Скелет из бабочек

Её майка совершенно точно никогда не доходила до середины рёбер, прикрывая только небольшую грудь и тонкие изгибы плеч. Она дёргала ими, каждый раз когда я рвано выдыхала ей свои корявые, плохо сложенные стихи вместе с ментоловым дымом. Она глупо хихикала, закатывала глаза, водя тонкими пальцами по моему разодранному запястью, но никогда не говорила что я несу чушь. Наверное, в этом был смысл

Мы входили в квартиру : обе холодные, полностью прокуренные, пропахшие метро и чужими тайнами. Она бросала сумку в кучу старых касет и неслась ставить очередную живую запись Crystal Castles - мне приходилось смотреть на одну и ту же девушку, остервенело пытающуюся напиться на сцене как можно сильнее, чтобы в конце упасть на колонки или за дешёвый синтезатор. Ты ведь знала, что я буду терпеть?

Моя девочка не переносила тяжёлую музыку с глубоким смыслом, не переносила картин, которых не могла понять, ворочала нос от старых групп и толстых книг. Моя девочка любила неон, браслеты, звякающие по рукам и ногам, рейв и персиковый ликёр. Моя девочка была мотыльком, здесь и сейчас

Она любила заходить ко мне за спину, обнимая двумя руками за шею и напряжённо вглядываясь в мерцающие строчки. Понимала ли ты что нибудь из всей этой бессвязной писанины, моя Лолита?

Я называла её всегда по разному : Венерой, дриадой, моей прекраснейшей Луной - она с беспечностью принимала правила игры, облачалась в меховую шкуру или прыгала  по квартире в тонкой юбке, края которой всегда мешали мне прикусывать кожу на её изящных бёдрах. Знала ли ты, что со мной происходило? И могла ли ты это остановить?

Однажды тебе было позволено измазать меня своей отвратительно-розовой помадой - и ты долго водила по мне жирным кончиком, вырисовывая края острых снежинок и фигуры пышных дам , а потом, - словно самую красивую куклу из своего шкафа - ты отмывала меня под контрастным душем, фыркая от перемены температур. Я думаю, мне было слишком хорошо, чтобы думать о чём то ещё кроме твоих волшебных пальцев, массирующих мои затёкшие от долгой печати кисти, растирающих мою шею и спину, старающихся добраться до всего. Ты казалась мне чем-то волшебным - вода стекающая вниз по твоей груди, мерцающие чайные глаза, тонкие, почерневшие от влаги пряди волос... Ты выбралась из морской глубины чтобы похитить мою душу?

Какая бы ты не приходила ко мне под самое утро: пьяная, под кислотой, которой тебя угощали школьницы или панки-троцкисты, ты всегда была особенной - истекала ли ты кровью на середине трассы, или как раньше морщила нос от какого-либо сложного термина

Но я опоздала на наше последнее свидание : и из тебя уже вытекали последние остатки внутренностей вперемешку с душой. Выражение твоего лица так и осталось не читаемым - половина твоих прекрасных черт растеклась по дороге, оставляя осадки на плёнке бензина. Мне стоило , пойми, стоило усилий признать в этом расстёгнутом, мокром от крови пальто - твоё, в этих слипшихся, миллированных кудрях - твои собственные, которые я любила перебирать, пока ты строчила своим поклонникам отказ.   Почему ты не сказала мне "пока"?

Ты можешь не волноваться : я снова нарисую тебя, остаток твоего тонкого тела перед самым капотом, нарисую тебя изнутри, напишу или спою твои слёзы, которые ты не смогла пролить, лишившись глаз в какие-то доли секунд. Я буду молча оплакивать каждую клетку твоего тела - с таким старанием не работали ни одни сторонники самых страшных культов... Я заново влюблюсь в твой карандашный портрет, и возведу небольшой алтарь в центре нашей квартиры - чтобы ты могла иногда приходить ко мне и потягивать свой любимый ликёр.

И ты навсегда станешь моей, моя маленькая девочка