Между собаком и волкой. 3. Квадратура круга. Секс с собакой рассказы

3. Квадратура круга

или

от эмбриона к болванчику

Что ни говори, а к Шестому Дню Творец  добрался в сильном подпитии. К чести своей, не растеряв при этом чувства юмора. Чёрного.

Но начнём с Начал, с тех, предварявших День Шестой, всех прочих.

В животном мире существуют две базисных стратегии выживания, они же – размножения. Одна основывается на количестве, другая на качестве. Обе успешно доказали свою жизнеспособность в процессе Эволюции, чему доказательством – бесчисленное множество видов живых существ, приверженных каждой из стратегий. Главное: то, что ты делаешь – делай правильно.

Типичными представителями стратегии количества являются рыбы. Различные виды рыб мечут от тысяч до сотен тысяч икринок. Некоторые никак о них не заботятся, другие пытаются создать минимальные защитные условия (кое-кто даже сберегает их в собственной пасти). Но, так или иначе, подавляющее большинство икринок гибнет. Из проклюнувшихся мальков, опять же, гибнет большинство. Как и из подросшего из них молодняка. Тем не менее, изначального количества всякий раз оказывается достаточно для продолжения рода в целом. Что и является целью Эволюции. Преимущество такой стратегии очевидно: продолжение сохранения вида при минимальных на то затратах времени, энергии и пищевых ресурсов родителей.

С усложнением живых организмов наблюдается тенденция к последовательному сокращению количества отпрысков. Это объясняется всё той же стратегией выживания: количество существующих  ресурсов и способности самки к вынашиванию и последующему кормлению потомства сами по себе диктуют и его величину. Чем сложнее и больше организм, тем меньшее количество себе подобных он способен успешно выносить и произвести на свет в каждом отдельном помете.

Некоторые земноводные и рептилии знаменуют собой переходную стадию от кладок яиц к живородящимся, самостоятельным отпрыскам, натальный уровень развития которых позволяет им независимое существование с первой минуты жизни. Но, по сравнению с рыбьими икринками, их число уже на несколько порядков ниже. Ключ к достижению новорожденной самостоятельности кроется в материнской утробе: в процессе беременности самка обязана поставлять все необходимые питательные вещества для всех эмбрионов. А для этого требуется и относительно длительный период беременности, и значительные физио-энергетические затраты материнского организма, - всё это на фоне непрерывной борьбы за выживание самого родителя.

Саламандра – существо удивительное. Но вовсе не потому, что пляшет в огненных языках пламени. Самка европейской саламандры рожает, обычно, всего несколько, вполне сформировавшихся детенышей. Но они – лишь десятая часть тех эмбрионов, кои вынашивались ею в  утробе. Куда же подевались остальные 90%? Их съели. Сожрали те, кому посчастливилось родиться. Просто потому, что они  и являлись единственным источником пищи для зародышей: никакой иной их мать им не предоставляла. Это именуется «внутриутробным каннибализмом». Феномен внутриутробного каннибализма присущ ещё нескольким видам, в частности,   песчаной тигровой акуле. Во чреве самки этого вида зарождаются два или более эмбрионов. Но рождается всегда один – полностью сформировавшаяся особь метровой длины, коя, практически не нуждается, ни в материнской опеке, ни в преподавании ей уроков адаптации. Она всему научилась сама, ещё не родившись – внутриутробная война на выживание -  лучшая школа естественного отбора наиболее кровожадных и агрессивных особей, не имеющих к тому же, ни малейших сантиментов по отношению к себе подобным.

У млекопитающих наблюдается продолжение тенденции: время беременности удлиняется, число приплода сокращается, а затраты в энергоресурсах на кормление и воспитание каждого детеныша возрастают пропорционально сложности его физиологии. Что, одновременно, приводит и к общему ограничению популяции, и к необходимости обеспечения персональной защиты каждому из новорожденных. Но, ресурсов вновь не хватает. Решение: вкладывать силы и затраты лишь в наиболее сильных и обещающих. Прочих – либо оставляют умирать, либо… поедают по рождении. Да, сами родители  и их ближайшие родственники. Принцип прост: если ты слабый – ты лишний.

Сурикаты – милые и симпатичные зверьки, живущие большими колониями. Они живые и общительные, внешне создающие впечатление заботливого и гармоничного сообщества. Самки суриката способны приносить по 3-4 помета в год  и в каждом – по 4-5 детенышей. У сурикатов царит матриархат и строжайшая иерархия самок, где все подчиняются доминантной Даме. За внешней дружелюбностью и добрососедством этих зверьков скрывается жестокая реальность. Детеныши недоминантных самок попросту уничтожаются – быстро и безжалостно – самой самкой-альфа и её многочисленными добровольными сподручными. А колония процветает.

Типы отношений между полами одного и того же вида в животном мире крайне разнятся: от полного отсутствия каких бы то ни было отношений вообще, помимо самого акта спаривания, до множества различных тактик, для которых используют термины: «моногиния» (репродуктивная тактика самца, направленная на половые связи с одной самкой), «полигиния» (тактика самца, направленная на половые отношения с несколькими самками), «моноандрия и полиандрия» (соответственно связи самки с одним или несколькими самцами). Практически, все виды этих отношений появляются уже  у птиц. Но нас интересуют приматы.

На примерах исследования самых различных видов приматов, включая высших, т. е. человекообразных обезьян (орангутанг, горилла, шимпанзе), - однозначно ясно, что пожизненная (облигатная) моногиния – наименее распространенный из всех типов отношений, он наблюдается у очень ограниченного числа видов (как, например, у гиббонов). «Такой тип отношений обусловлен условиями среды: прослеживается тесная связь моногамии с типом питания и характером распределения ресурсов в пространстве. Практически все моногамные виды приматов употребляют низкокалорийную пищу, причем пищевые ресурсы разбросаны, как правило, по территории обитания мелкими островками, размеры которых недостаточны для удовлетворения потребностей большого количества особей одновременно. Более того, оказывается, виды, практикующие облигатную моногамию, значительно менее пластичны экологически и встречаются в очень узком диапазоне экологических ниш. Меньшая адаптивная ценность моногамии по сравнению с другими типами систем спаривания проявляется и в особенностях поведения представителей данных видов. Как правило, репертуар особей более стереотипен по сравнению с представителями близкородственных видов, практикующих иной тип репродуктивных отношений. Для моногамных видов характерны выраженная территориальность и слабое развитие социальной структуры с недифференцированными социальными ролями особей. »

«При анализе типов брачных отношений у приматов отчетливо выявляется специализированность моногамных структур, а также связанные с ними ограничения в развитии социального и исследовательского поведения. В условиях социальных структур, ограниченных парой взрослых особей и их потомством, существенно снижаются вероятность изобретения и сохранения полезных инноваций в последующих поколениях и их распространение в популяциях. Отрицательным моментом является также ограничение социальных контактов с неродственными членами популяции различного возраста и пола. »

«Кроме того, следует различать между понятиями моногамии и парных связей (pair-bonds). Первое означает постоянные сексуальные или репродуктивные отношения между партнерами, в то время как второе подразумевает постоянные социальные взаимоотношения между половозрелыми самцом и самкой, чья семейная структура включает также и зависимое от них потомство. »

Подавляющее большинство видов приматов, как низших, так и высших, – от макаков и шимпанзе до горилл, мандрилов, капуцинов и павианов, - демонстрируют все прочие виды половых связей, среди которых наиболее распространенные – полигиния, и  серийная моногиния (периодическая смена партнеров внутри пары). Именно два эти типа и доказали себя, как наиболее универсальные и многообещающие в смысле потенциала появления и роста социальных и технологических инноваций – как в животных, так и в человеческих сообществах. К этому следует добавить и ещё один важный механизм – дружественные (аффилиативные) связи между особями обоих полов (одиночными и групповыми) внутри стаи. Такие дружелюбные отношения между самками и самцами между собой и друг с другом, как оказалось, играют необычайно важную роль в замещении, собственно, сексуальных партнеров, беря на себя множество социальных функций. Однако, и этим «дружественным» связям, очень часто предшествует связь сексуальная, переходящая затем в аффилативную. Выражаясь словами одного из персонажей Чехова: Сперва знакомая, затем любовница, а потом – подруга. И именно в такой последовательности.

Что же касается прямых предков современного Homo Sapiens, прежде всего, следует заметить, что «у гоминид детеныш появляется на свет совершенно беспомощным, а период его младенчества существенно удлиняется – факт, обуславливающий огромное число следствий - и в дочеловеческих популяциях и в человеческих, - как на поведенческом, так и на межполовом сексуальном уровнях». Судя по степени полового диморфизма у различных видов гоминид, по меньшей мере, начиная с Homo Erectus, - в среде гоминидных сообществ наличествовали все или почти все типы вышеописанных половых связей, а развитие социальных структур способствовало многообразию и вариабельности сексуально-поведенческих практик. Более того, исходя из анализа многочисленного археологического материала и антропологических параллелей, можно с высокой степенью вероятности утверждать, что различные типы межполовых связей, как чисто сексуальных, так и поведенческих вообще, - могли сосуществовать в ранних человеческих сообществах одновременно и независимо друг от друга, создавая картину гибких кросс-поведенческих матриц.

Постоянная, парная моногамия, следовательно, на всех стадиях эволюционного развития видов доказала свою адаптационную несостоятельность, проигрывая всем прочим социально-сексуальным моделям. В современном же обществе она и вовсе выглядим замшелым анахронизмом.

Вид Homo вообще и Sapiens в частности, имеет еще одну кардинально важную особенность, отличающую его от приматов, да и от большинства млекопитающих: его самки репродуктивны круглый год – случай сам по себе редчайший. Помимо огромных возможностей размножения, это создало и удивительную предпосылку: сексуальные отношения, не ставящие своей целью продолжение вида, т. к. самец Homo всегда хочет, а самка – всегда способна. Следует помнить: в животном мире – от ласточки до гризли, - если самка не находится  на стадии течки, т. е. в период, когда может реально зачать потомство, - она в принципе не воспринимается самцом, как сексуальный объект, в лучшем случае – как собрат по семейству, в худшем – как конкурент за жизненное пространство, подлежащий изгнанию или уничтожению.

Но у вида Homo всё иначе.   Само по себе это было бы чудесно и, если бы на этом заканчивались проблемы между полами – мы жили бы в счастливейшем из всех возможных миров. Если бы… не одно большое НО. Помните, Творец, ведь, был в подпитии…

Дело в том, что самцы и самки Homo, вступая в сексуальные отношения или, хотя бы, имея ввиду таковые, преследуют прямо противоположные цели. Самки Homo – существа по природе своей моногамные. Самцы – полигамные. Цели первых – нахождение надежного и верного самца, обладающего не только хорошими физическими данными, но и способного продолжать заботиться о нуклеидной семье (отец-мать-детеныши) и после появления потомства. Иными словами, самки придерживаются строгой моногинии – худшей и наименее перспективной из всех возможных стратегий выживания для большинства приматов, но предпочтительной для каждой, отдельно взятой самки. Эволюционная стратегия выживания самки Homo построена, стало быть, на качестве: малое число детенышей, но хорошо обеспеченных и защищенных, длительное время остающихся не самостоятельными, но нарабатывающих при этом личностные качества и внутрисоциальные навыки. А для такого требуется постоянный самец – защитник и добытчик.

Самцы же, напротив, придерживаются обратной стратегии, - как  выживания, так и адаптации в целом – количественной. Сама физиология самца и его гормональный фон толкают их к спариванию с максимально большим числом самых разнообразных самок, включая чужие и дальние популяции. Расчёт самца прост: я покрою за год 100 самок. Половина из них забеременеет. Половина из забеременевших родит здоровых отпрысков, половина из которых будут самцы, половина из которых сумеют достичь половой зрелости. Что даёт нам в сумме 5-6 детенышей мужеского пола. В год. Вместо, в лучшем случае, одного за несколько лет от одной постоянной самки (учитывая высокую смертность при родах), да ещё и при отсутствии обогащения генотипа. Более того, множественность сексуальных связей позволяет самцу самому выбирать наиболее подходящих, а так же, - что отнюдь не менее важно, - необычайно расширяет возможности его социальных контактов, как таковых, да и саму изведанную территорию обитания. Разумеется, это всего лишь модель, существующая исключительно в его подсознании, и реальность, чаще всего, бывает весьма от нее далека. Но человек, по природе своей, существо, руководствующееся именно своими мыслительными моделями, а человеческие самцы – в особенности: это их свойство и позволяет постоянное внедрение инноваций и развитие вида. Такая стратегия подразумевает в качестве избираемых тактик либо полигинию в чистом виде, либо серийную моногинию с максимально частой сменой партнерш в социально неустойчивых парах.

В переводе на примитив, это выглядит так. Вася постоянно норовит сходить налево: его манят просторы прерий и дым таинственных костров. Люся не готова, чтобы тот и направо хаживал. А сидел дома. Вася мечтает открывать миры, познавать, изобретать и исследовать, покорять пространства и всё, что в них, включая прекрасных незнакомок. Люся - чтобы опять сидел дома, а время, энергию и ресурсы тащил в семью. Ибо семья – это святое! Пустяками же и прочими хитроумными глупостями вселенского масштаба не маялся, а изобретения сводил бы до уровня усовершенствованной конструкции люльки. Или, на худой конец, соководовыжималки. Ради этого она готова почти на всё. Даже на секс. Иногда. Как поощрение послушания. Вася робко бунтует. Люся изыскивает способы усмирения, - помесь ублажения и угроз. И чем социальнее продвинуты оба – тем ухищренней. В 5 случаях из 10 (по статистике), - Вася, в конечном итоге, всё же, уходит. Но безнадежно запоздало. А потому - лишь затем, чтобы вскорости быть отысканным такой же Люсей. Ибо весь его кислый опыт квазисуществования с первой, уже сам по себе пропитал его под-, над- и просто-сознание до всех мыслимых подкорок, сделав неспособным на что-либо иное, кроме как на несколько улучшенную модель всё той Люси. Благо, люсь обретается в избытке. Впрочем, как и вась.

Следует подчеркнуть главное: в основе противостояния лежит именно антагонизм сексуальных стратегий, как базисных философий адаптации. Всё прочее – производные следствия.

Подобная война стратегий именуется в биологии «внутривидовым сексуальным конфликтом» и, если быть предельно честным, встречается не только у вида Homo. Но и кое у кого ещё… Очевидно, Творец, то и дело, неслабо закладывал за воротник и на протяжении пяти предшествовавших дней…

Вы когда-нибудь слышали о Чёрном Вдовце? Правильно. И не могли. Ибо такого зверя в природе не существует. Существует лишь Чёрная Вдова. И то, чем она занимается в свободное от работы время, именуется «сексуальный каннибализм». Помните внутриутробный? А это сексуальный. На самом деле, Чёрная Вдова – это не название вида, а титул, присвоенный самке паука за её пристрастие к убиению и поеданию сексуального партнера в процессе самого полового акта или непосредственно после. И речь не идёт о каком-то одном виде паучьих, а о множестве самых разных.

Самцы пауков – просто до невероятия храбрые мужчины, а их сексуальным приключениям мог бы позавидовать любой авантюрист со стажем. Мало того, что их женщины превосходят их в размерах и силе (иногда до восьми раз!), - так ещё и на редкость кровожадны. Самцы всё это знают и, тем не менее, вновь и вновь идут на самоубийственные экспедиции вглубь страны каннибалов. А всё дело в том, что летальный исход вожделенного экстаза – не стопроцентный. По тем или иным причинам, у паука всегда есть шанс не только поиметь сказочное удовольствие, но ещё и рассказать об этом впоследствии дружкам. Самцы различных видов применяют собственные тактики для обеспечения удачного исхода экстрима. Некоторым из них могли бы позавидовать лучшие из ветеранов спецназа. Первая из тактик заключается в попытке в последний момент, сразу по свершении акта, скоропостижно спастись храбрым бегством. Для этого им требуется произвести целый ряд подготовительных процедур, предваряющих, собственно, операцию. Прежде всего – разведка и рекогносцировка позиций противника, всё - в условиях строжайшей тишины, секретности и маскировки. Самец знает: стоит ему оказаться обнаруженным раньше срока – и всё пойдет насмарку. По мере своего продвижения к генштабу противника, лазутчик старается сделать две вещи одновременно: уничтожить заграждения и каналы  коммуникаций по пути своего будущего отступления и, второе, – сделать это таким образом, чтобы охранные нити спутались между собой, образуя иной, не знакомый их создательнице, узор. Таким образом, в случае бегства, новый рисунок паутины будет знаком самцу, но не знаком самке, что и даст ему несколько спасительных секунд,   решив исход поединка. В подавляющем числе случаев тактика не срабатывает: лазутчик обнаруживается загодя средствами обороны и ликвидируется.

Другая тактика заключается в использовании некоего подобия помеси троянского коня с подсадной уткой: самец медленно продвигается к логову самки, таща перед собой тушку ранее убиенного и пригодного к немедленному поеданию существа, сам при этом прячась за ней. Расчёт прост: самка примется за поедание нечаянно свалившейся на неё дармовой снеди, а он, тем временем, незаметно подкрадется сзади и…  Процент успеха таких вылазок невелик. Но попробовать стоит.

Пауки-кругопряды, ко всему прочему, ещё и крайне избирательны: уж коли  принимать смерть – так в объятьях, как можно более крупной, видной из себя женщины и, что самое главное! – исключительно девственницы, - что гарантирует эфемерный шанс на то, что потомство и вправду будет принадлежать лишь им одним.

Шаровые пауки пошли ещё дальше: они оставляют в теле паучихи свой половой орган вместе со спермой, создавая, таким образом, своеобразный клапан-затычку, делающий невозможным спаривание паучихи с иным самцом даже после смерти первого.

Красноспинный паук не питает особых иллюзий по поводу исхода. Он лишь пытается максимально его оттянуть. В буквальном смысле. Для этого он изменяет своё тело, втягивая внутрь жизненно важные органы: когда самка неизбежно примется за своё, у него будут в запасе ещё несколько кратких, но кардинально важных мгновений. Судя по тому, что вид красноспинных пауков не переводится, этими последними мгновениями они умеют пользоваться наилучшим образом.

Сексуальный каннибализм – прерогатива не одних лишь паучьих. Он наблюдается у самок некоторых видов мух, комаров, сверчков и богомолов. Во всех без исключения случаях речь идёт о хищных видах, где самка в несколько раз превосходит самца в размерах. Пытаясь дать объяснение такому её поведению, исследователи выделяют два возможных. Первое заключается в том, что самка – ввиду разницы в размерах, - вообще не воспринимает самца, как представителя того же вида, а значит, изначально видит в нём одну лишь добычу. Второе, прямо противоположное, утверждает, что она прекрасно знает с кем и для чего имеет дело. Но ей требуются всего-навсего две вещи: оплодотвориться и обеспечить выживание потомства. Остальное ее интересует меньше всего. Самец дает ей возможность первого и весьма помогает во втором путем предоставления высококалорийного белка в виде… собственного тела, служа, тем самым, столь необходимым кормом для мамочки его будущих чад. В результате, самка не только остается живой и удовлетворенной сексуально, но ещё и сытой  (хотя, учитывая размеры паучка-папаши, его пищевая ценность видится нам весьма сомнительной).

Самка богомола – женщина с характером. Скверным.   В процессе соития со своим мужчинкой-недомерком она имеет обыкновение откусывать тому голову. Да, представьте, на самом пике удовольствия. Предварительно зажав её лапками: дабы не брыкался. Точнее, она пожирает его всего, но начинает всенепременно с головы. Некоторые исследователи, на примере самок североамериканского богомола Tenodera sinensis, видят в таком поведении самок исключительно проявление их чувства голода – банального, физического, - так что,   их способ поедания самца ни чем не отличается от поедания ими любой иной добычи. Другие, напротив, усматривают в постепенном сжатии головы самца с сопровождающим его всё затрудняющимся дыханием, особую сексуальную практику, стимулирующую половое влечение партнера, и сопровождающуюся усилением его потенции и учащением фрикций, - что повышает шансы на вероятностное  качественное оплодотворение*. Методика, могущая показаться более чем соблазнительной для кое-каких любителей экстримного BDSM.

Но если вы думаете, что этим похождения самки богомола исчерпываются, то крупно ошибаетесь. Под конец осени богомолы остаются едва ли не последними из всех насекомых, кои ещё не умерли, отложив яйца и личинки, или не погрузились в состояние зимнего анабиоза. Приближаются заморозки, пищи почти не осталось, как, впрочем, и самцов: большинство из них было съедено ещё буйным летом, в период раннего спаривания. И тут у самок богомола, не к ночи будь сказано, начинается натуральный климакс, сопровождающийся, как и положено, бурными гормональными всплесками. Ведомые внезапными сменами настроения и желаний, самки, на пороге собственной смерти, начинают проявлять не по годам резвую сексуальную активность. Они выискивают стратегически возвышающиеся над прочими былинки и, взгромоздившись на них, принимаются вовсю распылять феромоны с целью привлечь хоть какого-то, чудом уцелевшего самца. Если же самка обнаруживает вблизи себя соперницу, то тут же вступает в бой. Во-первых, дабы ликвидировать потенциальную претендентку на гипотетического любовника, во-вторых – дабы разжиться за ее счёт столь недостающим ей самой белком. Так, на склоне лет, самка богомола становится не только мужеубийцей, но и каннибалкой себе подобных. Успешный результат поединка, хоть и не гарантирует появление недальновидно истребленного самца, зато обеспечивает победительнице сытую смерть и ни с чем не сравнимое чувство исполненного долга.

По сравнению с самками богомола, маленькая австралийская птичка Риндинги кажется верхом милосердия. Самец Риндинги после спаривания имеет обыкновение отдаваться в объятья Морфея. Надо полагать, от убытка сил и избытка блаженства. Самка же в это время, напротив, полна сил и намерений. Она приближается к спящему и, у него, у спящего, выклевывает сердце. Исследователи, как всегда, полагают, что таким образом она всего-навсего утоляет потребность в питательной среде для только что зачатого отпрыска. Остаётся лишь сетовать, что Шекспиру были вполне неведомы, ни повадки самки птички Риндинги, ни сама Австралия. А какая могла бы получиться трагедия...

Самец болотной сумчатой мыши – опять австралиец! – единственное млекопитающее, погибающее сразу после спаривания. Впрочем, вина самки в том лишь формальная: самцы мышастых сумчатых в период спаривания настолько поглощены сексом, что попросту «забывают» питаться: их внимание сосредоточено лишь на предмете вожделенья, требующего от них, поистине, немышиных усилий и энергии. А потом… потом оказывается уже слишком поздно. В европейских домах терпимости, когда нечто подобное происходило с преклонных лет джентльменом в объятьях прекрасной куртизанки, сие именовалось «смертью от поцелуя». Именно так об этом и писали – не только в викторианской бульварной прессе, но и в официальных свидетельствах о смерти. А ведь вполне могли бы написать: «погиб смертью сумчатой мыши».

Если кому-то покажется, что сексуальная жизнь (и жизнь, как таковая) кое у кого несколько омрачается определенными трудностями, - советую  обратить внимание на Постельного Клопа Обыкновенного - Cimex lectularius. У самки этого, несомненно,   очаровательного создания… как бы это выразиться покорректнее… отсутствует отверстие для спаривания. Вообще. В принципе. И бедному самцу всякий раз приходится в буквальном смысле просверливать его самому. Да, именно тем самым, чем вы об этом и подумали. Благо это самое у самца Клопа Постельного Обыкновенного – острое и изогнутое. Просверлив оное, он вводит в самку сперму, которой она, при условии, что впридачу ко всем прочим собственным несовершенствам, ещё и голодна по причине нехватки в себе крови (чужой, разумеется), - ещё и питается. Но всё это, так сказать, цветочки. Постельный Клоп, следует заметить, являет собою едва ли не сексуального рекордсмена в мире животных, причём сразу в нескольких категориях. Во-первых, по количеству спариваний: постельные клопы спариваются до двухсот раз на день. А всё потому, что с трудом отличают самок от несамок, в результате чего половые контакты с первыми составляют не более 30%. Остальные же 70% приходятся на... да, вы всё поняли правильно. Но детей таким образом не заведешь. Кроме того, проделывая пресловутые отверстия, самцы выказывают весьма смутное знание женской анатомии, что приводит к тому, что они просверливают женщинам головы, животы, лапки и прочие органы в коих сперма вряд ли сумеет оплодотворить что бы то там ни было. Именно эта причина побуждает самцов становиться чемпионами и в другой категории: по количеству выделяемой спермы. Не зная наверняка, куда они её внедряют и какова будет её дальнейшая судьба, самцы решают перестраховаться: хорошей спермы много не бывает. В результате они вырабатывают, просто, невероятное ее количество: если бы постельный клоп был размером с человека, при каждой эякуляции он выделял бы около тридцати литров семенной жидкости! Во всем же прочем, живут они, хоть и не слишком долго, зато вполне счастливо. Так что, если вы, чисто случайно, обнаружите у себя в постели клопа и, хорошенько приглядевшись, заметите, что он сплошь испещрен микроскопическими отверстиями и пахучей клейкой слизью, знайте: 3 против 7, что перед вами не клоп, а клопчиха, вконец истерзанная сексуальными посягательствами бесчисленных насильников. Не убивайте бедную женщину, а осторожно пересадите к соседу.

Подводя итог нашего зоологического экскурса, следует подчеркнуть главное: сексуальный каннибализм, даже с учетом разницы в размерах между особями двух полов тех же видов, - возможен лишь при наличии у них различных репродуктивных целей и стратегий. Самец, - всегда  и во всех случаях, - движим сексуальным вожделением. Самка – стремлением обзаведения и сохранения потомства. Самец ориентирован на количество, стараясь спариваться с максимальным числом самок максимально часто. Самка же ориентирована на качество: реже, но непременно результативно. И когда самец обуреваем сексуальным голодом, самка – самым обыкновенным. Самка для самца – цель, важная сама по себе. Причем настолько, что даже временное, краткое обладание ею, порою, стоит и самой жизни. Самец же для самки – всего лишь средство: назойливый объект, вынужденное, неизбежное орудие - способ продолжить во времени саму себя. И если она убивает самца, то значит это всего лишь одно: средство изжило себя и больше оно ей не потребуется. Ни ей, ни её отпрыскам. Если же не убивает – то, опять же, не по доброте сердечной, а всё из тех же прагматичных соображений выгоды: в расчете на то, что он ей ещё понадобится. Для поставки кормов. Для защиты и обороны. Для достижения социального статуса ею и потомством. Для обретения всех и всяческих благ.

И только.

Запомните это правило: оно ещё проявит себя в полной мере в обществе прямоходящих млекопитающих вида Homo.

***

Человек, как известно, животное высоко социальное, облагороженное религиозными заповедями и правовыми нормами, моральными постулатами и нравственными категориями, общественными институтами и несть-им-числа-какими-ещё-хренокодексами, а потому, ведомое не низменными, прости господи, животными инстинктами, -  какой-то там мерзкой игрой кровожадных гормонов, - но одними лишь соображениями гуманности, человеколюбия, духовности и целесообразности. Посему, дикий варварский обычай внутриутробного каннибализма у самок вида  Homo, ну никак не возможен, и заменяется высокогуманным «внутриутробным зомбированием». А каннибализм сексуальный – в прямой последовательности и зависимости от зомбирования внутриутробного, заменяется его естественным продолжением - зомбированием социальным, с сексуальным же использованием самцов человеческих, растянутом во времени жизни, благо и цели, и средства, и орудия вида Homo предоставляют тому, поистине, неограниченные возможности.

Для вящей справедливости следует заметить: внутриутробное зомбирование в равной мере распространяется на эмбрионы обоих полов. Однако, если в случае с зародышем женского пола, речь идёт о естественном причащении к родственной ему самому самочной среде обитания – и по химическим ее характеристикам, и по физиологическим свойствам, и по самим вибрациям материнского лона, - то в случае с мужским всё обстоит иначе. Его первичная, материнская среда обитания – во всём ему чужая и чуждая, по самой своей природе не способная снабдить его тем необходимым, что потребно именно ему, как самцу: в ней просто ничего из этого нет в наличии. Потому, во-первых, всё вновь познаваемое и приобретенное ему надлежит черпать исключительно из себя самого, то бишь, из своей собственной Y-хромосомы, а во-вторых, делать это в условиях чуждой для себя среды, - не враждебной, а именно, чуждой. Потому зомбирование и не превращается в истязательную пытку, материнское чрево работает иначе: оно кормит и убаюкивает, усыпляет и согревает. Но не обольщайтесь! За каждым «заботливым, любвеобильным» чревом стоит строгая и неумолимая Надзирательница – Воспитательница душ самцовых, стремящаяся из комка первозданной плоти «слепить» собственное подобие.

С возраста 1 секунды после зачатия она вступает в свои права, передавая эстафету от одной своей ипостаси другой: За всеми ликами и  личинами, имя коим Легион, стоит одна – великая Воспитательница. Её цель проста и неблагодарна: превратить дикого, грубого, примитивного в вожделениях своих самца, мечтающего лишь о сексе с чем-побольшим-числом-самок, в полезного и во всех смыслах положительного члена общества: любящего и, главное, верного! мужа и отца, заботящегося о благосостоянии своей норы, семейной ячейки, дражайшей супруги и оголтелых отпрысков, горбатящегося по гроб жизни в непрестанных усилиях добывания пропитания и всё новых, не прекращающих объявляться благ цивилизации, что, в свою очередь, обрекает его на неизбежное стремление к успеху, карьерному росту, повышению социального статуса и профессиональной квалификации, соглашательству с вышестоящими и приспособляемости, как таковой из страха потерять всё накопленное, включая саму дражайшую, - что, опять же, несет на себе сильнейший положительный заряд и стимул к обеспечению социальной стабильности и экономическому процветанию Системы в целом и Общества Потребления, в частности, да святится имя Его. Аминь!

Воистину, титанический труд! Особенно, учитывая факт вопиющей неблагодарности гадких эмбриончиков, кои, вопреки и не взирая на бесконечно вкладываемые в них усилия, так и норовят воротиться в состояние первобытной своей полигамщины, да сексуальной распущенности, да социальной необязательности! Вот оно – истинное чудо эволюции: вид, чьи самки целенаправленно одомашнивают своих же самцов!

Прогресс налицо: озабоченный пещерный оболтус превращается в законопослушного менеджера среднего звена – гладко выбритого, хорошо пахнущего, опрятно одетого, вежливо говорящего, уступающего место дамам, не-пьющего, не-курящего, не-гулящего, не-сущего получку в дом, цветы без повода, а подарки тем паче, говорящего «да-дорогая-конечно-дорогая-я-всё-сделаю-дорогая», и не разбрасывающего при этом грязные носки где-ни-попадя, не колупающегося в носу, не сквернословящего в присутствии, не мастурбирующего в душе (и в душе), не пукающего за едой, не гукающего, не мукающего, не фукающего, опускающего ободок в унитазе, не листающего журнальчики сомнительного свойства, не заглядывающегося на всех этих проходящих сучек (вот, ведь, стервы, дай им волю – тут же оттяпают выдрессированного! А сколько сил на него ухлопали!), несущего получку в дом (что, про получку я уже говорил? ну, это другая получка, ещё одна), - и при всём этом - всем-бесконечно-довольного. Феномен галактического масштаба, а не эволюция вида!

Но, опять же, не обольщайтесь: всё производимое делается самками человеческими вовсе не во благо самца, как такового, а лишь для себя-самих-любимых, да и понятие «блага», мягко выражаясь, подрисовывается ими исключительно под себя самих. А всё потому, что самец - это Master key, с чьей помощью самкам открываются двери, за коими таятся всевозможности. Главное – научиться правильно его использовать. Так чувствует себя муха, сидящая на пашущем воле: и пищи вдоволь, и пейзажей покрасоваться (собою на их фоне) уйма, и ветерок обдувает, да к тому же, тебя ещё и везут. И соревнуются мухи друг с дружкою за право обладания наиболее перспективным волом. Они живут своей жизнью: питаются, сплетничают, затевают склоки и разборки, чистят лапки, ссорятся и мирятся, наводят марафет, оберегают владения от вторжения соперниц, летают на шопинг, допинг, джимминг, джогинг, йогинг, аэробинг, коучинг и пилинг, опять питаются и вновь чистят лапки. Не забывая, то и дело, нашептывать своему волу волшебную тайную мантру: КАКОЙ ЖЕ ТЫ У МЕНЯ СЧАСТЛИВЫЙ! А вол пашет. Жуёт свою жвачку, кивает в такт, и пашет. Он привык.

А ведь, всё начиналось с эмбриона. Когда эмбриончику исполнилось годков, этак, три с копейками, его, - напомаженного, распричесанного и выскобленного выпускника начальной группы Школы Зомбирования, сочли, наконец, достойным быть выпущенным на пробное публичное шоу. Так сказать, перформенс в узком семейном кругу. С помощью любящего мамочку папочки, эмбрион водружается на табуреточку и, пред замершей в ожидании аудиторией, заикаясь от волнения, картавя от смущения и пуская запоздалые пузыри от чувства переполняющей его гордости, - зомбированный болванчик декламирует стишок совместного-с-любящим-папочкой-сочинения, о том, как они с папочкой вместе любят мамочку.

Фотовспышки, овации, записи на видео, групповой оргазм умиления присутствующих.

Антракт. Занавес.

***      

*В пользу верности этой гипотезы говорит одна, сама собой вспомнившаяся интересная история. В Японии XIX – начала XX веков, а скорее всего, и много раньше, в среде гурманов и истинных почитателей искусства эротики имела место особая практика. Япония знаменита своими ныряльщицами за жемчугом. Это совершенно особая порода женщин, выработавших в себе чисто мужские навыки. Они не только чудесные пловчихи, но и славятся своей способностью задерживания дыхания на удивительно долгое время – до 8-9 минут. Знатоки и ценители проделывали с ними следующее. Лодка с низкой осадкой выводилась в бухту с тихой водой. Ныряльщица (или несколько) укладывалась на борт таким образом, что верхняя часть ее тела свешивалась с лодки, а голова полностью находилась под водой. В такой позе ценитель всего прекрасного и брал ныряльщицу сзади. Совокупление продолжалось бесконечно долгие минуты, и всё это время женщина задерживала дыхание. Но даже у японских ныряльщиц за жемчугом есть свой предел, и на какой-то стадии, они начинали задыхаться. Что сопровождалось непроизвольными мышечными спазмами  вообще, и вагинальными – в частности. Ныряльщица агонировала, а гурман наслаждался изысканнейшим удовольствием: вагинальным минетом. Говорят, далеко не во всех случаях исход бывал летальным: в конце концов, число опытных ныряльщиц ограничено и их следовало беречь.

При написании текста автор пользовался, в частности, следующими материалами:

20. X. 15