Рождение любви, фиг (Рассказы о любви)

Еще один древний фанфик.

Люц и Сев.

«... Чистокровные маги, в большинстве своем, бисексуальны. Из-за этого в магическом сообществе всегда очень остро стояла проблема рождаемости, но благодаря принятым мерам – «Секретный закон о пропаганде гетеросексуальных связей в молодежных организациях и общественных учреждениях» от 31 июля 1880 года, - популяцию магов удается держать на приемлемом уровне, не допуская вырождения... »

«Ерунда какая», - подумал Северус Снейп, недоуменно хмурясь. Его пригласил в гости старый школьный друг – Люциус Малфой. Сам куда-то пропал, объясняя, что должен уладить кое-какие домашние дела перед тем, как они с Северусом отправятся в театр, и вот уже целый час молодой профессор старинной магической школы скучал в гордом одиночестве в комнате для гостей.

Настроение у двадцатипятилетнего зельевара было прескверное: в эту пятницу он проводил контрольную у старшекурсников, на столе в его кабинете громоздилась кипа пергаментов с работами, которые он планировал проверить к понедельнику, когда белоснежная сова легкомысленного аристократа доставила ему письмо с приглашением. Отказаться он не мог, боясь обидеть своего единственного друга, итак не баловавшего его в годы после падения Темного Лорда вниманием, и теперь злился, что приходится так бездарно убивать время.

Он тоскливо огляделся, привычно поражаясь просторам роскошного особняка, где всегда чувствовал себя чем-то вроде элемента оформления в заполненном множеством диковинных вещей пространстве. Причем он явно не вписывался в общий стиль, воздушный и изысканный: изящные стулья на хрупких ножках, низкий диван с удобной светлой спинкой, прозрачный столик, установленный на золотые кокетливо изогнутые ножки, мраморные колонны, обвитые светящимися гирляндами. И еще множество предметом, назначения которых он не знал. К примеру, к чему здесь эти высокие вазы из молочно-белого стекла, если по бокам в них вырезаны ажурные отверстия, и для того чтобы ставить в них цветы, они явно не годятся?

Он вздохнул и уставился в книгу, которую только что читал. Люциус или кто-то из его гостей оставил ее на столике, судя по всему, случайно, и, так как заняться ему было больше нечем, он, брезгливо скривив губы, продолжил лениво пробегать глазами по строчкам.

«... Часто маги выбирают себе возлюбленного еще в юности и начинают долго за ним ухаживать. Надо признать, что любовь, зарождающаяся между двумя юными волшебниками, бережно взлелеянная ими, может длиться всю жизнь... »

Снейп саркастически хмыкнул, но отметил, что перестал терять строчки и повторно перечитывать абзацы, из-за презрительного равнодушия к теме забывая где остановился.

«... Часто случается, что старший юноша берет под свое покровительство младшего и воспитывает его «под себя», заботясь о нем, как о брате... »

Снейп выпучил обычно насмешливо прищуренные глаза и зашарил по столу рукой, пытаясь нащупать массивную кружку с давно остывшим крепким чаем.

Каждая последующая строчка озаряла мозг ослепительными вспышками, высвечивая некоторые воспоминания, касающиеся лично его и еще одного «юного волшебника», его друга и покровителя, который уже около часа заставлял ждать себя в обществе этой странной книги.

Он вспомнил заботливые руки, подсаживающие его на резвого жеребца из Малфоевской конюшни, теплое дыхание, согревавшее в холод его руки, когда Люциус встречал его - всегда случайно, но почему-то очень часто - по субботам в Хогсмидте... И много-много еще подобных же милых и трогательных деталей их давней дружбы, которым он пытался когда-то найти рациональное объяснение, но не смог и бросил это бессмысленное занятие, остановившись на том, что Люциус просто обожает чувствовать себя главным, этаким патроном для находящихся под его опекой младших приятелей. Правда, Снейпа он всегда выделял, и он, пожалуй, единственный мог похвастаться тем, что видел Люциуса без надменной непроницаемой маски... Но это же ничего не значит. Или нет? Это была только дружба, участие в судьбе самого талантливого младшего слизеринца тех школьных лет. Или же, что было вернее, желание приучить его, чтобы потом использовать для каких-то своих корыстных целей. Каких именно - Снейп так и не смог вычислить, как ни старался, потому что хорошо помнил, что Малфой не одобрил его решения стать Упивающимся Смертью...

«... Маги полукровного происхождения также бисексуальны, но часто воспитываются в маггловской среде и долго могут оставаться в неведении о своей ориентации... »

Снейп залпом выпил холодный чай, который показался ему невыносимо горьким. Нервным жестом он вслепую поставил кружку на столик и услышал пронзительное «дзинь», когда толстое донышко соприкоснулось с хрустальной поверхностью.

- Эй! Этому столику уже лет пятьсот. Не то чтобы мне было для тебя чего-нибудь жалко, но простым «Репаро» его не починишь.

Снейп медленно поднял голову и, - сузив глаза, усилием воли отгоняя кровь от щек, - уставился на тонко улыбавшегося ему Люциуса Малфоя, как всегда, - безупречно одетого, стройного и уверенного в собственной неотразимости.

***

Заметив книгу, Люциус в легком удивлении приподнял брови, подошел ближе и, ловко ухватив за корешок, вытянул ее из застывших рук Снейпа. Бросил на раскрытую страницу равнодушный взгляд, небрежно захлопнул и поместил на середину стола, где она лежала, до того, как зельевару пришла в голову опасная идея начать ее читать. На бархатной обложке замерцали зеленой изумрудной крошкой слова: название и автор - «Особенности сексуального развития магов и ведьм. Последние исследования», А. Гонт.

- Не думал, что тебя интересуют такие темы, - произнес Малфой поддразнивающим тоном, каким обычно обращаются к проказливому ребенку, уличенному в том, что он таскает с кухни сладости.

- Не думал, что обнаружу в твоем доме книгу с таким захватывающим содержанием, - Снейп был так возмущен нахальной невозмутимостью Люциуса, что даже смог справиться с приступом мучительного смущения, охватившим его при появлении приятеля. – И знаешь, что интересно, Люц? Она лежала здесь, прямо у меня под носом, как раз, когда мне нечем было заняться этот час.

- Ах, Сев, извини... – не моргнув и глазом, лениво протянул Малфой и грациозно вскинул руку, на белом запястье которой сверкали россыпью мелких камешков часы. – Ммм... Замечательно, у нас еще есть время. Так. Ты опять собираешься идти в театр в этом черном балахоне?

Какое-то время Снейп сидел неподвижно, пронзительно всматриваясь в лицо Малфоя, выражавшее полнейшую невозмутимость с налетом легкого удивления. Тогда, чувствуя себя очень глупо и внезапно стыдясь своих нелепейших подозрений, Северус встал, заставив себя хотя бы внешне хранить хладнокровие.

Он молча пошел за Люциусом, даже не уточнив, куда именно они идут, следуя усвоенной с детства привычке – думать о чем-то своем, не выпуская из поля зрения белокурую голову. Результат его размышлений и попыток тщательного анализа оказался удручающим: годами выстраиваемая картина мира, пусть и мрачноватая, но такая логичная и понятная ему, рассыпалась как карточный домик. И только в гардеробной, он вернулся в реальность, услышав беззаботный голос:

- Ну, Северус, выбери себе что-нибудь не слишком траурное, сделай мне одолжение. Я не хочу, чтобы на меня опять косились министерские, заметив в обществе человека в черном.

Северус хмурым взором окинул длинный ряд разноцветных мантий, и толстые сундуки под ними, в которых, как он знал, хранятся бесчисленные ни разу не ношеные шмотки, постоянно закупаемые Малфоями в лучших магазинах Лондона, Парижа, Венеции...

В серебряной поверхности зеркала отразилась его растерянная физиономия. Не то, чтобы ему ни разу не доводилось переодеваться в присутствии Люциуса. Такое случалось иногда, в дни их юности, когда Снейп оставался у Малфоя погостить, и они отправлялись на охоту, для которой Люциус подбирал ему легкий удобный костюм. Или как-то раз, когда Темный Лорд устраивал грандиозный бал (за счет Малфоев), а Снейп не смог вовремя подобрать себе гардероб, перегруженный работой сразу на двух сильнейших магов. Тогда Северус чувствовал себя таким измученным, что даже не стал возражать пришедшему на помощь другу, который пожелал одеть его «как и положено уважающему себя молодому привлекательному магу». Но тогда все это воспринималось естественно. И хотя Снейп стеснялся своего тела, в школе предпочитая душевую посещать, только убедившись, что никто не потревожит его уединения, но Люциус – есть Люциус. Почти его старший брат, что его стесняться?

Однако последняя мысль неожиданно показалась ему сомнительной, и он неловко переступил с ноги на ногу, готовясь отвертеться какой-нибудь ехидной репликой, но тут Малфой с непринужденным видом быстро скинул с себя мантию и продолжил стремительно разоблачаться. Снейп замер, созерцая это зрелище в зеркало, не в силах произнести ни слова. Он знал, что Люциус красив, но никогда не придавал этому значения, не представляя, какое это может иметь отношение к нему самому. Погруженный в свои мысли, зацикленный на ошибках, которые ему никогда не представится шанса исправить – он и Люциуса воспринимал, только как луч света и тепла. Всегда радуясь его присутствию, как правило, кратковременному, хотя и частому, он не допускал и мысли, что имеет на этого независимого и ветреного человека какое-то право, что может не только довольствоваться мимолетными мгновениями счастья - он может этим счастьем обладать. Проклятая книга, случайно – случайно ли? – оставленная кем-то не столике, сделала с ним что-то непоправимое: ему больше не было легко в обществе старшего мага, который приучал его к своему присутствию с детства. Ему было тревожно, жарко и волнительно смотреть на грациозно передвигавшееся, словно исполнявшее какой-то волшебный танец, сильное безупречное тело. Но Люциус, казалось, не замечал его. Нисколько не смущаясь, он разделся донага. Все так же, не ускоряя движений, извлек из сундука тонкие обтягивающие бриджи, натянул их на себя, даже не соизволив отвернуться от Снейпа, сунул руки в рукава батистовой рубашки и подошел к зеркалу, у которого стоял зельевар – ни жив, ни мертв, переживающий шокирующие открытия о некоторых неожиданных реакциях своего тела. Люциус мягко нажал на его локоть, и Северусу потребовалось грандиозное волевое усилие, чтобы отойти в сторону легко и непринужденно.

- Тебе жарко? – невинно поинтересовался Люциус, изучая в зеркале пылающую физиономию младшего мага.

- Нет, - выдавил Снейп, гневно блеснув глазами, так как достаточно хорошо знал Люциуса, чтобы по подергивавшимся уголкам губ понять: белокурый мерзавец просто упивается его смущением.

- Не жарко? Странно. Это в твоей-то мантии. Не тяни резину, Сев. Я жду.

Веселые искорки в светлых глазах его странным образом отрезвили. Он прищурился, поймав взгляд Малфоя, и с ликованием убедился: вызов принят.

Раздеваться самому оказалось намного легче, чем выносить спектакль, устроенный для него Малфоем. Интуитивно подражая старшему другу, он медленно снимал свои немудреные тряпки. Его движения были еще более эффектны, потому что он намеренно рисовался и флиртовал, с виртуозностью прирожденного позера, выверяя до миллиметра, до вздоха каждый жест. И теперь уже щеки Люциуса горели, а глаза потемнели и казались огромными, когда он откровенно пожирал взглядом гибкое тело. И когда полуодетый Снейп подошел к зеркалу и услышал прерывистое дыхание Люциуса, он уже знал пугающие – а может, и восхитительные - ответы на недавно возникшие вопросы, и хотя внешне ему удавалось казаться спокойным, внутренне он весь трепетал от волнения, восторга и страха перед пропастью, к которой приблизилась их дружба.

Люциус не прикоснулся к нему и даже ни разу больше не улыбнулся, пока они не закончили с переодеванием, и только когда они спустились в холл и приготовились аппарировать, притянул Северуса к себе, обняв так крепко, что тому показалось, что сейчас затрещат кости, и еле слышно по-французски прошептал:

- Mon bon ami*...

-------

*Мой дорогой (мой родной )))

***

Северус любил магический театр, особенно, когда проходили постановки по античным авторам. Артисты пользовались особым гримом, который делал их похожими на богов и героев древности, на огромной сцене лениво колыхались бирюзовые волны бескрайних морей или, темнея до цвета индиго, бушевали тяжелые воды, безжалостно швыряя крошечные кораблики. По пышным облакам, с пылающими багрянцем краями, гордо вышагивали дивной красоты девы и длинноногие юноши с сияющей кожей, невесомые, как ангелы. Обычно действо, правдивое и живое, полностью его захватывало и не шло ни в какое сравнение с теми зрелищами, которые ему были доступны в далеком детстве. Но сегодня впервые Вергилий не трогал душу зельевара. Снейп чувствовал, что Люциус следит за ним, что было не в новинку, но если раньше он не придавал этим взглядам значения, то теперь чувствовал себя очень неуютно. Когда же тонкопалая рука коснулась его колена, он чуть не вскрикнул и едва справился с желанием ее сбросить, не зная, как на это реагировать.

«Что ему от меня нужно? » - подумал он в смятении, но тут же одернул себя: «Ты ведешь себя, как пятикурсница, Снейп! А то ты до сих пор не сообразил, что ему нужно... » Рука казалась ему очень горячей и жгла колено через слои ткани, а вся ситуация без преувеличения опасной: что если Люциус просто решил таким образом развлечься? Подсунул книгу, напустил тумана, без особого труда запудрил мозги, чтобы развеять свою аристократическую тоску? В любовь, которая «длится всю жизнь», Северусу, по многим причинам, верилось слабо, особенно со стороны надменного Малфоя, не сделавшего в своей жизни ни шагу, предварительно не просчитав выгоду. Поэтому, когда бесцеремонные холеные пальцы заскользили выше по бедру, Снейп сузил глаза и прошипел:

- Ты меня ни с кем случайно не перепутал, Люц? Кстати, где Цисси?

Малфой вздрогнул, рука замерла на месте, как хищник, замеченный осторожной дичью, но покидать колено пока не собиралась.

- Нарцисса уехала к матери, в Версаль. Ее не будет до понедельника.

Люциус смотрел на него с легкой улыбкой, словно это было важной и обнадеживающей информацией, но Северус только облизнул пересохшие губы и напряженным взором уставился на белую кисть на колене. Недавний настрой: не позволять Малфою смущать и дразнить себя, играя с ним в кошки мышки, как частенько случалось раньше – прошел. Внезапно все показалось профессору намного сложнее ни к чему не обязывающей, почти шутливой, демонстрации друг перед другом наготы.

- Сев, - рассмеялся Малфой, наблюдая за его лицом. Рука взлетела с колена и переместилась на острое плечо. - В самом деле, у меня такое ощущение, что тебе снова двенадцать. Неужели это книга тебя так впечатлила?

Отметив с мрачным удовлетворением, что времена, когда этот простой теплый жест мог заставить его во многом признаться Люциусу, давно миновали, Снейп раздумчиво произнес:

- Все это очень странно, Люц... Если то, что там написано – правда, то почему я ничего не замечал, скажем, в школе? Или позже, когда подобные вещи многим из нас могли бы показаться мелочью?

- Я бы удивился, если бы ты заметил. Ну, хорошо, - Малфой огляделся, но в их сторону никто не смотрел. - Помнишь, Розье и Уилкса? Или Долохова и Каркарова? Те были не разлей вода и, не стесняясь, ходили в обнимку.

- Да, но я так и думал, что они друзья.

- Друзья? Слизеринцы? Сев, не надо смотреть на меня так, будто я только что вдребезги разбил взлелеянные тобой мечты. Да, я же забыл упомянуть Крэбба и Гойла.

- О нет! Прошу тебя, не продолжай, - в притворном ужасе простонал Снейп, делая движение, чтобы высвободиться. Его щеки порозовели, делая его моложе, но чернота по-птичьи блестящих глаз осталась непроницаемой.

Малфой тихонько рассмеялся, выпуская его и отстраняясь, чтобы лениво откинуться на удобную спинку театрального кресла. Профессор с независимым видом отвернулся, вернув внимание сцене. Но судьбы героев эпоса не смогли отвлечь его от нервирующего внимания Люциуса, который беспрестанно его оглядывал с тем выражением в продолговатых глазах, с которым охотник взирает на драгоценную шкурку угодившего в капкан дымчатого лиса.

- Я не понимаю, чего ты добиваешься, - медленно произнес Снейп, отмечая с тревогой, что сам воздух в их ложе пышет жаром. - Чтобы я сходу поверил неизвестному мне автору, когда весь мой опыт общения с чистокровными магами не давал мне и намека на подобные мысли? И почему ты решил открыть мне глаза именно сейчас?

- А ты много с кем из них близко общался? Не считая старика директора и меня? Кроме того, я решил, что дал тебе достаточно времени, – насмешливое недоумение явно сквозило в надменном тоне.

Снейп почувствовал, что краснеет, но на этот раз от злости. Что себе позволяет этот самонадеянный аристократишка? Итак, Малфой уже все решил, а его только соизволил поставить в известность. Как перед фактом, перед тем, как... Снейп отогнал от себя цепочку ярких образов, неожиданно вспыхнувших в голове. Уголок его тонких губ дернулся, а глаза опасно блеснули.

- А ты не боишься, что я скажу «нет»?

Лицо Люциуса окаменело, став невыносимо чужим, а ответно сверкнувший взгляд больно полоснул по лицу, как пощечина.

- Пока еще не сказал. Но можешь попробовать, - тон был ледяным.

Внизу играла музыка, пронзительная и печальная, похожая на долгий монотонный плач, но вскоре она стала затихать и постепенно перешла в величественный торжественный рокот бушевавших на сцене страстей и стихий. Под этот жутковатый аккомпанемент они долго смотрели друг на друга. Снейпу приходилось выдерживать и более мучительные взгляды, но сейчас он слабел и плавился, пронзаемый безжалостными обжигающе-стальными глазами.

Дело было не в том, что Люциус смотрел на него властно, с царственным видом восседая в театральной ложе. Уже давно миновали те времена, когда одним гонором Малфой мог смутить младшего приятеля. Многое обнажилось в те тяжелые времена, когда оба они не единожды ползали в ногах Господина, глотая кровь, стекавшую по подбородку рвоту и невольные слезы. Когда после пыток они поднимались с колен, чтобы отползти, уйти, сгинуть с любопытных и сопереживающих, а чаще злорадных глаз – с одной лишь целью: смыть с тела позорные отметины, отлежаться, прийти в себя, глотнуть воздуха. Северус прекрасно помнил тот первый раз, когда его идол златокудрой головой разметался по каменному грязному полу. Помнил его крики, срывавшиеся на визг, мутные глаза. Он помог Люциусу встать, добраться до дома и от смущения боялся смотреть на обезображенное страданием и унижением лицо. Но руки Малфоя, неоднократно утиравшие ему в детстве слезы, потянулись к нему, умоляя о помощи, и Северус выхаживал бывшего старосту, время от времени, ловя на себе странные взгляды, которые так и не сумел расшифровать.

Дело было не во взгляде, нетерпящим возражений, дело было в том, что энергия этого взгляда говорила о том, что Люциус имеет на него право, что он в этом ни секунды не сомневается, что он не примет не только отказа, но даже колебаний или сомнений.

Снейп первым прервал мучительный зрительный контакт, потому что и ложа, и сцена поплыли у него поперед глазами. Каждая клеточка его тела с неведомой ему до сегодняшнего дня покорностью отвечала на незримые вибрации, излучаемые Люциусом. Он ощущал себя притянутым ослепительной кометой камушком, несущимся в золотом шлейфе к горячему солнцу.

Но главное, что сказать Люциусу «нет», он не мог. А если он скажет «да» или промолчит? Тогда белые сильные руки бесцеремонно и безвозвратно присвоят его себе, тогда он снова перестанет себе принадлежать, и пощады не будет, как и передышки. Это не те, мимолетные вспышки страсти, которые ему доводилось переживать с девушками, такими хрупкими, что он с опаской касался кожи даже самых прожженных из них. Это значит оказаться во власти опасного красивого зверя, наизусть выучившего его приемы, помогавшие до сих пор затаиваться. «Но в ответ, я получу его самого, всего», - эта мысль, затуманила адреналином мозг. Прищурившись, с равнодушным и бесстрастным видом он смотрел на сцену, в то время как в голове птичьими стаями разлетались мысли, и стоял звон. Он вздрогнул, когда Люциус снова приобнял его за плечи:

- Я не слышу ни слова протеста, Северус, - защекотал теплый шепот его ухо.

Снейп едва не застонал. Отстраненно он понимал, что угодил в ловушку, его гордость протестовала, но как-то очень слабо, потому что тело ему больше не подчинялось.

- Домой, - услышал он издалека низкий знакомый голос.

******

..........................................

Малфой Мэнор, 24 часа тому назад.

По стенам спальни, освещенной ломким сиянием от хрустальной люстры, беспокойно металась длинная тень, мягкий персидский ковер с крупным рисунком приглушал быстрый бег белых ступней. Люциусу Малфою, обладателю богатств этой и всех других комнат роскошного имения, не спалось.

Его взволнованное состояние спровоцировал отъезд жены с сыном, которых он нежно любил, но так, как любят собственную кровь и плоть – спокойно и бесстрастно. Но была в его жизни совсем другая любовь: пьянящая и ускользавшая от него, как серебряное облако мальков в летнем пруду. Звалась она Северус Снейп, и насчитывалось ей уже лет четырнадцать, с тех пор, как он увидел странного одиннадцатилетнего мальчика на распределении.

Еще до того, как черноволосой головы коснулась шляпа, Люциус уже заметил его. Он скучал в тот день, и чтобы развлечь себя, заключил с собой что-то вроде пари: если этот неопрятный, с волосами, похожими на пыльные вороньи перья, ребенок поступит в Слизерин, он возьмет его под свою защиту и покровительство. Если нет... То продолжит скучать до конца последнего для него года обучения в Хогвартсе. Странно... Но он почти не удивился, когда гибкий тонкокостный ребенок, растерянно озираясь черными, как сажа глазами, приближался к его столу, к месту рядом с ним, действительно став слизеринцем. Впрочем, Люциус немного лукавил: ни на какой другой факультет этот чудной ребенок, весь состоявший их резких углов, белолицый, но похожий на уголек, об который можно испачкать пальцы, не мог попасть в принципе. Староста похлопал мальчика по спине, а когда Снейп отвернулся, с усмешкой украдкой оглядел руку. Ладонь была белая, но в коже он почувствовал странное жжение, словно прикоснулся к раскаленному под солнцем песку...

Вот с того самого дня он и стал следить за ним, за магией звеневшей в худом светло-янтарном теле, вспыхивавшей в непостижимых глубоких глазах, - маленьких и колючих, если не смотреть в распахнутые угольные неправдоподобно красивые на резком угрюмом лице ресницы.

Он понял, что влюблен, когда был уже наполнен чужой магией, отравлен ею; когда искать загадочно мерцавшие искорки в холодной черной глубине Снейповых глаз стало потребностью. Как и заставлять улыбаться такие же, как у него самого, тонкие губы. А еще было неутолимое желание прикасаться к сухому, по-птичьи худому телу, как в перья, прятавшемуся от него в поношенные тряпки.

Снейп сначала от его прикосновений вздрагивал, вспыхивал, как сухой хворост, смущением, но постепенно привык, и терпеливо принимал его ласки, не удосужившись задуматься, что за этим стоит. Люциус ждал, когда умную голову его младшего друга озарит прозрение. Но года тянулись за годами; мальчик вытянулся в стройного, но все также тонкого юношу, а потом грациозное гибкое тело, стало телом молодого мужчины.

Ждать дальше Малфой больше не мог и не хотел. Тем более ждать было бессмысленно, так как все его уловки, все более явные с каждым годом знаки внимания, - проходили незамеченными талантливым зельеваром.

Перестав метаться по спальне, Люциус замер с блуждающей улыбкой на губах и горькой усмешкой в серебристых от хрустального света глазах.

Как-то во времена их служения Господину, Снейп был ранен аврором в грудь. Люциус притащил его к себе домой, раздел до пояса, успокоил заклинаниями боль, и обрадованный, что «его мальчик» больше не стонет, стал перевязывать рану. Снейп смог сесть, все еще хрупкий, как подросток... Он таким неестественно узким и остался, но тогда он еще пах пьянящим ароматом юности, едва уловимым, но вскружившим Малфою голову. Люциус оборачивая тепло-желтоватое светлое тело, почти не скрываясь, прикасался к коже пальцами, поглаживал, хотя в этом не было никакой необходимости, а потом, совершенно обезумев от желанной близости, склонил лицо к впалой груди и прикусил свободный от повязки сосок. Тогда он резко поднял голову, заглянул Снейпу в лицо и... Ничего не увидел, кроме пустых глаз, невидяще всматривавшихся в пространство перед собой. Почувствовав на себе прожигающий взгляд Люциуса, Снейп посмотрел на него сверху вниз, рассеянно улыбнулся и пробормотал какую-то благодарственную чушь. Тогда Малфой с трудом удержался от непоправимого, всерьез прикидывая, что ему лучше сделать с безнадежно слепым мальчишкой: убить или взять силой? Грубо, безжалостно, разодрав до крови нежно-бежевую кожу. Сможет ли тогда он стряхнуть с лица Снейпа его непроницаемую маску, когда заломит ему руки и, раздвинув ноги, вобьет костлявое тело в матрас?

После войны был период, когда у Люциуса не было ни времени, ни возможности предаваться отчаянию по поводу своей хронической неудачи со Снейпом. Многое надо было улаживать, со многим разбираться. Маленький сын помогал оживать после войны, вновь выпрямляя спину. И вот теперь Люциус Малфой чувствовал себя достаточно оправившимся и сильным, чтобы разрешить давнишнюю проблему раз и навсегда.

Он просто не даст Снейпу выбора, он возьмет то, что всегда ему принадлежало. Нет, он не собирался принуждать Северуса, только открыть ему глаза на истинное положение вещей и не принять «нет» в качестве ответа.

Медленно, уставший от беготни белокожий мужчина подошел к длинному узкому книжному шкафчику. Руки твердо потянулись за одной из книг... Он даст возможность Северусу почитать ее, но только чтобы предупредить, а не дать времени подумать.

..............................................

..............................

.............

Снейп огляделся. Они находились... В спальне Люциуса Малфоя, теплой от камина и освещенной ласковым светом люстры, бледными радужными веснушками раскрасившей их взволнованные лица. После тихого «домой», слетевшего с сухих тонких губ, Люциус потянул его за рукав и потащил куда-то, но Снейп не помнил, успели ли они покинуть ложу или так и аппарировали на глазах изумленных соседей, крепко обнявшись.

- Люциус!

Снейп нервно дернулся, пытаясь вырваться из кольца сжимавших его рук, но попытка не увенчалась успехом, а блондин издал довольное урчание, похожее на кошачье.

- Что такое, Сев? – проворковал Малфой нежно, еще ближе притягивая тонкое упругое тело к себе. - Спектакль уже почти закончился, да и смотрел ты его не внимательно. Не нужно так расстраиваться.

- Я тебя спрашиваю, что мы делаем здесь? У тебя в спальне?!

- Ты спрашивал? Я не заметил, - фальшиво удивился Люциус.

- Может, ты соизволишь отпустить меня?

Голос зельевара звенел от чистейшей паники. С его телом творилось что-то непостижимое: каждая клеточка томительно трепетала и плавилась от дыхания и тепла Люциуса. О чем бы ни поведала книга, но Снейп не привык терять контроль над собственными ощущениями и с мукой слушал свое дыхание: прерывистое и шумное.

- Мне нужно домой! На сегодня с меня хватит твоих экстравагантных шуточек!

Он рассчитывал выкрикнуть это сердито, но получилось едва ли не жалобно.

- А мы не дома? – мягко спросил Люциус.

Но, если Снейп думал, что блондин над ним сжалится, то быстро понял ошибку, когда сильные уверенные руки стали спускаться ниже по его тощему телу, и даже через слои ткани профессор чувствовал, насколько не целомудренны прикосновения старинного приятеля. Он задохнулся от ярости и возбуждения. Собрав остатки воли, защищаясь от себя и от Люциуса, он, как мог ехидно, прошипел:

- Я не имею чести принадлежать к фамилии Малфоев. Но сегодня день открытий. Как знать, может, я прихожусь тебе троюродной тетушкой? Ты притащил меня сюда, чтобы всучить мне еще какую-нибудь книжонку?

Люциус только негромко рассмеялся на эту тираду:

- Нет, у меня другие планы, мог бы и сообразить.

- Ах! Люц... Пусти, - отчаянно прошептал Снейп, снова дергаясь от жарких прикосновений. – Ты знаешь, как это называется?

- Дай подумать... Грязное домогательство?

- Ах! Ммм... Это называется насилие, Люц, - простонал он, едва справляясь с дыханием, и расстроено процитировал: «очень долго ухаживают... »

- Прости, я решил, что почти пятнадцать лет достаточно долго. Ай-ай-ай, Сев. А ты лгунишка. Насилия у нас с тобой не получится.

- Прекрати...

Но Люциус, не давая ему опомниться, уже прошептал заклинание, от которого их одежда бесследно растаяла, и только тогда выпустил Снейпа, отстранившись. Светлые блики прозрачной паутинкой замерцали на их коже: молочно-белой у одного и янтарно-золотистой у другого. Густую горячую тишину нарушало только их дыхание, когда Малфой решительно шагнул к Снейпу.

Северус замер, когда губы Люциуса прижались к его пылающим скулам, закрыл глаза, когда неожиданно бережно, почти неуверенно его тела коснулись белые руки, свет обжигающими брызгами вспыхнул под зажмуренными веками, и он с глухим стоном сполз на бархатный ворс ковра. Малфой опустился рядом с ним, окончательно размыкая объятия.

- Сев, посмотри на меня.

Снейп отрицательно мотнул головой, его тело горело, как в лихорадке, бесстыдно демонстрируя сильнейшее возбуждение. С ужасом он понимал: если Люциус коснется его, то он закричит и замечется, как под пыткой.

- Сев, пожалуйста, открой глаза. Я не трону тебя.

Крылья длинного узкого носа нервно затрепетали; черные как сажа, густые ресницы резко взметнулись, и в серьезное лицо блондина уперся пронзительный жгучий взгляд.

Люциус сжал в ладони дрогнувшую кисть младшего мага и провел острыми пальцами по своей груди, обвел скользкими подушечками бледно-розовые выпуклые соски, на секунду блаженно сомкнув пепельные ресницы, и улыбнулся, когда заметил, как потеплели темные глаза.

- Я хочу, чтобы ты сам делал то, что тебе нравится, хорошо?

- Да, - шепнул Снейп.

Смуглая кисть выскользнула из ладони Малфоя и, со священным восторгом во взгляде, Снейп погладил светлую упругую кожу.

- Вот так, - улыбнулся Люциус.

Узкое длинное тело, ломкой линией разметавшееся на бархатном ворсе, затрепетало, пружиной поднялось, нависая стройной сухой массой над Люциусом, и скоро уже сам белокурый соблазнитель стонал в жестко целующие его губы. Только тогда Малфой с тигриной ловкостью выскользнул из хватки Снейпа и прижал того к полу...

***

- Что такой грустный, Сев?

Они нежились на шелковых тускло-дымчатых простынях – когда все закончилось, они вспомнили, что в спальне имеется кровать, и переместились в нее, чуть живые от усталости. Северус прижимался бедрами к белокожему боку, жмурясь, как кот. Пальцы зельевара перебирали светлые сияющие на смуглой коже пряди, но глаза, хотя и лучились покоем, были странно задумчивы.

- Что мы наделали, Люц? С нашей дружбой?

- О чем ты?

- Этого больше не вернуть, - со свойственной ему тягучей трагичностью в тоне произнес Северус.

Бессознательно бедра младшего мага вновь качнулись, вжимаясь в бок Малфоя. Тот хмыкнул.

- Какой же ты зануда. Ты не заметил, что сегодня случилось нечто более важное, чем потеря того, чего никогда не было? Ну, хорошо, было, но совсем не так бескорыстно, как тебе казалось... Знаешь, когда ты хмуришься, то хотя бы отодвигай от меня свою задницу, а то неубедительно получается.

- Ну? И что такое случилось важное?

Люциус приподнялся на локтях, и повалил упрямого философа на спину.

- Ты не понимаешь? Здесь, сейчас, в этой комнате... Родилась наша любовь!

Несколько минут Северус скептически смотрел в улыбавшееся лицо, а потом вдруг запрокинул голову и расхохотался.

- Ах, так ты мне не веришь?

- Верю, Люц, правда. Ммм... Но тебе придется доказывать мне это постоянно. Ммм...

Дальше он не смог говорить, потому что Люциус решил не откладывать с доказательствами. Еще несколько мгновений Северус смутно помнил, что что-то планировал на сегодня. Что-то очень важное... Ну да, точно. Контрольные!

«Да пропади они пропадом, эти контрольные», - решил он, и это стало последней его связной мыслью в этот вечер.

End.