Картофельный суп

Борис Родоман

КАРТОФЕЛЬНЫЙ СУП

В некотором царстве, в некотором государстве, а именно в бывшей ГДР (Восточной Германии), жили-были советские солдаты. По воскресеньям они приглашали в свою часть тридцатилетнюю немку, блондиночку, и дружно её использовали, при этом пороли ремнём; платили в складчину. Только один солдатик не участвовал в играх: он пришёл в армию девственником и боялся опозориться при товарищах, которые над ним подтрунивали, но зависть и садистское желание в нём росли и накапливались.

Демобилизовавшись, наш Николай обрёл в качестве подруги мою знакомую Лену и дал волю чувствам. Сама ещё сексуально не опытная, она стала его первой женщиной. Он её, конечно, сёк, тузил, щипал, таскал за волосы, но это не всё. Он надевал Лене петлю на шею, перекидывал верёвку через открытую дверцу прочного старого шкафа и подтягивал свою жертву кверху. Когда она начинала терять сознание, он или они оба благополучно кончали.

Рассказывая об этом в моей спальне, Лена сняла с шеи платок и показала стрингуляционную борозду. Я расчувствовался, стал целовать ей шею, грудь и всё-всё остальное. Она без возражений позволила себя раздеть и вяло мне отдалась, не получив никакого удовольствия. Одеваясь, она с некоторым удивлением спросила:

– Милый! Неужели ты не хочешь меня ударить?

– Нет, милая, не хочу! – ответил я решительно и даже с негодованием. С тех пор с этой милой у меня никакого интима не было. Мы на многие годы остались телефонными приятелями.

Больше всего в её рассказах меня потрясло, однако, не повешение, а нечто более оригинальное.

Однажды Николай поставил Лену раком, а её голову опустил в большую кастрюлю с горячим картофельным супом. Лена захлёбывалась, суп расплескался, картофелины раскидались по дивану, застряли в длинных волосах, и так наши любовники достигли оргазма.

Макнул бы он её в сосуд с мочой – это было бы не удивительно. Моча и кал так естественно соседствуют с половой сферой, и нужно совсем немного расширить её пределы, чтобы дойти и до таких материй  (что широко распространено и давно описано сексологами). Но суп! Через какие частоты сексуального диапазона приемлемости надо перескочить, чтобы окунуть голову «любимой» в картофельный суп?!

Как настоящий садист, Николай не ограничивался физическими мучениями Лены; он должен был каждодневно проявлять власть над своей рабыней и унижать её изощрённо. Так, например, в день её рождения не он дарил ей подарки, а она ему; она поила в ресторане его друзей. Разумеется, она отдавала ему все деньги, которые у неё водились. (В то время она работала лаборанткой в университете).

Ясно, как стал садистом Николай, но отчего стала мазохисткой Лена? Впрочем, я ещё ничего не сказал о её телосложении и о предшествовавших годах её жизни, а это существенно. Давно я заметил, что к мазохизму склонны женщины крупные, физически сильные. Такой была наша Лена в свои 23 года – высокая, с толстыми, крепкими руками и ногами. Конечно же, ей нужен был крупный, сильный партнёр.

В нашей культуре патриархата сила и власть считаются привилегиями мужчины, а женщине положено быть слабой и пассивной. Чем крупнее и сильнее женщина, тем труднее ей найти настолько сильного партнёра, чтобы ощутить себя слабой и беспомощной или хотя бы притвориться таковой. Если настоящей силы (физической и духовной) мужчине не хватает, он должен проявить пресловутый мужской характер; признаками его часто считаются тупое упрямство, грубость, жестокость, способность пренебречь партнёршей.

Мы очертили тип мазохистки, а теперь переставим стрелку ещё на четыре года назад, на то время, когда Лена училась в пединституте, писала стихи и влюбилась в своего преподавателя. Белокурый, хотя и не высокий, он казался ей похожим на Сергея Есенина. Однажды весной Лена вручила ему письмо с признанием в любви. Доцент Филиппов его взял, но не ответил, затаился и ничем, ни единым словом или взглядом, не выдавал себя несколько месяцев. Нетрудно представить, чт; переживала Лена. Она терзалась и терялась в догадках, а лирические стихи лезли из неё, как мясо из мясорубки.

Осенью, когда начался учебный год и студенты отправились в совхоз убирать капусту, доцент Филиппов, улучив момент, налетел на Лену, как смерч, повалил её в грязь, изнасиловал, грубо преодолевая её сопротивление, буквально вывалял в грязи (в навозе, помёте, перьях).

Почтенный семьянин, чуть моложе сорока лет, член парткома, опытный педагог, он действовал с минимальным риском. Уверен был, что Лена не станет жаловаться, не выставит себя на показ перед общественностью. Но главное: в папке у доцента хранился драгоценный документ – письмо Лены, свидетельствующее, что она сама всё спровоцировала.

Ах, девушка, девушка! Не посылай любовных писем и стихов малознакомому мужчине. Если он, не дай бог, тебя изнасилует, то его адвокат тебя оклевещет, следователь будет потешаться над твоими сочинениями, а суд найдёт смягчающие вину обстоятельства; твои дневники и письма уничтожат как более не нужные вещественные доказательства.

С недоумением вглядывался я в чистое, румяное лицо доцента Филиппова на заседании нашего научного общества. А Лена после того инцидента года полтора ходила с опущенной головой и всё писала, писала стихи в упадочном духе, полные самобичевания. Её ближайшая подруга Оксана, хранившая свою девственность для достойного мужа, снисходительно жалела «падшую» Лену. Всё это придавало романтическую сладость трагической истории и хорошо питало поэзию. Лена сравнивала себя с Марселиной Деборд-Вальмор, чувствовала духовное родство с Анной Ахматовой и Мариной Цветаевой.

Теперь я вижу, что недоумевал напрасно. Мы знаем, что и Сергей Есенин начал свой роман с Айседорой Дункан с того, что набил ей морду; частенько бивал её и впоследствии. И доцент Филиппов, и садист Николай, бивший беременную от него Лену ногами в живот, и сама она со своими стихами, похожими на лебединые стоны, – все эти люди были на своих местах, исполняли классические роли и хорошо вписывались в культурную традицию.

И ещё я заметил, что девушки, склонные к мазохизму, сами нарываются на травмы и аварии. Они падают со скал и в трещины ледников, ломают кости на горных лыжах, тонут в водоворотах, расшибают лбы в автомобильных катастрофах.

Весной, когда, сидя на моей тахте, Лена показывала следы  от верёвки  на шее, она, казалось бы, твёрдо решила покинуть садиста Николая, но вместо того она от него забеременела. Летом она поехала со студентами на учебную практику в Закарпатье в качестве помощницы руководителя, скрывая своё интересное положение. Один из студентов, назовём его Владимир, в неё влюбился. Как-то раз они были в маршруте вдвоём, Лена упала со скалы и у неё произошёл выкидыш. Девственный юноша оказался  причастным к ужасной тайне, которая их роковым образом сблизила. Они вместе скрыли  происшествие от остальной группы. Студент якобы просто отвёз ушибшуюся Лену в местную больницу, где женщину  быстро привели в порядок.

Скрепя сердце, Лена приняла от Владимира в подарок обручальное кольцо. По окончании практики они вдвоём поехали отдыхать в Крым (в Феодосию), где Владимир продолжал донимать Лену своей любовью. Она сбежала от него, не дождавшись конца отпуска.

А вот ещё примеры предрасположенности Лены к риску и к несчастным случаям. Однажды на даче она провалилась по пояс в нужник, после чего вошла в холодную реку по грудь и смыла дерьмо. В другой раз она съела трёхлитровую банку малины, и её увезла скорая помощь. С тех пор у неё была аллергия на малину и землянику. Об этом я узнал в лесу, когда, лёжа на её груди, совал ей ягоды в прокуренный рот. Курить она стала после того, как ощутила себя «падшей женщиной». В те годы курение у девушек считалось вызывающим символом сексуальной эмансипации. Девушки, начавшие половую жизнь или вообразившие себя «развратными», курили большей частью эпизодически и в трёх случаях: в ресторане, в такси и после полового  акта.

Я помню, как в поездке по Средней Азии, после того, как мы, преподаватели и студенты, после экскурсии на самый северный в данном регионе винный завод, выпили два ведра портвейна, Лена нырнула в темноте в незнакомый головной арык, а затем мы долго проталкивали её в окно запертого на ночь студенческого общежития, подпирая руками и головами её большую скользкую попу. И все  многие годы, прошедшие с тех пор, память моя хранит крепкий запах потного девичьего тела. Четыре дня спустя Лена первая, в третьем часу звёздной и лунной ночи, нырнула в Аральское море с корабля, остановившегося для купания. О, сладкие воспоминания! Как хочется сказать тёплые слова о каждой женщине, уступившей моим ласкам хотя бы раз!

Опубликовано:// Ещё. Независимая эротическая газета. -- Рига, 1993, № 4 (16), с. 12.

Б. Р. 18.01.2016