Венец творения

Подарок для Евы Браун

Я задорно прихрюкнул, потирая копытцами свою чумазую мордочку, и побежал, что было сил, по направлению к вершине, смутно выступающей в оморочном тумане, окутавшем Проклятые Земли, погруженные в бесконечное торжество, триумф духа, пир победителей, точно таких же, как и я, обладателей свиных рыл и бесовских копыт, ничтожных, ублюдочных и беспомощных обитателей вселенских выселок, куда трусливо бежали наши славные предки - славяне, вышибленные более ловкими пришельцами, подарившие завоевателям жен и детей, но спасших шкуру, с тех незапамятных времен ставшую свиной.

Рядом со мной мельтешил многочисленными ножками жук - навозник, собрат и соратник, только что одержавший волевую победу над самим собой : каким - то чудом он сумел убедить себя не жрать говно и наелся навоза, теплого, парного навоза, щедро высыпленного промчавшимися к горизонту лошадьми, спешащими к колбасному конвейеру и зелено - жестяным бакам, полными отборного чеснока. Эволюция лошадей достигла своего пика, ибо прямо перед конвейером они благодарно принимали от клубящихся теней острые ножи - свинорезы и сноровисто перерезали себе глотки, не забывая закидывать стоявших впереди на брезентовую ленту, бесконечной полосой уходящую за горизонт, в Неведомую Страну, описанную многочисленными путешественниками во времени, хоббитами и бармаглотами. По их описаниям выходило, что в Неведомой Стране живут удивительные создания, бесплотные исчадия тьмы, ангелы, вышедшие в тираж прямиком с Афона и Олимпа, двух выработанных карьеров, что бездонными ямами пробурили неподатливое тело уставшей планеты насквозь, через тернии к звездам, ведь еще Урсула Ле Гуин предсказывала звезды под ногами, а Слободан Милошевич эмпирически доказал равенство верха и низа, вдоля и поперека, лева и права.

- Как жизнь ? - Спросил я жука, подрагивая хвостиком. - Олимпиада как ? Трамплины и прочая х... ня ?

- Все ништяк, - буркнул жук, взваливая на горб комочек окаменевшего говна. - Просто вуматину.

- Суки !

С пригорка, сиреневым вереском темнеющего слева, скатился мертвый Пелевин, зажимая в зубах чеку от гранаты, он шлепал лапами по размокшей глине, раскисшей от прошедшего ночью алого дождя, кровью зарезанного бога окропившего Проклятые Земли.

- Суки, - повторил он, выплюнув чеку, отдуваясь, щелкая ухом, - сплагиатили жизнь насекомых, бездари хреновы. Нет бы помереть и воскреснуть, вот это, бля буду, креатив.

- Иди на х... й, - прошипел жук - навозник, - плагиат - это литературная коррупция, а мы чисты и ясны перед богом и людьми, аки прошедшие горнило славы псы.

- Хренаааа, - протянул изумленный Пелевин, садясь задом на полуразложившийся труп какой - то теннисистки, развратно раскинув обглоданные конечности валявшийся у пригорка. - Экой фразеологизм.

- А то, - горделиво приосанился жук, - сам Гершензон, выползший из ада, подогнал сию мудрость за полфунта махорки, обсопливенной дедами, штурмовавшими Рейхстаг. Я, - жук повел налитыми яростью глазами по сторонам, - ползая по шахтам до хера чего видал и слышал. Знаете, - он содрогнулся, переживая недавнее приключение, - вся земля набита мертвецами. Под завязку. Лежат они, гниют, скрипят зубами, злятся. Соберутся вместе раз в тысячу лет и вспоминают свои подвиги, хвастают, кто сколько народу убил. Хыыы, - закашлялся жук, - прикиньте, у них убивший одного или двух, простой убийца, а выкосивший десять тысяч - гениальный полководец. Положивший же миллионы - величайший правитель, пророк и сын божий.

- П... дец, - захрюкал я, обнимая Пелевина, - ты такого еще не писал. Напиши, - посоветовал я ему, благодушно улыбаясь, - про поручика Киже напиши, записки из мертвого дома смастырь, " Майский" чай с Пушкиным придумай, Клинцевича в тоге Юлия Цезаря опиши, Байконур и Котлубань, Кусумду и Диту фон Тиз.

- Плюнь, - тронул меня за бок лапкой жук, - пошел он. Недосуг.

Я послушно плюнул в невнятную опухшую рожу Пелевина и побежал за жуком, взбиравшимся в гору.