Покажи девушке футурум. Тематика: Голые девушки в бане

Борис Родоман

ПОКАЖИ ДЕВУШКЕ ФУТУРУМ

У нас в издательстве «Мысль» появился новый редактор, Роман Митин, очень порядочный член КПСС. Он надо мной добродушно подтрунивал, называл меня «Дебаркадий» и даже «Дебардакер». Из-за моей открытости моя личная и домашняя жизнь бывала предметом обсуждения в «рабочем коллективе».

– Дебаркадий! – сказал однажды Роман. – Что ж тебя девушки мало ценят! А ты будь смелее, покажи им свой футурум.

Я был старшим редактором, но уже прошёл аспирантуру, имел солидные публикации, пользовался известностью в научных кругах. Никто из коллег по издательству не сомневался, что, несмотря на средний возраст и пока не защищённую диссертацию, меня  в науке  ждёт неплохое будущее.

В 60-х годах ХХ века наука в СССР была ещё престижным занятием, а обладатели учёных степеней получали приличную зарплату.

Так что Роман, довольный своим остроумием, то и дело ржал:

– Борис! Дебардакер! Ну, покажи же девушке свой футурум!

Эти слова надолго засели во мне, как заноза.

*  *  *

Я познакомился с Ритой на ночёвке у берега Московского моря. Она пришла туда со своей одноклассницей Людой, к которой я тоже клеился, но социальные различия между девушками оказались существенными. Рита была приёмной дочерью академика. Его сын погиб, разбившись на мотоцикле, и супруги в годы войны удочерили девочку-сироту немецкого происхождения. Рита была натуральной блондинкой с очень белой кожей и  тонкими волосами.

Не довольствуясь турпоходами, мы собирались в квартирах. Что мы там делали? Трепались, пили вино, слушали песни в натуре и на магнитофоне. У нас и свои барды были, сочиняли, бренчали на гитаре.

(Неизвестный любитель эротической  прозы! Ты будешь разочарован моим рассказом. Эротики в нём на сей раз не будет. Ты можешь дальше не читать, не трать время).

Я от незначительной дозы спиртного впадаю в депрессию, даже от сухого вина, которое мне приятно. Ну, посидели, разъехались по домам на общественном транспорте, девушек проводили. Пришёл я домой, сел за письменный стол, и стало мне ужасно грустно. Так родилось очередное стихотворение.

Зелёная лампа

Предзимним вечером, в тоске зелёной,

Я цепенею, не оценённый.

Я сохранился среди потасканных

Перевлюбившийся и недоласканный.

Изранен острыми, замёрз от снежных,

Хочу я к комнатной, хочу я к нежной.

Зову я новенькую, зову я беленькую,

Отнюдь не старенькую, отнюдь не серенькую.

Открой ладошки, начнём сначала,

Будь в центре клуба, будь в вихре бала.

О, если б сбылося, всё то, что клянчу!

Всю жизнь без устали тебя бы нянчил!

Но кто поверит, что есть футурум?

Мы в разных сферах, на разном уровне.

Чтоб не расстраивать папу и маму,

За перспективного ты выйдешь замуж.

А я останусь опять маячить,

Машинописною слезой исплачусь.

С зелёной лампою, в тоске зелёной

Один состарюсь, не оценённый.

Вечер 29 ноября 1964 г.,

на другой день после попойки.

Это стихотворение я послал Рите почтой. Рита была взволнована и по секрету, с обещанием никому не рассказывать, показала его своему самому близкому  другу – мамочке. Та была взволнована не меньше, и по секрету показала стихотворение тоже своему самому близкому  другу, т. е. мужу, Ритиному папочке.

Академик, услышав мою фамилию, пришёл в ярость.

– Никаких родоманов!

Рите запретили со мной встречаться. Впрочем, «встречаться»  – это слишком громко сказано. Встреч вдвоём у нас ни до, ни после не было и не намечалось. Рите не позволили ходить на любые мероприятия с моим участием.

Запрет держался недолго. Риту поспешно выдали замуж за хорошего парня, и она вернулась в нашу компанию, но уже с мужем. Их брак оказался удачным и вполне «реципрочным». Реципрокность – это термин из Ритиной диссертации (по физиологии растений). Ну, как не подхватить такое словечко, как не  использовать его в эпиграмме, в поздравлении,   в тосте на банкете!

На первой странице подаренного мне автореферата Рита написала: «Талантливейшему из талантливых моих друзей с уважением и искренней привязанностью».

Рита достойно прошла  свой путь в науке без амбиций и претензий, приняла его как судьбу. Жаль только, что овдовела она рановато.

Вторая девушка, Люда, была дочерью мелкого научного  сотрудника, к тому же давно умершего. Она ходила замуж, развелась, потом долго проживала вдвоём с сыном, они спились, бурно конфликтовали, сын покончил с собой, а когда умерла и Люда, то врачи при вскрытии удивлялись, как она вообще жила – так много у неё нашли  всего...

Почти никого из героев моих воспоминаний уже нет в живых. Если бы я был верующим, то, наверно, написал бы, что Господь забрал их всех, но меня оставил одного. Не для  того ли, чтобы я успел рассказать ещё не ушедшим о тех, кто ушёл? Вот и промелькнули жизни человеческие, как капли в водопаде, но они же были, они блестели, и я ими любовался...

21 января 2016 г.