Мои женщины Ты не грусти, сознав свою вину. Серия: Зрелые женщины рассказы

Мои женщины. 24 ноября 1973 г. Ты не грусти, сознав свою вину.

Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

Фотоиллюстрация из второго тома ДМБовского альбома автора: Оленька на фоне её музыкальной школы и первая страница её второго письма мне от 12 ноября 1973 года.  

Да, без писем морякам маята, суета сует и всяческая суета…

24 ноября 1973 года я получил первое ответное письмо Оленьки – моей знакомой незнакомки из электрички «Москва-Калуга 1».

- «Здравствуй Саша! Получила твоё письмо, когда действительно думала, что ответа не получу. И даже почти не вспоминала о той встрече».

Немудрено! Первое письмо от Оленьки пришло, когда мы были в море на первой БС (боевой службе) и я смог написать её только в начале октября, более чем через 100 дней!

- «Было только жаль иногда от сознания, что не получу ответа на тот твой порыв, не хотелось соглашаться с мыслью, что тобою всё раньше забыто, чем мной».

Как я мог забыть те невыразимо волнительные ощущения, которые бушевали в моём организме в тот яркий солнечный и стремительный день в электричке, когда мы встречались взглядами с Оленькой, а потом мои ноги сами догнали её, а мой хриплый голос сам сказал ей, что «может быть, она – моё счастье»…

- «Не стоит даже сомневаться в том, что я была очень рада твоему письму. И даже счастлива оттого, что смогла принести тебе радость. Ты более чем прекрасно справился со своей задачей, написав такое письмо. Если всё в нём искренно».

Ещё бы не искренно! В том моём первом письме я отчаянно сдерживал себя, чтобы не взорваться от нахлынувших радостных чувств и ощущений!

- «Не сердись, я не сомневаюсь, почти не сомневаюсь, что это так. Письмо твоё написано одним духом, без всякой оглядки. Спасибо. Смогу ли я так? Не знаю».

Оленька смогла, да ещё как…

- «Отношения между людьми – это такой сложный большой узел по большей части непонимания, что может быть даже бессознательно буду осторожной, буду прятаться… Вот послушай:

Ты не грусти, сознав свою вину.

Нет розы без шипов; чистейший ключ

Мутят песчинки; солнце и луну

Скрывает тень затменья или туч.

Мы все грешны, и я не меньше всех

Грешу в любой из этих горьких строк,

Сравненьями оправдывая грех,

Прощая беззаконно твой порок.

Защитником я прихожу на суд,

Чтобы служить враждебной стороне.

Моя любовь и ненависть ведут

Войну междоусобную во мне.

Хоть ты меня ограбил, милый вор,

Но я делю твой грех и приговор.

- «Это сонет Шекспира. Я не просто его написала. Ты, должно быть, поймёшь, отчего? ».

Ничего себе задачка! Понять юную девушку с её замысловатыми женскими умозаключениями… это, мягко говоря, трудно. Меня и так поразила грамотность её письма и правильная расстановка запятых, а тут ещё и задачка – понять сонет Шекспира!

- «Шекспир. С каким наслаждением я перечитываю его трагедии: «Гамлет», «Король Лир», «Отелло» и т. д.; и даже комедии; и нахожу в них такие глубины мысли, сущности жизни, что никакая философия и не нужна. Шекспир – это вторая философия, и какая! ».

Далее Оленька рассказывала о своей работе преподавателем музыки (класс скрипки) в шахтёрском посёлке, о своей работе с детьми, которые её обожали, а их родители благоговейно уважали её за доброту и мастерство игры на скрипке. В результате я не просто оробел от письма Оленьки, а почувствовал себя дурак-дураком…

- «Вот и написала о себе. Всё, если это возможно. Не стану скрывать, буду с нетерпением ожидать твоего ответа. Напиши мне о море, о странах, которые Вы проплываете. Ведь я ни разу не была на море и знаю о нём только из картин, кинофильмов, из литературы. Я даже завидую тебе: ведь ты имеешь возможность столько увидеть, увидеть Большой мир».

- «Я всю свою короткую жизнь мечтаю о путешествиях, больших путешествиях. Увидеть другие страны, совсем чужие земли, их людей. Это ведь так интересно и заманчиво. Может быть, и мне улыбнётся такая звезда, и я смогу осуществить желаемое. А пока, расскажи мне, Саша, обо всём, что можно. О своих впечатлениях из увиденного и услышанного».

- «Кончаю. Хочется думать, что ниточка прекрасного, которая нас теперь немного связывает, не порвалась. Если порвётся, то не из-за мелочи, и не из-за грязи, из неверия. Очень жду ответа. До свидания. Оля. 12 ноября 1973 года».

Вот такое письмо…

- Только ты не грусти, Сашок, - сказал я сам себе вслух, - осознав свою вину, что ты сильно «не дотягиваешь» до этой девушки в части взаимопонимания и умения так ясно, понятно, красиво и образно излагать свои мысли, чувства и ощущения…

Во мне зрело чувство, что эта девушка была не Оля, а моя воображаемая Фея красоты и страсти, только живая и во плоти, красивая, юная, волнующаяся и волнующая меня так, что мне в холодной необогреваемой «ленкаюте» БПК «Свирепый» было не просто жарко, а невыносимо жарко.

Сейчас, в этот момент чтения письма Оленьки, я не просто «горел желанием», я страстно любил её, желал её, хотел её, - немедленно, тут же, сей час…

Оленька сейчас представлялась мне прекрасным цветком, «Аленьким цветочком» - беспомощным, нежным, красивым, трепетным, ярким, светящимся, благоухающим, эфирным…

Я огляделся по сторонам, увидел мою «ленкаюту», ощутил пронизывающий холод металлической обшивки корабельного тела БПК «Свирепый» и немного взвыл от тоски, как тот «степной волк» из стихотворения Германа Гессе (только в моей интерпретации):

Мир лежит в глубоком снегу,

Ворон на ветке бьёт крылами.

Я, Степной волк, всё бегу да бегу,

Но нигде не вижу ни зайца, ни лани!

Нигде ни одной - куда ни глянь,

А я бы сил не жалел в погоне.

Я взял бы в зубы её, в ладони,

Это ведь любовь моя - лань.

Я бы в нежный кострец вонзил клыки,

Я бы кровь прелестницы вылакал жадно,

А потом бы опять всю ночь от тоски,

От одиночества выл надсадно.

Даже зайчишка - и то бы не худо,

Ночью приятно парного поесть мясца.

Неужели теперь никакой ниоткуда

Мне не дождаться поживы и так тянуть до конца?

Шерсть у меня поседела на старости лет,

Глаза притупились, добычи не вижу в тумане.

Милой супруги моей на свете давно уже нет,

А я всё бегу и мечтаю о лани.

А я всё бегу и живу, и мечтаю,

Снегом холодным горящую пасть охлаждаю,

Слышу, как свищет ветер, бегу, ищу -

К дьяволу бедную душу свою тащу.

Мир лежит в глубоком снегу,

Ворон на ветке бьёт крылами.

Я, Степной волк, всё бегу да бегу,

Но нигде не вижу ни зайца, ни лани!

Мир лежит в глубоком снегу,

Ворон надо мною бьёт крылами.

Я, Степной волк, уже не бегу.

Нет нигде ни зайца, ни лани.

Автор первоначального стихотворения: Герман Гессе, «Степной волк», 1927, Германия. Перевод на русский язык: С. Апт.

35-й сонет Уильяма Шекспира в переводе С. Маршака