Ночь на Ивана Купалу. Серия: Эротические сказки на ночь

... - Слышь, журналист? - голос в трубке был еле слышен, сквозь помехи, и казалось, что Семен звонил не с Западной Украины, а откуда-то с Марса - Ты хотел хотел репортаж о старинных обрядах?

- Да, Семен! - воскликнул я, откинувшись в кресле, сидя за рабочим столом - Что за обряд?

- Знаешь, есть такой праздник - Иван Купала? Ну, помнишь, у Гоголя? - пророкотал Семен - Вот, и есть возможность увидеть все собственными глазами, и даже поучаствовать! Ты как, сможешь приехать?

- Спрашиваешь, - восхитился я - да я даже командировку выбью, Семен! Когда выезжать?

- Праздник начнется в пятницу, сегодня - среда, так что, два дня у тебя есть, решай, акула пера! - хохотнул мой старый институтский друг.

Я работал в одном из столичных издательств, в фольклорном отделе, журналистом, и собирал по всей стране обряды, легенды, сказки... Нет-нет, историй, подобных с "Кавказской Пленницей", у меня не было, на Кавказе я, конечно же, был, но там все было чинно и культурно...

Я вскочил с кресла и побежал к главреду, Маше Синициной, которая, к тому же, была и моей старшей сестрой.

Она выслушала меня, посмотрела в график отпусков, и пожав плечами, выдала:

- В принципе, ты с затрашнего дня в отпуске, Николай, можешь совместить поездку с удовольствием...

- Ага, - кивнул я - а потом, очерк и "зарубит" рицензионная комиссия! Нет уж, Машка, давай-ка, оформляй командировку, как положено - Иван Купала, представляешь? У нас же нет ничего об этом празднике - только архивные летописи... А тут - я все увижу своими глазами, и даже, поучаствую!

- Там, я знаю, девки и парни через костер прыгают? - усмехнулась сестра - Голыми... и оргии устраивают...

- Ну... - залился я краской - думаю, до этого не дойдет...

- Когда ты женишься, наконец, - подписывая командировочный лист, проворчала Маша - тридцать лет уже, а все в бобылях ходишь... Я хочу племянников нянчить, Коль...

- Еще не нашел ту, единственную... - пробормотал я и, окрыленный, выбежал из кабинета...

И вот, я сижу в душном купе поезда Москва - Львов, и еду навстречу своей истории...

Семен встретил меня на вокзале в пятницу утром, и мы на его старенькой "Ладе" еще часа три тряслись по пыльной дороге, удаляюсь в какую-то глухомань, под названием  Сырныки...

- Тут, до революции, промышленник жил, - рассказывал мой друг, крутя баранку, а я смотрел на бескрайние поля, проплывающие за окном - и сколачивал состояние на изготовлении спичек...

- Спичек? - удивился я, повернув голову к Семену.

- А по-нашему, спички и есть - "сырныки"! - засмеялся Семен - да ты не удивляйся, и не боись - у нас все по русски разговаривают, старухи да деды, только, на мове, балакают... При социализме, обряд этот был законспирирован, получше разведки "Моссад" - КГБ же зорко следило за "опиумом для народа", а сейчас, ничего, нормально, даже, чекисты бывшие участвуют...

Мы приехали в станицу, где жила мать Семена, и после обнимашек, и обильного стола, с горилкой местного изготовления ( а по-простому, самогонки ), вареников с вишней, и прочих украинских разносолов, Семен провел меня в комнату огромной усадьбы, и мы стали разговаривать, и вспоминать нашу студенческую жизнь...  

- Ты мне ответь на главный вопрос, - вдруг стал серьезным Семен - ты хочешь участвовать в обряде?

- Конечно, хочу! - выпалил я, и тут, что-то кольнуло мне в душу - А... что? В нем что-то особенное?

- Ничего особенного нет, - ухмыльнулся друг - Просто, ничему не удивляйся, и не спрашивай там ничего... Обряд будет происходить по полной программе старинного обряда - прыжками через костры...

- Голыми? - брякнул вдруг я, вспомнив слова Машки.

- Голыми, - кивнул Семен, и удивленно поднял брови - а что тебя удивляет? Ты что, девственник? Или бабы голой не видел? В институте, что-то, твоей скромности я не замечал...

- Да нет, ничего, - отбрехался я - что дальше?

- Песни, хороводы, купания и гадания, - перечислил Семен - кстати, принято считать, что на Ивана Купалу, можно и расстаться со своим одиночеством, так что, если найдешь себе суженную, с тебя "поляна", Колька...

- Не думаю, - рассмеялся я - моя суженная, наверное, еще не родилась...

- Ну-ну... - спрятал улыбку друг - ладно, отдыхай... до вечера еще есть время...

Наконец, вечером, как только солнце стало клонится к закату, Семен выгнал свою "Ладу", и мы вышли на крыльцо.

- Микола, - окликнула меня тетя Маруся, мать Семена, и протянула красивый, сплетенный из полевых цветов, венок - держи, тебе пригодится...

Я удивленно посмотрел на друга, тот кивнул:

- Мать права, бери, без венка там праздник - не праздник...

Я поблагодарил тетю Марусю, и мы поехали на празднество...

... Машин было множество, и "джипы", и "форды", и наши, отечественные - целый автопарк расположился на огромной лесной поляне, среди толстых дубов и акаций.

Мы поставили машину, Семен вытащил из спортивной сумки два свертка, один бросил мне:

- Переодевайся - на Сборище следует появляться только в этом...

Я вытащил из пакета легкую рубаху, длинную, в таких, по-моему, совершают обряд Крещения, и понимающе кивнув, стал раздеваться. Никого поблизости не было, и я не боялся оказаться в неловком положении...

- Колька, - остановил меня Семен, увидев, что я уже натягиваю рубаху, оставив на теле плавки - это тоже снимай...

Я помедлил, и посмотрел на друга.

- Ты же хотел участвовать в обряде? - резонно спросил меня Семен - Вот, и следуй древним традициям...

Сам он, уже голый, словно, младенец, стоял у машины, и совершенно, не смущаясь, укладывал в сумку телефон, ключи, и прочую мелочь. Наконец, он надел такую же рубаху, и оглядев меня, довольно кивнул, и мы направились к дубам, сквозь которые маячил свет...

Людей было много, человек около сорока, не меньше, собрались вокруг огромного костра, пылающего среди мрака приближающейся ночи... Молодые парни и девчата, были и моего возраста, и постарше - сидели на траве, и слушали какого-то человека, с небольшой бородкой, в такой же рубахе, как и у меня, да и у всех собравшихся, который объяснял правила для новеньких.

- Забудьте сегодня, что вы - люди, братья и сестры! - говорил он - Сегодня вам позволительно все, буквально, все, что вы пожелаете! Выбрав себе пару, вы будете веселиться, как младенцы, прыгайте через костры, купайтесь, погрязайте в похоти и разврате, чресла ваши сегодня могут совершать любое непотребство, какое вы себе представить можете! Персии и ланиты, уста и гоила - лобзайте без стеснения! Ярите без смущения и какого-либо стеснения! А теперь, пройдем к Заветной Осине, и воздадим Хвалу Красоте и Ивану Купалу, и Творцу Нашему!

Все поднялись, и пошли за старшим, по тропинке, друг за другом...

И тут, я почувствовал, как мою ладонь взяла маленькая, нежная ладошка... Я повернул голову влево, и увидел... черт...

Если на свете и существовали нимфы, русалки, феи, и кто там еще - то Она была олицетворением всех, вместе взятых!

Таких длинных волос я еще не видел - золотисто-соломенного цвета, едва касаясь земли, они были такие густые, что казалось, что это не волосы, а свадебная фата...

Огромные глаза, на милом светлом личике, маленький аккуратный носик, правильной формы, тонкие губки - она и в этой мешковатой рубахе, была похожа на Богиню...

Она улыбнулась мне, и тихо прошептала:

- Я нашла пару?

Чувствуя, как трудно оторвать от нёба свой язык, я с трудом ответил:

- Похоже, что... да...

Она улыбнулась, показав свои маленькие, ослепительно белые зубки, и мы, не выпуская рук, вместе прошли на другую поляну, где стояли около десятка осин, а перед ними, несколько человек, в таких же одеяниях, выдавали полоски красного атласа.

Мы с моей очаровательной спутницей взяли по полоске, и свзяли две ветки, на ближайшей осине...

Потом, все встали кругом, вокруг осин, и воздев руки к небу, повторяли за старшим:

«Свят! Свят! Свят! Святой сучок,

Святая ветка, святой листок.

Нет у вас ни болезней, ни болей,

Ничего у вас не болит, не щемит, не колет.

Так бы и у раба Божьего (имя) сердце ни болело,

Ни ныло, не шумело, ни кололо, ни страдало.

Ни днем светлым, ни ночью темной, ни зимой, ни летом,

Ни осенью, ни весной.

Вот мои слова, вот святые образа.

Укрепи, Господи, сердце от болей у раба Божьего (имя).

Не я слова сии говорю, не я ветви завязываю,

А Иоанн святой, Господа за меня (имя) просит,

Заговор заговаривает, святые ветви завязывает,

От болезней меня (имя) отчитывает.

Заговор сей никому не переговорит,

Ветвей святых никому не развязать.

Ключ. Замок. Язык.

Аминь. Аминь. Аминь».

А потом - началось!

Такой разнузданности я не мог представить и в самом приятном и сладком сне!

Моя спутница, кстати, ее имя было Олеся, скинула рубаху, и моему взору окрылось самое восхитительно тело, какое-либо, я когда-то видел! Стройное, белое, с парой очаровательных грудок второго размера, с торчавшими вперед сосками, выбритой "киской"  и небольшой попкой, которую я, собственно, и не видел, из-за густой и широкой стены ее прекрасных волос... Смеясь, она стянула с меня рубаху, и закинула ее на ближайшую ветку... Свой венок она надела мне на голову, а я мягко водрузил, на ее волосы, свой... И, взявшись за руки, мы побежали, к горящим на другой поляне, небольшим кострам...

- Ты впервый раз? - на бегу спросила она меня.

- Ага, - кивнул я - а ты?

- В третий... Я из Одессы...

- Москва...

- Ты москвич? - с интересом, спросила Олеся, чуть замедлив бег - Ни разу не видела москвичей здесь...

На поляне, возле огромного пруда,   было шумно, под красивые песнопения, все присутствующие, обнаженные, лишенные смущения и стыда, прыгали через костры, плясали в немыслимых плясках, я даже встретился взглядом с Семеном, который подмигнул мне, улыбаясь счастливой улыбкой...

- Уже видишь... - посмотрев на ее волосы, я вдруг обеспокоенно спросил - Олеся... а как же волосы?! Они же сгорят!

- Не сгорят, Милый! - громко засмеялась Олеся, и громко крикнула - Смотри!

Я, с неподдельным восхищением, смотрел, как разбежавшись, Олеся, словно, длинногая лань, высоко прыгнув вверх, красиво перелетела через костер. Ее роскошные волосы, подобно комете, пронеслись над языками пламени, не дотронувшись до них. А Олеся, очутившись на земле, резко обернулась, накрывшись волосами, и задорно глядя на меня, весело прокричала:

- Давай!

Я разбежался что есть сил, и прыгнул.

Теплом обдало мою промежность, я ощутил такой восторг и радость, что очутившись рядом с Олесей, обнял ее, радостно смеясь. А она впилась в меня таким крепким поцелуем, что мой член, тут же, отозвавшись на него, ткнулся ей в лобок...

- Молодец, - склонив голову набок, одарила меня белозубой улыбкой, Олеся - искры полетели...

И, заметив мое удивление, она объяснила:

- Если полетели искры, то скоро быть свадьбе! Давай вместе?

Мы взявшись за руки, снова разбежались, и вместе перелетели через следующий, больше первого, костер!

Эта разнузданная атмосфера, свобода движений, пьянящее чувство похоти - вскружили мне голову... Мы с Олесей и плясали, и пели, и прыгали... вскорее, все потянулись к пруду - вода закипела от множества тел... Мы плескались, как дети, ныряли, сливались в крепких поцелуях, выбегали из воды, и снова прыгали через костры...

... Приземлившись, после очередного прыжка, Олеся, схватив меня за руку, вдруг потащила не к воде, и не к следующему костру, а куда-то в сторону леса... Молча мы вошли в дубовую рощу, и пройдя немного, очутились на небольшой полянке...

Я готов поспорить на миллион долларов, и дальше больше, но я реально увидел, как глаза Олеси, в этой темноте, засветились каким-то, волшебным, светом...

Прислонив меня к стволу огромного дуба, глядя на меня своим ведьминым взглядом, она медленно опустилась на колени, и уткнулась лицом в мой пах...

... Казалось, что она потеряла рассудок - она терлась лицом о мой вздыбившийся член, облизывала головку, заглатывала так глубоко, что у меня вылезали глаза из орбит, и я старался, как можно, дольше, оттянуть удовольствие...

Выпустив фонтан своей спермы ей на лицо, которое тут же подставила Олеся, она повалила меня на траву, и вытерла моим животом влагу с лица... Тут же, не дав мне опомниться, она снова, своим язычком и пальчиками, довела меня до новой кондиции, и перекинув ножку, через мое тело, медленно опустилась на, стоящий гордо фаллос...

Олеся склонялась над моим лицом, и нас накрывал мягкий, шелковистый полог ее прекрасных волос, а ее попка яростно насаживалась на мой член, распаляя, и без того, раскаленный жар, в своей "пещерке"... Мы сливались в таком страстном поцелуе, что я задыхался от ее язычка, который творил в моем рту невобразимую пляску Страсти и Похоти... Излившись, не менее чем в первый раз, мощной струей, я перевернул Олесю на спину, и сам, ничуть не стесняясь, и не брезгуя, впечатал свое лицо в пылающую и хлюпающую "киску"...

Я вылизывал ее со всеми силами, какие были у меня, а Олеся оглушала меня стонами, вскриками, корчась  от невыносимой Страсти и, наконец, не в силах уже терпеть, она схватила меня за плечи, и резко потянула к себе...

Мой член вошел в нее, словно, нож в раскаленное масло, и мы устроили, на этой небольшой поляне, такую пляску, что в глазах у меня искры сменялись блеском драгоценных бриллиантов... Никогда, за мои тридцать лет, я еще не трахался так страстно, и жадно... Я не мог насытиться этой женщиной! Я хотел ее! Хотел еще и еще! Я впечатывал свой безумно твердый член в ее"киску", стараясь разорвать ее матку, до посинения сжимая ее грудки, вгрызаясь в ее соски, словно, разъяренный зверь, а Олеся, обезумев, только хрипела:

- Еще... Сильнее... Еще сильнее... О... Да... Да... А-а-а-а-а...

Мы кончили одновременно, рухнув пекле раскаленной Страсти, перемазанные соками нашего похотливого блуда...

________________________________________________

P. S.

... Свадьба гремела три дня и три ночи... Семен, в сотый раз, обнимал меня, и тыкаясь мокрыми губами мне в щеку, поздравлял, и повернувшись к пьяной Машке, громко восклицал:

- Вот, скажи, Маш! Молодец я, что вытянул тогда Кольку на Ивана Купалу? Молодец же?!

- Молодец, Семка, - кивала моя сестра, и добавляла - ты обещал меня тоже взять, на следующей неделе, на праздник, не забыл?

- Возьму! - клятвенно заверял Машку Семен - Будешь моей парой! Будешь?

- Заметано! - кивала Машка и добавляла - Наливай!

А мы сидели, с Олесей, обнявшись, и счастливые, ждали нового Дня Ивана Купалы...