходит, таким образом, аж год.

Коротко только сказка сказывается, а дело оно такое – никак и никак. Оно, конечно, делается, но результат - ноль! Ну, наша Маня давай в панику вдаряться. Ваня, каанееешна, утешает, как может. Стали вместо одного бутыля вечерочком уже по два внутрь принимать в этих утешениях, но дело с места никак не сдвигается.

Во, блин! Невезуха… «Ты впрягать, а она лягать», эта невезуха…!

Как-то по весне, под вечер, забрела в их двор старушка. Маленькая, такая, смешная. А Маня в это время как раз бельё развешивала во дворе. У их двор был небольшой, но дружный. Трёхэтажка углом, хорошая, немцы пленные строили. Стены толстенные и окна большие. А Маня и Ваня жили на первом этаже окнами во двор. Можно даже сказать, что, ка-будто, в своём доме. Маня за это и полюбила их двор, что всё время можно мордой в кухонном окне торчать, как грузинская «кекелка». Это так в Грузии засидевшихся в девках зовут, которые разнарядятся в пух и прах, и в окошке мордой торчат, и которым уже давно за… 

Ну, как в пословице: «Когда помоложе, тогда рублём подороже», а когда уже «Старое мясицо, как не вари, -  всё тянется»…

А под окном-то как раз скамейка – тебе, пожалуйста, и всё местное женское население со сплетнями во ртах. Мужики тоже имелись, но они чуть подальше, во дворе под кучкой деревьев обосновались. Там стоял стол со скамейками. Поэтому у их там клуб по интересам образовался. Что-то типа «пивбар-доминошно-карточная отрезвилка», правда, отрезвилка уже ближе к утру на старом колченогом диване под дерьмонтиновой обивкой, как шутил весь двор.

Дворовые мужики были мирные, свои, без звёздных претензий. Тоже совдеповские выкормыши. В общем, двор как двор. Мужики молотили под липами костяшками, Маня тут с бельём, три соседки на скамейке и эта старушка забрела. Ну, все на неё и уставились -  кто такая? А бабка так боком, боком, боком, шасть шустренько к бабам на скамейку и пошла тараторить, и пошла тараторить. А бабы уши развесили и слууухать. Маня к этому моменту с бельём уже разобралася и тоже к бабам подалася. С ушами. А старуха себе такую бредятину понесла, что бабы совсем рты распялили. Типа конец света на всех наезжает из-за горизонта. Дааа…

ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ!!!

Маня напротив встала, руки в боки и себе тоже давай слухать. Интересно же. «На то и два уха, чтоб больше слухать». А если бы вам на странном шёпотке и непонятном языке про какой-то Космос, разные там какие-то параллельные Миры и прочих инопланетян с других планет какая-то бабка взялась непонятное рассказывать, аж в одна тысяча девятьсот восемьдесят первом году, в период Двадцать Седьмого Съезда Коммунистической Партии Советского Союза!!!, когда светлые идеи коммунизма только начинали выскакивать из народных голов, вы бы что?

Вот и Маня тоже…

А-БАЛ-ДЕ-ЛА!!!  

А тут ещё с утра по телеку, как раз Главный Коммунист товарищ Брежнев хлопал по плечу идеолога товарища Тихонова, который рассказывал всему совковому народу про достижения народного хозяйства, и строил государственные планы на ближайших пять лет. Там было всё понятно, а туууут… какие-то инопланетяне, которые являтся вдруг из Космоса, Маня даже в небо посмотрела, и объявлят на весь Мир про конец света. Так и хотелося спросить:

-         А наша дорогая Коммунистическая Партия в курсе? Она это разрешила, или как? – но Маня промолчала. Ей показалось, что бабка эта какая-то подпольщица и к Партии СССРа никакого отношения не имела. Она, похоже, даже и к церкви тоже никакого отношения не имела. Наверное, сама была оттуда. Маня опять посмотрела в небо. Оно молчало.

А бабы как сидели с открытыми ртами и семечками в их, так и сидели. Но вдруг одна из соседок как будто проснулась и спросила неожиданно сама для себя:

-         Бабууля. А? А ты это откудава знаааешь? Может, ты и людям можешь чего предсказывать?

-           А чего.   -  говорит бабуля -  Могу и людям.

-           А кому людям?

-           А любым людям.

Тут Маню ка-будто кто в зад шпынул. Она сразу вся вспотела и занервничала. Ей так захотелось про ребёночка чего спросить, аж сил никаких!

Я ж говорю: «Час придёт и квас дойдёт»!

-          А мне вот можете предсказать?   -   дрожа голосом, спросила она.

-        А как жаж! Могу и тебе, молодка.   -   сказала бабка, наклонила головку так набочек, и один глазик на Маню скосила с прищуром и юморком. Прямо не бабка, а веселушка какая. -  А чего хочешь узнать? Про ребетёночка, поди?

Маня аж подпрыгнула вместе с пустым тазом, а соседки все как одна на неё вытаращились. Это была их с Ваней домашняя «военная тайна», и никто про это ничего во дворе не знал. Тем более бабы: «Только лясы точат, да людей морочат». Надо было чего-то делать и быстро. Маня хватанула бабку за руку и шустренько потащила домой. Ей никак не хотелося при бабах прямо во дворе говорить про своё, сердешное…

Бабка, лёгкая как пушинка, и глазом не успела моргнуть, как уже у Мани за столом сидела на кухне с блюдцем чая в правой руке, и кусочком сахара в левой, а Маня стояла над ней, как утёс над рекой и делала глазами рентген на всё бабкино лицо. Лицо своё бабка держала вниз, и рентген выдавал нулевой результат, тем более, что на улице уже даже засмеркалось. Но, отглотнув из блюдечка с шумом чаю, вдруг подняла его и Маня тоже вдруг сразу села на стул, чуть не промазав мимо. Лицо-то у бабки оказалось шутливое, молодое, молодое и с огромными голубыми глазищами, которые на лице были чужие, не с этого лица. Мало того, они казалися озёрами, куда можно было нырнуть, потому что глаза были мокрыми, как вода, но не со слезами, а так какие-то… непонятные.       

«Глаза по кулаку, а слёзы по палке», прям.

Маня, вся сразу занемевшая, сидела и смотрела в эти глаза без отрыву, а по спине у ней бегали мурашки. Нет, не мурашки. Крупнее. Тараканы какие-то прямо и щекотали за сердце. Мане показалось, что напротив неё сидит заморская красавица королевишна и тоненькими пальчиками держит блюдечко снизу. Потом она вдруг открывает рот и говорит девичьим голосом:

-           Дорогая, свет Марьюшка!

Маня аж дар речи потеряла от такого. Это ж надо! Она знала, как Маню зовут! Прям, ну не скажи: «Не грело, не горело, да вдруг осветило». Тем более, что никто отродясь её так не называл, да ещё таким нежным голосёнком. Она сидела на краюшке стула одной половинкой и поэтому сутулилась. Ей неудобно было так сидеть. А тут вдруг вся выпрямилась, как кол в неё кто воткнул и совсем засюрьёзнела.

-          Я хочу вам помочь от всей души… -  и озёра в глазах заплескались и заволновались, как рябь пошла по ним, или какая рыбина большая заиграла.   -   потому что вам действительно надо помочь в вашем горе.   -   грит она.

Глаза закрылись, вместе с волной, голос изменился до неузнаваемости и тихо, тихо зашелестел, как от ветра листья по траве осенние покатились, зашебуршали и стали втекать к Марье в уши и прямо в голову.   Марья прям вся скукуёжилася и голову в плечи вжала, а сама глаза в бабушку-девушку вставила и вдруг видит, что та-то молчит и губами даже не шевелит, а голос в голове-то у Маньки бубнит себе и бубнит:

-    Не пройдёт и года, как родите вы, Марьюшка, мальчонку. Мальчонка ваш будет не совсем как все. Он у вас будет диковинный. Необыкновенный. И будет у него одна великая тайна, которую он разгадает только когда у него борода прорежется, а до того будет и сам дивиться и людей сиииильно удивлять. Но вы не расстраивайтесь. Это будет вам такой, как подарок от судьбы. Выдюжите -  подарок будет золотой, а начнёте дрожать душой, он может и гадюкой обернуться не только для вас, но и для всего Мира!!!   Дааа… Такое вам испытание жизнь посылает во благо всех людей…

И вдруг растаяла прямо у Мани на глазах. Совсем растаяла, как и не было… Маня даже нутром задеревенела, вся прямо похолодела и тихо заскулила…

-      Гооосподи! «Пророк Наум наставь нас на ум» - захотелось ей крикнуть громко.

Чего только на белом свете не бывает! Если бы кто сказал, Маня бы ни в жисть не поверила. Это же прямо невидаль какая-то при ясном свете дня произошла и прямо на глазах. Вот она и сидела на стуле, как кнопками пришпиленная, даже не шевелилась. А тут и Ваня в двери нарисовался, конец смены. Он как Маню увидел, так и удивился. Сидит на стуле, как кукла какая, а не человек, и вся в одну точку глазами уставилась. Ужас, прямо.

«В   голову не вколотишь»!   -  получается.

Он её тормошить, а она набок и завалилася, ели руками поймал. Ваня её на кровать отнёс, положил, а сам в «справочное бюро» побежал.

А там бабы как сидели себе на скамейке, так и сидели. Болтали и дальше семечки грызли. Ну, Ванька к ним с расспросами, как да чего. А они все молчат, как воды в рот набрамши и глаза отводят. Главное все три. Прямо удивиииительно, даже. Он их тормошить, а они никак. А что с баб возьмёшь, если: «У баб в голове реденько засеяно».

Он и к мужикам сбегал, на скамейку. Те давай про бабку старушку судачить. Типа к бабам приходила на посиделки, да Маня её домой увела. А бабы в отпор. Вроде не было никакой бабки. Мужики своё -  была, а бабы своё -  не было. Ванька бегал, бегал туды, сюды, аж надоело. Плюнул и домой пошёл.

Шёл и про себя ругался: «Наговорили, что наварили, а глядь -  ан и нет ничего». А дома Маня в обмороке лежит и не откликается. Пришлось «Скорую» вызывать.

Приехала такая фифа, молодка в белом халате, и казённым языком заговорила, типа:

-         Как себя больная чувствовала с утра, что ела, как спала?

Ну, Ваньке это всё не понравилось. Почему сразу больная? А потом, ему откудова знать про утро. Он аж с семи на работе, а Маня на кухне в корыте с бельём день валтузилась, у ей же работа сутки – трое. Выходной был. Они с утра и словом-то не перекинулись. А про чё с утра говорить? Чаю попил и шагай себе к машинам.

Ванька-то по жизти был: «Не криклив, да на дело правдив».

А эта фифа, как начала, как начала -  подавай ей руки мыть, тазик, мыло, а потом к Мане в глаза полезла, в рот. Язык ей, понимаешь, за краюшек подержи, да на бок поверни, пальцами по спине стучит, а сама чего-то слухает, вместо того, чтобы чего в нос дать нюхнуть. Так и уехала ничего не сделамши. Правда, в нос чего-то тыкала, а потом заявила про какой-то литрагический сон. Вот откудава он может быть, сами подумайте, когда в роте ни граммульки спиртного не было с самого утра…

А Маня как спала, так и осталася спать.

«И молебен пет, да пользы нет»! - как грится.

Ваня весь извёлся напрочь, за то время пока она спала. А спала Маня це-ль-ну-ю не-де-лю. Без еды, без воды, без туалету. Даж на работу не ходила! Разиш такое бывает, чтоб человек цельную неделю мог не испражняться? А? Люди?

ЧАСТЬ, В КОТОРОЙ ВСЁ И НАЧИНАЕТСЯ

Прошла неделя и однажды утром Ваня проснулся от того, что по радио опять про съезд забубнели. Что-то про законы.

А Ваня про законы только и знал, что: «Хоть бы все законы пропали, только б людям жить не мешали».

А радио бубнит и бубнит! А этого ж не могло быть, ну никак. Он жа это радио неделю как вырубил, чтоб Маню не будило. А тут оно заговорило и громко так! Ваня глянь -  а Мани-то в кровати нету, он даже рукой пошарил, не поверил, и прямо как был голый, в трусах и без майки, так и выскочил на кухню, где оно на стенке висело. А там Маня сидит за столом и чаи гоняет. Живая. Целёхонькая вся и от чаёв аж покраснела и вся вспотела.

Красиваааая… «Молодость не грех, да и гоооды не смееех»!

Ваня даж залюбовался. На лбу капельки из-под волос выступили, от окна свет их пробивает, а по краю лба кучеряшки мелочью золотятся и тоже наскрось видать.   Притулился он к косячку двери и весь подтаял от радости. Баба его ожила! Его баба! Роднааая!!!

Стали они дальше жить да поживать потихоньку и добра наживать помаленьку. Так проходит месяц, второй, третий.   Однажды приходит Ваня с работы   -   а у Мани в зале стол накрыт, как для гостей. Тарелки с ножами и вилками, рюмки из буфету хрустальные достала, от пылюки помыла, на столе два салата, мясо, сыр нарезанный тоненько, огурцы, помидоры, а на дворе был, кстати, ноябрь, а не хухры-мухры, курица цельная жареная лежит, водочка запотевшая и даже шампанское!    

Кабуд-то Новый год!!!

«Не надобен и клад, коли у мужа с женой лад»! -  это-то Ваня всегда знал, но тут… Ёшкин корень! С чего бы? А вообще-то… красотищаааа!

-       Мааань?! Вроде у нас ишо не получка. Или это у нас чево? В лотерею выйграли или государственный заем нам вдруг отдали? Я шо-то не понял!

-          Ваня! Ни в жисть не поверишь! У нас маленький будет!

-          Да, ладно. Не шуткуй!

-          Ей Бо! Вот те крест! -  и перекрестилась.

Если честно -  Ваня такого, ну никак не ожидал. Маня, да и сам Ваня, отродясь и в церкву-то не ходили. Церкву из их голов ещё в пионерии и комсомолии выколотили. Они и креститься-то не умели. Что и осталось в головах от дедов да мамок, так это одни прибаутки да пословицы. Поэтому Ваня сразу поверил. Сразу. Раз, и поверил! Он как был в сапогах, так и прошёл к столу, прямо по ковровой дорожке. Прошёл, налил себе целую хрустальную большую рюмку и выпил залпом. Новость-то вона какая. Неожиданная совсем…

«Этот почёт не денежкам в зачёт»!

Маня хотела зацыкать, но не стала, тоже к столу пошла. Они это дело хорошо отметили, аж до двух часов ночи. Даже песню пели про холостых парней из города Саратова. Манина любимая.

И потекли у них денёчки, когда Маня стала талией толстеть и закругляться, а Ваня приговаривать:

-        «Худое видели, хорошее увииидим»…

Долго ли коротко ли, но наконец-то наступил и тот день, когда Маня поутру схватилась за поясницу и громко заойкала!

На-ча-ло-ся!    

Ваня суетился около, тоже держался за Манин живот, гладил поясницу, а потом побежал к бабам на скамейку. Хоть и утро ещё только наступило, а на скамейке уже заседали. Май всё-таки, тепло. Бабам бы толь языками почесать.   Кого хошь переговорят. Ваня всегда удивлялся, когда бабы со скамейки работали? Ну, завсегда они там. Особенно сейчас. Как ждали, прям. Понятно, завидовали. Лет-то Маньке под задницу, а тут Бог счастье подкинул. Многие отговаривали. Типа даун какой-то ненормальный могет быть, поэтому сначала про аборт трындели, потом советовали не брать. А как можно своё дитё из роддома не брать? Полный же песец!

Бабы сразу тоже заохали да заахали. Кто куда побежали. Кто «Скорую» вызывать по телефону, кто своими глазиками на Маньку глянуть. Как её, бедную, крутит да корёжит от боли. Бабы они тоже все разные и не все с душой. Некоторым прямо в кайф чужая боль. Как шоколадка, прямо! «Бабы да бес - один у них вес».

Пока «Скорая» ехала, на кухне у Вани целый консилиум собрался. Кто чё городит. Эта грит - надо лежать, другая - надо стоять, третья грит -  ноги надо сжать, чтоб какие-то воды не выскочили раньше времени, пятая - не надо зажимать, шестая - надо ходить. Ваня слухал, слухал, ничегошеньки не понял про воды и в залу пошёл. Какие в животе могут быть воды, когда там евонный ребетёночек сидит!

Наконец приехала целая бригада. В этот раз сурьёёёзная женщина Маню щупала, щупала, меж ног у ней всё чего-то глядела, глядела, а потом санитарам приказала на носилках выносить, а то эти воды какие-то выскачут. Ваню она соизволила в машину взять, но сначала носом покрутила. Типа мужик сделал своё дело, а теперь дома сиди. А как можно дома, когда тут роднулечка дорогая и ребетёночек при ей.

-          Слыш! «Холостой охает, а женатый ахает»! -  хотелось вставить Ване этой дохтурке назло, но некогда оказалось -  Ваня всю дорогу за Манину руку держался, потому что ему самому сильно страшно было, чем это всё закончится?   Маня-то вся изводилась, корчилась и иногда даже кричала на всю машину. Наверное, и, правда, больно ей было. Но Ваня чего мог? Ничего…

В роддоме Ваню бортанули. Типа иди домой. А какое домой? Домой. Да. Счааассс!!! Ваня у их в приёмном покое устроился на кожаную кушеточку и трезвомысляще громко заявил, что его отседова можно сковырнуть только, если он станет трупиком. Санитарки побухтели, побухтели на его большую фигуру, но отвалили с такими кислыми мордами, ка-будто Ваня у них дома на плюшевом диване в сапогах грязных развалился. Таким вот Макаром он на этом диване и полдня проторчал, и целую ночь. Представляете! Только совсем утром, когда стало светло, Ваню разбудили и к Главврачу отправили.

Ванька дрейфил, канешна, но «Таково дело, что надо идти смело».

-     Эээээ… Понимаете, какое дело…  -  начал мямлить Главврач, расхаживая по кабинету и составя пальцы домиком друг в дружку перед своим носом. Ваня сразу же испужался всмерть. Что-то с Маней случилось, факт. Иначе, зачем он тут пальцами такую фигуру нарисовал? -  Случай у нас с вами наиредчайший!!! За мою практику такого ещё не было. Я даже и не знаю, как вам это всё сказать… Мммммм… Может быть даже вызвать врачей из Москвы или даже из Международной организации, только вот не знаю какой? Ммммм… Я очень растерялся, очень… Мммм… Никак не пойму к чему всё это… Ммм…  В моей практике первый раз… А я принял своими руками несколько тысяч младенцев…  -  он поднял палец вверх и потрёс им.    -    Мммм… Но такого…  Ммммм… -  он сделал губами домик.

Ване стало нехорошо. Ходит тут сюда, туда и мычит. Хочь бы чего сказал! Живая Маня или, может, померла? Ване аж поплохелось! «Без жены, как без шапки, доброю женою и муж честен»! И что там могло стать с ребетёнком? А он ходит и мычит…

-       Слушайте, доктор! Ты, тут, понимаешь, кончай мне маячить и мычать! Что? Маня померла? Так и скажи, а не мычи! Как грят: «Зачать  -  не то, что кончать. Легко  зачать  -   родить трудно»!

-      Да неееет! Да нет! Чтоооо вы…! С роженицей всё в полном порядке. Она себя прекрасно чувствует. Для поздней первородки роды прошли на удивление отлично. Даже без кесарева сечения. Родила сама. И воды во время отошли, и потуги с нормальным интервалом и младенец шёл головкой без всяких патологий…  Удивительно… Удивительно…  Мммммм…

-        «Вот тебе раз, другой бабушка даст! » - аж чуть не подавился Ваня. - Да что там такое у вас удивительно? Вы мне скажите или надо из тебя клещами вытягивать? А?

-         Да, да!   Да, да… Всенепременно… Ммммм… Да, да…

-        Доктор! Я вас сейчас точно покусаю! Ты мне что тут финтишь? А? Что? Ребёночек помер?

-       Да нет!   Да нет!   Да нет! Ребёночек жив и здоров! Очень даже здоров! Мальчик! Поздравляю! Большой! Пять килограмм и триста грамм…  Даааа…  Большой…  Даже слишком…

-         Тогда в чём дело?

-          Эээээ! А дело, собственно, в том, ээээээ, что младенец несколько необычен! Дааа… Совсем знаете ли необычен… Дааааа…

-      Доктор! Шоооооо, негр? -  у Вани под желудком образовалось безвоздушное пространство и его аж затошнило. Ну, Мааааня! Ну и устроила ему… Точно в больнице… И вдруг представил всё «справочное бюро» со скамейки и их выражения на мордах! Во, для баб будет кайф!   Даааа!!! «Зачешешь тут затылок, коли вылудят бока! »

-          Да неет! Да нет! Ну чтоооооо вы! Какой негр. Нормального цвета ребёнок. Беленький, пухленький, глазки голубые, как у вас, волосики беленькие и уже с кучеряшками. Вылитый папа или мама.

От таких речей у Вани заклохтало в грудях и тепло разлилося по всему его организму. Это ж совсем другое дело, а не то что: «Умами не раскинешь, пальцами не растычешь»! И в голове тут жа забегали сладкие представления, как он всему двору мальчонку демонстрирует, хвалится и все его по головке с кучеряшками гладят, гладят, а бабы аж слюну пускают от зависти. А мальчонка смеётся, два зуба кажет, в красном комбинезоне с полосками и мехом по краю. Красииивыыый! Словами не описать, какой красивый… Ванька даже глаза прикрыл от такого удовольствия.

Хотя народ правильно грит: «На красивого глядеть хорошо, а с умным жить легко. » Но это ж ещё всё впереди… Так ведь?

-     Только вот, ээээ, знаете… Он несколько необычный… Даааа… Мммм… Пожалуй, я вам лучше его покажу…

На двери висело объявление, что в эту палату никому нельзя заходить, но на Ваню надели белый халат, шапочку, марлевый намордник и завели. Дети лежали, как кульки с покупками в рядочек и сопели. Некоторые крутили головами и красными личиками. Личики были красные у всех и какие-то раздутые, диковинные. Ванька раньше ж такого не видал!   Может потому, что их туго заматывали? Прям по пословице: «Это диковиннее кукушечьего гнезда»! Главврач провёл Ваню в угол. Там на отдельном столе тоже лежал младенец. Он смотрел по сторонам кругленькими голубыми глазками, сучил ручками, не спал и не плакал. Лежал и смотрел. И всё.

Они остановились около него, и Ваня понял, что это и есть его сыночек. Его родненькая кровиночка. Ласточка долгожданная. У Вани часто забилось сердце и всё внутри умилилось от счастья. Он и не думал, что увидеть такой масенький кулёчек с глазиками будет так радостно и приятно до обалдения. Ваня чуть не заплакал. Но…

Чтой-то счас покажут? Хотя «За показ денег не берут»! -  подумалось…

Врач молча стал разворачивать кулёк. За спиной столпились сестрички и другие врачи. Все чего-то как бы ждали. Чего? Ваня не понимал. Но все стояли плотно сзади и даже не дышали, как будто ребёночек был из хрусталя. Ваня тоже затаил дыхание, поэтому к горлу подкатил комок, и никак не сглатывался слюной. Врач почти развернул младенца и перед самой последней пелёнкой посмотрел Ване в глаза очень как-то пристально. Ваня совсем занервничал…

Наверно у него ножек нету.   -  подумал он и зажмурился.

-      Да, смотрите же вы! -  приказал врач, а толпа вокруг шумно выдохнула воздух. Одна санитарочка даже вскрикнула, непонятно почему. Ваня открыл один глаз, потом второй…, вроде всё на месте, и ноги были две, обе, и на том месте, где надо, над ними было толстенькое пузико с остатками пуповинки, а под ним…

Ваня помотал головой от неожиданности. Он такого и представить себе не мог даже в самом кошмарном сне! «Как подумаешь умом и головушка кругом»!

Пися у его мальчика была зо-ло-та-я!!!

У Вани отвалилась челюсть. От такой неожиданности он даже сдёрнул намордник. Даааа!

-       Вот, видите сами, да…  -  главврач развернулся к Ване и опять уставился двумя глазами сразу.   – И что с этим прикажете делать?

А Ваня откудова знал, что с этим делать? Вот вы сами подумайте, ежели бы у вас такое, вы бы что, знали, откуда и чего теперь делать? А? И Ваня прихерел и выдал с перепугу:

-        «Здравствуй я, да ещё и ты, милость моя»!

-         Скажите-ка мне.   -   сурово сдвинув брови сразу же стал говорить врач почему-то злым и толстым голосом.   -  Как у вас в семье с наследственностью? Как со спиртным? И вообще. Может это врождённое?

-          Неее! У меня ж нормааальный! Нор-маль-ный! Хотите, покажу?– Ваня стал расстёгивать пояс прямо при всех.   -   «Кто о чём, а мы о своём»!

-          Ну что вы! Ну, не здесь же - Врач нахмурился.   -  Я вас спрашиваю о врождённых патологиях. Вы меня понимаете?

-      Дохтор! Нее! Заразиться этим я никак не мог. Я даже Маше не изменял! И у нас во дворе ни у кого такого нету. Я никогда не видел и не слыхал. Может если Маня, жена моя, в больнице чего подхватила? Там же в больнице больные…

-      Вы меня не совсем так поняли. Я ведь сказал не заражённое, а врождённое. От дедушек, бабушек. Ничего такого ни у кого не было? По вашей линии.

-        Я ж и грю: «Не сам ковал, такого Бог дал…»!   А насчёт линии, у нас на нашей линии, по улице Пушкина, автобус сорок второй ходит, и трамвай третий, но тоже не слыхали!…

-        Бо-же-ж мой! Как с таким праздничным народом разговаривать!   -  всплеснул врач руками и заговорил своим, тонким голосом.   -   Я вас не про трамвай! Я спрашиваю, у вас в семье ничего такого не было?

-     Нееееее… -  Ваня поморщил лоб.   -   Я чтой-то и, правда, не слыхааал… Доктор! «Княгине княжна, кошке котя, а Катерине своё дитя»!   -  Ничего другого путного на ум ему не приходило. Думать вообще не хотелось. Хотелось смотреть и смотреть на невидаль, а не врачу в глаз. Он заглянул за плечо Белого халата, а вдруг там что-то поменялось? Но там так же молча лежал его миленький сыночек с золотым крантиком, теперь он сучил уже и ножками, и смотрел по сторонам. Вот невидаль-то какая!

-        А-а-а… можно я уууу него это потрогаю? -  тихо спросил Ваня у врача.

-       Воот, видите? Видите!? Тут феномен всех веков и народов, а ему потрогать. Понаделают по-пьянке, сами не знают, чего, а мы тут руками разводи…  Врач и, правда, всплеснул руками, закатил глаза к небу и быстро выкатился из детской, приговаривая что-то громко на ходу и на всю палату.

Ваня не понял! Понял он только то, что они с Маней сделали мальчонку по пьянке. Почему по пьянке? Какая же это пьянка, когда всего одну бутылочку на ужин, ну две. Это же, как примочка к заднице. Вон мужики во дворе так наприкладываются, что на дерьмонтиновый диван летом цельная очередь. А они с Маней по мирному. Дома.

А пацан лежал себе и лежал, глядя в потолок. Ваня подошел поближе, наклонился и стал внимательно рассматривать писюн.

Интересно, а это у него работать-то будет?   -  вдруг подумалось ему. - А то может эта штука нерабочая и помрёт мой мальчик. Может поэтому он так смотрит на меня?

Ребёнок и, правда, вытаращил круглые глазёнка на Ваню, как будто узнал в нём своего родителя и вдруг засмеялся. Ваня чуть не подавился собственной слюной!

Ребетёнку-то всего как один день, а он уже смеётся!   И что-то они ещё будут говорить про пьянку. Наверно, тоже завидуют. У него вона, какой сын! Всем сынам сын! А этот доктор руками тут плещет! Ещё бы ногами поплескал! У нас и мать и отец, что надо!   - гордо подумал Ваня, - «Не тебе одному под святыми сидеть». -  так и хотелось громко сообщить этому дохторишке прямо в его лицо!

Ваня протянул, таки, руку и потрогал это золотое чудо. Оно было как обыкновенное, как у всех и даже тёплое на ощупь. «Бог полюбит, так не погубит, тот не унывает, кто на Бога уповает»! Ваня пощекотал сына пальцем по животику и вдруг получил мощную струю прямо в морду, а ребёнок засмеялся громче. Все кто стоял за спиной у счастливого отца вытянули шей и ждали чего-то. И они дождались. Ваня развернулся к ним и счастливо сообщил:

-        Ооооо! Работает! Он им даже писеет!!! Вооот!

Весь зрительный зал с персоналом дружно засмеялся и захлопал в ладошки. Дети заплакали, а в детскую вкатился Главврач и зашикал на всех, но вдруг увидел Ванино счастливое и мокрое лицо, с которого капали капли и спросил строго:

-        Что здесь у вас происходит?

-      Доктор! Он у него настоящий! Да! Он им даже писеет! -  Ваня потыкал за свою спину пальцем в пацана и понял, что плачет от радости! Слёзы текли по его лицу и тоже капали на пол. Он потрогал их языком, они были солёные. Как и сынулин подарок.

Во как интересно! Одинаковые на вкус! А я никогда об этом не задумывался! – мелькнуло у Вани в голове. -  Слава Богу! «Нам грешным и ветер-то встрешный»!

-    Тааак! Папаша. Прошу за мной. Ребёнком пускай занимается персонал. А нам надо кое-что обсудить. -  врач встал бочком, отклячил свой зад, полу согнулся  и обеими руками указал на дверь. Ваня вытер рукавом лицо и пошёл из палаты.

-          Ну-ссс! Что делать-то будем? Вы хоть понимаете, что это уникум! Понимаете? -   Врач опять заходил по кабинету, и пальцы держал горочкой. -  Мы должны сообщить мировому сообществу, потому что это единственный случай в Мировой практике! Единственный! Понимаете? -  он опять поднял палец кверху, и Ваня посмотрел вверх. Но там был только потолок.

Ваня чуть не заскулил от непонятовки. При чём тут потолок? И что этот врач вообще от него хотел? Может Маня поймёт?  

-        А можно мне жену повидать?   Мы посоветуемся.

-          Какие могут быть советы! Скажите спасибо, если его у вас совсем не заберут!  

-      Как это? Заберут? Это же наш сын! Ээээ! Неее! «Моё дитятко рожено, хожено, и не будет мною брошено»!

-        Это уже не вааааш сын! Это уже достояние общественности!!! -  доктор опять ткнул пальцем в потолок.   - Такой феномен случается не каждый день! Учёное сообщество должно изучить, проанализировать, дать научное объяснение…

-         Какое объяснение! Когда у нас с Маней почти до её сорока годов детей не было, никакое ваше сообщество на нас никакого внимания не обращало, и ничего нам не объясняло, а теперь, когда у нас маленький родился, они его отбирать, чтобы объяснять!!! Это что ж получается? «Беда не ходит одна»? – получается? «Беда да с победушками»? – получается? Это вы все на мою голову победушки и есть?   -  Ваня стал тыкать пальцем в грудь доктору, а потом и в пространство.   -  Не отдам!!! Ни за что не отдам…

-        А у вас никто и спрашивать не будет! Если надо. Дасс! Поймите, это же для всего Мира надо! Для всегоооо!!! Для всего-оооо….

-      А мне наплевать на весь ваш мир. Мне мой мир нужен. В моей семье. Вооот! А то, получается: «Хотел ехать далей, да кони встали»…?

-         Хорошо! Пойдёмте. Давайте-ка вы вначале свою жену повидаете. Поговорите с ней, посоветуетесь, решите. А там видно будет.

Маша лежала на кровати очень посвежевшая и помолодевшая. Какая-то лицом побелевшая. Очень красивая. Мать, одним словом…

-         Машенька, родная моя, я так рад! -  У Вани в груди опять запело, зашкварчало и опять стало безвоздушно. Как будто воздухом надуло внутрь, как в шарик, и его стало прямо даже от пола отрывать. Он не знал, что и как ей про всё это сказать. Но Маша заговорила первая:

-         Ванечка! Ты только не переживай! Всё будет хорошо! «Бог найдёт и в люди выведет». Мне ещё та бабка сказала. С молодыми глазами! Я сначала думала, что это всё бред сивой кобылы, но когда он с этим родился, сразу бабку и вспомнила. Она это мне ещё в прошлом году предсказала. Что мой сыночек будет не как все. С секретом. -  Маня даже зашептала.   -  Только не сказала с каким. А теперь всё понятно, что это за секрет за такой.

-    Манечка, и что это за бабка за такая, и что она тебе ещё-то наговорила? -   тоже шёпотом спросил Ваня.   - Не к беде ли? Тьфу, тьфу… А то может и, правда, «Пойдёт дело, как по бархату, да как по маслу»!

Тогда Маня и рассказала всё про бабку. И про глаза, и про пальчики, и про всё остальное. И как бабка в воздухе растворилась. И про то, что тайна эта, которая и на самом деле появилась в их семье, будет разгадана только, когда у мальчика борода прорастёт.

Ваня как присел на краюшек кровати, как рот распялил, так и сидел молча, Маню слухал. И становилася ему всё страшнея и страшнея. А по волосикам на спине ужасом повеяло, они даже дыбарём встали. Вот это да! Прямо сказка какая-то или про царевича, или про копытце козлиное. Но это всё в сказках, а в жисти так же не бывает! Прям: «Чего душа пожелала, того Бог и дал»? Правда, ведь?

-      Маня! Ты такие ужасти рассказываешь, каких на самом деле не может быть! Какая-то бабка, которая царевна, да ещё и в воздухе растаяла! Ты лучше давай решать   -  чего с мальчонком теперь делать? Они его у нас забрать хотят!

-        Хто это они забрать! Я его никому не отдам! Ишь! Забрать. И хто?

-          Какое-то мировое сообщество!

-          Какое такое сообщество? Какое ему дело до нашего сыночка?

-          А давай, Маня сбежим! Возьмём и сбежим куда-нибудь!

-        И куда это мы с тобой побежимот родненького дома? «Аминь, аминь, а головой в овин»?

-         За то с родненьким сыночком! А побежим за тридевять земель, в тридесятое царство! Во!

-          А ты хоть знаешь, где оно, это царство-то?

-          Понятия не имею, Маня. Но мы его найдём, ей Бо…!

ЧАСТЬ, СЛЕДУЮЩАЯ ЗА ВТОРОЙ

Долго ли сказка сказывается, коротко ли дело делается, но прошло с того дня аж пятнадцать годков! Дааааа!

Долгими путями-дорогами ходили Маня и Ваня по нашей чудесной стране туда-сюда, уходили за тридевять земель, прятались от людского любопытства и искали, где же находится тридесятое царство. А мальчонка-то подрастал и подрастал. Назвали они его назло всем -  Робертом, а никакими ни русскими именами. Маня так решила:

Раз Бог дал им сына необыкновенного, значит он ПРЫНЦ, а раз так, то и имя ему будет заграничное, как у английской королевны. У ней - Альберт, а у Мани - Рабэрт!   «Где поведётся, там и на щепу придётся»!

Ваня на поводу не пошёл и звал сына по-своему - Роба. Мане не нравилось. Что ещё за роба? Как дерюга какая на грузчике, но Ваня упёрся рогом, как бык! Роба и всё тут.   Маня, в конце концов, успокоилась. Ну, Роба, так Роба. Пускай будет роба, раз «Он в рубашке родился! » Но сама говорила с выражением и торжественно:  

-           РАБЭРТ!!!

А что, красиво ведь? Да?   РАБЭРТ!!!

А помучиться им пришлось нехило. В ту ночь, когда они сбежали из больницы, цельный кипеш поднялся. Они правильно тогда подумали, что домой нельзя, там менты должны были набежать в засаду, но Ваня, он жа хитрый! Он вначале подготовился. Дааа… За два дня кой-какую мебелишку быстренько продал прямо во дворе, хотули собрал, и к соседу в деревню отвёз, а сам даже соседу ничего и не сказал. А чё ему говорить? Ваня на русский авось понадеялся. Как грится: «Авось небосю родной брат». А у соседа деды поумирали, дом бесхозный почитай три года себе стоит, никому не нужный. Когда бабку последнюю хоронили, Ваня помогал. Вот и знал. Да там вся деревня, помяни её Господи, закончилась. Из сорока домов только в семи ещё бабки жили, а так пууусто. Совсем пусто. А дедов ни в одном. «Пришла смерть по деду, не указывай на бабу».

Когда Ваня проводил «операцию ликвидацию», Маня к этому готова была. Мальчонку уговорила у ней под сиськой допозна подержать.   Сестричка и согласилась. А этаж-то первый! Чё там воровать! Перешагнул через подоконник, да и тикай, куда глаза глядят. А у них уже глядели на деревню. Вот они, не заходя в квартиру, и подались сразу в деревню. И во время. А то уже началося! Какие-то заездили «светилы», как говорил врач, из району, а потом из самой Столицы грозились! А им с Маней это всё зачем? Им теперя жить надо, мальчонку подымать надо, исьти чего-то надо, опять жа пелёнки, распашонки. Хотя народ и говорит: «Дал Бог ротик, даст и кусочек», но «Под лежачий камень и вода не затечёт». Хорошо, что Ваня всё бельишко из квартиры зацепил. Что и бросил там, то это всякую муру, типа хрустальных рюмок, да ковровой дорожки. Их и было то шесть штук в давку по очереди и с записью, да и давно.

В деревне они целых пять годов прожили. Хорошо жили. Нормально. Прям: «Тишь да гладь, да Божья благодать»! Маня по хозяйству, в огороде, да над картошкой, а Ваня в соседней деревне, в колхозе стал работать, слесаря они везде и всегда, ой, как нужны! И всё бы хорошо, да Роба подрос уже большой и раз на речке с пацанами купался. Купались, купались, а потом трусы стали выкручивать, ну, его крантик кому-то на глаза и попался. А деревня она же радио имеет беспроводное, которое работает быстрей проводного, вот вечером в дом петиция и ввалилась из самых любопытных. Покажи, да расскажи! Понимаешь! А что он должон кому показывать? Вот он им всем и показал! Свой собственный!

-          Нате, -  грит, -   смотрите! А если кому очень любопытно, можно даже потрогать!

Хоть «Русский человек – добрый человек», но, после этого пришлося им местожительство менять. Двинули они куда подальше. Там, сям понемногу жили, пока не оказались на берегу Чёрного моря. Робе было уже четырнадцать годочков. Большой парень рос, красивый! Маня на него налюбоваться не могла. «Русы волосы сто рублей, буйна голова тысячу, а всему молодцу и цены нету»! Ростом пошёл в отца, явно собрался под два метра вымахать. Глаза голубые, все в мать, даже чем-то на ту загадочную молодуху-бабку похожи, как влажные. Волосы вьются, молочно-золотистого цвета, да как-то вьются необыкновенно, крупными локонами и по плечам, и по плечам, а в плечах с каждым годом всё ширей и ширей, хоть ещё и малец, но какой-то сбитый прямо рос.

Красавец на все сто! «Молодец, хоть во дворец»!

Только стал он ни с того, ни с сего, книжками увлекаться, и не просто обыкновенными книжками, а сказками. Маня, конеееешна, понимала. Как грится: «Сын у меня мой, да ум у него свой». Сам-то он как из сказки, вот на сказки и потянуло. Да так взялся читать, прямо цирк! Ни ест, ни пьёт, а всё носом в книжку!!! Даже ночью под одеялом с фонариком! «Кто больше знает, тому и книги в руки», это понятно, но это ж совсем невидаль какая-то прямо.     

У них раньше в доме и книжек-то не было. А кому читать? Ваня работал с утра до ночи, Маня по хозяйству, плюс огород, плюс пара свиней, корова, куры, гуси, утки и даже кролики! Хорошо, что в Верхнем Мисхоре, где они стали жить, попался им домик с земелькой. Они сначала снимали у бабки Василисы угол, но бабка одинокая оказалась и стала им настоящей бабушкой. И за малым присматривала и так… по хозяйству Мане помогала, как своя, родная. А потом и померла как-то в одночасье, а когда они испугались, что надо опять куда-то перебираться, выяснилось, что бабка всё своё имущество им завещала. Вот они удивииились! Даааа…!

«На чужой стороне, а наша старушка - Божий дар»!

-         Мааняя!   -  обрадовался Ваня, хотя и жалко было бабку, хорошая была. -  Это ж мы нашли наше счастье. За тридевять земель зашли, а счастье нашли, в этом удивительном тридесятом царстве с видом на море. Вот нам Бог дал, так и дал! А я знаю за что! «Не ела душа чесноку -  не будет и вонять»! Это надо же!!!

А тут и время вдруг стало меняться. Всё-таки шёл уже девяносто шестой год, какие-то новые сплетни в воздухе залетали. Даже с наследством как-то быстро оформилось, без проволочек. Так что с бытом было всё в порядке и даже действительно с видом на море. Правда, наученный горьким опытом, Роба при посторонних трусы больше не снимал, хотя и сидел с пацанами в море в свободное от сказок время.

Годочек шёл за годочком, Роберт рос и всё мужал и мужал. Уже и голос изменился, стал более к мужицкому, грубеть, и кадык вылез на молодой красивой шее, и вот-вот усы вроде как стали намечаться, тут Маня с Ваней и занервничали. Им всё чаще и чаще стала старуха-молодуха вспоминаться. Маня уже в сто десятый раз рассказывала про всю эту невидаль Ване, и даже Робе, а они всё повтори, да повтори…

А что повторять?

Маня за столько годов и сама половину забыла. Только что и помнила толком, то, что была она «Сама собой миленька, личико беленько». Можно даже сказать, что каждый раз что-нибудь, да привирала, раз Ваня с сыном просили. К Робертовому совершеннолетию из той, старой истории выросла какая-то совсем новая. И бабка окончательно превратилась в Царевну необыкновенной красоты, навроди, как будущий подарок. Будущая невеста. А та загадка в теле Роберта считалась сегодня настоящим подарком бабкиного колдовства. Они это чётко стали понимать.

Только висел в воздухе, как вопросительный знак, непонятный вопрос, связанный с моментом произрастания бороды? То ли это будет какая примета, метка, то ли кто к ним в дом явлится, то ли сам Роберт, как в сказках, проснувшись однажды поутру, превратится в богатыря и должон будет отправиться в неизвестную страну вызволять свою красавицу Принцессу?

Но и эта загадка стала больше восприниматься для них, как театр будущих боевых действий, где могучему богатырю Роберту нужно будет сражаться или со Змеем Горынычем, или с Кощеем Бессмертным, или с Черномором, или чёрт уже знает ещё с кем. А Маня, меж тем, всё шутила и шутила, своих мужиков подбадривала:

-         «Вавила - красно рыло. Иван - болван. Андрей - ротозей. Федул - губы надул. Пахом - вся рожа в один ком. », а наш-то, наш: «Грудь лебединна, походка павлинна…»!!!

Правда, давняя история с бородой эту радость подпорчивала, мешала любоваться от всей души и пугала завтрашним, хотя…

-         Это когдаа будет…, толь когда борода вырастит…, слава Богу, только бы не как у этого Черномора… Но это там, впереди… - утешал Ваня.

-         Так-то оно так, да «Что б не вышло, како дышло», «Борода-то выросла, да ума не вынесла»!

А Роберт всё подрастал и подрастал и тоже с нехилыми вопросами приставал, сказок начитавшись.   А время всё шло вперёд и шло. Уже и Мане годов навалило, волосы посеребрило, да и Ваня поседел не только головой, но и усами, «годы, как уроды»!, а вопросы всё сыпались на их голову, и сыпались, как бы сами по себе, размножаясь с годами!

А Роберт, как за семнадцать перевалило, стал задумчивый и грустный. У них во дворе дерево толстенное росло. Не, не липа, но тоже очень большое. Такое большое, что в том месте, где ветки из ствола в разные стороны разрастались, целая площадка получилась. Роба там настил сделал, потом лежак, а потом крышу из досок соорудил, и получилась у него берлога. Залезет наверх, свесит ноги с настила, в небо впялится и думает чего-то. Типа: «Глаз не видит, и ухо не слышит». А Маня вся душой заболит, заболит, а ничего сделать не может. Вырос парень.

-        Вааань, а Вань, а как к девкам потянет? -  как-то неожиданно для себя сказала поутру Маня, разглядывая из кухонного окна Робертовские пятки, висящие из берлоги.   -  Чего тогда делать будем? А? «Молоды-то дураки разумны каки»?!

-       Думаешь: «а стары дураки глупы каки»? Да я об этом тоже уже сколь месяцев размышляю. Надо бы с ним об сексе поговорить. Пора. Только не знаю, как и что… С чего начинать-то?

-         А ты ему популярно расскажи и свой покажи. Да. Он должон жа понять, что у него, может, не как у всех будет работать. Может, он у него на размножение и не настроен. Только для нужды. Тогда проще нам с тобой будет дальше жить. Обидно, что потомства не будет, но жить проще. Так ведь? А? Вань.

-        Проще-то оно проще, но, «Как бы не попасть, как кур в ощип»! А как у него всё нормально работает, тогда что? Его же всё равно к девкам утащит. Молодость же. Ты сама знаешь, была молодой. Неужто не помнишь, как я тебя у твоей тётки Дуси в сеновале завалил за два года до свадьбы? Помню, как ты от кайфу орала!

-       Ни от какого это ни от кайфа! Я же девушкой была. Я от боли кричала!

-        Ага! А то я не понимаю, когда от боли, а когда от другого. От боли два раза пискнут и всё. У меня что, ты одна девка была, что ли. У меня их ого-го сколь было! Во-оот!

-        Ой! Ой! Ой! Главный целколомщик! Скажи спасибо, что хоть одна нормальная попалась! Радоваться надо, а не носом тут крутить! Ты лучше думай, что парню расскажешь? И про это, и про девок, и про… девушек. Оно конечно можно как-то пристроиться по темноте, если сильно припрёт. Но в темноте. Ты ему это и объясни. Чтоб никому не показывал и не рассказывал. А, может, найти ему какую, на пробу. И чтоб по-тихому и в темноте.

-        Маааняяя! Ты как чего нагородишь! Хочь стой, хочь падай! Он должон сам понять, работает у него или как… Он тебе что, бык для случки что ли? Найти КАКУЮ! Сваха из тебя… Какую ты найдёшь? Какую-нибудь «прости господи»! Другая так с ходу и не ляжет. А он у нас как ПРЫНЦ, нежный и ласковый! И скромный, между прочим! Он же у нас из сказки, а ты ему какую-то про***** хочешь подсунуть, прости Господи... «В свахиной хвасти нет сласти».

-        Я ж для пробы!

-      Тем более! Первый раз надо чтоб было красиво! Да! -   Ваня задумчиво посмотрел в небо, как будто вспомнил чего сильно душевное.

Ой, не первая я у него была, -  с обидой в груди подумала Маня. -  Вона как глазики закатил к небу. Даааа! Все мужики суки. Это точно. «Мужнина кобеля не отмоешь добела»! Но мой мальчик, он должен быть не такой! Он же из сказки, всё-таки!    

А время бежала по своему графику, и ни на кого не обращало никакого внимания. Ему было всё равно, у кого какой писюн. Хоть синий, хоть зелёный, хоть золотой. Так же, как и всему Миру, и всей Вселенной.

И пока Ваня и Маня ломали голову по сексуальному вопросу, не зная с какой стороны к нему подступиться, Роберт с дерева стал сползать и навещать Мисхор нижний. А там наступала весна. Солнце стало греть всё теплее и теплее, к берегу моря потянулись, как перелётные гуси к северу, ранние отдыхающие, расцвечивая набережные красотой свежих нарядов.

А у Мани, как всегда по весне, уже не оставалось ни минуточки на раздумья - грядки, посадки, свиньи, корова, кролики и просто кухня забирали всё время, так же как и у Вани. «Пастух ради лета, а пчела ради цвета».

А весна вытаскивала на дороги машины из зимней спячки, и их на дорогах становилось всё больше и больше. Цивилизация надвигалась не только на весь мир, но и на южный берег Крыма в частности. Бедный народ, который всегда очень сильно голодный и нищий стал покупать машин всё больше и больше, забивая дороги страны, особенно южные. Тем более, что на Страну уже десять лет, как набежала какая-то непонятная Перестройка, вместе с разномастными иномарками, очень богатыми мужиками, и очень красивыми девушками…

За этих десять лет многое в жизни поменялось. Ваня работал теперь «на хозяина», много зарабатывал и тоже смог себе позволить прикупить бэушный «Мерседес» в хорошем состоянии и с откидным верхом. Роберту машина очень понравилась. Очень! Особенно верх! Он тут же стал учиться и на права, и ремонтировать. Ваня радовался. Наконец-то его сынок заинтересовался настоящей, мужской профессией. Они пропадали в гараже всё свободное время. Ваня учил сына уму-разуму.   «За что батька, за то и детки».

А ещё решили, что у парня должна быть своя комната, чё всё время в проходной зале спать, на диване. Может тогда не будет в берлогу лазить. Неудобно как-то перед соседями. Сняли у дома крышу и пристроили второй этаж на две спальни. Одна Роберту, а вторая так, на всякий случай. Ваня лезть на второй этаж отказался. Так что работы было на весь конец лета и с гаком. Роберт даже сказки стал читать меньше, тем более, что их на свете написано не так уж и много, ещё пару лет, и все будут прочитаны по второму заходу и до дыр...

А на Страну, между тем, надвигался год 2000!

Все его очень боялись. В газетах врали кто чего хотел. Больше всего ждали конца света именно в конце этого, тысяча девятьсот девяносто девятого, переворачивая цифры в шестёрки и цитируя Апокалипсис. Маня, правда, Библию никогда не читала, даже и не видела, но тут как-то поутру вспомнила, как царевна-бабка предсказывала им всем конец света и разных там инопланетян. Ей стало жутковато! А вдруг и, правда, на них наедут какие-то инопланетяне! Налетят из тёмного, ночного Космоса и всех закабалят в рабство!

Но рабство это были мелкие брызги и неприятности! Покрупней - нежным пушком проступало на Робертовых щеках с молодым, задорным румянцем. Маня на пальцах высчитывала, сколь годов прошло с бабкиного пришествия, и пугалась нутром. А на сыне начинала проступать борода. Пушок день ото дня грубел и произрастал всё отчётливее. Всё это вместе сложённое не давало ни капли надежды и не прибавляло оптимизму им обоим. Хотя народ к этому делу тоже пословицу надумал: «Ум в честь, а борода и у козла есть», но Ваня вздыхал по утрам и грустно смотрел на сына, потом на Маню, а Маня тоже вздыхала и шла во двор с полотенцем следом за Робертом. Закинув его на плечо, всматривалась в фыркающего под рукомойником сына и ждала, когда он скажет:

-          Мать! А не пора ли мне побриться?

-     Вань, а Вань? Чего делать-то будем? Скоро она и, правда, прорастёт, он же тогда спросит. А что я помню? А ничего не помню. Помню только, что всё начнётся, когда борода прорастёт, а что там дальше не помню.

-          Маня! Ты должна все вспомнить слово в слово. Другого выхода нету.

-          Сколько можно? А?

-          Сколько нужно столько и можно…

-       Ну, ладно. Там сначала про тайну, с которой он родится. Это понятно. Потом, что эта тайна откроется, когда борода, это ты и сам уже давно знаешь. Потом если мы правильно чего-то сделаем, то это будет хорошо, а неправильно – тогда тайна станет гадюкой для всего Мира, да и для всех людей! Во! А что мы должны делать, сволочная бабка так и не сказала!

-        Ты хоть её не обзывай! А то, и правда, чего наделает. Если она ведьма, тогда может всё слышать прямо из воздуха. Я так думаю. А ты?

-          А я уже ничего думать не могу. У меня с утра до вечера в голове один вопрос. Что надо делать? Сама растаяла и сама ничего не сказала. Что за горе за такое…  -   Маня приложила полотенце к глазам.

-         Будем надеяться на лучшее…  -  задумчиво сказал Ваня.

Когда случилась эта история, август был в самом разгаре. Наезжал «бархатный сезон».

Дом был доделан, машина в полном порядке, дел для мужиков по дому ноль. Роба почти забыл и про дерево, и про сказки. Вырос. Он или пропадал на пляже, иногда очень допоздна, или помогал отцу в мастерской. Вот там-то всё и началось.

Ваня лежал под чужой машиной. Ремонтировал. Роба сновал по мастерской туда-сюда, подавал инструмент. Потом Ваня позвал его под машину, хотел кое-чего показать снизу. Оба они лежали на спине, а Ваня тыкал пальцем в днище и рассказывал. Потом Роба выполз из-под машины и пошёл мыть руки, на сегодня работа была закончена, и Ваня тоже стал вылезать наружу. На глаза ему попалась какая-то трубка, скрученная и перетянутая резинкой. Он зацепил её рукой и выбрался наружу. На ладони действительно лежала скрученная в трубочку и увесистая пачка денег. Не русских. Долларей. Откудова она взялася под машиной, Ваня не понял. Наверно от хозяина иномарки. Надо будет вернуть. Потом. Ваня положил это всё в карман.

Роба переодетый в чистое, вернулся к машине и стал шарить по полу гаража глазами, как чего искать. Даже под машину заглянул. Ваня наблюдал со стороны, вытирая грязные руки, и в его душе закралось сомнение про скрутку денег в кармане.

-          Роба. Чего, может, ищешь? А?

-          Да нет. Ничего.

-          Случаем не это? -   Ваня достал скрутку из кармана.

-          А ты это где взял, папаня?

-          Да под машиной. Из твоего кармана подарок?

-          Из моего. Папаня, прости, это мой заааработок.   -   Роба свесил голову книзу и зарделся краской.

-          Что ещё за заработок? Ты что, где-то подрабатываешь?

-         Да не хотел говорить вам с мамкой. Но я вот на вас смотрю, и мне вас прямо жалко, как вы пашите, когда у меня есть такое счастье. Нууу, это самое! Вот я и решил им зарабатывать. А что! Один крутой бизнесмен как увидел, так сразу мне предложил попробовать в закрытом ночном клубе бабам за бабки показывать.

-          И ты чё, согласился? «Не всё должно, что можно»!

-          А что с ним сделается? А так хоть люди увидят и подивятся. А? А что?

-          Не стыдно, а?

-          Пап. Стыдно. Я глаза закрываю, когда они его трогают.

-          Они его трогают???

-           Только трогают. Но очень смеются, потому что я дергаюсь. Мне очень щекотно и приятно.

-          И что потом?

-         А потом этот бизнесмен сказал, что когда наступит время ИКС, у меня должна быть первая женщина. Вот когда это время наступит, скоро, то это можно будет за очень дорого продать! Что мы с ним нехило с этого поимеем! Дааа! Что есть уже желающие! Даже из Москвы какая-то очень крутая тётка как узнала, сразу решила с бабками приехать. С большими. Вот.   -  Роба опять покраснел. – Я и сам хотел с тобой на эту тему поговорить. А?

-      Дааааа! Ну ты даёёёёшь!   -  больше Ваня не знал, чего надо говорить и пошёл переодеваться. До него ещё не доехали свежие новости. Ваня всегда знал, что: «Кто живёт тихо, тот не увидит лиха». Нужно было срочно домой, к Маше. Может она чего разобъяснит…

ЧАСТЬ, ВСЁ ПЕРЕВЕРНУВШАЯ С НОГ НА ГОЛОВУ

И тут наша сказка делает крутой вираж, а, может, какой ещё финт ногами, подпрыгивая на месте с задором и разворачивая всё повествование совсем в другую сторону. «Задор того не знает, что мочи нет»!

Что тут началось!   Ну, во-первых, Маня заявила, что она за!!!

-      Ну, и что тут такого? Подумаешь! Да пускай себе на здоровье смотрят и трогают. Оно что, от этого потеряет позолоту, или что? Скажи спасибо, что парня с пелёнок не отобрали на опыты, а теперь-то время такое настало, что всё можно. ВСЁЁ-О! Ты сам-то на море посмотри чё делается! По пляжу ходят молодые девки с голыми сиськами, и это безобразие ещё и называют как-то смешно! То ли нудьё, то топленое какое-то. И ничего! Ходят по пляжу, трясут перед носом у мужиков! Тьфу, Прости Господи! А нам Бог такое счастье послал! Если оно уже есть, чего ж его не показывать? А тем более за деньги! Может и, правда, легче жить будем. Богато!

-         Маня! Что ты опять молотишь? Стыдоба, прямо! Я представить себе не могу, как это! Это что, прямо спустить штаны у всех на виду? И чтоб все на него пялились? Ты так это себе представляешь? Ууужас!

-          А как сам народу свой показывал, сняв штаны? Это как?

-          Так я ж от безысходности!

-        А он будет от радости и удовольствия. А я боялась, что кто-то увидит. А оно вона как! Ну, и слава Богу! «У молодца не без золотца»!

-         Маня развернулась и ушла с кухни к грядкам и животным. Так она вроде как точку поставила всяким рассуждениям. Ну, а Ване что оставалось делать? Если из их трёх два уже за, то пускай так и будет, решил он.

С этого дня всё вокруг поменялось. Роба целыми днями спал, а вечером за ним приезжала машина аж с охраной и увозила «на работу». Под утро он возвращался, выгребал из карманов деньги, отдавал их матери и заваливался спать. Мать гордо делала лицом удовольствие, демонстративно складывала их в кучку, а потом в большую железную коробку из-под английского чая, и прятала на шифоньер, под пляжную старую шляпу. И так кожен день, прям: «Деньга на деньгу набегает»!

А ребёнок менялся весь. И походка у него стала меняться из обыкновенно-рабочей, как бы вразвалочку, на какую-то кошачью, мягкую. И глаза стали задёргиваться ****ством. Мать сказала, что это «поволока».

-         Какая такая поволока? Это прямо волокита какая-то, как мыло какое. Я ж говорю – ****ство.   -  возмущался Ваня, а сам, между прочим, сыном любовался. Роберт стал похож на большого и ленивого медведя. Говорить стал тихо, манерно. Ходить стал тоже манерно. Прямо как какой «герой-любовник» типа Жана Маре из старых французских фильмов, которые они с Машей смотрели ещё по молодости в кино. Вид у него образовался мужественный, фигура, как у супер героя, а нутро стало какое-то другое, мяхкое и нежное. Ване даже казалось, что их кровиночка, сынуля ненаглядный, превращается в бабу. Когда до Вани это стало доходить, он как-то поутру проснулся в ужасе и даже испариной покрылся.

-          Маня! -  стал толкать он жену в бок.   -  Да проснись ты! Тут горе какое, а она дрыхнет! Достукались мы с тобой! «На свою долюшку в волюшку»!

-         Ты чё ни свет, ни зоря в кровати вопишь? -  сонно вытаращилась на него жена. -  Что-то стряслося?

-       Стряслооося!?! Ещё как стряслося! Я все понял. Ужс! Он у нас этот, педрило!    

-          Какое ещё педрило?

-          Ну, этот! Голубой!

-       Какой голубой. Он у нас никакой не голубой. Обыкновенного цвета.

-        Мааняя! Ты-то хоть не делай из себя дуру. Это когда мужик с мужиком спит! Вот и он. С мужиком!

-          С каким ещё мужиком?

-      Нуууу, с этим. С боссом своим. Посмотри сама. На работу с охраной, с работы с охраной. Как прынц какой. А он у нас нормальный. Был! Ему бы и охрана к чему? А ни к чему. Вот.

-     Ваня. Вот он скоро с работы приедет, мы у его и спросим. Договорились?

Когда рано поутру Роберт прибыл к дому на иномарке с охраной, Ваня выкуривал на кухне десятую сигарету. Маня в ночнушке страдала рядом. А что делать?

-         Вы чего это? -   удивился Роберт. -  Чего случилося?

-        Сынок, родной! Сознайся! Мы всё поймём! -  почему-то в голос прямо с порога запричитала Маня и грохнулась перед сыном на колени. -  Не надобно нам это твоё богатство, если оно так-то достаётся! «Богатый совести не купит, а свою погубит». Дааааа…

-     В чём сознаться, маманя? Какое богатство? Я ничего такого страшного не сделал, чтобы ты тут на коленях…

-          Роберт! -  грозным голосом сказал Ваня. -  Ты с ним уже спишь?

-      С кем, с ним? -  выпучив на них глаза, полушёпотом спросил парень.

-         Со своим начальником!

-         С кеееем? -  Роба аж поперхнулся.

-         Ну, с этим. С боссом!

-      Вы чёёёёё!   Спятили? Я ещё ни с кем вощщще не спал, в том смысле, в котором вы тут страдаете! Мне этот самый босс не разрешает. Хочет за очень дорого и с целым ревю это сделать! Вооо! Может быть даже завтра.

-         Кто реву?   Зачем реву? Завтра.   -  удивился Ваня.

-        Какие вы у меня недалёкие. Ничего в современности не сечёте. Это не реву, а РЕВЮЮЮЮ!!! Представление такое. С песнями, плясками и музыкой. И с помпой! Ну, то есть, это когда очень громко и шумно!

-         В общем так, сынок, слушай отцово решение! Вечером я пойду с тобой на твою работу и посмотрю, чего они там все с тобой выделывают. Что за РЕВУ. И чтоб моё сердце успокоилось. Как хочешь -  но я пойду! Такое моё последнее отцовское слово. «Не штука деньги; штука разум».

-          Батя! Мне будет неловко и перед боссом, и перед пацанами. Они меня уважают, всё-таки. А потом, если эта мадама приедет, то, как я объясню твой поход? Не! Батя, это невозможно. Никак.

-         Тогда вообще никуда не пойдёшь. Такое моё слово. Отцово! Во-оот!

ЭТА ЧАСТЬ ПРО РЕВЮ

К десяти вечера Ваня был готов совсем. Надел новую, белую рубашку, костюм чёрный, галстук Маня погладила, новые ботинки, и даж новые носки. Перед зеркалом покрутился - вродь ничё, пойдёт. Сыну стыдно не должно быть. «Когда у Ивашки белая рубашка, тогда у Ивашки и праздник». Маня даже языком поцокала, как бы восхитилась. Дааа...

Роберт спустился из своей комнаты на втором этаже, весь красиивыыый! С ума сойти! Тоже в новом костюме, только каком-то блестящем. Серый, такой, с переливом. Не сын, а и, правда, прынц-прынцем! На батю глянул и понял, что просто так не отделаешься. Придётся брать с собой.

Ваня гордо ехал в машине при охране и делал умное лицо. Он, правда, не знал, как это делать, но думал, что надо брови хмурить и губы сжимать в щёлку. «У кого есть рожа, тот и мужик хороша».   -  получится или серьёзно, или умно…

Босс оказался достаточно молодым, загорелым человеком, годов сорока пяти, очень гордым, очень вольяжным, очень гладким и какой-то весь блестящий. И лицо лоснилось жиром, и загорелые руки до рубашки с коротким рукавом были, как жиром намазаны, и ходил гордо, гордо…

Одним словом НАЧАЛЬНИК! Хотя росту был невыдающегося.

На Ваню глянул сверху вниз, хотя и был ниже на полголовы. Но Ваня так почувствовал. Губами сделал презрение и высокомерие. Ване вспомнилось такое слово. Им один клиент своего начальника обзывал. Неприятное слово, хотя раньше Ваня такого не понимал, а сейчас увидел и понял. Он, и, правда, был высокомерный. А чё гордиться, когда сам карапуз карапузом? Но «Мужик богатый – что бык рогатый», тем более, что вокруг бегают эти охранники, может поэтому? Ване именно так показалось. Не столько он сам КОРОЛЬ, сколь из тебя его делают. Несчастный мужик. Такое горе…

-          Что? Хотите на сына посмотреть, значит, в «работе»? -   скривив рожу, спросил.   -  Ну, хорошо. Только из моего кабинета. Там есть окошко, из которого всё видно, вот там и посмотрите.   Отведите отца в кабинет и на стол пусть накроют. -  киданул фразой за плечо и ушёл.

Начальник!    

Его провели в кабинет на второй этаж, и здоровенный детина указал на кресло у окна. Типа -  твоё место.

А что! Нормально. Один себе в кабинете, видать всё отлично, свет не яркий, а сзади на стене люстрочка небольшая! Красота! Ваня устроился около круглого окна, которое оказалось часами, потому что снаружи по окну ходили стрелки, а по краю круга цифры, мордой в зал. Похоже было, что снаружи его никто и не видит! Хитро придумано. Он такое в кино про Джеймса Бонда видел, или ещё в каком… Ваня очень обрадовался, что всё это безобразие не перед самым его носом будет происходить и ему будет не стыдно перед людями. «Хоть мошна пуста, да душа чиста»…

Потом пришла девица с голыми сиськами и с тележкой, привезла еду и питьё. Тележку прямо перед Ваней оставила и ушла. Прям: «Всё у них есть, даже птичье молоко»! А сиськи у ей были ничего, молодые и стоячие. Второй номер.  

Ваня, прилепивши нос к стеклу, стал рассматривать чего там внизу. А внизу был круглый зал с накрытыми столами, с занятыми стульями, площадкой круглой сбочку, народу немного. По залу ходили официантки тоже с голыми сиськами и подносами. На площадке стояли длинные палки из нержавейки от полу и до потолка, на которые падало разноцветное освещение.   Около палок крутили телами полуголые девицы. Они держались за палки, чтобы не упасть, потому что крутились очень сильно. Прямо извивались все. Ваня и не знал, что можно так задом и грудями елозить по палке из железяки. Да ещё и под музыку. Срамота, прямо…

Правда, народ говорит: «Стыдно калике в мир идти», а эти, и, правда, ничего, красивые были издалека. И где-то там, снизу живота, стало тепло и возбуждающе. Захотелось к Маньке в кровать. Ваня понял, что ещё чуть-чуть, и встать не сможет, если кто зайдёт. Будет видно его желание про кровать. Он зажался весь и нутром, и коленками, но от окна не отвернулся. Интересно же. Первый раз такое видит. Приятно, хотя и срамно…

Слава Богу, что снаружи его на видать, из зала.

На тележке перед носом стояла еда и пахла на весь кабинет. Нужно было срочно отвлечься от нехорошей ситуации. Тем более, что всё это было очень аппетитным. Рыбка красная, икра, колбаса и мясо всякое нарезано и накручено разными розочками, салата два и оба в вазах для варенья.

Смешно, чего из еды накрутили!   -  подумал Ваня.   -   Наверно так и вкусней. А то мы с Маней часто просто так картоху жарёную прямо из сковородки ложками. Некультурные люди. Надо уже к культуре ближе, а то сын вон как теперь будет жить, а мы со сковородки или на газетке. Нехорошо. А у их: «Вот жизнь - и помирать не надо»!

Звук из зала был не громкий, просто как общий гул. Он не мешал и поесть, и выпить. Ваня медленно налил сам себе стопарь до краёв, причмокивая в ожидании, потом медленно выпил и выдохнул по привычке. Но водка оказалась не вонючей, и на выдохе ацетоном не пахла. Хорошая была водка. Ваня, не долго думая, пропустил следом ещё один стопарь, и только потом медленно, пуская слюнку, соорудил бутерброд с красной рыбой. Было вкусно. Очень.

А за окном произошла смена состава. На круг вышел молодой парень, весь накаченный, как боксёр и стал танцевать. И только тогда Ваня увидел, что в зале за столами полно всяких тёток, которые тут же заулюлюкали, как на футболе. Они сидели и без мужиков, и с мужиками. Тоже пили, ели и таращились на круглую сцену. А теперь ещё и кричали.

«Весело коням, когда скачут по полям»!

Под их крики парень стал медленно снимать пиджак, как баба крутя задом, потом развязывать галстук, потом снимать рубашку и всё это - крутя задом! Ваня смотрел затаив дыхание. Он понял, что и его Роба так же будет крутить задом перед бабами. Ему стало совсем нехорошо. Совсем. Захотелось к Мане. Дома тепло, светло, ужин, шкалик, телик, любимый диван! Чего он тут не видал? Вот этой накрученной розочками колбасы с ветчиной, или красной рыбы? Они с Маней себе тоже сейчас могли позволить и позволяли, по нонешним заработкам. Чем кого счас удивишь?

А парень добрался уже до брюк. Когда он снял с себя почти всё, Ваня аж вспотел. Теперь он крутил задом, повернувшись к нему спиной, и зад у него был совсем голый. Ужас! А потом он стал поворачиваться к Ване передом…  Ваня закрыл глаза, потому что всегда считал, что голого мужика с висячими делами показывать очень некрасиво. Это же не баба. У бабы спереди груди и это очень красиво, особенно если молодые, а потом внизу киска, просто треугольничком и ничего не видать. А у мужика болтается одно непотребство. Тьфу, сплошной срам!       

Внизу сильно закричали, пришлось открывать глаза. Парень стоял к Ване передом, но ничего не было видно. На нем оказались малюсенькие плавочки, тоже треугольничком, и тоже ничего не видно.

Во, как сейчас у молодёжи всё стало. Ничего ужасного вроде бы нету. Что там у него под этими плавками, никто же не видит! Тем более на юге, у моря. Тут на пляже и не такое можно увидеть забесплатно. А так-то ещё ничего. Терпимо.

А бабы сходили с ума. Они свистели, улюлюкали, кричали. Ну, настоящие мужики-мужиками, особенно друг перед дружкой. Типа, кто крутее. Смех, да и только!!! «Чист, как трубочист»! Потом стали к парню подходить и тянуться к этому треугольнику руками. Ваня перестал дышать.

Точно трогают! Точно!   -  подумал он. И Робу моего так же будут мацать за ЭТО дело, все кому не лень. Но у этого-то парня нормальный, да и баб, наверное, уже имел, а мой-то, ещё не тронутый, а со своим золотым вообще полная невидаль.

Но тут очередная баба отошла от парня, и Ваня вдруг увидел за резинкой, на которой держался треугольник, целую кучу денег.

Так это они туда денежки засовывают? Вот это да! Во, цирк-то где! И медведей не надо, жирафов. Можно сюда притить, и тебе, пожалуйста, нате! Чего изволите!? «Что урвал, то и твоё».

Парень ещё поизвивался чуток и медленно, задом, задом отбыл за занавеску сзади на стенке. Следом явились две девицы, опять полуголые и давай лизаться друг с дружкой. «Как рожено, так и хожено». И так поцелуй, и сяк, и тебе языки повысовывали, и этими языками, как зацепились друг за дружку минут на десять. Ване стало противно, аж подступило. Он опять занялся водочкой и закусочкой, чтоб опустить еду в желудок, а то она повисла посерёдке, от этих девок, пыталась выскочить.

Еда-то вкусная, жалко, тем более, что: «Наелся, как бык, и не знает, как быть»! Но Ваня опять намазал хлеб маслом, навалил сверху икрой, опрокинул стопку и откусил большой кусок. Он ел икру, которую едят богатые люди, первый раз в жизни!!! Нет! Раньше он её тоже ел, но самопальную. Одно время, когда их носило по стране и занесло на полгода в Астрахань, пришлось как-то только ей, родимой, одной питаться. Но то была чёрная, а эта красная. Ваня прожевал, проглотил и ничегошеньки не понял. Эта была хуже. С горчинкой, чуть заметной, но была. В Астрахани икра была намного вкуснее. Вот тебе и за большие денежки, а вкус дерьмо. «Бел снег, да не вкусен».

У их тут всё так. С виду розочки, икра блестит, тарелочки, тоже блестят, как рожа у хозяина, а внутри с горчинкой. Это точно! Сто процентов, надо Робе сказать, что всё тут маслом помазано снаружи и непонятно чего внутри. Чтоб он поаккуратнее. Даааа!

А девки, между тем, уже валялись на полу, ползая друг по дружке, крутя отклячиными задами, выставив языки, и, как-будто хотели пить, облизывались друг перед дружкой. Это было не очень. Первые, около палок из нержавейки, крутили сиськами лучше. Пока эти ещё минут десять ползали друг по дружке, Ваня успел выпить пять рюмок, когда заиграла громко труба, на весь зал, как в пионерлагере «на побудку». Девки убрались, закатывая глаза и облизываясь по дороге.

В залу завалила целая толпа народу и уселась на самые лучшие места. Прям: «Фу-ты, ну-ты, оглобли гнуты»! Вот почему вначале зал казался пустым, потому что в поле зрения Вани стояли пустые столы, заставленные только едой, но без людей. Среди прибывших выделялась молодая баба, высокая, стройная и вся снизу в чёрном от талии до полу. Наверху чёрной материи было очень мало. На грудях здоровенный вырез, аж до пупка, по бокам ничего и сзади тоже, вся спина голая. Ваня такого ещё не видел, потому что было непонятно, на чём держалась эта материя, закрывающая только соски, и не съезжала никуда и не сваливалась? Баба оказалась жуть как хорошаааа!!! Волосы были тоже чёрные, как квадрат вокруг лица, из которого она выглядывала на народ. «По платью видят, кто таков идет»! Интерееесно…

Но красиво…

Она уселась в самом центре у одного из столов, лицом к кругляку сцены, и достала, из, переливающейся всеми цветами радуги, сумочки, длинный мундштук. Мужик рядом насадил ей на него сигарету и дал прикурить. Она театрально отставила руку в сторону, мизинец тоже и стала пускать дым.

Как в театре, прямо. А сумка, наверно, бриллиантами обшита. Сильно блестит. Даааааа! Ничего себе… -  подумал Ваня.   -  Может это и есть та самая бабец, которую сегодня ждали? Ну и что там будет дальше?

А дальше вышли два парня, прямо в плавках, и стали показывать друг дружке свои бицепсы. Они были намазаны салом и сильно блестели. Мышцы у них были накачаны как надо. Буграми, прямо и они их выдвигали всем на глаза, и так, и сяк поворачиваясь перед зрителями, и приседая, и разворачиваясь полуоборотом. Было смешно, но и удивительно. Как у них получалось такое грубое тело, всё из мышц. Чем они его такое сделали? Ваня не понимал. Он видел на улице молодых и физически крепких парней, но у них же так все мышцы не выпирали, как какие бугры или сопки. «Сударь не сударь, а пуговки лоснятся»! Интересноооо…

Парни ходили по кругу минут пять, крутя руками и даже булькая животом с целым набором мышц, а потом ушли. Ваня выпил ещё пару рюмок и посмотрел на бутылку. Там было уже только на дне, но как кто увидел или прочитал его мысли. Дверь открылась, вошла девица с сиськами, посмотрела на столик и поставила целую бутыль, а недопитую унесла. Ваня даж потянулся вослед, хотел отобрать. Там же ещё было…    

А тем временем на круглую сцену вышли четверо одетых парней с инструментом. Двое с гитарами, один с барабанами, а четвёртый с маленькой доской на ножках. Как пианино, плоское и совсем небольшое, но с клавишами. Они стали: двое слева, двое справа, и морды сделали гордыыыеее! «Всяк сам себе загляденье»! -  прям, а посерёдке пусто, потом пристроили к своим инструментам провода, заиграли и запели. На круг вышло штук шесть девиц в прозрачных шароварах, из которых торчали пупы, с бусами и на шеях и ниже талии, и опять с голыми сиськами. Музыка была восточная, Ваня такую слыхал не раз, и под эту музыку девицы стали крутить тазиками, отчего все бусы завертелись вокруг них, заблестели и забренькали. Это было очень красиво. Ване понравилось. Он пододвинулся к окну поближе, а потом и вообще прилип и затаил дыхание, потому что одна девица вдруг стала мелко, мелко, мелко трясти и пупком, и животом, и бусами…

Вот это да…. Ваня такого никогда не видел. А бусы на животах были и не бусы даже, а монетки. Они-то и бренькали, да как красивоооо… На втором этаже слышно было не очень, но и так было видно, что они бренькают. Вдруг занавеска разъехалась и на сцену четыре бугая в шароварах и в красных вышитых жилетках на голое тело, вынесли Роберта.

Ванька разинул рот от удивления.

Роберт был одет под настоящего Прынца. Весь в бордовом, костюм из шёлка, весь тоже вышитый, воротник стоячий, тоже вышитый, на голове как корона, тоже в каменьях, как у той тётки сумка, на ногах красные сапожки, тоже все в золоте. Прям: «Одна кудря стоит рубля, другая тысячи»!

-           Ёшь твою корень! Вот это да! Вот это Прынц, так Прынц !!!   -  сказал Ваня в голос. -  Теперь понятно, что это за РЕВЮ за такое.   Красивоооо…, однако… -   он так и торчал носом в стекло и не мог оторваться. Но тут ему стало интересно глянуть на ту бабец. Она сидела вся подавшись вперёд, вцепилась руками в край стола, лицо всё вытянула, а глаза её были прямо у Робы на лице подвешанные. Ну, цирк, да и только. Точно, она.

-       Ну, ничего так. Красивая. Лучше, чем какая с улицы. Эта, наверное, опытная. Всё знает. Похоже, что так. -  пробубнел Ваня сам себе под нос.

А действо на сцене разворачивалось. Все бабы из зала опять заулюлюкали и засвистели. Музыканты пели и играли, полуголые девицы трясли монетами на бёдрах и крутили задами, Роберта опустили на пол и он, подняв кверху обе руки, обошёл весь круг по краю. Это было нормально. Как бы сам себя показал. «Ножка об ножку постукивал, сапог о сапог пощёлкивал»! Потом пришёл в центр круга и стал там медленно и томно танцевать, но задом вилял не очень, больше плечами манерно водил, красиво. Как будто кто долго учил, хотя Ваня знал, что никто его никаким танцам не учил. Он делал всё не противно, а даже как-то по-особенному. Как-то шибко гордо!

Даааа… Наш-то, хорооош…!!! Не стыдно. А если ещё и раздеваться не будет, то совсем ничего. Пойдёт…  -  гордо подумал Ваня.

Но Роба не услыхал батиных пожеланий, и всё-таки стал медленно раздеваться. Баба в чёрном даже не дышала, так же, как и Ваня. Ваня хлопнул рюмку, занюхал рукавом, не отрывая глаз от сына, и дальше прилип к окну. Роберт, медленно поводя плечами, прохаживался между девок в шароварах и медленно снимал с себя всё, что на нём было наздёвано. Так он добрался и до плавок. Они у него тоже были на талии верёвочка, а сзади полосочка и прямо между двумя половинками впивалась в зад. Ване не понравилось. Неудобно же так ходить, с этой полоской. Можно ж зад натереть. Даааа…

Когда на нём осталась только эта полоска, девки все вдруг полукругом присели на одно колено, а руки вытянули на Роберта, получился как какой веер. Барабанщик стал выстукивать палками дробь по барабану, музыка остановилась и все замерли. Ваня перестал дышать… Чёрная тётка тоже… «Видишь, да не вырвешь; покажу, да не возьмёшь». Роберт вдруг сдёрнул с себя остатки материи, а все разноцветные огни передвинулись на низ его живота… А там загорелось настоящим золотом!!! Зал ахнул… Ваня открыл рот и таращился в окно, влипнув в него носом…

Вдруг свет потух, бабы заорали как резаные, музыканты заиграли восточную музыку, свет зажгли, девки всё ещё крутили задами… В зале прокатился всеобщий возглас, все дружно затопали, захлопали, но Роберта на сцене не оказалось… 

Вот он вам всем как! -  злорадно подумал Ваня. -  Не дал трогать…  И этой мадаме тож…

Потом танцовщицы ушли задами в занавеску, а на смену им вышла девица и стала петь разные песни. На второй песне к ней присоединились четыре парня с бицепсами и опять стали показывать народу свои бугры. Но Ваня это уже видел, поэтому занялся салатами, а то уже малость прихмелел, вторая бутылка пошла…

На третьей песне вышли два парня и две девки. Уже полуголые, и стали танцевать друг с дружкой. Парни мацали их за всё, за что хотели, поднимали над головами, крутили юлой, а девицы крутились вокруг них, как вокруг железных палок, скакали им на руки, цеплялись за ноги. Ване не очень понравилось… Срамно…

Потом опять барабанщик врубил дробь, свет потух, а когда загорелся, на сцене, в кресле, сидел Роберт, одетый в чёрную одежду. Весь. Она его обтягивала, а на голову ему был наздёван череп. Жуть!!!

Чего это он так оделся?   Прям, чёрт, чёртом. «Послушай-ка, народ, что чёрт-эт орёт»!   -  подумал Ваня очень удивлённо. И тут до него доехало. -  Это ж все его сказки! Это он теперь Кощей Бессмертный! Во как! Это он сам додумался, или кто ему подсказал? Интерееесно…

Роберт сидел в кресле, а из-за занавески вывалило тьма народу, одетого во всякие лохмотья и отребья. Они стали скакать по сцене под музыку, которая тоже загремела, заулюлюкала и парни стали играть на гитарах так, как будто им приказали струны оторвать пальцами.   Даже по голове задолбашило и в ушах шум пошёл. Не музыка, а чёрт знает что!!! А Роберт встал, стал ходить между этими тварями и щёлкать кнутом, откуда-то появившимся у него в руке. На чёрном костюме у него были нарисованы рёбра, тазик, как у скелета, и кости… Жуть!!! А твари уворачивались от кнута и выкаблучивались, кто во что горазд, размахивая и руками, и ногами, и выделывая крашеными рожами страшные гримасы…

Даааа… Ваня только диву давался. Чего только не понапридумывают!   Прямо, чудо какое…!!!

Очередная рюмашка была лишняя… Ваня сразу понял, как только посмотрел в бутылку. Там осталась одна треть от полной. Он задумчиво прищурил глаз и посчитал. Получалось, что он один выдул почти литр и ещё скоко-то. Это был Ванин потолок. «Не спрашивай: пьёт ли, спрашивай: каков во хмелю».

-        Всёёё, баста. Стоп! Больше не наливаю. – сказал он сам себе вслух и развернулся к окну. В глазах плавало и двоилось. Роберт щёлкал кнутом, твари метались по сцене неестественным образом, музыка орала, а Ваню потянуло в сон. Он и не заметил, как пристроился головой на руки, на край подоконника и вырубился…

Утро было ужасным. Во рту кошки, вы в курсе, внутри дрыжики по всему организму, даже руки тряслись. Почему, Ваня не понял. Вроде бы закалённый товарищ, а тут сломался и как домой попал, не помнил. Маня ходила мимо и вздыхала громко прямо по его нервам. Ваня разлепил один глаз и зашевелился. Маня тут же подскочила с рассолом и поговорками:

-        «С этого веселья каково-то похмелье»!

А Ваня кабут - то не услыхал и своё затрындел:

-       Вот хто придумал рассол? Вот это дааа!!! Надо ему памятник поставить. Не тем ставют памятники. Каким-то писателям. А хто их читает, а? Нихто! А рассол пьют усеее! Дааааа…  -  Ваня лежал на диване, спустив одну ногу на пол и подняв палец кверху, толкал похмельную речь.   -   А ребёнок-то где?

-          А это у тебя надо спросить. -  Маня была злая, хоть и добрая.   -  Тебя под утро принесли и положили, а Роберта до сих пор ещё нету. Вот так вот…

-         Поняяяятно! Это всё та, чёрная. Это она на него глаз положила. Упёрла куда-то нашего мальчика. Это точно. Главное, чтоб чего не сделала.

-        Ну, а что такого она сможет ему сделать, а? Ну, не откусит же. Нет. Значит, произойдёт то, что и должно произойти. Да. Я так думаю.

-       Ну, да! Я тоже так думаю. Он ей если и нужон, то ну никак не мёртвый, а только живой. «Дал бы Бог здоровья, а дней много впереди».

Роберт прибыл на иномарке с охраной аж после обеда. Весь какой-то не такой. Они с Маней понимали. Такой день. Мужчиной стал! Переглядывались, но ничего не спрашивали. Он заговорил первый.

-           Родители! У меня для вас новость!

-           Нууу, мы вообще-то в курсе. Даааа…

-           Неее… Другая. Меня приглашают переехать жить в Москву. В кино сниматься.

-            Чеее-гоо… В каком таком кино? Типа, как Жан Море, или этот  -  Джеймс Бонд? Так что ли?

-        Ну, типа, да. Как ваш Жан Море. А что? Я парень молодой, видный…

-          Очень даже видный, в некоторых местах… - Ваня хмыкнул.   -   А кого снимать будут. Тебя или его?

-            Батя! Зачем ты сразу так. Его! А если и меня и его. Тогда чего? Нельзя, или как?

-           А как же мы тут с мамкой? Ты о нас подумал, или как?   -  Ваня даже сел на диване и стал повышать голос, отчего в голове застучало и в висках тоже. -  Мы что, теперь побоку, да? Не нужны боле?   -  Виски даже заломило. Надо бы блевануть, по-правильному, но тут такое… Ужас!!!

-           Ну вот, начинается! Я что, теперь должен быть приклеенным к вашему дому и к этому месту? Я уже вырос и у меня должна быть своя жизнь! Даааа, между прочим!

Дорогие читатели, на этом месте мы с вами временно прощаемся и с Ваней, и с Маней. Они попыхтели, попыхтели, а Роберта благополучно отпустили в город Москву. А что делать? Жисть у нас у всех такой… Сложный… Дааа…

ЧЕГО ТОЛЬКО НЕ БЫВАЕТ!!!

Последний вечер и ночь в ночном кабаре оставили в голове полный ералаш. Он понимал, что в тот вечер был настоящим Королём сцены, сделал всех нехило, даже с Ксаной, с которой познакомил его босс, всё прошло, как надо. Та ночь навсегда останется в его памяти, впишется каким-то особенным чувством и состоянием, хотя..., как сказать…

А всё это «прощание с морем» наделало. Какого рожна его туда двигануло, он и сам не просёк. Что-то, прямо поволокло. Как на канате потянуло. Главное, босс отпустил на пару минут, потому что Роберт первый раз в жизни принял на грудь три бокала шампанского и ему поплохело. Вот он и отправился к морю, подышать свежим воздухом, выйдя из прокуренного насмерть помещения. Тем более, что от клуба до моря пять минут ходу.

А он, как последний отморозок проторчал на берегу целый час, тоской маялся неизвестно по чему, типа по морю, а на самом деле, как чего выпасал, тылдыча сам себе, что для здоровья. И выпас, на свою голову. Уже сереть стало, надо было возвращаться, а Роберта последний раз купаться понесло, правда, в плавках, не голышом.

Ну, он себе тихо плывёт, клешнями перебирает, отфыркивается, а тут голова чья-то бздынь из воды, прямо меж рук! Он аж труханул, с перебору спиртного и недобору понятия. А тут тёлка перед самым носом глазищами хлопает, мокрыми. Прикольная, такая. Ништяк! Глазищи аж синие, даже в темноте видать, как краской намазаны и такое чувство, что он их где-то вроде как видел. Что-то блин, знакомое. А она вся такая:  

-       Ой, простите, ой, извините, что я вас задела! Я вас задела!   -  курлычет. И аж покраснела.

Роберт даже притух. В наше время и на тебе!!! Кто-то ещё и краснеть умеет? Ништяяяк!    

Ну и пошло поехало. А вы кто, да, а вы как. А вас как зовут, а вас. Оказалось, что она не местная, а тоже из Москвы, как и та, чёрная, которая частным самолётом прибыла. И зовут прикольно -  Вероника. Как два имени: Вера и Ника. Ну, Вера это понятно. А Ника, это из мифов, которые он обожал  - Богиня Победы.

Крууто! – подумал Роберт, -  тут тебе и Вера, и Надежда, и даже может быть Любовь. Нехилый замес! Даже интересно, это она сама тут выплыла, или это её Бог прислал. Роберт, с некоторых пор, всё время ждал чего-то, подогреваемый материными предчувствиями необыкновенного. Может эта Вероника и, правда, с неба свалилась и сама есть предупреждение чего-то. Просто так ничего же не бывает…

А Вероника из воды аккуратно и томно так вынесла своё тело на берег и остановилась как раз на кромке воды, типа волосы выкрутить. А волосы знатные. Белые, с желтизной, горящие в нарождающемся утре, явно настоящие, как золотом помазаны. Длинные, до самой этой… и очень густые. Класс! А ведь знала, что волосы - что надо! Специально так встала, под первый рассвет, чтоб и её всю видать и волосы по плечам рассыпались, загорелись, чтоб трехануло. Ну, его и трехануло. Прямо в грудь стрельнуло. Фигурка точёная, грудь высокая, четвёртый номер, талия осиная, бёдра как у гитары. Красота, прямо!!! Глаз не оторвать.

А потом на песочек так села, ножки подобрала, и глаза кверху подняла. Роберт и приторчал тут же. Плюхнулся рядом, как старый тюфяк, и голос потерял. В глаза впялился и утоп. А глаза вблизи огромные, как озёра какие. Голубые, голубые. И влажные. Он таких никогда и не видал. Почему-то, опять вспомнились материны сказки, про бабку-царевну, и как чего кольнуло, прям. Мамка говорила, что у ней тоже глаза мокрые были, как будто по ним рябь какая идёт. И эти были такими же. Но эта-то была совсем молодая, а той лет-то, должно быть, будь здоров уже сколь. Конечно, эта точно совсем другая. Но уж очень в тему. Коротит конкретно! И даже по яйцам топчется.

Роберт почувствовал прилив желания, но стал себя отвлекать мыслями в другую сторону. Раньше было проще, когда он по пляжу гулял и в мальчиках ходил, а теперь надо было привыкать к новому состоянию организма, который участвовал в сексуальных, возбуждающих действах, со сплошными голыми сиськами и прочими прибамбасами и оказался на практике очень темпераментным, заводным и горячим. Типа взрывным!

А она глаза-то подняла и заговорила:

-          Вы меня должны простить, я вас не заметила.

-         Нет, это вы меня должны простить…  -   залепетал нежненьким голосом Роберт, сам на себя удивляясь, и стал, как бы оправдываться, но и хвалиться своей взрослостью.     -    Я под утро решил искупаться, потому что немного много выпил. Перебрал…

-           Надеюсь, я вас не очень сильно испугала? Я море очень люблю, особенно ночное и утреннее.

-         Да неее! Ничёёё. Нормалёк. Я же вышел мозги прополоскать.    

-        Знаете! Я ведь совершенно неравнодушна к красоте земной. Как сказал Кант: - «Меня удивляют две вещи: звёздное небо над головой и нравственные законы внутри меня».   Он не назвал море, океан, водную стихию! Потому что эта стихия, как космос. Море сливается у горизонта со звёздным небом, и они становятся единым целым. Эта единость живёт вокруг нас и внутри нас, она мощна и первозданна. Как это прекрасно! Человеческое, низменное, толкает в нехорошее и всегда мешает возвышенному в человеке, как преломленные лучи в многоцветье прекрасного, пытаются пробиться с необыкновенного утреннего неба, через чудесную надежду в нас изначальной чистой пустоты и иллюзорности Мира. Через Абсолют наших душ. Это борется в человеке дикая прелесть первозданной природы, омывая душу человека своими энерголучами. Так и море омывает меня своей первозданностью…  -  говорила она как бы задумавшись, и про себя, но так красиво и нежно, что у него засосало под ложечкой.   -  Наверное, в прошлой жизни я была русалкой. Каждый день готова плавать до горизонта и обратно в этой бесконечной невидали. Это такое счастье - море. Настоящая морская мощь и стихия. Меня совершенно завораживает. Как будто я сливаюсь с чем-то живым и необыкновенным. Как будто на новой, думающей, открытой Станиславом Леммом планете, в его романе «Солярис…», -  она говорила, и всё это казалось Роберту неземным и до такой степени необыкновенным, как будто это был совсем непонятный для него человек, говорящий на непонятном, как бы чужом и высокопарном языке. Инопланетянин, прям какой…

Как с другой планеты, точно. Неизвестно кем открытой.   -  подумал Роберт. Он половину не понял, но прибалдел и от голоса, и от слов. Это было так клёво!  

Во, даёт! Это надо такое выговорить, и не запутаться! Необыкновенно! Писец, блин! Это она кому говорила? Мне? И чего я должен ей отвечать? -  дальше думалось само собой, и он тут же загрустил. В голове торчали только самые обыкновенные, бытовые слова типа блин, прикольно, ёшкин корень, ништяк, нормалёк  и прочая мура. А тут тебе про какое-то многоцветие мира… Дааа… Роберту тоже захотелось заговорить другими словами, про многоцветие. Но в голову ничего не лезло.

-           Я тоже море люблю, но так, как все, обыкновенно. Как простую воду для купания. Просто солёную.

-         Да вы что! Вода, это же есть самое главное на Земле! Она наша мать и наш отец. Мы вышли из неё и состоим из неё же. Она несёт свет и знания, информацию и жизнь. Вода это всё! Она живая!

-        Кааак вы говорите? Кто живая? Вода? Вот бы не подумал ни за что! И это что, правда?

-       Безусловно, правда! Неужели вам никогда не хотелось ранним утром погрузиться в изумрудную гладь горного озера, слившись с ним всей свой душой, наполненного пронизанным светом тишины и нежно молочным туманом самосозерцания? Закрыться от мира зеркалом зачарованных мечтаний в расплывчатом розовом отсвете радости?

Клёво выдала! Я так никогда не сочиню.   -  восхитился Роберт про себя.   -  Во задвигает, так задвигает! Я торчуууу… Блииин…

Роберт сидел на песке и, разинув рот, смотрел на чудо, которое сидело рядом, но тут от набережной показался один из его охранников.   Он покрутил головой по сторонам, пока не увидал Роберта.   Тогда спрыгнул с набережной на песок и побежал в их сторону.

-       Ну, ты, блин, воще даёшь!   -  закричал он, подбегая.   -  Ты чё вытворяешь? Нам шеф чуть всем головы не поотрывал! Он там рвёт и мечет на весь бар!   Давай, пошли! Там тебя некоторые заждались!

-      Вот! Невезуха! Не успели познакомиться, как на тебе, уже и расстаёмся!   -  Роберт опустил глаза и горестно вздохнул.   -  И где мне вас теперь искать.   Москва-то большая!   А вдруг я там окажусь, почему-нибудь…

-     Если вас когда-нибудь действительно занесёт в Москву, то запомните: я буду ждать вас у метро Парк Победы, как в кино, в десять часов вечера, каждый месяц, десятого числа. Идёт?

-           Идёт!   У меня же нет другого выбора…  -   он поднялся с песка, и медленно побрёл навстречу охраннику, оглянувшись пару раз. Хотя… какая Москва?

УХ, ТЫ… КЛАСС!!!

Босс в натуре рвал и метал! Он именно что метался за кулисами и орал, как резаный, на всех подряд! Роберт подошёл сбочку и остановился тихонечко у стенки, а охранник встал прямо перед боссовским носом, и глазами, и бровями взялся показывать шефу в его сторону. Когда шеф обернулся к Роберту, вид у него был улыбчивый и радостный, как у родненького папочки.

-        Где ж тебя носит, родной! -   он развёл руками и пошёл к парню, смешной походкой, делая ногами кренделя и подвиливая задом.    -   Идём, родной, она тебя ждёт!!! -  и кивнул вбок.

У Роберта засосало под ложечкой и опять затошнило в желудке. Он элементарно бздел от того, что должно сейчас произойти.   «Страшно, аж жуть», пели в песне. Ему тоже было страшно, аж жуть! Но, ничего не попишешь! Надо было сдаваться. Он же согласился на это с самого начала. Тем более, что нутра-то его уже давно этого хотела.

В комнате был полумрак, и звучала тихая музыка. Она возлегала на большом, полукруглом диване, опершись на одну руку, а во второй у неё был длинный мундштук с сигаретой. Она было в полупрозрачном чём-то, через которое проглядывало обнажённое тело.

Красивооо… Всё это сразу зацепило глазом и очень понравилась ему, как только он прикрыл за собой дверь.

Они оказались одни в большой диванной комнате с голубоватой подсветкой из-под диванов и плинтуса. Всё было ништяк, но где-то там, в душе, что-то ёкало и шевелилось. Как бы типа совесть чего-то вроде как грызла изнутри и мешала чем-то непонятным.

Но…, но…, но…, но…

«Взялся за гуж, не говори, что водопроводчик»! Давай, родной, приступай к своей секс миссии, - подумал он сам внутри себя.   А чего надо, при этом делать, он понятия не имел и стоял, как приклеенный к двери болванчик.   Она же возлегала молча, и тихо пялилась на него, как на какую-то невидаль. Такое же он видел в кино про француженку Анжелику, которая ждала на кровати Султана, и выглядывала одним очень красивым глазом по-над рукой, понятия не имея, что там будет дальше? Эта, наверное, тоже соображала, с чего всё это начинать?

Так прошло минут несколько. Роберт уже собрался, было, разворачиваться и делать ноги, но она как почувствовала, и лениво подняв руку, поманила к себе. Он, как кролик, медленно двиганул к удаву, а в голове крутилось именно такое сравнение. Она похлопала рукой по шёлковому покрывалу около своего бока, и он, опять, как тупой болванчик, присел рядом. Дальше всё стало происходить молча: поглаживание ее рукой по коленке, потом выше, выше, выше… Потом приподнялась и молча стала смотреть прямо в глаза, но как! Как будто собралась съесть… У Роберта по телу побежали мурашки… и от взгляда и от руки на бедре…

А у вас бы что?

Ну, вот и у него всё начало помаленьку шевелиться. Вдохновило… Сначала помаленьку, помаленьку, а потом всё круче и круче… А её пальчики тут как тут…, шаловливо стали прощупывать его поднявшееся вдохновение. От этого вдохновение стало ещё больше…  У бедного Робы в «зобу дыханье спёрло…», по спине пот потёк и во рту усохло… А она глаза приблизила совсем, глаз в глаз и стала кончиком языка по его губам елозить… Что тут с пацаном стало!!! Аж дух свело…, а кое где совсем оттопырело… А она к губам присохла, присосалась, а свой язык к нему в рот засунула… Роба чуть не завыл на всю комнату, так ништяяяяк получилось…!!! Только дышать стало совсем нечем, а сердце заколотилось то ли в горле, то ли в голове, то ли в тазике внизу…

А в желудке забродило ночное шампанской и отдалось в мозги, всё тихо закачалось и стало отрываться от комнаты, вместе с этим диваном в какую-то невидаль. Они так и поплыли на диване, а в голове туманом затянуло… , затянуло…

В этом тумане события накатывали одно за другим, наступая друг дружке на пятки… Он как в туман попал, так в нём и застрял, как потом оказалось,   часа на два…  Но, тогда ему показалось, что за это время протекла целая вечность, почти жизнь, залитая до краёв сплошным кайфом и понимаемая через этот кайф, как через вату, с трудом. В этом кайфе было всё перепутано для него, где начало, где потом…

Его несло непонятно куда и сводило с ума всё, что происходило.   Мурашки по телу и волосику дыбарём, как иголки на ёжике, которые при этом ещё и шевелились, заставляли делать удивительные открытия! Он и представить себе не мог, блин, что человеческое тело может так реагировать на прикосновения обыкновенными пальцами или языком. Аж дух вон! И при этом что-то внутри вроде как всему этому сопротивлялось. С одной стороны полный писец, а с другой стороны вроде как стыдно или, даже противно. Как кто внутри него говорил, что этого делать не надо. Может, потому что первый раз в жизни? А пальчики и язык завоёвывали все новые и новые кусочки его тела, качая весь диван, как на качелях и доводя его до состояния полного обалдения…

Было непонятно, где он есть, что это такое вообще и что надо делать ему самому? Тоже руки распустить или отдаться этому очумелому чувству и дальше плыть по течению? Одёжек на нём не оказалось, совсем почти ничего, а когда они с него исчезли, он не понял и даже внимания не обратил, но как-то очень быстро оказался голышом. А это чёрная красавица делала томные глазки, целовала его по всему телу и медленно опускалась губами всё ниже и ниже… Роберту стало стыдно, что она сейчас увидит… его всего… совсем всего и его мальчика совсем близко… Но тело его об этом не думало, оно стало корчиться от удовольствия, а рот не слушался и тихо подвывал…

Кашшшшмар!!! Что это она делает? -   думал в панике Роберт, не понимая половины манипуляций, которые дама с ним производила.   -   Для чего она крутит пальчиками его соски, как будто чего закручивает? Но это такой классссс!!! А потом, зачем в пупе языком щекотать? А потом всё ниже по животу водить, чтоб этих мурашей ещё больше стало, что ли? А потом совсем внизу…, и вдруг перестала языком… Она что, собирается теперь его очень близко рассмотреть? Но он же стал таким большим, как обычно был по утрам, до туалета! Тогда-то он уже знал, что с ним делать, уже напрактиковался вручную.   А после туалета всё становилось нормально, и уже ничего не хотелось, даже на пляже, глядя на голые сиськи. А сейчас то, чего он стеснялся в себе и никому никогда не рассказывал, как всё равно чувствовал, что этот блуд по утрам он стыдный и интимный, выставлено на обозрение чужой тётки.   Роберт чувствовал, что покраснел от стыда и попытался натянуть на себя шёлковое покрывало… Дама молча его сдвинула в сторону и вдруг стала его трогать языком…  У Роберта перехватило дыхание, а под желудком заныло и завыло… Там стало томно стонать… А она вдруг накрыла его чем-то тёплым… Роберт даже посмотрел и обалдел!!! Она его взяла в рот всего целиком!!!

Мамааааа…!!! -  захотелось крикнуть Роберту на всю комнату, но в голове всё закружилось и покатилось куда-то кубарем, вместе с его мозгами…  и так сильно всё закрутилось, где и что, совсем не понятно…!!! Где губы ещё к губам, а где уже в другом месте… Раньше ему думалось, что о таком даже воображать стыдно…, потому что он такого и представить себе не мог… Но, как же это было потрясающе вкусно, что он был готов орать благим матом на всю комнату…,   и чтобы всё это продолжалось ещё и ещё… Он стонал, сучил ногами от кайфа, вертел от удовольствия своим тазиком и совершенно отключился от чувства стыдобы…  Стало всё по барабану…, только бы ещё и ещё, ещё и ещё… И так до потери сознания… почти до потери…

А потом!!! Потом он закрыл глаза, потому что дамочка оставила в покое его мальчика, и опять прицепилась к губам… Она делала это так страстно и настойчиво, что момент резкой боли внизу живота, а точнее какой-то одноминутной, но кайфовой прямо внутри него, заставило вскрикнуть и вдруг сообразить… вот оно!!! Он только что потерял свою невинность…!!!, и открыть глаза…

Она сидела на нём, как на коне, и начинала медленно двигаться всем телом…

Вот это да!!! Ну, класссс…!!!...

… потом они лежали рядом, она курила свой длинный мундштук и медленно говорила:

-      Меня Оксаной зовут.   Ты можешь звать меня Ксюшей. Мне так больше нравится. А ты ничего!!!   Я думала, что если он у тебя золотой, то может и не работает совсем? Или может мне просто наврали, а сами просто выкрасили какой-то краской, типа помада, но, оказалось, что он и правда золотой!   Удивительно даже. Я думала, что такого не бывает. В принципе. Очень давно, много лет тому назад одна старая колдунья предсказала мне, что я встречу мужчину именно что с золотым. И это изменит всю мою жизнь. Всю! Я не поверила. Такого же не бывает! Правда? По-моему, ты такой один на всём белом свете! Да? Это же надо!!! Да тебя надо в кино показывать…! Слушай, а что если я тебе предложу переехать в Москву? Хочешь? Что ты делаешь в этой Ялте? А Москва это же не сезонная работа, а ежедневная. И престиж другой. Будешь в крутом ночном баре работать. Будешь в кино сниматься. А что! Это мысль! Надо спросить у твоего босса, сколько будет стоить твоя отступная? А? Ты-то как? Можешь со мной уехать?

Во, даёт!!! -  подумал Роберт.   -   Она что, решила меня купить? Типа, как быка? Племенного, с золотым этим? А что? Действительно! Если хорошенько прикинуть, то, что меня ждёт тут? Тут меня ждёт только это ревю, прости Господи, и всё… Что ещё делать в курортном городе? Летом развлекать отдыхающих в баре или каком казино… и всё…, а зимой?   А в Москве перспектива… Если меня в кино начнут снимать, может я смогу и на весь мир прославиться…? В Голливуд попаду…! Бабок будет лом…! Закрутею…!!! На весь мир прославлюсь…!!! А что? Если она серьёзно, то точно поеду… В Москве, если что, могу и Веронику встретить…, но уже крутым чуваком…

НОВАЯ ЧАСТЬ ПРО НОВУЮ ЖИЗНЬ

Москва, о сколько в этом звуке для сердца русского слилось, а сколько в нём отозвалось!!! -  говорил в своё время наш великий поэт Александр Пушкин. И он был прав, в натуре! -  думал Роберт после первой же недели проживания в этом огромной городе.

Роберта Москва оглушила и оболванила. Может быть, если бы он приехал сам по себе на какой-нибудь завод лимитчиком, всё бы было нормалёк, но он же прибыл на частном самолёте, с охраной, сам мозгой раскинь?

-      Круто чувак запарил пространство!   -   как говорили пацаны-охранники… Даааа…?

Именно с самолёта, пока он выделывал над городом виражи, Роберт увидел всю мощь русской столицы.

От аэродрома их везли две машины. В одной он, Ксана и охранник с квадратной мордой и такими железобетонными мышцами, что рукава летнего пиджака пытались лопнуть на них. Вторая машина шла следом, шаг в шаг, с целой толпой таких же «красномордых молодцев». Ехали без заезда в Москву, по кольцевой дороге, так сказал квадратный охранник, поэтому город он пока не увидел.

Ксана жила в загородном особняке, за высоченным забором, с охраной, в коттедже на два этажа. Роберта поселили в отдельной комнате на втором этаже, с окнами в сад. Одно огромное окно от потолка до пола выходило на балкон. Вокруг дома с балкона просматривался весь участок и соседние такие же большие домищи. Красиво было необыкновенно. Ровненько постриженная травка зеленила глаз. Под Москвой она была другая, не как в Крыму. Сочного цвета и нежненькая. То там, то сям были разбросаны клумбы с разноцветными цветами, зачем-то наваленные кучками крупные камни и натыканные между ними разные деревца, невысокого ростика. Ни тебе грядок с огурцами и помидорами, ни тебе перца, фасоли, да вообще ничего огородного. Чем они в этой Москве кормились было непонятно? Раз есть земля, надо же на ней чего-то выращивать, или как?

Эта комната, куда его завели охранники, была большая и удобная. Вся мебель была крученая и золоченая. Вместительная кровать на два рыла, или даже ширше, большой шкап с вешалками, низкий шкапчик с выдвижными ящиками и зеркало над ним, диванчик с кручеными ножками и загнутыми ручками, весь тоже в позолоте, как и мебель, как и занавески на окнах. Красиво и дорого!!!

Он разложил и развесил в шкаф свои нехитрые пожитки и сел чего-то ждать, потому что не знал, чего делать-то надо? Где-то аж через час, в дверь постучались, вошла молоденькая девица и попросила спуститься вниз. Роберт пошёл за ней. Девица провела его в большую комнату с длииииным столом, за которым с одного торца сидела Ксюша. Девица отодвинула стул с другого торца, типа -  вот твоё место, и Роберт сел. Они с Ксюшей молча стали смотреть друг на друга, как чего ждали. Потом пришла толстая тётка и принесла поднос с едой. Она подошла сначала к Ксюше и та положила себе длинными вилками чего-то с подноса. Потом тётка подошла к Роберту. Он сказал:

-         Спасибо.   -  и взял поднос себе.

Тётка сделала удивление глазами, но поднос отдала, молча посмотрела на Ксюшу, и ушла.

-        Вообще-то положено взять с подноса ровно столько, сколько ты съешь, а остальное остаётся на подносе, -  улыбаясь, сообщила ему Ксюша.

-        А что тут есть-то?   -   удивился Роберт.   -  Как раз мне одному и осталось. Ты же себе уже взяла, а остальное мне.

-          А! Это ты так подумал? Вообще-то будут ещё подавать… Другие блюда. Неважно. Ну, хорошо. А вообще ты всегда так основательно ешь?

-       Ага! Мы с батей на обед вдвоем цельную кастрюлю борща как довлянём и ништяк!

-      Мальчик мой! Да тебя же нужно вначале приличным манерам учить, иначе ты можешь в каком-нибудь ресторане ввести меня в неловкое положение! Да и лексикон…

-         Неее-а. Я ж не дурак. Я ж буду по сторонам смотреть, меня так папка учил. Говорил: «Если чё не знаешь, по сторонам смотри и за народом повторяй…» -   так что как все, так и я. Это ж когда дома, тогда можно. Правильно?

-           Нет, не правильно. Нужно учиться сразу и вести себя прилично везде.

-          Ну, так учи…

-          Придётся…

В общем, опять же: «долго ли дело делается, коротко ли сказка сказывается…»

Дорогие читатели. Не буду вам голову морочить всякими едами и закусками. Не буду рассказывать, как наш герой проходил долгую школу привыкания. Перешагнём с вами аж через восемь месяцев и окажемся в неожиданной действительности. Почему неожиданной? Да потому что такого Роберт не ожидал. Он-то мечтал об одном, а получилось-то совсем другое…

В общем… «Попал, как кур в ощип», короче…

Короче. Вместо голливудского героя из Роберта получился самый обыкновенный порно герой. Ксюша красиво пела про кино, оно и случилось… потом…

А вначале опять нужно было работать в валютном баре стриптизером. Почти такая же программа, только бар поцентровее, костюмы сильно покруче и поновей. Роберт пытался договориться без этого, но Ксения категорически отказалась. Она, нежно поглаживая по его обнажённому плечу, в широкой, шёлковой кровати, объясняла Роберту:

-        Ты есть глупенький мальчишка! Кто пойдёт смотреть в кино на никому не известного актёра? Никто! А нам надо, чтобы ты прогремел на всю страну! Правильно?

-     Правильно…  -  как загипнотизированный кролик, пуская от удовольствия слюни, повторял следом Роберт…

-         Нееет! На весь мир! -  вдохновлялась она от собственных слов.   -  А для этого нужно родить, а потом и возбудить в зрителе интерес к себе! А для этого нужно тебя раскрутить, чтобы потом народ покупал фильмы с твоим участием. И много! Ты же знаешь - реклама двигатель торговли.

-          Какой торговли? Я тебе что, трусы или колготки? -  возмущался Роберт.

-       Да не в этом же смысле. Сейчас произошла перестройка, и мы живём в рынке, а значит всё, что продаётся -  это товар. И ты, типа, товар… Во всяком случае, твои фильмы и видеокассеты безусловно будут товар. Так ведь?

Может оно и, правда, -  думал Роберт -  но, я-то хочу совсем другого, но чего именно, я и сам пока не знаю. Но чтобы оно все было правдой.

А правда, пока, была в том, что народ, и правда, в бар валил со всей Москвы нехило и Роберт, само собой, был звездой номер один. Ксеня говорила, что пол России гудом гудит про его мальчика и каждая уважающая себя тёлка мечтает потрогать и посмотреть поближе. Но от всего от этого Роберта стало где-то, по большому счёту, подташнивать… Все в трусы лезут, глазеют, лапают, а ей лишь бы бабки…

А потом, начинало надоедать рабство, в которое он попал. Уже скоро год, как никуда не ходи, ни с кем не говори, только она в пастели, и много. Оказалось, что Ксеня была сильно оголодавшей тигрицей и нападала на него без всякого перерыва. При этом без конца выясняла, влюбился он в неё или нет! Что, блин, за дела? Какая любовь? А где всё в шоколаде? Где Супер Герой? Он изо всех сил старался, задом вилял, чужим бабам себя трогать за отдельные бабки разрешал. Всю ночь выкаблучивайся, без перерыву, а домой привезут и опять удовлетворяй, как будто он какой вол или мерин. А ещё про любовь трындит с утра и до вечера.

Кашмар, прямо!

А где какие-то там человеческие отношения? С отношениями глухо. Сама такая хитрая, всё только сама и сама. Про бабки сама, про его желания тоже только она знала, что ему надо и как. А в ответ ноль человеческого! Глаза холодные, злые, и сама как лёд, а от него какой-то любви подавай! А самой все глаза бабки замазали и только они в голове. Роберт медленно злился внутри себя, когда ночью, после работы Ксеня садилась на кровать и начинала «пересчёт капитала», как она это называла, а потом в сейф всё ныкала. А где он, где его доля? Как будто его на свете и не существовало, но он, пока, молчал, как рыба. А что делать, если на молчаливые взгляды с вопросом, ответ был один:

-         Ты что? Бабки ждёшь? Это всё пойдёт на кино…

А потом перевозбудившись от бабок, трепала остаток ночи его несчастное тело до состояния выжитого лимона и опять всё с тем же вопросом:

-         Любишь, не любишь!

И всё время прямо пристаёт слотой в глаза, скажи, да скажи. А как он может ей сказать такое святое слово, когда у самого в сердце тоже ноль. Чувства нету. Они как два идиота, все в этом сумасшедшем «трахе» застряли, а дальше сплошной холод…!

Кашшшшмар!!!

Где-то месяцев через десять ему выделили в баре интимный, отдельный кабинет. Его специально отремонтировали под сплошной секс. Он был красивый и модно клёвый, но там опять каждая тёлка, кому не лень, только теперь индивидуально и очень дорого, за бабки, мацала за все его дела, как хотела…

Иногда было брыдко, потому что некоторые посетительницы были сильно пьяные, а Роберт с киром как-то не нашёл общего кайфа. Да и годков-то ему было - ещё кот наплакал. Хотелось жа общения с совсем другим народом. Молодёжью. Одногодками. Но в бар приходили, в основном, отстойные, мерзкие и чаще толстые тётки, упакованные бабками и годами под завязку. И какой интерес мог быть у молодого пацана к этим тёткам? А никакого! Только с само приказом. Ужас, что это такое…

Но Ксене даже этого было мало! Роберт знал, что она подсматривала за ним в кабинете в специальный глазок, потому что потом устраивала ночные скандалы с киданием в голову всего, чего под руку попало…, требуя опять и опять этого Люблю! На фига ей это слово, он никак не мог понять…

И за этим он приехал в Москву?

А вот Москвы-то он как раз и не видел. Под любым предлогом Ксеня отказывалась прокатить его по городу, как будто это был запретный плод, как в сказках, как будто по дороге он мог сбежать. Прямо из машины и через окошко. Поэтому только чётко в машину, чётко в бар и чётко обратно, и всё это под охраной всё из тех же мордоворотов, базарить с которыми было тоже никак ниииизяяя.  

Как с девицами-красавицами.

А уж о том, чтобы самому куда-то выйти или выехать, вообще молчи.   Ору было, как от резаной белуги!   А он мечтал выбраться в город и у метро «Парк победы» встретить Веронику в десять вечера хоть какого-нибудь десятого числа. А время бежало без всякой оглядки, и мимо проскоблил уже не один месяц, помахав с издёвкой Роберту ручкой.

А потом наступил и тот день, когда они поехали сниматься в кино…

Боже ж ты мой! Если бы он знал! Если бы знал! Это был тихий ужас! Кошмар, хуже предыдущего! Какой-то дядька, которого звали режиссер, заставил его раздеться и стал рассматривать его мальчика, нацепив на нос очки и чуть ли не крутя в руках перед самым своим носом. Лупы только не хватало! Роберт весь извёлся и извертелся.

Потом привёл молодую тёлку, тоже раздел догола и стал требовать, чтобы они занялись сексом прямо при людях. Роберт прямо сразу ааааафанарел от такого! А Ксеня, как уселась в кресло с равнодушной мордой лица, так и сидела в той же комнате в кресле и молчала. Нет! Как это так можно понимать? Что за ёшкин корень! Как такое может быть? Дома кричит про Любовь! Скажи, хоть тресни! А сама? Роберт уже ни во что не врубался!!!

То ни на кого не сметь смотреть, а то нате вам, имейте прямо со зрителями! Это было совсем выше крыши! Ошизеть можно! Роберт аж взорвался от злости!!! А она? Не только отказалась понимать его возмущение, но сама стала его уговаривать на всё на это!!! Во, блин, фокус, так фокус! Ну и что? Пришлось заняться этим…  Сексом, прости Господи…

Первый раз на виду у народа в его-то не полные двадцать!!! Ужас!!! Потому что, народ набежал. Один назывался оператор, снимал всё на камеру, ещё два мужика таскали в руках длинную палку с микрофоном, совали его к ним в рот, чтобы записать охи и ахи, и требовали орать погромче, ещё один с лампой всё время подсвечивал то снизу, то сбоку, то сверху…  Ужас и стыдоба…  И так цельный день ужаса… Первый…

А потом это стало в порядке вещей, потому что режиссёр объяснил ему всё в самом начале чётко, прямо и понятно:

-        Если у тебя такой хрен прямо с рождения, то, что прикажешь с ним делать? Может, мы его выставим на Выставке Народного Хозяйства? Или мы тебя врачам сдадим на опыты?   А? А раз мы должны его показать в работе и на весь мир, то, как мы это сможем сделать? Только в процессе секса. Правильно? То есть, получить с него наибольшею прибыль и прославить, опять же, на весь Мир! А как ты себе это представлял? Вот именно так всё и будет…

Потом началась «самая обыкновенная работа», как называла это сама Ксеня. По пять, шесть часов в день он занимался чистым сексом с одной, двумя, а чаще тремя разными девицами, а то и оптом. И это через день, а через ночь его надо было показывать в баре…

При этом на съёмках, Ксеня всегда торчала рядом в кресле и «блюла за порядком». Её «порядок» состоял в том, чтобы у Роберта «всегда была эрекция, но никогда не было эякуляции». Она это всё так называла. В том и состояла её ревность. Кошмар какой-то! Пииисец! А потом, дома сходила с ума, требуя от Роберта и неожиданных слов и невиданной прыти, типа она от съёмок сильно перевозбудилась!!! А он-то уже от этого совсем ошизел и обалдел за шесть часов тёрки…

Какая Любовь! Иногда ему было так себя жалко, аж хошь плачь. При этом бабла в руки ему не попадало ваще. Всем заправляла Ксеня и при этом ещё и покрикивала, как будто он действительно был её раб.   Вот такая вот получилась неожиданная московская, а не голливудская история.

Даааа….

Бабы мелькали в глазах, как перчатки, с утра и до вечера сплошной секс разного цвета, включая черненьких, чтоб он сдох, а ночами от него требовалось ещё больше, чем на съёмках с бабами!!! А от слава Любовь его просто тошнило…

Иногда ему казалось, что быть самым простым мужиком, как его батя, самое большое счастье на свете. Настоящий кайф, по большому счёту…  Живи себе на берегу моря, пей чай в садочке по вечерам, крути себе гайки, люби простую женщину, его мать, ешь борщ в обед, сколько в пузо войдёт, а не на какой-то дурацкой диете, когда даже мяса нельзя сколько хош… сплошь салат, как кролик, блин…

И на хрена ему этот золотой крантик, от которого один сплошной головняк… Господи, Боже ж мой…

ЧАСТЬ, В КОТОРОЙ НАЧИНАЕТСЯ СОВСЕЕЕМ ДРУГАЯ ПЕСНЯ

А дело было так.

Удивительно, но однажды Ксеня куда-то уехала по каким-то делам. Дел её Роберт не знал, точнее понятия не имел, чем там она зарабатывала свои бабки? Что с него имела нехило, это понятно, но что ещё ее кормило, было непонятно. Ведь в Москву они летели на её частном самолёте.  

А Роберт к тому времени уже, если по-честному, окончательно обалдел от своей московской жизни. И решил он делать ноги. Было же время, когда батя с маманей сделали ноги и от врачей, и от остальных любопытных. Вот Роберт и решил тоже бежать, куда глаза глядят. Как шутил батя -  за тридевять земель в тридесятое царство. И стал он денежку копить. Что к нему в трусы бабы ночью совали, то он стал половинить и заныкивать. Занычка его была в раздевалке, в шкапчике. Он её так законспирировал, что сам чёрт бы не нашёл.

А тут вдруг раз, и Ксени нету. Вот он и решил попробовать счастья. Глотнуть свободы! А вдруг другого раза и не будет? Он и деньгу прихватил, и даже паспорт потиху спёр из ящика в её кабинете в баре, где его Ксеня держала. Приготовился по дороге в коттедж раз – и шмыгануть в туман. Правда, понятия не имел как, но на всякий случай всё прихватил с собой.

Иногда человеку Бог даёт шанс, вот и ему дал именно в ту ночь, и даже, вроде как предупредил - можно будет... Во всяком случае, Роберт это почувствовал…, нутром…

То есть, ехали они с охраной ночью на виллу, а тут вдруг колесо гвоздь и поймало. Как стало их в машине мотать и куролесить по дороге, а потом прямо с дороги и сбросило мордой об дерево! Как по заказу, прям…

Когда Роберт очухался, то только тогда и понял, что охрана в обмороке валяется, одну заднюю дверцу в машине сорвало с петель и, пожалуйста тебе -  свобода, нате, будьте любезны…

Кто заказывал свободу? Ну и получите…

Ну, он ноги в руки и тикать! А дело-то было уже под утро, только светать собиралось, вот он на трассу с трудом и по лужам, но кое-как выбрался, чего-нибудь поймать до города. Правда, куда ехать, понятия не имел. Единственное, о чём думалось, это про Веронику. Хотя и времени прошло не хило, где-то года полтора уже, и весна только вбежала в город, конец апреля, но где-то там, глубоко в сердце торчала надежда на то, что его ещё ждут у метро.

Стоит он себе на дороге, а в обе стороны, ну ни одной машины.   Прям, невезуха сплошная, во второй серии побега. А в лесу около дерева три охранника с минуты на минуту могут тоже очухаться, и на дорогу выбраться. Хочь бегом бежи. Он думал, думал и, таки, побежал. Ну не стоять же столб столбом около дороги, типа: нате меня опять поимейте, кто хочет. А тут из-за поворота фары выехали прямо на него.

Ну, слава Богу, -  подумал Роберт - кажется, пронесло и свобода не за горами.

Крутая тачка, типа «Джип» притормозила аккурат у его ног, и заднюю дверцу открыли. А дальше, как в кино. Кто-то прямо вдёрнул его в машину, быстренько дверцей хлабысь, а прямо к роту чего-то резко-вонючее поднесли. У Роберта в голове всё и поплыло, и поплыло, и в туман как-то быстренько уволокло…

Над головой было что-то белое, но размазанное. Оно светило противно прямо в лицо и плохо фокусировалось. Роберт стал усиленно хлопать глазами и крутить головой. В глазах медленно появлялась резкость. Это бело-размазанное оказалось лампочкой. Она была большая, больше чем в комнате обычно вешают, и светила очень ярко. Роберт тупо бездумно постарался повернуться набок, чтобы к лампочке затылком или хотя бы бочком, и у него получилось, хотя и оказалось, что руки и ноги связаны. Тогда он стал шарить глазиками туда-сюда, чтобы понять, где это он?  

Глаза зацепили серую, грязную стенку, с разводами от воды, ржавую батарею на ней, тумбочку, два стула и мужика на одном из них. Мужик был сильно бугаистый, и дремал, свесив голову на грудь. Всё это сильно тянуло на какой-то подвал.

Вот это даааа!!! Это где это я? Точно, в каком-то подвале, что ли? А как я сюда попал? -   мутно подумал Роберт и попробовал вспомнить, что же было до того. Память работала, потому что всё вспомнилось. До того была Ксеня, бар, бабы, и много, много женских ног, сисек и писек в длинную очередь, до тошнотиков… А потом машина с оторванной дверцей, мокрый апрельский снег до колена, ночная дорога, фары и тумааааан…

Получается, что меня сюда спецом притащили? А на фик? Я зачем тута нужон? Ну, в баре, там понятно, там бабы и бабки, в кинушке тоже понятно, опять же бабки, а тут что делать?   -   Роберт лежал, не шевелясь, и соображал о себя с трудом про сегодня, а тем более про завтра. Зачем-то он кому-то оказался нужон? Но кому и зачем? Именно, зачем?

А что тут думать? У него ж ничего нету, акромя его мальчика и варианта получать за него бабки. Значит, или будут опять в какой-нибудь порнухе снимать, или за бабки показывать кому-то, или заставят Ксеню забирать его за выкуп. Точно. Четвертого не может быть!

Тут вдруг Роберту вспомнилось про его паспорт и бабки из заначки. Он попробовал пошевелить руками. Руки были связаны, но не крепко. Он стал шевелить руками веселей, и пытался освободить их. Верёвка свалилась и руки оказались свободными, правда, сильно затёкшими, аж электричество по им ездило и стреляло в локти. Роберт стал потихоньку подтягивать руку через боль и проталкивать её в карман. В одном кармане не было ни хрена. Он потихоньку перевернулся на другой бок и повторил процедуру. Во втором кармане было столько же, сколько и в первом.

Таааак!   -  горестно подумал Роберт -  карманы, значит, прошмонали в чистую. И что будем делать? Он опять перевернулся лицом к мордовороту. Тот всё ещё спал, свесив голову набок. Тогда он тихонько облокотился на руки и сел… Подвал был квадратной и имел две двери. Вторая явно туалетная. Она звала к себе, но мужик на стуле быстрее всего был его охранник, он даже не пошевелился, и Роберт сначала стал копаться в своей голове.

А в голове под черепушкой зрели и зрели дурацкие вопросы, наезжая друг на дружку и голова распухала от всех от них, а ответа не было. Что делать, он не знал? Внутри тихо стал шевелиться страх, а точнее даже ужас.

А что, если это самые обыкновенные бандиты, которые или элементарно охотились за его карманом, или просто выехали неожиданно из-за поворота, а там придурок какой-то по дороге шарахается. Вот они его и цапанули. На всякий случай, а вдруг у него бабло есть? И не просчитались. Ведь там же именно вчера поселились денежки. Хоть и не много, но для бандитов пять штук баксов могли быть нехилой добычей.

Если дело в этом, то он им не нужен ни на фик. -  от такого разворота мыслей в желудке захолодело.   -  А вдруг его подобрали в лесу на дороге совсем для другого? Он слыхал, а точнее Ксеня его этим пугала всё время, чтоб один не болтался по городу, что сейчас появилось куча голодного народа, который воровал людей прямо на улице и продавал на органы за границу. А он парень молодой и здоровый, один посреди леса и ночью, для них самое то. Никто, точно не будет искать…

От таких невесёлых мыслей всё внутри похолодело ещё больше, и даже поджилки затряслись от страху. Убьют же на хрен ни за полушку, а просто так, и закончится его молодая и золотая жисть, только начавшись.   Стало от таких мыслей ещё страшней. Совсем страшно…

Даже по спине пот потёк, и руки тоже вспотели…

Надо было что-то делать. Наверно, надо было будить эту здоровенную рожу, а иначе ничего же не понятно и спросить не у кого.

-         Эээй! Эээээээй! -  почти шёпотом начал озвучивать Роберт свои мысли. Просто у него в горле всё скукуёжилось и не работало. Пересохло. Тогда он прокашлялся и крикнул уже громче - Эээээй! Дядя!

Мужик встрепенулся, дёрнулся, помотал башкой и распялил свои глазья. Он поморгал спросонья, протёр зенки, и вытаращился на Роберта, как бы вспоминая, кто это тут перед ним сидит на топчане. Глаза стали просыпаться и в их что-то появилось. Типа, мысля какая-то появилась.

-        Ааааа! Очухался, слава Богу. Это хорошо -  радостно вскричал он, как будто Роберт был его родненький братан. -   Мы тебя не сильно? А? Мы старались аккуратненько, чтоб не спугать. Ты ж у нас ценный фрукт! Чтоб не помять!

-          А где это я? А?   -  дрожа голосом, спросил Роберт. -   Дайте воды. Пить сильно охота. А вы кто?

-       Да ты не боииись! Ты у нас в подвале, но тут всё ништяк! Мы ребята нормальные. Не бандиты. Мы просто решили немножко денежек на тебе наварить. Понял? Тебе у нас ничего не грозит. Бить и резать никто тебя не будет. Будем кормить нормально и поить, если хош? Ты тут ни при чём, вообще. Это всё твоя сучка, Оксаа-аана, виновата. -  мордастый сказал это таким кривляным голосом, что Роберт даже улыбнулся. Было чем-то сильно похоже на Оксанин голосок.   Он сполз со стула и принёс ему воды.  

Пока Роберт пил воду, мордоворот развязал ему ноги и продолжил:

-        Она нас кинула на одном деле, понимаешь? Клялась, божилась, что всё отдаст, а сама тебя завела втихую, и теперь нагло врёт, что всё бабло на выкуп твой с Ялты ушло. А сама на тебе бабки гребёт лопатой, а нас бортанула…  Всё и раньше орала, что ни копья за душой нету, а теперь воще голяк. Это у неё-то нету?

-         Так вы меня просто так захватили? -  удивился Роберт.   -  Просто чтобы хватануть, и всё?

-        Ну, почему просто хватануть? Мы её спецом, как бы по делу из Москвы выдернули, а сами за машиной вашей ехали. Хотели проследить, где, что и как, а если повезёт, то тебя тискануть ночью, для информации. Мы ж не знали, что вы в кювет нырнёте. А когда увидали тебя на дороге, сразу к себе и дёрнули. Это уже потом, когда ты на заднем сидении заглох, мы твою охрану в кустах узрели, как они в себя приходят.

-        Так у вас было всё про меня запланировано?

-     Нууу, да. Только в другой раз. А получилось без подготовки. Само… Ну, мы сразу и решили, что нам подфартило. А раз так, то твоя краля должна нам и за себя, а уж за тебя точно бабульки отчинить. Раз и наше бабло на твой выкуп пошло, то мы же в доле! Правильно ведь? Она нам и так должна, а теперь отдаст больше, типа и за тебя. За твоё кино и за бар. Вот так-то, мой дорогой. Правильно?

-        И когда она будет их вам отдавать? Может месяц пройдёт, а я всё это время буду тут в натуре париться, так что ли?

-      Ну, почему париться? Мы тебя будем беречь, как ценный кадр. Пацаны счас телек с видиком приволокут, диски, жрачку из кабака, грелок, если хочешь?

-        А это ещё што?

-        Это не што, а кто! Теперь так тёлок кличут.  

-        Ой!   Только не тёлок! Меня от них уже тошнит, до блевотины…

-      Слыыш! Пока никого нету ты мне скажи, у тебя, что, и, правда, ЭТОТ золотой с рождения? Правда? Я такого никогда не видал. Покаж, а? А то пацаны не дадут потом. Я, ей Бо, никому не скажу, что ты мне показывал. Ну, покаж, аааа!

Роберт обалдел! Это что ж получается? Это что, и мужикам тоже интересно, не только бабам? Вот это да!!! Он не знал, что и думать, что и делать? Но лучше показать и заодно стребовать обратно свои кровные бабульки, пока у этого мордоворота такое игривое настроение.

-         Хорошо. А тебя как зовут-то?

-         Меня-то? Тебе кликуху, или имя от мамки-папки?

-         А как привык?

-         Мамка звала Лёха, а пацаны зовут Прыщавый.

-         Чё так? У тебя ж лицо вроде в норме?

-     Я когда по малолетке сел, у меня морда была в прыщах, от недотраха. Молодой был! Потом-то всё прошло, а кликуха залипла. Дааа…

-         Лёха, ты мне скажи, а куда вы мои бабки девали, из кармана?

-         А давай так. Ты мне кажешь, а я тебе бабки отдаю. А?

-         Точно? Не болдишь?

-          Я тебе что, дерево? Я сказал -  значит, ништяк!

Роберт спустил штаны, плавки, а Лёха подошёл, согнулся пополам в талии, и уставился на него.    

-        Вот это да! Вот, чувак, тебе потфартило! Это ж надо… -  Лёха почесал затылок и с восхищением стал смотреть, как Роберт надевает плавки, и штаны.

-         Огооо! Ничё себе! Потфартило? Ты даже не представляешь, как оно меня всё достало! Бабы мацают, девки лезут…  Даже вот ты и то…

-         А я бы…, я бы… -  Лёха закатил глазики в потолок и задумался. Потом посмотрел на Роберта внимательно и спросил.   -  Слыш? А ты хоть с этого дела бабки-то поимел?

-        Ага! Поимел… Один головняк! Ксюха полные карманы набила, а меня завтраками только кормила. Типа все баблы на кино, а сама меня только к порнухам и подпустила.

-         А у тебя в карманах тогда што было?

-         А это я от толстых тёток натырил. Влевака! В ночнике.

-       Даааа! Пацааан! Не повезло тебе… Кстати, пацаны твои баблы мне оставили, чтобы я вернул. И ксиву. Но ксиву я пока у себя подержу, а то мало ли чего… Может дёрнуть решил?

-         Мне и дёргать-то некуда. Я ж в Москве один и никого не знаю… Только Ксюху. Но я к ней даже за доплату никогда… Меня от неё тошнит! Ты меня любишь, ты меня любишь? Какое любишь… Видеть больше не могу! Точно!

-        Ну, ладно.   -  Лёха подошёл к тумбочке, около которой дремал, и достал из ящичка его конверт с баблом. Роберт сразу узнал его.

-        На!   -  он протянул пакет. -  Я ж сказал - я тебе не дерево…

Потом ещё подумал и протянул паспорт.

-        Куда ты отсюда сбежишь и к кому…

Потом они молча сидели, кто где. Лёха на стуле, а Роберт на топчане. Молчали минут десять. Потом Лёха заговорил:

-        Слыш! А пацанам всем захочется посмотреть. Точняк! Я знаю. А давай на них бабки наварим, а? Я скажу, что ты согласился показывать, но только за бабки. А мы пополам будем делить. Тебе и мне. А? А  я пацанам скажу, что эта сука тебе бабла ни копья не давала, поэтому ты нулевой голяк, и надо тебе, типа, помочь. Потому что пять штук, это ж не бабки! Это ж фуфло… Пацаны ржали, когда у тебя их нашли. Мы думали у тебя бобла, как грязи, а ты тоже пострадавший. Да? Вот она нас всех поимела… И нас, и тебя… И при чём тут люблю?

ЧАСТЬ, ГДЕ ВСЕ В ПОДПОЛЬЕ 

А дальше началась кинокомедия…

Кина та же, но вид сбоку…   

Кина эта, как началась с приездом пацанов, так и покатилась…

Они навезли жратвы полный подвал, и даже холодильник. Наверное, собирались окопаться надолго. Потом приехали ещё толпа молодняка, уже с двумя диванами, несколькими креслами, длинным столом и стульями. На старую тумбочку взгрузили большой телевизор, под ним на полу видюшник. И воткнули сплошную порнуху…

Роберту заплохело…

А они ништяк. Орали как резаные, и громко комментировали экран. Конечно, что ещё делать, залив в пузы немерено водяры? Только про секс и трепаться.

А потом прибыл ещё один и привёз…

Робертовскую порнуху!!!

Что тута началоооооось!!! Ни в сказке сказать, ни пером описать!!! Подвал выл и стонал от счастья!!! Где пацан надыбал эту кассету, было непонятно, но стало понятно, что это есть улика для Ксени. Кассету крутили без перерыва дня два, так показалось Роберту, пока он не взвыл очень громко и не запричитал нечеловеческим голосом на весь подвал:

-     Уберите эту гадость! Если вы немедленно не прекратите это крутить, я повешусь!!! Я не могу большее про это смотреть!!! Ни дня, ни ночи нету продыху от этого хера!!!

Вы думаете, его кто-то услыхал? Счассс! А в Робертовской голове всё стало смешиваться до блевонтина и мерзкости. С утра и до вечера охи и ахи собственного исполнения в сопровождении женского визга и писка. Так  требовал режиссёр для большего прикола. И так без перерыва… От собственного секса его тошнило, он не мог больше смотреть на этот ужас. В основном лежал на диване носом в угол, или тихо сидел в туалете на унитазе…, не понимая уже когда день, когда ночь и вообще… В подвале ж окон не было, и время текло по другому руслу, без минут и часов. Роберт понятия не имел, что там, на улице… и есть ли жизнь вообще, акромя этого подвала…

А Лёха приступил к своему плану. Сначала он долго протаскивал свою идею, насчёт помощи пацану, которого тоже кинула эта стервь, потом они все хором долго обсуждали таксу, по которой можно будет показывать, потом, не стесняясь Роберта, устанавливали «график посещения», как назвал это всё Лёха, ну, а потооом началоооось…!!!

Тихий ужас переехал жить в грязный подвал, и Роберту показалось, что навсегда.

Роберт окончательно потерял счёт времени. Его будили посреди ночи, как ему казалось, и опять рассматривали, чуть ли не под лупой! Мужики оказались противнее баб. У тех хоть какая-то капля стыда где-то теплилась меж сисек, а у этих не было ничего. Одним словом бандиты они и есть бандиты. Им жисть человечья одна капля… Бабы хотя б под музыку и с кайфом от удовольствия, нежно трогали его и часто языком, а эти просто брали в руку, как какой болт или напильник и просто крутили во все стороны, не обращая внимания, что Роберту это всё противно… и даже больно…

Так тянулся день за днём. О том, что на улице -  день, или ночь, сообщал кто-нибудь из братвы, прибывшей на погляделки. Они же в основном ездили по ночам.

Роберт когда-то в детстве, когда увлекался своими сказками, читал про Робинзона Крузо, который жил один на острове и чтобы не потерять счёт дням, царапал на дереве риску. Роберт тоже стал на стенке царапать полоску по прожитому дню, а от Ксени не было слышно ни звука.

Как-то Роберт пересчитал полоски и с ужасом понял, что он сидит в этом подвале уже больше месяца!!! Неужели за месяц с хвостом Ксеня не смогла забрать его отсюда?

Значит, я ей совсем не нужен… -  горестно подумал Роберт.

-      Пацаааан, ты не дрейфь.   -  утешал его Лёха.   -  Лучше бабло посчитай. Видал, сколь мы его наскирдовали? Посчитаешь -  настроение поднимается!

Я точно знаю. Я вот когда пересчитываю, мне сразу кайфово!

-         Ну, да! Ты не забывай, что у тебя есть выход за спиной из этого подвала, а у меня четыре стенки и тупик… А вы про Ксану что-то совсем заткнулись. Чё там у неё?

-         Грит, что бабки собирает. Типа, у ней самой нету, типа, в долг у кого-то цыганит. А мы, типа, поверили! Жадная… сссука…

-         А сколько вы ей залудили?

-         Три лимона.

-         Чего? Баксов, что ли? -  Роберт аж подпрыгнул на диване.

-          Нееее! Тугриков… -  Лёха заржал.   -   А ты что, дешевле стоишь или как? Мы вон за месячишко уже скирданули почти лимон, а она за столько месяцев меньше наскирдовала? Там жа поток целый был, плюс кинушка, а тут простые пацаны, и не каждый день! Сам прикинь!!!

Роберт и прикинул, что если всё так и дальше пойдёт, то этим бандюганам выгоднее его в подвале держать и всем показывать, чем от Ксюхи чего-то ждать. Тем более, что все бабки опять были не у него в руках, а у Лёхи. Захочет ли Лёха посчитать его дольщиком, или наварят на нём сколь захотят, да и скинут в какую речку к чёртовой матери…

Роберту поплохело.   Его совсем молодая жизнь катилась под какой-то жуткий уклон и совсем к чёртовой матери. Именно, что к чёртовой…

Лёха как будто понял его настрой и однажды, когда все разъехались по стрелкам, достал из сумки бабки, и они по-честному поделили их пополам. По-честному. Роберту это понравилось. А с другой стороны, если тюкнут по темечку, какая разница, деленные эти бабки или нет. Всё опять же бандюганам отвалится. Так ведь?

К следующему дню полного отсутствия всех пацанов, Лёха, как главный ответственный, вынес неожиданное предложение:

-        Робик! Слухай сюды. Мне тебя от души жалко. Хочешь, я все твои бабки положу тебе на счёт. Сейчас это всё совсем просто. Я беру твою ксиву и на твоё имя все бабки кладу. Их, акромя тебя, никто и никогда не снимет. Мало ли тут еще чего будет! Может, твоя мымра какой «Амон» на нас всех вызовет? Перестрелка, не дай Господи! А она, жуть, какая жадная. Отберёт же всё!!! А так, может, чего сбережёшь? А?

Действительно, может хоть чего можно будет поиметь? Жисть может быть не только короткой, она может быть и длинной… -  подумал Роберт и согласился.

Теперь у них с Лёхой появилась маленькая тайна в виде пластиковой карточки. Лёха принёс ему иголку с ниткой, и Роберт пришил внутри носка маленький карманчик для карточки.

Лежать на диване, когда в комнату набивалось немеряно народу, стало теплее, если Роберт сгибал ногу и гладил свою карточку через носок. Тогда на него набегали воспоминания. Он закрывал глаза, оказывался дома, плыл по морю, медленно перебирая руками, сидел на своей любимой липе, в берлоге, читал сказки…

Он представлял, как встретит Веронику в десять часов вечера у метро «Парк Победы», как нежно обнимет за плечи, и пойдут они по ровной и прямой дороге в жизнь, прямо в горизонт, и проживут её долго и счастливо, как маманя с папаней, до белой берёзки, рядом…

От таких сладких мыслей его отрывал очередной «клиент», как звал их Лёха, и опять нужно было терпеть муку демонстрации части своего тела…

Иногда ему так хотелось заехать этим любопытным по уху или в глаз, и бежать куда-нибудь без оглядки… Но, куда…? И он терпел, терпел, терпел…

Опять же, долго ли сказка сказывается, коротко ли дело делается, а уже второй месяц подходил к концу, когда в жизни Роберта стали происходить изменения, да ещё какие…!!!

ЧАСТЬ, В КОТОРОЙ НАСТУПАЕТ… НЕОЖИДАННОСТЬ.

А дело было так…

Однажды он остался в подвале совсем один. Совсем. Все пацаны куда-то разбежались по делам, закрыли Роберта снаружи и подались…

Он какой-то боевик на радостях воткнул, хоть бы не порнуха, и завалился на диван, просмотр себе устроил. Лежит, смотрит, а сам думу думает. Про батю, маманьку, про Мисхор, море. Как же было хорошо там, над морем, особенно в его берлоге над липой. Сидишь, ноги свесил и на море пялишься. Красота, блин, не то, что в этом сарае…

Вспомнилось ему и последнее прощание с морем, когда из морских глубин вдруг Вероника вынырнула прямо перед носом, такая красивая, мокрая и вся какая-то родная. Совсем другая, не такая, как эти бесчисленные тёлки с их сиськами и письками, которые испортили Роберту всякое желание и настроение на жизнь, не говоря уж про секс. От этого слова его будет теперь тошнить всю оставшуюся жизнь. Дума была тягучая, как жвачка…

Вот почему ему Бог послал этот золотой крантик на его несчастную голову? Что он такого по жизни должен теперь сделать, чтобы всё переделать по-другому. Сбежать бы и, правда, куда глаза глядят, он бы никому больше не сказал, а тем более показал это «счастье»! Лучше в пустыне где, или в тайге, у чёрта на рогах, только бы никто не знал и не видал больше этого его мальчика.

Маманька с детства в голову вбивала, что он Прынц. Ну, ежели он действительно прынц, то почему, как в сказке, не появится ковёр-самолёт и не увезёт его в тридесятое царство за тридевять земель?

И так ему затосковалось, хочь волком вой на весь подвал… И он, правда, завыл! В натуре… Прям, вчистую и завыл… Сидел, в стенку глядел и выл… И громко… Хорошо, что никого не было. Вой сколь хочешь…

И вдруг на стенке, как какое пятно стало выступать. Прямо перед его носом. И всё ярче и ярче… Он даже выть перестал от неожиданности, тем более, что телек сам по себе вдруг вырубился и заглох...

А пятно совсем яркое и отчётливое стало. И вроде, как человек в этом пятне, даже не человек, а вроде баба. Вроде как со спины проступает, проступает и совсем проступила. Спиной стоит к нему, носом к стенке, голову вниз опустила и не шевелится. В длинной, чёрной юбке, волосы белые, длинные, кофта синяя. У Роберта мысли сразу шасть в голову, нехорошие. Он вроде не по киру, и наркотой ни разу не пробовал баловать, хотя много раз бондюганы предлагали…, а отчего тогда в голове глюки? В натуре глюки, иначе откудава тут могёт быть баба? Прям, как из воздуха образовалась! У Роберта по спине пробежали большие тараканы, и волосики все дыборя поставили. И на спине, и вообще везде…

И вдруууг… она голову, так, медленно поднимает, зашевелилась, то есть, и так медленно поворачивается всем телом к Роберту. Он от страху аж глаза закрыл и голову в плечи втянул…, ну, прямо, страус Эму. Ему представилася, что глаза у ей должны гореть фиолетово, а из роту или дым или огонь валить… Как из дракона…

Страшно, аж жуть!!!

Ну, он вот так с закрытыми зенками посидел, посидел, а вокруг тишинаааа, слыхать, как одна единственная муха по подвалу летает, и больше ни шороха… Он глазики и открыл.   Интересно жа. Што там вокруг деется?

А прямо насупротив него стоит Вероника собственной персоной!!!!!!, вместе со своими голубыми, голубыми глазищами, мокрыми, как Чёрное море по весне.   У Роберта челюсть отвесило и заклинило от такого… Он с отвислой челюстью, выпучиными глазиками, онемевший, одеревеневший и мозги вон…

И вдрууууг… она каааак заговорит человечьим голосом:

-       Да не пугайтесь вы меня, милый друг. Это я, Вероника. Верьте своим глазам, верьте сердцу вашему, верьте чувствам вашим…, они не обманывают вас. Я действительно пришла к вам к нашему обоюдному удовлетворению, как мне думается…   -  и…, что главна, улыбается!!!

-         А-а-а-к-к-каак ты, вы, сюдааа…? -  еле выдавил Роберт из себя.

-      А я по силе желания вашего почувствовала и пришла. Вы так сильно возжелали меня увидеть, так сильно звали меня всей душой вашей, что меня и вызвали…

-         Это, это, это когда я за-завыл?

-         Я не на голос ваш пришла, а на сердечный зов, сердечную муку вашу…

-         А чё раньше?   Никак?

-          А раньше вы не одни были. Вокруг вас были малодостойные вас люди. И люди эти плохие, и намерения имели исключительно нехорошие. Они окружали вас и от этого окружения я не испытывала никакого удовольствия. Напротив, боясь нанести вам неприятности своим появлением, я вынуждена была ждать благоприятного момента, наблюдая как бы со стороны, и не обозначая своего присутствия здесь. Поэтому я не могла появиться раньше, а потом нужно было, что бы наша встреча непременно произошла после заката солнца…

-          По-по-чемуууу?   -   всё ещё с перепугом выдавил из себя Роберт, завороженный всем происходящем и её возвышенными речами, как кролик удавом. Он ничегошеньки не понимал. Мозги клинило.

-         Я должна именно сегодня рассказать вам всю, всю правду. Если понятным для вас языком говорить, то я есть заколдованная царевна. Днём я в старую бабку превращаюсь, а ночью, после заката солнца, свой облик возвращаю, ровно до восхода солнца.

-         Ты это чего? Серьёзно? Ты правда… того… А около моря?

-    Наша удивительная и долгожданная мною встреча у моря состоялась после заката и до восхода солнца. Когда вы уходили, ровно через минуту на меня упали первые лучи, и я тут же изменилась, но вы этого уже не увидели.

-           Вот это даааа…, получается, хорошо, что я тогда не оглянулся…! Это всё правда?

-         Правда! Действительно так… - и вдруг перекрестилась!

От такого неожиданного поворота событий Роберт даж поперхнулся. Базар один, вид совсем другой, а сама крестится, ка бутта русская…, и вдруг  до него доехало…

-       Так это тыыыы к моей маманьке, что ли, приходила??? Ещё до моего рождения? Старухой была?

-         Я, Роберт, я.

-        Ништяяяк!!! И чё ты к нам, вдруг, пожаловала? Чё, других, что ли, не нашлося, не было вокруг, кого покрасившее или побогаче? Мы это кем-то, значит, оказались подставленные? Шо за хренатень? Прям, ё моё!!!

-          Сейчас я постараюсь вам всё объяснить понятно. Душой вы меня поймёте, а вот образование вы имеете самое скромное, поэтому я буду рассказывать вам на самом простом языке.

Про образование Роберту не понравилось, но он промолчал, решил дослушать…

-        На самом деле это очень длинная, древняя и сложная история. -  начала Вероника.   -  Она касается наших с вами Душ. В прошлых жизнях Души наши Божьи всегда были рядом, правда, ни в одной из них мы так и не стали мужем и женой. Когда-то, много жизней тому назад нашлась злая красавица, из царства Теней, которая влюбилась в вас и решила с помощью колдовства приворожить. А тогдашние ваши родители были из очень знатного рода, правда, не русские, а из Китая, как и вы, как и я. Они были очень уважаемые люди и имели большую власть. Ваш отец был ВАН, что значит Правитель. В те древние времена при каждом родовом Правителе были колдуны, точнее Провидцы, как бы сказали сейчас, или ещё точнее Гуру. Они просматривали прошлое и будущее и предсказывали, как нужно вести себя в той или иной ситуации. Один из них и обнаружил в результате ритуального общения с духами, заговор на вас. После этого несколькими Гуру был проведён очень сильный ритуал очищения и всё колдовство отправлено обратно. Я в то время была с вами уже помолвлена, о чём было объявлено народу глашатаем. Вот тогда-то злая красавица и прокляла нас с вами до десятого калена страшным заговором на нескольких языках и наречиях, включая заговоры древних и чужих племён из царства Теней. Этот сильнейший заговор никому не удалось уничтожить. По этому заговору-предсказанию вы должны были рождаться в разных веках и народах, в самых бедных слоя населения. Но в одной из будущих жизней должны были иметь ту самую неожиданную особенность, с которой вы родились сейчас. Вы должны были быть награждёны величайшим соблазном, о котором мечтают все мужчины мира! Именно сейчас вы и родились в семье самых простых людей из народа, именно с этим величайшим соблазном. Ве-ли-чай-шим!!!

-         Это вот этим вота барахлом? -  дико удивился Роба.   -   Какая же это мечта? Это же горе сплошником на мою голову. На хрена оно мне надо? Я с этой штуковиной уже скоро совсем чокнусь и мозги раком!

-          И если вы этот соблазн правильно поймёте и откажитесь от него сами, то вы должны будете встретить целомудренную девушку, не познавшую мужчину и полюбить её. И если она вас тоже полюбит, то только тогда она сможет расколдовать вас, и вы станете настоящим, но обыкновенным мужчиной. Правда, у вас восстановится многовековая память вашей души, и вы станете выдающимся деятелем своей эпохи во многих направлениях. Но к этому вы должны будете приложить ваше старание и учебу. Это тяжёлый и сложный путь, но этот путь к свету и знаниям необходим вашей Душе. Она сама об этом попросит, если будет расколдована.

-       Дааааааа! Вот это ты тут мне загнула, так загнула!!! Ёёёёшкин корень! Я, оказывается, какой-то, блин, и, правда, Прынц!!! Маманька мне этим Прынцем всю плешь с самого детства проела…  А это, ты говоришь, правда?

-        Это есть не только правда, это есть истина!!! И решать это вам, ну, а девушка у вас уже есть! -  Вероника зарделась, как младенец, и, опустив голову, тихо и медленно заговорила дальше:  

-    Если бы вы знали, столько веков ждала я этого дня! Меня заколдовали с одной только жизнью, но на все века… Я очень сильно любила вас всегда и в образе страшной старухи селилась, проживала где-то рядом и с усердием следила за вашей судьбой. И так многие и многие ваши жизни, но только в этом веке вы родились с предсказанным соблазном и наконец-то пророчество должно исполниться, расколдовав и вас, и меня. Но на это всё должна быть только ваша воля и ваше решение…, скрепленное поцелуем. И ваша Любовь…Без Любви победить пророчество невозможно!

Она замолчала, и стала очень вопросительно смотреть на Роберта с жалостливым выражением.

А Роберт, оглоушенный свалившимися на его голову новостями, сидел пришпилено к дивану и ничегошеньки не понимал. Его мозги отказывались врубаться в ситуацию.

Вот это вот тебе дааааа… И за что? Что я такого нагородил в своей той жизни, что меня вот так по голове и больно? -  думал он.   -   Я ж ничего не просил и не хотел. То тебе, пожалуйста, это горе на мою голову, не как у всех, а золотой!!!, то тебе какие-то Царевны набежали… Целых две штуки! И что вот делать? А? Правда, если честно, она мне нравится. Ещё с того моря в голове поселилась! Я не знаю, что это такое - Любовь, а так ништяяяк…, пойдёт! Не то, что все эти долбанные тёлки с сиськами и прочим барахлом. Как они меня все достали! Ну, а дальше что? Ну, я её поцелую, ну и что? Ну, стану я самым обыкновенным, правда, почему-то сильно любопытным, и с каким-то туманным будущем, ну и что? А как мы отсюда выберемся? Не через стенку же? Двери же закрыты все. Не прилетит же, на самом деле, какой-нибудь ковёр-самолет? А вдруг возьмет и прилетит? Или стенки все рухнут? Или окна и двери повышибает? Тут от всей этой непонятовки в чего хочешь поверишь! Она сама-то ведь как-то через стенки гуляет туда-сюда? Да? Во, цирк! Вот сиди тут и крути мозгами. А если в голове ответов нету, тогда как…?

ЧАСТЬ, В КОТОРОЙ НАСТУПАЕТ УЖЕ НАСТОЯЩИЙ УЖАС!

И тут вдруг, как по заказу, всё стало меняться, как в сказке!

Во-первых, пока Роберт крутил головой и пытался думать, Вероника вдруг стала таять прямо на глазах! И растаяла совсем! Даже дымки не осталось!

Во-вторых, в двери заскрипели ключом и она открылась. Ввалилась пьяная банда отморозков, во главе с Лёхой, и сразу загалдели на весь подвал. Роба ничего не понимал. У него в голове и так была полная каша, а тут они пытались громко, перебивая друг друга, рассказывать ему все и хором, совсем громко и на весь подвал про Ксеню. И так орали, что Роберту было ничего не понять.

-      Тихо! -  громко закричал он, пытаясь перекричать это гвалт.   -   Давайте по одному. Лёха! Давай! Базарь ты!

-         Прикинь! -  вылупив глаза, громко сообщил он.   -   Эта сука опять нас хотела кинуть! Мы ж ездили «на стрелку», а она пригнала целую банду бритоголовых и нас хотели завалить! Всех! Прикинь!!! А меня в стороночку отвела и давай бабками глушить! Типа, ты один бабло прими и Роберта, тебя, то есть, втихую выпусти. Типа, пацанов по борту. А я ж не фуфло! Я своих не кидаю! Во, сука! Сунула мне в карман, прикинь! -   Лёха с брезгливой рожей бросил на стол несколько пачек зелени. -   А они ж внутри кукла газетная и даже снаружи подделка! Ты врубаешься! Это ж просто мне в морду харкнули! Мне! Прыщавому!   -  Лёха поднял палец кверху.   -  Да я её, суку, на столб повешу и кишки выпущу. Дай только выловить! Роба! Веришь? Меня ещё никто так не опускал! От! Проооо*****!

-       И чем у вас там всё закончилось?   -  сильно трусясь нутром, спросил Роберт, понимая и зная ответ.

-          А ничем пока! Мы её послали на три буквы…

-          И что? Она вас всех отпустила?

-           А ты ж у нас. Ты ж как страховка для наших бабок. Правильно?

-         И я опять тут буду в подвале сидеть до посинения? Так? Да? И вам меня не жалко? Пацаны? А?

-          Мы ж тебя не мучим. Так? Кормим. Поим. Так? И бабки гоним. А чё? Будешь, пока, с нами бобло варить. Уже ж нехило напахал. Да?

-        Вы что ж, меня за говно тут держите и думаете, что я и изнутри тоже не человек, а что-то, типа, железяки? Вот ты-то сам как бы, а? Если бы тебя за хер мацали все кому не лень? А?

-         Роберт! Я ж от чистого сердца. Ей! Бо!

-         Лёха! Побойся Бога! Ты ж неверующий!

-       И что? Надо тебя, типа, просто так взять и выпустить и всё? А наши бабки что? Она ж нас на нехилые бабки кинула…

-         Роберт. Ты не кипеши! Мы ей дали всего два дня! Через два дня будет всё понятно, что дальше… -  вставил лысый мордоворот, которого и, правда, обзывали Лысый.

Дальше этот базар-вокзал продолжался ещё часа два, после чего бандюганы завалились, кто спать, а кто отвалил по домам. А что базарить, когда всё равно надо ждать…

Роберт улёгся носом в стенку и тоскливо задумался о своей жизни. Кроме ужаса от происходящего ничего путного в голову не лезло. А что может полезть, когда сидишь в бандитской неволе без срока заточения? Никто ж не скажет, чем эта вся херня закончится. А если Ксеня им ничего не отдаст? Похоже, она и не собирается, раз так нагло Лёху опарафинила. Значит, что? А значит выход один. Сколько бы бабок они на мне не наварили, всё равно шпокнут. Ничего вечно не бывает. И подвала тож. А как живой свидетель я им и на хрен не нужон. Это факт! И Веронику не позовёшь. Как вот её позвать? И спросить не у кого, блин. А если и позвать, то что-то ж ей тоже надо говорить? А что говорить? Что эта обуза в штанах ему надоела? Да! Надоела. Это точно. Ну, а как что случится? Вот начнёт она его целовать, как в сказке, от поцелуя ж расколдовываются, а он у него возьмёт и отвалиться. Напрочь! А что? Кто даст гарантию от всех этих колдунов и прочей мути? А может та чёрная ведьма именно так и заколдовала? Вот возьмёт и отвалится. Тогда он, точно, помрёт. Как говаривала моя маманька: «Куда ни кинь, кругом один клин». Что там могилка, что тут. И что вот делать? А? А Ксеня? Во, устроила! Это с чего это она так спецом Лёху опустила? Что-то тут не так…- Роберт уставился в стенку, рассматривая разводы на штукатурке, и вдруг его как обухом по башке двинуло: -  Кажется, я всё понял!!! Она так сделала, чтоб на хвост им сесть! А это значит, что она может с какой-нибудь бандой пойти на штурм этого сволочного подвала. Точно! Так оно и будет.

Роберт соскочил с дивана и быстренько рванул к Лёхе. Лёха лежал на другом диване на спине, и залихватски храпел на весь подвал. Храпел громче, чем скрипели мысли у Роберта.

-     Лёха! Вставай, блин! Вставай, говорю.   -  стал трясти Роберт сонного бандита.   -   Да вставай, ты!   Ёшкин корень! Счас положут нас всех ровными рядами ни за штуку табаку рваную! Лёха! Я понял, в чём базар! Она вам хвоста навесила. С минуты на минуту тут кто-нибудь нарисуется! Бля буду!

Лёха, хоть и не въехал сразу, но подскочил с дивана, как вроде и не дрых. Он выпучил глаза на Роберта, и до него тоже тут же стало доходить!

-     Точно! Пацаныыы!   -   завопил он громко.   -  Подъём, блин! Подъёём! Срочно надо звонить за подмогой нашим. Лысый, давай, звони пацанам, а мы быстро хватаем пушки и готовимся к налёту.

Пацаны тоже, все сразу же задёргались и заметались по подвалу.

А дальше всё стало происходить точно, как в кино, без балды!

Не успел Лысый позвонить по нескольким телефонам, как входная дверь с грохотом разлетелась на мелкую щепу. Роберт аж присел от неожиданности, хотя в принципе они уже и ждали этого,   Лёха хватанул его в охапку и потащил в туалет. Комнатка там была маленькая, но с дверью и окошком под потолком. Роберт и раньше на него пялился, но одному было не допрыгнуть, а потом куды бечь? А теперь они были вдвоём, это раз, а потом, у Лёхи оказался ключ от решётки на окне. Он быстренько подпрыгнул, подтянулся на руках, и так ловко открыл замок, что Роберт понял - репетиция у него была. Лёха распахнул окошко и просунулся наружу. Роберту стало грустно, он понял, что Лёха спасает себя, но не его и бросит одного в этом грязном туалете на одну морду. Но Лёха выбрался на улицу и просунулся головой обратно.

-         Чё хлебало растопырил? Давай, лезь сюда! Да побыстрей!

За дверью сильно закричали, потом стали стрелять из разных пушек, это было понятно, потому что звук был разный.   Роберт так сильно труханул, до дрыжиков под коленками, что сам не понял, как забрался в окно, а потом и наружу. Окно оказалось на уровне земли и они крадучись, и в присядку, стали пробираться вдоль стены куда-нибудь в сторону. Стрельба звучала ровно с обратной стороны. Хорошо, что на улице была ночь, и их могли не заметить. На это и надеялся Роберт, но надежда его не оправдалась. Сзади в окошко высунулась голова в макияже, и закричала на всю округу:

-        Суки! Сбежали! Окружай их там! Окружай!

Роберт и Лёха побежали во весь рост и со всех ног, не прячась и не пригибаясь. Их гнал вперёд страх. Они добежали до угла длинного дома, под которым и был подвал, и завернули за него. Не успел Лёха выскочить из-за угла, как тут же напоролся на дуло пистолета, а Роберт на его спину. Они встали ошарашенные и опешили окончательно…

-      Ну и чёёё? Бегать будем или как? -   квадратный мордоворот хмылил рожу, распальцовывал и показывал зубы. Ему было очень радостно. -   Давай! Шевели копытами.   -  он помахал пистолетом и они все вместе отправились ко входу в подвал. С другой стороны к ним навстречу шло несколько человек в комуфляже и с масками на головах.

Шагать оставалось метров пять, когда из-за другого угла на бешеной скорости выскочили два джипа, из них кубарем посыпались пацаны, и прямо с разбега стали стрелять в разные стороны. Все тут же попадали на землю и начали отстреливаться. Лёха схватил Роберта за рукав и потащил обратно за угол. Стреляющим сразу стало не до них, и они удачно добрались до поворота. Там никого не оказалось, но и спрятаться было не за что. Поэтому покрутив туда-сюда головами они, не сговариваясь, бросились прочь от здания к ближайшему дому, около которого росли здоровенные кусты. Добежать почти успели, но тут Лёха стал вдруг как-то странно заваливаться набок. Роберт бросился ему помогать, но было уже поздно. Он весь обмяк и потяжелел. Стало понятно, что его подстрелили. Роберт потрогал пульс, там было тихо, как в гробу. Только что был Лёха, да весь вдруг сразу кончился. Он осторожно уложил Лёху на землю, а сам побежал к кустам. Мимо просвистели две пули, но он успел добежать до спасительных кустов. Куда бежать дальше было непонятно. Он стал прокрадываться к соседнему дому за кустами, но тут из-за этого дома опять вышли несколько человек из «маскишоу» и конкретно направились к нему.

Ну, всё. Приплыли! Опять будем менять подвал на золотую клетку, если оставят в живых. Вон, Лёхи уже нету. -  подумалось вдруг отчётливо и до Роберта только сейчас доехало окончательно, что Лёху грохнули!!! Тут ему так затосковалось, что хоть в петлю! От этого стало жуть, как страшно. В желудке образовалось безвоздушное пространство и завыло, как будто от высоты, как будто он стоял на крыше сорокаэтажного небоскрёба и должен был с него сигануть телом об землю!

-        А вот и наш красавец! -   сказал один в маске.   -  Правильно мы ему навстречу пошли. Я так и думал, что они к этому дому побегут.

Вдруг из-за его спины вышла Ксеня и остановилась чуть сбоку, отставя ногу как бы в сторону. Она была злая, видно было по лицу, но улыбалась деланной улыбкой и изображала паиньку.

-        Родной мой! Я так соскучилась, а ты от меня вдруг побежал! Я что-то не врубилась? Это ты сам по себе побежал, или именно от меня?

-         Ну, да! Ты крайнего нашла! Сама забыла на почти три месяца, а сама с претензиями ещё! Я откудава знаю, хто тут стрельбы организовал? Может, очередные бандиты меня отвоёвывают? У вас тут в этой вашей Москве разберёшь! Такая складывается хренотень, што я у вас тут типа Главный Прынц Страны, и что вы все от меня чего-то хотите! А я просто человек и всё!

-        Э, нет, родной! Если бы ты был просто человек, разве ж я бы за тобой так бегала, как чумная? Ты не просто человек. – Она обернулась к сопровождавшим, и громко скомандовала:

-        Так! Слухай сюда! Ведите его обратно в подвал, а то мы тут всех перебаламутим, кто-нибудь ещё и ментов вызовет. А там можно будет по тихому побазарить.

Два мордоворота взяли Роберта под руки, и повели в сторону подвала мимо лежащего на земле Лёхи. Роберту опять поплохело.

Перестрелка у подвала почти закончилась. Только одиночно шпокало откуда-то с другой стороны, от дороги, и гулко отдавалась в больных его мозгах. Они все хором подошли к двери. Ксеня возглавляла шествие и только взялась за ручку, как из-за этого длинного дома с подвалом, к которому они подошли, выскочило ещё несколько человек и на бегу стали стрелять в них почти в упор. Роберта кто-то сзади бросил на землю, и он прямо влип в неё, а Ксеня вдруг вскрикнула и как-бы споткнулась об чего. Она упала на бок и громко заойкала.

Кажись, тоже попали.   -  подумал Роберт. -   И что теперь дальше? Теперь точно шпокнут. Или те, или эти. И что вот делать?

Он стал медленно отползать задом, но в спину кто-то упёрся конкретно, похоже дулом, и прошипел:

-       Я тебе! Куда пополз? Ползи за дверь!

Пришлось ползти к двери. По дороге эти «маскишоу» подцепили Ксеню и потащили с собой.

ЧАСТЬ ПРЕДПОСЛЕДНЯЯ, В КОТОРОЙ ВСЕ В ПОДВАЛЕ…

А в подвале было ужас чего! Всё перевёрнуто, побито, пух от подушек, на полу уже соскладировано штук сколько-то, типа пять, побитых пацанов и прикрытых простынкой. Пол в крови, какая-то дикая вонь, как будто кто обхерзался или обмочился. А может быть и да.

Ксеню положили на диван, на котором спал Роберт. Он был самый чистый. Она стонала, но была в сознании и крутила глазами, кого-то выглядывая. Потом увидела его и помахала рукой.

А что было делать? Роберт подошёл.

Она, как было и раньше, постучала рукой по краю дивана. Типа, садись.       

Роберт сел.

-       Кажется, меня убили.   -   Ксеня сделала очень грустные глаза и по щеке побежала слезинка.   -  Наверное, я сейчас умру. Ты, хоть, меня любил?

-        Вот ты с этим «любил» достала! Ну, любил.

-        А ты можешь меня поцеловать и сказать громко: Я тебя люблю!

-        А зачем это, при посторонних…

-         Вот так всегда! Как в порно при всех, так снимался, а как сказать главные слова умирающей - так не можешь?   -  она горестно вздохнула, и прикрыла глаза. Видно, что ей было очень хреново и больно. -  Ну, так…?

-      Так. Ну, а зачем? -  Роберт даже плечами пожал, как будто она могла увидеть.   -  Ты и так знаешь, как я к тебе относился.

-        Я знаю. Но ты должен сказать это громко! Должен! Ну, скажи! – она открыла глаза и ещё одна слезинка покатилась по щеке. У Роберта сжалось сердце, но он, почему-то, сказал совсем другое:

-        Ты бы лучше своим здоровьем занялась, а не требовала от меня какую-то муру сказать. Может «Скорую» вызвать или ещё кого?

-     Это не мура! Не-му-ра! Это тебе даже не «Скорая»! Ты это понимаешь? Если ты скажешь мне эти слова, я сразу же воскресну, без всяких врачей! Я не умру! Скажи! – она застонала…

Тут один из её команды, здоровенный мордоварот, даж возмутился:

-      Да скажи ты ей! Может и, правда, поможет?   Что у тебя язык отвалится, или отсохнет, что ли?

И вдруг у Роберта в голове образовался голос Вероники. Самой нету, а голос тихо забубнел:

-        Роберт, послушайте меня внимательно! Вы ни в коем случае не должны говорить ей эти слова. Безусловно, это прекрасное утешение при подобных обстоятельствах, но к вам оно не применимо. Вы страдали не случайно. Но в данном случае вмешательство друзей, а именно к таковым я себя причисляю, заставит вас, как вполне независимого человека, перестать подчиняться чёрным силам, нависшим над вами. Вам необходимо очиститься от грязи, которая пристала к вам в тех неблаговидных местах, куда вы были помещены по воле судьбы. Эта женщина и есть та злая колдунья, которая наслала на нас страшное проклятие. Ей крайне необходимо услышать от вас именно эти слова! Они позволят ей окончательно подчинить вас своей воле, в этой борьбе между Силами Созидания, в лице Верховного Начала ТЯНЬ, и Силами Тьмы, в лице Стихий Хаоса!   И тогда вы навеки будете низвергнуты в Стихию Хаоса.

Роберт попробовал заговорить с ней в уме, про себя, потому что вопросов образовалось тут же целая тьма, правда, без всяких Сил Хаоса.

-         А если я её не поцелую и не скажу ей этих слов, то, что будет?

У него получилось. В голове образовались ответы, и он их слышал! Во!!!

-     Она перестанет существовать в её физическом теле, и как бы испарится навсегда. Уйдёт в свой Нижний Мир, и оставит нас в покое.

-         Так она чтоооо, и есть эта черная колдунья? Я тока что врубился! Она что, меня тоже, точнее мою душу, как и ты, типа, выпасала много веков, что ли?

-        Конечно.

-        Поэтому она и требует, чтобы я сказал ей про Люблю?

-    Да! И будет настаивать, чтобы вы ее поцеловали! Но мне не хотелось бы сделать эти сведения всеобщим достоянием…

Роберт задумался. Неожиданность всего происходящего повергла его в прострацию, но подумать ему не дали. Ксеня зашевелилась, и опять как бы пришла в себя:

-       Я что-то не поняла.   -   с трудом, сильно охая и закатывая глаза, тихо прошептала она. - Ты о чём-то задумался? Не знаешь, как поступить? Признаться или нет?

-        А мне чего признаваться? Я ж ничего не натворил. Так ведь?

-        Ты просто скажи, что меня любишь и всё.

И тут она так глазиком на него скосила, а в глазу-то ничего кроме злости, и слезинки все куда-то разбежались. Лежит на диване, изображает, что счас помрёт, а сама только и требует, чтоб сказал «про люблю». Роберт кааак разозлился, да каааак заговорил то, чего и сам не ожидал:

-        Ты мне лучше скажи, зачем меня столько жизней преследуешь? Зачем мне жить не даёшь? Зачем тебе мой золотой член понадобился, а? Зачем мне его навязала? А? Я у тебя это просил? Мне оно зачем? А? Мне он ни на хрен не нужен! Ты мне всю жизнь перепортила. И не одну!!! Ссссука!

И вдруг эта помирающая цаца на виду всего своего бандитского народа садится на диване и совершенно здоровым голосом говорит:

-         Ааааах! Так ты уже в курсе? Значит, она тебе уже всё донесла? Ну, тогда и придуриваться незачем. Да! Это Я тебя прокляла на века! И это я придумала соблазн, которым наградила тебя в этой жизни. Но это всё для твоего же блага! В той, далёкой жизни, ты был очень красив и необыкновенен. Я влюбилась в тебя, как ненормальная! Я предложила тебе все красоты мира! Я предложила тебе Власть над людьми, над всем Миром! Я хотела, чтобы мы с тобой взяли власть не только над Миром, но и над Стихией Хаоса, а это значит, и над всей Вселенной! Но ты уцепился за это Высшее Начало, своебразный Культ Порядка, почитаемый Праотцами народа, как бы Главами огромной семьи китайцев. Ты возвёл уважение к традициям и к Вану, Главе своего Рода, как к некоему Центру Мира. Обособленность и отрезанность от всего цивилизованного мира сделали твою страну замкнутой и консервативной, и не позволяла двигатья вперед для достижения всех благ цивилизации, но ты не хотел это понять и принять. Ты уцепился за твои законсервированные Традиции и глупую покорность Старшему Вану. Вместо того, чтобы приобщать Страну к цивилизации и расширять культурно обменные связи со странами Запада, ты упёрся как бык в свои Устои. Тебе нужны были эти Устои? Где они сейчас, твои Устои? Ты мне доказывал, что это и есть киты, на которых стоит Древний Китай! А он ни на чём не стоял! Даже его древняя стена не защитила его от остального Мира.

-        А при чём тут мой член золотой? Он-то зачем тебе у меня через столько веков понадобился? -  чуть не взревел Роберт.

-       Глупый! О таком мечтают все мужчины всего Мира. Чтобы у него был самый лучший, самый необыкновенный, такой, какого нет ни у кого! И если бы ты слушал меня и научился им пользоваться, ты бы стал знаменит на весь этот голубой шарик, а потом мы бы с тобой объединились и стали Правителями всего Мира, а может и более того. Но нужно было тебе в меня влюбиться.

-         А влюбиться-то зачем? -  очень удивился Роберт.

-      Такова Сила и Условия Заговора. Она древнее меня, древнее тебя…

-       Но ничего не может быть на Этом Свете древнее, сильнее и главнее Любви! Вот на чём вся Вселенная держится!   -   неожиданно заговорил за спиной Роберта голос Вероники.

Он обернулся и вдруг увидел, как она начинает проступать в пространстве этого разгромленного подвала, как нечто светлое и необыкновенное, вся в белом платье до пола, ну как невеста…, при этом она вся, почему-то, светилась изнутри ярким, изумительным светом. Из неё распространялось во все стороны счастье, добро, необыкновенная нега и тепло. Она, как бы висела в воздухе над полом и покачивалась, покачивалась, как будто была сама из воздуха, вся, прям, набитая изнутри солнечным светом!!!

Ничего так, по нервам и мозгам тюхнуло! А у Роберта в груди сразу же всё запело и засвербело, а в пузе всё задёргалось, ка бутто он беременный…

А «маскишоу» и так-то стояли оболваневшие от происходящего, начиная от непонятного базара между «хозяйкой» и этим «позолоченным», как они его звали между собой, и заканчивая этим чем-то зависшим в воздухе и переливающимся всеми цветами радуги!!! Это ж надо!

-          Караул! Ложись! Немцы!   -  почему-то заорал, как резаный, один из «братвы» в маске и все попадали на грязный пол, как снопы. Роберту даже смешно стало. Какие немцы, он не понял, но не бросился на пол. Наверно немцами были они втроём.

-       А ты зачем сюда явилась? -  ухмыляясь, и не обращая внимания на «немцев», спросила Ксеня у Вероники. -  За смертушкой своей пришла? Да?

-        Да нет! За суженым своим!

-          Какой же он тебе-то сууу-женый! Он мною так сильно порченый, что по условиям Заговора не может быть твоим! Он уже много, много раз, как не мальчик! Я его и сама имела и других близко подпускала вволю. Специально, как знала заранее….

-        Аааах, воооот, оказывается, в чём там у тебя дело? Это ты меня, типа, так любила? Так, блин, любила, что изо всех сил портила? Это что? В твоём Заговоре так должно быть? Да?

-       Да! Да! Да!   -  Ксеня развернулась к нему и сама полубоком, и лицом вся странно вбок вытянулась. От этого лицо её стало страшным, как сморщенная резиновая маска, прорисованная чёрными штрихами, там, где бывают морщинки. Она стала сразу же очень старой и очень злой каргой. От неё понесло вонючей помойкой, или затхлым чем-то, как из тухлого подвала. Рот стал в щёлочку, скривился и вдруг цинично изрёк:  

-       Ха! Ха! Ха! Так вот! Имея твой член, ты должен был поиметь тысячу женщин, чтобы обрести невиданную СИЛУ! Тысячу!!! Ты хоть это понял? Вот тогда эта твоя невеста, -  тут Ксеня сплюнула в сторону Вероники. Слюна упала на пол и зашипела!   - не смогла бы к тебе даже приблизиться, и не висела бы тут в воздухе, как селёдка из бочки! -  Ксеня протянула руку в сторону девушки, и из её ладони вылетела здоровеееенная молния. Такая красно-сиреневая. Она ударила Веронику в грудь искрами огненных брызг, и отбросила в конец подвала, ударив о стену, но, не уронив на пол.

Роберт тут же испужался всмерть! Он вдруг понял, что если сейчас с Вероникой хоть что-то случится, он сразу же помрёт к чёртовой матери. Навсегда! И испужался еще страшней!

А в это время все стоячие разинув рты смотрели на дива дивное, а лежащие на полу стали приподнимать головы и тоже увидели всё:

И про вдруг резко выздоровевшую, и потом постаревшую от злости Ксеню, и про молнию, которая вылетела из ее руки и так шандарахнула висящего в воздухе Ангела, что тот влип в стенку.

В их постсовдеповских, атеистических головах такое не укладывалось! Было видно, что они сиииильно труханули, наверно и мозги у их поехали набок, потому что один из них вдруг подскочил, и со страху пустил по подвалу автоматную очередь куда попало!

Ангел Вероника вскрикнула и схватилась за грудь. Роберту было точно и отчётливо видно, как из-под пальцев её просочилась алая, на фоне белого материала, кровь и потекло по белой ткани, растекаясь кругом. Вероника подняла руку к глазам и посмотрела на нее и удивленно развернула руку в сторону Роберта. Она все еще висела в воздухе, а кровавое пятно потекло по платью вниз, раскрашивая его почти все алым цветом.

Роберт со всех ног бросился к Веронике, дрожа руками, ногами и особенно всем своим нутром. Он подхватил её на свои дрожащие руки и понёс к другому дивану.

-          Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! -   жутким, замогильным и громовым голосом заржала Ксеня уже громко и на весь подвал.   -  Что, получила своего Принца? Получила? Сейчас сдохнешь в этом подвале, а он будет мой!!! Вот так то!!!

Роберт глянул на нее, на этот замогильный голос, и чуть не уронил Веронику! Ксеня стала такая страшная, что Роберт чуть не промазал мимо дивана и сел на него прямо с Вероникой на руках. У него по телу прошел озноб, от того, что увидел! Ксеня была похожа на настоящую ведьму, или бабу Ягу, или даже Кощея Горыныча Бессмертного и сразу в трех лицах!

Вот тут-то в нем что-то проснулось внутри и мозмутила сама перспективка горячей Любви и поцелуйчиков с этой страхалюдиной. Роберт закричал на весь подвал:

-      Ты! Сволочь поганая и чёрная! Не смей даже дотрагиваться до моей невесты!!! Она принадлежит мне! Только мне!!! Это её я люблю! Слышишь, родная моя! -   Роберт изо всех сил обнял Веронику и нежно поцеловал её «в уста сахарные» -  Я Люблю тебя!!! Люблю! Люблю!

На народ в подвале жалко было смотреть! Они готовы были опписаться от страху и не до конца понимали, что видят перед своими носами!

-        Аааааа! Ааааа! -   заорала вдруг Ксеня нечеловеческим голосом, вскочила с дивана и волчком завертелась на одном месте, все быстрее и быстрее, поднимая с пола мусор и пыль. Как торнадо в кино!!!

А потом стала вдруг раздуваться, как воздушный шарик. Лицо, только что страшное до ужаса, сразу постарело на много веков и прямо на глазах усохло до черепа, а потом стало растягиваться на нем и походить на клоунское.

Все мужики, стоящие в подвале, побрасали свои стрельбы и голопом бросились вон, а еще лежащие от такой неожиданности приподнялись, потом сели на пол и посдёргивали с голов свои маски. Челюсти у их поотваливались, глаза повисли на верёвочках снаружи, а некоторые от страху повскакивали и с диким воплем рванули наружу, а другие стали отползать по-пластунски за дверь подвала и тоже разбегаться в разные стороны, кто быстрее.…

И вдруг раздался сильный хлопок, завоняло натуральной гарью, как от колес резиновых, а Ксеня разлетелась по подвалу мелкими клочьями…

Прям, раз, и взорвалась!!! Как и не было…

Немая сцена на полу из сидячих болванчиков, которые еще остались, потому что от страху не могли сдвинуться с места, чуть не описалась! Какие у них образовались морды!!! Роберт таких никогда и не видел! Вы, дорогие читатели, тоже, уверяю вас!

Но рассматривать этих придурков времени не было, когда роднулечка вся пострадавшая лежала рядом на диване. Он наклонился над девушкой и стал гладить по голове, приговаривая с дрожью в голосе:

-       Вероника ты моя родная! Я Люблю тебя! Я тебя Люблю! Я тебя очень, очень сильно Люблю!       

От жалости из его глаз закапали слёзы. Они падали на лицо Вероники и стекали по щекам. Он наклонился и стал нежно целовать её в губы и всё приговаривал:

-        Я Люблю тебя! Я Люблю тебя!...

Вероника медленно открыла глаза и посмотрела на Роберта.

И вдруг алое пятно на её платье стало стекаться и собираться в лужицу, потом уменьшаться, уменьшаться, пока совсем не пропало…

Совсем!

Вот это даааа!!!

Она села на диван рядом с Робертом и ласково глядя в глаза, нжно поцеловала прямо в губы!

И вдруг, как вторая серия, всё вокруг осветилось необыкновенным светом! Он лучился от Роберта! Из его брюк! Роберт, никого не стесняясь, быстро сбросил брюки и трусики!

Тут все громко ахнули, включая его самого!

Его золотой мальчик горел на нём, как какой факел или маленькое солнце!!! А потом немного погорел, погорел и испустил из себя луч, который устремился вверх пучком яркого света, а потом, раз, и потух, а он стал вдруг самым обыкновенным, как у всех остальных мужчин на свете…

ЧАСТЬ ПОСЛЕДНЯЯ, ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ.

Долго ли наша сказка сказывалась, долго ли дело делалось, но у каждого дела есть начало, а есть и конец!

Самолёт набрал высоту и мирно загудел под ухом. В салоне народ приступил к отвлеканию себя от перелёта кто снотворным, а кто и водочкой. В основном все люди очень боятся самолётов, но не все в этом признаются…

Роберт и Вероника сидели рядом и крепко держались за руки. Роберт тоже побаивался самолёта, как и все, но рядом с ним была его Вероника, его самая бесстрашная и любимая женщина на свете! С ней ему все было по плечу! Вероника дремала, а Роберт мечтал! Мечтал о будущем. Наверное, он действительно очень долго спал или жил недостойно в прошлых жизнях и так много проспал, что ему стало за это очень стыдно и обидно. Сколько придётся навёрстывать!!! Но уже на сегодня в нем произошли глобальные изменения. Он медленно вспоминал знания всех его душ, и мудрел сам для себя прямо на глазах. Из его лексикона уходил слэнг, а проявлялась красивая русская речь, конечно, не такая высокопарная, конца позапрошлого века, как у Вероники, но чистая, без слов, коробящих теперь его слух. Все эти «ништяки», «короче», «нормалёки», уходили в прошлое навсегда.

Он мечтал о том, как приедет в свой дорогой, и очень им любимый Мисхор. Как пройдёт по, с детства обласканным, кривым его улочкам. Как встретят их родители, которых он не видел с тех самых давних, придавних пор. Как будут рады ему, единственному сыну, посланному судьбой. Как обрадуются его невесте, дочери, которая у них теперь появилась. Как приведёт любимую на берег Чёрного и такого единственно красивого во всём мире голубого моря. Как вместе уплывут они к горизонту по ночной, лунной дорожке, ведь Вероника так любит море, особенно ночное и предрассветное. Как будут жить счастливо и в Любви. Как будут познавать непознанное, чтобы догнать свои жизни недожитые и недолюбленные столько веков и поколений…  Как родят себе сына, а потом дочь, а потом ещё сына…, а потом ещё одну дочь! И что б были они нормальными, настоящими людьми. И не надо им никаких золотых пиписек! Главное в человеке его душа! Вот она-то и должна быть по-настоящему 

ЗО-ЛО-ТА-Я!!!  

И честная, всегда, и во всём… 

Дорогие мои читатели! Что уши-то развесили? Сказка-то закончилась! А как вы думали? Так и буду тут вам трындеть до бесконечности? Так у меня же зубы замёрзнут.   Да и сказке пора заканчиваться. Ей тоже пора домой, на покой… баиньки….

Получили в конце «хэппи энд»? Получили! Вот и всё…   

Что ещё хочется добавить.

Был пир на весь мир, гостей собралось видимо невидимо! И я там была, мёд пиво пила, по подбородку текло, но и в рот всё-таки, чего-то попало… Даааааа!

А вот и моей сказочке

конец!

А кто читал  -  тот молодец…