Аль-Сафади и его Лават аль-шаки

Аннотация:

"Лават аль-шаки ва-дамат аль-баки" дословно с арабского "Любовная тоска покинутого и слезы безутешного". С тех пор как мамлюки взяли власть над Египтом и Сирией в середине 13 века, арабские произведения поэтов о любви к юношам и об их красоте уже давно были обыденностью и каноном. Начиная с поэм Абу Нуваса датируемых 815 г., эта поэзия разделялась на два стиля: муджун (непристойная), и газель (любовная). Еще с 9 века мужская страсть и любовь к юношам считалась естественной.

***

Салах аль-Дин ибн Халиль Айбак ибн Абдуллах Аль-Сафади Аль-Димашки (ум. 1363), сын мамлюка, из города Сафад. Жил в Каире, умер в Дамаске от чумы. В свое время он был главенствующим писателем. К сожалению никакая из его работ еще не издана кроме "Лават аль-шаки", и его неизданной поэтической антологии "Чистая красота сотни красивых мальчиков", которая вовлекает в тему любви к юношам.

"Лават аль-шаки" некоторые писатели называют прозой, хотя сам Сафади назвал бы это произведение эпистолой, однако до сих пор неизвестно кому он посвятил свою работу. После пяти страниц морали, он, наконец, начинает рассказ от своего имени.

Кратко, история его произведения повествует о том, как рассказчик вышел на прогулку со своим верным другом и приходит в красивый сад. На этот момент он никого не любит и смеется над теми, кто влюблен. Но вдруг появляется отряд из семи красивых мужчин; все всадники и несут луки со стрелами - рассказчик околдован ими. Небрежный об опасности любования такой красотой, он услаждает свой взор, в частности одним из них, в которого сразу же влюбляется. Он один подходит к отряду и приветствует их, восклицая:

"Да сохранит Бог их красивые черты, да сохранит эти тела, которым завидуют качающиеся ветки, и эти лица напоенные водой миловидности, эти глаза - силки для душ и оковы для умов! Разве вы не пожалеете ослепленного до безумия, безутешно влюбленного, который скован в цепи страсти и душевного волнения?"

Тот самый, кто пленил его, приветствовал его в ответ таким образом:

"Пусть хранит тебя Бог и вознесет, и пусть держит тебя в безопасности от зова страсти и защитит тебя! Пусть он не заставит твои глаза не смыкаться в бессонные ночи от жестокости возлюбленного... пусть Он лучше склонит его тело к тебе, и тот дарует тебе плод своей близости чтобы ты мог его сорвать вблизи1, и пусть наградит тебя долей полезного отдохновения, даст тебе выпить из его губ свою прохладную и освежающую воду, уложит тебя с ним в одну постель, сделает его ладони и руки кольцом вокруг твоей шеи, разрешит целовать его щеки и пить из его рта, даст удовольствие развязывания шнурка на его талии и ягодицах, и соединит тебя вместе с тем, кого ты полюбил и избрал".

И затем после этих слов он увел его в другую часть сада для приватной беседы. Этот очаровательный юноша со всем своим здравым смыслом спросил, как же тот пал жертвой такой беды?

"Я знал тебя2 как отважного сердцем и гордого душой, с проницательным умом и острым взглядом; что, же заставило тебя впасть в такое необычное обстоятельство и заставило тебя плакать и рыдать? Как же ты стал жертвой того, о чем ты предупреждал других, из-за чего ты осыпал каждого невознагражденного влюбленного человека презрением?"

Рассказчик ответил, что таковым было просто решение Бога. Когда тот настоял ему доказать свою любовь, он прибегнул к слезам и страданиям, в качестве подтверждения он повторно клянется вечной преданностью. Убежденный возлюбленный объявил себя готовым служить ему и быть послушным его желаниям. Влюбленный с трудом сдержал слезы не в силах ясно выразить свои желания, но побуждаемый своим возлюбленным он обнимает его и целует, хотя боится шпионов. Встревоженный юноша пожелал снова вернуться к своим товарищам, что ждали его, он обещает своему любовнику вернуться на то же самое место в последующую субботу, и тогда они смогут насладиться непрерываемой близостью. Сказав это, он ускакал на коне.

Оставленный рассказчик возвращается к другу, который был потрясен, обнаружив своего друга ставшим жертвой любви, и советует ему скрывать свою страсть, чтобы приличествовать своему статусу. Последующие бессонные ночи становятся для любовника пыткой; он также вынужден перетерпеть упреки своего друга. Но наконец, назначенный день наступает, и он со своим другом возвращаются в сад, в котором они усаживаются и ждут. Когда возлюбленный не появлялся, друг главного героя предлагает ему найти его, и некоторое время спустя он возвращается один, с улыбкой на лице. Он нашел возлюбленного скачущим к нему верхом со своими спутниками, и приносит послание, что тот присоединится к нему как можно скорее, и, конечно же, сопроводит его в дом, где они могут насладиться вином и провести ночь вместе. Любовник лелеет радость, которая возросла, когда возлюбленный, наконец, явился, признаваясь в любви, тот просит поцелуй. После того как они предались шутливым ласкам, возлюбленный предложил, что они сказали достаточно милых речей, и им пора уединиться в дом любовника, друг которого был послан вперед чтобы приготовить все что нужно, и к их приходу еда, светильники, сладко-пахнущие травы и вино ожидало их. Возлюбленный взял на себя роль виночерпия, убеждая любовника не бояться греха вина и довериться всепрощению Бога.

К полуночи, рассказчик просит друга убрать вино и приготовить постель; друг будет спать в доме, но вне комнаты, однако тот спрашивает главного героя:

"Ей-Богу, ты предпочитаешь его, или девушек-рабынь? Объясни мне, чего ты действительно хочешь, раскрой, что ты скрываешь внутри себя".

Герой ответил ему:

"Если для кого-то любовь к Салме3 лучше для жизни, а для кого то страсть к Ну'ме приятнее для глаз, я же тем не менее доволен возлюбленным в тюрбане!4

Я люблю его в этом тюрбане, но он, тот кто бранит меня

Никогда не перестанет причинять мне зло своей фанатичной пристрастностью!

Ибо страсть, которую я испытываю к нему, перехватывает не только мое дыхание но и мою душу!"

После длинной речи, рассказчик восхищается своей "турецкой газелью* (это изящное животное стало метафорой для возлюбленного юноши у турок и мамлюков, как и у персов, стало символом красоты). В конце концов, любовник приглашает возлюбленного в постель: "Давай, идем в кровать, и ты дашь мне удовольствие целовать твои губы и обнимать твое тело".

Приглашенный в постель, возлюбленный возражает: "Я пойду, но объятия это грех", Здесь подразумевается скорее именно сексуальный контакт, а не просто объятия, потому-то он и воспрепятствовал. Но любовник рассмотрел его слова несущественными и несерьезными: "Все бремя греха ляжет на мою шею!"

Между возлюбленным и любовником начинается диалог препираний, первый вежливо отвечает: "От аморальности и порочных слухов я нашел свое прибежище в Боге, и конечно же от твоего заблуждения, мой дорогой господин".

"Не думай, что любовь к тебе это грех и зло, и не воображай себе, что страница (добрых и плохих поступков) твоего возлюбленного черна как твои родинки и мушки! Знай что страсть к тебе это одна из величайших достоинств и лучшее из благочестивых деяний!

Я прошу прощения у Бога лишь за то, что люблю тебя,

Ибо в день, когда я предстану перед Ним, это станет моим единственным хорошим поступком.

Но если ты утверждаешь, что любовь это грех,

Тогда любить - это самый простой способ, которым каждый может согрешить против Бога.

Давай же, пусть я буду твоим искуплением, мы усомнимся в определенности и призовем объятия на помощь, ведь возможно они и защитят нас".

Тогда возлюбленный сдается, он раздевается до рубашки, оставив шапочку на голове. Затем они оба опускаются друг другу в объятия. Ночь их любви занимает пять страниц описаний фразами вроде "мы оставили свою сдержанность, отбросили трезвость... и все, что мы искали - предназначенное случилось" а также даже такие фразы как "он тронул мое сердце блаженством, сплетая ногу с ногой5, мы промчались через площадь страсти и распутства.

Щедрое время даровало нам чудесную ночь,

Но не спрашивайте, что произошло между нами.6

Никто из них не спит всю их ночь любви, над краткостью которой плачет любовник, когда наступает рассвет. Возлюбленный настаивает, что он должен уходить, он вознаграждает его последним поцелуем и обещает снова посетить его, если он найдет возможность. Он уходит. Появляется друг любовника, чтобы поздравить его по поводу ночи страсти, но находит последнего в агонии ее окончания. В надежде и ожидании повторения этой ночи, он обязан довольствоваться хотя бы призраком своего возлюбленного. Эпистола кончается выражением своей веры в обещание возлюбленного и молитвой, что вскоре Бог дарует им воссоединение.

"Не спрашивайте" это самый подобающий ответ ко всем предыдущим вопросам. Все произведение в целом подразумевает предельную радость любви и, конечно же, предполагает, что эта любовь завершена физическим контактом, а именно сексуальным. Хотя автор не говорит об этом прямо, и в начале и в заключении он акцентирует на целомудрии и чистоте своих намерений, но эротизм сквозит через весь рассказ. В других словах "Лават аль-шаки" хотя и показывает идеализированные аспекты любви, но не без маленькой доли реализма, что любовь доставляет страдания, и любовник, в конце концов, остается в мучительном ожидании своего избранника. Что важно в произведении так это эмоциональные высоты и глубины страсти, желания и расстройства, и осуществление отношений с идеальным возлюбленным, прекрасным турецким юношей. Такая любовь действительно была бы достоинством, а их телесная связь - всего лишь простительными грешками со стороны религиозных законов. Таким образом, произведение Аль-Сафади во всех смыслах является одним из уникальных для своего времени.

~

Заметки:

1 Ссылка на Коран, где упоминаются плоды рая: 69:22-23 "... в вышнем саду, где плоды склоняются низко." и 76:14 "... и плоды будут подчинены им полностью."

2 Хотя они оба прежде никогда не встречались друг с другом, но скорее о первом уже шла молва, и юноша мог просто знать о нем наслышавшись от других.

3 Персонаж из старо-арабских рассказов, который стал метафорой для любимой женщины.

4 Определения мужчины, так как раньше лишь они носили тюрбан. В стихах это также обрело форму выражения "любовь к тюрбанам или покрывалам" то есть к юношам или девушкам, хотя даже молодые мужчины носили последнее, и сохранились суфийские истории, в которых отцы зачастую заставляли своих слишком красивых сыновей закрывать свое лицо, чтобы не соблазнять других мужчин.

5 Фраза схожа на суру из Корана о Воскресении: "Голень сойдется с голенью", 75:29, и хотя она звучит как метафора, что тяготы мирской жизни объединятся с тяготами последней жизни, но текст Аль-Сафади больше оказывает впечатление сексуального акта, которого поэт искусно обертывает духовной метафорой.

6 О том же писал багдадский халиф Ибн аль-Мутазз, о мальчике которого он взял из монастыря: "Что произошло, то произошло, но о том я не говорю; Подумайте хорошо, и не спрашивайте об особенностях".