Любовь вне правил. Глава 1 или Истории про любовь

Глава 1

У судьбы тоже случаются приступы крайне нездорового чувства юмора...

Часть 1

А что плохого в том, что твоя жизнь просчитана и упорядочена на несколько лет вперед? И разве случай в "Аркадии" не самый яркий тому пример?

-... Ты уверен, что Чак... тот самый, кто идеально подходит на роль твоего шафера по всем показателям? Не слишком ли он будет выглядеть рядом с тобой... приземистым? – ей хотелось по началу сказать "низкорослым", но она вовремя отыскала в своём словарном запасе более политкорректное к данному случаю сравнение. – Если говорить на чистоту, то все подружки невесты выше его как минимум на пол головы! А ведь они будут ещё и на каблуках!

- Джо, это уже четвёртый по счету кандидат в мои шаферы, которого ты так безжалостно забраковала. Разве данная привилегия отбора не должна полностью принадлежать именно мне? Как никак, я жених, и только мне дано моральное и прочее право решать, кто лучше подходит на роль моего шафера на моей же свадьбе, в зависимости от моих личных предпочтений.

- Очень смешно! И я всё-таки надеюсь, что ты сейчас пошутил. Ты ведь пошутил, верно?

- Разве тебя возможно переспорить?

- Ты же адвокат. Это твоя работа – убеждать присяжных в своей "неоспоримой" правоте!

- Какое счастье, что ты не мой присяжный!

- Это тоже была шутка?

- Конечно, милая. Что-то ты сегодня... немного на взводе.

Немного?

Спустя почти три часа после столкновения в ресторане с тем бородатым... питекантропом и последующим ужином с очередным кандидатом в шаферы Гаррета, её никак не отпускало чувство, что этот вечер был абсолютно и безвозвратно вычеркнут из календаря её столь степенного и гармоничного течения жизни. Да и кому понравится, когда кто-то вдруг нежданно-нагадано вмешивался в чёткий график твоего распланированного на несколько лет вперёд жизненного уклада, не только в физическом, но и в этическом смысле этого понятия?

Она же так привыкла держать всё под своим бдительным контролем. ВСЁ! И стоит кому-то влезть в её безупречно выстроенную пирамидку своими чёртовыми грубыми и грязными пальцами...

Ну, хорошо! Допустим пальцы у него не грубые и не грязные, но он всё-таки посмел влезть!

- Я просто переживаю за тебя, дорогой! Вернее… что ты никак не найдешь себе шафера.

В этот раз Гаррет посчитал целесообразным промолчать и согласиться, использовав для ответа одну из своих безотказных улыбок, которые он частенько применял на слушаньях и разбирательствах в залах суда.

- Не переживай, солнышко. У меня впереди не меньше трёх месяцев. Уверен, я кого-нибудь обязательно подберу.

Он только что застегнул последнюю пуговку на куртке сатиновой тёмно-синей пижамы с золотыми вензелями-инициалами G&P на накладном грудном кармашке, снял с лица небольшие "домашние" очки от близорукости, аккуратно сложил их в специальный футляр на прикроватной тумбочке, и только затем нагнулся к кровати, чтобы помочь Джо убрать декоративное покрывало с поверхности идеально заправленной постели. Движения обоих доведены до синхронного автоматизма, выработанного и отлаженного весьма внушительным количеством дней и вечеров, прожитых вместе.

- Три месяца – это не так уж и много, дорогой!

- Джоанна, у меня достаточно объёмный список родственников, друзей и близких знакомых. Думаю, кто-нибудь из них в любом случае должен тебе понравится.

- Тогда я почти спокойна на этот счёт. Впрочем, как всегда и во всём, что связано с тобой. – частично она говорила правду, прикрывая ею своё слегка завуалированное недовольство, связанное с данной стороной подготовки к свадьбе. Оба это знали, но предпочитали не выходить за возможные рамки неприятного для обоих обсуждения. Джо итак взяла на себя большую часть обязанностей (как всегда!), и единственное, о чём она пока ещё вежливо и сдержанно просила, чтобы второй участник их совместной авантюры справился со своими обязательствами желательно не за пять минут до начала торжественного события.

Приятная обезоруживающая улыбка фотомодели экстра-класса, посланная через всё расстояние разделявшей их поверхности широкой двуспальной кровати в ответ на мягкую и искреннюю улыбку Гаррета. Похоже у них появился ещё один новый семейный ритуал.

- Ты же знаешь, любимая, насколько твоё доверие для меня бесценно!

- Я тебя тоже очень за это люблю, дорогой!

- Спокойной ночи, любимая!

- Сладких снов, котик!

Они практически одновременно забрались под одеяло, каждый со своей половины кровати, и почти одновременно выключили ночники на прикроватных тумбочках, каждый со своей стороны. Комната мгновенно погрузилась в непроглазный мрак. Легкое движение от Гаррета означало, что он повернулся на бок, приняв свою любимую позу эмбриона, при чем спиной к Джо.

Джоанн продолжала лежать на спине и смотреть в потолок – черный, пустой, переминающийся динамичными серыми и желтыми пятнами кратковременной "слепоты".

Она знала, что Гаррет скоро равномерно засопит – сработает снотворное, которым он в последнее время увлекался по совету своего личного психотерапевта. Слишком повышенное нервное перенапряжение, связанное со стрессами на работе и надвигающейся свадебной лихорадкой.

Самое смешное, но именно на Джо лежало не менее 90% всех проблем с предстоящей подготовкой их официального обручения, а у неё не было даже времени, чтобы просто пройти банальный медосмотр – сдать ту же кровь на совместимость резуса групп или узнать, какое у неё кардиодавление. Правда, у Гаррета в аптечке ванной с внушительным набором лекарственных препаратов по рецептурам и без, находился и свой личный тонометр, но в том-то и дело. Из них двоих (как это ни странно!) только он один являлся стопроцентным ипохондриком. Да, да, тем самым, который мог пить аспирин пачками из одного лишь страха, что у него разболится голова в ненастную погоду.

Тем не менее и каким-то чудом Джоанн сумела ужиться с данной слабостью своего жениха, как и со многими другими незначительными мелочами его нордического характера и вполне даже спартанской натуры.

А вообще, он очень ей подходил. Почти идеально! И о своем выборе она ни разу не пожалела! НИ РАЗУ! И то что они решили наконец-то узаконить свои пятилетние отношениями узами официального брака лишь подтверждало её железную уверенность в совершённом ею выборе. И Гаррет тоже знал об этом! По крайней мере, не мог не знать, особенно, когда за полгода до нынешних событий рискнул на свой риск и страх сделать ей предложение.

Все друзья, знакомые и практически абсолютно все ближайшие родственники хором твердили, насколько они гармоничная и самая идеальная в мире пара. Правда, Джоанн и сама никогда не возражала столь очевидной истине. Ведь выбор при любом раскладе был сделан лично ею.

Выбор...

Да, чёрт дери! Её самое больное место! Но, как видно, Гаррета никогда не волновал один из ведущих пунктиков его любимой невесты. Всегда с ней соглашался и очень, ОЧЕНЬ редко когда позволял себе вставит пару слов личного замечания и мнения. И, похоже, данный расклад вещей вполне его устраивал на протяжении всех пяти лет их совместных отношений.

Цвет и материал пижамы, оттенки и рисунки шпалер, форма светильников, дизайн мягкой и корпусной мебели, район, дом, этаж и сама квартира. Конечно, она всегда с ним "советовалась", спрашивала о его мнении, вызывала на встречу с риэлтором, с консультантом мебельного/строительного/посудного магазина, с дизайнером по оформлению жилых помещений. И Гаррет всегда приезжал. Всегда! Рассматривал с ней каталоги и готовые экземпляры домашней утвари, мебели, душевые кабинки-ванны, салфетницы, селедочницы, комплекты постельного белья – ВСЁ! Вплоть до зажимов для его галстуков, включая сами галстуки, и запонки для его рубашек с теми же рубашками! И тут же соглашался с окончательным выбором Джо. Сразу и беспрекословно!

Конечно он ей подходил и не только характером. Внешностью Гаррета Бенджамина Парчера-третьего природа так же ничем не обделила. Высокий – метр девяносто, подтянутый, стройный, с умеренно развитой и постоянно им поддерживаемой естественной мускулатурой идеального тела. Чистоплотный, аккуратный, красивый – синеглазый шатен довольно неклассического типажа смешанных кровей европеоидных рас. Но именно красивый! Такой, на которого часто оборачивается большинство молодых, незамужних (и немолодых и замужних подавно!) девушек-женщин в любом общественном заведении, в любое время дня и ночи, не зависимо от места и обстоятельств, связанных с его появлением. Даже в этом они были очень схожи. В то время, как появление Джоанн Слоун вызывало ощутимое движение со скрытым волнением у большей части присутствующих, представлявших сильный пол, тот же эффект срабатывал среди второй, так называемой, слабой половины, но уже от воздействия внешности Гаррета Парчера. А самое главное, для них лично данный расклад событий никогда не становился помехой в их стабильных и столь крепких отношениях.

Никаких эмоциональных треволнений, бурных вспышек беспочвенной ревности, показательных сценок и трагических драм со слезами, воплями и угрозами сигануть с крыши... В общем, ничего такого, что сама Джоанн привыкла называть романтическими страстями или неотъемлемой составляющей современного бульварного чтива.

Да и что в этом плохого? Можно подумать, если в других семьях время от времени закатываются громогласные скандалы с битьем посуды и прочим стандартным набором неадекватных истерик – это считается нормой? Типа, подобное поведение якобы подтверждает наличие определённых взаимных чувств у обоих?

А кто сказал, что любовь тоже не может быть расчётливой? Тихой, размеренной, гармоничной? И разве не к таким отношениям стремится большинство пар: И жили они долго и счастливо?

Ну, хорошо, ХОРОШО! В этой части размышлений она отнюдь не собиралась юлить и тем более самой себе! Да ей и не надо было оправдываться. В этом не было её личной вины, как и во всём, что когда-то так кардинально повлияло на её жизненные взгляды и базовое мировоззрение. Так сложились обстоятельства! Так однажды она была вынуждена дать себе клятву, что никогда, ни за что на свете и ни при каких иных возможных стечениях непредвиденных ситуаций, она не позволит себе переживать и уж тем более страдать из-за какого-то там очередного носителя двойной Х-хромосомы!

* * *

Сейчас это выглядит смешным, нелепым и до банальности абсурдным, но в то время ей определенно было не до смеха. Да и можно ли сравнивать в равной степени чувства наивного ребенка с богатым жизненным опытом взрослой и самодостаточной женщины, способной удерживать под строжайшим контролем большую часть своих врожденных эмоций?

Сколько ей тогда было, когда она впервые его увидела и в буквальном смысле залипла? Всего шесть лет? А ему? Десять?

Комичная ситуация, не больше, не меньше! Но он зашибись как здорово и просто классно лихачил на своем "взрослом" двухколесном велике, в то время как ей ещё не разрешали слезать с четырехколесного! Заводила, заправила и неоспоримый атаман их ведущей улично-дворовой шайки малолетних оторв и всеми признанных возмутителей спокойствия тихого прибрежного городишка. Подобных провинциальных пунктов населения в Эспенриге сотни, если не тысячи, как и подобных богатых на события историй с первой детской (а в последствии и юношеской) влюбленностью, которые оставляли в памяти неизгладимые отпечатки пережитых страданий и первых серьёзных потерь.

Сейчас Джо это прекрасно понимала, рассматривая произошедшее и уже давным-давно канувшее в небытие прошлое достаточно трезвым и критическим взглядом. А тогда? Кто тогда мог успокоить и объяснить неискушённому ребёнку, что все пережитые им чувства – всего лишь детские глупости и наивные представления о большой вечной любви, единственной и неповторимой? Что обычно в жизни всё так и случается! Тебе кто-то безумно нравится, ты неожиданно в него влюбляешься (при чём не специально и не сознательно!), засыпаешь-просыпаешься с мыслями о нём, краснеешь-бледнеешь-заикаешься, когда он рядом, не в силах унять бешеный стук сердечка в щупленькой грудной клетке и при этом постоянно вытираешь потеющие ладошки о подол платьиц или о штанишки шортиков. И так на протяжении почти всех последующих восьми лет!

Безусловно в Каслфорте даже на их объединенную начальную и среднюю школу с лихвой хватало красивых мальчиков и куда более умных, сдержанных и благовоспитанных. Но в том-то и дело. Все они попросту меркли на фоне этого неугамонного шалопая, вечного искателя термоядерных приключений на свои пятые точки (и не только свои!). И к тому же, он жил на одной улице, более того, в одном дворе, хоть и через пару домов (трехэтажные постройки ещё с послевоенных сороковых-пятидесятых годов, из светло-серого, желтого или бледно-оранжевого песчаника, тесно сплетенные в узкие лабиринты заковыристых переулков, сбитых квартальчиков и мощенных настоящим булыжником дорог, аллей и мостовых). Они постоянно пересекались, сталкивались, даже ходили к друг другу в гости. (Без соседского гостеприимства в подобных районах ну просто никак, особенно, когда каждый, кто живет в ближайшей от твоего дома округе, знает тебя по имени, в лицо, кто твои родители, близкие и даже дальние родственники, а добрая половина мужского населения города работает бок о бок на одном сталелитейном заводе или в порту. Да и ты сама и чуть ли не лично знакома со всеми друзьями, приятелями и коллегами по работе отца, как и с подругами, соседками и бывшими одноклассницами матери.)

А потом, через четыре года, когда и ей наконец-то исполнилось десять, он впервые предложил ей покататься на его новом (вернее, жутко старом) мопеде довоенного выпуска, который ему помогли отремонтировать его отец и дед в их лодочном гараже за предыдущий год. И это было не просто здорово! Это было одуреть, как здорово и просто не описать словами. И не важно, что он это сделал, потому что случайно увидел её безуспешные попытки запустить воздушного змея прямо в их дворе, да ещё и без помощи разбирающихся в этом деле взрослых. Он ведь сам предложил! САМ! Забраться на заднюю часть сиденья чёрного и страшно рокочущего мопеда и после разгона по центральному "шоссе" с выездом за город отпустить змея в воздух, постепенно отматывая капроновую нить со стержня катушки фут за футом и до "упора".

Наверное она в жизни больше не была настолько счастливой, как тогда. Сидеть и прижиматься к теплой спине четырнадцатилетнего прославленного хулигана Каслфорта, едва тогда понимая, что скорость мопеда не способна превысить свои максимальные пятнадцать миль в час, но при этом восхищенно задыхаться от мнимого ощущения, будто они летят над землей со скоростью Конкорда, вливаясь во встречные порывы ветра, как в мощный поток турбинного тоннеля. Она даже не заметила, когда успела отмотать всю длину веревки, и каким чудом каркас из фанеры, обтянутый цветастыми кусками шелковой ткани, оказался так нереально высоко над их головами, буквально теряясь своими очертаниями в ярких бликах солнечных лучей при повороте или наклоне в ту или иную сторону. Сколько они тогда катались по степи в паре милях от главного городского пляжа и сколько ещё тянули воздушного змея после того, как слезли с мопеда? А сколько потом успели наделать глупостей вроде попыток прогнать спящую гадюку, подпалить лупой ей хвост, после разжечь костер и выкурить украденную Риком у его отца сигарету?

Боже, это же вообще не возможно сосчитать и особенно всё вспомнить: подобные "мелочи", встречи (пускай даже в шумной компании соседских ребят, девчонок и однокашников), безумных авантюр, проказ, невообразимых шалостей и нескончаемых приключений. И почти всегда рядом с ним! Во дворе, на улицах города, за городом, в школе и ещё чёрт знает каких местах: на лодочных гаражах, в порту, у заводских складов. Где их только не носило и что они при этом не вытворяли, забывая время от времени, что надо есть, делать домашние уроки и тем более смотреть по телевизору интересные фильмы и передачи. А зачем? Если вечером можно перелезть через забор пляжного автокинотеатра и посмотреть с местными курортниками более новое и взрослое кино с рейтингом не ниже 16+.

Золотая пора? Господи, даже сейчас, спустя более 20 лет (!!!) у неё перехватывало дыхание, млело сердце и щипало глаза подступающими слезами. Даже сейчас она без особого напряжения вспоминала или, вернее, чётко "слышала", как её мама в очередной раз ругалась с матерью Рика, пророча ему ближайшие пару лет в колонии строго режима для несовершеннолетних трудных подростков. Мол, ему уже давно туда пора за все его выходки, дурное влияние на местную детвору, включая и саму Джоанн. Или что он сам рано или поздно убьется, гоняя на своих мопедах-байках по крутым закоулкам Каслфота и за его пределами.

А потом он перешёл в старшую школу и всё как-то резко сразу изменилось. Он и сам сильно изменился, особенно по возвращению с летних каникул, проведенных им в Карлбридже у одной из своих бездетных двоюродных бабок. Мало того, что он вдруг неожиданно вытянулся вверх, перемахнув свой привычный средний рост чуть ли не сразу на два, а может и на все три фута, так ещё и вернулся на почти новом и шикарном байке, действительно гоняющем даже по пересеченной местности со скоростью реактивного самолета. Отрастил свои шикарные каштановые кудри почти до плеч, записался в местную качалку, стал вдруг весь такой взрослый: ломающийся голос, тёмный пушок над верхней губой, загустевшие брови вместо выгоревших линий бесцветных волосков над веками. Вот только чувства Джо к нему после всего этого, казалось, обострились едва не в разы!

А может из-за того, что она тоже подросла, переступив к тому времени один из самых сложных и эмоциональных периодов подросткового взросления? И не удивительно, что в те годы он так и остался для неё единственным средоточием романтических грез юношеской влюбленности.

И нет, они так и не стали Ромео и Джульеттой своего времени и места. Рик повзрослел, у него появились новые предпочтения в выборе друзей и более взрослых увлечений. Он не только стал крутым старшеклассником, теперь он всё чаще светился в компании будущих выпускников, в группе более старших, чем он парней и девушек, увлекавшихся, как и он, байками и сумасшедшими гонками по пересеченной местности Каслфорта.

А учитывая тот факт, что теперь они учились в разных школах, и что она сможет перейти в старшую в аккурат после окончания Риком выпускного класса – всё последующие четыре года превратились для Джоанн в невыносимую пытку.

Хотя они и продолжали время от времени пересекаться (пусть и не так часто, как раньше), погонять в хоккей на траве или запустить воздушного змея за городом её уже никто не звал и не предлагал. Но на больших праздниках, включая дни рождения, ей-таки удавалось полюбоваться своим Риком вблизи и даже перекинуться с ним парой фраз. И в один из подобных дней, она рискнула похвастаться ему, что только что выиграла в последнем литературном конкурсе журнала "Юниор-Паблик" среди внушительного количества юных дарований Эспенрига. Правда, третье место – это не первое, и своим по праву выигранным призовым билетом – поездкой в Королевский национальный музей естествознания она так и не воспользуется, потому что никому из ближайших взрослых родственников будет некогда её свозить в Карлбридж. И всё же. Как никак, но это был самый настоящий и большой выигрыш в её неполные 12 лет! Кто из её сверстниц в Каслфорте мог похвастаться подобным достижением – победой в крутом конкурсе в крутейшем журнале страны? А там по любому был нехилый отбор между ведущими претендентами на призовые места.

Рик её безусловно похвалит и поздравит, и это отложится в памяти одним из самых приятных моментов воспоминаний. И куда более приятным, чем любованием билетом в музей, прикрепленным к красочному диплому бронзового финалиста, которые она впервые в своей жизни вытянула из большого почтового конверта на свое имя с вензельным штампом эмблемой от журнала "Юниор-Паблик".

А чуть позже, через какое-то время, Рик удивит и шокирует её больше. В один из самых обычных дней притащит к ним домой старую пишущую машинку Ундервуд, найденную им в бесхозных вещах деда на их лодочном гараже. Он аргументирует свой подарок вполне банальным "оправданием", мол, там она валялась ни при делах, ржавела, покрывалась пылью и плесенью, а вот Джо она может пригодится как нельзя кстати. Ей же надо на чем-то тренироваться, писать ещё более интересные рассказы и истории. Тем более когда-нибудь её обязательно заприметит какое-нибудь крупное книжное издательство, и она в любом случае станет знаменитой писательницей. И не важно, что на машинке западало и не печатало две или три буквы, зато он её тщательно почистил, смазал, заправил новую ленту и она стала практически как новенькая. И это нисколько не должно мешать Джо развивать свой творческий дар, поскольку ей светят лавры автора мирового уровня, не ниже!

На какое-то время она действительно в это свято уверовала, особенно где-то на ближайшие два года, плюс несколько последующих вслед за ними лет. Тем более, это был подарок от самого Рика! Он держал и чинил эту машинку собственными руками и только ради неё! А что может быть сильнее подобной мотивации вообще? К тому же она скоро закончит среднюю школу и перейдет в старшие классы. Она за это время и вырастет, и успеет напечатать много-много рассказов. И Рик наконец-то увидит в ней не соседскую девчонку по забытым детским играм и приключениям, он посмотрит на неё совершенно по другому... иначе! Как смотрят главные герои старых фильмов и сериалов на главных героинь перед тем как тех поцеловать.

И она знала! Да, она знала, ещё тогда, что у неё не просто снесёт крышу, заноет очень приятно и захватывающе между ножек, не исключено, что она даже потеряет сознание или обомлеет. По любому будет именно так! Это же Рик! С ним иначе и быть не может! Если только от одного его присутствия, мимолетного взгляда, обезоруживающей улыбки, брошенного приветственного слова, её ноющее сердечко тут же начинало накручивать смертельные пике, в горлышке перекрывало дыхание, разум терял способность здраво мыслить, а по спине, затылку и ладошкам расползались зудящие мурашки с ментоловой испариной сладчайшего онемения.

Вот только время неумолимо двигалось вперед. Рик уже заканчивал выпускной класс и всё меньше обращал на неё внимания. Хуже того, она всё чаще видела его в компании какой-нибудь очередной висящей на его руке чирлидерши (а ведь он не входил ни в одну из школьных команд, ведущих на то время спортивных секций), которая была старше Джо не больше, чем на пару лет, а сам Рик всё реже и реже поворачивал по её направлению голову и ещё реже рассеянно кивал в знак приветствия. Так что однажды она всё-таки не выдержала...

Это произошло в аккурат после выпускного бала, на устроенной в их дворе праздничной вечеринки в честь отъезда Рика и ещё пары его сотоварищей в национальный колледж Карлбриджа, куда их всех приняли с распростертыми объятиями сразу после удачно пройденных тестов гос. экзаменов.

"Всего несколько баллов!" – как часто будет повторять на вечеринке сам Рик, используя данную фразу вместо тоста с занесенной над головой бутылкой крепкого пива. Ну, да, теперь ему можно и пить, и курить, и даже жениться, если такая блажь вдруг стукнет в его светлую голову. Ему ведь, мать перетак, уже 18! "Каких-то пару баллов для какой-то несчастной стипендии гребаного колледжа. Надеюсь, оно того стоило!"

И когда он успел так вымахать? Шесть футов два дюйма! Где тот щупленький мальчишка на старых роликовых коньках с импровизированными наколенниками на цыплячьих ножках и обмотанной изолентой хоккейной клюшкой в вечно исцарапанных руках? И почему новый Рик вызывал трепет её щемящего сердечка куда интенсивнее, заставляя совершать поступки, о которых она будет впоследствии жалеть едва не всю свою взрослую жизнь?

Именно тогда у неё впервые сдадут нервы, когда очередная мочалка-старшеклассница повиснет на его шее и буквально затолкает Рику в горло свой бл*дский язык. И нет чтобы сразу скинуть её с себя, вежливо послать на все четыре стороны, он ещё демонстративно обхватит эту шлюшку за её тощий зад под всеобщее ликование полупьяных гостей и дружков, и приподнимет над землей, позволяя этой сучке обхватить себя за таз ногами.

О, если бы она только могла!

А что она вообще могла? Сбежать со двора? Забиться между стыками домов, спрятаться за широким стволом акации, растущей прямо у торцевых фасадов обеих зданий? Прореветь около часа, поднять голову с мокрого от слез и соплей подола юбки и наконец-то понять, что никто её страданий не видит, никто за ней не придёт и не пожалеет, а дружный хохот, музыка и вопли с вечеринки будут и дальше резать слух и по нервам, как минимум до трёх часов ночи.

И почему она никак не могла его возненавидеть? Почему во всех его смертных грехах обвиняла только этих всюду шныряющих по пятам Рика шлюшек-старшеклассниц? Ещё бы, как не бегать за таким красавчиком, если знаешь, как на нём использовать свои врожденные таланты озабоченной бл*ди! Вот бы ей хотя бы десятую часть их наглости и уверенности в себе. Да она скорей с перепугу обмочится, чем просто рискнет взять его за руку и произнести вслух, как сильно он ей нравится.

Но в том-то и дело! Он не просто ей нравился, и она... о, боже, уверена в этом как никто другой. За восемь лет можно было бы давным-давно утвердиться в собственных чувствах на все сто! А теперь он уезжает из Каслфорта и далеко не на пару месяцев летних каникул, да ещё и в такой огромный город. Шутко ли дело, в южную столицу Эспенрига! Там же таких доступных шалав, да ещё и в университете без родительского надзора, пруд пруди. А вдруг он там в кого-нибудь влюбится сам?..

Она могла бы тогда сбежать со двора и улицы, рвануть прямиком за город, на пляж, и никто бы этого не заметил. Или прибежать домой, упасть на кровать, накрыть голову подушками и прореветь остаток вечера до самой ночи, а то и до утра. Но дома родители и старшая сестра, обязательно начнут приставать и выяснять, кто её обидел. А кто её обидел? В том-то и дело, что никто!

Тогда что?

И почему она решила сделать то, что сделала? Просто, ни с того, ни с сего? Вернуться на вечеринку? Угу, почти. Её возвращения никто из празднующих даже в упор не заметил. Она же не 17-летняя чирлидерша в коротенькой гофрированной юбчонке вызывающего красного цвета. И она не прыгает и не визжит от восторга под ритмы с басами новомодных хитов середины девяностых, не боясь светиться на публике своим нижним бельем. Джоанн Слоун – невидимая, безликая тень, и она здесь только потому, что живет по соседству и имела когда-то неосторожность дружить в детстве с одним из главных виновников торжества.

Никто даже не заметил, как она прошмыгнула в открытые двери квартиры родителей Рика, без труда пробралась на кухню, заставленную ящиками пива, пакетами из супермаркета с закусками, о которых за все это время почти никто так и не вспомнил, и... несколькими выставленными в ряд у стенки на столешнице кухонных шкафчиков бутылками с напитками покрепче для пуншей и коктейлей. Водка, виски, ликеры, джин, коньяк, портвейн, белое-красное вино...

Вначале она думала о пиве, именно о том сорте, который любил Рик. Но как только взгляд зацепился за более объемные бутылки с названиями, обещающими более быстрое и надежное опьянение всего от пары глотков, Джо и раздумывать дальше не стала. Руки словно сами потянулись и схватили первое, что стояло к ней ближе всего, прямо рядом с углом дверного проема, буквально напрашиваясь в соучастники по ближайшему безумию. И этого так никто и не заметил! Как 14-летняя девочка с литровой бутылкой крепленого вина выскочила из кухни, через пару шагов юркнув в ближайшую комнату и закрывшись в ней, пока никто этого не видел. Да кто сейчас захочет сидеть взаперти в своих душных квартирах, когда на улице в полном разгаре начало лета, а во дворах празднуют окончание школьного года? И кому придет в голову искать девочек-подростков, напивающихся в комнатах парней, по которым те сохнут с шестилетнего возраста?

Бутылка оказалась кем-то до этого открытой и чуть облегченной. Но в ней оставалось ещё не меньше половины очень крепкого алкоголя – вполне достаточно, чтобы сжечь и отравить пустой желудок несовершеннолетней Джоанн Слоун. И не смотря на то, что пить эту гадость оказалось не так-то уж легко и приятно (куда хуже, чем отвратительные лекарственные порошки от простуды), она самоотверженно, раз за разом, делала эти чертовы глотки прямо из горла, время от времени чуть не захлебываясь, срываясь в задыхающийся кашель и заливаясь приступами смешанных слез. Ревела, пила и рассматривала комнату с вещами Рика, словно прощалась с ним навсегда, пока он не знал, что она у него тут вытворяла.

А что такого она вытворяла? Просто пила... Ну, села на его диван-кровать у письменного стола перед окном. У него слишком маленькая комнатка, особо не разгуляешься, зато обклеена чуть ли не с потолком в придачу выгоревшими плакатами крутых мотоциклов и каких-то незнакомых ей гонщиков в ярких цветастых комбинезонах. Не удивительно. С его-то одержимостью и нездоровыми увлечениями. Почти все в Каслфорте поголовно были уверены, что Рик станет профессиональным мотогонщиком, не меньше. Да он и сам об этом мечтал всю свою сознательную жизнь и никогда не делал из этого большого секрета. Он им и станет совсем очень скоро, как только уедет отсюда. Этого не хотела одна только Джо. Очень и очень не хотела! Как и того, чтобы он уезжал. Никогда!

Она не запомнила, сколько тогда выпила, но точно не меньше половины из того, что было в той бутылке. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы сотворить из её мозгов и здравого рассудка дичайшую смесь чистого безумия и бесконтрольного неадеквата. И кто знает, чтобы случилось, продолжай она и дальше тянуть из горла эту отраву, тупея с каждой минутой всё сильнее и сильнее, и не явись тогда сам хозяин комнаты на пару с его новой хихикающей подружкой-потоскушкой, что вешалась на него во дворе за несколько часов до этого.

Несколько минут Джо молча наблюдала из угла дивана с раскрытым на коленях фотоальбомом Рика (который она до этого обнаружила на одной из полок книжного стеллажа), как он целуется с этой рыжей мочалкой, зажимая её бесполое тело между креслом и дверью, пока пытался не совсем изящными и картинными движениями стащить с себя и с неё верхнюю часть одежды. И что самое странное, она не испытала никакого страха. Абсолютно никакого! Более того...

Через несколько секунд не удержалась, зажала ладошкой рот и... хрюкнула. Да-да! Именно хрюкнула, сквозь пальчики не самым приятным для слуха звуком, практически грубым и достаточно громким, чтобы привлечь к себе внимание обоих. И конечно, она его привлекла. А когда новоявленная подружка Рика тоже её увидела, испуганно вскрикнула, чуть не подпрыгнула на месте, и интуитивно бросилась прикрывать свои плоские сиськи спиной парня с более объемной и прокаченной чем у нее грудью, у Джо началась просто нереально дикая истерика.

Смеялась она очень долго и, наверное, не менее безумно, чем Матильда в исполнении Портман в "Леоне-киллере". Правда, она не поняла, когда и как смех перешел снова в плач, и каким чудом Рику удалось выставить за дверь свою несостоявшуюся на этот вечер любовницу, решив променять быстрый перепихон на ближайший час психотерапии для пьяной вдрызг малолетней соседки.

Казалось, он понял всё сразу и без лишних вопросов, и даже не стал спрашивать и ругать Джоанн за раскиданные ею по комнате его же вещи (и когда она успела это сделать?). Просто присел напротив, осторожно отобрал из её рук бутылку, в которую она до этого так крепко-крепко вцепилась своими дрожащими пальчиками, будто теперь от этой бездушной тары зависела вся её ближайшая жизнь и будущее. А потом...

Она не помнит, как и почему это сделала. Просто сделала и всё! Потому что всегда и очень-очень хотела это сделать, буквально до сумасшествия, при чем давно, уже сколько лет. Броситься ему на шею, попытавшись поцеловать в этот чертов изгиб безумно красивых лепных губ.

Угу, поцеловала! Скорее клюнула, при чём больше носом, едва задев поверхностью собственных онемевших губок уголок его рта, и очень больно стукнувшись лбом о его переносицу и надбровную дугу. Наверное, он и сам не успел сообразить, что это вообще было, как и понять, что она только что сделала свою самую первую в жизни попытку кого-то поцеловать по-взрослому. Искры посыпались из глаз у обоих, разве что у неё ещё и со слезами.

"Это не честно! Не честно, не честно!.. Я не хочу, чтобы ты уезжал! Пожалуйста! (Громкий, конвульсивный всхлип) Ты не можешь вот так вот взять и уехать без меня! Как я закончу школу, если тебя не будет рядом? Я не смогу! Сбегу из дома! Сяду на ближайший экспресс до Карлбриджа!.." – определенно, это было самым нелепым признанием в любви, которое когда-либо приходилось выслушивать Рику за всю его жизнь в прошлом и будущем. Но он сумел продержаться до самого конца, стоически выдержав весь поток пьяного бреда, вылетавшего с надрывными рыданиями изо рта Джоанн Слоун. И на вряд ли он смог разобрать хотя бы половины слов. Но он же не рассмеялся ей в лицо и не выставил за двери, хотя и мог!

"Ну все, Энн, успокойся. Я ещё никуда не уезжаю!" - "Но ведь уедешь! Уедешь! И забудешь меня и весь Каслфорт! Забудешь всё-всё-всё, что здесь было! А меня тебе так и помнить не за чем!" - "Уж поверь, тебя я точно не забуду!" - "Ты врёшь! Всё врёшь! Как врёшь всем своим подружкам!.."

Будь она тогда абсолютно трезвой, то в жизни бы не рискнула высказать и десятой части из того, что теперь так легко слетало с её пьяного языка. И конечно она ему не верила! Не могла! После стольких лет тайной влюбленности, после того, как он собрался бросить её здесь одну в Каслфорте...

"Обещаю, моя великая и неповторимая инфанта Иоанна! Я буду приезжать всегда, на каникулах и в большие праздники. А когда закончишь старшую школу, то приеду за тобой!" - "Не называй меня так! И зачем ты меня обманываешь? Ты же больше никогда не приедешь!" - "Приеду! Честно! За тобой приеду обязательно!"

И как было можно ему тогда не поверить? Когда он держал твою крошечную головку в своих широких теплых ладонях, направляя твой зареванный взгляд в свои прямые честные глаза, а ещё через несколько минут укачивал у своей груди и ласково гладил по макушке. Ты надрывно всхлипывала, зажмуривалась и всё никак не могла поверить. Но скорее не ему, а этим невыносимо коротким мгновениям ускользающего счастья. Чувствовать его так близко, слышать его нежный убаюкивающий голос, ощущать силу и тепло его живого и такого могучего тела. Она буквально была крохотным котенком, свернувшимся маленьким клубочком на его коленях и мускулистых бедрах. А его слова. Обещания. Его мягкие, изумительно чувственные ладони...

Почему этого нельзя было остановить, запечатлеть подобно бесценным фотокадрам на целую вечность?..

_________________________________

(Продолжнение следует...)