Любовь и Сирия (Истории про любовь)

— Кукла Лена, ты в школе училась относительно недавно. Не помнишь, как там у Пушкина: «Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспАривай глупца»? Или — «не оспОривай глупца»?

Поэт имел в виду, несомненно, спаривание. Он вообще много писал на эту тему. А что такое «споры» он вообще не знал, наверное.

— Опять цепляешься, нехристь? А сегодня самолеты российских Воздушно-космических сил нанесли по вам точечные удары непосредственно из астрала.

— По кому из нехристей, кукла Лена? Нас много и мы все разные.

— По вам, нехристям. В Сирии. Мне мама сказала. Ты что, сионист, телевизор не смотришь?

— Я смотрю на твою новую коллекцию трусов. Причем не по телевизору, а непосредственно на тебе. Позволь тебя, любимая, по ним шлепнуть. А что, действительно все обстоит столь лучезарно? Тут, на мой взгляд, есть и драма, и моральная коллизия.

— Ты что это, либераст, моей маме не веришь? Или ты, колонна моя пятая, может быть вообще против «против»? Я тебе тогда сейчас покажу!

— Кукла Лена, с твоей природной склонностью к решительным метаморфозам это не удивительно но, главное, это правильно. Я готов смотреть до бесконечности на все, что ты мне покажешь.

И потом, кто бы ни бомбил Сирию, и неважно по какой причине, я это горячо приветствую. Аплодирую стоя и перехожу в овации. Рукоплещу в глубине души. Преклоняюсь с необычайной кротостью. Смиренно склоняю голову и снимаю шляпу.

Грозная тень Обамы нависла было над мирными российскими семьями. Черная, чернее оригинала. Этого впавшего в косноязычие пламенного адепта уринотерапи, лечащего огурцом свой неправедно нажитый геморрой.

Но, чу? Тут разверзлись небеса и, непосредственно из астрала, несокрушимые Воздушно-космические силы нанесли свои точечные удары по нехристям. В результате чего эта некогда грозная тень исчезла, как будто ее и не было вовсе.

И вот уже зримо прослеживается сценарий светлого будущего.   Совсем рядом, на горизонте. Таково оно — яркое свидетельство сути и нравав нашего времени.

И именно об этом свидетельстве с таким жаром рассказывает твоя мама. Глубоко чуждая шелесту больших неправедно нажитых денег. Видимо, она выдержала невыносимое, что ее так заклинило. «Закалило», — я хотел сказать.

Но, не будем устремляеться к верхнему «до», а снова заговорим о святом: Вот она — минута триумфа. Так прозревают незрячие. А я из-за этого даже ощутил вдруг в своем изношенном обилием сахара в крови организме растущую любовь к Кобзону Иосифу. Певцу-государственнику и депутату Государственной думы.

Более того, я готов застыть часовыми у Мавзолея, лишь бы дождя не было. И пусть мои пейсы вьются по ветру у входа в Мавзолей. Надеюсь, Владимир Ильич не будет в претензии.

Но почему этого не делали раньше? Я уже начал утрачивать надежду. У меня уже почти не осталось слов утешения для бедных детей, ставших в Сирии сиротами. Но, и опять, чу? Свершилось! Вот она, ажурная легкость бытия! Слова для описания этого еще не родились ни в русском, ни в иврите. Но продолжаем наслаждаться. Я буду тих и кроток.

— Прекрати инсинуировать, иудей. Пейсами он будет реять чеканя шаг. Ты на кого поклеп возводишь? Ты же живешь не высокими чувствами, а сиюминутными эмоциями, которых у тебя всего две: похоть и потом пожрать. Вот скажи, такое «астрал»?

— Проблема интерпретации потаенного смысла, как ты знаешь, является неисчерпаемой по определению. Но я намекать на некие высшие знания, недоступные пониманию остальных, не буду, и отвечу конкретно и емко. Астрал — это место, откуда Воздушно-космические силы наносят свои сокрушительные удары по нехристям.

Таким образом, кукла Лена, мы с тобой, прямо из астрала, западной серой однополости противопоставим буйство красок отечественной двуполой любви. Причем здесь и сейчас.

— Нет. На кухне я больше не буду. Опять ты путаешь постель и холодильник. Поешь, что тебе мама приготовила, потом душ, потом я в постели. На сладкое.

— Что ж, мысль богатая и перспективная. Скажу больше: «Вот оно, подлинное прозрение мастера». Решительно заявляю: «Ты, кукла Лена, с твоими тяжелыми налитыми грудями и развратным, в хорошем смысле этого слова, смехом — чистый ангел. И, как обычно, права».

Но, не будем пускаться в рассуждения о шекспировской страсти, а предадимся ей после еды. Ибо, не смотря на свой воинственный иудаизм, сало я люблю нежно и трепетно. Особенно, приготовленное твоей мамой лично.