Эротическая сага - 23 (Эротические рассказы)

ЭРОТИЧЕСКАЯ САГА – 23

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

ЕЩЁ НЕМНОГО ЛЕГКОМЫСЛИЯ,

ЧТОБЫ ЗАВОЕВАТЬ ПРАВО БЫТЬ СЕРЬЁЗНЫМИ

Руди Лаурини прибыл, как и обещал, но не на своём авто и не поездом, а на такси и Агнесс, вышедшая, по настоянию синьора Бульони, встречать гостя, была поражена, увидев за рулём Сильвано. А тот не сразу обратил на неё внимание, принимая и пересчитывая деньги, и потому, возникший, как привидение, облик первой своей любви, не просто удивлённой, а ошарашенной, показался ему наваждением. Выпученные глаза, дрожь в руках и вспухший язык, перемалывающий несуразные мысли в несообразные звуки, — портрет молодого человека, захваченного врасплох. Ничего общего с тем, что оставалось в девичьей памяти Агнесс.

Какой замечательный предлог для сарказма, освобождающего от назойливых воспоминаний! К удаче обоих, обменивающиеся взаимными приветствиями синьоры, и с любопытством наблюдающие за ними  хозяйка с дочерью, не удостоили вниманием сладкую парочку. Чем не замедлили воспользоваться, оставшиеся без присмотра. Сильвано, по частям, вернул своей физиономии рабочее состояние, — Агнесс, не без колебаний, проглотила, готовую сорваться с языка, насмешку. Не обошлось, видимо, без оценки, которую пытливый женский взгляд выставил бывшему любовнику. Ничего общего с теми, кто окружал её последнее время, но и не бедность, когда у него не было возможности оплатить лишнюю чашку кофе. Свидетельством чему новая, хотя и не модная «тачка», да и внешний вид  бывшего любовника подтверждал правильность её наблюдений. И всё это в считанные минуты, прежде, чем на них было обращено внимание остальных.

– Через час у церкви,— шепнула Агнесс, и Сильвано согласно кивнул.

Всё то недолгое время, пока прибывший и встречающие бестолково толпились в дверях, подвергаясь привычному ритуалу взаимных представлений и обменом любезностями, Агнесс, преодолевая растерянность, выполняла всё, что требовали от неё обстоятельства места и времени. Но мысли, завихрившиеся в воспоминаниях, почти забытых, несмотря на первое разочарование,   заплывали жирком сентиментальности, а в таком состоянии женское сердце сглаживает любые противоречия, придавая им соль и смысл, примиряющие с очевидным и не отвергающим невероятное. Прошлое, оживающее в сознании в новых волнующих красках, возвращало, словно крупным планом на экране, если не похороненное, то забытое.

Это была неожиданность, и Агнесс возжелала сделать её приятной, придав неловкому положению, в котором оказалась, ощущение пикантности. Красавчик Сильвано! Первый мужчина, преимущество которого перед  последующими в том, что его можно разлюбить, но забыть — никогда. И, увидев, поняла, что никогда не забывала. Ей даже показалось, что, втайне от себя самой, мечтала об этой встрече.

Царившая вокруг весёлая суматоха, вынуждено возвращала Агнесс от приятных мыслей к не менее приятным обязанностям, ибо гость, которого ждала с нетерпением, гадая и прикидывая, какое влияние окажет на её судьбу, вовсе не вызывал в ней чувства настороженности. Напротив! От него исходило ощущение уверенности и силы, но не такой, о которой судят по мускулам и бицепсам, а от всего облика: взгляда, почти незаметной улыбки, точности  движений, создающих вокруг него свободное пространство, доступ в которое открыт не каждой, но той, кому повезёт, не будет ни тесно, ни неуютно. Довериться ему не только ни с чем несравнимое удовольствие, но и честь, выпадающая лишь на долю счастливиц.

И в этом не было преувеличения тела, истомившегося по мужскому касанию. Сорокалетний Руди Лаурини и впрямь выглядел молодцом, красотой и элегантностью отнюдь не напоминая рояль, привычно пылящийся в глубине сцены, в ожидании концерта, а в качестве образца, дающего воображению питательную почву.   Даже отчим, в сравнении с ним, в чём-то проигрывал, но не вообще, а в деталях, хотя и незначительных, но вполне различимых: в большей изнеженности, меньшей собранности и способности осуществляться применительно к обстоятельствам. Тогда как комиссар напоминал скалу, на которую не взобраться по чьей-то прихоти и не сдвинуть с места вопреки его желанию.

Правда, в качестве борца с проституцией, не лишенным чувства юмора прекрасным представительницам слабого пола, любой другой мог бы показаться смешным, ибо их представление об идеальном самце воспитывалось не на том, сколько самок подымает с постели, а скольких в неё укладывает. Но уголовная составляющая его занятий, и успехи, добытые на этом поприще, не только примеряли с ним, но даже придавали ореол романтичности.

И пример тому, вытащенное из подвалов забвения, некогда прошумевшее  убийство проститутки. Заподозрённый в этом политик, у которого находилась на содержании, после вердикта присяжных, был отпущен судьёй со словами, то ли действительно произнесёнными или придуманными прессой: «Иди и не греши»! Именно пресса оставила подозрение в силе, и вскормленные ею обывательские мозги ещё долго заполняли страницы и эфир возмущёнными откликами, стараясь, как можно больнее укусить власть за её демократические ляжки: «У кого деньги, у того закон под подушкой».

Всё изменилось  лишь после того, как за дело, считавшееся похороненным, взялся Лаурини. Притом по собственному почину, под скептическими взглядами и ухмылками коллег. Тогда-то и выяснилось, прискорбное для репутации жриц порока обстоятельство:   убийцей оказалась сестра убиенной. Какими бы причинами не объяснялось их обращение к самому доступному и лёгкому способу заработка, в конце концов, «дамой с камелиями» овладевает жажда наживы, и, следовательно, готовность на любое, вызванное этим недостойным чувством,   преступление. Тут уж не жди пощады даже от родной сестры, отнюдь не из лучших побуждений, покусившуюся на право первообладательницы обирать богатого доброхота.

Казалось бы, таланты комиссара полиции должны были найти сочувственный отклик в душах тех, кого защитил своим вмешательством. Но случилось прямо противоположное ожидаемому. Хотя среди непричастных к первой древнейшей профессии, нашел ярых поклонниц своего криминального таланта, возмущённые жрицы любви не простили ему «поклёпа» на честное имя профессиональных утешительниц.   А что, если с перепуга их начнут обходить именно те, от кармана которых находятся в прямой зависимости?   Они себя берегут и не прощают пренебрежения своими интересами. Да, жертва не из их числа! Но это сегодня, а что будет завтра, никому неизвестно. И мало радости оказаться, ни за что, ни про что, на скамье подсудимых, тогда, как в супружеской постели, получаешь искомое за меньшую сумму и при полной уверенности, что не проснешься в камере предварительного заключения.

И началась, без преувеличения, охота на производственное целомудрие удачливого расследователя. То ли их натравливали, то ли по собственной инициативе, под него ложились первые красотки с тем, чтобы опозорить и заставить освободить место для коллег комиссара, не столь талантливых и принципиальных, и  потому менее для них опасных. И надобно признать, что союзников в этих происках у них было предостаточно.

– Дуры вы, дуры, – пенял комиссар, особо зарвавшихся, в приватной беседе во время допросов. – Без меня вы перережете друг дружку.

– Не твое дело, – отвечали неблагодарные. – Мы сами знаем с кем нам лучше и удобнее сношаться. Не залезай к нам под одеяло, придушим.

– Потому и не залез, хотя звали.

– Не хвастайся, не лучше других. На чём-то проколешься.

Так или иначе, он стал легендой, и,   как во всякой легенде, в сведениях, о нём распространяемых, были столь густо перемешаны правда с ложью, что отделить злаки от плевел не представлялось возможным. Подтвердилось лишь то, что известно было и прежде. Женщины, даже самого низкого пошиба, могут придать мужчине популярность, не меньшую, а то и большую, чем наиболее значимые производственные деяния и личные достоинства.

Услышанное и увиденное превратило его для обеих девиц в предмет общей заинтересованности. Могло показаться, у Агнесс, отвлекаемой непредусмотренным появлением бывшего любовника, возникнут непредвиденные трудности, но, как выяснилось, не непреодолимые. Быстро сориентировавшись, она пришла именно к такому выводу. И, прямо таки, ожила перед неожиданным выбором, волнующих воображение сексуальных блюд. Приговорив себя к «скуке захолустья», вдруг обнаружила неисчерпаемые, как ей показалось, источники вдохновения. А сложности, от которых никуда не деться, лишь забавляли её, поскольку самой было интересно, как сумеет с ними справиться.

Зато Женни, подстёгиваемая любопытством, переходящим в азарт, растекалась мёдом по древу гостеприимства, чем вызвала настороженность синьоры Розалии, чего не мог не заметить, такой опытный соблюдатель по части женской психологии, каковым был комиссар.   Серьёзность предстоящего разговора с синьором Бульони исключала для него возможность отвлечения, но было приятно осознавать, что при желании мог бы пополнить свой коробок сексуальных приключений свежесорванной клубничкой.

У искательниц общая увлечённость, обыкновенно предполагает соперничество, часто неосознанное. Опыт совместного обнажения перед мужчиной сблизил их, но не соединил. Верные своей природе, не только реагировали на предмет их общей заинтересованности, но исподволь наблюдали за реакцией друг друга. От Агнесс не ускользнуло впечатление, произведённое Лаурини на Женни, а та, в свою очередь, приписала явную взволнованность Агнесс, прежде казавшуюся спокойной и уравновешенной, желанию его совратить. С сожалением осознав, что при существующем раскладе и по всем правилам, упомянутого гостеприимства, не просто должна, обязана оказаться проигравшей.

Притворяясь непонимающей, осторожно, почти крадучись, подбиралась к быстро меняющимся предположениям и догадкам, но намёки, казалось, не производят впечатления на Агнесс, а потому не оставалось другого выхода, как обратиться за разъяснениями к виновнице переполоха напрямую, скрыв настоящий интерес заботой о ней самой.

– Ничего особенного, – пожала плечами Агнесс, – мелкие разбежности в прежде твёрдом распорядке дня. – Потерпи, узнаешь.

– Как долго ещё терпеть? – умирала от любопытства Женни.

– Успокойся, не долго.

И отчаявшейся Женни показалось, что Агнесс не просто пренебрегает ею, а сознательно издевается над ней.

Борис Иоселевич

/ продолжение следует /