Нет таких звёзд в городах

Фэндом: Булычёв Кир «Приключения Алисы»

Основные персонажи: Алиса Селезнёва, Павел Гераскин, Семён Иванович

Пейринг или персонажи: Павел Гераскин/Алиса Селезнёва

Рейтинг: R

Жанры: Гет, Романтика, Флафф, Первый раз, Дружба

Размер: Мини, 49 страниц

Кол-во частей: 16

Статус: закончен

***

1. Встреча

— Ну что, молодожёны, когда придёт время с пополнением вас поздравлять? — встретил их вопросом вместо обычного приветствия Семён Иванович.

— Мы не женаты, — ответил за обоих Паша.

— Не женаты?

— Нет.

— Ну и дела. А я думал, что вы давно уже вместе.

Уже и внучат стал поджидать. А вы ещё даже не женаты.

Вам лет-то по сколько уже?

— По восемнадцать.

— Ну вот. А чего вы тогда ждёте? Или вы думаете, что вечны?

Ладно, это дело ваше. Можете не отвечать.

А у меня к вам вот какое дело.

Мне очень надо покинуть ферму. Всего на пару недель.

Но бросить её без присмотра я не могу.

И доверить присмотр кому попало тоже не могу.

Понимаете?

А вам, мне кажется, я мог бы доверить ферму.

Вы вроде надёжные ребята, щепетильные и толковые.

Не разгромите мой приют за время моего отсутствия.

Пользуйтесь чем хотите, здесь есть всё необходимое для жизни.

Все ключи оставлю.

Вот только один нюанс — роботов для ухода за скотиной я так и не завёл.

Так что доить мою Бурёнку и выгонять в поле придётся вам самим, если согласитесь остаться.

Но это всего пару раз в сутки. Зато молочка парного попьёте.

Доить умеете или научить?

— Умеем, — ответила Алиса. — У нас на биостанции есть корова. Да и практика в деревне у нас была.

— Ну вот и славно.

Ну что — поживёте тут пару недель?

Семён Иванович старался не давить на дружеские чувства, но было настолько ясно, что ему до крайности нужно, чтобы они приняли его предложение посторожить его ферму, что Паше и Алисе ничего не оставалось, как согласиться.

— Я не против, — сказала Алиса.

Паша удивлённо взглянул на неё, но, пожав плечами, повторил:

— И я не против.

Что означало «Раз Алиса соглашается, то куда я без неё».

— Ну слава богу! — расцвёл кузнец с явным облегчением. — Спасибо, дорогие мои. Век не забуду.

Вам тут понравится. Вам же и раньше нравилось? Вот и теперь вам тут тоже будет очень хорошо.

Тут же такой воздух, такая тишина, такие звёзды, - дал наконец-то волю своим чувствам кузнец. - У вас в городах нет таких звёзд.

Ну, пойдёмте тогда я покажу вам, где что находится.

2. Одни дома.

Закончив обстоятельную экскурсию по ферме, кузнец спешно попрощался и отбыл.

Предоставив ребят самим себе.

После шумного и громкого кузнеца показалось, что наступила полная тишина.

Хотя на самом деле мир был полон звуков летней деревни.

— Ну, вот мы и одни, — произнёс Паша.

— Ага…

— Пойдём доедим пирожки?

А то у меня снова аппетит разыгрался.

— Можно и пирожки.

***

— Ты в самом деле собралась доить Бурёнку? — спросил Паша, макая очередной пирожок с укропом и щавелем в сметанный соус.

— Ну, а как же. Я же пообещала.

— Смело.

— Разве это смелость.

— А что тогда смелость?

— Да хоть с тобой оставаться.

— Вот это заявление.

Как это понимать?

— Да ладно, забудь.

— Нет объясни.

— Считай, что я неудачно выразилась.

— Ну Алис.

— Я имела в виду, что иногда боюсь, что не смогу тебя накормить досыта.

У тебя такой аппетит, будто ты тоже попробовал тот супер-крем, который вызвал сверх-аппетит у Семёна Ивановича.

— Сможешь.

А ты точно это имела в виду?

— Да.

— Ладно… Придётся тебе поверить.

— А что смелого в доении-то? — сменила скользкую тему Алиса.

— Ну не знаю. Мы не так уж долго проходили практику.

— Не хочешь ли ты сказать, что не собираешься помогать мне доить Бурёнку?

— А что — ты надеялась на то, что я тоже буду доить?

— Да нет, если ты боишься, то можешь и не доить.

— Я не боюсь. Но всё же это корова. Живое существо как-никак.

А я как-то не приобрёл с детства милой привычки тянуть живую корову за вымя.

— Всё, всё. Убедил. Не переживай. Я и сама справлюсь.

— Может, я и попробую. Тоже.

Ты же меня поправишь, если я что-то не так сделаю?

— Договорились.

Главное — чтобы сама Бурёнка не сильно взбунтовалась, если ты что-то не так сделаешь.

— Ты намекаешь на то, что она вооружена рогами?

— Это очевидно.

— Ну, тогда мне остаётся только латы надеть. Благо что в этом добре тут нет недостатка.

— А латы Семёна Ивановича не будут тебе велики?

— А зачем мне его латы? У меня и свои есть.

— Свои?

— Да. Это его подарок мне. За помощь.

Мы вместе их делали.

— Ясно.

— Пойдём посмотрим мои латы?

— Обязательно. Но чуть позже. После доения.

— Ладно уж.

— Странно, что ты не рассказывал мне про латы. Про то, что вы вместе их делали.

— Ну, всё не расскажешь.

— Латы — это не «всё». Для тебя это ого-го.

— Ну так это для меня.

Я не думал, что тебе интересны какие-то там латы.

— Мне всё интересно. Если это тебя касается.

— Да? Я очень польщён. Правда.

Ну… как-то так вышло.

Хотя честно говоря, я просто хотел сразу уж в латы вырядиться и в таком виде показаться.

Они правда классные.

— А особенно на тебе.

— Алис, не льсти раньше времени.

А то вдруг тебе покажется, что я наоборот нелепо в них выгляжу.

— Это вряд ли. Они же тебе по размеру на этот раз?

— Конечно.

А ты намекаешь на то, что я однажды уже носил латы, в которых буквально тонул?

— Да, было дело когда-то.

— Да я знаю. В Жангле.

— Как давно это было. А кажется, что буквально вчера.

— Мне тоже не забыть Жангле.

— Ещё бы. Не каждый день ты участвуешь в настоящих рыцарских турнирах.

— Дело не в этом.

То есть конечно и в этом тоже. Но не только в этом.

— А в чём же тогда?

— Ну, не каждый день ты объявляешь меня своим женихом.

— А, ты об этом.

— Конечно.

— Не думала, что это так тебя впечатлило.

— Почему?

— Я думала, что ты давно об этом забыл.

— Не думал, что ты считаешь меня таким неблагодарным.

— Не неблагодарным. А просто.

— Беспечным?

— Немного. Просто не придающим значения таким мелочам.

— Это не мелочи.

— …Паш, а как ты думаешь, по каким таким срочным и сверхважным делам уехал Семён Иванович?

— Ну… может быть, делать научный доклад? Он же большой учёный, хоть и не академик. Да и поталантливее многих академиков.

— И нам ничего не сказал?

— А почему он должен был нам говорить?

— Не должен, но мог.

Мне кажется, что в подобном случае он что-то сказал бы нам.

— У тебя есть другие версии.

— Есть.

— Ну и какие?

— Он был такой взволнованный.

В таком приподнятом настроении.

— Ну вот, это вполне возможно, если у него важный доклад.

Для мужчины всё же важно получить признание коллег.

Даже для такого независимого, как Семён Иванович.

— Я понимаю.

Но мне кажется, что тут всё же что-то другое.

— И что же тогда?

— Я не удивлюсь, если он вернётся сюда не один.

— А с кем? С коллегами?

— Да нет же.

Судя по тому, каких тем он касался, на уме у него свидание.

— Свидание?

— Ага. Скорее всего, наш Семён Иванович решил обзавестись подругой.

— Ну ты скажешь.

— А почему бы и нет?

— Да не нет конечно.

Может и решил.

А что — ему давно пора.

Самому-то сколько лет.

Если уж он считает, что в 18 пора думать о потомстве, то в его-то возрасте тем более.

— Кстати, а сколько ему лет?

— Точно не знаю. Но по-моему, лет 35.

— Ну тогда ещё нормально. Поезд не ушёл. Успеет ещё здоровых детей завести.

— Алиса, вот ты всё-таки настолько женщина.

Я бы ни за что не подумал, что Семён Иванович поехал по матримониальным делам.

А ты сразу учуяла, в чём дело.

— Это же только предположение.

— Дело не в этом.

А в твоей чуткости к таким вещам.

— Паш, а помнишь, как он радовался, когда наконец-то удалось скорректировать его обмен веществ?

— Конечно.

— Мне ещё тогда показалось, что это не просто радость по поводу восстановленного здоровья.

Но и радость по поводу того, что теперь ему будет проще найти жену.

— А раньше что-то мешало?

— Может, он комплексовал из-за того, что имеет такие особенности.

И думал, что не каждая женщина решится стать женой такого крупного мужчины.

— Ну не знаю. Может быть. Для любви это конечно не помеха.

Но он в самом деле был, как Халк какой-то. Или скорее Святогор богатырь.

А теперь габариты более привычные.

— Скоро узнаем, верно ли предположение о его женитьбе.

— А знаешь, мне теперь и самому кажется, что он точно за невестой уехал.

Он такой был взволнованный и радостный. Ну вылитый жених.

Кстати, я уже наелся.

А ты боялась, что меня сложно прокормить.

— А ты точно наелся?

Ты же всего одну кастрюльку пирожков съел.

— Точно.

— Паша, не обманывай меня и не стесняйся.

У нас ещё много еды есть.

— Да наелся я. Я вообще мог бы и меньше съесть. Просто очень уж вкусные пирожки.

— Так, ладно.

Сколько до доения осталось?

— Полтора часа.

— Чем займёмся в это время?

— Ну… Можно и латы посмотреть, если ты не передумала.

— Нет. Латы так латы. Пора увидеть тебя во всём блеске.

3. Доспехи бога

— Алис, я удивлён, что ты согласилась тут пожить, - сказал Паша, когда они стали спускаться в подвальные помещения. -

У тебя же другие планы были.

— Ничего, мои планы можно было и поменять.

— А я-то был уверен, что ближайший месяц мы будем далеко от Земли.

— Я не могла отказать настолько нуждающемуся в помощи человеку.

— Какая ты безотказная.

— Ты прекрасно знаешь, что дело не в этом.

Семён Иванович тебе как отец родной.

К тому же у него был такой вид, словно вся его судьба зависит от того, согласимся мы или нет посмотреть за его фермой.

— Ну, если он уехал за невестой, то так и есть. Вся судьба.

— Вот поэтому я и не смогла ему отказать.

Паш, нам ещё долго идти?

Всё идём и идём, а конца нашему пути не видно.

— Уже недолго.

Но вообще-то тут под землёй целый подземный замок, если ты не знала.

С кучей тайных ходов и подземелий.

Я сам тут знаю далеко не всё. Только то, что показывал Семён Иванович да что мы вместе иногда делали.

Это же сам Семён Иванович делал.

Бог недр, геолог, минералог, материевед и так далее.

— Да, впечатляет.

И к тому же он не только теоретик, а на все руки мастер.

— Вот именно.

Гений. Непонятый. Да и не особо стремящийся к признанию коллег.

Далеко не все академики столько знают, как он.

Ну вот мы и пришли.

— Пришли? А где тогда дверь, вход?

— Алис, привыкни, что тут полно неожиданностей и сюрпризов.

Вход перед тобой.

— Хорошо. И как в него войти?

— Пятое упражнение пранаямы помнишь?

— Ну.

— Тогда дыши.

— Это как-то откроет дверь?

— Увидишь.

— Ну ладно.

Через три минуты в стене появился проём.

— Прошу.

— Странный вход.

— Заходи скорее. А то закроется.

— Как?

— Увидишь.

Едва Алиса переступила порог, как стена снова стала сплошной.

— Паша, что это было? Как это работает? Причём тут дыхание?

— А что тут непонятного? Система реагирует на ритм дыхания.

— Ну пусть. Но как… стена исчезает и появляется?

— Ты думаешь, что я это хорошо понимаю?

Мне ясно только одно. Что это один из гениальных фокусов Семёна Ивановича.

— Да уж.

— Так, закрой глаза и дай руку. Откроешь, когда скажу. Открывай.

— Ой.

— Нормально?

— Красота. Доспехи бога.

Тебе очень идёт.

— Спасибо. Мне тоже очень нравятся.

— А почему они тут хранятся?

— А где ещё их хранить?

— Ну не знаю.

— Не могу же я их дома хранить.

Тут самое то. Надёжное место.

— И тебе не хочется кому-то показать такую красоту?

— Я не против. Но не представляю, по какому поводу.

— Да уж. В таком виде только в кино сниматься.

— Или доить Бурёнку.

— Я думаю, что справлюсь с ней и без доспехов. Она помнит меня.

— Но ты её не доила раньше.

— Мы с ней договоримся.

— Ну ты конечно договоришься.

— Кстати, уже пора к ней.

— Да, сейчас сниму и пойдём.

— Если хочешь — можешь не снимать. Так идти.

— Зачем?

— Очень красиво.

— Хорошо, потом сниму.

— Паш, а как ты себя чувствуешь в этих доспехах?

— Как обычно.

— Совсем как обычно?

— Ну… может, не совсем. Да, немного торжественно.

Так и хочется, чтобы какая-нибудь прекрасная дама посвятила в рыцари.

— Какая жалость, что пока тут вместо прекрасной дамы только простая крестьянка.

- Которая прекраснее любой прекрасной дамы.

- Да ладно тебе. Всё равно простота и есть простота.

— Но тебе правда очень идёт этот образ.

Непривычно и миленько.

— Ты же знаешь, что просто Семён Иванович предпочитает, чтобы мы здесь одевались по-старинному.

— И всё равно. Красиво.

— Когда подою — можно будет и другой образ примерить.

— Необязательно. Так я чувствую себя дружинником великого князя, который заехал в деревню попить молочка и встретил хорошенькую крестьяночку.

— Тогда давать уже доить нашу Бурёнку.

Чтобы ты смог попить молочка.

4. Доение

***

На несколько минут воцарилась тишина, прерываемая только звуками струй молока, ударяющихся о дно подойника.

Подобные моменты жизни фермы кузнец оставил неосовремененными.

При том, что другие были на грани фантастики даже меркам весьма хайтечного времени.

И казались просто сказочными.

Но кузнец считал, что корова предпочитает человеческие руки при доении, а не аппарат.

И лично доил коровку.

Бурёнка приняла заботу Алисы благосклонно.

Стояла смирно, флегматично жевала свеженькое сено, и только её хвост находился в непрерывном движении, отмахиваясь от насекомых.

Похоже, что её устраивала манера Алисы доить.

Или она решила проявить терпение в знак признательности за ласку и угощение, которые Алиса подарила до того, как занялась выменем.

— Всё, — сказала Алиса, поднимаясь. — Спасибо, Бурёнушка.

***

— Ты в самом деле справилась.

— А ты сомневался в моих талантах?

— Ты не каждый день доишь коров.

— Да, с непривычки пальцы устали. И спина. Больше от напряжения.

— Я восхищён.

— Да ладно тебе. Буквально наши прабабушки занимались этим ежедневно с детства.

— И всё равно это простое когда-то действием сейчас кажется экзотикой и чем-то сложным.

— Ничего сложного.

— Это только на словах.

— А ты помнишь слова?

— Вспомнил, когда смотрел, как ты доишь.

«Не дёргайте за соски, а аккуратно тяните».

— Ну вот, всё правильно.

— Завтра тоже попробую.

— А стоит ли?

— Ты же сама говоришь, что пальцы с непривычки устают.

А у меня наверное посильнее твоих.

— Ну это да.

— Налей молочка, пока парное.

— Сейчас. Процежу только.

— Зачем? Ты же подойник мыла, вымя мыла.

— Ну так принято.

— Алиса, телёнок сосёт вымя без процеживания — и ничего.

— Но ты не телёнок.

— Алиса, ты думаешь, что я слабее новорожденного телёнка?

Может, ты ещё и прокипятить молоко собираешься?

— Нет, тогда в нём станет меньше витаминов.

— Ну хоть это ты понимаешь.

Всё, давай сюда подойник.

Алиса уступила.

Паша плеснул в кружку, одним махом выпил, потом ещё плеснул. И так выпил литра полтора.

— Уфф… это божественный напиток.

— Посмотри в зеркало.

— А что? А, усы из молока. Пустяки, — заявил Паша, облизнувшись и убрав следы молока. — Всю жизнь бы пил парное молоко.

— Так какие проблемы? Селись рядом с Семёном Ивановичем. Он вряд ли против будет, раз вы такие сотрудники.

— Ну, тут мало согласия Семёна Ивановича.

— А что ещё тебе надо?

— А ты разве согласилась бы жить в деревне?

— А причём тут я?

— Ну не одному же мне жить в деревне.

Ну так что — ты променяла бы на деревню — МГУ и Космос?

— Зачем менять? Можно жить и тут, и летать в космос.

— А корову кто твою доить будет, пока ты в космосе летаешь?

Корова ждать не может, пока ты налетаешься. Её ежедневно надо доить.

— Можно кого-то пригласить.

— Посторонних людей в наш дом?

— А у нас… будет общий дом?

— Да у нас давно всё общее.

— Я про другое спрашиваю.

— Но мы же пока всё время вместе…

Пока никто из нас не вступил в брак…

Мы могли бы пожить в одном общем доме…

— Ладно, Паш, подумаем.

А пока я всё же процежу молоко. То, что от него осталось, — улыбнулась Алиса, увидев, что осталось меньше половины надоенного.

— Процеживай, процеживай.

Только учти, что пару веков назад цедилок не было.

И люди пили молоко так, как есть.

И никто от этого не болел.

5. Подвиг

— Ты прав. Парное молоко — это чудо, — подтвердила Пашины восторги Алиса, отпив молока.

— Я же говорил.

— Сколько раз в прошлые визиты пробовали.

А всё равно ощущения как-то забываются.

— Чувствуешь, как сразу силы прибывают?

— Может быть.

— Не может быть, а точно. Это же амброзия. Напиток богов.

— Что-то часто этот эпитет стал звучать.

— Божественное?

— Да. — Напиток богов, доспехи бога…

— Ну, раз уж тут место такое.

Кстати, я понял.

— Что?

— Ты спрашивала, не чувствую ли я чего-то особого в этих доспехах.

Так вот — пожалуй, я чувствую склонность к подвигам.

— А разве ты не всё время её чувствуешь?

— Но в доспехах особенно.

Тем более после парного молока.

Эх, какой бы подвиг совершить…

— Даже не знаю, что тебе подсказать.

— А я сам знаю. Ложись.

— Зачем?

— У тебя же затекла поясница?

— Уже прошло.

— Ну нет, так не годится.

Ты же знаешь, что всё равно остаточное мышечное напряжение осталось.

А это очень вредно.

Так что ложись, и через пять минут ты будешь в раю.

— А можно через лет пятьдесят хотя бы?

— Типун тебе на язык за такие шуточки.

Ну Алис, я же как лучше хочу.

Зачем тебе зря мучиться, когда рядом есть я?

Я замечательно помогу тебе расслабиться.

И тебе станет очень хорошо.

Или ты стесняешься меня после всего, что между нами было?

— Нет конечно.

— Вот и докажи.

— Ну хорошо. Просто не хотела тебя утруждать, — ответила Алиса, снимая косынку и начав расстёгивать корсаж.

— Тоже мне утруждение. — Сделать расслабляющий массаж хорошему человеку и верному другу.

Как тебе не стыдно думать, что это меня затруднит?

После всего, что ты для меня сделала.

— Ничего не сделала.

— Не гневи бога. Если бы не ты, меня бы уже и на свете-то не было. Причём не раз. И не два.

— Подумаешь. Тут мы квиты. Ты тоже не раз меня спасал.

— Всё, всё. А теперь помолчи. Дай мне сосредоточиться.

Массаж не терпит суеты.

Алиса послушалась. Отдать себя в сильные Пашины руки в самом деле было большим удовольствием.

И она уже пару раз имела счастье испытать это удовольствие.

И знала, что он быстро заставит её тело петь от лёгкости.

Правда, она старалась не злоупотреблять Пашиным радушием и не упоминать лишний раз об усталости.

Зная, что он тут же вызовется её лечить от усталости.

А Алиса не была уверена в том, что стоит часто дразнить Пашу сеансами массажа.

Ей казалось, что он волнуется больше обычного, когда делает ей массаж.

Хотя сама она тоже с удовольствием делала ему массаж несколько раз.

Но сейчас она уступила.

***

Послышался звук металла — это Паша снял доспехи.

Алиса повернула голову, чтобы взглянуть ещё раз на это чудо кузнечного искусства. На этот раз уже само по себе.

И пришла к выводу, что на Паше они выглядят эффектнее и производят более сильное

впечатление.

Паша тем временем помыл руки и принёс массажное масло.

— Готова?

— Да.

Когда Паша расстегнул застёжку бюстгалтера, Алиса запоздало подумала, что надо было самой расстегнуть. Одним интимным жестом стало бы меньше.

Хорошо ещё, что хоть линия её трусиков достаточно низкая, так что Паше не придётся сдвигать их вниз самому.

Больше Алису ни о чём подумать не успела.

Ей стало лень думать и хотелось только блаженствовать под Пашиными чуткими руками, когда он начал делать массаж.

Последнее, что она отметила перед засыпанием — это ощущение покрывала, которым Паша её укрыл.

И погрузилась с глубокий сон.

6. Спокойной ночи

Проснувшись, Алиса успела поймать ощущение, что ей только что снилось что-то очень приятное.

Но она не могла вспомнить, что именно.

Пришлось смириться с тем, что память о сновидении испарилась так быстро.

Как это не раз бывало и раньше.

Она медленно села. Тело в самом деле в очередной раз пело после массажа.

Она отлично выспалась благодаря массажу.

Хотя спала явно немного, не более, чем полтора часа.

Паша заслуживал награды и благодарности за такой чудесный подарок.

Тут напомнил о себе незастёгнутый бюстгальтер.

Машинально застегнув его, Алиса стала одеваться.

Когда она завязала косынку, вошёл Паша.

— А, проснулась? Как спалось?

— Отлично. Кажется, я не успела поблагодарить тебя до сна.

— Пустяки. Ты же отключилась.

— Ну вот теперь хочу поблагодарить. Большое спасибо.

— Спасибо на хлеб не намажешь.

— Верно. И чего же тогда ты хочешь в знак благодарности?

— Так сразу даже и не придумаю.

— Может, тоже массаж?

— Нет-нет, только не массаж.

— Почему?

— Это требует сил, а я не хочу, чтобы ты сейчас напрягалась после массажа и отдыха.

— Ну подумай. Когда придумаешь — скажешь.

— Ладно. Всё равно уже поздно, спать охота.

Ты где будешь спать? Здесь или со мной?

У Алисы язык не повернулся сказать «с тобой».

Хотя она ничего не имела против того, чтобы спать именно с Пашей.

Но если бы он выразился как-то иначе.

Например, если бы спросил: «Я там-то сплю, а ты там или нет? »

— Здесь, — чуть расстроено ответила Алиса.

— Ну, а я на сеновале.

Спокойной ночи тогда.

— Спокойной ночи.

***

Паша ушёл.

А Алиса долго не могла уснуть.

И потому, что хорошо выспалась только что.

И потому, что теперь в одиночестве могла посмаковать воспоминания о приятных ощущениях при недавнем массаже.

Хорошо всё-таки, что Паша не подозревает, какое блаженство она получает от его прикосновений.

И как ей хочется, чтобы он прикоснулся не только к уже промассированным местам. Но и к другим участкам её тела.

Ещё было трудно уснуть из-за сожаления, что она сейчас не с Пашей. А могла бы быть рядом. Они почти всегда спали вместе, когда оказывались «в походе».

И только заминка из-за его неудачно выраженного вопроса помешала ей на этот раз отправиться спать с ним.

Уже снова появилось желание уснуть, но Алисе это пока не удавалось. Сон не шёл. Настолько ей было неуютно из-за того, что она не чувствует горячего тела Паши рядом.

Алиса начала было подумывать о том, чтобы просто взять и уйти на сеновал.

И стала придумывать повод для того, чтобы появиться там.

Что ей сказать? Что ей одной страшно спать?

И тут как по заказу Паша сам появился.

Алиса подскочила.

— Ты не спишь? Хорошо.

То есть плохо, но и хорошо тоже.

— Паша, что случилось?

— Да ничего плохого.

Просто показать тебе кое-что хочу.

7. Приказ звёзд

(Паша)

—  Видишь?

— Что?

— Над нами.

— Звёзды?

— Конечно. Что же ещё.

Красивее, правда, чем у нас?

— Да. Семён Иванович был прав. Тут звёзды особенно красивы.

А в прошлый визиты мы этого не застали. То дождь, то пасмурно.

— Да. А они тут не просто красивы.

Это просто… мистерия какая-то.

— Да.

— Бесконечность, вечность, красота и не знаю, что ещё.

Но это так… так красиво.

— Да, бесподобно. Ни с чем не сравнить.

— «В небесах торжественно и чудно».

Так твой любимый Лермонтов сказал?

— Да. Паш, ты представляешь, какой души должен быть человек, чтобы так чувствовать небо? Чтобы такие слова сказать? Какое чувство прекрасного иметь.

— Представляю.

Многие небом восхищались.

Но так просто и так красиво он один высказался.

— Хотя многие другие тоже смогли хорошо сказать.

— Ты права. Особенно тут:

«Звезда надежды благодатная

Звезда любви волшебных дней.

Ты будешь вечно незакатная

В душе тоскующей моей.

Твоих лучей небесной силою

Вся жизнь моя озарена. »

— Вот-вот. Тот, кто такие слова нашёл, тот, кто сумел испытывать ТАКИЕ чувства — просто гений какой-то.

«Жизнь озарена», лучами, их небесной силой и так далее.

— Алиса, ты сама сейчас такая… В тебе сейчас столько вдохновения и восторга…

У Паши перехватило дыхание, горло сжал спазм от восхищения.

Так что он не смог закончить свою мысль.

Да и слов пока не подобрал.

И не мог подобрать, так как все силы сейчас ушли на то, чтобы сдержать вспыхнувшее желание приникнуть к устам Алисы и утонуть вместе с ней в поцелуе, который сплавил бы их в одно целое, позволил бы ему отпить вкусной манящей энергии Алисы и напоить своей.

Алиса тоже молчала, уловив, что атмосфера стала странной.

И только зачарованно смотрела на разволновавшегося Пашу.

Чувствуя, что сейчас может произойти что угодно.

Что обычные границы между ними рухнули, что их сейчас не разделяет то, что обычно всё же сдерживает их от окончательного сближения.

А вот притяжение между ними, наоборот, сильнО, как никогда раньше.

Всё решали секунды и миллиметры.

Паше достаточно было хотя бы слегка качнуться в её сторону.

И тогда…

И она бы не отдалилась от него, а поддалась бы притяжению.

Уступила бы древнему приказу.

Осталась бы в его руках так же покорно, как недавно во время массажа.

Но что-то в воздухе неуловимо изменилось.

И то, что только что казалось или было неизбежным, внезапно улетучилось.

Освободив Алису и Пашу.

Вернув им способность самим решать, быть или не быть неизбежному и давно им предназначенному прямо сейчас.

Оба глубоко вздохнули и улыбнулись этой синхронности вздохов.

И если даже оба подумали об одном и том же, то есть о том, что они только что только чудом не перешагнули черту — они не рискнули это обсуждать сейчас.

Разве что в другой раз.

***

— Мне кажется, что только что… здесь было что-то волшебное, — немного необычным голосом удивлённо выговорил Паша.

— Мне тоже, — эхом отозвалась Алиса.

— Так и в магию можно поверить…

— Да…

— Это всё звёзды «виноваты».

— Может быть…

— Вот так люди и приходят к ощущению, что в мире есть Бог.

— Наверное…

— Алис, ты словно спишь. Или в трансе каком-то.

Пошли в самом деле спать.

— Пошли.

— Ты к себе?..

Или со мной будешь спать?

— С тобой.

— Что со мной?

(Паша хотел убедиться, что Алиса понимает, на что соглашается).

— Спать с тобой.

— Тогда пошли.

***

Не разбирая, из чего Паша устроил постель на сеновале, Алиса провалилась в сон, едва коснулась головой подушки или что там было.

Успев про себя отметив, что Паша рядом и что поэтому можно и уснуть.

8. Паша не спит

А вот Паша не смог уснуть так быстро.

Это только Алиса смогла быстро уснуть, стоило ей только оказаться рядом с Пашей.

А Паша ещё долго прислушивался к отголоскам недавно пережитого наваждения, когда он едва не поцеловал Алису. Как минимум.

И когда Алиса скорее всего приняла бы его поцелуй.

По крайней мере ему так показалось.

Что она была в таком состоянии, что позволила бы ему делать с ней что угодно.

Пашу тревожила природа этого наваждения.

Он словно сам не свой был.

Словно его вела какая-то сторонняя воля.

Да и Алису тоже.

Это из-за этой воли она была такой. Необычной.

И хотя Паша считал, что было бы прекрасно, если бы они с Алисой стали близки, но он бы предпочёл, чтобы это случилось по их воле, в полном сознании.

А не в таком трансе, как недавно.

Хотя в том трансе Паша улавливал и что-то правильное и прекрасное.

Просто это было очень непривычно.

Ему не совсем уютно было ощущать, что его ведёт словно не его воля, а посторонняя.

В такой ситуации ощущения от прижавшегося к нему тёплого нежного тела Алисы были острее обычного.

И потому, что он в очередной раз, но с особенной ясностью понял, что она хочет близости с ним, что она согласна на близость с ним.

И потому, что он этой ночью увидел её в новом свете.

Такой, какой раньше не видел. Ещё более прекрасной и таинственной.

А он-то думал, что невозможно быть ещё более прелестной, чем он знал её раньше.

Но снова оказалось, что нет предела совершенству.

И самое главное — это пережитое ими обоими (Паша был уверен, что Алиса тоже это пережила) ощущение, что они должны быть близки.

Паша обмирал от мысли, что они только что чуть не переспали.

И не переспали только из-за мелкого непонятного изменения в атмосфере.

Которое словно отключило какой-то магнит между ними.

Точнее, ослабило. Сделало его действие не таким непреодолимым и властным.

И он мог бы сейчас прижимать к себе не будущую жену, а уже состоявшуюся.

Уже познавшую его нежность и страсть.

Дух которой познал единство с ним.

Тело которой познало его ласки.

Лоно которой уже познакомилось с его членом.

Уже впитало его семя.

А может даже уже зачавшую его ребёнка.

Их ребёнка.

Подхватившую эстафету поколений из пропасти прошлых веков в бесконечность будущих.

Паша дрожал от таких образов.

И боялся, что, забывшись, сожмёт Алису слишком сильно и разбудит этим.

Напряжение заставило его взмокнуть.

Но выйти проветриться он не мог.

Кое-как он приводил себя в равновесие с помощью дыхательных упражнений, в которых выдох длиннее вдоха.

Он бы с удовольствием коснулся губами губ спящей Алисы.

Но он не делал этого.

Потому что ему хотелось это сделать не тогда, когда она спит, а тогда, когда она может отреагировать на его прикосновение.

Когда он сможет увидеть эту её реакцию.

Какой будет эта реакция? Удивление? Радость?

Скоро он это узнает.

Теперь точно скоро.

Теперь он был в этом уверен.

После недавнего откровения под звёздным шатром.

А пока… Пока ему оставалась только давняя забава, которую он позволял себе, когда она спала рядом. —

Погладить Алису, не прикасаясь к ней. —

Провести вдоль её тела в сантиметре от поверхности тела.

Ловя ладонью тепло, излучаемое её телом.

Каждым сантиметром её изящного сильного и гибкого тела.

9. Алиса проснулась

Алиса проснулась от щебетания птиц.

И сразу же подумала, что это щебетание можно было бы принять за поздравления.

С состоявшимся венчанием. Самими звёздами.

Если бы вчера они с Пашей поддались притяжению.

Точнее, усилению обычного притяжения.

Такому мощному, что по всем меркам они должны были вчера стать близки.

Но они немного промедлили.

А потом приступ притяжения прошёл.

И они снова стали такими, как обычно.

Способными не идти на поводу у импульса.

Не делающими поспешных жестов.

Сдержанными и даже слегка нерешительными.

Хотя… может, венчание-то и можно считать состоявшимся.

Другое дело, что они не закрепили венчанность физической близостью.

Алиса сглотнула от такой мысли.

И едва подавила импульс тут же резко сесть.

Но садиться не следовало — это разбудило бы Пашу.

Итак, ей осталось только сообщить Паше о согласии на физическую близость.

Или принять его инициативу, если он он решится раньше, чем она.

Алиса машинально огляделась, чтобы оценить обстановку.

Подходит ли та для близости, если вдруг это случится уже этим утром.

Оказалось, что они спали на постели, положенной поверх свежего душистого сена.

Наверное, это Паша вчера накосил свежей травы.

Пока она спала после массажа.

Ну вот. Пока она отдыхала и прохлаждалась — Паша после массажных трудов ещё и косил.

Наверное, в самом деле, как он сам заявил, некуда было силы девать после парного молока.

10. Утро в деревне

Кое-где в крыше имелись щели.

Не мешающие функциональности сеновала.

Сквозь эти редкие щели пробивались лучи утреннего солнца.

Вот один из таких лучей и попал на Пашу.

Алиса заметила это поздно — и не успела загородить Пашу от солнечного зайчика до того, как Паша моргнул и проснулся.

— Доброе утро.

— Доброе.

— Не выспался?

— Нормально.

— Может, сейчас я сама подою Бурёнку?

А ты вечером.

— Ну уж нет.

Неужели ты думаешь, что я настолько не выспался, что у меня не хватит сил всего-то подоить одну коровку?

— Надеюсь, что хватит.

— Алис, ну пусть твои пальчики отдохнул от вчерашнего доения.

— Они уже.

— В самом деле?

Дай-ка сюда твои пальчики, — сказал Паша, беря Алисины руки в свои. — Что-то я совсем вчера не подумал, что им тоже нужен массаж.

— Им хватило общего.

— Нет-нет. Это совсем не то.

И сейчас ты это поймёшь.

Когда я разомну и промассирую каждый твой пальчик…

Но начнём с простых поглаживаний.

И подуем обязательно. Вот так. И согреть надо. И дыханием, и не только.

— Паша, не много ли внимания пальцам.

— А ты хочешь внимания к чему-то другому?

Ты только скажи. Не стесняйся.

Я же вижу, что у тебя пронеслась какая-то мысль.

«Так я и сказала, — слегка испуганно подумала Алиса, удивлённая проницательностью Паши. Точнее, тем, как хорошо он понимает её состояние. — Не в этот раз. Не-сей-час…»

— Да так, пустяки.

— Ну ты тогда расскажи об этих пустяках, когда надумаешь. Хорошо?

— Хорошо.

— А пока… Раз ты не хочешь признаваться по поводу остального…

То придётся отдуваться твоим пальчикам.

Ах Алиса, если бы ты только знала…

Я трясусь над твоими пальчиками с тех пор, как один необычный человек угрожал мне, что прикажет подземному троллю…

нет, я не могу это даже повторить… ну тогда скажем так: сделать что-то нехорошее с твоими пальчиками.

Я тогда так перепугался за тебя.

Когда троль держал тебя.

Перепугался за твои пальчики.

Теперь ты понимаешь, как я рад, что они остались целенькими?

Мои изящные, мои нежненькие…

А знаешь… чего мне тогда до оторопи хотелось сделать?

И тогда, и потом. С тех пор…

***

Алиса не знала, что ответить, заворожённая потоком слов Паши.

Не дожидаясь её ответа, Паша поднёс её руки к губам и стал целовать ее пальцы.

Алису встряхнуло от этого жеста.

Настолько жест показался ей чувственным из-за искренних интонаций Паши.

Из-за интонаций сочувствия, сожаления.

Она не отнимала рук, но мысли заметались.

«Это слишком… слишком чувственно.

А если это… а если это закончится сексом?

Прямо сейчас? »

Несмотря на то, что совсем недавно Алиса была совсем не против такого развития событий, сейчас, когда оно показалось ей очень вероятным и близким, она немного запаниковала.

Хотя отголосок паники быстро улетучился из-за того, что стало стремительно нарастать желание.

И не столько собственное Алисино желание близости, сколько желание дать Паше то, в чём он нуждается.

Почувствовать удовлетворение от того, что она выполнила свой долг перед любимым.

Алиса стала думать — даже если и дойдёт до секса: почему бы и нет?

Паше будет приятно.

А ей будет приятно от того, что ему приятно.

Рожать она, если что, уже может.

Её организм способен выносить здорового ребёнка.

Их ребёнок не пострадает из-за слабости плаценты.

11. Помеха.

— А ещё тот тролль поцарапал тогда твою шею, — напомнил Паша. — Ты не представляешь, как мне было страшно за тебя и жалко тебя.

Как я потом радовался, что царапины заживают.

И как мне хотелось самому лечить царапины на твоей шее.

И почему-то мне упорно казалось, что они быстрее заживут, если я сделаю вот так.

***

Паша легонько коснулся шеи Алисы губами.

Увидев, что она прикрыла веки, Паша несколько раз провёл языком в том месте, где были царапины.

Словно чтобы стереть следы, если бы они остались до сих пор.

— Я правильно помню, что ты именно так тогда и сделал?

— Правильно, душа моя.

Ты всё помнишь верно.

Тогда я тоже поцеловал царапины на твоей шее.

— Я правильно понимаю, что то же самое ты можешь сказать и обо всех остальных царапинах в других местах? — сумела произнести Алиса подсевшим голосом.

— Совершенно верно понимаешь.

Могу сказать. И скажу. И не только скажу.

Если память мне не изменяет, то царапины у тебя были ну буквально везде. Или почти везде.

И я долго-долго ждал, когда у меня появится право зацеловывать и вылизывать твои царапинки и ранки.

***

Сквозь туман в мыслях Алиса обратила внимание на один из звуков в симфонии деревенского утра.

— Паша, что это за звук?

— Это?.. Кажется, это Бурёнка зовёт.

— Точно. Бедная Бурёнка. Ей же больно, когда её вовремя не подоят.

— Точно. Хотя не только ей больно.

— Но мы же не можем заставлять животное ждать и мучиться?

— Ты права. Хорошо иногда побыть животным. — Все понимают, что ему нельзя ждать и мучиться.

— Идём скорее. Она заждалась уже бедная.

12. Доит Паша

— Где моя косынка?

— Где мои доспехи?

— Твои доспехи в доме.

— И твоя косынка тоже.

— Ладно, обойдусь без косынки. Если доить в самом деле ты станешь.

***

— Алиса, ты присутствуешь при смертельном номере. —

Он — опытный тореро.

Или нет. Неопытный. Так интереснее. Неопытный, но очень способный.

Она — вооружена и очень опасна.

— Паша, потом поиграешь.

Дои скорее. Ей же плохо.

— Ладно, ладно. Я же и так собираюсь. Не мог же я не помыть руки.

Сама бы не подпустила меня к вымени с немытыми руками.

— Да, а вымя я сама уже помыла.

Можешь начинать.

— Ох…

— Может, я всё же сама?

— Нет. Я должен этому научиться.

Тут главное — сильные пальцы, а мои всяко сильнее твоих.

Так, Бурёнка. Сейчас мы тебя спасём от застоявшегося молока.

Не хуже, чем спас бы телёнок — естественный механизм для откачки молока из вымени.

— Паша, начинай.

— Я просто волнуюсь. И так настраиваюсь.

Не отвлекай меня.

— Только не дёргай за соски. Просто тяни.

***

Дззинь.

— Алиса, я сделал это!

— Хорошо. Только надо повторить. Раз… сто.

— Не вопрос.

Дззинь.

— Алис, как там Бурёнка?

— Пока нормально.

— Ну вот видишь. Солдат ребёнка не обидит.

То есть коровку. Да, Бурёнка?

Дззинь.

— Теперь я с полным правом могу говорить, что ласкал женскую грудь.

Точнее, существа женского пола.

— Паша, я очень рада за тебя.

Но боюсь, что терпение у нашей Бурёнки не резиновое.

— А что такого? Она умная женщина.

И уже поняла, что получит то, что ей требуется.

И спокойно потерпит ещё немного, пока я додою.

— Надеюсь. А то у неё в самом деле жуткие рога.

— Ага. Как в рассказе Ушинского «Рогатая корова». Помнишь такой?

Там корова спасла себя и девочку от матёрого волка, и все порадовались, что не успели укоротить её рога.

— Не отвлекайся.

— Алиса, да всё нормально. Уже половина подойника.

— Так быстро?

— Ну у меня же не твои нежные пальчики.

— Ты только не перестарайся.

Со всей-то силы не тяни.

— Не бойся. Я уже разобрался, что к чему и какой нажим оптимален.

Могу теперь хоть целый день доить.

— Ну, значит, и склиссов можешь доить.

— Кстати да. Надо будет попробовать.

ВСЁ. Принимай молоко.

— Как ты быстро.

— Учись, сестрёнка. Пока я жив.

— Только давай без таких присказок.

— Ладно, не сердись.

Спасибо, Бурёнка. Пойдём теперь на зелёные луга нагуливать вечернее молоко.

Алис, я выведу её.

— Давай. А я как раз успею…

— Знаю-знаю. — Процедить.

— И как только ты догадался.

— Не первый год знакомы.

13. Разговор

После доения срочных забот не осталось.

И ребята снова были захвачены мыслями о случившемся ночью и утром.

Поэтому завтрак прошёл в молчании.

Они раздумывали, как общаться дальше.

То ли делать вид, что ничего не было.

То ли закончить начатое и поставленное на паузу зовом Бурёнки.

В итоге Паша решил всё же закончить.

И после завтрака предложил:

— Алис, давай поговорим.

— Говори.

— Я должен тебе сказать, что прошлой ночью чуть не поцеловал тебя.

— Я так и поняла.

— Ты же не против?

— Нет.

— Я так и подумал.

… Значит… и сейчас тоже… можно?

— Можно.

— А что-то ещё, кроме поцеловать, можно?

— Ты же и так знаешь ответ.

— Я должен знать точно.

— Можно и «что-то и ещё».

— Что именно?

— Мне перечислить?

— Желательно.

— Всё можно.

— Тогда подойди ко мне.

— Лучше ты.

— Почему? Ты боишься?

— Просто это ближе к природе.

— В каком смысле?

— Ну… это же сперматозоиды мчатся к яйцеклетке, а не наоборот.

— Это конечно так. Но сейчас другое дело.

Я должен быть уверен, что ты хочешь этого так же, как я.

— Ну хорошо, — согласилась Алиса, подходя к Паше ближе.

— Ты тоже заметила этой ночью что-то особенное?

— Да.

— Может, мне показалось… но у меня такое чувство, что этой ночью… нас что-то окончательно соединило.

И что ты тоже это почувствовала.

— Да.

— Значит, мне не показалось…

А как ты к этому относишься?

— Я давно согласна на это.

— А та сила, которая нас соединила… она не показалась тебе… подозрительной?

— Подозрительной? Нет. Вряд ли.

Как бы тебе сказать… она кажется мне слишком… непреклонной…

Но при этом точной. Вреда она не причинит.

А ещё… это просто что-то близкое к вечности.

Что-то далёкое от суеты и мелочности.

Но не чуждое людям и… чему-то настоящему.

— Хм… ну может быть.

И всё же меня смутило, что какое-то время я чувствовал себя безвольным орудием мощной силы.

— Паша, может, это просто зов поколений?

— Ты думаешь, что дело в этом?

— А в чём же ещё. У каждого человека приходит время, когда он оказывается в роли звена между прошлыми и будущими поколениями.

От которого зависит, продолжится ли род.

Получат ли предки продолжение жизни в потомках.

— Тогда ладно.

Такое меня устраивает.

Если нас толкает друг к другу не просто непонятная стихия, а власть рода, то пусть. Это хорошо.

— Ну, может, я и не всё учитываю.

Честно говоря, у меня было такое ощущение, что вся природа, все звёзды, вся Вселенная ждёт, что мы…

— Что?

— Хотя бы поцелуемся.

— А не хотя бы?

— Не заставляй меня это произносить. Сам понимаешь.

— Надо же какие мы стеснительные.

— Паша!

— Ладно, ладно.

Ну тогда что… оправдаем надежды природы?

Или пусть ещё подождёт?

14. О способах сказать

— Как хочешь.

— Мало ли чего я хочу.

Вопрос в том, как ТЫ хочешь.

— Ну… Семён Иванович же удивился — чего это мы ждём, раз нам уже есть по восемнадцать…

— И?

— И я тоже думаю: а в самом деле — чего мы ждём-то.

— Надо же. И я точно так же подумал, когда он спросил.

И каков твой ответ на вопрос о том, чего мы ждём?

— Ну… я вообще-то просто думала приурочить… начало более близких отношений к какому-нибудь событию…

— Зачем?

— Просто так проще решиться.

— И к какому же событию ты могла приурочить начало?

— Сначала на своё восемнадцатилетие… думала предложить тебе… начало.

— Но нам тогда не до этого оказалось.

— Вот именно.

— Дай угадаю. Потом, когда всё успокоилось, ты решила отложить предложение ещё почти на полгода, до моего восемнадцатилетия?

— Ну да.

— И что помешало тебе сделать предложение в мой день рождения?

Насколько я помню, в тот раз всё было тихо-мирно, мир мы не спасали.

— Ты не поверишь. Я хотела. Очень.

И всё время только об этом и думала.

Но… так и не смогла сказать. Просто не придумала, как это преподнести.

— Не надо было ничего придумывать.

Сказала бы просто.

— Как?

— Да хоть как.

— Нет скажи. Хоть один вариант.

Мне нужно знать.

— Да хоть «Давай переспим».

— Я не могла так сказать.

— Почему?

— Боялась, что тебе это покажется вульгарным.

— Мне? Это? От тебя? Нет, не показалось бы.

Ну или ладно — могла бы сказать «мы можем заняться любовью».

— Тоже не могла.

— Ну тогда просто разделась бы, когда мы в очередной раз вместе спали.

Я бы понял, что ты хочешь близости.

— Ты понимаешь, что ты говоришь?

— А что. Я бы оценил.

— Нет — это слишком экстремально.

Хотя вообще-то у меня была такая мысль.

— Правда?!

— Не кричи.

— Ну вот. Ну вот видишь! Была! Ты сама знала, что делать.

— Да ты что. Мне сразу казалось, что ты можешь отказаться.

И тогда… Ты только подумай: я — раздета. А ты — отказываешься.

— Что тут думать? Я бы не отказался.

— Ну, а мне-то откуда было об этом знать?

— А то ты не знала, что я давно истекаю слюной в твоём направлении.

И не только этим.

Я же намекал тебе, как только мог.

Избегая разве что совсем уж грубого флирта, чтобы не дай бог не обидеть тебя.

— Ну знала. Но всё равно казалось, что сообщить тебе о готовности к сексу нужно как-то более гармонично.

— Алииса, но ведь твоё согласие само по себе — настолько изящная штука, что уже совершенно неважно, какими словами о нём сообщить.

— Я знаю. Я так себя и уговаривала — Паша же поймёт.

Главное сказать ему.

И всё равно язык так и не повернулся сказать.

— Ну тогда написала бы слова.

— На песке?

— Да хоть на чём.

— … Но слова надо было всё равно подобрать.

— Ясно. Ладно. Хорошо, что хоть теперь всё выяснили.

И что с моего восемнадцатилетия прошло не сто лет. А только пара месяцев.

— Да, лучше поздно, чем никогда.

— Ну, это не так уж поздно.

Значит, продолжим?

— Как хочешь.

— Опять это «как хочешь».

А ты? Ты хочешь?

— Очень.

— Как мило с твоей стороны тоже хотеть.

Так… на чём мы остановились?

На шее?

Хотя, раз уж мы всё уже выяснили… может, ты разрешишь мне большее?

— Конечно.

— Давно хотел отпить благодати с твоих нежных родных губ…

Отпустив губы Алисы, Паша с заметным усилием прошептал:

— Расстегни… Блузку…

Алиса попробовала расстегнуться.

Но после поцелуя пальцы почти не слушались.

Тогда Паша стянул с неё блузку через верх.

И Алисе сразу захотелось исчезнуть.

Хотя в то же самое время хотелось быть в такой ситуации вечно.

Но вот взглянуть в глаза Паше ей точно было трудно.

Паша словно догадался об этом.

Наверное, заметил, что она прячет взгляд.

Мягко повернув к себе её лицо, Паша позвал:

— Алис… Алис, взгляни на меня.

Она взглянула. Хотя сделала это больше из-за неспособности не слушаться его. Переступая через себя.

— Всё хорошо?

Она кивнула. Не могла же она сказать, что нет.

Тем более что всё на самом деле было хорошо.

Просто она немного не в своей тарелке. Но это же не повод останавливать Пашу.

Ободрённый её согласием, Паша сосредоточился на том, что открылось после снятия блузки.

Насмотревшись на совершенные линии подруги, он с трепетом накрыл ладонью одну грудь и закрыл глаза.

Алиса замерла. Мышцы пресса уже начинали побаливать от частого напряжения в это утро.

Паша гладил большим пальцем свободную от его ладони грудь от края к центру.

— Какая же у тебя всё-таки дивная кожа.

— Обычная.

— Нет. Необычная.

И какая у тебя нежная грудь.

Кстати, а ведь молоко, которое сосут у матерей человеческие младенцы, тоже парное.

Молоко… которое грудь производит из крови матери…

Отфильровывая из неё самое необходимое для младенца и добавляя к этому жиры и лактозу для развития мозга ребёнка…

Совершенная фабрика питания для младенца.

Но природа сделала эту фабрику ещё и совершенной по красоте.

Не иначе как для развития чувства прекрасного с младенчества.

— Моя фабрика пока не работает в качестве производства парного молока.

— Это временно. Дело наживное.

А пока и так хорошо.

Кстати, а как насчёт включения твоей фабрики?

15.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… ты сказала, что твоя грудь пока не производит парное молоко…

— Она никакое пока не производит.

— Ну да. Вот я и спрашиваю — а не включить ли нам твою способность производить молоко?

— Каким образом?

— Ты же сама знаешь, когда твоя грудь начнёт производить молоко.

— Только если родится ребёнок.

— Вот именно.

— Ты предлагаешь мне родить ребёнка?

— Если только от меня. Точнее, очень желательно, чтобы от меня.

Почему бы и нет? Дело хорошее.

Вот и Семён Иванович ждёт внуков от нас.

— Паша, это конечно очень мило с его стороны.

Но даже это ещё не повод делать ребёнка.

— Конечно. Это не повод.

Но ведь после рождения ребёнка у тебя появится молоко.

— Но ты же не ради этого завёл речь о заведении ребёнка?

— Не ради этого.

Но это тоже очень мило.

— Что-то тебя заклинило на молоке.

— Есть немного. Я просто никогда раньше не держал руки на вымени, полном парного молока.

И не выдаивал это молоко из вымени страждущей облегчения коровы.

— Это конечно очень трогательно.

Но причём тут я?

— Просто не могу отделаться от мысли, что твоя грудь будет так же переполнена молоком.

Которое будет вытекать из протоков в сосках и ждать, чтобы его высосали.

Избавив тебя от лишнего молока.

И принеся твоей груди столь желанное облегчение.

— Даже не знаю, что сказать.

Ты удивляешь меня своими образами.

Оно конечно всё правильно — у коровы и у женщины всё одинаково в этом плане.

Но всё равно как-то неожиданно, что твои фантазии, связанные с человеческой самкой, подпитываются опытом доения коровы.

— Ты не обиделась?

— Да вроде нет. Только удивлена немного.

Так, что даже всё возбуждение куда-то испарилось.

И между прочим — немалое.

— Что? Испарилось? Как оно могло?

Хотя ладно. Пускай испаряется. Вернём обратно.

— Не представляю, как теперь удастся его вернуть.

— Да хоть вот так.

Обхватив грудь Алисы ртом, Паша сжал губы, а затем скользнул ими по груди, выпуская её из рта.

Освободив её от своего рта, он взял в рот сосок и стал нежно гладить его своим языком.

— Ч-что ты делаешь? — выдохнула Алиса, когда смогла говорить.

После того, как слегка расслабились резко сократившиеся было мышцы всего тела.

— Пытаюсь понять, трудно ли будет вернуть твоё возбуждение, — ответствовал Паша, неохотно отвлекаясь от соска. — Похоже, что есть шанс вернуть.

— Есть конечно.

Но ты всё же в следующий раз хоть предупреждай, когда надумаешь сделать что-то подобное.

— Зачем?

— … Я хоть немного подготовлюсь. Если получится.

— Но я же понятия не имею, что ты посчитаешь «чем-то подобным».

— Попробуй предположить.

— Тогда считай, что уже предупредил.

— Что ты собрался делать? — слишком поспешно спросила Алиса.

— Да не волнуйся ты так. Ничего чрезмерного.

— И всё же. Ответь.

— Ребёнка.

— Уже?

— Нет, ну если хочешь, то можем и отложить.

— Ты уверен, что тебе нужен ребёнок?

— Я бы мог вспомнить анекдот про «а вот сам процесс», но лучше в другой раз.

— Какой ещё анекдот?

— А ты не слышала такой? Тогда потом расскажу.

— Нет сейчас.

— Ты обидишься, а то и вообще передумаешь делать ребёнка.

— Я не обидчивая. И ребёнка хочу. От тебя.

— Я не хочу рисковать твоим настроением и согласием.

Мы и так потеряли семь месяцев счастья.

Но главное — на самом деле я хочу именно ребёнка. От тебя.

— Почему?

— Хочу узнать, как будут выглядеть наши общие дети.

Хочу видеть в них сочетание твоих и моих черт.

— И всё?

— Хочу увидеть, как растёт твой живот с нашим ребёнком внутри.

— Я не нравлюсь тебе с таким животом, как сейчас?

— Ну почему не нравишься-то. Очень нравишься.

Но твой животик такой совершенный, что хочется… посмотреть, как ты будешь выглядеть с огромным.

— Ладно уж. Надеюсь, что потом он снова станет таким же, как сейчас.

— Конечно станет.

— Мне бы твою уверенность. А то вдруг ты меня разлюбишь, если я изменюсь.

— Я разлюблю? Ни за что. Даже не мечтай.

«Ты бу­дешь веч­но не­закат­ная

В ду­ше тос­ку­ющей мо­ей. »

Это скорее ты меня разлюбишь.

— С чего ты взял?

— Ну, мне кажется, что моя страсть и сейчас намного сильнее, чем твоя.

Ты же не скажешь, что это не так?

— Я… не знаю. Но причём тут страсть? Любовь — это не совсем то же самое.

— Верно. Но страсть — тоже показатель.

— А может моя страсть не меньше твоей.

— Ну не знаю-не знаю. Лично я сдерживаюсь только чудом.

— От чего?

— От вторжения в тебя, моя дорогая.

И не вторгаюсь только потому, что не уверен в твоей готовности.

Да и потому, что нервничаю немного. Время тяну.

А вот ты — совсем другое дело.

— То есть?

— А то и есть.

Что ты, похоже, вполне способна обойтись без близости ещё хоть год.

Причём влёгкую.

— Не влёгкую.

— Но способна.

— Но лучше не обходиться.

16.

— Если ты решилась — тогда открывайся.

— В каком смысле?

— В том, чтобы я мог осуществить стыковку.

— Может, ты сам меня откроешь?

— Самому раздвинуть твои ноги?

— В том числе.

— Честно говоря, мне страшно.

— Это не опасно.

— А вот тут ты ошибаешься.

Это очень опасно.

— Почему?

— У меня такое ощущение, будто я могу взорваться от всего этого.

— Пашенька, тебе надо охладиться.

— Надо. Но потом. Разве я могу отложить хоть на минуту… открытие?

— Это хорошо, что не можешь.

— Почему?

— Паш, я тоже уже никакая.

— Всё, всё. Открываю.

Ох, да почему же у тебя бёдра-то так дрожат.

— Может быть, от предвкушения?

— Это было бы чудесно.

Дрожать вместе. А не одному.

— Можешь уже не гладить бёдра.

Не сдерживай себя больше.

— Не торопи меня, Алис. А то я не знаю что сделаю. Я и так…

— Ой.

— Прости-прости. Я же говорил.

— Не обращай внимания. Просто вырвалось с непривычки.

— Алиса, это предел на сегодня.

— Нет-нет, попробуй дальше.

— Ты сжата. Пока ты не станешь чуть мягче и податливее — лучше не давить на тебя.

— Попробуй ещё разок. Я постараюсь быть податливее.

— О, вот теперь совсем другое дело. Хоть и туго, но уже можно углубиться, не рискуя повредить тебя.

— Господи, Паша, какие упоительные ощущения при трении твоей и моей кожи там внутри.

— Ты права, но лучше бы…

Алиса не удержалась и сделала небольшое движение навстречу Паше в стремлении полнее соединиться с любовью всей своей жизни.

И тут же уловила какое-то странное ощущение.

После пары секунд изумления её осенило — она догадалась, что это Паша эякулирует.

И наверняка испытывает при этом долгожданный оргазм.

Не просто, а в ней, с возможностью выплеснуть своё семя не в пустоту, а в женское лоно. В её лоно.

Это открытие отозвалось в ней вспышкой торжества: наконец-то Паша получил своё.

И наконец-то они скрепили свои узы физическим соединением.

И, быть может, один из выплеснувшихся из Паши сперматозоидов превратится в ней в ребёнка.

От этих радостей и всего остального тело Алисы вздрогнуло по каким-то сугубо своим самостоятельным законам.

Но это вздрагивание оказалось лишь предвестником последовавшей череды сильных спазмов.

На мгновение Алисе показалось, что они с Пашей стали одним существом в прямом смысле.

Память ярко вернула картину звёздного неба над ними, повенчавшего их прошлой ночью.

А затем Алиса перестала осознавать что-либо.

— Алиса? Алиса!

— Паша?

— Уф, слава богу. А то я уж было напугался.

— Чего?

— Я тебя зову, а ты словно в обмороке.

— Долго это было?

— К счастью, нет. Чуть-чуть совсем.

А то я бы с ума сошёл от тревоги.

— Я не знаю. Но может быть, я и отключилась немного.

— Что ты помнишь?

-… Я заметила, что ты эякулируешь… Обрадовалась этому…

Потом у меня у самой стали сокращаться мышцы… И ощущения были такие невыносимо приятные… Может быть, это оргазм был.

— Хорошо. А потом?

— И всё. Ну и звёздное небо почему-то вспомнилось так ярко, словно мы снова под ним.

— Да, не всё понятно.

— Но хоть переспали наконец-то.

— Да, точно. Алиса, вот мы и объединились в одно целое.

Как же я тебе благодарен!

— А я тебе.

… «Милый мой, ты у меня внутри».

Ой.

— Что такое?

Алиса запоздало сжала влагалище и потрогала его рукой.

— Надеюсь, что не слишком много вытекло, — сказала она с тревогой, поняв, что часть спермы попала обратно наружу.

— А что?

— Хотелось бы знать, что оставшегося внутри хватит для зачатия.

— Не переживай. Если тебе мало — я всегда могу добавить ещё.

Теперь всё моё твоё

— Спасибо, любимый.

— Ты кого больше хотела бы первым — мальчика или девочку?

— Лишь бы от тебя.

Главное, что это твой ребёнок.

— Алиса, тебе самой-то хоть немного понравилось?

— До потери сознания. Если не показалось.

— Это плохо?

— Вроде бы нет.

— Тогда хорошо.

— А тебе?

— Обо мне и говорить нечего.

Оргазм есть оргазм.

А уж при близости с тобой…

Неудивительно, что люди не останавливались перед любыми препятствиями на пути к любимым.

— Теперь я могу сказать то, о чём умолчала вчера.

— Ты умолчала? Как ты могла?

— Да, умолчала. Почти солгала.

— И о чём же?

— Когда говорила, что с тобой страшно оставаться.

Якобы из-за неуверенности в том, что смогу тебя накормить.

На самом деле я имела в виду другой аппетит.

— Это какой же?

— Вот этот самый. Сексуальный.

— Ах это. И ничего не страшно. Я неделю теперь могу вообще к тебе не прикасаться.

— Совсем-совсем?

— В переносном смысле конечно. «Там» не касаться. Точнее, внутри пока не трогать.

А всё остальное запросто. Если ты не против.

— Знаешь, страшно-то не это.

— А что?

— Мне страшно от собственных ощущений, которые возникают в ответ на твои действия.

Меня пугает их острота.

— Не бойся. Мы как-нибудь с этим справимся.

Зато через девять месяцев твоя грудь тоже будет производить парное молоко.

— Ты опять про это.

— Да. Я бы не отказался попробовать молока из твоей груди. Парноооого.

— Ладно, посмотрим…

— Да пошутил я. Алис.

Что я, у собственно ребёнка что ли молоко отниму.

— Его и на двоих хватит.

— Да ладно… Всё равно…

Пусть уж ребёнок в одиночку сосёт грудь. Своим маленьким ротиком.

Куда уж мне-то туда же лезть.

— Паш, ребёнок не столько высасывает молоко из груди, сколько оно само выбрызгивается.

Рефлекторно. В ответ на раздражение груди при сосательных движениях младенца. Или не младенца.

— Это не меняет сути дела. Мне бы казалось, что я что-то отнимаю у маленького.

— Как хочешь.

— Но вот сейчас… Пока малыш ещё не сосёт твою грудь…

***

есть там -