За любовь, которой больше нет. Глава6. Глава Истории про любовь

"Да гори оно все синим пламенем !

Перешла за приличий рамку

Алкоголь стал нектаром и знаменем

Жизнь теперь проживать наизнанку

Быть хорошей и правильной? - к чёрту!

Пусть теперь поболит у других

Бить словами- платить по счёту

Всех намерений ваших - благих!

Судите как хотите, господа

Что, в своей жизни вы видали?

Любовь и ненависть, поймите, господа

Две стороны одной медали."

стихотворение от Глафирка.

-Маркус, тебе нужна моя помощь?-обеспокоенно спросила Маргарита Петровна. Она всячески старалась делать вид, что все нормально, но лицо выдавало ее волнение.

-Нет, спасибо! Я сам.

Она еще с минуту постояла в дверях, а потом бесшумно ретировалась. Я облегченно вздохнул. За последний месяц только ночью я чувствовал какое-то подобие покоя, хотя подобие очень жалкое. Тридцать дней беспросветного мрака, черной дыры, которая с каждым днем засасывала все сильнее и сильнее. Но я цеплялся за жизнь, заглушая все чувства, загоняя их глубоко внутрь себя. Я должен это делать ради Анны, нашей малышки и ради себя самого. Только вот эти взволнованные взгляды родственников, их неловкость и робкие попытки помочь выжимали из меня последние соки. Жалость убивала. И дело тут не столько в моей чрезмерной гордыне, сколько в большей степени в примитивном страхе. Я боялся. Черт возьми, как же я боялся сорваться на эмоции и начать жалеть себя самого, упиваться горем. Я не мог себе этого позволить, просто не мог... Я взвалил на свои плечи миллион забот и проблем, я работал, как вол, разрывался между Анной и Дианой. Я делал все, чтобы не давать себе ни секунды для размышлений и внутренних переживаний. Странно, что многие принимают подобное поведение в сложившейся ситуации за силу. Я часто слышу фразы типа: «Он держит удар.. », «Тащит все на своих плечах.. », «Не сломался ... », «Он ответственный.. » и прочее. Возможно, так оно и есть, но только в том случае, когда человек обычно привык давать волю чувствам, а потом собрался и взял себя в руки. Я же всегда был замкнут, мне легче пахать до потери сознания, чем предаваться горю. Я боюсь тех страданий, которые сваляться на меня, стоит только мне остановиться. Я боюсь боли. Поэтому я далеко не сильный человек, скорее трусливый. Но даже при всем желании, у меня не хватало сил ни душевных, ни физических для горя. Анна занимала все мои мысли. Ее состояние приводило меня панику, я не знал, что делать. Она словно закрылась, сжалась в комок, прячась от реальности, от боли. Она отгородилась от всего, а главное от меня. Я видел, как тяжело ей, когда я прихожу, и я стал навещать ее так, чтобы она не видела меня, хотя на душе было гадко. Доктора все наперебой уверяли меня, что в подобном состоянии нет ничего удивительного, что это такая стадия, которую вскоре сменит другая и так далее. После таких разговоров мне становилось еще хуже, меня пытались успокоить тем, что моя жена подобно подопытному клопу идет по разработанной кем-то системе. "Все это нормально, мистер, так у всех!" Да плевать мне, как у всех! От этого не хрена легче не становится. Самому дорогому мне человеку безумно плохо, а я не могу даже на глаза ей показаться и мне нечем ей помочь. Я ненавижу эту беспомощность, она давит на меня, я разрываюсь, бьюсь , бьюсь, но ничего не могу сделать. Она возвращает меня в холодные стены, окруженные колючей проволокой, где воздух настолько провонял дешевыми сигаретами, что кажется будто ты только что сам накурился. Тогда я был в точно таком же безысходном состоянии. Сейчас я также загнан в клетку, только не на физическом уровне. Мои внутренние демоны преследовали меня повсюду, пока я не попадал в свою комнату. Только рядом с Дианой меня отпускало. Я не помню, как получилось так, что я стал заниматься дочерью сам, потому что после похорон я был как в тумане. Если бы не она, я бы не выдержал. Она была моим спасательным кругом в этом аду. Вот и сейчас, не успев, приехать домой, я сразу же помчался к своей малютке и теперь смотрел, как она смотрит на меня своими голубыми глазками, в которых проскользнуло узнавание. Личико сморщилось в беззубой улыбке и внутри меня все отступает, такое тепло разливается в груди, я сразу же улыбаюсь в ответ, беру свою девочку на руки и прижимаю к себе, вдыхая сладковатый запах маленького ребенка. Как же хорошо и одновременно плохо!

С тех пор, как взял ее на руки в тот страшный день, я больше никому не доверял ее. Никаким нянькам и бабушкам, за исключением тех моментов, когда мне нужно было работать, но все остальное время я был с дочерью. Я сам купал ее, менял подгузники, я спал максимум три часа в сутки и всегда урывками по часу между очередным кормлением или сменой подгузников. Но эти хлопоты были мне в радость, я был почти счастлив, когда мы с Дианой были предоставлены друг другу, только вот с горечью было это счастье, потому что именно сейчас я понял, что такое быть отцом по-настоящему. Я смотрел на Диану и знал, как она морщит лобик, когда ей что-то не нравится, я знал, как она радуется. Знал, как горят ее глазки, когда она видит какую-нибудь побрякушку, например, папины запонки, которые она просто обожала пробовать на вкус. Сейчас она дрыгала ручками и ножками, так она передавала свою радость моим появлением. Я был для нее всем, центром ее вселенной, я был и отцом, и матерью для нее. Я ловил каждый момент, боясь пропустить что-то новое, потому что каждый день Диана менялась, открывала для себя мир, училась быть самостоятельной. Наблюдать за своим ребенком в такие моменты было для меня невероятной радостью и в то же время мукой, потому что я начинал думать о Мэтти, я смотрел на Диану и пытался вспомнить, как улыбался мой сын, как он радовался, какие издавал звуки, какой он был в этом возрасте? И что самое кошмарное я не то, чтобы не помнил, я не знал. Я просто не хрена не знал! Когда он появился, мне было двадцать девять, я был лучшим футболистом в мире, но мне этого почему-то было мало. Я все время стремился к чему-то еще, а может быть, я просто не мог остановиться?! Семья стала для меня таким понятием, которое никак не отразилось на моей жизни, разве что мне пришлось работать еще больше. Просто потому что так принято. Я все время был в работе, суетился, что-то пыжился, ведь у моей жены и сына должно быть все самое лучшее, первоклассное, люксовое. Мое самолюбие и амбиции на меньшее не были согласны. И конечно, я как и всегда добился своего, у моей семьи действительно было все и даже больше, все, кроме отца и мужа. Мне казалось, так должно быть! Ведь почти все так живут, все мужчины работают, видят своих детей от силы по два часа в сутки, а то и меньше, но мы же трудимся для того, чтобы у наших детей не было нужды, чтобы они не чувствовали себя ущербными. Только сейчас я понимаю, что это мы как раз-таки ущербные родители. Спроси любого, что он знает о своем ребенке и он не задумываясь, ответит, что все. Я тоже ответил бы так же еще месяц назад, а сейчас я спрашиваю себя- о чем думал мой сын, во что верил, о чем мечтал, что ему нравилось, чего боялся? Любил ли он футбол или это просто способ доказать мне, что он достоин быть моим сыном? У меня нет на эти вопросы ответов. Я абсолютно ничего в действительности не знаю и не знал о своем ребенке. Он мертв, он больше ни о чем не думает и не мечтает, но он был жив, а я ничего не знал о его внутреннем мире, как если бы он умер. Может это какой-то философский бред моего измотанного разума, но я прихожу к выводу, что мой сын умер для меня, так и не родившись, и меня совсем не утешает мысль, что в большинстве семей подобный подход к детям считается нормальным явлением. В этом случае мне хочется всех этих занятых погоней за копейкой, материальным успехом родителей, в надежде на лучшее будущее для своих детей, лишь встряхнуть и сказать: "Будьте родителями для своих детей, а не содержателями, живите настоящим, потому что будущего может и не быть!"

Но кто это поймет, люди отмахнуться и скажут : "Бред, все так всегда жили и еще никто не жаловался?!" Верно. Другое понимание вещей приходит только тогда, когда тебя хорошенько во все дырки поимеет жизнь. Тогда ты начинаешь думать об этой самой жизни, о ее законах, о ее устройстве, о ее истинных ценностях. Сейчас эта самая ценность пускает слюни на мою рубашку и сопит. И почему по мне всегда должна проехать бетоноукладочная машина прежде, чем я что-то пойму?!

-Маркус! - услышал я стук в дверь и тихий голос Маргариты. Я тяжело вздохнул, стараясь, унять раздражение и подошел к двери.

-В чем дело? - резко спросил я, но женщина взволнованно трясла телефоном. Я отключил телефон в своей спальне, так как не хотел беспокоить Диану, да и себя в том числе, поэтому сейчас был более чем зол. –Я же просил меня не беспокоить!

-Но это из больницы, они отказываются мне сообщить, что произошло, сказали, что ..

Но я уже не слушал, выхватил телефон и передал ей Диану.

-Да, Беркет слушает!

-Добрый вечер мистер Беркет, это из..

-К делу ! - перебил я вежливый голос. Я всегда знал, что когда-нибудь что-то произойдет, такое затишье может быть лишь перед очень большой бурей. Я ждал этой бури, ждал с надеждой и страхом, но внутри меня расползался ужас, когда мне сообщили, что моя жена сбежала из больницы после того, как моя мать навестила ее. Я понимал, что это связанные между собой события, мне нужно было знать, что произошло, но главное мне необходимо быть уверенным, что с Анной все в порядке. Я бросил трубку, и тут же заметался, не зная за что хвататься первым делом. В больнице уже вызвали полицию, я позвонил знакомому детективу, чтобы он тут же принимался за поиски. Сидеть на месте я не мог , поэтому помчался в больницу, Маргарите Петровне стало плохо, но я поручил ее заботам прислуги, мне было сейчас не до нее.

Когда я ворвался в больницу, тут же встретил мать и меня понесло. Раздражение, злость, страх и дикое волнение прорвались наружу, и я вывалил все это д*рьмо на нее.

-Что, мать твою, здесь произошло? - вскричал я.

-Не смей со мной так разговаривать! - мать пыталась выглядеть строго, но дрожащие руки и бегающий взгляд выдавали, что не обошлось тут без ее вмешательства.

-Я сейчас на грани, мама, поэтому лучше тебе сказать все как есть!-процедил я, едва сдерживаясь.

Мать задрожала, на глазах выступили слезы, а потом она начала рыдать.

-Я думала... я хотела, как лучше! Я.. не могла смотреть на тебя. - заикалась она, а я держался из последних сил, чтобы не вспылить. -Я хотела лишь помочь!

-Что, черт тебя подери, ты ей наговорила?

-Я сказала все, как есть, я сказала, чем тебе пришлось пожертвовать, чтобы спасти ее и что она просто не имеет права, не имеет! Вести себя так, не имеет права свешивать на тебя все проблемы, она..

-Заткнись! –рыкнул я. Меня трясло от ужаса, от ярости. Сейчас мать казалась мне существом с другой планеты, она казалась мне ползучей тварью, которую хотелось придушить прежде всего за бессердечность, за полное отсутствие понимания, за то, что своими благими намерениями подложила такую свинью, что в пору повеситься. Я четко понимал, что это означает для меня. Я знал Анну настолько хорошо, что просто не сомневался в том, что меня ждет. На сей раз она не простит и не поймет. Она не захочет понимать. В такой ситуации хочется винить, и я знаю, что именно я буду козлом отпущения.

-Маркус, послушай, ей нужен был толчок, она просто не имела права..

-Это ты не имела права лезть к ней. И никто, никто не имеет права! Она вправе скорбить по нашему сыну. Я ее муж, если кто и должен ей что-то сказать так это я, это мне приходиться тащить, а не вам!

-Сынок, я хотела просто облегчить тебе....

-Замолчи, ты хоть понимаешь, что у нас умер сын? Понимаешь ты это?

-Мы тоже потеряли. - робко возразила она, чем окончательно добила меня. Я не понимал свою мать, я не понимал как так можно. Да, мне было тяжело, но я жалел Анну. Я знал, что нужно время, кому-то меньше, а кому-то больше. У меня в голове не укладывалось такая жестокость. Это слишком мерзко.

-Вы потеряли внука, а она потеряла сына! Сына, которого вынашивала девять месяцев, ради которого выстрадала столько, сколько тебе не довелось и за всю жизнь, которого воспитывала одна, пока я сидел в тюрьме. И ты смеешь говорить, что она не имеет права? Я не знал, что ты такая с*ка !

Я был опустошен и потерян, потому что знал, с этого дня мои отношения с матерью никогда не будут прежними. Я не смогу никогда такое забыть, она, словно плюнула мне в душу. Вот именно сейчас я мог вполне понять Анну. Моя мать сделала практически тоже, что и я. Она не могла смотреть на мои страдания и ударила по Анне, чтобы та помогла мне, она сделала ей больно, только чтобы самой жилось спокойно, и было легче ее сыночку. Наверно, в глазах Анны я сделал нечто подобное. И ей наверняка будет неважно, что у меня выбора не было. У моей же матери оправданий нет, и она это знала.

-Маркус, я не думала, что так все обернется. Я хотела, чтобы тебе стало лучше, сынок!-прорыдала мать, хватая меня за руки, а я словно закаменел. Отстранил ее и, взглянув в глаза, твердо сказал.

-Я понимаю, мама, очень хорошо понимаю, но я хочу, чтобы в ближайшие часы ты покинула мой дом!

-Маркус, ты не можешь так со мной поступить! - вскричала мать, заливаясь слезами, но никакие слезы меня не трогали. –Ты совсем помешался на этой.. этой...

-Она моя жена, а не эта! –оборвал я ее, затем развернулся и пошел прочь, но путь мне перегородила какая-то женщина и полиция. На меня посыпался шквал вопросов, а женщина все орала, что у нее пропало пальто, которое у нее украла моя жена. Я был настолько вымотан и шокирован, что выписал чек этой истерички, чтобы она заткнулась. Какие же люди все-таки ублюдки! Не устаю поражаться их гнили. Хотя с другой стороны, это для меня пальто - пустяк, а для кого-то - половина зарплаты, да и стоит ли обвинять людей в безразличии к чужому горю, разве я лучше?!

Когда я просматривал записи камер наблюдений, мне позвонил детектив.

-Мистер Беркет, я нашел ее. - сообщил детектив, я вздохнул с облегчением, но мое облегчение не продлилось долго. –Я не знаю, что делать, мистер Беркет... Ваша жена, она не совсем в себе, она на кладбище и ..

-Ничего не делайте! Я сейчас приеду!

Я мчался на кладбище, а внутри все сжималось от волнения, от безотчетного страха. Я много чего себе представлял. Я понимал, что нарыв вскрыт и эмоции вышли наружу, но увидеть ее роющую землю, целующую памятник и воющую... Боже, это был не крик и не вопль, это был душераздирающий вой сломленной женщины. Я содрогнулся, это было настолько невыносимо, что я кинулся к ней. У меня не было сил смотреть на ее отчаяние. Я не знаю, что я шептал, что кричал, она била меня по лицу, по груди, но я не чувствовал физической боли, мне было так хреново, что хотелось лечь рядом с Мэттом и умереть. Я все отдал бы, чтобы быть на его месте, только никогда бы не видеть ее такую, только бы не знать этого кошмара. Но я здесь и мне нужно что-то делать, чтобы собрать Анну, помочь ей прийти в себя.

Мы сели в машину, я дал знак водителю, и мы поехали. Промокшая, вымазанная в земле, Анна сидела у меня на коленях и тряслась от холода и рыданий. Я укачивал ее, как маленькую девочку, покрывая любимое лицо поцелуями, ощущая на губах вкус сырой земли, но это все не важно, главное, Анна со мной.

-Эни, одевай мое пальто, а то ты совсем продрогла.

Я помог ей выбраться из промокшей одежды, на ней были лишь пижама, пальто и тапочки. Неудивительно, что ее колотило, как припадочную. Губы посинели, лицо белое, я стал растирать ее красные от холода руки. Это был способ не только согреть ее, но и отвлечь, чего мне хотелось больше всего. Я с ужасом смотрел на переломанные ногти, на содранную кожу, в которую забилась грязь, стараясь не сделать ей больно.

-Вот так, хорошо, моя девочка. – приговаривал я, переходя на ступни. Эни следила за моими действиями молча, она больше не плакала и не напоминала растение, взгляд был живой, но что-то в нем настораживало меня.

-Куда мы едем? - хрипло спросила она, когда я оставил ее ноги в покое и хотел прижать ее к себе.

-В больницу. - ответил я и попытался обнять ее, но она отстранилась, а потом неловко слезла с моих колен и села как можно дальше от меня. Я напрягся, но сделал вид, что все в порядке.

-Я не останусь в больнице, я хочу домой!- твердо сказала она и посмотрела на меня в упор, ожидая моих возражений. Но я не был против. Ее физическое состояние было в норме, поэтому смысла находится в больнице не было. Да и дома ей должно стать лучше. Психика человека очень лабильна, даже в самой д*рьмовой ситуации мы находим что-то хорошее. Я надеялся, что Диана станет этим хорошим для Анны, она отвлечет ее от внутренних переживаний.

-Как хочешь, Эни. - ответил я, но она казалось, больше не слушала, отвернувшись к окну, она смотрела на ночной Лондон. Я не знал, что сказать. У нас было столько всего, что нужно было обсудить, о чем поговорить, но мы молчали. Я считал, что это неправильно, что эти недомолвки не приведут ни к чему хорошему, они наслоятся друг на друга и превратятся в снежный ком. Мне хотелось расставить все точки над "и", но я понимал, что Анна может быть не готова, и все же я рискнул.

-Эни. - тихо позвал я ее, она взглянула на меня и у меня сжалось сердце, она сейчас казалась мне такой маленькой и беспомощной. -Детка, давай поговорим.

-А давай мы не будем ни о чем говорить! –резко воскликнула она, я растерялся от такого тона. -Почему все время надо о чем-то разговаривать, живи проще!

-Я просто хотел прояснить ситуацию.

Она захохотала, а мне стало окончательно не по себе.

-А что тут не понятного, Маркус? Наш сын умер, а вместе с ним умерло все! – отчеканила она. Мне казалось, что этот всплеск безнадежности от горя, поэтому сказал:

-На этом не заканчивается жизнь!

-О, ну у тебя-то, конечно, нет! Скажи, ты это понял в тот момент, когда решал, кому жить, а кому нет?

Она словно врезала мне со всей дури, я сцепил челюсть крепче, было чертовски больно слышать от нее такое. Как бы я не готовился к ее обвинениям, я все же не был готов. Мы сверлили друг друга взглядами, и с каждой секундой на меня неотвратимо обрушивалось понимания того, что она вынесла мне приговор без суда и следствия. Возможно, я это заслужил, но, черт возьми, я не собирался складывать лапки, если ей легче обвинять меня - пусть, но я не позволю ей упасть духом.

-Я понял это, когда взглянул на нашу дочь, я понимаю это сейчас, когда смотрю на тебя!

Она ничего не ответила, вновь отвернулась к окну и до дома мы больше не произнесли ни звука. Когда мы вошли в дом, было уже около трех ночи, но никто не спал - все ждали нас. Я вновь был в ступоре, но Анна, кажется, соображала лучше меня, потому что как только к ней подскочила наша экономка, она тут же распорядилась:

-Приготовьте мне голубую спальню и чай с молоком, пока я принимаю душ.

С этими словами она поднялась наверх, все были в недоумении и шоке, я и сам ничего не понимал. Да и могло ли быть иначе?! Полчаса назад это был невменяемый человек, невменяемый на протяжении месяца, все были готовы опекать ее и оберегать, никто не ждал, что она просто войдет, как будто ничего не произошло и отдаст распоряжения. Я должен был радоваться, что она старается не впадать в отчаяние, но я не мог обманывать себя, ибо это все игра, сейчас она окажется у себя в комнате и только Богу известно, что там будет с ней твориться. Я понимал, что мне предстоит быть бдительным и быть постоянно начеку, потому что сейчас она слабее и беспомощнее ребенка, как бы не храбрилась.

-Маркус, что произошло ? - спросила Маргарита Петровна.

-Срыв, если это можно так назвать. - ответил я, направляясь к себе в комнату. Меня коробило, что Анна выбрала себе отдельную спальню, но я понимал, ей нужно личное пространство, впрочем, как и мне. Спальня – это единственное место, где я мог хоть ненадолго, но дать себе слабину, а делать этого при Эни, я ни в коем случае не собираюсь, как бы не было трудно плыть против течения собственной крови.

-Маркус, а как же Диана, она разве не собирается..-Маргарита была растерянна.

-Я не знаю, –устало ответил я, потому что этот вопрос мучил меня самого, я даже не предполагал, что Анна проигнорирует нашу девочку. Просто, как будто той не существует в помине, такое можно было ожидать от кого угодно, но не от Эни, не от нее. Эни, она прежде всего мать, а уж потом все остальное, я не понимал, что это все значит и меня пугала данная неизвестность.

Маргарита по-прежнему шла за мной, только войдя к себе в спальню, я понял, что она еще рядом.

-Ложитесь спать, думаю, завтра станет все ясно.

-Я уложила Диану, она долго плакала, привыкла к тебе очень.

Я кивнул, но женщина не спешила уходить, она была очень измотана, я очень уважал Маргариту и был благодарен ей за ненавязчивую помощь и поддержку, но сейчас она меня напрягала, я хотел побыть один.

-Что-то еще ? - нетерпеливо спросил я.

-Завтра поминальный день, прошло уже сорок дней. – тихо напомнила она мне. Я тяжело выдохнул. Я совсем забыл об этом, мне хотелось разнести все к чертям, я так устал. Я был похож на взмыленную лошадь. Поминки были для меня еще одним серьезным испытанием, очередной головной болью, от которой я готов взорваться. Я не знал, где взять сил, чтобы пережить этот день, пережить все это.

-Я с утра займусь организацией.

-Я уже заказала панихиду в церкви, также позвонила священнику, он прочитает молитвы за обедом. Осталось только организовать обед, думаю, будет много людей.

-Спасибо, я распоряжусь насчет обеда.

-Хорошо. Спокойной ночи, Маркус. Отдохни, тебе нужно хоть немного перевести дух, слишком много навалилось.

-Да.

Она вышла, а я следом за ней. Я пошел к Анне, на душе было слишком не спокойно, чтобы лечь спать.

-Я думаю, сейчас не время.-услышал я голос Маргариты, когда я остановился возле голубой спальни. Женщина стояла на пороге своей комнаты в паре метров от меня.

-Я не могу не проверить.

Она лишь кивнула и скрылась за дверьми. А я все никак не мог набраться духу и открыть эту чертову дверь. Дьявол, как же все это сложно! Когда я все же вошел, комната была пуста. Анна принимала душ. Я уже хотел уйти, но потом услышал звук, напоминающий плач. Я прислушался и понял, что Анна рыдает, надо было конечно оставить ее одну, но я не мог, не знаю, какой черт меня крутанул, но что-то подстегнуло, и я вошел в ванную. Теперь я отчетливо слышал плач, меня вновь передернуло. Все-таки женские слезы - это мужское проклятие. Я открыл душевую кабину и увидел Эни на полу, уткнувшуюся в колени, ее плечи тряслись, вся она съежилась в комок и ничего не замечала вокруг, пока я не подхватил ее за руки.

-Какого черта? Оставьте меня наконец в покое, мать вашу! –заорала она не своим голосом. Я же не обращал внимания на ее истерику, завернул ее в полотенце и отнес в спальню.

-Тихо, малыш, не кричи, а то перебудишь всех.

-А мне плевать! Отвали от меня! Какого хрена тебе надо, Беркет?

Я втянул в себя воздух, призывая на помощь резервы своей выдержки.

-Закрой рот, Эни, и делай, что я тебе говорю! – процедил я, стараясь подавить ее истерику.

-Зачем ты сюда явился, что тебе все время надо от меня, что ты за чудовище-то такое?!

Она вновь зарыдала, а я прижал ее к себе крепче, коснулся губами ее щеки, вдохнул родной запах, и меня накрыло чувство дикого страха, этот страх тисками сжимал мое сердце. Что если бы она тоже погибла, что если бы я никогда не смог бы ее прижать к себе?! Ведь могло быть еще хуже, хотя куда уже?! И все же... Если бы не она, я бы, честное слово, покончил с собой! Мать, наверное, права, потому что я действительно помешался на своей жене, я ею болел в тяжелой, безнадежной форме. Моя любовь переросла все мыслимые пределы, но это не сумасшедшая любовь, которая проходит в два счета, когда потухает огонек страсти, не поддерживаемый впечатлениями, это скорее любовь сумасшедшего, которая не проходит никогда. Я зависим от Анны, жизненно зависим. Я часто думал, почему она, что в ней особенного, но ответа не было, просто люблю ее, наверно, любить и надо просто, потому что если за что-то, то это уже сделка, а никакая не любовь.

-Маркус, уйди... пожалуйста, я хочу побыть одна! –она высвободилась из моих объятий.

-Эни..

-Не надо, просто уйди, я видеть тебя не могу и не хочу!

-Послушай, милая, я просто..

-Уходи, Маркус, иначе клянусь, я тебя убью... Господи, какая же я идиотка, что согласилась жить с тобой, надо было бежать от тебя, как от огня! - она горько усмехнулась, мне тоже было горько, хоть я и понимал, что это все на эмоциях.

-У меня не было выбора, Эни..

-Выбор всегда есть, Маркус. И мы оба знаем, что он никогда бы не был в пользу нашего сына. Хотя может ты его и как сына-то не воспринимал, ты ведь вечно где-то был, то работал, то со шл*хами развлекался, то сидел ...

-Прекрати! -рыкнул я, но поздно бить по столу кулаком, когда ты сам превращаешься в блюдо. Она резанула по живому, била наотмашь словами, хотелось также врезать в ответ, но я держал себя в руках из последних сил.-Ты сама хоть понимаешь, что несешь?!

-Я понимаю, Маркус, очень хорошо понимаю, и будь уверен, ты ответишь, и докторишка твой тоже, за моего сына.

-Только попробуй вякнуть! Ты совсем ополоумела, он спас тебе жизнь, пошел на такой риск?! - я уже не сдерживался, меня несло, но я не мог оставаться спокойным, когда она свешивала вину на человека, который пошел ради ее спасения на преступление.

-На риск? Ну-ну, и сколько стоил ему этот риск? Во сколько ты оценил мою жизнь, Маркус, или точнее, во сколько ты оценил смерть собственного сына?

Я задохнулся, я не ожидал такого, я знал, что она будет обвинять в том, что не спас, в том, что не смог найти вовремя донора или хорошего доктора, да Бог ее знает, в чем еще, но только не в том, что я убил Мэтта. Это несправедливо, это жестоко, это, черт возьми, что-то запредельное. Я был в шоке, да что там, она сейчас просто спустила в унитаз все, что было, все, что я с таким трудом достиг в отношении семьи. Доверие, прощение, любовь с ее стороны оказались пустышкой, долбанным плацебо, потому что такое нельзя сказать даже на эмоциях, даже с горя. Сейчас говорили все те наши проблемы, которые мы, как оказалось, не решили. Мне нужно было срочно уйти, потому что было слишком горько. Разочарование, боль и безысходность скручивали меня, я боялся сорваться и наговорить такого, о чем буду очень жалеть.

-Я иду спать, тебе тоже не мешает выспаться, потому что завтра поминальный обед.

Она лишь кивнула в ответ, а я вернулся к себе в спальню. Мне было так хр*ново, что хотелось на стену лезть и ничего не помогало. Все рушилось, и я не знал, как сдержать это цунами. Я пытался быть оптимистом, но это, честное слово, смешно. Какой, мать его, оптимизм?! Я никогда оптимистом не был, да и могло ли быть иначе, если моя жизнь напоминает плавание в унитазе по кругу, в попытке не захлебнуться д*рьмом, только на сей раз я наглотался его так, что дышать нечем . Надо быть кретином, чтобы увидеть свет в этом всем.

До рассвета я не мог сомкнуть глаз, а потом все же забылся беспокойным сном, но мою дочь совсем не интересовали мои переживания, прежде всего, ее волновал пустой желудок, поэтому через пару часов мне пришлось забыть про усталость и заняться своей крошкой. После же я занялся делами до самого обеда, я старался выкинуть из головы вчерашний разговор и сегодняшний обед, но ничего не получалось. Я с содроганием ждал момента, когда все сядут за стол и нужно будет что-то сказать. Но что мне сказать? Что можно сказать, когда твой сын мертв? Да и стоит ли что–то говорить? Никаких слов для этого нет.

Люди постепенно собирались, дом уже был полон, но Анна так и не появилась, я начал нервничать. Но как только все сели за стол, Анна показалась в дверях. Не говоря никому не слова, она села рядом с Беллой и махом выпила бокал виски, я сжал вилку до посинения. Люди ерзали и старательно пытались заполнить неловкие паузы любезностями, но все избегали смотреть друг другу в глаза, изо всех сил стараясь уйти от тревожного неоспоримого факта, что говорить-то не о чем. Это выматывало меня, последние силы уходили на вежливость и кивки, но больше всего меня убивала Анна, опрокидывающая в себя виски раз за разом.

-Прекрати устраивать попойку на поминках сына! - процедил я, меня трясло от гнева.

-И это говоришь мне ты? – иронично спросила она, выводя меня еще больше.

-Анна, мы все потеряли, но все же...- сказала моя мать, но Анна отшвырнула стакан. В зале разом стихли все разговоры.

-Да что вы?! Я не потеряла, мать вашу, я умерла вместе с ним, чувствуете разницу? Что вы можете в этом понимать?-закричала она.

-Я могу понять!- возразила Маргарита, Анна же уставилась на нее горящими глазами, полными слез.- Я тоже потеряла дочь и ...

-Не смей, не смей никогда сравнивать моего мальчика, который погиб случайно с этой долбанной шл*хой, которая умерла от того, что ее тр*хало несколько мужиков, пьяную, как скотину, которой она в сущности и была! –заорала Эни.

-Она была моей дочерью в первую очередь! - шепотом ответила Маргарита Петровна, слезы катились по ее щекам.

-Она была проституткой и алкоголичкой, которую рано или поздно ждал такой конец, просто не надо сравнивать ее с моим сыном!

-Я лишь хотела сказать, что понимаю тебя.

-Нет, не понимаешь, в твоем случае все давно было ясно, а в моем.. Невинный ребенок... за что?

-Бог забирает себе невинные души, сейчас ваш сын на небе, он там ангел. –робко предположил кто-то.

Анна яростно метнула взгляд в сторону говорившей, из ее глаз градом покатились слезы, я тоже держался из последних сил, это было невыносимо, слова прожигали душу, словно каленым железом. Хотелось спросить в своем ли эта дамочка уме, но Анна сделала это за меня.

-Он же Бог, в конце концов! Пусть создаст себе этих чертовых ангелов! Пусть он их себе создает! Что вы несете, черт возьми...-она захлебнулась рыданиями. –Катитесь к чертям собачим, вы, ваш Бог, да все на свете ! - с этими словами она выбежала из зала. Меня же трясло, как в лихорадке, разрывало от боли и страха, я смотрел вслед своей жене и не знал кто эта женщина. Но что самое кошмарное, я боялся узнать это, безумно боялся.

Следующая глава-