Алиса предлагает Паше близость Белый танец. Глава Алиса в стране чудес порно

Фэндом: Булычёв Кир «Приключения Алисы», Тайна третьей планеты (кроссовер)

Основные персонажи: Алиса Селезнёва, Павел Гераскин

Пейринг или персонажи: Павел Гераскин/Алиса Селезнёва

Рейтинг: NC-17

Жанры: Гет, Романтика, Флафф, Психология, Философия, Пародия, Повседневность, POV, Hurt/comfort, Занавесочная история, Стёб, Первый раз

Предупреждения: UST

Размер: планируется Макси, написано118 страниц

Кол-во частей: 32

Статус: в процессе

Описание:

Алиса сама предлагает себя Паше.

Вариант перехода отношений пары на взрослый уровень.

***

1. Уведомление

***

— Это тебе.

— Что это?

— Читай.

Паша пожал плечами, и, развернув листок, стал читать.

Но запнулся на первых же фразах.

А на остальной текст посмотрел и вовсе так, словно там были не буквы, а неизвестные ему формулы.

Но всё-таки общий смысл был ясен.

Более чем.

Смысл текста.

Но не ясен был смысл самого поступка Алисы.

Вот вечно эта Алиса найдёт способ поставить его в тупик.

Но на этот раз всё совсем за гранью.

Это уже совсем не забавно и даже не мило.

И зачем только она это делает.

Неужели всё только ради того, чтобы полюбоваться его растерянностью?

Хотя на Алису это совсем не похоже.

Нет, она конечно любительница пошутить (как и он сам, впрочем, тут они вполне квиты…).

Но с чувством меры, вкусом и тактом у неё полный порядок.

До сих пор был.

А на этот раз … не пойми что.

Нет, он конечно может выдвинуть единственную вменяемую версию Алисиного поступка.

Но эта версия при всей своей вменяемости слишком уж … фантастическая.

Хоть и до ужаса … желанная.

Но, учитывая характер Алисы, именно эта версия — единственно верная.

Не стала бы Алиса его так дразнить.

Для этого она слишком адекватная и вообще хорошая.

Сознание стало окончательно и безвозвратно уплывать.

***

— Прочитал?

Вопрос Алисы вернул Пашу в подобие привычной реальности.

Пришлось кивнуть. Голос пока не подчинялся своему владельцу.

— Что скажешь?

— …

— Понятно. ... Ну ладно тогда.

... Можешь пока ничего не говорить. Потом обсудим.

***

Ага, как же — потом.

А его вопросы останутся всё это время без ответа, не давая думать ни о чём другом?

Интересно — а что чувствует в этот момент она сама?

Упивается его растерянностью?

Или сама дрожит от волнения, ожидая его реакции, как приговора?

Или олимпийское спокойствие человека, уверенного в правильности своих действий?

Или всё вместе?

***

— Зачем ты дала мне это прочесть?

— А тебе совсем неинтересно?

("Ну и вопрос!")

— И как я, интересно, должен отвечать на такой вопрос?

Сказать, что неинтересно — не могу. Это было бы неправдой.

Сказать, что интересно — тоже. Это было бы слишком примитивно.

Ты бы хоть иначе вопрос задала…

— Как хочешь — так и отвечай.

— То есть ты дала мне это прочесть потому... что считаешь, что мне это интересно?

— Честно говоря, я надеюсь на это.

— Надеешься?

***

Неужели он прав?

Фантастическая, но единственная и такая желанная версия — верная?

— Конечно.

***

Хоть бы улыбнулась.

А то говорит таким тоном, словно разговор о … топливе для гонок.

О чём-то отвлечённом. Будничном.

Почему ему вдруг пришло на ум именно сравнение с топливом для гонок времён повести «Планета 5-4» — он и сам не смог бы объяснить.

В общем, слишком будничным тоном она говорит.

Так же нельзя!

Не для такого разговора такой тон.

Время шло, а он так и не нашёлся, что ответить.

Хотя Алиса практически прямо дала ему понять, что к чему.

И молчать становилось с каждой секундой всё более нетактично.

Надо было уже что-то отвечать.

Не дай бог Алиса ещё обидится на него за это молчание или не так истолкует его молчание.

Видит бог — он не хотел бы её обидеть, тем более в этой ситуации, по такому поводу.

Но никакие слова на ум не шли.

— Нет, конечно, если тебе вдруг не-интересно, — снова зазвучал её родной голос, — просто забудь и всё.

Словно ничего не было.

***

Как же — забудешь такое.

Как такое вообще можно забыть?

— Погоди.

Слушай, прости, что я никак не могу собраться с мыслями.

Но я обязательно пойму, что нужно ответить.

— Не извиняйся.

Я вижу, что застала тебя врасплох.

Я не хотела этого. И не нарочно.

Я понимаю, что тебе надо время переварить ситуацию.

— Я просто … понимаешь, у меня такие мысли сейчас крутятся, что я пока не в состоянии думать и соображать.

— Понимаю.

Давай так договоримся. —

То, что я тебе это показала — НИ К ЧЕМУ тебя не обязывает.

Правда.

Если для тебя это неактуально, то и не вспоминай.

Но если вдруг это станет для тебя актуальным — вспомни.

Понимаешь, Паш, я просто хотела, чтобы ты был в курсе.

… Чтобы как бы развязать тебе руки… чтобы ты чувствовал свободу действий.

Только и всего.) )

***

Паша окончательно почувствовал себя во сне.

В нереальном, прекрасном сне.

— Алиса, ты же не просто … по дружбе мне это показала, верно?

— Конечно не просто.

— Означает ли твой поступок, что ты… согласна?

— Конечно означает.

Ты же сам это понимаешь.

— Понимаю…

Точнее, я предполагал….

Но одно дело предполагать, а другое дело — если ты сама это подтверждаешь.

… Ты выбрала весьма неожиданный способ сообщить о своём согласии.) )

— Ну, какой получился.

Ты сам-то что собираешься делать с моим согласием?) )

— Я?

— Ты собираешься пользоваться моим согласием или нет?

2. Пояснения

— Ты собираешься пользоваться моим согласием или нет?

***

Нет, Алиса точно доконает его сегодня своими вопросами.

Ну кто так спрашивает такие вещи?

Как она умудряется находить такие вопросы, что на них одинаково неудобно отвечать и да, и нет?

Естественно, он не собирается отказываться от её согласия, ни за что.

Но разве можно сказать просто «да»?

Ведь этого прозвучало бы слишком… не так, как надо, в общем.

Она, в конце концов, даёт согласие не на…

Да хоть на то же участие в гонках вокруг Луны, если уж его заклинило почему-то именно на них сегодня.

— Я...

Послушай, Алиса … мне кажется, что надо как-то иначе обсуждать такие вещи.

— Ты хочешь сказать, что я выбрала неудачный способ обсуждения?

Теперь уже Алиса выглядела растерянной.

Или просто задумчивой?

А что, если она сейчас сведёт всё к тому, что он обидел её своим неуклюжим отношением к её доверчивому и честному предложению?

И с полным правом заберёт своё предложение обратно.

О нет — только не это.

Хотя она была бы права по-своему.

Впрочем, обычно Алиса так не поступает.

Так что, может быть, и в этот раз обойдётся — не заберёт она своё предложение.

Просто из принципа, из понимания, что обидеться и забрать было бы некрасиво.

А вот желание забрать вполне может у неё и появиться.

И это ещё хуже — если забрать она захочет, но ради этики не заберёт.

Надо было срочно как-то спасать ситуацию.

И главное — Алисино самолюбие. —

Не дай бог она посчитает из-за его неуклюжих реплик,

что он пренебрегает ею в таком деликатном деле.

— Слушай, Алиса … я безмерно тронут твоим предложением.

Как я счастлив и обнадёжен — вообще невозможно высказать.

Но всё зависит от того, ПОЧЕМУ ты согласна и делаешь мне это предложение.

— А разве непонятно? Разве тут могут быть варианты?

— Может и не могут.

Но лучше уточить. Во избежание недоразумений.

— Ну хорошо.

Всё просто. …

… Мне просто всегда хотелось, чтобы ты получал всё, что тебе нужно… всё, чего тебе хочется…

Хочешь приключения? — пожалуйста.

Нравится музыка? — Хорошо, я разучу эту вещь.

Голоден? — Пожалуйста — вот тебе что-нибудь вкусненькое, утоли свой голод.

… А теперь …, а теперь мы выросли…

И у тебя могут появиться новые потребности…

По крайней мере, так говорят…

Так что, если ты вдруг ощутишь тот вид голода, который имеет прямое отношение к документу, который я тебе показала...

Можешь без колебаний пользоваться моим разрешением…

Если, конечно, я устраиваю тебя … в этом качестве…

Вот, в общем-то, и всё…

3. Как ответить ангелу

***

«И всё».

И всё?

Паша почувствовал, что в горле появился комок.

Из-за затопившей его душу нежности к Алисе.

Как просто у неё это прозвучало.

И как невинно.

И как непритязательно и самозабвенно (может, отсюда и это ощущение полнейшей невинности). –

Мол – если ТЕБЕ нужно – подходи и бери всё, что хочешь.

И никаких тебе – ни условий, ни просьб о чём-то взамен.

Словно самой-то и не нужно ничего.

Хотя вот в этом вот – вся Алиса. –

Всё отдать, для себя ничего не спросить.

Да что там – про себя даже не вспомнить.

И смотрит так безмятежно.

Даже обычного для неё милого лукавства и оживлённости сейчас незаметно.

И спокойствие такое … олимпийское-преолимпийское.

Спокойствие и … излучаемая на него … симпатия, доброта и … любовь?

Ни дать ни взять – сама Богиня спустилась к простому смертному, чтобы в своей бесконечной милости служить ему по какому-то непонятному непостижимому побуждению.

Хотя какие могут быть побуждения у ангелов, кроме потребности

делать простых смертных счастливыми в меру своих способностей??

Потребности, вызванной тем, что душа ангела переполнена любовью.

Пашу давно преследовало ощущение, что его добрая подружка – не простое существо.

А существо какого-то высшего непостижимого порядка.

Но никогда до сих пор ощущение не было настолько ярким.

И это высшее существо предлагает ему даром «пользоваться» его милостью?!

Очень забавно.

Учитывая, что самому-то ему хочется просто … молиться на это высшее существо. –

В бесконечной благодарности за одно лишь то, что оно есть.

Что оно такое бесконечно благодатное.

И что оно позволило просто узреть себя.

Подарив его душе на веки вечные блаженство, восторг, покой

и уверенность в существовании высшей справедливости устройства мира.

Её поставить бы на пьедестал… построить вокруг неё храм...

И в полном благоговении созерцать.

Хваля Творца за то, что создаёт Такое.

Нет, скорее просто замирать от счастья приобщения к Высшему.

Ох, как Паше понятно становилось в подобные моменты, почему перед писанием икон иконописцы постились и всячески очищали плоть и дух. –

Верно они чувствовали эту потребность очищения перед общением с Высшим.

Иначе… иначе и до высшего не дотянешься…

А то и вообще просто сгоришь от контраста между вибрациями.

Контраст между высотой его восприятия Алисы и тем, что Алиса так просто отдавала себя в полное его распоряжение,

совершенно не понимая, каким сокровищем она ему кажется, снова лишал его дара речи.

***

Паше захотелось попытаться объяснить ей, какое она сокровище.

Особенно для него.

Но сказать ей о своём благоговении, про высшее существо и храм он пока не решался. –

Наверняка Алисе такое отношение показалось бы слишком странным.

А то и смутило бы её.

А что-то другое было бы слишком приземлённым и неточным.

Недостойным высоты её самозабвенного и любящего отношения к нему.

Да и несоответствующим его благоговейному отношению к ней.

Что тогда делать-то?

Что и говорить – на каждое новое высказывание Алисы ему всё труднее было подбирать слова.

И он совершенно не представлял, какой его ответ может быть ДОСТОЙНЫМ того, что сказала она.

Её слов «мне всегда хотелось, чтобы у тебя было то, что тебе нужно».

Может, это и сказать?

Алиса, конечно, уже привыкла, что он сегодня только и делает, что зависает.

И только терпеливо ждёт, когда он переварит услышанное.

Понимает, что ему нужно время усвоить сказанное ею.

Но всё же… а вдруг она тоже волнуется, дожидаясь его ответа?

А вдруг она опасается, что он посчитает её откровенность и доверчивость,

её невинную прямоту – вульгарными?

Или не нужными ему.

Только не это.

С чего же начать?

С нейтрального для начала?

Дать ответы на её прямые вопросы, развеять уже высказанные сомнения?

И что значит это её "ЕСЛИ я устраиваю тебя в этом качестве"?

Как это она может его не устраивать??

Неужели она не замечала, как он восхищается ею?

4. Вопросы и ответы

— Алиса, ты безусловно устраиваешь меня «в этом качестве», —

как можно мягче сказал Паша. — Хотя это не совсем те слова…

— Я рада.

***

Вот так просто.

— Я очень благодарен тебе за предложение, — повторил он и сказанное ранее.

***

Он же говорил это? Должен был сказать сразу, во всяком случае. И не раз.

— И я обязательно обращусь к тебе за помощью,

если у меня появится тот вид голода, о котором ты говоришь.

— Хорошо, договорились.

***

Повисла неловкая пауза.

Неловкая из-за иллюзорного впечатления, что разговор завершён, хотя ему явно следовало ещё продолжаться и продолжаться.

Просто поразительно, что одновременно всё было и очень просто, и слишком сложно.

Простота Алисиной манеры решить такой вопрос оказывалась ужасно сложной для его восприятия и реагирования.

Что же он должен ей сказать такого, чтобы выразить всю свою признательность ей и всё своё восхищение её открытостью?

Чтобы она поняла, как хорошо он к ней относится на самом деле.

И чтобы это было сказано без слов про богинь и ангелов — на всякий случай.

Надо найти какие-то очень сердечные и такие же простые, как у неё, слова.

А вдруг она просто проверяет его? — его прошиб озноб от этого предположения.

А вдруг, если он поведёт себя сейчас неправильно — то всё то, что ему сейчас предложено — будет отнято обратно?

Ведь её предложение не означает, что оно бессрочное.

Он чувствовал себя ужасно неуклюжим.

Куда подевалась его обычная находчивость? А ловкость?

Ему казалось, что он словно на минном поле.

И от его неверного шага вся ситуация может взорваться.

И на месте стоять тоже нельзя.

Придётся идти дальше.

— Алиса… могу я спросить, почему ты хочешь, чтобы я всегда получал то, что хочу?

***

Эти её слова окутали его особенным теплом.

Засели в его памяти и не хотели её покидать.

От них излучалось в его сторону столько … любви, что у него просто дух захватывало.

— Потому что ты мой друг.

***

Мол — неужели непонятно?

Но она сказала — просто друг.

— Чем таким я отличаюсь от других твоих друзей, что ты решила именно мне сделать такой царский подарок?

— Чем? … трудно сказать.

У меня в самом деле есть ещё очень много друзей…

Но ты ведь — САМЫЙ близкий друг.

…Да, дело именно в этом.

И я для тебя вроде бы тоже особо близкий человек?

***

Прямой вопрос. Надо отвечать. —

Паша с готовностью и со всей серьёзностью утвердительно кивнул:

— Безусловно.

— Ну вот видишь.

***

И что, интересно, он видит?

— Алиса… ты уверена, что этого достаточно?

— По моим ощущениям — более чем достаточно.

***

По её ощущениям. Но вот что это за ощущения такие, что из-за них она так безоглядно себя дарит ему?

За какие такие заслуги?

— И ты хорошо подумала?

— Конечно.

Уж что-что, а об этом я передумала очень много и давно.

— Давно?

— Ну да. Ты не представляешь, сколько раз я жалела о том, что ещё слишком рано.) )

***

«Что слышу я! Какое слово ты сказала! » — прозвучала в голове знакомая строчка.

— И ждала, ждала, когда будет наконец-то можно.

И вот наконец-то дождалась. — Документ ты и сам видел.

Хоть там пока ещё далеко не всё можно, но и это уже хоть что-то.

А дальше больше.

Но даже если ты превысишь лимит раньше сроков… и нарушишь сроки — ничего страшного.

— Я не превышу, — поспешил заверить Паша.

Тут же смутившись того, что и сам тоже произнёс что-то, что касается Сферы Деликатного.

— А почему ты ждала? — поспешил он немного сменить тему.

— … я боялась, что, если вдруг ты не выберешься из очередной передряги…

То ты так и не узнаешь счастья близости …

Да ещё и по моей вине…

***

О боже праведный… Сменил тему, называется.

Какие вещи открываются! Просто никаких слов.

Его милая, чудесная, родная Алиса переживала за него в таком вопросе…

А бесконечная, вселенская тоска, звучавшая в её голосе, лучше любых слов говорила о том, насколько сильно и болезненно она переживала.

ЗА НЕГО переживала.

И за что ему так повезло?

Он точно избранный какой-то.

— Но почему по твоей-то вине? — спросил Паша севшим голосом.

Но этого он не мог не спросить. —

Его возмущало, что его милая Алиса считает себя в чём-то виноватой.

— Потому что:

это же я — не поторопилась.

Это же я — не настояла. …

Не — обольстила, в конце концов. ( (

***

О, Алиса в кои-то веки отвела свой честный невинный взгляд!

Да, отворачивается она только из-за такого. —

Когда думает, что могла бы сделать что-то неправильное.

Недостаточно доброе.

— Но в то же время я не хотела провоцировать тебя на действия, за которые ты станешь винить себя и сожалеть, что я спровоцировала тебя на них.

… Так что приходилось сдерживать себя. —

Не приставать к тебе самой и не провоцировать тебя на инициативу.

***

Она улыбнулась, но улыбка получилась усталой и грустной.

Паша подавил в себе острый приступ желания бережно, но сильно прижать Алису к себе.

Несмотря на то, что она только что сама выдала ему карт-бланш на любые вольности, не то что на «просто обнять».

Но он чувствовал, что на самом деле пока не получил права даже на это.

— Понятно…

Ты правильно сделала, что не торопилась.

…Поторопиться мы всегда успеем…

И я рад, что ты не пыталась меня обольстить…

Надеюсь, что самообладания у меня хватило бы.

…Чтобы не пойти на поводу у моего эгоизма.

…Не поддаться на твои провокации и не навредить тебе в итоге.

Но это было бы очень нелегко.) )

Потому что ты и так … невероятно обольстительная.

А если бы ты стала ещё и дополнительно провоцировать…) )

— Я рада, что мы одинаково к этому относимся.) )

Теперь ты понимаешь, почему я так сразу поспешила показать тебе этот документ?

Потому что он даёт мне возможность наконец-то отдать тебе всё, что я задолжала тебе за годы нашего знакомства.

— Понимаю.

Хотя я не считаю, что ты что-то мне должна.

— Должна, Паша, должна. Уж поверь мне.

Я-то точно знаю. —

За годы вынужденной сдержанности я в полной мере осознала и прочувствовала, что такое — долг женщины перед любимым мужчиной.

***

Паша едва удержался от вопроса по поводу обронённого мимоходом эпитета «любимый».

Об этом они ещё поговорят. Но чуть позже.

А если она как раз этого вопроса и ждёт?

…Всё равно чуть позже.

— И сколько же было этих лет?

Не с детства же?

— Не с детства, конечно…) )

То есть в детстве я тоже любила тебя, но всё-таки платонически.

А если говорить о взрослых формах стремления … служить тебе…

То им … года два точно… не меньше.

Знашь, нам же  (девушкам) очень доходчиво объясняли, на примерах, — какова сила мужского влечения.

И что такое юношеская гиперсексуальность.

Чтобы мы по неопытности и неведению не калечили своей невольной бестактностью хрупкие души юношей.

И не провоцировали на компульсивное поведение неосознанным кокетством.

Ты, наверное, и сам в курсе.

Если не пропустил эту тему в курсе этики.) )

Также — никто не делает секрета из того, что обычный аппетит много говорит об аппетите сексуальном.

Так что, при виде твоего знаменитого аппетита…

И предполагая, что тебя тянет ко мне…

И памятуя лекции о гиперсексуальности юношей…

Мне оставалось только мечтать, чтобы скорее пришло то время, когда у меня появится возможность дать тебе возможность утолить и другой твой голод.

***

Паша поймал себя на мысли, что старается отвлечься от образов, рождаемых в его воображении подобными словами Алисы.

От возбуждающих картинок.

Утоления его сексуального голода с участием Алисы.

У него, конечно, уже есть её благословение на любые вольности.

И она не осудит его, если он …что-то себе позволит.

Но всё же… ещё не время…

Вряд ли этими речами она его провоцирует воспользоваться приглашением.

Похоже, что пока что она просто честно старается помочь ему сделать ситуацию предельно понятной и прозрачной для обоих.

Значит, надо пока этим и заниматься.

— И вот оно пришло, — просто закончила Алиса свою мысль.

Осталось только дождаться момента, когда у тебя появится желание вступить в свои права.

Или всё-таки провоцирует? Ну да — ей-то теперь можно.

Так, что он хотел ещё узнать? … Ах да…

5. Пашино условие

***

— Желание-то у меня-то есть. Даже не сомневайся.

Но… у меня есть и ответственность за тебя.

Поэтому я должен спросить…

Алиса, ты должна сказать мне, чего ожидаешь от меня на этом новом уровне наших отношений.

— Да ничего нового) )

Меня более чем устраивает то, что уже есть.

— Да? Что ж, я польщён…

— Это хорошо.

Но тебя что-то смущает?

— … Кажется, да.

— Что же?

— Неужели ты не хочешь официально зарегистрировать новый статус наших отношений?

— Зачем?

— Ну как зачем…

Неужели ты хочешь, чтобы при этом мы оставались просто друзьями?

Всё это… просто по дружбе?

— Почему бы и нет?

Какое это имеет значение?

— Разреши задать тебе такой вопрос —

может быть, ты считаешь, что я не сумею быть тебе хорошим мужем?

— Нет, что ты. Паша, ничего такого я не считаю.

***

Неужели во взгляде Алисы появилась паника?

Вообще-то он не собирался вызывать у неё такой дискомфорт…

Но с другой стороны — он же ради неё самой и спрашивает.

Но она, наверное, испугалась, что обидела его нечаянно.

— Тогда почему?

— Да я, честно говоря, даже как-то не примеряла на себя роль невесты…

Жена? … даже звучит странно.

— Это очаровательно звучит.

Алиса скептически пожала плечами.

— Ну непривычно…

Паша, мне показалось, что отношения без всяких обязательств — это самый оптимальный вариант.

— У нас и так давным-давно есть обязательства.) )

Мы сами добровольно взяли их на себя, охотно выполняем и не хотим слагать. Так?

— Да, но…

— Что ещё?

— Меня пугает мысль, что ты…

— Говори.

— … что статус мужа станет тебе … в тягость.

— Что?

— Только не обижайся.

Ну понимаешь — одно дело, когда ты что-то делаешь, и я точно знаю, что ты это делаешь только потому, что тебе самому этого захотелось.

Потому что тебе самому приятно это сделать.

И совсем другое дело, если я не буду знать — то ли ты по своей охоте что-то делаешь, то ли из-за статуса мужа…

Я боюсь, что когда-нибудь обязательства и сам статус станут тебя раздражать…

Что из-за этого ты станешь хмурым и недовольным…

А я хочу, чтобы ты всегда был весел и радостен, как в данное время.

И понимаю, что для этого тебе нужно чувствовать себя свободным.

— Ты всё сказала?

— Пока да…

— Тогда послушай меня…

Я считаю, что тебе будет намного комфортнее в статусе жены.

Я понял, что опасение моей хмурости мешает тебе согласиться на этот комфорт.

Но этого препятствия нет на самом деле.) )

Ну сама подумай — что тебе помешает оставить меня, если я стану хмурым и недовольным?

Ах да — тебе помешает твоя беспредельная доброта…

Но послушай — станет мне статус в тягость или нет —

это пока что ещё большой вопрос.

Предположение совершенно гипотетическое.

Лично я так — уверен, что не станет.

И точно так же я уверен в том, что я не имею права принимать твоё великодушное предложение…

— Что?

— Я просто не договорил.

Я имею в виду, что я не имею права пользоваться твоим разрешением «утолять голод» до тех пор, пока ты не согласишься выйти за меня замуж.

— С чего ты это взял? ( (

— С того, что иначе твоей тонкой и глубокой душе была бы нанесена глубокая рана.

— Ты преувеличиваешь.

— Нисколько. Я хорошо тебя знаю. И чувствую тоже. —

При всей твоей жизнерадостности — где-то в глубине души ты похожа

на ту баамбукскую принцессу.

Из повести «Секрет чёрного камня».

Которая однажды молча ушла от жениха-космонавта, не в силах даже объяснить свой уход.

— Ну не знаю-не знаю…

— Надеюсь, что ТАКОГО отчаяния и ощущения-состояния такой безысходности ты и не узнаешь никогда…

Вдобавок нам тоже очень доходчиво и на примерах излагали основы и тонкости женской и девичьей сущности.

Ты, наверное, тоже в курсе, если не пропустила эту тему.

— Ты о чём?

— Если девушка состоит в очень близких отношениях с мужчиной, но при этом не замужем за ним, то в её душе появляется сущий сквозняк.

Даже если временно она не ощущает сквозняк этот из-за всесущей эйфории.

Но потом-то постепенно приходят и депрессия, и горечь.

И даже идущее из подсознания ощущение, что её предали.

Причём предал любимый человек.

Даже если на уровне сознания женщина считает, что нет причин для депрессии и что лучше не бывает.

Разве я могу допустить, чтобы Ты прошла через всё это?

Да ещё и по моей вине?

Из-за моей невнимательности?

Каким неблагодарным и чёрствым я должен быть, чтобы такое допустить?

Я же тоже хочу, чтобы ты была счастлива, а не погружалась постепенно в беспросветную депрессию.

Я не хочу, чтобы наши отношения принесли тебе горечь вместо радости.

Сквозняк этот обусловлен биологически, особенно тревогой женщины за детей.

И хотя в наше время женщина имеет гарантии того, что ребёнок не будет голодать, даже если она не замужем, всё равно психология осталась такой же, как тысячи лет назад.

Это генетически предопределено.

Если это и изменится, то через миллионы лет.

— А может, я мутантка, у которой психология уже другая.) )

— Ты наверняка мутантка, судя по твоим многочисленным духовным талантам,

но в других вопросах.) )

А тут ты — Скорпиончик — сильная и самоотверженная, но уязвимая и ранимая.

В любом случае я не собираюсь рисковать твоим комфортом, ставя эксперимент на твоём благополучии и на будущем наших отношений.

— Хорошо, — неожиданно согласилась Алиса.

Будь по-твоему… Жена так жена…

— Спасибо!

— Да мне-то за что. Это тебе спасибо за чуткость.

Но давай тогда так — если тебя что-то будет не устраивать — ты сразу об этом скажешь.

Если я смогу выполнить твои запросы — то выполню.

А если нет, то … сразу перестанем считаться супругами.

Хорошо?

— Как скажешь. И точно так же я тоже хочу, чтобы ты сразу говорила, если тебя что-то не устраивает.

— Ладно.

Теперь мы об этом договорились.

Так что можешь подумать, каким будет твоё первое высказанное желание.

6. Первая просьба

— Что бы такое пожелать для начала) ) …

Может быть, … твоё тепло?

— Тепло?) )

— Не всё, конечно. А только немножко.

И в обмен на моё.

— Ну хорошо.

И как ты предлагаешь отдать тебе тепло?) )

— … Можешь дать мне твои руки.

***

Алиса послушно подала руки.

Стараясь сделать так, чтобы они не дрожали.

Паша нежно принял их в свои ладони.

— Ощущаешь?

— Что?) )

— Потоки энергии.

— Да…

— Мы словно стали единым энергетическим контуром.

Чувствуешь?

— Это-то я давно уже чувствую.) )

Даже не держась за руки и вообще не соприкасаясь.

Да и вообще — ты же и раньше уже много раз держал меня за руки.

***

Вообще-то Алиса чувствовала.

Ещё как чувствовала. Много чего.

Но ей интересно было узнать, что чувствует Паша. Не то же ли самое.

— Да. Держал.

Но на этот раз всё по-другому.

…Тогда это было по какой-либо необходимости или по-дружески.

А сейчас иначе… сейчас это… обмен ТЕПЛОМ. —

Переход твоего тепла от тебя — ко мне.

И переход моего тепла от меня — к тебе.

Что может быть интимнее этого обмена энергией и теплом?

Теплом, рождённым индивидуальными процессами термогенеза.

Теплом как мерой шустрости молекул и частиц.

— Что-что?) )

— Прости, я, наверное, чепуху говорю.) )

Но учти — учитывая всё, что сегодня сказано…

Странно, что я вообще хоть что-то ещё способен говорить.

— Да нет, это не чепуха.) )

Ты знаешь, мне самой всегда такое явление, как тепло, температура вещей —

казались чем-то особенным.

Слова «кинетическая энергия» ничего не говорят о сути этого явления…

И взаимообмен этой … субстанцией (скажем так) … в самом деле … вещь довольно интимная…

Не говоря уже о том, что ещё и чрезвычайно приятная.

… буду с нетерпением ждать того момента, когда мы обменяемся нашим теплом… не только через руки…

При эти словах Алисы Пашины ладони предательски дрогнули, тут же получив в ответ трепет её рук.

Ну что же она с ним делает-то?

И тут его осенило.

Снизошло озарение, можно сказать. —

Он понял суть Алисиного предложения. —

Это было не просто щедрое предложение пользоваться её расположением и разрешением.

Это было предложение принять участие в совместном Священнодействии.

7. Когда стало легко

Как только Паша пришёл к такому отношению к Алисиному предложению о близости.

Как только он понял, что их с Алисой интимное общение не может не быть священнодействием (при их-то отношении друг к другу), как ему сразу стало легко-легко.

Его сразу покинули скованность и стеснение.

Он снова почувствовал себя в своей тарелке.

Ощутил, как возвращается обычная для него непринуждённость.

Даже дышать стало легче.

Хотя пришедшая лёгкость конечно не имела ничего общего с легкомыслием.

Это была лёгкость человека, который в ладу со своей совестью.

Который знает, что он готов дать не меньше, чем взять.

Который имеет право принять предложенный ему щедрый дар.

И который понимает, с чем он имеет дело. —

Сейчас он получил от высшего существа, каким ему казалась Алиса, предложение, от которого он не мог отказаться.

Но он и сам предложил ей максимум того, что мог дать. —

Подтвердил свою готовность и своё желание быть всегда рядом с Алисой, защищать и поддерживать её.

Готовность, давно выраженную всей его жизнью, десятками ситуаций, в которых он рисковал собой ради спасения Алисы.

И самое главное — он понял, каков уровень их намеченного союза.

Высочайший уровень. Такой, который только и может быть у любящих людей.

Влюблённых не только в юное прекрасное тело возлюбленного или возлюбленной, но и в его или её душу, характер.

Той любовью, когда внешность имеет хоть и большое, но всё же уже второстепенное значение.

Когда главное — лишь бы любимый человек был просто жив.

И желательно счастлив.

Он снова почувствовал себя вправе обнимать Алису, когда ему только захочется.

Несмотря на то, что теперь оба знали, что это не просто дружеские объятия.

Что это жест влечения, желания близости — и в форме обычного обнимания, и в форме самой глубокой близости при половом акте в минуты уединения.

Паша не преминул немедленно воспользоваться этим правом.

И, приблизившись к Алисе, бережно прижал её к себе, как самое дорогое сокровище, какое только может быть у него в жизни.

Алиса с готовностью приняла его объятия.

Так, как принимают объятия только бесконечно желанного человека.

И Паша понял по её вздоху и по тому, как расслабились мышцы её тела, каким облегчением стал для неё её жест.

И как долго она ждала от него какого-то подобного жеста, в котором он выразил бы своё отношение к новому положению в их отношениях.

Паша тут же пожалел, что заставил её так долго ждать от него этого простого обнимания.

Ему самому объятие тоже подарило новые ощущения.

Связанные с тем, что теперь он обнимал не просто подружку, пользуясь правом друга детства и верного товарища.

Теперь он обнимал не просто давно любимую и донельзя желанную девушку, а любимую, с которой у него будет секс.

Девушку, с которой его ожидали ещё и тысячи ночей любви.

Причём по её собственной инициативе.

Из-за этого ощущать её нежное и сильное тело в своих объятиях стало ещё более возбуждающе, до тесноты в паху.

И просто ещё более приятно, чем раньше.

Ведь одно дело просто обнимать любимую девушку, с которой ещё не было объяснения.

Обнимать как друга. Как просто подругу.

И совсем другое дело — обнимать её же, зная, что она будет его любовницей.

Что с ней будет близость.

Паша снова и снова удивлялся тому, что она сама выразила согласие и даже желание быть его любовницей.

Да ещё и в такой форме, что поразила его этим до глубины души.

Он с трудом мог поверить, что Алиса предложила ему, что она дала ему право использовать её тело для утоления его сексуального голода, его потребности в близости с женщиной.

Выразила согласие, чтобы он проникал в её лоно, нашёл в нём приют для своего члена, изливал в неё своё семя.

И, вероятно, стал в итоге отцом её детей.

Которых она уже согласилась носить в себе и рожать, выкармливать, ухаживать за ними.

Об этом он потом обязательно тоже поговорит с ней отдельно.

Когда будет в состоянии говорить на такие ответственные темы, не задыхаясь от волнения от нового положения.

8. Признаки

***

— Теперь можно спать вместе всё время, а не только в походах, делая вид, что мы спим в обнимку только по привычке из детства и ради тепла, — сказала Алиса.

— Точно. Теперь можно…

— Давай попробуем прямо сейчас?

— Ты уже хочешь спать?

— Нет, только не спать. Не сейчас.

А вот просто полежать в обнимку можно было бы.

— Давай.

Заодно покажу тебе кое-что.

— Что?

— Узнаешь, когда ляжешь, — пообещал Паша, первым заваливаясь на кровать. — Если конечно ты не передумала.

— Передумала? Ну уж нет, — уверила Алиса, устраиваясь рядом с Пашей.

— … Хорошо-то как.

Мне жутко не хватало этого вне нашей походной жизни.

— Вот уж никогда бы не подумал.

— Да-да. Каждый раз, как я засыпала и просыпалась, вспоминала, как хорошо засыпать и просыпаться с тобой рядом, а то и в твоих объятиях.

И каждый раз мечтала, чтобы это было всегда, а не только вне дома.

— Ну, у меня в общем-то похожая ситуация.

С одним дополнением.

— Каким?

— Именно это я и обещал тебе показать, когда мы ляжем

— Да, кстати. Что ты хотел показать?

— Показать, что мне хочется сделать каждый раз, когда мы спим вместе.

— И что же?

— Сначала сказать или сразу показать?

— Как хочешь.

Паша подул на свои руки, чтобы дополнительно согреть их.

И Алиса сразу догадалась, что он собирается делать.

— Вот что, — сказал Паша и, просунув руки под её майку, стал гладить её.

Алиса прикрыла веки, стараясь унять волнение от новых впечатлений.

Она думала, что Паша доберётся до груди.

И он в самом деле добрался.

Но только до края.

Обведя полукруг под левой грудью, Паша убрал руки.

Но заметил, что его отступление вызвало вздох разочарования у Алисы.

Он попробовал компенсировать ей своё отступление, коснувшись губами скул.

И понял, что она смирилась с его неспешностью.

А затем, видя, что её реакция на его прикосновения благосклонная, позволил себе больше.

Более интимный жест.

Положив руку на живот Алисы под шортами.

Алиса добавила поверх его руки свою.

Подтвердив этим жестом своё согласие с тем, чтобы Пашина рука была под её шортами.

И поощряя его к дальнейшим инициативам.

Но пока оба не спешили и молчали.

Не зная, как далеко они готовы зайти далее.

И просто наблюдая за своим состоянием.

Привыкая к непривычной силе переживаний.

К непривычным для них жестам.

К непривычной интимности таких жестов.

Наконец, Паша убрал свою руку от живота Алисы.

Он решил пока не спускаться ниже.

И стал просто медленно гладить её бедро.

Но так, что это оказалось стократ интимнее, чем если бы он запустил пальцы во влагалище подруги.

В его поглаживаниях было столько желания, трепета, удовольствия, было так ясно, что он сдерживает нетерпение и потребность в намного более интимных действиях, что эти довольно невинные внешне поглаживания возбуждали обоих сильнее, чем самые откровенные ласки.

— Вроде такое невинное действие…

И даже на такое действие имеет право только самый близкий человек… - прошептал Паша.

— Невинное? — отозвалась Алиса. — Даже если учесть, что этот жест означает «я хочу тебя»?

— А ты именно так его воспринимаешь?

— А надо иначе?

— … Да нет. Наверное, ты права. Конечно он означает именно это. Желание.

Желание гладить не только бедро.

И не только рукой.

— И вдобавок вызывает ответное желание.

— В самом деле?

— Конечно.

— Ответное, значит…

А как ты это определяешь?

Просто по своим чувствам?

— Не только.

— А как тогда?

Ну вот у мужчины всё просто.

О желании можно догадаться по эрекции.

А как у тебя?

— Тоже просто. По появлению смазки.

— А, ну да. Как я мог забыть-то…

— Хочешь убедиться?

— Я верю тебе.

Хотя конечно… убедиться тоже интересно.

И как ты предлагаешь убедиться?

— Хоть как. Хоть осязать. Хоть увидеть.

— Осязать… Увидеть…

Боже мой, неужели этот день наступил.

— Какой день?

— День, когда мне стало доступно такое…

— Так что ты решил?

— Ну… если можно… можно начать с «увидеть».

— Хорошо. Сейчас разденусь.

— Можно я сам?

— Сам?

— Да. Раздену тебя.

… Но если нельзя, то нельзя, — добавил Паша, видя, что Алиса в небольшом замешательстве.

— Да нет… почему же нельзя… можно конечно…

Теперь тебе всё можно…

Я просто сама ещё не привыкла…

К тому, что теперь ты можешь раздевать меня.

— Так может мне тогда и не раздевать тебя?

— Да нет. Я просто не подумала о раздевании...

О том, что это прилагается к основному...

Так что не обращай внимания на моё замешательство, а просто делай, не спрашивая…

— Ну уж нет. Спрашивать я всё же буду.

Тем более раз ты пока не привыкла.

Привыкай постепенно. Без шока.

— Да-да…

— Так я сниму с тебя одежду?

— Да…

— А майку зачем?

— Прости… Я думал, что её тоже можно снять.

— Да можно конечно…

Просто… её же можно потом… это же необязательно... пока.

— Понятно. Ты стесняешься меня?

Или обнажения твоей груди передо мной?

— Нет.

... То есть не знаю, - вздохнула Алиса.

Но… пусть не сразу будет.

— Ох Алиса. И как ты только с такой стеснительностью вообще предложила мне стать твоим любовником.

Ты точно это предлагала?

Мне не приснилось твоё предложение? - как можно мягче спрашивал Паша. - Или, может, я не так тебя понял?

А то я полезу к тебе… в тебя… а окажется, что ты такого и не разрешала.

— Не приснилось.

— Ладно. Ну так что…

Шорты, значит.

Хорошо, пусть пока будут только шорты.

Освободим тебя от этого предмета. Раз уж он стал лишним.

… Об этом я тоже много раз мечтал… — добавил Паша другим тоном. —

Представлял, как стягиваю с тебя шорты или юбку…

— Стягивай…

Паша потянул за пояс Алисиных шорт вниз, обнажая под ними её кожу и впиваясь взглядом в открывшийся вид на низ живота, лобок и складки кожи под ним, в самом паху.

Вид, которым имеет право любоваться только муж женщины.

Паша чувствовал, как в его собственных шортах от этого вида всё окончательно поднялось, затвердело и запульсировало.

Требуя проникновения туда, в углубление между ног, к которому его так любезно позволили приблизиться так близко.

— С тобой всё в порядке? — спросил Паша, увидев, как напрягся пресс Алисы.

И борясь с собственным напряжением.

— Да. А почему ты спрашиваешь?

— Ты сильно напрягаешься.

— Всё нормально. Это… от возбуждения.

— Да?.. Ну ладно тогда…

… Держи свои шорты…

Они в самом деле уже влажные… там, где надо… в том месте…

— Да, я знаю…

— Наверное, в древние времена именно поэтому дамы носили много длинных юбок.

Чтобы было не видно, когда они увлажняются от возбуждения.

Иначе им жилось бы ещё труднее.

— Не знаю. Может быть.

Сейчас главное, чтобы тебе было видно моё возбуждение.

— Это-то да.

— … Может, ты сам?

— Что?

— Паша, мне трудно… пока…

— Что тебе трудно? Что мне сделать?

— Сам… мои ноги…

— Предлагаешь мне самому раздвинуть твои ноги?

— Если хочешь там посмотреть.

— Господи. Никаких «если».

Алиса, ты не представляешь, насколько я всего этого хочу.

Так что даже не говори больше про «если».

— Хорошо.

— Ты готова?

— Готова.

9. Смотрины. Там.

Взглянув ещё раз в глаза Алисы, чтобы найти там подтверждение её согласия, и найдя его, Паша стал раздвигать ноги Алисы.

Со всей деликатностью, на какую был способен.

Тем более учитывая Алисину проявившуюся стеснительность.

И её волнение, которое заставляло её ноги дрожать.

Его и самого трясло от того, что он делал.

И от того, что он при этом мог увидеть между раскрывавшихся складок больших половых губ.

Несмотря на всё его желание совершать эти действия (на грани неспособности остановиться, вздумай Алиса попросить его об этом), почему-то он чувствовал и необъяснимый страх перед такими жестами.

Не менее сильный, чем желание.

Такой сильный, что Паша готов был всё прекратить.

Это было очень неожиданно.

Паша не понимал, откуда этот внезапный страх.

Оказалось, что мечтать о подобных действиях было намного проще, чем совершать их.

Наконец, он уловил главную причину страха — он жутко боялся, что Алисе его действия будут хоть немного неприятны или смутят её.

Что он будет неуклюжим.

Он чувствовал потребность как-то смягчить невыносимую остроту интимности своих прикосновений.

Но не знал, как.

Имевшихся у него знаний оказалось ему недостаточно в этот момент.

Почти инстинктивно он стал гладить раздвинутые ноги Алисы.

Наслаждаясь гладкостью кожи, особенно на внутренней поверхности бёдер.

И тут же понял, что это именно то, что ему сейчас нужно. Им нужно. —

Проявить бережность и благодарность.

Он стал ласкать ножки любимой осознанно и целенаправленно.

Стараясь вложить в свои касания всю нежность и всю бережность своего отношения к Алисе, всю благодарность к ней.

Неожиданно Алиса сама раздвинула свои ноги ещё шире.

И это было сделано явно под влиянием его нежности.

Это было ответом на его нежность.

Знаком, что она принимает его нежность.

Алиса благодаря ему почувствовала в себе способность и силы сама раздвигать перед ним свои ноги.

Под влиянием вспыхнувшего в ней импульса открыться ему ещё больше.

Открыть ему своё самое сокровенное.

Теперь ею двигало не только желание служить любимому, даря ему возможность пользоваться её телом для секса, соединяясь с нею.

Но и само её тело стремилось открыться ему.

И не только открыться.

Но и впустить его в себя, вобрать в себя и его сокровенное.

Её раскрытие было проявлением её стремления к соединению.

Паша решился поднять взгляд к раскрытому перед ним лону.

И вздохнул со смесью облечения и нетерпения.

Облегчения - потому что значительная часть вульвы была пока прикрыта соседними тканями.

И эта прикрытость немного смягчала стресс, который он переживал от возможности видеть любимую в максимально откровенном виде, несмотря на потребность видеть.

А нетерпение было вызвано тем, что ему требовалось видеть всё-всё.

Несмотря на некоторую долю стресса от созерцания.

Паша почувствовал сильнейшее желание сдвинуть в стороны складки, прикрывающие остальное, мешающие ему видеть всё.

Но он пока не решался последовать этому желанию.

Думая опять о том, в самом ли деле Алиса не возражает, чтобы он… прикасался к ней… В этом месте.

Вот если бы она сама, своими руками раздвинула нижние губы…

Но не предлагать же ей это вслух.

— Видно? — прошептала Алиса, явно страдая от стеснения.

Паша заметил её стеснение.

И посочувствовал.

И в очередной раз ощутил благодарность за её решительность.

Тем более видя, как непросто ей даётся такая откровенность даже перед ним.

Но он снова не знал, как ей помочь.

Как преодолеть её естественную природную стеснительность.

— Не всё, — честно ответил Паша, стараясь, чтобы голос звучал не хрипловато.

Понимая, что это выдало бы его волнение и усилило смущение Алисы.

Впрочем, ему не вполне удалось совладать с голосом.

Алиса вздохнула. А затем вдруг приподняла таз, подложила под него подушку и спросила:

— А так?

И сама сделала то, о чём в душе молил её Паша:

раздвинула своими руками, своими пальчиками внешние губы под лобком.

Паша на мгновение подумал, что сейчас потеряет сознание от волнения.

Но не потерял.

— Теперь всё видно, — смог он выговорить, не в силах отвернуться от открывшейся картины.

От вида нежной розоватой слизистой между губ.

А также — аккуратных внутренних губок и нежного бугорка над ними.

К которому Пашу так и тянуло прикоснуться.

И просто так.

И учитывая Пашину осведомлённость о способностях этого бугорка дарить любимой наслаждение.

Если этот бугорок получит подходящие ласки.

Паша сглотнул от напряжения.

Но опять же. — Он пока чувствовал, что его сдерживают от подобных жестов тормоза не меньшей силы, чем сила его желания.

А ещё было видно и То Самое.

Вход в лоно, ради взгляда на который они и затеяли эту авантюру с раздвиганием ног.

Вход в самом деле был так сильно увлажнён, что из-за влаги его было даже не разглядеть толком.

Паша зачарованно смотрел на драгоценную влагу.

Зачаровывало его то, что она являлась наглядным убедительным доказательством, что Алиса его тоже хочет.

Не меньше, чем он её.

Значит, это правда.

Хотя Паша не до конца понимал, почему и как такая правда возможна.

Сама Алиса его хочет?

Так сильно?

Нет, он конечно ого-го какой экземпляр.

Но Алиса… это же всё же АЛИСА.

И она, ОНА его хочет? ЕГО?

А тем временем влага у входа во влагалище словно дразнила его своим блеском и изобилием.

Словно гостеприимно приглашала немедленно раздеться самому и скользнуть туда вглубь.

Обещая дерзнувшему неземное блаженство.

Обещая, что вход будет лёгким, а скольжение приятным.

Но в то же время вход казался обманчиво узеньким.

«Господи, до чего же тут узко, — ахнул Паша про себя, смотря на узость входа. - Ну и как вводить сюда член, если тут ТАК узко? Неужели это в самом деле возможно сделать, не причинив боль любимой?? »

Паша понимал, что всё это растягивается.

Что вся эта узкость - только видимость.

Что ткани преддверия вполне поддаются осторожному давлению при пенетрации и прекрасно уступают ему, и даже без особых негативных ощущений.

И даже наоборот - трение и растяжение именно этого участка влагалища, именно нижней трети влагалища способно дарить женщине огромное наслаждение.

Но одно дело абстрактное понимание, а другое — вид реального девственного входа.

Паша понял, что боится.

Боится причинить Алисе боль при проникновении, когда он на него решится.

И что это опасение не способствует тому, чтобы решиться.

Хотя он несомненно решится.

Раз уж даже сама Алиса тоже этого хочет…

То ему придётся.

Он обязан будет решиться.

Несмотря на страх причинить ей боль.

Он просто постарается не причинить.

Подготовит её получше.

И осторожно войдёт.

Преддверие впустит его нежный осторожный член.

И ему останется только поаккуратнее разорвать гимен при их первой близости.

Резким толчком вглубь.

А потом должно стать уже попроще.

Все через это проходят.

И они пройдут.

— Алиса… ты должна это знать… ты прекрасна.

… А здесь особенно.

— … Спасибо, Паша.

— Ты мне веришь?

— Верю.

— Тогда можно попросить тебя… коснуться тебя здесь?

— … Чем?

— Лучше всего языком. Если можно.

10. Условие

— … Давай в другой раз, — предложила покрасневшая от Пашиных слов Алиса, сдвигая ноги.

К Пашиному сожалению.

Паша едва удержался от того, чтобы не воспрепятствовать этому и чтобы не взмолиться о том, чтобы посмотреть «там» ещё раз.

— Ну в другой так в другой… — заставил он себя смиренно произнести.

— Что же ты так вздыхаешь?

— Ты снова всё закрыла, — признался Паша в причине своей грусти.

— Но ты же уже всё увидел, — растерялась Алиса, не зная, что теперь делать.

Она не хотела его огорчать.

Но не раздвигать же ей снова ноги?

— Да. Увидел.

Но я могу смотреть на это вечно.

— Другие дела ждут.

— Ты просто не представляешь, как это прекрасно.

Как этот образ дорог мужчине.

— Допускаю.

— И мне очень хотелось бы поласкать тебя там.

Хотя бы провести там языком… хотя бы по самому краешку внутренних губ.

— Паш… всё будет… Честно…

... Да хоть сейчас.

— Не надо ради уступок.

Когда захочешь сама — тогда и будет.

— Паш… но для такого я должна сначала хотя бы помыться.

— Ты мылась уже.

— Ещё раз. Непосредственно перед этим.

— Но тогда смоется смазка.

— Конечно.

— А я так хотел…

— Что?

— Поласкать ею… всё остальное…

— Смазка снова появится.

— Уверена?

— Знаю. Я же сегодня не впервые источаю смазку.

Знаю, когда и сколько у меня смазки выделяется.

— И когда же?

— Когда я с тобой.

— Приятно это знать.

— Тогда… я в душ?

— Можно я с тобой?

— … Ну да. Конечно.

— Спасибо.

Мне самому тоже душ не помешает.

А то я пару раз кончил, пока мы выясняли отношения.

— Сочувствую.

— Почему?

— Потому что ты наверное предпочёл бы в меня эякулировать.

— Ну это разумеется.

Но не всегда же это возможно.

Тем более было раньше.

— Паш, теперь будет возможно.

— Ох, давай тогда скорее в душ.

11. В ванне

Когда Алиса сняла майку, а Паша переварил первое восхищение от вида обнажённой груди любимой и с трудом подавил вызванное им желание тут же присосаться к груди любимой, он не удержался от вопроса.

Самым невинным тоном он спросил:

— Неужели ты собираешься мыться без майки?

— … Ты намекаешь на мой отказ снимать майку раньше?

— Просто неожиданно.

— Что ж тут неожиданного в том, чтобы в ванне снять майку.

— Хочешь, я сам тебя помою?

— Я и сама могу. Но если тебе это нужно — пожалуйста.

— Нужно. Очень.

Пока набиралась вода в ванну, Паша стал поливать Алису из душа.

Она с готовностью подставляла под струю воды лицо, шею и плечи.

Но когда он стал орошать её грудь, не отодвинулась только потому, что сделала усилие над собой.

Поласкав струёй вокруг полушарий, Паша плеснул водой на соски.

С интересом наблюдая, как они при этом затвердели.

И подумал, что было бы чудесно поласкать струёй и другие чувствительные места Алисы.

Способные дарить ей приятные ощущения.

Оставалось решиться попросить об этом Алису.

Она довольно непринуждённо перед ним намылилась.

Но когда она стала намыливать себя между ног, он спохватился, что она разрешила ему самому помыть её.

— Ты не передумала, чтобы я сам тебя помыл?

— Нет.

И подала ему мыло.

Паша не упустил возможности поласкать Алису при намыливании.

И больше всего хотел помылить «там».

Но это снова потребовало от него времени собраться с духом.

Из-за этого он долго-долго водил руками по другим местам.

Так долго, что Алиса наверняка догадалась, что он морально готовится добраться до самых интимных мест.

Паша едва не забыл обо всём и даже о самом-самом, когда стал намыливать грудь Алисы.

И ласкать намыленными руками её нежные соски.

Снова наслаждаясь тем, как они твердеют.

На этот раз уже не только их видом, но и ощущением твердеющих в его пальцах сосков любимой.

И тем, что на этот раз они твердеют под влиянием его пальцев.

Потом снова вспомнил, что есть не менее привлекательные места.

И одним движением провёл пальцами от груди до паха

Ощутив, как под пальцами напрягся пресс Алисы, наверняка решившей, что Паша прямо сейчас займётся ласками вульвы, Паша решил снова немного поиграть, подразнить подругу.

И какое-то время ласкал что угодно, но только не вульву.

Живот, ноги, грудь, спину, снова животик.

Но в один прекрасный момент его рука скользнула всё же и туда. Между ног.

Потом ещё раз.

А в третий раз она там осталась надолго.

Алиса несколько раз моргнула, а затем невольно зажмурилась, когда Паша стал медленно намыливать лобок, постепенно спускаясь ниже и ниже.

Когда Алиса закусила задрожавшую губу, Паша на всякий случай с волнением уточнил:

— Мне остановиться?

Алиса медленно помотала головой.

— Ты уверена?

— Д-да.

Паша с облегчением перевёл дух.

И продолжил ласки уже совсем уверенно.

Теперь он изучал, исследовал с помощью осязания то, что уже исследовал глазами.

Нежность кожи, каждую складочку и каждый бугорок.

Отмечая мельчайшие, тончайшие изменения в состоянии любимой.

Внимательно следя за нюансами её дыхания, за мимикой.

За тем, придвигается она к нему или наоборот хоть слегка, но отодвигается.

Когда он намыливал бугорок над внутренними губами, то сначала она замерла.

Затем придвинулась к нему. Затем отодвинулась.

Паша сразу оставил это место в покое и занялся другими.

Решив ещё вернуться к бугорку позже.

Тем более что он собирался наконец-то ощупать То Самое.

Паша возрадовался, когда ощутил, как Там скользко, несмотря на то, что Алиса сидела в ванне.

Значит, смазка только что выделилась, раз не смыта водой.

Значит, его ласки так приятны Алисе, что вызывают такую обильную секрецию смазки.

Что даже в воде заметно наличие смазки.

Паша в очередной раз почувствовал желание воспользоваться приглашением Алисиного тела, проникнув в него.

Но заставил себя отложить миг этого желаннейшего действия.

Пора было спускать воду и смывать пену.

Паша вытащил из ванны пробку.

Вода ринулась в трубу, обнажая постепенно тело Алисы.

Сантиметр за сантиметром.

В очередной раз показывая её красоту.

Паша молча смывал пену с Алисы.

Помогая себе руками.

— ... Я должен ополоснуть тебя между ног.

— Да, конечно, — отозвалась Алиса, послушно и без лишних смущений на этот раз разведя ноги перед ним.

А Паша на этот раз сам раздвинул пальцами её нижние губы, обнажая то, что находилось, скрывалось между них.

И стал тщательно смывать пену струёй душа.

Снова помогая себе руками.

И стал воплощать свою задумку.

Его манёвры не остались незамеченными Алисой.

— Паша… — позвала она тихим от истомы голосом.

— Что, любимая?

— Что ты делаешь?

— Пену смываю, как видишь.

— Вижу, что смываешь…

А почему так?

— Как?

— Такими необычными движениями…

— Какими?

— Двигая струёй там вверх-вниз… знаком «восьмёрка»…

С центром, попадающим прямо…

— На клитор.

— Да.

— Тебе не нравится?

— Нравится… Но… немного щекотно.

— Перестать?

— Понимаешь… просто мне от этого страсть как хочется… чтобы ты вошёл в меня.

— Но я ещё не помылся.

— Тогда поторопись, если хочешь успеть помыться.

— Понял.

— Ты позволишь мне помыть тебя? — спросила Алиса, поднимаясь в ванне с помощью Паши.

— Только мой меня не так долго, как я тебя.

А то мне тоже уже не терпится.

— Что?

— Войти в тебя.

— Хорошо. Давай на этот раз недолго…

… Можно погладить твой член? — спросила Алиса, заканчивая омовение

Паши, прошедшее почти в полном молчании.

Оба чувствовали себя почти на пределе, от чего им было трудно говорить.

— Да.

— Какой красивый…

— Спасибо. Я заметил, что ты часто бросаешь на него свой взгляд.

— А я заметила, что он поднимается от моих взглядов.

— Потому что ты явно думаешь в эти моменты о чём-то очень интересном.

— Конечно. О том, что скоро эта красота будет внутри меня.

Что ты будешь ласкать твоим прекрасным членом моё лоно.

— Алиса, ну вот что ты со мной делаешь.

— А что?

— Да ладно. Потом объясню.

— Можно мне ... поласкать твой член?

— Да. Но если ты ещё хочешь проникновения, то лучше мне сразу нырнуть в тебя.

И там ласкай его внутри, сколько хочешь. Твоим прекрасным влагалищем.

Иначе я от всего этого снова вот-вот эякулирую.

— Хорошо, а мыть тебя уже не надо?

— Алис, может, уже достаточно меня мыть?

— Как хочешь. Так-то ты и был чистым.

Паша выпрыгнул из ванны и, подхватив на руки Алису, помчался в спальню.

12. Договорённость

Положив разомлевшую Алису и забыв, что он собирался поводить языком по краям внутренних губ любимой, он упёрся головкой члена в преддверие влагалища.

— Паша? — позвала Алиса из-за того, что Паша замер.

— Тут снова суховато, - пояснил он.

— Ну да, мы же всё смыли. Всю смазку, - согласилась Алиса.

— Значит, я должен снова поласкать тебя для увлажнения.

— Пожалуй. Но не переживай - это не потребует много времени. У меня быстро появляется смазка.

— Я уже заметил.

— А сейчас ты что делаешь?

— То, что решили. Пробую добиться секреции смазки.

— Используя для этого не только руки, но и головку?

— Да.

Кажется, это тоже вызывает секрецию смазки.

— Так и есть.

— Посмотрим, хватит ли этого для появления нужного количества смазки?

— Да, давай попробуем.

— О, уже становится скользко. Кажется, получается.

— Ты прав.

Увлажнив головку Алисиной смазкой у входа, Паша погладил ею внутренние губы, поводил вокруг бугорка над ними.

Рассчитывая, что это поможет усилить секрецию смазки.

Его расчёт оправдался.

— Алис, а можно пощупать головкой твой гимен?

— Попробуй. К тому же это неизбежно, если ты намерен войти в меня.

— Спасибо. Конечно намерен.

Только предупреди меня, если тебе будет некомфортно.

Чтобы я не причинил тебе боли.

— ... Пока всё комфортно. И даже приятно.

— Точно?

— Да.

— Ну это потому что я пока снаружи кружу.

А если я... Ой, подожди.

— Что?

— Опять…

Паша поспешно отпрянул в сторону.

Алиса приподнялась, чтобы лучше разглядеть процесс.

Теперь пришла её очередь любоваться Пашиной физиологией.

— Но это же хорошо? — спросила Алиса, дождавшись, когда у Паши закончится выделение семени.

— Смотря в каком смысле.

С одной стороны, очень приятно.

А с другой — теперь надо ждать, когда снова появится эрекция.

Прежде чем пробовать нащупывать гимен.

— Ну ничего, подождём.

— ... Я же чуть не вошёл в тебя.

Если бы ещё немного не было эякуляции — я бы так и вошёл.

— Я была согласна.

— Прости.

Ты, наверное, чувствуешь себя неудовлетворённой?

— Разве что немного.

Паш, я пока не так мучаюсь без близости, как ты.

Особенно если ничего не делать для возбуждения.

И только после ласк желание близости становится особенно сильным.

А в остальное время вполне терпимо.

— То есть как раз сейчас я тебя подвёл.

Ты же после ласк.

— Нет. Я уже успокоилась после прежних.

— В каком смысле?

— Пик физического желания пока прошёл.

— Может, пора привести тебя к новому пику желания?

— Если ты намерен войти, то можно.

— Тогда… знаешь что… у меня есть идея.

Я её расскажу, а ты сама решай, как поступим.

Раз уж сейчас обошлось без проникновения, то…

Знаешь, я думаю, что нам лучше немного подождать с проникновением.

— Почему?

— Я в состоянии ещё потерпеть.

— А для чего?

Я в состоянии позволить тебе проникновение.

— Я знаю.

Но у тебя же в документах написано, что сейчас оно только едва разрешается. Ты едва-едва созрела для него.

Тебе пока рекомендуют только разве что очень осторожные и очень редкие проникновения. Буквально раз в месяц.

Это похоже на уступки.

Мол, если сильно приспичило, то можно, но вообще-то лучше не торопиться.

Время для безудержных совокуплений пока не пришло.

— Но осторожные и редкие-то уже можно.

— Да я понял.

Но сама ты пока всё равно не изнемогаешь от желания.

Ты больше ради меня идёшь на близость. Ради моего удовольствия и моих потребностей.

Но я предпочитаю потерпеть, пока тебе не разрешат совокупляться чаще и энергичнее.

— Ты прав. Я не умираю от желания или потребности в оргазме.

Но вот сама близость С ТОБОЙ мне очень даже заманчивой кажется.

— Мне приятно это слышать. Очень.

Но давай немного подождём.

— Ладно.

… Но если передумаешь — я в твоём распоряжении.

Правда, не всегда, а только последнюю неделю цикла.

— Чтобы не забеременеть?

— Конечно.

— Ну, это правильно. А то контрацептивы тоже могут подвести, а мы же не можем рисковать твоим здоровьем и здоровьем возможного ребёнка.

— Ага.

— Ну, значит неделю так неделю.

… А сейчас сколько у тебя ещё дней до месячных?

— 23-й день цикла при 28-мидневном.

— Значит, 5 дней…

— Да, у тебя есть пять дней на размышления.

Войти в этот цикл или отложить на месяц.

— Я учту.

Но могу сразу сказать, что одна просьба у меня уже есть.

— Какая?

— Эти пять дней мы можем делать всё, что хотим?

— Ну да.

— И я могу трогать тебя головкой члена?

— Да.

— Тогда…

— Говори же.

— Я бы поиграл головкой с твоим гименом. Если можно.

— Ну… почему бы и нет… Играй, если хочешь.

— Но только если тебе тоже приятно.

— Мне приятно. Очень.

— Тогда… ложись снова.

— Ты уже?

— Уже, — подтвердил Паша.

— Быстро ты.

— Что поделаешь — юность она такая.

Я собирался просто поиграть с тобой членом.

А он от таких мыслей ещё и поднялся.

Так что могу даже порастягивать твой гимен.

— Всегда к твоим услугам.

— Кроме первых трёх недель цикла.

— Ну да.

— Я жду, милая.

— Уже ложусь.

Я готова. Играйся.

— Мммм… моя сладчайшая любимая.

Ты снова влажная и скользкая.

Твоё тело такое приветливое ко мне.

Ты сама естественность.

— Паш, ты так удобно пристроился…

— Продолжай…

— Не хочешь быстро толкнуться вглубь?

Паша быстро отодвинулся от неё.

— Разве что в следующий раз…

— Что, опять?

— Конечно. От твоих слов… у меня сразу… извержение.

— Прости.

— Пустяки. Это пройдёт.

Потом уровень возбудимости станет не таким высоким, чтобы кончать от малейшего ветра.

Так что готовься к долгим марафонам в будущем, дорогая.

— Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель.

— Ого, как ты заговорила. Какой тон.

— В тон тебе. Если ты командуешь, то я отвечаю, как тот, кем командуют.

— Алиска, как мне с тобой сказочно повезло.

Ну ладно, в самом деле подождём с проникновением.

Нам пока и так неплохо.

Ещё вчера я даже о таком мог только мечтать.

Так что пока просто так понежим друг друга.

— Слушаюсь и повинуюсь.

13. А про поцелуй-то забыли

— Алиса, мы очень удачно решили отложить проникновение.

— Почему?

— Потому что, когда я перестал думать только о нём, я сразу понял важную вещь.

— Какую?

— Мы же ещё не целовались.

— В самом деле.

— Что-то мне прощения у тебя хочется попросить. За такое упущение.

Не понимаю, как я мог до сих пор не поцеловать тебя.

— Не переживай.

Просто так получилось.

— Ну да. Ты с самого начала разрешила мне посмотреть Там — и я уже ни о чём другом не мог думать.

Так и пошлО — посмотреть, потрогать.

Сначала руками, а потом и членом.

Дошло до того, что я чуть не вошёл в тебя.

Хорошо, что обошлось — спасибо, что тому проникновению помешала эякуляция.

— Да, наверное всё так и получилось.

— Как ты относишься к тому, чтобы теперь и поцеловаться?

Хоть и запозданием.

— А как я могу к этому относиться после того, как ужа дала согласие на проникновение, а ты уже прикасался головкой к моему гимену?

— То есть можно?

— Конечно.

— А почему ты побледнела? — прошептал Паша, когда обнял Алису.

Хотя он догадывался, что не последней причиной этого является их обнажённость и осязание горячей кожи друг друга.

— Я только сейчас начала чувствовать, что всё это по-настоящему.

Всё, что было до этого, было настолько… интимно… что не воспринималось как реальное. Как происходящее на самом деле.

А как только дошло до поцелуя… я резко осознала, что всё это не сон.

— Ты волнуешься?

— Честно говоря, очень. Не то слово.

— Если это тебя поддержит, то я тоже.

— Паша, почему так страшно?

Это же просто поцелуй.

— Значит, не просто.

— У меня такое предчувствие, будто я навсегда изменюсь после поцелуя.

Стану чем-то другим. Не тем, чем являюсь сейчас.

— Это возможно.

Мы станем одним целым.

Не зря же поцелуй от слова целоваться — становиться единым целым.

— Ладно. Давай узнаем, что получится.

— Как смело с твоей стороны. Решиться на такое превращение.

— Если ты не поцелуешь меня прямо сейчас, то тебе придётся ждать, когда я очнусь после обморока.

— Не надо обморока.

Паша осторожно взял одну из губ Алисы в свои.

И так на несколько секунд замер, слушая, как сильно и часто стучат их сердца.

Губы Алисы дрожали. Заметив это, Паша не спешил, давая ей время хоть немного прийти в себя от волнения, вызванного его прикосновением.

Затем попробовал приободрить, поддержать её, обнимая её губы своими.

Ласково поглаживая их своим языком.

Как ни странно, но Алиса почему-то оставалась бледной или даже стала ещё бледнее.

Её всё сильнее трясло, и Паша решил, что для первого раза с неё хватит.

И, поцеловав её лоб, просто обнял, дав понять, что поцелуй пока закончен.

Он ждал, когда она успокоится.

И надеялся, что тесное объятие поможет его энергии, его теплу поддержать Алису.

— Спасибо за поддержку, — наконец промолвила Алиса, вздохнув. — Кажется, я пока не могу справляться с волнением.

— Ничего, потом сможешь.

— Не удалось мне подарить тебе долгий поцелуй.

— Ты просто очень взволнована. Это тоже дорого стоит. Я растроган.

— Ну… спасибо.

— А помнишь, как я поцеловал тебя в восемь лет?

— Помню. В конце спектакля про Дюймовочку. Точнее, его репетиции.

Я потом спросила, зачем ты это сделал, а ты заявил, что жених должен поцеловать невесту.

И так спокойно и непринуждённо, с такой уверенностью в своей правоте это сказал, что я сразу успокоилась, подумав, что тот поцелуй не имеет для тебя особого значения и ты ничего не хотел им сказать.

— Как это не имеет? Он имел значение. Большое.

Это был единственный способ поцеловать тебя тогда.

В рамках спектакля. В роли персонажа.

— Зачем?

— Не знаю. Просто хотелось.

Может, хотелось показать тебе, что у меня к тебе особое отношение.

— Это тебе удалось.

А я, кстати, потом впервые в жизни полночи не могла уснуть после этого поцелуя.

Хоть он и был совершенно невинным по форме. Просто лёгкое касание губ губами.

— Я не хотел так тебя волновать. До такой степени.

— Но взволновал.

— Попросить прощения?

— Нет конечно.

— А я, честно говоря, боялся тогда.

— Чего?

— Что тебе неприятно было. Вот так без предупреждения полез целоваться.

— Да, честно говоря, это было бы не очень удачным моментом, если бы к тому времени я уже не прониклась к тебе особой симпатией.

Если бы ты ещё не был моим любимым мальчиком.

Но ты им уже был... так что всё хорошо.

А после того поцелуя я впервые как-то особо отчётливо и необратимо поняла, что я девочка. А то до того не придавала этому значения, а просто носилась с разными приключениями.

— Какие милые подробности прошлого можно узнать, когда люди становятся близки.

— Да…

До этого момента о многом говорить было просто невозможно.

— Почему?

— Это было бы расценено как кокетство. А то и тяжёлое динамо.

Что не совсем уместно, если девушка не собирается спать с мужчиной.

— Ты так и так невыносимо притягательна, независимо от кокетства и динамо.

Мне всё время хотелось сжимать тебя в объятиях. ... Обнимать, гладить, целовать, буквально облизывать.

Не знаю, как я от этого удерживался.

И как хорошо, что теперь ты разрешила мне это делать, - добавил Паша, подтверждая эти слова движением ладони по коже Алисы.

— Я не старалась быть притягательной.

Скорее наоборот — держаться нейтрально.

— Я знаю. Замечал.

Но поверь — это не работало. И не могло работать.

Ты же не могла выключить твоё дружелюбие, твоё ласковое отношение ко всему и всё остальное, что составляет твою притягательность.

— Допустим. Но всё же я старалась как могла.

Иначе могло бы быть ещё хуже.

— Интересно. Потом покажешь, какая ты, когда не стараешься держаться нейтрально.

Хотя я уже догадываюсь по твоему смиренно-ироничному или иронично-смиренному «Слушаю и повинуюсь».

И в общем-то лучше отложить демонстрацию твоего несдерживаемого обаяния на месяц-другой.

— Зачем?

— Затем, что я наверняка сразу захочу овладеть тобой, а мы уже выяснили, что лучше не спешить.

— Как скажешь.

14. Дни нежности

Наступили дни нежности.

Однажды, дожидаясь пробуждения Паши, Алиса поняла, что дождалась, по тому, что ощутила нежные прикосновения Пашиных пальцев между своих ног.

О неожиданности она на мгновение напряглась, но затем раскрылась, разведя ноги пошире, чтобы Паше было удобнее делать то, что ему нравится.

Паша понял, что это означает разрешение.

И, поцеловав её шею, прошептал:

— Положи подушку между своих колен.

Алиса положила.

И вскоре заметила, что Паша ласкает её влагалище. Снаружи, конечно - только вход в него.

Причём не только влажными от её секреций пальцами, но и головкой опять напряжённого члена.

Алиса прикрыла веки и отдалась приятным ощущениям, время от времени сжимаясь от удовольствия.

Через некоторое время член расслабился, а Алисино влагалище стало влажным уже не только от её секреций, но и от Пашиного семени.

Алиса распределила эту драгоценную жидкость по всей промежности и по низу живота.

Внутрь она пока не попала. —

Но хоть снаружи почувствовать её на себе— уже хорошо.

Так и повелось. — Дни, наполненные ласками. И ночи конечно тоже.

Паша и Алиса млели от того, что спят обнажёнными. Что обнимаются обнажёнными.

Они привыкали к ощущению кожи друг друга.

Млели от поцелуев.

От свободы в ласках, от блужданий губ и рук по телам друг друга.

***

Решив не спешить с проникновением, во всём остальном ребята себе не отказывали.

Приходя в полнейший восторг от того, что теперь, обо всём договорившись, могут сколько угодно, как годно и когда угодно прикасаться друг к другу, удовлетворяя давнюю потребность.

Задолженность по которой была настолько велика, что теперь они почти не отпускали друг друга. — И пользовались любым поводом и каждой свободной минуткой, чтобы ласкаться.

***

Едва придя домой, они сбрасывали одежду и оставались в таком виде, пока не нужно было снова куда-то идти.

Чтобы иметь беспрепятственный доступ друг к другу, не загороженный одеждой.

Не тратить время на снимание одежды каждый раз.

Паша то и дело опрокидывал Алису на что-нибудь мягкое, чтобы избавить её от белья (если оно ещё было на неё к тому времени) и снова и снова любоваться её промежностью.

Он мягко разводил её не сопротивляющиеся, но дрожащие бёдра, сдвигал в стороны большие губы и смотрел, смотрел, смотрел на то, что было скрыто под ними.

Обычно переходя через какое-то время к прикосновениям.

Паша уверял, что никак не может насмотреться на это.

Алиса не знала, что на это возразить. Да и нужно ли.

Она не понимала Пашиной потребности любоваться этим интимным местом, но если Паша хочет — почему бы и не согласиться?

Немного неудобно, конечно, но это с непривычки.

***

Каждый раз, помыв по какому-то поводу (или без оного) руки, Паша пользовался этим для того, чтобы первым делом сунуть руки Алисе между ног. И погладить внутренние складочки Алисы.

Она уже знала, что, если Паша моет руки, то сейчас она получит очередную порцию нежности.

В результате её бартолиниевы железы выделяли секрецию, едва Алиса слышала звук бегущей воды. — Возник условный рефлекс.

До и после сна Пашины руки почти не покидали облюбованного им места на Алисином теле.

То гладя его, то массируя, пользуясь её же смазкой, которая под влиянием его же ласк и выделялась.

Паше нравилось уютно расположить свой палец между Алисиных половых губ в тепле и влаге.

Который то лежал там спокойно, то начинал что-то проделывать, посылая импульсы по чувствительным нервам, заставляющие Алису сосредоточиться на этом и отвлечься от остального.

Иногда этот палец поднимался к её соскам, чтобы и их увлажнить смазкой.

Грудь Алисы стала вторым его излюбленным местом Паши на теле Алисы.

И часто грудь получала внимание одновременно и наравне с промежностью. -

Пока одна рука или язык и губы нежили соски, вторая рука нежила тело между ног.

Остальные участки Алисиного тела получали серьёзное добросовестное внимание обычно во время массажа да во время подготовительных «пассов» по её телу ради «подготовки» к основным ласкам.

***

Саму Алису Паша попросил пока «не сильно распускать руки» в его адрес.

Обосновав это тем, что он и так-то еле держится, а от её прикосновений совсем теряет самоконтроль и боится, что овладеет ею не так бережно, как собирается.

Алисе ничего не оставалось, как послушаться до той поры, когда Паша снимет с неё это ограничение. Всё же оно ради неё же им и придумано, из-за заботы о ней.

***

Нежностью и желанием в близости друг друга они наслаждались со всей силой своих своих мощных нервных систем и крепких тел.

Неприкрытость взаимной потребности дарить и принимать ласки их очаровывала.

Оба чувствовали, что эта потребность является следствием их неудержимого влечения и способом выразить Любовь.

Которая переполняла обоих и требовала выхода, требовала проявления в жестах.

Которая требовала возможности быть выраженной, замеченной.

Отчаянно надеялась быть с энтузиазмом принятой.

И торжествовала, замечая, что принимается, причём именно так — с восторгом и благодарностью.

15. Дотянуться до Абсолюта

Видя в глазах друг друга беспредельное обожание и обжигающую страсть, от которой дух приходил в восторг, а всё тело скручивало, Паша и Алиса неизменно чувствовали безмерное изумление.

Тем, что они способны испытывать такую страсть и получать от этого такое наслаждение.

И тому, что способны такую страсть вызывать в любимом.

И тому, что их страсть оказалась взаимной.

А ещё они понимали, что именно теперь и именно поэтому — абсолютно счастливы.

И что познали главную тайну бытия.

Заключающуюся в том, что жизнь создана для любви и счастья.

И для развития способности быть счастливым, любить и принимать любовь.

Но любовь и счастье - не только цель жизни.

Но и средство создания жизни - ими же она и создана.

А всё, что вне этого — просто нелепое временное недоразумение.

Им посчастливилось (и не только благодаря удаче, но и благодаря собственным качествам) избежать этого недоразумения.

Не остаться вне главного счастья жизни.

Найти своё предназначение в любви друг к другу.

Из счастья которой вырастала и потребность служить этому прекрасному миру, в котором они так счастливы.

У них было ощущение, что они, как иногда говорят, «поймали Бога за бороду».

Хотя богами были и они сами друг для друга.

Если и есть Бог в виде некоего Абсолюта, то этот Бог сейчас проявился для каждого из них в любимом человеке и через него.

И утверждал сиянием пылающего любовью взгляда любимого человека:

«Я — есть.

Это же так очевидно, что Я есть.

Очевидно для любого из тех, кто по-настоящему любит.

Кому любовь открыла эту истину, сделала её очевидной.

Я в любимом человеке.

И я в любящем.

Любящий становится мной, единосущным со мной».

В любом случае, даже если бы они никогда раньше ничего не слышали о таком понятии, как Бог, то сейчас они бы всё равно со всей определённостью почувствовали бы и поняли бы, что в мире есть нечто такое, что люди считают божеством.

И что весь мир есть это божество и одновременно творение бога.

И они сами тоже чувствовали себя причастными к творению и даже творцами.

Сделав открытие, заключающееся в том, что каждый человек, в котором пробудилась и расцвела любовь, становится со-творцом и участвует в продолжении творения мира.

Более того, время от времени каждый чувствовал и самого себя Богом, и чувствовал Бога в любимом.

В моменты особого духовного подъёма, вызванного очередным особо сильным приливом любви.

Конечно, возможно, что это были всего лишь ощущения.

Немного искажающие реальное положение дел.

А может и нет.

Может быть, в такие моменты, вознесённый любовью и счастьем, дух человека и в самом деле поднимается до уровня Бога, сливается с ним и становится проводником энергии Бога в мир.

Разумеется, в те моменты, когда Паша и Алиса были захвачены переживаниями, которые могут привести к таким мыслям и могут быть облечены в подобные слова, они не занимались этим облечением, не вербализовывали свои переживания.

В первую очередь они отдавались самим переживаниям, смакуя каждое ощущение, каждый посыл любимого, каждый нюанс своей реакции.

Но вот впоследствии, стараясь постичь полученный в моменты ласк духовный и чувственный опыт (не в смысле — опыт ощущений в нервах, а в смысле — опыт пережитых чувств), они приходили примерно к таким выводам.

***

Их поцелуи с каждым разом становились всё более долгими и глубокими, более интенсивными и жадными.

Исступлением поцелуев они пытались хотя бы частично компенсировать себе и другому временное отсутствие секса как такового — в виде полового акта с его чередой погружений мужского члена в упоительно тесные глубины женского влагалища.

Но конечно наслаждались поцелуями и самими по себе.

Алиса уже не впадала в предобморочное состояние от легчайшего поцелуя или всего лишь от мысли о предстоящем поцелуе.

Она стремительно наращивала свою способность выдерживать всё более острые впечатления.

Находя поддержку в Паше, его нежности и бережности, в его силе и энергии.

***

Их ласки становились всё более решительными.

Первоначальный трепет сменялся жадностью и смелостью людей, уверенных в своём праве дарить и принимать именно такие прикосновения. И жаждущих познать любимое существо.

С восторгом ребёнка, получившего долгожданную вожделенную игрушку, Паша добрался до ласк груди Алисы.

И теперь доводил Алису ими до исступления, до изнеможения, до предоргазменного состояния или даже до самого оргазма. -

Алисе пока было трудно понять, оргазм это или ещё нет.

И конечно до невыносимой потребности в продолжении столь интимного общения ещё более интимным - при проникновении.

Хотя было непонятно, кто их них получает от этого больше удовольствия — Алиса, подозревающая, что не раз всё же испытала оргазм от ласк груди ртом..

Или всё же Паша, который наслаждается не только ласками её груди, но и её бурной реакцией на них.

Её потребностью в ЕГО ласках.

Её удовольствием от ЕГО ласк.

***

Невидимые границы между ними, сковывающие решимость совершить тот или иной жест, быстро таяли по мере продолжения ласк.

По мере укрепления их уверенности в полном праве на разные интимные жесты.

И особенно благодаря очевидно благосклонной, восторженной реакции друг друга на сколь угодно интимные жесты.

В итоге у обоих появлялось характерное восхитительное ощущение, что тело любимого становится словно частью собственного тела.

Его продолжением, единым с ним.

И теперь каждый ласкал не просто тело любимого человека, а словно новообретённое продолжение собственного тела.

Это давало дополнительное чутьё к реакциям друг друга и интуицию, заключающуюся в способности предугадать, какие прикосновения подарят наслаждение.

Кроме того, усиливалась и интуиция, заключающаяся в способности знать, что и как, с каким чувством, с каким настроением желательно сделать.

Чтобы другому было как можно приятнее.

И чтобы это было максимально гармонично.

***

Примечание к части

новая версия этой главы

16. Реальность которая ярче предположений

Раньше Алиса не имела ни малейшего представления о том, что она может чувствовать при близости с Пашей.

В широком смысле — не только при половом акте, а вообще при ласках.

То есть некоторые предположения и предчувствия у неё конечно были.

Но они оказались бледной тенью по сравнению с тем, какой оказалась реальность ощущений.

Такой восхитительной и яркой, что Алиса уже не могла понять, как она могла существовать раньше без этого.

Без пылающего страстью взгляда Паши, без его прикосновений и ласковых интимно-откровенных слов, без его восхищения её красотой и признательности за её желание быть любовниками.

Алиса поняла, насколько условным и схематичным, приблизительным было её представление о том, какой может быть её близость с Пашей.

Не только сам половой акт, а вообще интимное общение, разные ласки.

Раньше она представляла близость в первую очередь как половой акт — проникновение, фрикции, эякуляция Паши.

И думала она в первую очередь о том, что это нужно Паше.

А её потребностью было дать Паше то, в чём он нуждается и что может быть приятным для него.

И её возбуждала уже сама эта возможность подарить наслаждение Паше, удовлетворить Пашину потребность в сексе.

И это же побудило её сделать ему предложение, сообщить о согласии на близость с ним.

А теперь, когда она дала Паше возможность делать с ней всё, что он захочет, она обнаружила на собственном опыте, что интимное общение может быть намного более богатым, чем простой половой акт.

Оказалось, что Паше крайне приятно дарить ей разнообразные ласки, не связанные с половым актом.

И что у него есть потребность проделывать с её телом и многое другое, помимо соития.

И что всё это — тоже близость.

И Алиса охотно погрузилась в удовольствие от этих форм близости.

Преисполненная благодарности и любви к Паше.

Чувствуя, как её любовь разгорается ещё сильнее под влиянием его нежности и желания.

Как разгорается её ответная страсть.

Как просыпается её тело, как усиливается её способность испытывать наслаждение от ласк.

Как в её теле пробуждается потребность в проникновении и фрикциях.

В растяжении влагалища и трении члена о стенки её лона.

Да, ей всё больше хотелось и самого соития тоже.

Всё сильнее было её любопытство — как они ощутят друг друга при этом.

При глубоком соединении внутри её тела.

Насколько им обоим будет тесно и сладко, когда Паша погрузится в неё.

Росло её предвкушение возможного при соитии наслаждения, её понимание, какое огромное удовольствие может подарить соитие.

Если раньше ей хотелось соития по принципу «чтобы это состоялось» и ради Паши и близости с ним.

То теперь соития ждало и требовало уже её тело, в котором Паша разжёг желание ласк.

В котором заявили о себе те участки, которые раньше мирно спали.

А теперь ожидали своей причитающейся им по праву порции внимания.

Внутри многократно поглаженного, обцелованного и облизанного животика со всё большим нетерпением ждали прикосновений глубокие участки влагалища, шейка матки.

Щедро выделяя в полость влагалища секреции, призванные сделать комфортным пребывание члена в полости влагалища.

Тренируясь сильно сокращаться вокруг него.

Горячие от интенсивно протекающей по их сосудам крови.

Набухшие от прилива жидкости.

С обострённо чувствующими нервами, жаждущими стимуляции в глубине тела Алисы.

Но пока эти ожидания не удовлетворялись.

Хотя Алиса всё чаще думала — а правильно ли они надумали отложить проникновение.

Тем более что Паша ведь тоже явно нуждался в соитии, то и дело сбрасывая семя от перевозбуждения.

Это позволяло ему слегка разрядиться, но явно не полностью.

Он явно предпочёл бы эякулировать внутри её тела, а не так.

Она конечно помнила его аргументы, почему надо не спешить.

И даже принимала их.

Но ей всё чаще казалось, что всё-таки лучше не откладывать надолго.

И что хотя бы медленно и постепенно им следует всё же начинать практиковать и половые акты тоже.

Пусть хотя бы в щадящем режиме, сначала редко и осторожно, но пора.

Она время от времени поднимала этот вопрос перед Пашей.

Он говорил, что тоже думает об этом.

Но пока так и не надумал.

Алиса предпочитала не торопить его, а терпеливо подождать.

Пока она может ждать.

Хотя было с каждым днём всё очевиднее, что её терпение тоже не бесконечно.

Хоть когда-то она и сказала Паше, что пока не нуждается в соитии так, как он, и пока не мучается от отсутствия соития, но это положение менялось. — Теперь она тоже начинала нуждаться в близости.

17. Соблазн

— Паша, когда ты посчитаешь, что нам уже можно соединиться? — выдохнула она, переведя дыхание после очередной волны наслаждения.

Отчаянно нуждаясь в большем и надеясь найти это большее в проникновении.

— Когда почувствую, что ты привыкла ко мне.

Что твоё тело полностью доверяет моему.

— Моё доверяет и привыкло.

— Я знаю. Знаю, моя хорошая.

Но нужно ещё немного.

Чтобы, когда я попробую войти в тебя, у тебя не было ощущения, что вторгается нечто постороннее.

Чтобы моё тело было для тебя таким же привычным, как твоё.

Чтобы моё вторжение ощущалось тобой, твоим телом как что-то абсолютно естественное. Понимаешь?

— Ты и так мне такой родной-преродной.

— Это хорошо. Но я должен стать ещё роднее.

Ты пока больше головой считаешь меня родным.

А нужно, чтобы и для твоего тела всё было совершенно комфортным.

— А если всё так и есть уже сейчас?

— Я пока сомневаюсь в этом.

— Тогда почему бы просто не проверить?

— Алиса, ты понимаешь, насколько это соблазнительное предложение?

— Надеюсь, что именно такое.

— Надеется она.

Я тут уже не знаю, как не ворваться в неё до того, когда буду уверен в её готовности. А она ещё и усложняет мне задачу продержаться своими провокационными вопросами.

— Ну Паша.

— Что «ну Паша»?

— Давай просто попробуем. Ну что мы теряем?

— Я-то ничего. А вот ты можешь потерять.

Что же?

— Твою чувствительность. Чувствительность твоих нервов.

Из-за боли, если тебе будет больно.

— Не потеряю.

— Да и я тоже могу потерять — твоё доверие.

Точнее, доверие твоего тела.

Завоеванное такими трудами и таким терпением.

И тогда всё придётся начинать сначала. А это так трудно.

Да и то — если ты позволишь. Если не передумаешь.

— Паша, ты преувеличиваешь риск.

Точнее, недооцениваешь мою готовность.

— Но я точно знаю, что твоё тело пока немного боится меня.

— Нет.

— Да. Боится.

— Да как можно бояться удовольствия?

— Можно. Ещё как. Если оно слишком большое.

И не только физическое, но и эмоциональное.

Но ты боишься ещё и боли от введения.

— Но она же пустяковая. И не надолго.

— И всё равно ты боишься. Судя по тому, как ты сжимаешься иногда.

Это твой ум не боится. А твоё тело побаивается.

Да-да, я внимательно за тобой наблюдаю.

И иногда специально проверяю, готова ли ты впустить меня, надавливая на вход слегка сильнее, чем во время обычных поглаживаний.

И хотя иногда ты остаёшься при этом расслабленной — чаще всего ты сразу сжимаешься.

— А может я от наслаждения. От предвкушения.

— Может быть. Отчасти.

Но и от страха боли тоже.

И я тебя понимаю. Я и сам боюсь. За тебя.

Тебе кажется, что ты готова.

А на самом деле это пока не совсем так.

— А вдруг я легко справлюсь со страхом и всё пройдёт гладко?

— Алиса-Алиса… Я всё же подлец наверное.

— Не говори так.

— Да-да.

— Что на тебя нашло-то? Что это за приступ самоуничижения?

— А то. — Я подлец потому, что готов проявить безответственность и уступить твоим уговорам.

— Наконец-то!

— Не радуйся раньше времени.

— Паша, всё получится, вот увидишь!

— Ладно-ладно. Посмотрим.

Ну что ж, ложись на спину. Так и быть. Попробуем. Вдруг и правда всё получится.

***

18. Отказ

Алиса поспешно легла, чувствуя знакомое волнение.

Всё ещё не веря, что на этот раз Паша уступил её уговорам.

Что сейчас всё случится.

— Приподними таз. Подложим подушку. Вот…

Подтяни колени к груди… Да, вот так…

Готова?

— Да.

— Ну, с богом, Алиса…

***

Алиса закрыла глаза и сосредоточилась, собираясь запомнить даже тончайшие нюансы.

И конечно чтобы проследить за тем, чтобы не сжаться опять в неподходящий момент.

А то Паша сразу скажет, что она не готова, как он и думал.

Паша привычно погладил головкой раскрытую промежность.

Увлажнив головку у входа, потрогал ею клитор, поводил вокруг него, добиваясь ещё большего увлажнения у входа.

Сейчас ему нужно было много смазки.

Алиса даже забыла, что они собираются сделать на этот раз. И непроизвольно вытянула ноги.

— Передумала? — тут же спросил Паша, понимая причину её забывчивости.

— Нет-нет, — ответила Алиса, снова возвращая ноги в нужное положение. — Можешь продолжать.

И Паша продолжил.

Попробовав немного протолкнуть член во влагалище.

Благо что изобилие смазки весьма этому способствовало.

После нескольких осторожных попыток Паша заявил:

— Пожалуй, сегодня не получится.

— Не может быть.

— Может. Ты не пускаешь меня.

— Ну почему не пускаю.

— Наверное, потому что ещё не готова.

— А может надо просто сильнее надавить?

И всё растянется.

— Нет, ты же зажимаешься.

— Ну Паша.

— Алиса, не уговаривай. Но в другой раз ещё попробуем.

— Почему бы не прямо сейчас?

— Потому что ты предлагаешь насиловать тебя.

— Оксюморон.

— Вовсе нет. Ну если и не тебя - так твоё тело точно. — Оно-то пока против вторжения.

Значит, старания протиснуться в него, пока оно не хочет пускать — насилие над твоим телом.

— Ты бы выбирал выражения.

Даже близко нет ничего подобного.

— А я так это воспринимаю. Я просто честен с тобой.

И тебе советую оценивать такие вещи как есть.

— А я-то уже размечталась, — вздохнула Алиса.

И села, поняв, что Паша непреклонен в своём намерении снова отложить проникновение.

— Вот и хорошо.

Когда-нибудь это поможет воплотить твою мечту. Нашу.

Впрочем, могу попробовать уменьшить твоё разочарование.

Если хочешь, могу просто поласкать тебя, как обычно. Без проникновения.

Я просто буду гладить тебя там головкой, хорошо?

Наслаждайся лаской и не отвлекайся.

— Хорошо.

— И можешь ноги снова поднять.

— Зачем?

— Чтобы твоё тело привыкало к такому положению.

Будем готовиться к будущему проникновению.

— А, ну ладно.

***

Алиса прикусывала губы от желания проникновения, пока Паша ласкал её.

Моля, чтобы головка спустилась ниже, ко входу.

И углубилась в неё.

Надавив с достаточной силой, чтобы преодолеть сопротивление её упрямого неподдающегося давлению тела.

Чтобы прошла вглубь неё. Потом ещё. И ещё.

19. Хитрость

Ра­зом­левшая от сво­их же­ланий и фантазий, а также от ласк Па­ши, Али­са упус­ти­ла тот мо­мент, ког­да внут­ри неё воз­ник не­боль­шой дис­комфорт.

Немного глуб­же того места, к ласкам которого она привыкла.

И хотя её внут­ренние мыш­цы опять реф­лектор­но сжа­лись (хо­тя уже и не так силь­но, как рань­ше), что­ могло и на этот раз по­мешать про­ник­но­вению, но Па­шин член уже успел уг­лу­биться в неё боль­ше обыч­но­го.

И только потом его обхватили её судорожно сжавшиеся от незнакомого состояния мышцы. На этот раз немного опоздав с созданием препятствия углублению.

Её сер­дце зас­ту­чало ещё быс­трее.

Па­ша во­шёл в неё?

А ведь го­ворил, что не со­бира­ет­ся.

Сде­лал вид, что от­ло­жил на дру­гой раз.

Или сам не утер­пел и ре­шил сно­ва поп­ро­бовать?

— Али­са, как ты сей­час се­бя чувс­тву­ешь?

Я имею в виду Там.

— Нор­маль­но.

— Нор­маль­но или хо­рошо?

— Хо­рошо.

— Толь­ко чес­тно. Я дол­жен обя­затель­но знать, ес­ли те­бе боль­но.

— Мне не боль­но.

— Точ­но?

— Да.

Па­ша, ты же внут­ри? Ты во мне?

— Да. Но по­ка не очень глубоко. Нельзя сразу сильно глубоко. Постепенно.

— Но как ты умудрился?

Я же да­же не за­мети­ла, когда ты успел надавить.

Хотя только об этом и думала.

— Ты рас­сла­билась, от­влек­лась — вот я и я смог нем­но­го уг­лу­бить­ся. Даль­ше обыч­но­го.

— По­нят­но. Хит­ростью ме­ня от­влёк.

Ска­зал, что не бу­дешь вхо­дить.

А сам вос­поль­зо­вал­ся тем, что я рас­сла­билась, — с улыб­кой зак­лю­чила Али­са.

— Во­ен­ная хит­рость.

Это был иде­аль­ный спо­соб вой­ти в тебя, не на­силуя те­бя.

— Ну ты опять про на­силие. Да­же те­перь.

— Юри­дичес­ки это ко­неч­но не на­силие, а вот фи­зичес­ки бы­ло бы имен­но на­силие — твоё те­ло ведь соп­ро­тив­ля­лось. Точнее, вообще не пускало.

Так что вы­бор был скром­ный: или ид­ти нап­ро­лом, не счи­та­ясь с соп­ро­тив­ле­ни­ем тка­ней вла­гали­ща и рискуя их травмировать.

Или об­хитрить твоё те­ло.

Рас­сла­бить его — и вой­ти без соп­ро­тив­ле­ния.

Как ты са­ма по­нима­ешь — ва­ри­ант «нап­ро­лом» ме­ня со­вер­шенно не ус­тра­ивал.

Это не для нас.

— Ну, нем­ножко дав­ле­ния — нор­ма.

— Вот нем­ножко и по­лучи­лось.

Сов­сем без не­го в са­мом де­ле ни­как. Надо ведь растянуть тугие стенки.

А сверх нем­ножко — уже риск трав­ми­ровать те­бя.

Ты же не хо­чешь вы­зывать ско­рую пос­ле ак­та?

— Не хо­чу. Луч­ше с то­бой по­быть.

Что даль­ше бу­дешь де­лать?

— Как хо­чешь.

— Ты зна­ешь, как я хо­чу.

— Впе­рёд и толь­ко впе­рёд?

— Да.

— У те­бя не по­яви­лось неп­ри­ят­ных ощу­щений внут­ри с момента первого надавливания?

— Нет. Толь­ко при­ят­ные.

— Тог­да да­вай поп­ро­бу­ем ещё глубже.

С паузами.

Вот толь­ко боль­ше об­хитрить те­бя уже не по­лучит­ся.

— Это и не по­надо­бит­ся. Вхо­ди даль­ше, до­рогой гость.

— Не то­ропи ме­ня. Я и сам то­роп­люсь.

Но для те­бя луч­ше пос­те­пен­но рас­тя­нуть­ся.

Что­бы тка­ни ус­пе­вали адап­ти­ровать­ся к но­вому сос­то­янию.

— Хо­рошо, ты прав.

— Те­перь мож­но ещё нем­но­го вглубь.

А как те­бе те­перь?

— Хо­рошо.

Толь­ко очень неп­ри­выч­но.

— Что имен­но?

— Очень уж рас­пи­ра­ет из­нутри.

— Не силь­но?

— Не знаю, силь­но это или нет.

Но ско­рее при­ят­но, чем на­обо­рот.

Да­же слиш­ком.

Те­перь я по­нимаю, что это хо­рошо, что в сос­то­янии эрек­ции член та­кой вну­шитель­ный.

— А рань­ше как ты счи­тала?

— Чес­тно?

Я не пред­став­ля­ла, как он мо­жет во мне по­мес­тить­ся.

Те­оре­тичес­ки-то ко­неч­но пред­став­ля­ла, а вот в от­но­шении се­бя не осо­бо.

Казалось, что во мне недостаточно места для него. Что моё тело не способно его принять. Хотя это наивно конечно.

— Яс­но. Мо­жет, ты по­это­му и за­жима­лась?

— Не знаю. Мо­жет быть.

— На­вер­ное, не на­до бы­ло те­бе ви­деть член раньше времени.

Мо­жет, про­ще бы­ло бы вой­ти. И тогда раньше совокупились бы.

— Да ты во­об­ще ока­зал­ся круп­нее, чем я пред­став­ля­ла.

— Как это? Я дав­но та­кой, ка­кой есть.

— Это да. Но я толь­ко с на­чалом на­ших но­вых от­но­шений за­мети­ла, как ты вы­рос за эти го­ды.

— А рань­ше не за­меча­ла?

— В мо­ём вос­при­ятии твой ны­неш­ний об­лик как-то зас­ло­нял­ся ра­нее зна­комым мне об­ли­ком маль­чи­ка-подростка.

И толь­ко ког­да мы стали заниматься лас­ками, я вдруг по­няла, что ты здо­ровен­ный па­рень.

И дав­но уже нам­но­го круп­нее и силь­нее, чем рань­ше.

— Яс­но. В об­щем, я как бы вы­рос в тво­ём вос­при­ятии.

— Вро­де то­го. Чувс­твую, с ка­кой си­лой ты ме­ня сжи­ма­ешь — и толь­ко в этот мо­мент по­нимаю, нас­коль­ко ты стал силь­нее.

А ведь и рань­ше был си­лён, да­же в детс­тве.

Смот­рю на твои ру­ки и ви­жу — а мыш­цы-то у те­бя ка­кие.

И ку­да я толь­ко смот­ре­ла все эти го­ды?

— В са­мом де­ле. Хо­рошо ещё, что хоть я за­мечал, что ты ме­нялась.

И те­перь, сла­ва бо­гу, ты уже не по­хожа на преж­не­го под­рос­тка, хоть и со­вер­шенно оча­рова­тель­но­го.

Но те­перь ты ещё бо­лее оча­рова­тель­ная и же­лан­ная де­вуш­ка с со­вер­шенно дру­гими про­пор­ци­ями тво­его неж­но­го те­ла.

Вызывающими безудержное желание владеть этим телом.

— Вот уж не ду­мала, что ты сле­дишь за про­пор­ци­ями.

— А как же. Тем бо­лее ког­да эти про­пор­ции всё вре­мя на ви­ду ма­ячат.

И вид­но, что и под ма­еч­кой ста­новит­ся всё пышнее и тес­нее.

И бёд­ра при­об­ре­та­ют но­вые вос­хи­титель­но же­лан­ные очер­та­ния, — до­бавил Па­ша, гла­дя эти бёд­ра. — На­конец-то они по­до мной.

Что, тебе неудобно?

— Удобно.

— Но ты сно­ва сжа­лась.

— Это прос­то ре­ак­ция на твои сло­ва и жес­ты.

— Да? Ка­кая ми­лая ре­ак­ция.

На­до бу­дет по­чаще что-ни­будь по­доб­ное рас­ска­зывать те­бе во вре­мя со­ития.

Как дол­го и силь­но я хо­тел те­бя.

Ох, ну что же ты де­ла­ешь, Али­са? - встревоженно спросил Паша. - Зачем ты так резко подалась ко мне?

— Прос­ти. Это то­же реакция на твои слова.

— Ну ку­да ты спе­шишь?

Я тут ду­маю, как бы по­мяг­че и по­ак­ку­рат­нее протиснуться в неё, а она что делает.

— А я пош­ла навс­тре­чу. Но я не на­роч­но.

Мне просто неудержимо захотелось быть ещё ближе к тебе.

Меня просто очень возбуждают твои слова о том, что ты меня хочешь.

Вот и возникает потребность скорее сблизиться.

Вот я непроизвольно и пододвинулась поближе.

— Ладно, всё хорошо. Я же не упрекаю. Просто испугался за тебя.

Скажи... У те­бя же ни­чего не за­боле­ло внутри из-за тво­его дви­жения навс­тре­чу?

— Вро­де бы нет.

— Вроде бы?

Всё, идём про­верять те­бя к ги­неко­логу.

Нет, лучше вы­зовем на дом.

— Не на­до па­ники, милый.

По­ка нет ни­каких при­чин бе­жать к ги­неко­логу.

— Ты боль­ше не пу­гай ме­ня та­кой не­ос­то­рож­ностью, по­жалуй­ста.

— Пос­та­ра­юсь.

— Хо­тя ко­му я это го­ворю. Я же прек­расно знал, что за че­ловек моя же­на. Страстный и смелый.

— Паша, может, и фрик­ции то­же до­пус­ти­мы уже сегодня?

Раз всё вполне без­бо­лез­ненно.

— Тебе ещё и фрикции?

Не слишком ли много для первого проникновения?

Не бу­дем рис­ко­вать, лю­бовь моя.

А то есть риск, что из-за сегодняшнего не­тер­пе­ния по­том при­дёт­ся дольше ждать повторения проникновения.

Так что фрик­ции по­дож­дут.

Ты за­была, что те­бе по­ка мож­но толь­ко ред­кие ак­ку­рат­ные со­вокуп­ле­ния?

— Ах да. Я и в са­мом де­ле за­была. Забудешь тут, когда такое желание...

Па­ша… на­де­юсь, что хотя бы этот раз ты внутри меня э­яку­лируешь?

— Нет ко­неч­но. Мне же нежелательно рез­ко вы­ходить из те­бя. Так что толь­ко в те­бя.

— Тог­да хо­рошо.

— Те­бе так хо­чет­ся, что­бы я в те­бя э­яку­лиро­вал?

— Ко­неч­но. Ведь тог­да во мне бу­дет суб­стан­ция, ко­торую про­из­ве­ло твоё те­ло и которая может привести к беременности.

И хо­тя в этот раз я вряд ли мо­гу за­бере­менеть (не тот день цик­ла), да и ра­но по­ка, но мне при­ят­но знать, что во мне уже есть твои спер­ма­тозо­иды.

И пусть не в этот раз, но ког­да-ни­будь один из та­ких спер­ма­тозо­идов прев­ра­тит­ся во мне в тво­его ре­бён­ка.

А пока пусть время от времени попадают в меня.

— А вот как раз и они. Ло­ви.

***

Али­са не смог­ла бы уточ­нить, что Па­ша име­ет в ви­ду.

Так как он по­ка не смог бы ей от­ве­тить из-за э­яку­ляции.

Но она и так по­няла, что он го­ворил об этом.

Пос­ле э­яку­ляции Па­ша ос­то­рож­но вы­шел из Алисы и обес­си­лен­но при­лёг ря­дом.

Семяизвержение ста­ло пос­ледней кап­лей в его ус­та­лос­ти от свер­ху­силий, по­надо­бив­шихся для ак­ку­рат­но­го про­ник­но­вения в под­ру­гу.

Али­са не тре­вожи­ла его, ожи­дая, ког­да он вос­ста­новит­ся.

И смаковала пока ощущения, пережитые при проникновении.

Вспоминая Пашины слова, ласковые интонации.

И вспохохи то и дело прорывающегося возбуждения, которому Паша так и не дал в этот раз разгуляться, щадя девственное тело любимой.

20. Тоже удовольствие

— Да, ощу­щения от э­яку­ляции в те­бя прин­ци­пи­аль­но дру­гие, — пер­вое, что про­из­нёс Па­ша, ед­ва смог го­ворить.

— Ну вот ви­дишь. А ты хо­тел и даль­ше от­кла­дывать.

— Так ра­ди те­бя же.

— А мне то­же хо­рошо.

— Хо­рошо? Кста­ти, сей­час то­же ни­чего не бо­лит?

— Не бо­лит. И мо­жешь не за­давать мне этот воп­рос каж­дые пять ми­нут.

— Ес­ли бы ты зна­ла, как нас стра­щали тем, что мож­но да­же не­ча­ян­но по­кале­чить де­вуш­ку (а тем бо­лее девс­твен­ни­цу) не­ос­то­рож­ным про­ник­но­вени­ем — ты бы по­няла, по­чему я пос­то­ян­но это спра­шиваю.

Я же не вар­вар всё-та­ки. А влюб­лённый муж­чи­на.

— Хо­рошо, спра­шивай что и сколь­ко хо­чешь.

— И спро­шу. Хо­тя и знаю от­вет. Ты-то ор­газма не ис­пы­тала?

— Труд­но по­нять. Мо­жет и нет. По­том, ес­ли я ис­пы­таю ор­газм, я луч­ше пой­му, ис­пы­тала его или нет в этот раз.

— Зна­чит, не ис­пы­тала. Ина­че сом­не­ний не бы­ло бы.

— Но я всё рав­но по­лучи­ла боль­шое удо­воль­ствие.

От по­нима­ния, что нас­лажде­ние ис­пы­тал ты.

— Очень аль­тру­ис­тично с тво­ей сто­роны.

Но это­го ма­ло. На­до бу­дет ис­пра­вить это.

— Не пе­режи­вай. Мне ка­жет­ся, что я рань­ше уже мно­го раз ис­пы­тыва­ла ор­газм.

— Без по­лово­го ак­та?

— Ну да. А во вре­мя по­целу­ев.

— За­меча­тель­но. То есть в са­мом де­ле за­меча­тель­но. Что да­же от по­целу­ев.

Но на­до бу­дет до­бить­ся, что­бы и во вре­мя сек­са то­же.

— Все­му своё вре­мя.

Рань­ше во­об­ще мно­гие толь­ко пос­ле ро­дов на­чина­ли ис­пы­тывать ор­газм.

— Мы не ста­нем так дол­го ждать. Вот при­дёт вре­мя, ког­да те­бе мож­но бу­дет без ог­ра­ниче­ний и пе­ред ову­ляци­ей. И обя­затель­но добь­ём­ся ор­газма.

Кста­ти, ког­да те­бе мож­но в сле­ду­ющий раз?

— Ес­ли по ре­комен­да­ци­ям, то че­рез ме­сяц.

— Ме­сяц… Та­кой дол­гий ме­сяц.

Хо­тя я дол­жен быть счас­тлив, что у нас есть всё то, что уже есть.

21. После акта

Паша притянул Алису к себе и так замер с ней рядом.

Алиса с готовностью прижалась к его горячему телу и с удовольствием впитывала излучаемое мужем тепло своей кожей.

А её душу дополнительно согревала мысль, что чуть раньше она впитала ещё и его благословенное семя.

Забывшись, в порыве нежности, Алиса провела пальчиками по груди Паши, ощущая, как напрягаются в ответ его мышцы.

Но, как это уже было много раз, Паша взял её ладошки в свои, убирая их со своего тела.

И хотя он стал покрывать её пальцы лёгкими поцелуями, иногда посасывая так, как её больше всего возбуждало, это не меняло того факта, что он всё же не позволил ей ласкать его.

Алиса вздохнула — ну да, Паша ведь просил не трогать его пока лишний раз.

Дескать, чтобы не перевозбудить его сверх всякой меры.

— Ты всё ещё считаешь, что не пришло время, когда и мне можно ласкать тебя? — тихо спросила Алиса.

— Прости. Но давай ещё немного с этим потерпим.

— Я думала, что уж теперь-то можно.

Когда мы уже… когда ты уже был во мне.

— Как раз теперь-то особенно нельзя.

— Почему?

— Потому что теперь я уже не по фантазиям, а по собственному опыту знаю, как в тебе восхитительно.

— И каким образом это делает нежелательными мои прикосновения?

— Алиса, но это же элементарно.

Прикасаясь ко мне так, как сейчас, с такой чувственностью и нежностью, с таким желанием, ты будишь во мне просто невыносимое желание.

Которое почти невозможно контролировать.

Мне нестерпимо хочется снова войти в тебя.

И двигаться там у тебя внутри как можно дольше и быстрее.

А утолять это желание пока нельзя, не рискуя травмировать тебя, не рискуя причинить тебе боль.

Так что… давай не будем испытывать моё самообладание.

Я так тебе благодарен за подаренные эмоции и наслаждение, — сказал Паша тише. — За то, что ты отдалась мне.

Но никакие слова не выразят всей моей благодарности.

— Мне вполне достаточно и тех, что есть.

— Как жаль, что тебе достаточно столь малого.

— Но я же тоже благодарна тебе.

И тоже не знаю, как выразить благодарность.

— Хочешь сказать, что мы квиты?

Нет, моя милая. Я всё же в долгу.

Хотя бы потому, что ты пока осталась без оргазма.

— Не оргазмом единым жив человек.

Эмоции тоже много значат.

— Да. Много.

Но ты просто не знаешь, о чем говоришь.

Вот потом поговорим об этом.

Вернёмся к этому разговору, когда и ты испытаешь оргазм.

А это случится. Я позабочусь об этом.

— Допустим.

Но и уже испытанного мной — в самом деле очень и очень много.

Наконец-то мы были полностью вместе.

Теперь мне знакомо ощущение соединённости с тобой. Максимального контакта, полной близости.

Тесного-претесного контакта. Внутри меня…

Теперь я знаю, что могу чувствовать, когда ты погружаешься в меня и растягиваешь твоим членом моё влагалище.

— Тебе правда понравилось?

— Ну конечно же.

Сколько раз мне это повторить, чтобы ты поверил?

— Да я верю… Хотя всё равно всё это так удивительно.

— А я охотно повторила бы всё снова.

— Обязательно. Но не сейчас.

Всему свое время, родная.

Давай лучше просто поцелуемся.

Теперь в качестве любовников, прошедших через дефлорацию и первое проникновение.

— У тебя не пропал интерес к поцелуям, несмотря на то, что теперь ты знакОм с бОльшим?

— А почему он должен пропасть?

Наоборот. Теперь мне даже ещё сильнее хочется трогать твои губы, посасывать их.

И по твоим соскам я тоже очень соскучился.

***

Паша стал касаться губами её лба, висков.

Когда он добрался до губ, Алиса почувствовала, что у Паши снова эрекция.

— Паша.

— Что, моя любовь?

— У тебя эрекция.

— Это не новость для тебя.

Ты знаешь, что, когда я тебя ласкаю, у меня у самого тоже всё встаёт.

— Да. Но теперь…

— Что?

— Я помню всё, что ты говорил про рискованность повтора…

— Но ты жаждешь удовлетворять меня снова и снова столько раз, сколько у меня встанет?

— Почему бы и нет?

Тем более что… мне не по себе от мысли, что, если ты не войдёшь в меня, то снова семя пропадёт даром.

— Вот оно что. А тебе непременно нужно, чтобы оно попало в тебя?

— Если это возможно.

Это было бы очень желательно.

— Ты решила отныне всё моё семя ловить до того, как оно прольётся вне тебя?

— Ну Паша.

Ты такой упрямый. Хотя сам тоже снова хочешь.

— Очень. Очень хочу. Ты даже не представляешь, как.

Так хочу, что готов двигаться в себе столько, сколько позволишь.

Но пока вынужден довольствоваться тем, что просто постоянно трогаю тебя там, куда хочу входить. Благо что ты позволяешь трогать.

Кстати, сейчас тоже можно?

— Конечно.

— Как я обожаю твою влажность.

Твоё желание близости со мной, воплощённое в твоей влажности.

И как люблю смачивать твоими соками твои соски перед тем, как слизывать с них твои соки.

Правда, сейчас у тебя тут внизу, кроме твоей смазки, наверняка и моя сперма…

Так… и не только сперма.

— А что ещё?

— Как я раньше-то не подумал. Не проверил… Прости меня, любимая.

— А что случилось-то?

22. Не повод переживать

Паша растерянно промолчал.

Не понимая, что так смутило Пашу, Алиса подняла его руку, чтобы посмотреть, в чём дело.

И сразу всё поняла. Ну конечно. Так бывает.

— Ты из-за этого переживаешь? — спросила она, показывая взглядом на его руку.

Паша кивнул.

— Это не повод переживать, — уверенно отметила Алиса.

— Это же… твоя кровь.

— Ну и что?

— А я-то понадеялся, что получилось войти достаточно аккуратно.

— Так и есть. Всё получилось максимально аккуратно.

— Но всё же не обошлось без надрывов.

— Ты же знаешь, что иногда небольшие надрывы гимена неизбежны при проникновении. Это нормально.

Ты же не пустился после проникновения в активные фрикции, что могло бы сделать надрывы больше.

— Хоть это хорошо.

А ты ещё и на фрикции меня уговаривала. И на повтор.

Какой тут повтор может быть, пока у тебя не заживёт.

— Я же не знала, что у меня там есть чему заживать.

Думала, что раз не больно, то и надрывов нет.

Ой, Паша, я же тебя наверняка запачкала.

— А я тебя поранил.

— Покажи член. Ну вот, так и есть. На нём тоже следы крови остались.

— Это пустяки по сравнению с тем, что я тебя поранил.

— Большое спасибо, что наконец-то поранил в этом месте. Нужное дело.

Ранка быстро заживёт. А мы зато можем теперь всё чаще соединяться.

— Но раз есть кровь — значит, сосуды немного повреждены. Значит, целостность кожи нарушена.

Значит… Алиса, тебе было больно?

Ты не сказала мне об этом. Почему ты не призналась?

— Ты думаешь, что я просто это скрыла, чтобы не расстраивать тебя?

— Зная тебя, не могу этого исключать.

— Я просто сама не заметила. Мне не было больно.

Ты же знаешь, что при повреждениях иногда сначала не больно.

-… А потом больно да?

У тебя тоже начинает болеть?

— Пока нет.

Не думала, что будет кровь. Мне же не было больно.

— Совсем?

— Ну разве что совсем символически.

Наверное, это всё эндорфины.

— Может быть. Ты из-за них не заметила боли.

Но теперь ничего не поделаешь.

— Я в душ.

— Я тоже.

— Паша, зачем ты поднимаешь меня? Я сама дойду.

— Позволь мне отнести тебя.

— Зачем?

— Я же заметил, что ты поморщилась, когда встала.

Или ты скажешь, что это не от боли?

— Ну от боли. Наверное, теперь способность её замечать вернулась.

— Я тебя поранил — я и позабочусь о тебе.

И кровь смою сам.

Позволь мне самому и на этот раз помыть тебя.

— Ну хорошо. Спасибо.

Просто я пока не привыкла, что твоя забота заходит настолько далеко.

— Привыкай поскорее, любимая.

23. Снова душ

Моя Алису, Паша был бережен в этот раз так, как никогда раньше.

Хотя он и раньше был всегда крайне деликатен, когда мыл-ласкал Алису.

Но сейчас он и вовсе не мыл, а только ласкал её кожу, словно снова боясь к ней прикоснуться.

Всё время думая о том, что невольно причинил ей боль. И повреждения. Хоть и небольшие, хоть и «запрограммированные», предусмотренные природой, но всё же повреждения.

— Пашенька…

— Что?

— Ну вот как мне было не отдаться тебе, раз ты так меня любишь?

Я не могла не отдаться.

Твоя давняя забота и нежность меня просто вынудили отдаться.

— Да? Не знал, что заботой и нежностью я склоняю тебя аж отдаться мне.

— Неужели совсем не догадывался, что я могу влюбиться в тебя из-за такой заботы?

— Ну… я конечно хотел бы надеяться…

Но не думал, что забота может так уж сильно повлиять на твою влюблённость.

Не думал, что она так уж сильно вызывает желание отдаться.

И заботился скорее потому, что у меня у самого была и есть потребность заботиться о тебе.

Алис…

Это же так приятно заботиться о любимой девушке.

Растроганная искренними интонациями Паши Алиса решилась спросить:

— А можно мне взамен тоже позаботиться о тебе?

— Ты и так заботишься.

И буквально недавно позаботилась обо мне самым восхитительным образом, позволив войти в тебя.

…Да ещё и кончить в тебя же.

— Я о другом… Я спрашиваю разрешение… трогать тебя в душе.

— Алис. Ну ты опять об этом. Выяснили же уже всё.

— Я помню. Просто мне очень хочется так же свободно ласкать твоё тело, как ты моё.

И трудно поверить, что это так уж опасно.

— Опасно, опасно. Уж поверь мне.

Так что будь другом — не проси пока.

Я бы и сам с радостью позволил тебе ласкать меня.

Я улетаю от твоих лёгких касаний.

Но пока нельзя.

Ты же не хочешь, чтобы я тебя всё-таки изнасиловал?

Тем более теперь, когда уже известно, что у тебя всё же есть внутри надрыв, который кровоточил.

Уверяю, что активные фрикции пока не были бы приятны для тебя.

— Насилие тут ни при чём.

— Оно стало бы очень даже при чём, если бы я не смог бы остановиться, когда стало бы ясно, что это необходимо.

— Но ты же смог бы…

— А вот я не уверен, что смог бы.

Даже если бы ты попросила.

Даже если бы видел, что тебе уже больно…

Да-да, не смотри на меня с таким сомнением.

Не веришь?

— Не верю.

— А зря.

Это я сейчас вроде добренький, когда более-менее владею собой.

А если спущу тормоза, то сам не знаю, что могу натворить.

— Ничего плохого.

— Алиса, давай не будем проверять, хорошо?

Даже если бы ты потом простила бы меня, то куда мне деться от собственных-то вины и совести?

Что потом прикажешь делать, когда я опомнился бы?

Как жить, зная, что я насиловал тебя сразу после дефлорации?

Не смотря на то, что знал, что у тебя были надрывы.

Что тебе было больно.

Что это на годы может заморозить твою чувствительность из-за боли и обиды.

Что это, наконец, может быть опасно и вредно для тебя.

И покалечить тебя — повредить твои родовые пути!

Так что лучше уж мы сейчас сделаем всё, как надо.

Потерпим, когда надо.

И зато скоро сможем совокупляться столько, сколько захотим.

Вот тогда и соблазняй меня, как хочешь.

Я только рад буду.

Да что там — я и сам буду к тебе приставать и соблазнять тебя всё время.

Зная, что тебе уже можно сколько угодно близости и что ты сама меня хочешь.

— Ну хорошо. Я больше не буду приставать к тебе.

Пока ты сам не скажешь, что уже можно.

— Вот и хорошо.

Не будем рисковать напрасно.

Не надо тревожить твою ранку даже осторожными повторами, не говоря уже о неосторожных.

А то боль приглушила бы чувствительность твоих нервов.

А мне так хочется, чтобы ты скорее смогла получать удовольствие от фрикций. И сам оргазм.

***

Паша замолчал, чтобы сосредоточиться перед тем, как трогать Там.

Он погладил клитор и внутренние губы подруги, надеясь, что приятные импульсы помогут ему хоть немного смягчить болезненные ощущения в теле Алисы.

Её ответная дрожь намекнула ему, что его старания не безуспешны.

Но решиться потрогать «там» пока не получалось.

Паша боялся, что в этот раз его прикосновение может причинить Алисе боль.

Сама кровь давно смылась водой.

И Паша надеялся, что необязательно «там» вообще прикасаться.

Алиса заметила, что он медлит.

И сказала:

— Паш, я сама там помою, хорошо?

— Хорошо.

А то я боюсь, что тебе будет больно, если там сейчас трогать.

— Нормально.

— Я только сейчас понял, что боюсь увидеть, как у тебя там стало. После нашей близости.

Если что не так — это же я… натворил.

— Всё хорошо. Если захочешь посмотреть — сам убедишься.

— Уже хочу. Лучше сразу, чем томиться от неизвестности.

Ты закончила?

— Да.

— Тогда я отнесу тебя обратно.

Я должен как можно скорее убедиться.

***

— Убедился?

— Ага… Нормально…

— Ну вот. Больше не переживай.

— Легко сказать. Постой.

— Что?

— Полежи ещё немного.

Позволь мне ещё посмотреть.

— Ладно. Паша, не переживай.

Я же не после родов.

Вот после родов в самом деле есть на что обратить внимание. — И плаценту осмотреть, и внутренние пути, и снаружи.

А сейчас не о чем волноваться.

— Да уж. Роды это в самом деле на порядок тревожнее.

— Ну вот и не тревожься раньше времени.

24. Здесь был Паша

Ведомая приливом нежности, вызванным нежностью Паши, Алиса приподнялась и потянулась к Паше, чтобы погладить его по щеке.

Но едва она коснулась его щеки, как он мягко вернул её обратно в горизонтальное положение.

— А я не только тревожусь.

Я ещё и просто смотреть хочу, — с детской непосредственностью добавил Паша. — Так что полежи пока ещё.

***

И, снова осмелев, шире раскрыл Алисины губы, чтобы видеть ещё больше.

— Очаровательно… — выдохнул Паша и начал ласково поглаживать внутренние складки и кожу вокруг входа во влагалище.

***

Сердце Алисы застучало быстрее.

Мало того, что она до сих пор не до конца привыкла к подобным нежностям.

И хотя иногда ей уже удавалось почти полностью расслабиться и отдаваться Пашиным ласкам расслабленно, а не сжимаясь, но обычно она была вне себя от волнения, вызванного не только и не столько интимностью жестов, сколько Пашиной нежностью.

Его восторгом и непосредственностью.

Но в этот раз уже более-менее привычные Пашины жесты и реакции снова стали восприниматься острее и волновали её сильнее, чем раньше.

Не иначе как из-за того, что в этот раз он впервые ласкал её после полового акта.

Их первого акта. Хоть и без фрикций.

Но Паша ведь был в ней. Полностью погрузился.

В этот раз она особенно остро чувствовала свою наготу и какую-то раскрытость, полную беззащитность.

Можно было подумать, что раньше остроту восприятий притупляло наличие гимена, а теперь вот, после его разрушения, между ней и Пашей совсем не осталось преград. Даже в виде этой символической тончайшей ненадёжной преграды.

Паша, похоже, заметил, что она в этот раз напряжена больше, чем раньше.

И, спохватившись, но не переставая гладить её внутренние складки, с надеждой в голосе уточнил:

— Можно же смотреть? — словно он только смотрел.

— Смотри, конечно, если хочешь… — промолвила Алиса, трепеща от поглаживаний Паши.

— Но тебе же не жалко? — уточнил Паша, уловив оттенок сомнения в голосе подруги.

— Не жалко. Но ты уже столько раз это видел, что я просто не понимаю, почему тебе хочется снова смотреть. Да ещё и так часто.

— Ты меня сколько раз видела?

- … Не знаю. Много.

— А твоё желание видеть меня прошло из-за того, что ты уже много раз видела меня?

— Нет. Ты хочешь сказать, что…

— Да. Именно. На любимое хочется смотреть снова и снова, даже если видел это уже много раз.

К тому же… как бы сказать это…

Алис… я же в первый раз смотрю на твоё лоно после того, как побывал там внутри.

Понимаешь?

— Пока не совсем.

— Ну я смотрю на него и вспоминаю, как мне было там… волшебно.

Как туго ты меня обнимала там внутри.

Как я излился в тебя. Туда. Понимаешь?

***

Алиса слушала Пашины объяснения со слегка ошарашенным видом, задумчиво.

Видя, что она в самом деле не совсем его понимает, он продолжал попытки подобрать слова.

— Алис, ну раньше-то я видел тебя в этом месте, когда оно было ещё девственным.

И только сейчас я вижу это прехорошенькое место уже не девственным.

А в новом статусе, если можно так сказать.

Причём это ведь я, Я сделал его не девственным.

Это же я вошёл в тебя первым.

Это же Я первым в тебя излился.

И этим словно закрепил мои права на тебя.

Сделал тебя окончательно моей.

— Как бы пометил тут: «Здесь был Паша». Да?

— Да, именно так.

Ну как тут не иметь потребности видеть это место после всего этого?

Я смотрю на него… и В него… и чувствую, как во мне происходят какие-то неуловимые, но важные процессы.

— Какие? — прошептала Алиса, всё больше удивляющаяся от таких неожиданных признаний друга.

- … Трудно сказать. Во мне словно крепнет ощущение, что мы… одно целое, что ли…

Мне кажется, что твоё тело всё больше становится частью моего…

Особенно после того, как я побывал в тебе…

И прочувствовал оргазм, находясь в тебе.

Это такое явственное ощущение… что мне кажется, будто я вот-вот начну чувствовать любое твоё ощущение в твоём теле…

Словно мои нервы стали едиными с твоими нервами…

Но даже эти интереснейшие телесные ощущения — не главное.

— А что главное?

— Ощущения в душЕ. Ощущение безграничного обожания. Хотя нет, бесполезно даже пробовать это выразить.

И вообще мне кажется, что ты и есть моя душа.

В общем, я не знаю, как всё это высказать.

Но меня переполняет такое торжество и ликование.

И от того, что ты отдалась мне.

И от того, что… Алис, у меня такое чувство, что я только теперь стал цельным человеком.

— А до этого?

— А до этого я был половиной целого существа.

А теперь к этой бывшей половине добавилась вторая половина — ты.

И поэтому теперь я стал целым существом.

Когда я вместе с тобой. Когда я в тебе.

Когда я и ты едины.

А ещё, — резко сменил наклон разговора Паша, — мне крайне приятно знать, что в тебе наверняка остались хотя бы капли моей спермы. Даже если основная часть и вытекла уже.

И может быть некоторые из моих сперматозоидов даже смогли пробраться через цервикальный канал в твою маточку.

***

С этими словами Паша нежно провёл языком по её животу.

Над тем местом, где находится матка.

Усилив этим жестом приятную сладостную пульсацию внутри её тела.

Не удержавшись, он лизнул ещё. И ещё.

Сочетая эти движения с возобновившими движениями пальцев возле клитора.

Алиса прикрыла затуманившиеся от усилившегося желания глаза.

Желания соединения.

Она бы снова попросила сейчас Пашу войти.

Ей так сильно этого хотелось.

Но хорошо помнила, что он просил не просить его пока входить в неё.

Так что оставалось только терпеть желание соединения, распаляемое ласками, но не имеющее пока шансов на удовлетворение.

— Нет, я понимаю, конечно, — услышала Алиса Пашин голос сквозь пелену желания, — что в этот раз мои сперматозоиды всё равно не встретят в твоих трубах яйцеклетку.

И зачатие не состоится. Не тот день.

Ребёнка в этот раз мы не сделали.

Но ведь только в этот раз.

А потом когда-то и встретят, и состоится, и сделаем.

Так что в качестве первой репетиции всё вполне славно.

И пока мне приятно даже думать, что в твоих придатках мои сперматозоиды.

МОИ, понимаешь? В ТВОИХ.

Если, конечно, им удалось пролезть через слизистую пробку в твоём цервикальном канале.

Но скорее всего удалось.

В любом случае потом, когда мы научимся добиваться твоего оргазма, эта пробочка будет вылетать из канала, как миленькая. Куда она денется.

Тем более, что потом мы будем соединяться и в дни перед твоей овуляцией.

А это усиливает наши шансы получить твой оргазм.

И тогда моим сперматозоидам точно ничто уже не помешает хлынуть в твою маточку и найти в трубах яйцеклеточку.

И тогда… Алис, тогда через девять месяцев я приму в свои руки плод нашей любви. —

Вышедшего из тебя нашего ребёнка.

Настоящего. С ручками и глазками и всем остальным.

Грандиозно, правда?

25. Причина невинности

— Что?

— Ты слышала, что я только что говорил?

— Да. Просто… прости, меня немного отвлекли от твоих слов твои действия. Твои пальчики.

Непросто, знаешь ли, сосредоточиться на словах, когда тебя так ласкают.

— Как «так»?

— Так возбуждающе.

И с такой умопомрачительной нежностью и изысканностью.

— А, ну тогда ладно, можешь не сосредотачиваться.

Я могу и потом ещё раз повторить то, что я говорил.

Главное — наслаждайся, раз тебе настолько приятно.

— Спасибо, милый.

Я всё слышала конечно.

И весьма впечатлена.

Просто поддерживать разговор затрудняюсь…

Тем более в таком состоянии разнеженности и желания.

И такой впечатлённости.

Паша, я просто в шоке от того, насколько ты любящий и ласковый.

— Просто меня переполняет любовь к тебе и потребность как-то выразить её.

А я не знаю, как.

— Знаешь. Именно так, как ты уже выражаешь.

— Но мне кажется, что того, что я делаю, мало.

— Не мало.

Поверь, я вполне ощущаю, что ты любишь меня.

— А мне кажется, что это не полностью выражает всю огромность моей любви к тебе.

— Полностью. Особенно когда я ощущаю твою огромность внутри себя.

— Алис… — Паша наконец прекратил свои ласки. — Я же просил.

— Ой, ты об этом. Но я не имела в виду, чтобы ты опять входил.

Я помню твою просьбу не просить пока об этом.

Я просто думала, что тебе приятно знать, что мне приятно чувствовать тебя во мне.

— Да приятно-то приятно. Но проблема в том, что слишком приятно. Так, что снова хочется этой приятности. А нельзя. А ты напомнила.

Хотя я и так ни на секунду не забывал.

Но когда ещё и ты об этом говоришь...

— А о том, что мне тоже приятна мысль о твоей сперме внутри — тоже пока лучше не говорить?

— Да, пока лучше не говорить. Потом скажешь.

И тогда я более чем охотно выслушаю все твои откровения.

— Тогда я выскажусь пока о твоих откровениях. —

Пашенька, в тебе столько невинности, даже когда ты говоришь о самом интимном.

И столько деликатности в самых откровенных жестах.

— Это потому что я люблю тебя. А ты меня.

Любовь и делает всё совершенно невинным.

26. Двойная жизнь

После первого соединения с Пашей чувствительность Алисы стала ещё выше.

И продолжала нарастать с каждым новым сеансом его ласк.

Алисе казалось, что она превратилась в комок нервов.

В сплошное ощущение.

Ощущение наслаждения от частых и длительных ласк Паши.

Раньше она была человеком, который много мыслит, а тело служит ему в основном для перемещения в пространстве и выполнения разных действий.

А теперь стало иначе.

Теперь её тело стало ещё и средством дарить Паше наслаждение.

Снова и снова.

Тело оказалось тем даром, который она может преподнести любимому в знак своей любви.

Зная, что этот дар для него весьма ценен.

Что он в нём нуждается.

Что он рад этому дару.

А ещё тело к своим прежним функциям прибавило новые.

Теперь оно стало служить ей ещё и в качестве источника наслаждения.

Особенно грудь и гениталии.

Паша словно включил их своими ласками и своим пристальным вниманием.

И теперь они проснулись и не просто были, а играли важную роль в её жизни.

Дарили ей и Паше наслаждение, помогали выразить и принять чувства.

Алиса зажила словно двойной жизнью.

В обычной жизни она прежняя Алиса — умница, способная и талантливая девочка.

А наедине с Пашей - новая Алиса. Алиса наслаждающаяся.

То есть уже не девочка, а женщина конечно.

Пусть всего раз женщина. Но женщина же.

Гимен уже разрушен, и она уже познакомилась с ощущением члена любимого в себе, приняла в себя его семя.

Как залог будущего зачатия.

Но пока она не привыкла воспринимать себя как женщину.

И поэтому сначала по привычке думала о себе как о девушке.

И только потом, хоть и быстро спохватившись, вспоминала, что теперь она женщина.

Пашина женщина. Его творение.

От этой мысли Алисе становилось теплее на душе.

И сладостно.

И в груди. И Там.

А во второй своей жизни, скрытой от посторонних, она была какой-то совсем новой, незнакомой ей самой Алисой.

И дело не только в том, что она теперь женщина.

Дело совсем в другом.

Алиса открыла в себе новое существо.

Наверное, психологи сказали бы, что это просто ещё одна субличность.

Суть этого нового существа была в том, чтобы дарить Паше наслаждение.

Обычная Алиса была как бы для всех.

Готовая служить всему миру, заботиться о нём, украшать его, в том числе светом своей души.

О том, что она немало украшает его и своим прелестным обликом, Алиса не думала.

Она пока слишком смутно это осознавала.

А вот эта новая, ещё одна Алиса была только для Паши.

Для того, чтобы быть объектом Пашиного желания.

И средством удовлетворения его желаний.

Позволять ему использовать себя для этого.

Алисе это было очень внове, в диковинку.

Она не ожидала, что может открыть в себе такое существо.

Что может настолько полно превратиться в существо, единственный смысл жизни которого — ласкать и позволять себя ласкать.

Но Алиса не возражала против пробуждения в себе такого существа.

Напротив, она встретила это открытие с любопытством и энтузиазмом.

И, когда Паша закрывал за ними дверь, полностью уступала своё тело этой новой субличности.

Алиса-прежняя отступала в сторонку, уступая место Алисе-новой.

Алисе-женщине. Пашиной женщине.

Тело которой становится влажным между ног уже в момент закрывания дверей.

Уже в предвкушении скорых ласк.

Женщине, которая думает только о том, чтобы быть для него источником удовольствия.

И которая счастлива принимать его ласки.

Для этой новой Алисы самым интересным и волнующим становилось то, с чего Паша начнёт раздевание.

С верха или с низа.

Сначала полностью разденет её или начнёт ласкать, оголив хоть немного.

Дотерпит или нет до того момента, когда разденет полностью.

Начнёт ласкать снизу или сверху.

Правый или левый сосок возьмёт в рот первым.

Поцелует сразу или после ласк сосков.

Посчитает или нет, что в этот раз они могут позволить себе полное проникновение.

Или решит ограничиться неполным и только снова раздразнит её.

А с первыми ласками и эти вопросы и мысли улетучивались.

Уступая просто ощущениям и эмоциям.

Иногда (не во время ласк) Алиса думала — не вытеснит ли эта новая чувственная субличность прежнюю Алису полностью.

Не станет ли доминирующей в её личности.

Не перестанут ли её, Алису, интересовать прежние дела.

Не сузятся ли её интересы до интимного общения с Пашей.

Когда она была с Пашей, то это казалось очень возможным.

И даже неизбежным.

Но потом, вне уединения с ним, всё возвращалось на круги своя. —

В круговороте обычных дел и забот Алиса снова умудрялась интересоваться прежними вещами.

И не менее толково, чем раньше, решала свои задачи.

Сама удивляясь тому, что ещё способна и делами заниматься, и довольно увлечённо интересоваться множеством вещей, кроме Пашиных ласк.

И даже ярче и эффективнее, чем раньше.

Жизнь не потеряла для Алисы своего очарования и за пределами Пашиной постели.

Хотя наедине с Пашей, при всём восторге от общения с ним, Алиса не раз ловила себя на странном ощущении.

Оно не казалось ей тревожным или неприятным.

Но на определённые вопросы наводило.

Это было ощущение, что она тонет.

Не в воде, конечно. Хотя какое-то подобие погружения в воду было.

Тонет в чём-то.

Но это не опасно, потому что она поддерживается в этот момент Пашей и его любовью.

А что было бы, если бы не его любовь?

Она утонула бы?

Или просто она тогда и не тонула бы вовсе?

Это было неизвестно.

И Алисе не очень-то хотелось узнать, каков ответ.

Не тонет пока — вот и славно.

И всё же Алисе казалось, что, если она перестанет ощущать любовь Паши, такую сильную и самозабвенную его любовь, как сейчас, то уже не сможет без неё жить.

Разве что существовать. Если сумеет.

А уж если она ощутит его неприязнь или холод, то тогда и вовсе рассыплется. Аннигилируется.

Алиса считала, что это неправильно.

Что нельзя становиться такой зависимой от приязни другого человека.

Что нужно оставаться самодостаточной.

Но пока она не представляла, как этого добиться.

Да и не сильно хотела добиваться.

Сейчас-то Паша её любит.

Во всяком случае, так ей кажется.

Ну, а больше ей ничего и не нужно.

Если когда-то будет иначе — тогда и ясно будет, что делать и как дальше жить.

Или неясно.

Впрочем, даже если она и не сможет жить без его любви — это уже не будет иметь для неё никакого значения.

27. Нежность как средство защиты

После первого соединения с Алисой Паша превзошёл собственные рекорды нежности в обращении с ней.

Но он иначе и не мог.

И дело было не только в его ещё более возросших обожании и благодарности.

Но и в том, что Паша чувствовал потребность защитить подругу.

И ему казалось, будто его нежность (как и его верность) может быть ещё одним важным средством, которое каким-то неизвестным науке образом способно защищать его подругу.

Делать её более везучей и менее уязвимой.

И вообще, и в плане недоступности для домогательств.

Потребность позаботиться о безопасности Алисы давно была его основной потребностью.

А забота о её защите — его идеей фикс.

Но после того, как он побывал в лоне Алисы и ощутил его, подруга стала казаться ему ещё более беззащитным и хрупким существом, чем раньше.

Особенно в качестве будущей матери детей.

Может, потому, что теперь он лично прочувствовал (в прямом смысле собственным членом), какое бережное обращение требуется столь важному и столь уязвимому участку её тела, как нежное лоно.

В том числе с его стороны.

И даже в первую очередь, поскольку именно он допущен к этому месту.

Но в своём-то самообладании Паша был уверен почти на все сто.

А вот в бережности остальных — нет.

Более того, Паша было известно о том, что люди бывают совсем не бережны обращении с женщинами. И вообще, и в постели.

Всё это заставляло Пашу страстно хотеть как-то уберечь любимую от любых опасностей.

И в первую очередь не допустить, чтобы кто-то посягнул на святая святых его сокровища.

Ему хотелось бы, чтобы никто даже в мыслях не залазил к Алисе под юбку.

Не пытался представить себе её скрытые красоты.

Не пытался прикасаться к ним даже в мыслях.

Но Паша понимал, что это недостижимый идеал.

Что Алиса слишком привлекательна.

И что обязательно и неизбежно кто-то по несколько раз в день позволяет себе помечтать о его Алисе.

О том, чтобы проделать с ней то же самое, что делает он.

И в лучшем случае с её согласия с в качестве жены, а не девочки на период развлечений.

И что так будет до тех пор, пока Алиса показывается на людях.

То есть всегда.

Поскольку Алиса ни за что не согласится стать затворницей, тем более всего лишь ради его спокойствия по поводу чьих-то там фантазий в её адрес.

Ситуацию немного смягчало то, что многие относились к Алисе всё же как к личности.

Такой уж она человек, что иначе не получается даже у самых циничных людей.

И даже если кто-то мысленно её ласкает, то не совсем забывая о том, что она не только организм, животное.

Или даже хорошо помня о том, что она за личность.

И именно в этом находя её главную привлекательность.

И всё же этого смягчения Паше было недостаточно.

Как и другого смягчающего обстоятельства — высокого уровня культуры на Земле и на многих других планетах.

Настоящей культуры, без внешнего ханжества, прикрывающего похоть.

Высота культурного уровня тоже весьма способствовала тому, чтобы даже в своих фантазиях мужчины обращались с женщинами бережно и уважительно.

Но даже культура не могла (да и не стремилась) запретить мужчинам сами фантазии об обладании симпатичными женщинами

И тем более такими притягательными, как Алиса.

Которая была словно обречена на всеобщее и отчаянное вожделение всеми и каждым, кто уже осознал себя мужчиной.

Из-за её мощной «ауры», ореола сексуальности.

Из-за чего она была словно магнитом для всех.

И ещё неизвестно, кто тут был «пострадавшей стороной»: Алиса или остальные.

Она конечно не была в восторге, когда догадывалась, насколько вожделенным объектом она является для многих.

Но ведь и этим многим было не сладко от того, что они-то никогда-никогда даже не притронутся к ней.

Ну, а раз невозможно запретить остальным мечтать об Алисе, то Паше оставалось заботиться хотя бы о том, чтобы эти мечты не могли воплотиться.

Чтобы никто не подумал, будто есть хотя бы шанс на воплощение этих мечт.

Для этого Паше нужно было просто любить Алису.

И сделать так, чтобы все знали, что она с ним.

Что она его выбрала.

И что он только с ней. И не смотрит по сторонам.

Если бы кто-то посчитал, что он смотрит по сторонам, заглядывается на других девушек или флиртует с ними, то мог бы подумать, что его чувства к Алисе недостаточно сильные.

И что из-за этого есть шанс, что он бросит Алису.

Или что она сама решит расстаться с ним из-за его непостоянства и ветрености.

И всерьёз надеяться на то, что флирт с Алисой может иметь успех.

Из-за этих соображений Паша постарался свести свою обычную жизнерадостность и жизнелюбие в общении с девушками к элементарным любезностям и вежливости.

Давая понять, что у его симпатии к женщинам есть пределы и что его вежливость — это просто вежливость воспитанного и искреннего человека.

И что его сердце уже прочно занято его женой. Алисой.

Так что те времена, когда сердечность и дружелюбие Паши нередко принимали за проявление пылкого увлечения, что приводило иногда к недоразумениям, постепенно стали уходить в прошлое.

28. Соскучились

Изменения, произошедшие в Алисе после их первого раза, не остались для Паши незаметными.

Он заметил, что она стала острее реагировать на его прикосновения.

А самое главное — он почувствовал, что она стала ещё больше ему доверять.

Паша знал, что он заслужил это доверие.

Своим самообладанием, своей заботой, своей бережностью.

И всё равно ощущал какую-то совершенно детскую радость от этого возросшего доверия.

Оно проявлялась в особой открытости Алисы для него.

Паша улавливал эту открытость и по взгляду Алисы, и по тонусу её мышц, и по всему остальному.

Он чувствовал, что она раскрыта для него полностью. Всей душой.

Первые дни после первого соединения он ждал заживления внутри у Алисы надрывов.

И поэтому не стремился проникнуть в неё даже пальцами.

Ограничиваясь ласками снаружи.

— Паша, — сказала вскоре Алиса, — я скучаю по прикосновениям твоего члена.

— Я тоже скучаю по прикосновениям к тебе членом.

— Тогда прикасайся.

— В каком месте прикоснуться к тебе членом?

— Хотя бы как раньше.

— Потрогать головкой клитор?

— Можно и всё остальное.

— Растирать по губам смазку?

— И это.

— И ты совсем не боишься?

— Чего бояться?

— Что я не сдержусь. И войду.

— Ну… хоть ты и просил пока не говорить об этом, но… раз сам спрашиваешь, то… мне вообще-то было бы приятно, если бы ты вошёл.

— Стоп. Об этом в другой раз.

Я спрашиваю в том плане, что у тебя не зажило ещё.

— Наверное, почти зажило.

Уже целых пять дней прошло после дефлорации.

— Это минимум. Даже если у тебя всё уже зажило, всё равно желательно пока не чаще раза в месяц соединяться.

— Я помню. Но это уж как повезёт.

— Значит, совсем не боишься.

— Не нахожу повода для страха.

— Да ты вообще смелая.

Не понимаю, как ты настолько не боялась, что сама настаивала на проникновении.

— А чего бояться?

— Ну… в тебе так узко. На фоне этого факта половой член кажется просто тараном каким-то.

— Но всё же уже обошлось.

К тому же, как ты помнишь, подсознательно я немного боялась.

Раз не могла сама расслабиться, и тебе пришлось хитростью проникнуть в меня.

Сказав, что не станешь проникать в тот раз.

— Тут ты права. Обошлось.

Хорошо, давай попробуем вернуться к нашим милым ласкам.

«Ах, соблазнить меня не трудно —

Я там соблазняться рад».

— Разве я тебя соблазняю?

— А разве нет?

— Хм… ты меня тоже соблазняешь.

— Чем же?

— Не знаю. Своим характером.

И с таким желанием смотришь на меня, что мне сразу хочется раздеться, раздвинуть ноги и впустить тебя.

— Как мило. Это поистине прекрасно.

Хорошо, раздвигай твои ножки.

— И впустить?

— Обязательно. Но это в другой раз.

— А сейчас?

— Просто обними мой член своими нижними губками и сожми ноги. Так и понежимся.

Только повернись ко мне спиной.

Когда Алиса раздвинула ноги и раскрыла половые губы, то Паша первым делом потрогал головкой вход.

Словно раздумывал, не углубиться ли внутрь.

И только потом прижался членом с раскрытым губам, дав Алисе возможность обнять ими член.

А грудью он прижался к её спине.

— Хорошо-то как… — проговорила Алиса. — Так приятно ощущать твой член между ног.

— Да. Особенно когда он на нежной вульве.

Мне тоже очень приятно. Как и чувствовать твои ягодицы своим животом.

Ты куда?

— Прости. Рефлекторно.

— Не надо отодвигаться. Лучше прижмись ещё ближе. Вот. Так-то лучше.

Кстати, когда я потрогал головкой вход, ты запаниковала. Или мне показалось?

— Ну не то чтобы запаниковала.

Просто подумала — уж не собираешься ли ты войти.

— И это предположение тебя напугало.

— Да нет… Ну разве что слегка.

— Алиса, я же обещал, что в следующий раз войду в тебя только через месяц. То есть уже три недели.

— Я знаю. Но это всё же не страх, не думай так.

— А что?

— Ну… если и страх, то скорее перед удовольствием от специфических ощущений.

— Ясно. Пока не развивай тему.

Лучше сожми ноги. Ещё раз… умница моя.

Сейчас не пугайся, хорошо?

— А что ты собрался делать?

— Немного потрусь об тебя. Если ты не против.

Когда ты отодвигалась — ты так приятно скользнула по члену.

А с тех пор вульва стала ещё более влажной.

— Я не против. Ты же знаешь, что мне нравится и такая ласка.

— Знаю. Когда мы так трёмся, то получается немного похоже на половой акт во влагалище.

Но в этом положении ещё и твой клитор получает ласку.

И как раз от прикосновений головки, как ты любишь.

***

Через минуту Алисы уже растирала по своей коже новую порцию Пашиной спермы, излившейся в её руку.

Паша помог ей растереть сперму по животу, гладя его круговыми движениями.

А когда Алиса собралась нанести сперму на сосок, перехватил её руку, чтобы сначала повернуть её к себе и облизать этот сосок.

И только потом позволил нанести на него сперму.

Причём сам же и помог ей это сделать.

С большим удовольствием.

— Жаль только, что оргазм сейчас получил только я. Как и раньше.

— Паша, ты же знаешь, как я к этому отношусь.

Я пока не гонюсь за оргазмами.

Тем более что мне и так очень-очень хорошо.

— Но я совсем недолго стимулировал твой клитор.

— А дело и не в этом.

Я наслаждаюсь твоим присутствием и близостью твоего тела.

— Это я заметил, что наслаждаешься.

… Знаешь, я очарован тем, что тебе так хорошо со мной. Это так трогательно

Но меня тревожит, что у тебя может быть застой жидкости в тазу, если мы в ближайшее время не добьёмся у тебя сильных оргазмов.

— А у меня нет застоев.

— Совсем?

— Разве что невыраженные.

Иначе я бы чувствовала сильный дискомфорт.

Наверное, отлив жидкости всё же достаточный.

— Но вряд ли полный.

— Знаешь, мне кажется, что более сильный может быть.

— И что я должен для этого сделать?

— То, что пока отложено на потом.

— А именно?

— Ты просил не говорить об этом.

— А сейчас скажи.

— Фрикции. Причём энергичные.

— Но тебе же пока правда это рано. Особенно энергичные.

— Я и не прошу. А просто отвечаю на твой вопрос.

Меня очень возбуждает мысль о твоих энергичных движениях у меня внутри.

Не сомневаюсь, что именно они и могут очень усилить степень удовольствия.

— Да уж. Хоть сейчас проверяй, так это или нет.

Ради того, чтобы получила свой первый оргазм.

— Если что — я не против.

— Но рано же.

— Если один раз попробовать, а потом долго не повторять рискованный эксперимент, то может и обошлось бы.

— А может и не очень обошлось бы.

Так что рисковать не будем.

— Как скажешь, любимый.

29. Пальчики

— Знаешь, а вот пальцами я бы не отказался тебя ощупать.

— А сейчас ты не это делаешь?

— Нет. Я имею в виду — глубже ощупать. Внутри… Поласкать.

— Пожалуйста.

— Если прикосновения будут некомфортными — предупреди меня сразу, договорились?

— Да.

— Так… Член я сюда уже вводил…

Значит, с пальцами должно быть ещё проще.

— Паша, не переживай. Мне понравится.

— Откуда ты знаешь?

— Мне нравятся твои прикосновения.

— Но это специфические…

А ты уже пробовала сама вводить свои пальцы во влагалище?

— Пока нет.

— А почему?

— Боялась. Но после тебя наверное перестану бояться.

— Как странно. Себя ты боишься больше, чем меня?

— Ну ты же уже был во мне. Лучше представляешь, как там внутри.

— Ясно. Давай попробую ввести в тебя пальцы.

То есть палец. Начнём с одного.

***

Пашины пальцы скользнули по её телу вниз.

Стремительно в начале, но замедляясь по мере приближения к цели.

На клиторе они совсем было остановились.

— Паш… ты собирался ниже.

— Я помню…

Паша преодолел последние сантиметры до входа.

— Уже влажно, — прошептал он, обводя пальцем вокруг влажного от секреций входа.

— Как обычно, — подтвердила Алиса.

— Какое-то новое чувство от прикосновений к этому месту.

После того, как я уже входил в него.

Трогаю его, а сам вспоминаю, как растягивал это место членом.

Тогда. Пятью днями раньше.

Кожа тут такая тоненькая и нежная.

И скользкая от твоих соков.

— А какая она глубже?

— Ещё нежнее.

— Тогда как насчёт углубления пальцев внутрь?

Раз там не менее нежно.

— Сейчас… Не торопи…

Слушай, а может я твой пальчик введу в тебя?

— Нет, лучше твой. Через мой ты ведь ничего не ощутишь.

— Да разве это сейчас главное.

Зато ты сразу отдёрнуть сможешь, если что не так.

— Уже не может быть не так.

Да и мне спокойнее, когда ты сам туда вводишь что-то.

А не я. Пусть даже свои пальцы.

— Ладно, уговорила.

Раз спокойнее, то… в общем, приготовься, любимая.

Это конечно не вторжение членом, но тоже проникновение постороннего.

— Ты давно уже не посторонний. Проникай.

***

Паша сосредоточился на входе.

Стал гладить круговыми и другими движениями.

Алисина смазка очень помогала сделать прикосновения более приятными для обоих.

Понемногу Паша вводил палец чуть поглубже.

Буквально на миллиметр.

Внимательно наблюдая за реакцией Алисы.

Но она пока проявляла только расслабленность и удовольствие и слегка дрожала.

Это подстегнуло Пашино нетерпение.

И он позволил себе действовать более решительно, увеличив амплитуду движений пальца уже до полусантиметра.

Так что скоро его палец полностью скрылся внутри Алисы.

Заметив, что Алиса при этом стала дышать с большими паузами, Паша снова уменьшил амплитуду движений.

— Не саднит здесь? — спросил Паша.

— Нет, нисколько.

— Внимательно послушай.

Я осторожно ощупаю тебя пальцем внутри.

— Нет-нет — не саднит.

Паша с облегчением выдохнул.

— Алис, каких моих движений тебе хотелось бы?

— Любых.

— Тогда я поглажу тебя здесь внутри.

— Ты так добр ко мне.

Паша вздохнул. — Ну когда же Алиса уже поймёт, что иначе и быть не может?

И, нанеся её смазку на клитор, добавил к движениям пальца внутри поглаживания вокруг клитора с редкими точечными касаниями головки клитора.

С удовлетворением отметив, что дыхание Алисы после этого стало чаще и сильнее, а её грудь и живот стали подниматься выше.

Да ещё и в такт его движениям.

Он стал дирижёром её дыхания.

В чём Паша окончательно убедился после того, как пару раз сменил ритм и темп своих движений.

Теперь, когда настороженное внимание могло отступить на второй план, на обоих накатило возбуждение от интимности положения.

И неожиданно захватило их полностью.

Палец внутри влагалища и его движения в нём — это оказалось тоже достаточно волнующе.

Когда Алиса в очередной раз взглянула на Пашу и встретилась с ним взглядом, этот зрительный контакт заставил её задрожать сильнее от ещё больше усилившегося наслаждения.

Ведь Паша видел и знал, что он с ней делает.

И как она реагирует на его действия.

Это очень усиливало её чувствительность.

Настолько, что Алиса уловила в своих ощущениях новые оттенки.

Значительно более сильного наслаждения, чем раньше.

И более концентрированного по сравнению с прежним, схожим скорее с истомой.

Новое наслаждение оказалось заметно более острым и сильным.

Таким, что казалось, что ещё чуть-чуть — и… и что тогда?

Её наслаждение возрастёт до оргазма?

Сейчас Алиса убедилась, что в самом деле способна испытывать значительно более сильное наслаждение, чем раньше.

Но это заставило её немного забеспокоиться.

А вдруг в самом деле возрастёт не просто сильно, а до оргазма?

И что тогда?

Наслаждение и тем более оргазм — это конечно приятно.

Но она ведь может утратить контроль над своими реакциями.

А какими окажутся её личные реакции при оргазме — это пока неизвестно.

Она лихорадочно в тумане вспоминала, какими бывают эти реакции — стоны, вскрики, судороги и так далее.

И поняла, что она пока стесняется подобных реакций в присутствии Паши.

Несмотря на то, что он-то наверняка знает, что такие реакции говорят об оргазме.

И был бы весьма рад за неё и горд за себя.

Что ему так быстро удалось вызвать у неё оргазм.

От этих сомнений Алиса внезапно так покраснела, словно до этого момента ни разу не была в подобных откровенных ситуациях с Пашей.

Не в силах выдерживать дальше откровенный и проницательный, хоть и поддерживающий взгляд Паши, Алиса прикрыла веки.

Чтобы хоть немного сбавить остроту ощущений, усиленных зрительным контактом почти до предела.

Хотя на этот раз ситуация в самом деле была существенно новая.

И Алиса не чувствовала себя к ней готовой.

Она и хотела бы порадовать Пашу и дать ему повод гордиться его искуссностью и его способностью вызвать у неё оргазм.

И в то же время просто растерялась.

Тем более что ей было трудно ясно соображать, когда от влагалища и живота по её телу распространялось такое блаженство.

Она попробовала сосредоточиться на ощущениях от движений Пашиного пальца во влагалище.

И поразилась тому, насколько они стали более чувственными за какие-то минуты.

Наверное, потому что Паша освоился у неё внутри и совсем осмелел.

Особенно когда убедился, что ей не неприятно и наоборот хорошо.

Но больше всего Алису удивило то, что Паша явно поймал какой-то её личный ритм. —

Самый оптимальный для неё режим ласк, поглаживаний и нажатий.

Да ещё и каким-то образом догадался об этом.

И теперь настойчиво, уверенно и безошибочно ласкал её, явно рассчитывая на максимальный результат.

Явно надеясь, что в этот раз ласки могут привести к её оргазму.

Алиса вдруг осознала, что всем лоном прижимается к скользкой от её соков руке Паши, влекомая потребностью в наслаждении, которое дарила ей эта рука.

С одним ласкающим пальцем внутри и вторым на клиторе.

И наверняка она давно так прижимается.

И наверняка Паша весьма доволен такой её реакцией.

Другой рукой Паша обнимал её.

И когда только успел обнять?

Точнее, почему она только сейчас это заметила и совершенно не помнит, когда он её обнял?

Алиса поняла, что это обнимание позволяет Паше ещё больше ощущать все её вздрагивания.

Все нюансы её реакций на ласки.

Почему-то Алисе показалось, что её нынешнее положение напоминает ловушку.

Да, она в ловушке.

Хоть это и неточное сравнение.

В ловушке собственного вожделения, влечения к Паше.

В ловушке его заботы и нежности.

Хотя она ни за что не хотела бы оказаться вне этой ловушки.

— Боже, — услышала она взволнованный Пашин голос. — Боже, — повторил он. — Алиса, ну до чего же ты чувственная. Насколько чуткая к ласкам.

Алиса поняла, что не может ему ничего на это ответить.

Пока не может.

Да и не знает пока, что ответить.

Но тело само за неё ответило лёгким стоном.

Словно привлечённый этим стоном, Паша чиркнул по её губам языком, опалив своим желанием.

Алиса уж было собралась впиться в его сухие горячие губы в стремлении найти в его поцелуе опору. И смягчить сухость его губ.

И найти спасение от удовольствия, ставшего в какой-то момент невыносимым.

Но она не уловила, в какой именно.

Если получится найти спасение.

Хотя получиться могло и наоборот.

И даже скорее наоборот.

Алиса так и не узнала, как получилось бы, если бы они поцеловались в этот момент.

Если бы их губы соединились.

Потому что губы Паши неожиданно отдалились от её губ.

И не успела она ощутить разочарование от этого, как его губы уже сомкнулись на её соске.

И стали со всей нежностью посасывать его.

Со всё возрастающей жадностью.

Ощущение сухости губ на соске смягчилось появлением слюны.

И больше Алиса ничего не помнила.

Эта новая ласка стала для её сил последней каплей.

30. Обмен впечатлениями

— Ну наконец-то! — донеслось до Алисы. — Ты в порядке? — с надеждой спросил Паша.

— Да… — подтвердила Алиса, поскольку чувствовала себя в руках Паши. Значит, она в порядке.

И решив, что необычные ощущения, напоминающие отголоски бури, не мешают считать, что она в порядке.

От влагалища и живота до сих пор разливались блаженные волны пережитого удовольствия.

— Ну и напугала же ты меня! — улыбнулся Паша, осторожно прижимая её к себе.

— Чем? — слабым голосом уточнила Алиса, всё ещё не выбравшись из сладкого плена подаренных телом импульсов.

И не спеша выбираться из него.

И млея от объятий.

— Так ты не отвечала на мои вопросы.

Я тебя зову: Алиса, Алиса.

А ты не реагируешь.

Я уже собирался нашатырь доставать.

Но тут, к счастью, твои веки уже дрогнули, и ты открыла глаза.

— Ну прости. Не хотела напугать тебя.

— Да я понимаю.

И вообще теперь уже неважно, раз всё нормально.

Я так-то понимаю, что и такое бывает.

— Что бывает?

— Ну… кратковременная потеря сознания… В таких случаях.

— В таких случаях?

— Ну… я имею в виду при оргазме. Если он у тебя был.

Мне показалось, что очень на него похоже.

— Мне тоже так показалось.

— Да? Ты уверена?

— Во всяком случае в этот раз удовольствие было ещё сильнее, чем раньше. И намного.

Хотя ты же знаешь, что и мне и раньше было очень хорошо.

И раз уж даже моих сил не хватило, чтобы в этот раз выдержать без потери сознания…

— Ясно. Значит, правда всё же оргазм.

Итак — моя Алисочка узнала, каков оргазм.

Ну разве ты не прелесть?

— Вообще-то это твоя заслуга.

— И твоя тоже. Если бы ты не питала ко мне любви и желания и если бы не была такой чувственной, то и у меня ничего не поучилось бы.

Никакие ласки не привели бы тебя к оргазму.

— Ладно, мы оба хороши.

— Вот именно.

Ну что — теперь-то ты понимаешь, что оргазм в самом деле очень приятная вещь?

— Понимаю.

— Ну вот. Теперь ты знаешь, почему я так хотел, чтобы ты тоже поскорее вкусила его.

И заметить — достичь оргазма удалось и без фрикций.

— Мне кажется, что с ними тоже будет очень феерично.

— Будет, будет. Но позже.

Алиииса, я так счастлив, что ты тоже наконец-то кончила, — снова просиял Паша. — А то я всё один да один кончал.

Наконец-то ты присоединилась к этому пиршеству чувств.

Теперь я не одинок в своём удовольствии.

— Я тоже счастлива.

Но куда ты спешил?

Женщины нередко месяцами, а то и годами не знают полного оргазма при половой жизни. Это нормально.

— Ну, так было раньше. Сейчас уже не так долго не знают.

Воспитание-то у девушек теперь другое.

И отношение общества к сексуальности женщин теперь совсем не такое недоброжелательное, как раньше.

— Паш, а я долго была без сознания?

— Да нет. Я же говорю — кратковременно.

— А точнее?

— Ты же не думаешь, что я засекал?

Мне не до этого было.

Но думаю, что недолго… Секунды. Может, полминуты. Вряд ли больше.

— Да, жаль, что я отключилась.

Мне хотелось бы всё-всё прочувствовать и помнить.

— Ну, в следующий раз прочувствуешь.

Наверное, со временем твой организм натренируется выдерживать такие нагрузки и не будет отключаться от чрезмерного наслаждения.

— О да. Именно чрезмерного.

У меня до сих пор внутри всё трепещет и словно поёт.

— Да? Где?

— Да везде.

— И тут? — спросил Паша, кладя руку на живот Алисы.

— И тут тоже.

— О да. Точно.

Я чувствую. Как сокращаются твои мышцы.

А ещё где? Может, и там тоже? — при этих словах Пашин палец снова осторожно скользнул внутрь Алисы.

— О, точно. И тут тоже сжимается.

До сих пор! А я-то думал, что всё уже.

Хотя сейчас конечно тут уже не так сильно сжимается, как тогда.

— Ну теперь-то точно и там снова сжимается.

Даже если бы уже совсем перестало.

Потому что ты снова там трогаешь.

— И часто буду трогать. Раз тебе это так нравится, что может дать оргазм.

Правда, не само по себе. — Ты заметила, что мышцы влагалища стали сокращаться особенно сильно, когда я стал сосать твой сосок? —

— Трудно сказать.

Я заметила просто общее обострение ощущений.

Уже смутно различая, где что сжимается.

А вскоре вообще отключилась.

— Ну хорошо, что хоть я могу рассказать тебе дополнительные подробности о твоём состоянии.

— Рассказывай.

— Тебе интересно?

— Конечно.

— Ну, я уже сказал, что твои мышцы сильно сокращались.

Особенно мне понравилось, что они вытворяли, когда я стал сосать тебя.

— Что вытворяли?

— Ну, влагалище очень сильно сжималось.

Ах да. А ещё из тебя в этот момент уже буквально лилось.

А потом мне пришлось всё прекратить.

— Почему?

— Так ты же с такой силой выгибалась в моих руках, что делать что-то стало просто невозможно.

Только придерживать тебя.

Ну, а потом ты обмякла.

И я немного испугался за тебя, пока ты не пришла в себя.

— Ясно.

Ещё раз выражаю сожаление, что напугала тебя.

— Да пустяки, Алиса.

Тем более на фоне радости от того, что ты наконец-то кончила.

— Ты так радуешься, словно сам кончил.

— Даже больше.

Это просто совсем другие ощущения.

Свой оргазм конечно тоже классная вещь.

Но чувствовать, как твоё тело трепещет от удовольствия в моих руках и от моих ласк — это что-то вообще запредельное.

Это так прекрасно. Непередаваемо.

Это… это лучший момент в моей жизни.

— Будут ещё лучше.

— Ну разве что твой оргазм, когда я буду в тебе.

Кстати, я в этот раз тоже кончил. Сбросил.

— Очень хорошо.

— Конечно хорошо. Наблюдение за твоим удовольствием всегда возбуждает меня до оргазма.

А сегодня тем более.

В общем, берём на заметку, что ты можешь кончить, если гладить твоё влагалище и при этом сосать соски.

А теперь надо поискать ещё какие-нибудь способы возбудить тебя до оргазма.

— Только чуть погодя, ладно?

— Ты боишься удовольствия?

— Скорее просто не стремлюсь к потере сознания.

Но ещё мне просто хочется окончательно прийти в себя после предыдущего оргазма.

— Или предыдущих.

— Или предыдущих, — подтвердила Алиса, поняв намёк Паши на то, что её первый настоящий оргазм скорее всего получился множественным.

31. О смущении

— Алис, а я вот думаю, что в этот раз пробочка точно вылетела.

— Какая?

— Ну… слизистая. Из цервикального канала.

Она же должна выходить при сильном оргазме из канала.

— Тогда да. Наверное вылетела, — пробормотала Алиса.

— Алис, мне кажется, или тебя смущают такие интимные подробности?

— Нет. То есть я считаю, что не должны смущать.

— Но смущают?

— Паша, я наверное потом привыкну к такой интимности и смогу совсем не смущаться.

— Да ладно. Как будет так и будет.

Если пока не можешь не смущаться, то смущайся.

Просто я мог бы пока придержать свой язык, если бы знал, какие слова могут тебя смутить.

— Не надо. Не придерживай.

— Но тебе же неловко о них.

— Ну как сказать. Может немного и неловко.

Но зато это поможет мне быстрее адаптироваться.

К тому же… твои интимные слова возбуждают меня.

— А вот это уже в пользу интимных слов аргумент.

— А ещё я хочу, чтобы ты самовыражался без ограничений.

— А я хочу, чтобы ты комфортно себя чувствовала в моём обществе.

Не сворачиваясь от неловких слов.

— Так и будет.

— Кстати, могу поделиться с тобой ещё одним открытием.

— Каким?

— Когда я говорю об интимных подробностях, твоё влагалище на них тоже реагирует.

Подтверждая твои слова о том, что слова возбуждают тебя.

Оно начинает сжиматься вокруг моего пальца.

О, вот опять. — Оно снова сжимается.

— Ох, Паша…

— Эх, ты всё же немного смущаешься.

— Это пройдёт.

— Надеюсь.

Но дело ещё в том, что твоё смущение — отголосок нашей бывшей раздельности.

Алиса-Алиса, пойми, что смущаться совершенно нечего.

Ты одно целое со мной, понимаешь?

Мы едины.

И тела наши — одно целое.

Твоё тело — это часть моего тела.

И я с восторгом осваиваю теперь эту новую часть моего тела.

Или не новую. Но к которой я раньше не имел доступа.

И мне очень интересно теперь восполнять прежнее отсутствие доступа.

Трогая, ощупывая и лаская тебя везде.

Мне очень интересна тайная жизнь твоего женского тела.

Его подверженность своим ритмам.

Его отличия от моего, мужского.

Его особенности.

Меня приводит в священный трепет и даже ужас власть твоего нежного тела над моим телом.

Про душу и говорить нечего.

Я преклоняюсь перед способностью твоего хрупкого тела подарить жизнь, создать нового человека.

Превратить мою гамету в ребёнка.

Выносить и родить человека.

Я в отчаянии из-за осознания твоей беззащитности и слабости.

… Я подавлен и вознесён своей ответственностью за твою безопасность.

За неприкосновенность твоего лона и его миссию по рождению детей.

Так что пойми простую вещь — меня приводят в полный восторг малейшие подробности твоего чудесного отзывчивого тела.

Все его реакции.

Особенно реакции на ласки. На МОИ ласки.

Так что не надо их стесняться.

Я совершенно очарован, покорён твоей податливостью.

Тем, как ты льнёшь ко мне.

Как твоё тело проявляет своё влечение ко мне, потребность в моих прикосновениях, в моей заботе.

Я растроган этим до слёз.

И с трудом сдерживаю их.

— Тогда не сдерживай их, — прошептала Алиса, сама растроганная признанием Паши.

Чувствуя, как ей мешает говорить комок в горле.

— И ты тоже, любимая.

— Пашенька… какое счастье быть так сильно любимой таким чудесным добрым и красивым человеком, как ты. — И отдаваться такому любимому и любящему мужчине.

— Взаимно, любимая, взаимно.

— Паша… поцелуй меня, пожалуйста.

— Здесь? — спросил Паша, облизнув сосок подруги.

— Здесь тоже можно… но потом… Я пока в губы хочу.

— В губы?

— Ага. Я ещё тогда думала, что ты в губы меня поцелуешь.

— Перед оргазмом? Когда вместо губ я стал сосать сосок?

— Д-да, — простонала Алиса.

В губы так губы. Не менее желанные.

Паша чмокнул Алису в губы.

Она тут же прижалась к нему.

— Алис, а хочешь, мы сделаем поцелуй ещё пикантнее?

— Как?

— Вот так.

Медленно проводя языком по внутренней поверхности её губ, Паша снова стал гладить пальцем её влагалище.

Наблюдая, как оно сжимается в ответ на движения его языка во рту Алисы.

Ободрённый этими сжатиями, Паша стал целовать с ещё большим энтузиазмом.

— Ещё, — попросила Алиса.

— Конечно, милая.

— Ещё… один палец…

— Ах даже палец…

Ты уверена?

— Да… Хочется там… объёма…

— Дал бы я тебе настоящий объём.

Но обещал же пока отложить…

— Поэтому я пока всего лишь о пальце прошу… — едва слышно прошептала Алиса.

Паша попробовал растянуть вход теперь уже двумя пальцами.

К счастью, скользкая кожа легко поддавалась.

Эластичные мышцы тоже не стали возражать введению двух пальцев.

Насладившись уютом нежного горячего влагалища, Паша попробовал ласкать его теперь уже двумя пальцами.

И не языком ласкать её губы, а нежно посасывать.

Умудряясь заметить, что дыхание Алисы снова учащается.

И почему-то подумав, что их тренировки в беге на лыжах теперь пришлись весьма кстати, заранее закалив их дыхательные и сердечно-сосудистые системы.

Но вскоре Паша решил дать запыхавшейся Алисе передышку и вытащил оба пальца.

Снова вся его рука была мокрой от выделений Алисы.

Паша стал было слизывать соки любимой.

Но тут же спохватился, что для них есть более интересное применение.

Этой мокрой рукой он накрыл грудь Алисы.

Прикосновение мокрой руки к голой груди вызвало стон Алисы. —

Она знала, что последует за этим.

Осторожно помассировав грудь и проделав то же самое со второй, Паша вернул пальцы на место, то есть во влагалище.

И, нежно двигая пальцами внутри, стал слизывать влагу с груди, подбираясь к соскам.

32. Остановка по требованию

— Ой, Паша, только не это, — взмолилась Алиса, когда Паша взял губами сосок.

— Тебе же нравится сосание сосков.

— Именно поэтому пока не это.

А вдруг у меня сейчас опять…

— Опять возникнет оргазм?

— Да.

— Ну так на здоровье.

— Чуть позже.

— Не хочешь повторить оргазм?

— Хочу. Но не прямо сейчас.

— Как хочешь.

— Паша… я просто пока боюсь немного.

— Но ты вся дрожишь от желания.

Ты предлагаешь оставить тебя не удовлетворённой? В таком состоянии?

— Один раз можно. Иногда.

— Хорошо, я попробую не распалять тебя сильно.

— Не сильно?

— Да. Так, всего лишь лёгкий бриз после бури.

— Вообще-то уже не лёгкий.

Я и так уже чуть не…

— Не кончила?

— В том-то и дело.

— Ну ты даёшь. И в такой ситуации ты сама остановила развитие возбуждения. В шаге от оргазма.

— Не удивляйся.

Я просто надеюсь, что чуть позже смогу выдерживать это без потери сознания.

А то в прошлый раз не выдержала.

— Даже если не выдержишь — я же рядом.

— Да, это обнадёживает.

Но сейчас я хочу задать тебе один вопрос.

Когда… ты в прошлый раз привёл меня к оргазму, то как-то особо ласкал.

Я не могу определить, в чём секрет, но чувствую, что ты осознанно действовал.

— Скорее по программе. Но не без наития.

Я просто заметил одну вещь.

Мне показалось, что ты дышишь в такт моим движениям.

— Тааак…

— И тогда я попробовал сам двигаться в такт твоему дыханию.

И тогда ты стала дышать в такт моим движениям.

Подхватила мой ритм.

После этого оставалось только использовать это.

Обычно работает связка: возбуждение учащает дыхание.

Но можно сделать и наоборот: учащая дыхание, усилить возбуждение.

А участить твоё дыхание я мог за счёт ускорения и усиления движений во влагалище.

— Паша, ты…

— Кто я?

— Даже не знаю.

Может, гений. Но настолько, что это немного даже пугает.

Ты слишком догадлив.

— Тебе-то нечего бояться в любом случае.

Без тебя мне всё равно не жить.

— Не говори так…

— Это правда.

— Ну… тогда могу сказать тебе, что и с моей стороны тоже есть такая правда.

Мне тоже без тебя не.

— О нет. Алиса, скажи, что ты пошутила.

— Какие уж тут шутки.

-… Мне жаль, что это так.

Хотя казалось бы я мог бы радоваться, что с твоей стороны всё тоже настолько серьёзно.

А вот что-то не получается радоваться. Больше тревожно за тебя.

— Паша-Паша. У меня то же самое.

Но сейчас-то мы рядом и вместе?

И нам хорошо вместе?

— Ну разве что это.

— И этот момент вечен. То, что было хоть однажды — то может стать вечным.

… А у нас таких моментов уже много-много.

— Этого не бывает много.

Лично мне хочется ещё очень долго смотреть, как ты подставляешь себя мне, моим прикосновениям.

Моим рукам и губам.

С какой готовностью и потребностью ты принимаешь мои ласки.

Как сухая земля, соскучившаяся по дождю.

— А я и соскучилась по дождю.

По дождю твоей спермы в моём лоне.

И буду рада, когда ты посчитаешь возможным полить этим своим дождиком шейку моей матки.

— Полью, полью. Скоро уже. Всего три недели осталось подождать.

А потом придёт время, когда я часто буду поливать тебя.

По несколько раз в день.

— Но перед зачатием надо будет сделать паузу в три дня.

— Значит сделаем. Попробуем.

Если у меня получится не кончать. Или пореже.

От секса-то воздержать-то можно.

А вот над поллюциями у меня нет власти.

***