Жуткая Лена

- Фу-у-у, вонизм какой… - сморщился Лёха.

- Здесь всегда так, - мотнул головой Валерка. - Мясокомбинат ведь. У них там - знаешь, сколько тухлятины гниёт.

- Ага, они делают колбасу и сосиски из этой тухлятины, а мы, дураки, её едим, - сардонически заметил Лёха, сделав левой рукой неопределённый жест, который мог означать всё что угодно, а правой вынув изо рта докуренную почти до фильтра сигарету и щелчком отбросив окурок далеко в сторону. - Ещё и деньги за эту хрень платим, вот что обидно.

- А куда деваться? - в голосе Валерки прозвучали философски нотки. - Сейчас все продукты делают из говна. Но что-то же надо жрать.

Они ускорили шаг, стараясь поскорее миновать высокий бетонный забор мясокомбината с протянутыми поверху блестящими кольцами спирали Бруно.

Друзья были изрядно навеселе. Вообще-то, они редко злоупотребляли спиртным, но сегодня имелся повод: Лёхе пришла повестка в армию. Валерка учился в сельхозакадемии, потому призыву не подлежал - однако лишь сегодня он по-настоящему осознал, насколько это замечательно: не выбрасывать целый год псу под хвост, как предстояло Лёхе. Впрочем, у него хватало деликатности ничем внешне не выказывать своей радости. Напротив, понимая, что у друга на душе кошки скребут, Валерка привёл его к себе домой, достал по такому случаю из отцовского бара бутылку коньяка.

Они посидели часок. Как раз управились приговорить коньяк к тому времени, когда вернулась с работы Валеркина мать. Потом вышли на улицу. Наскребли по карманам денег ещё на бутылку креплёного красного... Поошивались по району, болтая о том о сём и время от времени прикладываясь к горлышку семисотграммового «огнетушителя». Затем Лёха решил, что пора домой. И Валерка направился его провожать: отчасти из-за того, что всё равно было некуда девать время, а отчасти из-за смутного ощущения - дурацкого, конечно - будто он в чём-то виноват перед другом.

На город опускались сумерки. Впрочем, в небе с самого утра было мглисто: грязное тряпьё облаков набухало влагой, вызревая для большой стирки, но до вечера так и не разродилось дождём. Это хорошо, можно прогуляться напоследок по городу - не скоро теперь доведётся. Так думал Лёха в свете предстоявшей ему перемены в жизни.

Парни неспешно двигались в тёплом весеннем воздухе, словно два корабля, плывущие в тёмной от взбаламученных водорослей воде. Болтали о том о сём. А потом Лёха принялся жаловаться на невезуху - точнее на то, как у него обстояли дела в последнее время по части женского пола. Проблема состояла в отсутствии девчонки. И в чём вся подлость случая: прежде их было навалом, а именно теперь, вот уже несколько месяцев, будто отрезало. Разумеется, наперёд - на целый год - не «разрядишься», но всё же, всё же... Это казалось чересчур несправедливым: уйти в армию и не унести с собой воспоминаний о последней ночи… да что там ночи - хотя бы о часе! - нехитрых постельных утех... Бог с ним, пусть бы она была какой угодно, пусть распоследней каракатицей…

- Конечно, если б у меня имелись деньги - какие проблемы: зацепил бы проститутку… - угрюмо цедил он. - Э-эх, жизнь!

На путану требовалась, как минимум, сотня «зелёных». Таких денег и у Валерки не водилось, тут он ничем помочь не мог.

Внезапно до них донеслось:

- Помогите!

Голос был женский. Едва умолкнув, он тотчас зазвучал вновь:

- Да что ж это такое?! Не трогай меня, кому говорю! Помогите!

Друзья переглянулись. И, не сговариваясь, бросились в ту сторону, откуда раздавался крик.

Это оказалось совсем недалеко. Вот уже стали видны две фигуры: девушка с разметавшимися по плечам длинными волосами яростно отбивалась от невысокого худощавого мужичка в короткой кожаной куртке. Тот, ухватив девушку за отвороты светло-серого плаща, старался убедить её в чём-то короткими повелительными фразами. Но она не слушала и продолжала вырываться из его настойчивых рук:

- Чего ты пристал, ну чего?! Отвянь, кому говорю! Помоги-и-ите-е-е!

Ещё несколько секунд - и друзья оказались рядом с этой парочкой:

- Эй, брателло, ты зачем к девушке пристаёшь? - громко сказал Лёха в затылок незнакомцу.

- А? - тяжело дыша, переспросил тот. И начал разворачиваться. Однако не успел: Валерка, поймав удачный момент, хлёстким ударом правой ноги засадил мужичку по печени.

- Ой-ё-о-о!.. Да вы чт-ты-ы-ы… - захрипел тот.

Теперь настала Лёхина очередь. Резонно сочтя дальнейший разговор бесполезным, он боковым с левой уложил противника наземь. Валерка с чувством добавил незнакомцу ногой по лицу.

После этой короткой расправы друзья оставили мужичка в покое, поскольку он, раскорячившись на пегом от мусора асфальте, уже не пытался шевелиться, лишь тихо постанывал.

- Ой, мальчики! - боязливо-радостно повизгивала девушка. - Ой, какие вы молодцы!

- Да ладно, чего уж там, - гордый собой, снисходительно протянул Лёха.

- Ой нет, спасибо, вы так вовремя! - застегнув свой плащик, спасённая взяла их под руки и потащила прочь от места потасовки. - Пойдёмте, пойдёмте скорей отсюда! Если б вы знали, как я перепугалась! Как я вам благодарна, миленькие!

- Теперь нечего бояться, - рассудительно заметил Валерка (тем не менее, послушно шагая рядом с девушкой). – Он уже не сможет сделать тебе ничего плохого. Мы ведь рядом.

- Надо посмотреть: этот брателло - он хоть живой там? - предложил Лёха.

- Нет-нет! - решительно возразила спасённая, крепко сжав его локоть. - Я не хочу, боюсь, не надо! Идёмте отсюда, идёмте скорее!

Они двигались быстрым шагом, едва не бежали. Миновав бетонное ограждение мясокомбината, свернули в переулки - направо… налево… снова направо... Минут через пять Валерка подмигнул Лёхе за спиной их негаданной спутницы: вот он, твой шанс, давай, не теряйся, ты как раз об этом мечтал. А вслух произнёс:

- Ну ладно, ребятки - дальше, надеюсь, вы сами доберётесь. А то мне в другую сторону.

И отвалил. Как и полагается понятливому другу.

Сумерки быстро сгущались, в считанные минуты превратившись в полнокровную вечернюю мглу, полную неясных ожиданий.

Лёха молчал. Не то чтобы растерялся, просто его охватило внезапное возбуждение, и он прилагал мучительные усилия, чтобы не поддаться ему, не повалить эту симпатичную молоденькую самочку - прямо тут: на асфальт или на одну из скамеек, изредка попадавшихся вдоль тротуара... Ничего себе, если такое творится после месяца воздержания, то что же с ним станет после года армейского сухостоя? Серьёзная, оказывается, проблемка!

Она нарушила молчание первой:

- Как тебя зовут?

- Меня? - вздрогнул он. - Лёха... А тебя?

- А меня - Лена.

- Вот и познакомились, - криво улыбнулся он и, полуобняв девушку, привлёк её к себе: совсем слегка - так, чтобы, не дай бог, не обиделась. Впрочем, та не стала отстраняться. - Знаешь, я не удивляюсь, что этот хмырь к тебе пристал: ты красивая.

Она ничего не ответила. Лишь смущённо хихикнула... Смущённо? Или - призывно?

Лёха практически не кривил душой. Девушка ему понравилась. У неё были густые каштановые волосы, тёмные глаза, нежное округлое лицо и пухленькие губки. Наверное, такие можно назвать капризными; но если и так - какая разница: они придавали Лене своеобразную непохожесть на других, на всех тех недолговременных подруг, что были у него прежде.

Ему захотелось поцеловать эти губки. Лёха пытался подыскать слова, которые помогли бы ему приблизиться к осуществлению данного желания, однако в голову лезла сплошная банальщина. В конце концов, рассердившись на себя, он плюнул на старомодные политесы и (что ещё оставалось делать?) принялся молоть первое, что приходило на ум:

- Лена, скажи, у тебя кто-нибудь есть?

- Ты имеешь в виду, есть ли у меня парень?

- Ну да.

- Нет, Лёш. Ну, не то, чтобы совсем... Просто мы поссорились две недели назад, и… в общем, не нужен он мне.

- А я тебе хоть немножко нравлюсь? - он привлёк её к себе чуть покрепче.

- А как же, - со смешком ответила она. - Ты же мой спаситель.

- Между прочим, - нет, ты не подумай, я не напрашиваюсь, конечно, - но история знает случаи, когда спасённые красавицы догадывались отблагодарить своих спасителей.

- Это как же, интересно?

- Ну… Уж кому как фантазия подсказывала… Или сердце.

- Хитрец ты, Лёша! А я, может, недогадливая красавица.

- Ничего. Зато я терпеливый спаситель. Я подожду, пока догадаешься… Хотя – нет, могу и не дождаться.

- Не дождаться? Вот такой ты, значит, нетерпеливый парнишка, да? А сам говорил, что терпеливый. Так где же правда, а?

- Да я-то терпеливый. Но обстоятельства, понимаешь… Звёзды так неудачно складываются.

- Звёзды? Загадками говоришь, Лёша, бедной девушке трудно тебя понять.

- Да чего уж тут не понять, я через пять дней в армию ухожу.

- Ой, бедненький, - искренне посочувствовала девушка. - Это на сколько же теперь туда забирают? На год, да?

- Ага, - кивнул Лёха. - И, знаешь, у меня тоже никого нет... Ну, в смысле, нет девушки, которая... Короче, ждать меня оттуда некому.

«Господи, какую же лабуду я несу! - удивился он собственному косноязычию. - Я что, жду от неё жалости? Да на кой чёрт сдалась мне её жалость, я трахнуть её хочу! Прямо здесь - вот, допустим, возле этого гаража: как раз за кустами, кажется, и скамейка подходящая, елки-палки! Неужели эта дурочка не понимает, чего мне от неё надо?! Понимает ведь, прекрасно всё понимает! Ну давай, иди сюда, не могу больше, сейчас я тебя отфачу, как сидорову козу, ты сама этого хочешь, я же вижу! » - с такими мыслями, не в силах более сопротивляться зову бунтующего естества, он развернул девушку к себе лицом. Крепко притиснул её к металлическому гаражу, впился губами в её губы, раздвинул их языком...

Она пыталась сопротивляться. Не слишком яростно, как с тем, под стеной мясокомбината; но всё же достаточно упорно:

- Не надо, Леша! Не надо, не сейчас, потом, ладно? Ну, давай не сегодня, Лёша, давай встретимся завтра, а? Ну пожалуйста, Лёшенька… - задыхаясь, повторяла она, как заведённая, - Ну пойми, я серьёзно тебе говорю, я сейчас не могу… ты же сам потом пожалеешь, честное слово… нет, не надо, я прошу, не надо расстёгивать!

- Нет-нет-нет, Леночка, милая, почему же завтра, зачем же нам ждать, не бойся, всё будет хорошо, ты только не бойся, - лихорадочно бормотал он, не слушая девушку. И - безуспешно пытаясь вновь поймать своими губами её влажные губы - расстёгивал плащ у неё на груди. Лена противилась этому, то хватая его за руки, то силясь выскользнуть в сторону, однако он всё крепче притискивал свою спутницу к стене гаража... Разумеется, исход этого томительного, полного обещания поединка был предрешён: последняя пуговица, оторванная, отлетела - и полы её плаща распахнулись. Едва это случилось, как Лёхины дрожащие от вожделения пальцы сразу же вошли, погрузились во что-то... Мягкоескользкоетёплоеневиданное... Омерзительное!

Когда его взгляд проследовал за пальцами, Лёху словно ударило током.

- Боже, - прошептал он, на секунду застыв на месте и ничего не понимая (ничего, кроме того, что это ужас, настоящий ужас, такого просто не может быть!) - так не бывает у живых людей, а значит, она... Господи, что же она такое?!

... Где-то невдалеке раздался вой полицейской сирены.

А Лена - или что там сейчас стояло перед ним? - вдруг расхохоталась. Глядя прямо ему в глаза... Всё шире и шире распахивался её безобразный, усеянный неестественно-белыми зубами, мокрый от слюны рот. Всё громче и громче становился её нечеловеческий хохот... Это было до того ужасно, что Лёха нисколько не удивился, когда ощутил горячую влагу, быстро распространившуюся у него в паху и стремительными струйками побежавшую вниз - по ногам, по внутренним сторонам штанин... Он закричал. И бросился бежать.

- Ма-а-а-а-а-ама-а-а-а-а-а! - вилось, истошно трепыхалось и отчаянно разлеталось во все стороны над ним, нёсшимся по тротуару с растопыренно вытянутыми вперёд, как у слепца, руками. - Ма-а-а-а-амо-о-очка-а-а-а-а-а!..

Лена, уперев руки в бока, хохотала ему в спину.

А полицейская сирена приближалась... Это приближение казалось неумолимым. И оно действительно было таковым. Поскольку не успел Лёха добежать до поворота, когда навстречу ему вылетел полицейский «УАЗик». Едва не сбив беглеца, автомобиль всё же объехал его, чуть не перевернувшись. Он сшиб чугунную урну и перемолол бампером несколько чахлых веников придорожного кустарника. Сидевшие в кабине полицейские явно обалдели. И не на шутку оскорбились. «УАЗ» в два приёма развернулся - и, вращая проблесковым маячком, помчался вслед за Лёхой. Впрочем, тому уже было без разницы: он бежал как угорелый, чувствуя, что его сердце вот-вот разорвётся на части, в полной уверенности, что сам ад с воем и хохотом разверзается у него за спиной...

Тем временем Лена оборвала смех. Грустно прошептав: «Я же тебя предупреждала, дурачок, а ты не послушался», - она отделилась от металлической стены гаража; и, запахнув свой светло-серый плащ, устало побрела в направлении, противоположном тому, в котором скрылись Лёха и полицейский автомобиль... Шагая по слабо освещённому тротуару, иногда она, не умея совладать с собой, вновь начинала тихонько хихикать.

... Так - то посмеиваясь, то смахивая слёзы, - она и вошла в дом.

Её встретила старшая сестра:

- Ты чего это, Ленк? - удивилась та. - Ай выпила? Отмечали на работе? День рожденья у кого-то, да?

- Ой нет, сеструха, - Лена сняла плащ и, бросив его на спинку стула, принялась разматывать опоясывавший её тело грязно-бурый эластичный бинт. - Со мной сейчас такое было!

- Что, опять райотделовские устроили засаду?

- Да, - Лена сняла с живота большой кусок парной вырезки и тяжело плюхнула его на стол. - Я уже далеко от проходной отошла, когда на одного нарвалась.

- Погоди, а целлофан? Ты что - совсем тю-тю? Несла мясо на голое тело? Ну точно, не завернула: грязная вся, как чума! Нет, ну ты даёшь.

- Да завернула я, Оль. Но - говорю же: полиционер схватил меня, весь целлофан оборвал, уже и вырезку-то почти всю из-под бинта вытащил - спасибо, ребята прохожие подвернулись. Я на помощь звала, а они не поняли, что это опер: как дали ему по морде! Он, может, и сейчас ещё там валяется, сознание потерял.

- Ну и дела!

- Ты погоди, это ещё не всё. Потом вообще смех, Оль... Один из тех парней пошёл меня провожать. Ничего, симпатичный, только уж больно молоденький. Но представь: у меня вырезка из-под брюха чуть не вываливается, а он, дурачок, притиснул меня к гаражу, нетерплячий такой. И - давай, говорит, прямо там...

- Ха-ха! И что же?

- А то: под плащ руки запустил, да как нащупал вырезку-то - даже не знаю, что он там себе подумал, но видела бы ты его глаза. Прямо фильм ужасов! Ещё и обоссался, бедный.

- Ох-хо-хо! - залилась смехом сестра. - Ах-ха-ха-ха-а-а! Ойуморилатыменя-а-ха-ха-ха-а-а-а!

- Ладно, как отсмеёшься - мясо в морозилку определи, - зевнула Лена. - А я - в душ... Устала что-то сегодня.