Белокурая бестия

1. Костюм для майора

Войдя  в секцию «Мужская одежда», Валентин Ав­деевич Тернистых почувствовал себя, как на минном поле, неуверенно и беспомощно. Он прошел вдоль рядов с выставленными на показ мужскими костюмами из раз­ных тканей различных расцветок. Приблизился к отделу, где висели костюмы подходящих размеров. Суетливо ощупывал ткань, изучал бирки и ценники. Все чаще попадались на английском  языке и трудно было понять каков размер. Не мог он определиться и с цветом костюма: толи черный, толи темно-синий с тройкой или кремовый... «Вот досада, оказывается не так то просто выбрать хороший костюм, чтобы он радовал, а не огорчал впоследствии»,— подумал Тернистых и остановился  в полной  растерянности. Вытер носовым  платочком вспотевший лоб. Увидел в огромной зеркало унылое выражение своего лица и заметил приблизившуюся  из-за спины женщину-продавца в фирменной одежде.

— Мужчина, мне кажется, что вы нуждаетесь в помощи,— произнесла она. Валентин Авдеевич обернулся и встретил ее добрый  сочувствующий  взгляд. Милое лицо карие глаза, среднего роста с изящной фигурой.

— Вы затрудняетесь  в выборе костюма? — спросила  женщина, сдержанно улыбнувшись тонко очерченными перламутровой помадой губами.

— Да, пожалуй, — признался он и попросил. — Мне бы такой  костюм, чтобы  не слишком дорогой и не очень дешевый.

— Покупка костюма — дело серьезное,— заметила она.— Обычно мужчине в этом помогает жена или невеста. Поэтому я поначалу решила, что вы рассматриваете швейные  изделия ради праздного любопытства. Есть такая категория людей  и среди вашего брата, а не только женщин. Почти каждый день приходят, словно в музей, смотрят, но ничего не покупают. Своеобразное хобби. Наверное, от этого какое-то удовольствие получают. Краж вроде бы не совершают, приходится их терпеть. Так вам жена доверяет подобную покупку?

— Я  холост, — почему-то смутившись, признался Валентин Авдеевич.

— Что же так? Видный, интересный мужчина в расцвете сил? — неподдельный интерес  появился в ее глазах.

— Служба прошла в закрытых гарнизонах, а невест  там не густо,— пояснил он.— Не отбивать же жен у своих друзей – офицеров  не соблазнять  же их юных дочерей. Честь и совесть не позволяли. Теперь вот ушел в запас, на пенсию. Старый  костюм обносился,   вышел из моды.   Я его редко одевал, все больше в мундире. Он свою вахту отслужил, вот я и решил приобрести  цивильную одежду. А мундир, разве что по военным праздникам буду одевать.

— Такой молодой, а уже пенсионер. Мне то до пенсии еще восемнадцать лет здесь  среди одежды томиться, — вздохнула она.— И до какого звания вы дослужились, если это не военная тайна?

— Для вас, Любовь Андреевна, — Тернистых  прочитал ее имя на карточке, приколотой к элегантному бирюзового цвета костюму.— Никаких тайн. Я — майор, военный  летчик. Служил бы  и дальше, но пошла кампания расформирования авиаполка, сокращений и увольнений. Лет выслуги  у меня было достаточно, поэтому подал рапорт, чтобы остались на службе друзья, у которых семьи и дети. Мне на одного пенсии хватит, да и подрабатывать смогу по инженерной  части. Голова на плечах и руки не крюки. Всякую там технику, электронику смогу ремонтировать.

— Значит, гуманно поступили,— похвалила Любовь Андреевна.— Как только вы появились в секции, я сразу по выправке поняла, что из военных или из налоговой милиции, поэтому решила не беспокоить. Итак, товарищ  или господин майор, коль у вас нет жены, то я на время ее заменю. Позвольте  вас  обслужить. Значит,   вам  нужен  костюм?

— Конечно, за тем и пришел, — обрадовался он.

— Я так полагаю, что костюм должен быть не слишком  ярким  и светлым и не очень темным и мрачным, чтобы его можно было одеть по любому  случаю. Правильно? — спросила она.

— Правильно, очень верно. Я ведь не артист, чтобы выступать на сцене, — произнес Тернистых.— Мне богатый  гардероб, несколько костюмов ни к чему. Сорочки, галстуки— это другое  дело надо разнообразие,   а костюма и одного достаточно.

—Кстати,   как вас зовут, товарищ майор? Мое то имя и фамилию вы  прочитали, — улыбнулась Любовь Андреевна.

— Валентин Авдеевич Тернистых,— представился  он.— А у вас  имя, и фамилия прекрасны — Любовь Чародеева. Наверное, потому, что вы магически очаровательная женщина.

— Спасибо за комплимент,— просияли ее глаза. Она бережно взяла его под руку и подвела к сектору, до которого он прежде не дошел.

— Здесь костюмы отечественного производства, но по качеству ткани, элегантности и красоте  не уступают импортным, даже их превосходят,— пояснила она.— А цена вполне доступная. Снимите-ка вашу куртку.

Тернистых исполнил ее просьбу и Чародеева  взяла из его  рук летную куртку. Оценивающе поглядела на его статную фигуру  в мундире летчика с эмблемами  и большой звездой на погоне с двумя просветами со знаками отличия на широкой груди.

— Вы замечательно выглядите,— с теплотой в голосе  сказала Любовь Андреевна.

— Стараюсь,— улыбнулся майор  в ответ и заметим. — Сейчас сказывают, что в моде малиновые и зеленые пиджаки?

— Да, их носят представители криминала, чтобы выделиться?

— Неужели? Я об этом не знал, —  признался он.

— Вы ведь к ним не имеете отношения?

—Нет, конечно, нет. Я — офицер Советской армии, человек чести и долга, с бандитами не связан.

— Тогда малиновый или зеленый пиджак вам ни к чему. Это дресс-код представителей криминала.

Она повесила его куртку на плечики. Сняла с вешалки костюм стального цвета.

— Будьте добры, Валентин Авдеевич. Вам  этот цвет нравится?

— Так точно!

— Тогда примерьте,— она подала костюм и указала взглядом на свободную кабину. — Оденетесь, позовите. Я погляжу, как он на вас сидит.

— Так точно! — еще не отвыкнув от дисциплинарного и строевого уставов, отозвался он. Зашел в кабину, зашторил. Снял мундир,   брюки и туфли. Надел новый костюм, застегнул пуговицы. Взглянул  в зеркало на свое изображение, пригладил короткие волнистые волосы, слегка тронутые на висках первым налетом  седины. «Я еще  могу понравиться женщинам,— с удовлетворением подумал Тернистых.— Вся молодость прошла, то в училище, то у черта на куличках в дальних гарнизонах и на аэродромах с подземными ангарами. Пора ощутить вкус светской  жизни. Пожить в свое удовольствие, а не только для державы, политиков, приведших  к ликвидации воинских частей, разрушению военных  городков и современных  аэродромов и особенно в Крыму, прежде  непотопляемом авианосце Краснознаменного Черноморского флота. К  черту этих бездарных, бестолковых политиков, разрушивших самое сильное государство. Но история не прощает подобных трагедий».

— Любовь Андреевна! — позвал он.—  Я готов.

Женщина  откинула полог шторы и вошла, наполнив кабину духами. Смерила покупателя  с головы до пят, аккуратно повернула  его по оси. Он легко повиновался этим движениям. Она молча, касаясь  локонами каштановых волос его лица, разгладила  ладонями  ткань на его плечах, одернула  полы костюма. Проверила, не тесны ли брюки.

— Пожалуй, сойдет, я неприхотлив, за модой  не гонюсь, — произнес Тернистых, томимый ее молчанием.

— Эх, мужчины, почти похожи друг не друга, только бы побыстрее и все дела,— ласково упрекнула Чародеева.— Брюки в самый раз, а вот пиджак немного тесноват. Если только на сорочку, то подойдет, на полувер  или свитер — затрещит по швам. Надо брать с небольшим запасом. Плечи у вас, Валентин Авдеевич, как у дискобола или метателя ядра, да и вся фигура спортивная, атлетическая. Любо-дорого поглядеть.

— Веду здоровый образ жизни, активно  занимаюсь физподготовкой, по утрам качаю пресс, принимаю холодный душ, чтобы быть в форме, — ответил он.— Привычка,   как  говорят, вторая натура.

— Это полезная привычка, продолжайте в том же духе,— похвалила она.— Мужчина должен быть крепким, энергичным  и выносливым, тогда и потомство будет здоровым. Верно, ведь говорят, какое семя, такое и племя. Женщины  таких, как вы, очень   обожают. Вялость  и немощь — удел стариков. Вы ведь, наверняка, не курите и не пьете?

— Не курю, но пью в меру по праздникам, когда есть повод.

—Так вы — идеальный мужчина. Вам не более сорока лет?

— Почти угадали, сорок три.

— Замечательный возраст, зрелости и мудрости,— подчеркнула  Чародеева.— Так  на  пенсии, будучи одиноким человеком, холостяком, у вас уважаемый Валентин Авдеевич, есть шанс набрать вес. Следует лишнюю энергию сжигать, вы, надеюсь,   знаете, каким способом. Но все же советую, взять костюм по просторнее, чтобы не сковывал движения и вы себя в нем чувствовали не, как рыцарь в кольчуге  или  панцире, а свободно и раскованно. Я понимаю, вы привыкли к мундиру, портупее, стягивающей  словно корсет. Но теперь у вас другая жизнь, другой  режим. Вам  этот костюм нравится, только честно?

— Нравится, хотя привык к темно-голубой форме,— признался он.— Но вы правы, надо избавляться от стереотипов, от стандартов, ведь мир ярок и многоцветен.

— Вот именно. Вы подождите в кабинке, а я принесу точно такой же костюм, но размером  побольше,— велела она. Тернистых терпеливо примерил второй костюм. Любовь Андреевна, вновь, обдав его ароматом  духов, разгладила лацканы. Он почувствовал на своей щеке касание ее волос, горячее дыхание. Она, будто невзначай прильнув к нему грудью, тут же отстранилась. Еще раз повертела его, пристально  оглядела и довольная, словно обнова предназначалась ей, сообщила:       

— Вот теперь в самый раз. Платите в кассу и костюм ваш. Если хотите, можете его не снимать. Я упакую ваш мундир?        

— Будь, по-вашему, — согласился он.

— Юля! — Чародеева окликнула девушку, сидевшую за кассовым аппаратом. — Прими у Валентина Авдеевича деньги за костюм, который на нем. Я выпишу квитанцию.

— Хорошо, — отозвалась Юля. Любовь Андреевна аккуратно  упаковала мундир в бумагу, перехватив крест - накрест шпагатом, подала Тернистых летную куртку и любезно проводила к кассе, где  он расплатился за покупку. Отойдя  вместе с ним шагов на пять к витрине, призналась:

— Очень приятно было с вами познакомиться.

— Мне тоже,— галантно склонил он голову.— Очень благодарен  за помощь в выборе  хорошей вещи. Для меня, как вы смогли заметить, это целая проблема. Не люблю  ходить по магазинам и рынкам. Я  дилетант в бытовых вопросах. Моему приятелю, однополчанину  Анатолию  однажды на рынке-барахолке всучили импортный  костюм по дешевке. Он  походил в нем пару дней, попал  под дождь и костюм расползся, посыпался, как будто бумажный. Вскоре выяснилось, что он из набора ритуальных услуг для покойника.

— Какой ужас! — вскликнула продавец. — В таких делах надо доверять женщине.

— Он закоренелый холостяк.

— А вы? — интригующе  улыбнулась  она.

— Женщины  мне нравятся, без них жизнь серая и неуютная,— вздохнул Тернистых.

— Извините за любопытство, а есть кто-нибудь у вас? Я имею в виду даму сердца? — спросила она.

— Нет, но кажется,   будет,— он смело заглянул в глубину ее глаз, заставив женщину отвести взгляд в сторону. Выдержав паузу, видимо решая, стоит ли откровенничать, она прошептала:

— Мне кажется, что мы вами родственные души. Я — мать-одиночка, живу с дочерью. Ей девятнадцать лет, студентка университета. Вот вам мой телефон и адрес на тот случай, если вдруг  костюм вам разонравится. Я его поменяем без  всяких проблем. Звоните без стеснения. Чародеева подала ему золотистый квадратик  визитки с витиеватой вязью текста.

— Простите, у меня визитки нет,— смутился  Валентин Авдеевич.— Прежде не придавал этому значения, да и знакомых немного. Я вам позвоню,   обязательно позвоню...

— Если не возражаете, то я подберу к костюму сорочку и галстук?

— Буду вам признателен, но сейчас не располагаю нужной суммой,— ответил майор. — Прихватил с собой только на костюм.

— Не волнуйтесь, что-нибудь придумаем,— загадочно улыбнулась  Чародеева и, вспомнив мотив из кинофильма,   нежно пропела.— Главное чтобы, главное чтобы костюмчик сидел....

— С вашей легкой руки  будет  точно сидеть, — улыбнулся Тернистых, тоже вспомнив потешную сцену из популярного кинофильма. Поверх  костюма надел теплую летную куртку и  в прекрасном настроении вышел из универмага. Сгущались сумерки, угасал короткий и холодный декабрьский день.

2 . Строптивая Надежда

«Костюм подошел в самый раз. Вроде бы,   нет  повода беспокоить Любовь Андреевну,— уже на следующий вечер, расхаживая по своей однокомнатной квартире, размышлял Валентин Авдеевич.— Однако не каждому же покупателю она вручает визитку. Наверняка, это знак для продолжения знакомства и отношений. Все-таки, без женщин  скучно жить на белом свете». В его памяти всплыло ее милое лицо, ласковые глаза и сочные  губы, ощутил тонкий запах духов, который он поначалу не уловил. Он вспомнил, как по-домашнему просто, словно с давно знакомым, Чародеева взяла его под руку,   как тщательно подбирала костюм. «Стала бы она так возиться с незнакомым покупателем, если бы не испытывала  к нему симпатии? Не обмолвилась бы и словом о себе, — подумал он и решительно снял трубку с аппарата и, глядя в визитку, набрал номер.

— Слушаю вас, — прозвучал бойкий девичий голос. Валентин Авдеевич растерялся, но тут же сообразил, что голос может принадлежать ее дочери.

— Слушаю вас, говорите.

—Извините, квартира Чародеевых?

— Да, вы не ошиблись,— с нотками удивления ответила девушка.

— Тогда пригласите, пожалуйста, Любовь Андреевну,— попросил он.

— Кто ее спрашивает?

— Валентин Авдеевич, — и почувствовал, как она затаила дыхание, а потом позвала.

— Мам, это тебя, какой-то Валентин Авдеевич.

— Слушаю, — узнал он ее нежный голос и с волнением ответил.— Добрый вечер Любовь Андреевна.

— Очень добрый, — согласилась она.

— Прошу простить  за беспокойство...

— Что-нибудь с костюмом не так?

— С костюмом все в порядке,   я вам очень благодарен,— унял он волнение.— Считайте меня своим должником.

— Это моя работа. Покупатель должен быть доволен обновой. Тогда он и в следующий раз не обойдет универмаг стороной. Конкурентов  ведь пруд пруди.

— Мне следовало бы написать благодарность в книгу жалоб и предложений. Я обязательно это сделаю,— пообещал он.

— Теперь такие книги не ведутся,— звонко рассмеялась Чародеева. — Но мне приятно ваше желание оставить свой автограф.

— А мне приятно слышать ваш голос,   если вы не возражаете, то я хочу с вам встретиться? — с некоторой робостью произнес  Тернистых  и с радостью  услышал  отклик.

— Не возражаю, — охотно согласилась женщина.— Откровенно говоря,   я очень ждала  вашего звонка. Где и когда вы предлагаете встретиться?

— Сейчас, сегодня, не будем откладывать в долгий ящик, — попросил  он.— В каком-нибудь уютном кафе или ресторане. Надо  же, как положено, обмыть костюм, чтобы  хорошо и долго носился.

— Да,   традицию не следует нарушать, — поддержала она.— Встретимся у меня дома. Устала я от общественных мест, от суеты, да и вас не хочу разорять. Мы достаточно взрослые люди, поэтому не будем тешить себя романтическими свиданиями. Через час-полтора жду вас. Заодно познакомлю с дочерью, она сгорает от любопытства. Правда, Надя?

— Еще бы,— услышал он девичий  голос.

— Любовь Андреевна, я с радостью принимаю ваше предложение, — согласился он.— Вы практичная женщина.

— Я в этом не сомневаюсь,— нежно произнесла Чародеева и напомнила.— Мой адрес указан  в визитке.

Минуты две-три Тернистых раздумывал, что одеть? Парадный мундир со знаками отличия сочтут за нескромность и фанфаронство. Тогда первый визит в гости в новом костюме. В шифоньере он отыскал старую армейскую рубашку и галстук в полоску.

Ровно через час он был на лестничной  площадке седьмого этажа перед дверью квартиры Чародеевых. Один из пакетов поставил у ног и нажал кнопку электрозвонка. Поднял  пакет. Засветился стеклянный  зрачок “глазка” и через  несколько секунд  металлическая дверь,   плотно  обшитая  деревянными рейками, отворилась.   Тернистых  увидел Любовь Андреевну  в длинном, облегающем ее фигуру,   пурпурном платье с глубоким декольте. Ее глаза сияли, а на губах с блеском помады  под цвет платья играла загадочная улыбка. Рядом с ней в бирюзовой блузке с кружевным  воротничком и короткими рукавами, в черной короткой юбке, стягивающей красивые бедра и с иронично-веселой улыбкой на лице, стояла девушка. Она была почти на полголовы выше матери, но ее точная копия, только обликом моложе. Лицо  нежно-персикового цвета. Золотистые и мягкие словно лен, волосы рассыпаны на хрупких плечах. В вырезе блузки он приметил ромбик-кулон на золотой цепочке. Держа пакеты в руках, Тернистых замешкался.           

— Еще раз добрый вечер,— приветствовал он, не решаясь перешагнуть через порог.

— Что же вы стоите, Валентин Авдеевич? Проходите, прошу,— пригласила хозяйка квартиры. Он вошел в прихожую.

— Это вам, Любовь Андреевна,— достал из пакета и подал ей три белые гвоздики завернутые в блестящую  фольгу.

— Ой, мои любимые цветы! Обожаю все белое и чистое. Как вы угадали?— она,   привстав, прикоснулась  губами к его гладко выбритой щеке. Аккуратно вытерла платочком след от губной помады. Он ощутил знакомый запах дорогих духов.

— Знакомьтесь, моя дочь Надя. Помните, как Анна Герман пела «Надежда — мой компас земной…»

— Не сложно догадаться, вы очень похожи и обе очаровательны. По цвету волос только и можно различить, — заметил он.

— Эта Надюша  решила стать блондинкой, а у меня естественный цвет, я не признаю  красители  и “химию”. Так могут нахимичить, что без волос останешься.

— Надежда,— девушка подала теплую и  голую по локоть руку с длинными, как у пианистки пальцами, слегка преклонив колено.

— А вам, Надя,   молочный шоколад, чтобы жизнь не казалась горькой,— Тернистых положил на ее ладонь плитку “Каприза”, заметил немой укор в ее зеленовато-голубых глазах.

— Спасибо,— сухо  промолвила девушка и неожиданно скаламбурила. — Молочный, наверное для того, чтобы молока больше было?

Он смутился, а Любовь Андреевна пожурила дочь:

— Оставь свои приколы, с ровесниками хохми, прикусили язычок.

«Интересное начало, видно девице палец в рот не ложи, откусит.   Надо было ей купить тоже цветы, орхидеи  или розы, — с досадой подумал он, вспомнив свои недавние колебания  среди обилия благоухающих цветов в букетах и корзинах в подземном переходе под площадью Советской. Он тогда предположил, что Любови Андреевне  может, не понравится,   что и ее дочери он подарит цветы. «Поди, разберись в этой женской психике, в их логике, чувствах и капризах, — посетовал он.— Кажется,   Надежда обиделась.   Вот, дуралей,   знал ведь, что взрослая девушка, а не ребенок, чтобы потчевать  шоколадкой. Ладно, в следующий раз таких проколов не будет. Надо следовать мудрой  истине:   дарите женщинам цветы. Он подал Чародеевой пакет с шампанским и цитрусовыми, лимонами, апельсинами, киви, гранатами, хурмой...

— А это к чаю или кофе,— достал из второго пакета украшенный розовым кремом киевский торт в  прозрачной пластмассовой  коробке.

— Ой, сколько сладостей, нам с Надей нужно соблюдать диету, иначе растолстеем, как та хохлушка Руслана Писанка, что погоду предсказывает, — пошутила Чародеева.— Мужчины любят стройных,   изящных под стать топ-моделям. Вот и приходится отказывать себе в удовольствиях.

— Вам полнота и ожирение не грозят, — возразил Валентин Авдеевич, взглянув  на загрустившую девушку.— Один раз в неделю можно полакомиться тортом или другими сладостями.

— Другими? Какими же?   — усмехнулась Надя,   многозначительно взглянув на гостя.

— Пирожным, зефиром, шоколадом,—  смутившись, перечислил Тернистых.

— А я то думала-гадала…—  нараспев прошептала Надежда.

— Прошу вас, Валентин Авдеевич, — потеснила дочку мать,   указав жестом на открытую дверь гостиной. Под сверкающей  хрусталем люстрой он увидел богато сервированный стол — на фаянсе посуды благоухали яства. В маленьких вазочках клюквой  поблескивала красная, а  на  другой черникой — черная икра. На блюдах  аккуратно были разложены, нарезанные кольцами колбаса, ломтиками сыр, оливье, салаты, маринованные огурцы и помидоры, дольками лимон, апельсины. На белоснежных салфетках — серебряные вилки, ножи. В центре стола две бутылки сухого и крепленного марочных вин фирмы «Дионис» и бутылка союз-виктановской  «Охоты». На тумбочке возле телевизора «Филипс» и мебельной стенки, щедро заставленной посудой и сувенирами, сервизами, возвышалась большая богемского стекла ваза.

— Чем богаты, тому и рады,— улыбаясь, пропела Чародеева, внимательно следя реакцией Валентина Авдеевича, впечатленного увиденным.

— И когда вы только успели управиться?   — похвалил он.

— Надюша помогла, — ответила женщина.— Холодильник у нас не пустует, всегда  держу  продукты прозапас,   на всякий пожарный случай. А сегодня для приятного случая.

Они сели за стол. Хозяйка заботливо прикрыла его колени полотенцем. Тернистых кивком головы поблагодарил и аккуратно открыл шампанское. Наполнил хрустальные фужеры.

— За знакомство, за вас дорогие!— предложил он тост, не отличающийся оригинальностью. Выпили, налегли на закуску. Наступила пауза, которую неожиданно  разрядила Надежда:

— А у вас, Валентин Авдеевич, простите за прямоту, в отношении моей матери серьезные намерения? Или так, короткий курортный роман, легкий флирт без последствий. Потешились и разошлись, как в море корабли?

— Надя! Надька! Сейчас же прекрати,— краска смущения залила лицо Чародеевой. — Первый раз в жизни видишь человека и такие каверзные, бестактные вопросы.

— Зачем вам на старости лет в кошки-мышки играть,— заупрямилась дочка.— Давно уже не маленькие, знаете,   для чего сходятся мужчина и женщина.

— Какая ты у меня умная-разумная, постыдилась бы Валентина Авдеевича. Что  о  нас подумает. Это у вас, молодых  да ранних, не успели познакомиться  и в тот же день в постель, а потом разбежались.

— Для меня это далеко не праздный вопрос, — не уступала  Надя.— Я должна знать,   чтобы планировать свою жизнь, избрать тактику поведения в связи с неожиданными переменами и обстоятельствами.

— Лучше сосредоточь свой интеллект, свое чрезмерное  любопытство на подготовке к зимней сессии, подчисти “хвосты”,   а то провалишься с треском,— посоветовала мать.— А в личных отношениях мы с  Валентином Авдеевичем разберемся сами.

— Мне ваша матушка, Любовь Андреевна,   очень нравится, — заявил Тернистых,   чтобы уладить спор. — Я готов ей с радостью предложить свою руку и сердце. Последнее решающее слово за ней.

Он смело взглянул на Чародееву, но та, взволнованная его признанием,   не торопилась с ответом. По нежному взгляду, которым она его одарила, нетрудно было догадаться, что согласна. Возможно, такое решение у нее родилось еще там, в универмаге, когда впервые увидела майора и отдала ему визитку. Обмен влюбленными взглядами не ускользнул от наблюдательной дочери.

— Давайте  еще выпьем по одной,— уклонившись от прямого ответа, предложила Чародеева и  Валентин Авдеевич, будучи джентльменом, не стал настаивать.

— Что будем пить? Сухо или крепленное? — спросил он сначала старшую, а затем и младшую  Чародеевых.

— Пожалуй,   крепленое,— промолвила Любовь Андреевна.

— А вы, что предпочитаете? — встретила его вопросом Надя, лукаво усмехаясь.

— Я, если позволите, «Охоту». Целебный, настоянный на крымских травах,   напиток  повышает тонус.

— Потенцию,— бесцеремонно уточнила девушка.

— Надь, опять ты за свое,   прикуси язык,— одернула ее мать.— Тебе даже шампанское нельзя пить, становишься развязанной и агрессивной.

— Если шампанское нельзя, тогда попробую «Охоту»,— отбросила она за спину длинные роскошные волосы, пропустив мимо прелестных  ушей замечание матери. Он  сначала наполнил вином “Сурож” Фужер Любови Андреевны, а затем  отвинтил колпачок на прямоугольной бутылке «Охота». Наполнил  золотистым напитком  пятидесятиграммовые  хрустальные стаканчики.

—3а ваше очарование, любовь и согласие! — провозгласил он тост и тихо скомандовал себе.— Господа офицеры!

Выпил стоя. Надежда последовала  его примеру и,    даже не закусив, зааплодировала в ладони:

— Браво, Валентин Авдеевич, настоящий гусар, офицер! И  ответьте, будьте добры,   если это не является военной тайной, где вы с мамой собираетесь проводить свой медовый месяц? Будет же у вас  медовый месяц или хотя бы неделя?

— Надька, ты переходишь все границы  приличия. Отстань от человека,   — потребовала Чародеева.

— Что естественно, то не безобразно. Я хочу братика или сестричку. Так ведь, Валентин Авдеевич? — подмигнула  ему  девушка глазами.

— Да-а, что-то в этом  роде,— дипломатично ответил он, стараясь ее не обидеть,   а она продолжила.— Я на правах дочери должна знать. Может, вы собираетесь в свадебное путешествие, в морской круиз, куда-нибудь на Канары или Багамы, Мальдивы, а возможно укатите в Ялту  или Сочи, где белые ночи? Хотя какой зимой курорт, тогда на маминой даче. А где мне горемычной и одинокой приткнуться?

— Угомонись, дочка. Хватит ломать  комедию, прикидываться несчастной  и обиженной, — пожурила  ее мать.— А вы, Валентин Авдеевич,   меньше на нее внимания  обращайте и не потакайте. Это еще та устрица,   язык  без костей, плетет все, что в голову взбредет. Ей дай волю, с ногами на голову влезет.

Не желая сознаваться,   что его скромные средства  не позволяют отправиться в  свадебное путешествие, майор оставил ее вопрос без  ответа. Почувствовал,   что кто-то легонько прикоснулся к  его ноге под столом теплой маленькой ступней. Невзначай  обронил салфетку  и наклонился. Это была Надина красивая оголенная в темной паутинке  колготок изящная  ножка. Девушка,   дразня его, то сводила, то медленно раздвигала  круглые колени, юбка заголилась до самых бедер. Он  поднял с ковра  салфетку и напряженно смял ее пальцами  не в силах отвести глаз от девичьих ног. Почувствовал в висках напряженный ток крови.

«Вот бестия, она  меня соблазняет или провоцирует  на скандал? — подумал он смущенно. — Чем я ей  не угодил или  может, наоборот понравился? Надо сохранять выдержку и хладнокровие. Похоже, что попал из авиации на бал. Если такими темпами и дальше  дело пойдет, то  мне обещана развеселая жизнь. Надежду надо поставить  на место, я ведь здоровый мужик и могу не устоять перед соблазном и тогда будущей семейной жизни хана. А может у нее с  головой не все в порядке. Однако она мыслить здраво, логично с иронией и даже сарказмом.   Если бы было что-то не  так, то давно бы отчислили из университета. Там профессора, они народ зоркий и ушлый. А может мне на этом оборвать знакомство и как Анатолий жить свободной любовью по настроению и потребностям. Нет, не следует  усложнять ситуацию. Люба мне нравится и коль я решил, то  Рубикон перейден». Такие мысли мгновенно промелькнули в его сознании. Тернистых поспешно  выпрямился. Надя смотрела на него невинными глазами и ела бутерброд с маслом и красной икрой, в глубине  души понимая, что добавила адреналина в его кровь.

— Вам неудобно сидеть? — заметив его ерзание, спросила старшая Чародеева.

— Все в порядке,   салфетку обронил,— солгал  он и зарделся.

— Когда вы с мамой поженитесь, а дело идет к этому, как прикажите вас называть? Папочкой,   по имени-отчеству или воинскому званию? — склонив набок прелестную голову, поинтересовалась Надежда.

— Я не намерен кому-либо приказывать, здесь не армия, все равны, — заметил  он.— Конечно, Наденька,   когда мы с Любой заключим брак,   мне бы очень льстило  услышать от вас папа. Это высокая честь иметь такую взрослую дочь-невесту, обаятельную и умную. Но не будем опережать события, жизнь мудрее нас. Зовите меня по имени-отчеству  или просто Валентином. Но это будет зависеть от того, согласна ли Любовь Андреевна  выйти за меня замуж?

— Я согласна, — смущенно прошептала  женщина.

— Спасибо, родная,— Тернистых  поднялся из-за стола. Подошел к ней и  крепко поцеловал в полуоткрытые губы.

— Горько, горько! — но без горячего энтузиазма повторила Надежда и он ощутил  на себе  ее ревнивый взгляд.

— Пора бы уже вам перейти на «ты», а то выкаете друг другу, словно дипломаты за столом переговоров,— упрекнул девушка.  

— Действительно, так ближе и теплее,— согласился Валентин Авдеевич.

— Теперь я тебя буду называть святым Валентином в честь дня всех влюбленных, — заявила Надежда.

— В святые канонизируют  после смерти,— пояснил он.— А я пока еще,   слава Богу, живой и как все люди, живущие  на земле, грешен. Слаб человек.

— Покайся и Господь отпустит все грехи, — посоветовала девушка и озадачила следующим вопросом.— А почему только майор, а не полковник или генерал  авиации?   Что слабо?

— Тебе то от этого какая печаль?— вступилась за Валентина Люба.

— Хотела бы стать дочерью полковника, а еще лучше  генерала, чтобы подруги от  зависти лопнули.

— Конечно, мог  бы  дослужится  и до полковника, но не до того, о котором поет Алла Пугачева, а до настоящего, — улыбнулся он.— Три  года назад мне предлагали должность заместителя командира  полка, но я отказался. Вообще, я не из категории людей, делающих карьеру любой ценой.

—А тебе прыгать с парашютом или катапультироваться приходилось?— поинтересовалась Люба.

— На моем счету тридцать прыжков, а вот катапультировался только на тренажере. Поэтому ни одного истребителя не потерял,   сколько было взлетов, столько и благополучных посадок. Бог миловал. А вот в других эскадрильях  были жертвы. Профессия летчика, особенно военного, летающего на сверхзвуковых скоростях, и часто в экстремальных условиях, хоть и романтична, но очень опасна, сопряжена с повышенным риском. Но кто-то же должен защищать родное небо, воздушный простор. Одних лишь ракетных комплексов СС-200 или СС-300 уже недостаточно для ПВО. Истребители  МИГ и СУ всегда будут востребованы. Арабы и персы от них в восторге.

— Я слышала, что военные летчики не только рано уходят на пенсию, но и много зарабатывают?— продолжила девушка.

— Надя, ты же будущий психолог и должна знать, что неприлично интересоваться чужой зарплатой и пенсией,— упрекнула ее мать.

— Скоро она не будет чужой, — не полезла та в карман за словом.

— Я бы этого тоже хотел, — поддержал ее гость.

— Если прогулка на самолете отпадает, то хотя бы на иномарке с ветерком. У вас есть авто?— воспрянула  Надежда.

— Увы, пока что я безлошадный, — признался он. — Раньше были «Жигули» первой модели, «копейка»,   но после того, как подорожал бензин я ее  привел в порядок на СТО и продал.

—О-о! Так у вас  есть валютный счет в банке. Мам, у тебя очень завидный, состоятельный жених,— обрадовалась девушка.

—Валютного и обычного счета нет. Я по примеру других офицеров, купил квартиру в Керчи и переехал из Багерово, где после расформирования гарнизона царит запустение. Уникальный аэродром со взлетно-посадочной полосой более трех километров, способной принимать космические корабли типа «Буран» разорен и запущен. а ведь до 1970 года там действовал учебный полигон для испытаний ядерного оружия, водородной бомбы. Отсюда стартовали тяжелые бомбардировщики на полигоны Семипалатинска и Новой Земли, где проводились испытания ядерных зарядов высокой мощности. А теперь запустение, гуляет ветер, гонит по взлетно-посадочной полосе перекати-поле…

—Жаль, что вы не генерал, — бросила реплику девушка и пропела ретро-шлягер. — Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом,. Стану я точно генералом, если капрала, если капрала переживу.

— Дело не в званиях, а в человеке, в его душевных качествах, честности и щедрости, — заметила Люба. Они выпили еще за Любовь и Надежду.

—  Ах, девичья память, совсем позабыла, надо бы узелки завязывать, — спохватилась Чародеева. Открыла дверцу  шифоньера и достала на плечиках белоснежную сорочку и шелковый с яркими цветами галстук:

— Это тебе от нас с Надей, от всего сердца к новому костюму.

— Лично от тебя,   мамочка, а я о своем подарке еще подумаю,— откликнулась дочка. Они заставили Тернистых раздеться до майки и примерить сорочку и галстук.

— Настоящий жених,— оценила Надежда. Он увидел свое изображение в зеркалах трельяжа и остался  доволен.

— Спасибо,   мои родные, — поцеловал в мягкие губы старшую Чародееву и подошел к младшей. Надя тоже подставила сочные  губы, но мать вовремя пригрозила:

— Надька-шельма,   не шали.

Он  поцеловал девушку в пухленькую розовую щеку.

— Однако, загостился я у вас, пора и честь знать,— взглянул он на табло с зелеными цифрами 23. 47. — Спасибо за хлеб, за соль, за теплый прием.

— Мы с Надей позаботимся о том, чтобы тебе было уютно и комфортно и ничто не омрачало настроение. Правда, Надя?

— Постараемся,— без особого азарта ответила дочь.

— Очень  тронут, польщен  вашим вниманием, но я не собираюсь быть нахлебником, сидеть на довольствии слабых женщин, я не Альфонс, — произнес  Валентин.— Обязательно  подыщу занятие для  подработки. Сейчас  много разных коммерческих фирм. Как мой однополчанин  Анатолий Вершок, устроюсь охранником. Оружием и приемами самбо хорошо владею. Без дела не останусь, вот тогда завалю вас  подарками. Конечно, шоколадом обычно балуют детишек, Надежде следовало бы подарить  что-нибудь повесомее.

— Обойдется, пусть ее женихи одаривают,— возразила  Люба.

— Студенты  нынче бедствуют, митинги протеста проводят,— не согласился Тернистых.— Выше голову, Надюша, за мною дело не станет. Даю слово офицера.

— Премного благодарна, святой Валентин. Я завязала узелок на память, — с лукавством улыбнулась она в ответ.

— Рад  стараться.

— Предки, а когда вы распишитесь и сыграете свадьбу? — подначила их Надежда.— Не собираетесь  же вы, как любовники жить?

— Может,   пока поживем в гражданском браке. Сейчас модно,— неожиданно предложил он, обескуражив Любу.

— Извини меня, Валентин, но на сожительство я не согласна,— обиделась женщина.— У меня много солидных друзей и знакомых. Что они обо мне подумают, да и перед дочерью  неудобно. Какой мы ей  пример подаем. Я не хочу, чтобы меня считали женщиной  легкого поведения. Дорожу своей репутацией, только  официальный брак. Прости за резкость, мне хахаль – кобель  на одну ночь не нужен. От таких ловеласов отбоя нет.

— Прости, Любаша у меня и в мыслях не было тебя обидеть,— покаялся он.— Но нам придется долго ждать после подачи заявления в ЗАГС. Дадут  испытательный  срок. Не хочу жертвовать ни одним днем.   У нас впереди не так уж и много времени, мы ведь не молодожены.

— Не волнуйся,   Валентин, — улыбнулась Люба.— В ЗАГСе у меня знакомый начальник, я ему подбираю костюмы и другую одежду на крупную нестандартную фигуру. Распишет в любое время, когда пожелаем.

— Тогда прекрасно, я готов скрепить наш союз!— с пафосом заявил он.

— Вот за это и выпьем! — Надежда сама разлила «Охоту» в стаканчики, поняв, что матери очень понравился его намек на интимную близость.

— За это стоит, — поддержал он предложение и выпил стоя.

— Куда ты, Валентин,   на ночь глядя, остался  бы ночевать,— ухмыльнулась захмелевшая Надежда.— У мамки в спальне широкая кровать. Я охотно уступлю свое место, прилягу здесь на диване или раскладушке. В тесноте, как говорят, но не в обиде.

— Надька, не встревай!   — замахнулась на нее Чародеева.— Что ты нам предлагаешь, бесстыжие твои глаза?             

— Что естественно, то не безобразно, —  выдала свой аргумент дочка.

— Прежде чем провести брачную ночь, мы должны юридически оформить свои отношения,— заметила смущенная женщина.— Это у молодых нынче никакой  морали и  стыда. Только бы получить удовольствие, насладиться. У нас с Валентином все серьезно и прочно.

— Да, прочно и надежно, — ответил он на ее вопрошающий  взгляд.— Я, пожалуй,   пойду, уже довольно поздно, не хочу вас стеснять.        

Если бы не Надины насмешливо-дерзкие  намеки, то он не прочь был бы и остаться. Но посчитал благоразумным не форсировать  события, а соблюсти этикет приличия. На лестничной площадке, прикрыв от вездесущей Надежды дверь, Тернистых тепло попрощался с Любой. Она сама доверчиво прижалась к его груди и прошептала:

— Я  очень хочу, чтобы ты остался, но перед Надей стыдно. Какой я дочери пример подам?       

—Потерпи, у нас впереди медовый месяц и не один, — пообещал он, ощущая ее горячее, трепетное  тело,   предвкушая хмельные ночи. Поцеловал пылко и страстно.

3 . Медовый  месяц

Вскоре под чарующие звуки вальса Мендельсона заключили брак, обменялись золотыми обручальными кольцами и выпили шампанское. Любовь Андреевна стала Чародеевой - Тернистых. Сыграли свадьбу, вернее устроили вечер для избранных. Под бесконечные тосты и напоминания, что рюмка — не микрофон, Спели весь репертуар песен о военных летчиках, танцевали вальс, танго, ламбаду и прочие шедевры хореографии.

— Любовь да совет! Горько, горько! — до самой  полуночи кричали захмелевшие от обилия напитков и блюд гости, пока друг Валентина по эскадрильи, бывший замполит, подполковник в отставке  Анатолий  Вершок,   не предложил:

— Пора и честь знать, молодых оставить наедине. Пусть вкушают дары любви, чтобы брачное ложе не остыло... Гляди, Валентин, не подведи, не забывай, что ты мастер высшего пилотажа.

Гости с шутками-прибаутками, пожелав побольше меда и детишек, разошлись. Люба и Валентин  уединились в спальне, оставив Надю в гостиной за столом с благоухающими остатками пиршества.

— За вас предки,   — произнесла девушка, пригубив фужер с шампанским «Новый  Свет».

Новобрачные, сгорая и трепеща от желаний и страсти, легли в белоснежную, пахнущую свежестью крахмала постель. Сильной рукой он обнял Любу за талию и привлек к себе, ощущая жар и трепет ее податливого горячего тела.

— Признайся,   Валентин, у тебя до меня была женщина и не одна?— неожиданно прошептала она, удивив его неуместностью вопроса. — Ты мужчина видный и статный, как в песне поется: а я люблю военных, красивых, здоровенных … Но я тебя за это не корю, дело житейское. Для поднятия тонуса мужчине необходима хотя бы два раза в неделю женщина и, конечно, не резиновая. Я тоже красотой и очарованием не обделена, поэтому и ты меня за прошлые романы не смей упрекать. Начнем жизнь с чистого листа. Согласен?

— Согласен. Люб я однолюб. Ты затмила сразу всех женщин. Конечно, у меня была женщина,   я же живой человек с естественными желаниями я потребностями,— ответил он.— Но это не стало моим хобби и я не претендую на лавры сердцееда  Казанова, как некоторые из знакомых коллекционеров. Я — не евнух, но и не ханжа, мне ничто человеческое не чуждо, в том числе и секс.

— А из тебя замечательный бы получился Казанова, сердцеед-любовник,— она погладила теплой ладонью черный ворс на его груди.— Но теперь ты мой пленник,   принадлежишь только мне. Я очень ревнивая и не потерплю других женщин. Запомни это хорошенько. Я теперь тоже Любка – однолюбка, никого, кроме тебя, к своему знойному телу не допущу. Поэтому будем жить душа в душу и никто не сможет разрушить наше счастье, разбить наши любящие сердца.

— Да не сможет, ведь они у нас не хрустальные, а стальные, — он положил ладонь на ее пышную грудь и пообещал, хмелея от накатившей  страсти. — Ты у меня единственная и неповторимая, другие женщины для меня не существуют.

— Ой, ой,   держите меня, — шутливо толкнула она его в смуглое плечо.—  Зарекался  кувшин по воду ходить. Все мужики из одного теста, не упускают  случая увязаться за чужой юбкой.

— Я  не из таких, умею владеть своими чувствами.

— Дорогой, милый, я в этом не сомневаюсь. Просто захотелось тебя немножко позлить. У каждой женщины свой каприз,— она с благодарностью прикоснулась мягкими губами.— Хорошо, что существует  такое прекрасное чувство,   как любовь, иначе бы жизнь не имела смысла. Я сама, ты уже это понял, не старая дева, не  без греха. Но теперь все в прошлом, перевернутая страница. Ты у меня  единственный и желанный. Я, как только в первый раз увидела тебя, дала себе зарок, что это моя судьба. Нам  надо подумать о ребенке. Ты ведь желаешь иметь  сыночка или доченьку. Если родится девочка, то назовем  ее Верой  и,   тогда будет  полный набор: Вера, Надежда, Любовь. Правда, красиво?!

— Красиво, — согласился он.—  О ребенке, наследнике,   мечтает каждый  настоящий мужчина. Дети цветы  нашей жизни.

— Да-а, цветы, но, сколько они требуют сил и ухода, бессонных ночей,— вздохнула  она.— Надюха  из меня все соки вытянула. В раннем  детстве часто болела, но я ее выходила, поставила на ноги. Каково мне было одной. А теперь, когда  деваха вымахала, впору под венец,   забот не уменьшилось. С сыном было бы попроще, ему не надо большой  гардероб, косметика и другие аксессуары.   Верно говорят, что большие, взрослые  дети — большие  проблемы. Для Надежды уж точно придется шить подвенечное платье и фату. Это мы уже вкусили прелестей жизни...

— Замечательная у тебя дочь, красивая, умная и веселая.

— У нас, — поправила Люба.

—  Да, у нас, — согласился Валентин.

— Но ты, как отчим, будь  с нею  строже, чтобы не села на  голову.. Сразу дай понять, кто в доме хозяин,   что ты человек военный  и вольностей не потерпишь,— поучала она.— Подарками  не слишком балуй, иначе словно цыганка, все деньги вытянет. С зачатием  дитя немного повременим. Я запаслась презервативами. Проведем  медовый месяц в свое удовольствие. Я  так истосковалась по сильным мужским рукам и  ласкам. Ты же знаешь, женщина, что кошка. Ее надо постоянно ласкать, холить, если не руками, то словами и глазами. Как приятно их слушать, словно  завораживающую  музыку. Чаще называй меня своей любимой, красивой, очаровательной и сладкой и я буду только для тебя одного сладкой и желанной...

— Люба, я  немногословен, — признался Валентин.— Но постараюсь пополнить свой  словарный  запас и овладеть искусством обольщения. А вот сочинять стихи не умею, поэтому не обессудь. Для меня слово жены — закон.

— Спасибо, мой хороший, за признание. Читай больше любовных  романов и книг по технике секса, — посоветовала она, сбросив с тела дымчато-сиреневый  пеньюар. Млея от  охватившей ее страсти, распахнув объятия,   прошептала.— Я вся я твоей власти, бери меня всю до капельки, я хочу тебя...

Где им было знать, что шалея от желаний, комкая постель, Надежда прислушивалась к звукам, шепоту и сладким стонам, долетавшим до ее чуткого слуха из спальни, где совершалось таинство любви, слияние в экстазе двух тел. Она долго не могла сомкнуть глаз, завидуя матери, соблазнившей такого неутомимого мужчину.

Утром за завтраком,   бросая на Валентина игриво-лукавые взгляды,   Надя заявила:

—  Поздравляю вас с боевым крещением, первой брачной ночью. Вы  уже решили мне подарить братика или сестренку, а может и близняток?   Валентин — мужчина крепкий, породистый, да и ты,   мамка, в цветущем детородном возрасте. Сделаете из меня няньку-сиделку. Придется ради вас пожертвовать учебой, оставить университет.

— Угомонись ты. Никто из тебя не собирается делать няньку. Со своими детьми будешь нянчиться, когда время придет,— оборвала ее Люба.— Это наше с мужем  личное дело. Сколько тебе об этом можно говорить? Словно горохом о стенку. Не вторгайся в чужую интимную жизнь, веди себя тактично и деликатно. Лучше  сосредоточь внимание и энергию на учебе.

— А-а, забодала ты меня своей старой моралью, — парировала дочка наставления и предложила свой вариант. — Надо жить раскованно, играючи по законам природы, а не порочного общества. Любовь — это азарт, игра и отношения между мужчиной и женщиной, как в дикой природе, должны быть естественны и приятны, тогда и дети родятся здоровые и красивые, как цветы.

— Это уж точно, ты у нас, как дикая роза  с острыми шипами,— подколола ее Чародеева-Тернистых.

— Красота должна быть защищенной,— улыбнулась Надежда.— Старшего брата у меня, увы, теперь уже никогда не будет, чтобы при необходимости защитил от сексуальных и других домогательств. Может вот папочка Валентин,   когда пожалеет и защитит от обидчиков.

— Так точно! — с готовностью произнес Тернистых.— Ты, дочка,   не стесняйся. Бог меня силой не обделил, поэтому сумею и за тебя,   и за твою матушка, мою жену  постоять.

— Не хватало нам еще для полного счастья  мордобоя и объяснения с милицией, — встревожилась Люба, словно это уже назрело и велела дочери.— Ты веди себя скромно, не строй никому глазки, не провоцируй ребят на драки. Молодые телки глупые, как что,   сразу кулаками доказывают свою любовь.

— Мам,   что же мне ходить в парандже, Гульчатай или  монашке-послушнице,   прятать свое очаровательное личико. Я же не виновата, что вся в тебя уродилась, что во мне бурлят твои гормоны и все видят, какая я красивая, изящная и соблазнительная, словно свежая клубничка…

— Клубничка, ты насчет гормонов держи себя в руках, не давай им воли, — насторожилась мать.— Сначала получи диплом, а потом и под венец. А пока не усложняй свою и нашу жизнь.

Надежда не поленилась, встала с кресла. Грациозно, как балерина, прошлась  по паласу, мягкими движениями рук обозначив упругую грудь, тонкую талию и красивые бедра вполне созревшей и знающей себе цену женщины. Отчим проводил ее восхищенным взглядом, с опозданием заметив, что это не понравилось жене, перехватившей его взгляд.

— Живо сядь на место! Устроила смотрины. Еще придет твое время, не торопись,— с  упреком остановила она дочку. Та, слегка нахмурившись, села в кресло, положив левую ногу на правое колено, открыв перед Валентином красивое тело  до белых с кружевными  краями трусиков. Кокетливо, украдкой взглянула на него. Тернистых  не выдержал этой  пытки, поднялся.

— Пойду  на балкон, покурю,— произнес он, боясь встретиться взглядом с Любой.

— Ты же ведешь здоровый образ жизни, занимаешься гантелями, штангой?— удивилась жена.— Или что случилось?

— Все в норме,— ответил он.— Иногда позволяю себе закурить, но не сигару, а слабые,   почти женские сигареты с ароматным дымом. Кстати, Надя, ты слишком увлекаешься  куревом? Хотя среди молодежи, особенно студентов — это модно, фетишизм, признак взросления.

— Нет, — ответила девушка и по  интонации ее голоса, он догадался, что она поняла причину его неожиданного волнения. Он решил закурить, чтобы не вызвать подозрений со стороны Любы.

— И  не собирайся начинать. Табачный дым испортит персиковый  цвет лица, появятся морщины,— блеснул он познаниями косметолога.— Больше  ешь моркови и другие свежие овощи и фрукты.

— И тогда превращусь в крольчиху, — пошутила она.

— Это будет самая очаровательная  крольчиха,— улыбнулся Валентин. «Похоже на флирт,— с удовлетворением подумала девушка.— У него ко мне появился мужской  интерес. Я почувствовала, как своим нежным взглядом он обласкал мое тело, словно на нем не было одежды. В нем проснулся  неистребимый  азарт охотника, преследующего дичь».

Надежда  очень быстро  ощутила дефицит внимания со стороны матери. Новый муж застил ей свет. Днем, когда Надежда была на занятиях,   и  ночами они предавались любовным утехам. Прежде до появления Валентина, она частенько баловала ее. Подкидывала деньжат ( на стипендию ведь не прожить ) на обнову, косметику и другие девичьи потребности. А то вдруг стала слишком рачительной и даже зажимистой. Девушка поняла, что всему виновник — отчим, лишивший ее  материнской ласки и заботы. Однажды Тернистых, войдя в ванную  не обнаружил свою зубную щетку. «Может, случайно, кто перепутал», — посетовал он, шуметь не стал, купил новую. Пропажу неожиданно обнаружил,   когда высыпал отходы из ведра в мусоропровод. Зеленая ручка щетки промелькнула  в отверстии трубы.

В следующий раз он не увидел на привычном месте подаренный ему женой  бритвенный станок «Макс-3»  и тогда понял, чьих это рук дело, но скандалить не стал.

— У нас  в квартире завелся  домовой или барабашка,— полушутя сообщил  Валентин.— Этот  разбойник  совершает мелкие пакости. Сначала он выбросил мою  зубную щетку ведро для мусора, а сегодня  увел бритвенный  станок. Наверное, решил сбрить бороду. Если так  и дальше дело пойдет, то он доберется до стенки, разнесет  хрусталь и фарфор, телевизор и вазы не пощадит.   А ведь это Надино приданое. Надо  принимать срочные, адекватные меры, ставить ловушки или капканы, травить дихлофосом или мышьяком.

— Это Надька-барабашка,— поняв о чем речь, сообщила Люба.— Больше  некому, малых детей в квартире  пока нет. В  нечистую  силу я не верю.

— Надя, тебе станок на глаза не попадался? — мягко спросил он.

— Больно мне надо. Сами охраняйте свои станки,— заявила она из-за  приоткрытых  дверей гостиной.

После нескольких минут поиска Тернистых обнаружил станок под ванной. С этого  дня свои гигиенические принадлежности он прятал в походном чемодане. Но и это не остановило Надежду. Вечером, одевая туфель, он почувствовал в его глубине что-то неприятно вязкое. Поспешно вынул ступню, носок был испачкан зубной пастой. С  Любой они собирались в Крымский академический русский драматический театр на  спектакль «Веселая вдова». Настроение было испорчено и время упущено.

— Вот Надька, стерва! — впервые он услышал от Любы бранное слово. Она повздорила  с дочерью. Валентин благоразумно не  вмешивался в конфликт. Утром, ни свет, ни заря, Надежда с покрасневшими от бессонницы глазами, собрала в рюкзак вещи.

— Куда ты, Надюша?— сменила гнев на милость подобревшая мать, умиротворенная мужскими нежностями.

— К черту на кулички! — огрызнулась дочка и, чуть  поостыв, добавила.— Поеду на  дачу готовиться к зимней сессии. Вы мешаете мне нормально заниматься и отдыхать. По ночам охаете и ахаете, не квартира, а дом терпимости.

Напоследок, больно ужалив, хлопнула она дверью.

— Погорячилась ты  с Надей, надо было ей предложить мою однокомнатную,— посетовал Тернистых.— На период нашего  медового месяца. А  то, действительно,   в квартире высокая слышимость и мы мешали  ей спать. Получается,   что выжили.

— Ничего, пусть умерит свой  пыл, обуздает  характер.   Твоя однокомнатная  отдельная квартира для нее слишком жирно,— возразила Люба.— Начнет туда подруг водить и вечеринки устраивать. Понимаешь, во что они могут ее превратить? В притон проституток и наркоманов. С милицией возникнут неприятности. Нет, упаси Господь. Молодежь нынче распущенная,   как они сами признаются, без  комплексов и предрассудков. За  Надькой еще нужен строгий присмотр. Твою квартиру  сдадим в наем, лишняя валюта не помешает.

— Не помешает,— согласился он, отметив практичность супруги. На том и  решили. Тернистых перевез в квартиру Чародеевых самый необходимый скарб, личные вещи, а однокомнатную сдал новобрачной паре Оксане и Константину.

— Пусть Надька поживет на даче, заодно и охраняет ее, а то совсем стала вредной,— поделилась своими мыслями Люба. А летом мы сами поселимся на даче. Там такая прелесть, цветы, фрукты, овощи  и ягоды. Свежий  воздух, рядом сосновый бор. Тебе очень  понравится.

— Если тебе нравится, то мне и подавно, — подтвердил Валентин, во всем соглашаясь с супругой.

4. Запретный  плод

—Надежда у нас обидчивая и капризная, как бы  чего с собой не сотворила,— через два  дня после отъезда дочери заволновалась Чародеева-Тернистых.— Я бы и сама  к  ней съездила, но  завтра  у меня напряженный день — выставка - презентация новых  моделей мужской и женской одежды. Будь  добр, Валентин, навести Надю. Успокой, скажи, что мы ее, нашу доченьку, любим и жалеем.   Я думаю, что  у тебя это получится. Она, хоть и вредная, но добрая, долго зла не держит.

— Так точно, Люба, будет сделано,— принял он предложение.— Без Надежды в квартире все же скучно. Наверное, правильно говорят, что любовь без ссоры, что суп  без соли.

— Мы то с тобой  не ссоримся,— улыбнулась она.— Надеюсь, что до этого дело не дойдет?

— Я так сказал, к слову,— заметил  Валентин и поинтересовался.— Сама то ты приедешь на дачу?

— Вряд ли. После презентации, сам понимаешь, фуршет-банкет. Чувствую, что от  всей суеты устану, на ногах не буду стоять. Отдохну одна в квартире. Нам  полезно сделать небольшой перерыв, а то пресытимся,— ласково улыбнулась жена. — Всего должно быть в меру, даже меда. Но ты не задерживайся.     Ночь ради приличия побудь и возвращайся, иначе я умру от скуки. Надька тебе за один день успеет настроение отравить, ей палец в рот не клади. Держи себя с ней строже, а то с ногами на шею заберется.

— А ты, Люба  на этом фуршете-банкете  никому глазки не строй,— строго предупредил Тернистых.— А то знаю, чем все кончается.

— Не ревнуй, я — верная жена,— ответила она, довольная его неравнодушием к себе. Вечером в полупустом  вагоне пригородной  электрички он добрался до дачного поселка. По схеме, нарисованной  Любой, без труда нашел одноэтажный с двумя комнатами под серым шифером дом. По освещенному квадрату окна определил, что Надежда дома. Прошел через слегка заснеженный палисадник с голыми деревьями и кустами роз, крыжовника и смородины к аккуратному крылечку под  козырьком. Нажал на кнопку электрозвонка: короткий, длинный и короткий  условный сигнал, как велела Люба.   Услышал шаги, звук щеколды и звон цепочки. В проеме открытой  двери увидел Надежду.

— Ой, не ожидала, каким ветром? — просияли ее глаза.— Я думала, что это мамка  пожаловала. Заела ее совесть, вот мол,   и прикатила, а это вы, ты...

— Проходи Валентин. Сейчас мы маленькую пирушку закатим,— весело пообещала девушка и приказала.— Давай-ка, журнальный столик поближе к камину, здесь тепло и уютно. Он поднес столик и огляделся. Просторная комната со старой мебелью, стенкой, диваном, креслами и стульями, очевидно, свезенными сюда из квартиры взамен вновь приобретенной. На полу старый, немного обветшавший палас.

— Мы здесь ничего нового и ценного не держим, потому что могут залезть воришки и почистить,— пояснила Чародеева.

— Оттуда у скромной труженицы прилавка  такая симпатичная дача?— произнес он, шутя  и не требуя ответа.— Есть, конечно, и роскошнее, но и эта не хилых  стоит денег.

— Пока ты  на Мигах охранял огромное небо,— пропела Надя.— Мама время даром не теряла. Бабушкины  и дедушкины сбережения.   Они умерли, царство небесное. Продали дом в селе, то да се, вот и получилось уютное гнездышко. Она собрала на стол холодные закуски, аккуратно нарезала и разложила  на блюдечках колбасу, сыр, дольками лимон и апельсины. Валентин  открыл консервы  со шпротами и печенью трески. Потом, почему-то оробев, достал из пакета, купленный на вокзале букетик цикламена Кузнецова и подал Наде.

— Это тебе за все печали и неприятности. Ты не обижайся.

— Спасибо,— она смело поцеловала его в губы и он, едва не задохнулся от ее пылких и страстных губ. Окинул взором скромную сервировку.

— Не рассчитывал на теплый прием,— признался он.—   Я бы купил хорошее  вино или ликер. Помню, когда я впервые появился в вашей квартире, ты меня встретила настороженно. Ну, думаю, житья не будет, срочно надо идти на взлет,   а теперь чувствую, что приземлился удачно и надолго.

— Не огорчайся, Валек, что-нибудь придумаем,— успокоила она.— У мамки и здесь  запасы на всякий пожарный случай, а сейчас именно такой.

Надя, как пантера изогнулась гибким станом в фиолетовой блузке и синих джинсах  и открыла старинный из красного дерева комод. Достала за горлышко длинными пальцами сначала бутылку водки  «Столичной», а потом вина «Мускат». Вытерла пыль салфеткой и водрузила на стол.

— Открывай! — велела с озорством в сияющих глазах.

— Не много ли? Захмелеем и наделаем глупостей?— в унисон ее веселости спросил Тернистых.

— Если будет мало, то в запасе есть коньяк,— улыбнулась она.— Ты сильный, закаленный в боях мужчина, поэтому тебе водка, а я слабая неразумная девушка,   согласна и на вино. За  встречу и согласие следует выпить до дна. Спасибо за то, что приехал. Я от тоски, одиночества и зубрежки чуть не зачахла.

— Люба велела тебя навестить. Понимаешь,   материнское  сердце — не камень,— сказал он, наполнив бокалы вином и водкой.

— А сам не догадался бы навестить? — она капризно поджала,   даже без губной помады, сочные и алые губки.

— Ну,   знаешь, не все сразу. Со своим уставом, как говорится, не суйся в чужой  монастырь,— заметил Валентин.

— Насчет монастыря, верно сказано,— похвалила Надежда. — Матери  с молодых лет не повезло на мужчин. Отец сбежал еще до того, как я родилась, а у других ухажеров одно на уме: сделал дело — гуляй смело. И где она  тебя такого видного и солидного присмотрела? Ах, да в магазине  на старости лет счастье привалило.

— Твоя мать молодая и очень симпатичная женщина, заботливая и аккуратная хозяйка,— поправил он.

— Для любви этого  мало,— возразила девушка.— Бывает, что неряшливых любят сильнее,   чем чистюль. Такой вот парадокс. Любовь  — это как вспышка, озарение и ей все возрасты покорны. Пушкин тонко понимал женщин и знал толк  в любви. До встречи с Натальей Гончаровой  у него было много прелестниц.

— Ты для своих лет слишком рассудительна.

— Не забывай, что я учусь на факультете психологии, изучаю суть человека,   мотивы его поведения и поступков.

— С тобой надо ухо востро держать. До защиты диплома еще три года, а уже вооружена  знаниями и очень опасна,— с иронией произнес он и поднял бокал. — За успешную сдачу  экзаменов и зачетов.

— А-а, пустяки, обойдется, я и так уверена, что сдам,— прервала она.— Лучше давай выпьем за взаимопонимание и верность. А следующий тост за тобой.

— Прекрасное  предложение,— поддержал он охотно.— Когда нет взаимопонимания,   происходят драмы и трагедии.

— Шекспировские трагедии, — уточнила Чародеева. Каждый выпил свой  бокал до дна. Она  потянулась  к дольке лимона и он почему-то последовал ее примеру. Закусили шпротами и запили  «фантой».

— Как любит выражаться мама, после первой и второй промежуток небольшой, — пропела девушка.— Ты разливай по бокалам, а я включу магнитофон, а то сидим, как на поминках, осталось только свечи зажечь. Недавно певица Валерия выдала новый шлягер. Послушаем, очень под настроение.

Она вставила кассету в гнездо  магнитофона  “Сони” и нажала на кнопку. Зазвучала  музыка  и знакомый голос певицы пронзительно ворвался в сознание: “Не обижай меня, не обижай меня… разошлись, как море корабли”...

«Действительно под настроение,— подумал  Валентин, не узнавая в Наде, ранее ершистую девушку со строптивым характером и недоверчивым взглядом. Постепенно она привыкла к нему, оттаяла, потеплела. “Может ее сдерживали  строгие наставления матери и вот теперь предстала в своей раскованности и загадочно магической женственности».

Он еще в присутствии Любы обнаружил, что ему доставляет удовольствие наблюдать за Надей,   ее плавными движениями, видеть ее лицо, голубые, как ласковое небо, глаза, стекающие на плечи мягкие, словно лен,   волосы. Она почувствовала на себе его нежный взгляд и кокетливо предложила:

— Выпьем на брудершафт.

— На брудершафт? Это значит,   мы должны поцеловаться? Или какой другой ритуал?

— Почему бы и не поцеловаться по-родственному. Что здесь такого? Или я тебе не нравлюсь?

— Нравишься, как дочь моей жены, но всему есть предел,— напомнил он.

— Никаких пределов,   отвыкай от своих уставов. Пока ты на своем истребители витал в облаках, жизнь на земле, отношения радикально изменились, — она переплела свою изящную руку с его сильной рукой.— Поцелуи даже очень полезны, врачи рекомендуют.

Они  выпили  и  Чародеева смело впилась мягкими, теплыми и ароматными от вина губами в его уста. Он ощутил необыкновенную прелесть и свежесть ее поцелуя. Девушка прижалась к нему своей упругой грудью. Они стояли несколько  минут, не разнимая губ и рук.

— Наденька, Надюша, опомнись, мы  сходим с ума, надо остановиться,— прошептал он, не в силах разомкнуть руки на ее гибкой, словно у пантеры, талии.

— Не робей, от поцелуев дети не рождаются, — завораживающи произнесла она, слегка прикусив острыми зубами мочку его ухо. А Валерия все пела: “Не обижай меня,   не обижай меня... »

—Погоди, я сейчас мигом, а ты подбрось дровишек в камин,— велела Надя и вышла  в смежную комнату. В камине на  сизой горке пепла лилово-красными углями горели поленья. Валентин пошевелил  стальной кочергой, вспыхнули  языки пламени. Он  бросил два сухие березовые с янтарной смолой полена и пламя облизало их с боков. «Очищающий  душу огонь,— подумал он.— Как хорошо в зимний  вечер сидеть у камина и ощущать волны тепла».

Появилась Надя в  нежно-розового цвета блузке и короткой черной юбке, плотно облегающей бедра, без колготок. Стройные длинные ноги и красивые колени. Он несколько раз обернулась перед Тернистых,   вытянувшись в струну и выпрашивая заслуженный комплимент.

— Ты, чертовски красива и соблазнительна! — произнес он с восторгом.

— Будем считать это твоим тостом,— рассмеялась она и повинуясь ее воле Валентин  наполнил бокалы, в глубине сознания понимая, что надо остановиться. Выпили. Пережевывая  бутерброд и закусывая лимоном, Надя спросила:

— Ты теперь мой папочка, так?

— Так, но можешь называть меня Валентином, я без претензий на роль папы.

— А дочери обычно любят сидеть у своих отцов на коленях,— она приблизилась нему, горячо дыша и блестя ровными зубами.— Мне  в детстве не довелось посидеть у отца на коленях, я хочу восполнить эту потерю.

— Надь, успокойся, у тебя какие-то странные желания и фантазии. Мы так можем слишком далеко зайти и наделать глупостей. Ты выпила лишнее, да и я пожалуй, увлекся. Нам надо остыть, отдохнуть.

— Всего один разочек, пожалей свою дочку,— с мольбой прошептала  она, неудержимая в своем порыве. Ловко устроилась у него на коленях. Валентин обхватил ее теплые бедра и почувствовал, что под юбкой с молнией на боку никаких препятствий. Бережно  погладил мягкий лобок и напрягся от нахлынувшей страсти.   «Будь с ней строже, иначе с ногами на шею заберется,— вспомнил он напутствие Любы и сам себе ответил.— На шею еще не забралась, а на колени уже». У него возникла мысль сейчас же осадить ее и как следует отшлепать  по пухленьким  ягодицам, чтобы впредь неповадно было. Но он ощутил  ее знойное желанное тело  и крепкие девичьи бедра.

— Надя остынь, родная, научись управлять своими чувствами,— уговаривал,   чувствуя, как  засасывает его в сладко - хмельной  омут. «А кто я ей собственно? Отчим, чужой человек, — с закипающей кровью подумал он и сдался.— Если ей так хочется, то в первый и последний раз. Люба ни о чем не узнает».

— Всего один разочек, тебя не убудет, ты  же мужчина, докажи это на деле, покажи свои способности...— горячо, задыхаясь от охватившего  ее желания умоляла она.

— Научись управлять,— безнадежно вторил  он в ответ.

— Быстрее  бери меня, а то я передумаю, — простонала  она  Молодое, гибкое  тело затрепетало, словно последний багряный листок на оголенной ветке. Искусной  наездницей Чародеева, плавно двигалась сверху вниз, ускоряла темп и прилив блаженства. Валентин поймал своими губами ее  полуоткрытые,   пылкие губы, прижал к себе матово-жасминовую упругую грудь. Она вскрикнула, сладко застонала, достигнув  пика наслаждения. Они отдыхали, не разнимая жарких объятий. В  ярко осветившем комнату камине потрескивали, охваченные пламенем поленья.

— Надь, Надя, что мы с тобой делаем?— их тела слились  в едином желании  и  никакая сила  не способна была их разнять, освободить из сладкого плена чар.

— Теперь ты моя Лолита,— произнес  Валентин.

— А-а, читала я этот роман Набокова, когда мне еще пятнадцать лет не стукнуло, — небрежно ответила Надежда.— Нашел с кем сравнить, я — взрослая женщина, а та  малолетка-нимфетка.

— Так, забавляясь,   мы может  с тобой и ребеночка сотворить,— заметил он. — Другое  дело, если бы у тебя была спиралька, но таким юным, как ты не ставят. Надо было не торопиться, а с резинкой. Люба запаслась  и я прихватил с собой две упаковки,   словно чувствовал, что пригодятся. Но все, ты просила только разочек,   больше  никакого секса. Люба прознает, нам обоим головы оторвет...

— Не узнает, а через чехол неинтересно,— заметила Чародеева. — Все равно,   что лизать  сахар через стекло стакана,   никакого  кайфа. Для профилактики, чтобы не зачать я  ем лимоны. Кислотность убивает сперму. Так делают многие  девчонки в университете, чтобы не забеременеть. А испытать наслаждение и оргазм очень хочется. Один раз живем на белом свете и глупо отказывать себе в удовольствиях, все  откладывать на потом. Любовь мимолетна,   как и молодость, красота, облетит как яблоневый цвет.

— И что, лимоны предохраняют?

— Пока не слышала,   чтобы кто-то из близких подруг залетел.

— Могут  ведь  заразится  сифилисом, гонореей, СПИДом?

— Пусть спит, — усмехнулась Надя.— Чему суждено случится, того не миновать.

— Ты — фаталистка.

— Я — очень темпераментная и сладострастная, рождена для любви.

— Все рождены для любви,— улыбнулся он и признался. — Мне тоже нравится,   когда ничего не препятствует интимной  близости. Все должно происходить естественно, как в природе...

Надежда закрыла ему рот поцелуем, прильнула горячим гибким телом и он вновь  овладел ее страстно  с упоением, стремясь раствориться в ее хмельном теле, дарующем  наслаждения. «С Любой это происходит, обыденно, без фантазии,   яркости и свежих ощущений, испытываемых при соитии с Надей»,— подумал Тернистых с радостью и тревогой.

Они выпили еще по бокалу. Валентин поднял ее на руки и отнес в смежную комнату. Легли в постель, прижавшись друг к другу телами,   прислушиваясь к  биению сердец. Он ощущал запах ее золотистых волос, трепет желанного тела.

— Грешен я, виноват перед Любой,— покаялся он.

— Все люди на земле грешны только тем и занимаются,— успокоила Надя  и, положив  голову со спутанными волосами на его грудь, прошептала.— Пожалей меня. Я такая одинокая и никому не нужная. Раньше хоть мамка обо мне заботилась, а теперь все внимание тебе.

— Потому  ты и норовила  мне насолить?

— Чтобы обратил на меня внимание. Я приревновала  тебя к матери.

— Значит, требуешь от меня откупной,   компенсации?— усмехнулся Валентин, невольно  поддаваясь ее уговорам.

— Ты сильный, крепкий мужчина,   нерастраченный, потому что пол жизни в небе провел, как орел,   тебя не убудет,— уговаривала она.— К тому же медики утверждают, что воздержание для мужчины вредно.

— И все то ты знаешь?

— Эмансипация, прогресс, — ответила она.— Надо торопиться жить, красиво и с наслаждениями. Другой не будет. Все тлен и прах.

— Тебе еще рано о этом задумываться.

— Девичья краса не вечна. Соперницы идут по стопам,— с грустью произнесла Чародеева.— А связь с любимым человеком омолаживает женщину, делает ее радостной и красивой, спасает от неврозов и других  болячек.

— Значит,   мужчина лекарь, врачеватель,— улыбнулся Тернистых.

— И не только, ведь мужчина — скрипач, а женщина — скрипка, тонкий и нежный инструмент. Вот и покажи, какой ты виртуоз,— подогревала она его ласками и словами, используя знания, секреты психологии. Провела пальчиками по его чувственным  губам.

— Ты же просила всего разочек,— напомнил он, отдаваясь ее ласкам.

— Где разочек, там и два, и три....— прошептала она, понимая что он уже в плену ее чар.

— Все-таки не  будем рисковать,— сказал он, распаковывая  презервативы.

Всю ночь они провели в хмельных  любовных утехах, меняя позы. Утром Валентин намеревался  отбыть в город, помня наставление жены,   долго не задерживаться. Но поймал на себе  печальный взгляд Надежды и прочитал в нем призыв: останься.

— У тебя усталый вид, припухшие от поцелуев губы и мамка сразу догадается о нашей близости,— разумно предположила  она.— Отдохни, выспись. Я не буду  к тебе приставать, если ты сам этого не захочешь.

Тернистых  остался. Достали из комода бутылку коньяка “Ай-Петри”, взбодрились,   позавтракали и в теплую постель.

5 . Покаяние

—Валентин! Надюша! Где вы! — услышали они голос Любы и оцепенели, затаились. Тернистых с ужасом понял, что увлеченные друг  другом, охваченные безумной страстью, они не услышали, когда Чародеева открыла входную дверь.

— Не шалите, как  малые дети. Наверное, изголодались, я привезла продукты.

По нарастанию звучания голоса он догадался, что жена направляется в смежную комнату. Надежда сжалась в комок, с головой укрылась одеялом, словно оно могло сокрыть следы прелюбодеяния.

— Вот тебе и пожалел, разочек-другой … Доигрались, — прошептал Валентин  и потянулся к брюкам висевшим на спинке стула. Дверь отворилась, и  он встретился с застывшим, словно на морозе взглядом Любы. Она остановилась у порога, как вкопанная, уставившись на силуэт  под одеялом и обнаженное тело супруга.

— Что это значит? — произнесла побледневшими губами. Валентин смущенно  опустил голову, поспешно натянул на ноги брюки.

— Что это значит? — повторила она  и решительно устремилась на двуспальное ложе со сползшейся  на пол скомканной простыней. Резко сдернула одеяло и увидела обнаженную  и дрожащую  от испуга Надю.

— Ах, ты, сучка-а! — ударила она дочку по щеке и бросила гневный  взгляд на мужа.— Хорош, ничего не скажешь, товарищ майор, однолюб. Что же вы наделали?   Мало вам моей нежности, до дочери добрались  кот мартовский, лицемер и бабник. Кто  она теперь после этого? Шлюха, проститутка... Я себе там места не нахожу. Уехал и с концами, а они вот чем занимаются. Стыд и позор! Ты же говорил, что для тебя других женщин не существует?

— Люб, Люба, успокойся, ничего страшного не произошло. Она же не другая женщина, а твоя дочка,— взял он ее за дрожащую от негодования и потрясения ладонь.— Выпили немножко, согрелись. Я ее пальцем не тронул, просто лежали рядышком, чтобы не замерзнуть.

Солгал и густо, как юноша-гимназист, покраснел.

— Не тронул, рядышком лежал и рассказывал ей сказку про серого бычка. Почему она тогда в чем мать родила? Лежали и друг друга лизали. У нее, да и у тебя,   от поцелуев губы распухли, — возразила Чародеева  и метнула взгляд на использованные презервативы, лежащие на паласе.— Бесстыжие, хоть бы  «чехлы» спрятали, не поленились. Может, для экспертизы оставили?

— Виноват, Люба, сам не знаю, как это произошло,— покаялся Тернистых.— Надя на тебя так похожа, что мне показалось, что это ты, мое сокровище. Наверное, лишнее выпил.

— Гуляйте дальше, мне противно вас видеть. Сегодня же подам на развод,— заявила она  и слезы блеснули на ресницах.

— Люба, не делай из этого трагедии, не совершай глупости, — Валентин  взял ее за луку, но она вырвалась, отмахнулась:

— Не прикасайтесь ко мне, вымой руки.

— Я все объясню.

— Не надо мне никаких объяснений, все и так ясно, господин майор, — сухо отрезала Люба. — Я бы вам и лейтенанта  не присвоила. Вы — самец, не умеющий владеть своими чувствами. Зачем вы соблазнили мою дочь? Теперь  она пойдет по рукам. Вас за это следует привлечь и выставить на позор.

«Это она сама,— так и подмывало его ответить, но Валентин постыдился обвинить Надю, и в мыслях посетовал.— Ох, уж эти бабы,   сами ловушку подстроят, а потом еще и обвинят. Другое  дело, если бы Надежда была  девственницей, а она уже довольно искушенная в сексе». Люба, размазывая слезы на лице, вышла из спальни, а затем они услышали  стук входной двери. Облегченно  вздохнув, Надежда  выглянула  из-под одеяла.

— Эх, Надька, бестия ты шальная. Позабавились мы с тобой, — произнес он, глядя на ее пылающее от пощечины лицо.— За все платить надо, в том числе и за удовольствия.

В девичьих глазах не было ни раскаяния, ни печали, а лишь затаенное любопытство.

— Тяжела у мамки рука,— вздохнула Чародеева. — Но сердце доброе. Вот увидишь,   Валек, она посердится и простит. Все-таки разумная женщина, а не бревно. А если будет и дальше пугать  разводом, то не возражай.

— Что нам с тобой делать? — скорее спросил он у себя, чем у нее.

— Как что? — удивилась она.— Мне с тобой очень хорошо. Мы будем тайно встречаться.

— Нет, Надюша, мне тоже с тобой безумно сладко, но довольно. Не все коту масленица. Готовься к сессии, а у меня есть законная жена.

— Жена  не стена, можно и подвинуть,— усмехнулась она лукаво и словно дикая пантера потянулась к нему гибким соблазнительным телом.

— Я поеду. Люба еще сдуру  руки на себя наложит,— произнес Валентин и, вспомнив старинный романс, заметил.— Не искушай меня без нужды.

— Давай еще  разочек в утешение за мамкину пощечину, — попросила она, преданно с нежностью глядя ему в глаза. — Пожалей свою приемную дочку на прощание. Все равно узелок развязался … Вижу, что тебе тоже для снятия стресса хочется?

— Ты права, теперь уже терять нечего, — произнес он и упоением овладел ее великолепным телом, подавшимся ему навстречу словно перед долгой разлукой.

— Приезжай еще, Валек, тайно от мамки, я буду  ждать, — попросила она. — Ты самый сладкий мужчина.

Он взглянул на сияющую тихим светом Надю,   поспешно оделся и покинул дачу. Мысль о Любе холодным душем окатила его тело. Предстоял тяжелый разговор.

До города добрался на последней электричке. Любу нашел в темной спальне хмурую и замкнутую. Она лежала в верхней одежде с распухшим от слез лицом и вызвала в нем прилив жалости и нежности. Валентин осторожно присел на край  постели.

— Люба, родная, прости меня, дурака, больше не повторится. Давай помиримся, — тронул  он ее за плечо. Она отстранилась, словно от прокаженного.

— Ты  растоптал  нежные цветы  нашей любви,— промолвила она с печалью.— Еще наш медовый месяц не закончился, а ты с другой устроил. Стахановец, многостаночник.

— Хватит об этом,— попросил он.— Я и так чувствую себя идиотом.   Думал,   приласкаю, утешу девочку, твою дочку, она ведь так одинока. Я занял в твоем сердце ее законное место. Она это поняла, потому и  затаила на всех обиду. Да, что мне тебе объяснять, ты умная женщина и сама все видела. Так вот получилось, бес попутал.   Но ведь  это твоя дочь, а не чужая посторонняя женщина. Поэтому то,   что произошло,   нельзя назвать изменой. Увлекся, вообразил, что это ты рядышком, ведь вы так похожи…

— Это ты Надьке байки рассказывай, когда в следующий раз сольетесь в экстазе, — прервала  она его покаянную речь. — Удобная у тебя логика, значит можно спать с женой и ее дочерью, как в гареме?

— Следующего раза не будет. Я все осознал и сделал выводы,— заверил Тернистых и подумал с недоверием: « А может, она сознательно подложила под меня свою дочь, чтобы проверить на верность? Заранее с ней сговорилась и  спровоцировала скандал? »

— Хотелось бы верить, но секс  для мужчины — это сладкая отрава,— вздохнула она и положила теплую ладонь на его колено.— Наверное,   весь пыл, весь порох на Надьку – пиявку   израсходовал?

— В  моем арсенале еще не иссякли запасы энергии и азарта,— улыбнулся он, поняв, что Люба простила. Отходчивое женское сердце.

— К Надьке больше  не смей прикасаться, а то сообщу ее настоящему отцу  Ромке, бывшему уголовнику, и он превратит тебя в пиццу,— погрозила  она .— Моли Господь, чтобы  у нее после твоей трогательной заботы ничего не зацепилось. На аборт, стерву, пошлю.

—  Так ты за уголовником была замужем? Почему скрыла? — опешил он.

— Это он  потом стал уголовником, а до женитьбы тихим. А вскоре проявилось тяжелое наследство, родительские гены, —сообщила она. — Связался с бандитами, «крышуют» комки на рынке.

— Ради Бога, ничего ему не сообщай, сами по-семейному разберемся, — встревожился  майор и сознался в грехе. — После секса с Надей последствий не будет  Я — не глупый  пацан, действовал осторожно с презервативами.

— Ладно, ударник интимного труда, на первый раз прощаю,— пожурила его жена.— Погляжу, выдержишь ли ты вторую смену?

— Не ударю в грязь лицом,   — охотно пообещал он, ощутив теплоту в ее голосе.

— Надька пусть с неделю посидит на даче под домашним арестом, — сурово изрекла Люба. — Это ты привез водку, коньяк и вино на дачу?

— Нет, Надежда где-то раздобыла.

— Раздобыла - а, — хмыкнула Чародеева-Тернистых.— Из моего НЗ умыкнула. Я же  ко дню рождения приберегала. Конечно, после такого застолья тебя на «клубничку», на молоденькое тело потянуло. Захотелось разнообразия.

— Люба-а, мы же с тобой помирились?

— Дура, я старая дура. Почти до сорока  лет дожила, а ума не накопила,— вздохнула она.— Сама тебя подтолкнула в ее объятия. В кого она только такая  уродилась, своего  шанса не упустила. Наверное, в отца непутевого. Вот и получилось, как в песне, «сладку  ягоду рвали  вместе, а горькую я одна». Как только появился плод горячей любви, сбежал, ни слуху, ни духу. Вырастила и вот тебе благодарность за все. Ты взрослый мужчина должен соображать  к чему могут привести любовные шалости?

— Виноват, не устоял.

— Удобная позиция. В темноте он не разглядел, кого обнимает. Напился что ли до чертиков? Оно, конечно запретный  плод всегда слаще. Молодая, красивая птаха всегда старую перепоет, а тем более ночью.

— Ты вовсе  не старая, — Валентин бережно вытер слезы на ее щеках и заключил жену в крепкие объятия, поднял на руки и отнес в спальню, положил на широкое ложе. Медовый месяц был продолжен.

6 . Сладкая  отрава

Спустя неделю, Надежда возвратилась с дачи в квартиру.   Утром, поднявшись раньше всех,   и  на ходу позавтракав бутербродом с ветчиной и выпив чашечку кофе, она умчалась в университет.

— Похоже моя взбучка не прошла бесследно, дочка серьезно взялась за учебу и ведет себя прилично,— поведала супругу  довольная его нежностью Люба и нехотя поднялась с теплой  постели.

— Да-а, Надежда делает успехи, понимает, что без диплома и влиятельных связей  в этой жизни придется туго,— отозвался  Тернистых и тоже оставил постель. Отправился  принимать водные процедуры. Люба  привела себя в порядок: взбила закрепив лаком прическу, подкрасила ресницы и губы и, соблюдая диету, что  как Надька быть тонкой и звонкой,   заторопилась в универмаг.

— Не скучай, милый,— улыбнулась она и помня, что путь к сердцу мужа лежит через желудок, напомнила.— Завтрак и обед, первое и второе не плите. Обязательно  разогрей, чтобы не схлопотал  язву или гастрит. Разрешаю немного выпить коньяка для аппетита  и настроения.

— Спасибо, родная,— Валентин прикоснулся губами к ее теплой щеке и пригласил. — Приходи  на обед, здесь же рядом.

— Ой, не смогу,   у меня много забот, поступила большая партия товара. Вечером, когда дочка  возвратиться  с лекций, поужинаем вместе при свечах, — пообещала она.— Люблю я тихие семейные вечера. Поиграем в карты или лото. Славе Богу, что все уладилось.

«Действительно,   слава Богу»,— подумал он, проводив жену от  порога до лифта. Возвратился в опустевшую комнату, включил телевизор и прослушал утренний  выпуск новостей. «Надо бы поискать себе работу, а то от безделья обленюсь и одряхлею», — посетовал он и решил, что после хмельной ночи следует освежиться в ванне, благо с горячей водой проблем нет. Дом «консолевский»  с автономной системой отопления.

Валентин  вошел в ванную и открыл кран. Вода с шумом стала заполнять большую эмалированную емкость. Он тем временем приготовил свежее белье, разделся  в спальне. Нагишом,   ступая босыми ногами по паркету, прошел  в ванную. Опустился в приятную теплынь, вспенил на голове шампунь.

— Валентин, Валек, — минут через пять услышал он за дверью Надин голос и смыл пену с лица.

—Ты же должна быть в университете? — удивился Тернистых.

—А-а,   здорово  повезло, две пары лекций отменили,— бодро ответила Черодеева. — Профессора и доцента срочно вызвали на научно-практическую конференцию…

— И ты считаешь,   что повезло?

— Не то слово, — с восторгом откликнулась она, находясь за дверью ванной.

— Если голодна, то обед на плите, — подсказал Валентин, прислушиваясь к ее, по-кошачьи мягким шагам. Наступила пауза. Дверь ванной отворилась (он так и не удосужился сделать щеколду или крючок)  и появилась обнаженная Надя в своем великолепии.

— Я очень голодна тобой, а ты не замечаешь,— произнесла она, прикрыв за собою дверь.

— Ты с ума сошла, — прошептал он, словно их кто-то мог подслушать, не отрывая  вожделенного взгляда от ее нежной кожи, упругой груди, манящих бедер и стройных точеных ножек.

— Я тебе потру спинку,— сказала она невозмутимо. Высоко подняла сначала левую, потом правую ногу через край ванны и опустила их в воду. Валентин поднялся в полный рост и она, прижавшись, словно лиана, обвила его сильное тело и прошептала.

— Я  так ждала этого мгновения, так извелась и изголодалась. Возьми меня всю, до капельки…

— Это безумство, — промолвил он, не в силах разъять горячих объятий.   Овладел  ею жадно и страстно, расплескивая воду и пену на голубой кафель. Она, смежив  веки, стонала и вскрикивала от сладострастия.

— Я совсем потерял голову,— опомнился Валентин.— Ты ведь можешь забеременеть и тогда нам с тобой крышка. На этот раз Люба не простит.

— Куда она денется,— вздохнула обомлевшая Надежда.— Если хочешь, то  поставлю спиральку и тогда без  всяких опасений  в любое время будем заниматься любовью? Некоторые из моих однокурсниц  так сделали и теперь без проблем отдаются ребятам. Ходят всегда в веселом настроении, удовлетворенные.

— Это крайняя и нежелательная мера,— ответил Тернистых.— Спиралька врастает  в шейку матки и затем хирургическое вмешательство в живой организм чревато осложнениями. Возможна эрозия и прочие неприятности по женской части.

— Откуда знаешь? Ты ведь летчик, а не гинеколог?

— Чай не в лесу живу. Иногда журнал “Здоровье” и другие медицинские издания  почитываю.

— Ну, ты, Валентин, и полиглот,— похвалила она.— Похоже, что убедил. К черту спиральку. Будем кушать  лимоны. Это самый лучший контрацептив. Так ведь?

— Безвредный, но ненадежный.

— Почему? — положила она прелестную голову на его плечо.

— Потому что эффективен только при прямом воздействии. Надеюсь,   понимаешь, о чем речь?

— Понимаю. А-а, кто не рискует, тот не испытывает наслаждения, — произнесла она, перефразировав известную поговорку.

— Однако, береженого Бог бережет, — напомнил Тернистых.— Мы не должны терять контроль  над собой. Меры предосторожности не помешают.

— Ты очень азартен,— то ли поощрила,   то ли укорила она.

— А ты бесценное  сокровище, сводишь меня с ума,— прошептал он в ее нежное с золотой серьгой в мочке, ушко.

Затем обомлевшую, но с сияющими,   как два бриллианта, зрачками, он поднял ее на руки. Она нежно обвила его шею, впившись теплыми губами. Словно хрупкую  драгоценную вазу Валентин отнес ее в спальню. Отбросил край красного вьетнамского покрывала с вышитыми цветами, диковинными птицами  и бахромой и положил ее в постель.

— Отдохни немного и живо на занятия. Ох, и влетит нам,   я совсем голову потерял,— признался он. — Не дай  Бог, Люба  застанет на горячем, скандал закатит. Я же ей обещал больше к тебе не прикасаться, сладкая ты моя отрава.

— Я  сама к тебе прикоснулась, ты во мне разбудил темпераментную  женщину, — улыбнулась Надя,   сладко потянувшись на брачном ложе.— Занятия  подождут, учеба не стоит таких жертв. Лучше поцелуй меня, ведь у нас медовый месяц.

Тернистых наклонился и она обвила его шею руками, крепко сцепив тонкие пальцы. Заставила лечь рядом и продолжить блаженство  любви.

— Будь добр, завари кофе и что-нибудь пожевать, кажется,   я проголодалась,— на правах хозяйки велела она. Он встал  с постели, оделся и вышел на кухню. Поставил  на голубое пламя металлический  кофейник с молотыми зернами.

— Кофе готово! — сообщил он, когда по квартире  поплыл аромат.— Тебе принести  в постель?

— Нет, спасибо. — услышал в ответ. Она появилась на кухне в белом байковом халате, накинутом на голое тело и в мягких комнатных тапочках. Волосы на голове переплелись, а в теплых, как июльский вечер глазах таял мед. Поднесла к  влажным алым губам дольку лимона.

— Ты бы уже оделась, — посоветовал он.

— Зачем, все равно придется раздеться,   вот только голод утолим,— уверенно заявила она и пригубила чашечку горячего кофе, не сводя с Валентина влюбленных  глаз. «Хорошо, что Люба отказалась  придти на обед,— подумал он.— У Надежды есть еще время привести себя в порядок и отправиться в университет. А  вечером,   как обычно, возвратиться  домой, когда Люба уже будет на месте».

— Надя подкрепись, а потом приведи себя в порядок,— велел Валентин.— У Любы не должно возникнуть никаких подозрений.

— Я не хочу с тобой расставаться, — закапризничала Чародеева. — Когда еще выпадет шанс  остаться с тобой наедине? — Придется расстаться, если хочешь, чтобы продолжился наш роман,— попытался он ее уговорить. — Пойми,   я поклялся  Любе, что больше ни разу ей не изменю. Нам надо вести себя очень осторожно, разумно. Я разрешаю тебе, чтобы усыпить ее бдительность, дуться на меня, дерзить и даже иногда совершать мелкие пакости для конспирации. У тебя это ловко, словно у Шапокляк,   получается. Но не перегни  палку, а то отшлепаю  по мягкому пухленькому месту. — Не посмеешь, — озорно рассмеялась она, откусывая жемчужно-белыми зубами желтый ломтик сыра. — Ты теперь сам, вкусив лакомства, будешь сторожить и охотиться за мною, словно кот за мышкой. Сегодня такой случай. У нас еще уйма времени до шести часов, когда мамка пожалует. Когда еще удастся.

С замершим  сердцем Тернистых услышал скрежет ключа в замочном отверстии. Бросил  испуганный взгляд на Надю с долькой лимона в зубах.

— Теперь  мне — труба! Изгонит с позором,— с безнадежностью в голосе произнес он.

— Вот и хорошо, будем жить вместе в твоей квартире или не даче.

— Ты специально это подстроила?

— Даже в мыслях не было.

— А постель заправила?

— Нет, мы же собирались дальше спать?

— А-а,   уже поздно,— махнул он рукой, заслышав голос в прихожей.

— Валентин, это я , твоя женушка. Выкроила время и решила дома перекусить. К  черту  диету, сосет под ложечкой. Одно лечишь,   а другое калечишь. Валентин! Ты  меня слышишь?

— Слышу, слышу, — отозвался он. Любе открыла дверь на кухню  и увидела дочку с растрепанной прической, в халатике и тапочках на босую ногу.

— Ты,   почему не на занятиях и в таком виде? — и с недоверием перевела  взгляд  на мужа.

— Отменили лекции,   профессор заболел, свиной грипп свалил старика, лечат тамифлю,— невозмутимо ответила Надежда.

— На нем, что же свет клином сошелся, других ораторов нет? Почему ты, как  мокрая курица?

— Приняла ванну, а что, нельзя?

— Можно, но  осторожно, — Чародеева -Тернистых прошла в глубь квартиры. «Ну, все сейчас сверкнет молния и грянет гром», — приготовился к развязке Валентин  и не ошибся.   Люба вихрем ворвалась на кухню и швырнула в лицо дочери нижнее белье, черные ажурные трусики и бюстгальтер.

— Убирайся с моих глаз, стерва! — закричала она, едва сдерживая слезы.— Совесть и стыд потеряла, забралась в мою постель. Ванну она принимала...

— Да-а, принимала, а что нельзя,— с вызовом ответила Надежда и поднялась, пряча  в карман халата трусики  и бюстгальтер.— Немного на свою постель прилегла, а что?

— А вот что! — Люба распахнула полу ее  не стянутого поясом халата  до самой  шеи  обнажив  голое тело.— Вся простыня помятая и в сперме.   Прилегла она, упарилась… Прочь с моих глаз, похотливая кошка. Убирайся на дачу и носа не показывай.

— Злая ты и ревнивая, я уйду, — фыркнула дочка. — Ты об этом, мамочка, еще пожалеешь. Милые бранятся, только тешатся

Она выбежала  из кухни и слышно было, как возиться в гостиной, собирает вещи в дорогу.

— Валентин? Товарищ майор, летчик-истребитель. Теперь мне понятно, кого ты истреблял, охраняя небо.

Он вздрогнул, поднял на Любу глаза.

— Валентин, ты же мне обещал? — на него взирали полные скорби усталые глаза. В этот момент он готов был провалиться сквозь землю. Ему стало стыдно и искренне жаль приютившую его женщину. Уткнулся пылающим от стыда лицом в ее колени. Она рукой отвела в сторону его голову.

— Любовь да совет,— пожелала Надежда, покидая квартиру. Люба, не скрывая слез, удалилась  в спальню.

— Любаша, не обижайся,— в наступившей тишине прозвучал его голос.

— Оставьте меня, Валентин  Авдеевич. Езжайте  аэродром подметать или следом за своей любовницей, — холодно произнесла она и разрыдалась.— Почему я такая несчастная, за что мне такое наказание? Родная дочь мужа отбивает. Да, где это видано?!

— Не надо Люба, успокойся, милая?— обнял он ее за вздрагивающие плечи.

— Чем она тебя обворожила, околдовала? — спросила жена сквозь слезы, постепенно успокаиваясь.

— Я по гороскопу Скорпион и поэтому ничего не могу с собой поделать,— привел Тернистых первый, подвернувшийся аргумент.

— Когда я обнимаю Надю, то представляю тебя.   У Нади знак Зодиака  — рыба. Мы с ней  гармоничная пара, а ты — Дева, неудачное сочетание. Раньше я этому не придавал значения.

— Со мною значит у тебя дисгармония?— вновь обиделась Люба. — И  как у тебя только язык повернулся такое сказать. Если ты не способен устоять перед Надькиными чарами, то я приглашу домой бабку-ворожею. Пусть она тебя заговорит, приготовит отворотное снадобье и снимет порчу.

— С чего ты  взяла, что я испорченный? Я на здоровье пока не жалуюсь и с потенцией никаких проблем. Это другие применяют виагру,   импазу и корень женьшеня, — возразил он.— Заговоры на меня не действуют,   употреблять старушечью бурду я не собираюсь. Не верю я ни колдунам, ни экстрасенсам. Развелось нынче на мутной волне мошенников  и аферистов, только бы деньги и драгоценности с доверчивых простаков содрать. Раньше этим цыгане  занимались, а теперь все кому не лень.

— Она — народная целительница, имеет лицензию от Минздрава, уже многим помогла. Способна повлияет на твою  психику, интеллект и чувства,— не уступала жена,   поставив вопрос ребром.— Если не согласен, та выбирай: или я  или Надька?

— Хорошо, зови свою бабку,— сдался Тернистых.— Но  уверен, что твоя целительница пройдоха и ты  напрасно потратишь деньги.

— Ничего, зато любовь и семью сохраню. Для меня это главное,— призналась она. — И пора нам в постельку. Не забывай, медовый месяц в самом разгаре. Может это тебя, наконец,   образумит и ты оставишь Надьку в покое?

Валентин охотно воспринял это  предложение.

7. Аграфена  с  картами

В один из будничных дней, выпросив у директора универмага отгул, Чародеева -Тернистых привела в квартиру старушку-ворожею. Маленького роста в плюшевом старомодном полушубке, в стеганых бурках с резиновыми калошами она предстала перед Валентином. Он окинул недоверчивым взглядом ее тщедушную фигуру, словно  диковинный музейный экспонат. Пепельно-седые волосы из-под серого козьего  пуха платка, круглое в морщинах, как моченое яблоко,   лицо с некогда  голубыми, но выцветшими глазами и красным на кончике носом.

— Мир вашему дому, — бойко произнесла скрипучим голосом старушка, ища  глазами икону и,   не найдя таковой, сложив пальцы щепоткой, перекрестилась.

— Познакомься, народная целительница и экстрасенс, бабушка Аграфена  Лукьяновна,— представила гостью Люба.— А это Валентин Авдеевич — мой законный супруг, о котором я вам говорила.

— Очень приятно, молодой человек,— улыбнулась старушка и подала ему сухонькую, словно  куриная лапка,   руку. Он легонько прикоснулся. Помог Аграфене  снять  ее убогое одеяние, взял платок. Увидел маковку-головку с гребешком и кулем жидких волос, собранных на затылке. Она была в грубо  вязаной кофте из разноцветных нитей шерсти и в  длинной  до самых пят суконной юбке. «Ей  лет восемьдесят, а то и все  девяносто, не меньше и где только Люба отыскала этот антиквариат? — подумал Тернистых с улыбкой. — Для женщины нет преград, если задалась целью избавить  меня от искушения и,   хоть кол на голове теши, а своего добьется. Однако интересно, что же эта мумия сможет предсказать. Какую растакую порчу снимет?

— Не эстрасенса, а ясновидящая, знахарка и гадалка, — проворчала Аграфена.— Они от сатаны, людей с пути истинного сбивают, а я от Бога, от ангела-хранителя посланец. Мне дан дар все видеть наперед, заблудших людей от греха спасать.

— Значит, вы феномен природы,— усмехнулся Валентин. — А документ, лицензия у вас есть? Далеко ли видите?

— Зачем мне документ и какая-то лицензия, ясно вижу без очков и микроскопов,— похвалилась она  и  в  ее голосе послышались нотки гордости и величия. Люба провела ее в гостиную и усадила в кресло за журнальный столик.

— Аграфена Лукьяновна, вам чай, кофе или что-нибудь покрепче, согреться с дороги? — предложил он.

— Нет, мил  человек. Делу — время, а потехе — час, — напомнила она и велела. —Наклонись-ка.

Ничего не подозревая,   Валентин склонил голову. Старушка ловко, словно всю  жизнь только этим и занималась, заскорузлыми пальцами вырвала  из его темени несколько волосинок. Не ожидавший такой хитрости и прыти, он спешил и осуждающе поглядел на жену, мол, почему не предупредила. Но та и сама не предполагала такого начала.

— Что ж ты, старая, последние волосы дерешь? — нахмурился Тернистых.

— Не бранись мил человек, а то не видать тебе счастья,— пригрозила она.— Делай, как я велю, так положено.

— Кем положено и когда?

— А это тебе не полагается знать,— твердо заявила Аграфена и приказала.— Оставь нас с твоею женушкой.

Достала из нагрудного  кармана старые потертые игорные карты.

— Поди, крапленые, меченые — ухмыльнулся Валентин.— Мне тоже интересно. Может, научусь и сам пойду по вокзалам и базарам гадать, денежку шибать.

— У любопытной Варвары нос оторвали,— взвизгнула ворожея.

— Валентин, не обостряй  ситуацию,   делай, как она велит,— попросила Люба  и он  удалился  в спальню.

— Давай  денежку, — велела Аграфена.

— Сколько?

— Чем больше, тем лучше будет  результат.

Чародеева-Тернистых подала ей  купюру в 100 гривен и поинтересовалась:

— Хватит?

— Пока фартит, — ответила старушка и вырванные из головы Валентина волосы, завернула  в купюру. Затем, что-то беззвучно шепча,   перетасовала карты. Принялась раскладывать их на столе, поочередно беря одну сверху, другую снизу. Несколько  минут изучала разложенную на столе композицию.

— Что карты говорят? — с нетерпением спросила Люба.

— Тебе, голубушка,   постоянно крестовая дама мешает,— сообщила Аграфена.— Она  и есть разлучница. И это будет до тех пор, пока одна из вас не сгинет  или он не  околеет.

— Я знаю, кто эта дама,— обреченно промолвила Люба.

— Хто? — блеснул живой интерес в глазах ворожеи.

—  Надька-змеюка, дочь моя, будь она неладна.

— Дочка твоя? — удивилась старуха и перекрестилась.— Господи, что на свете деется. Раньше такого сраму не было. Чтобы отец с родной дочкой прелюбодействовал. Бога боялись прогневить, родителей почитали, в церкви молились. А у вас в доме даже простой иконки нет.

— Надька Валентину не родная дочь, а приемная. Вы можете на нее или его воздействовать?— попросила Люба.— Приготовьте снадобье, отворотное? Я их незаметно опою.

— Я отравой  не занимаюсь, — покачала она головой.— Не хочу на душу грех брать.   Мне немного жить осталось. Знаю даже день и время, когда отойду. Видение было, но  не скажу, даже не спрашивай. Никто не должен знать  тайну своего ухода на тот свет.

— Не нужна мне ваша тайна, от своих проблем голова кругом идет. Вы лучше на мужа  моего повлияйте.

— У него слишком плотная  аура, мощная энергетика, не пробиться, надо целый месяц  энергию копить,   чтобы одолеть,— посетовала Аграфена. — Он  у тебя, гляжу из  военных, все королем представляется.

— Да, бывший летчик-истребитель, а ныне пенсионер,— призналась Люба.

— Раз летчик, значит летун,— усмехнулась ворожея.— Пенсия-то у него поди,   повыше  моих шестисот гривен? То-то к  нему так бабы и липнут. А ты,   милочка — бубновая дама, дальше всех от него держишься. И  крестовая,   как ты не поверни,   по пятам за ним следует, вот присосалась , пиявка.

Люба и сама этот факт  приметила.

— Вы еще раз раскидайте карты, — попросила она.

— А что их раскидывать,   результат тот же,— вздохнула Аграфена. — Я уж три раза их кидала, больше нет смысла. Липнет она к нему, чарами завлекает.

— Что ж мне, горемычной делать? — с мольбой взглянула она на старушку.

— Одна из вас должна уступить.

— Ни за что на свете,— решительно заявила Чародеева -Тернистых и пригрозила в адрес дочери.— Никогда не быть тому, чтобы яйцо курицу учило. Я его законная жена перед Богом и властью, имею все преимущества. А кто она? Любовница, наглая потаскушка.

— Вы обвенчаны в церкви? — поинтересовалась Аграфена.

— Нет, не успели.

— То-то  и оно, — покачала головой, словно маятником она.— Не прогневили  Бога, коль  под  венцом не была. Самые прочные браки  заключаются на небесах.

— Тогда я с  Валентином обвенчаюсь.

— Брачная ночь, медовый месяц были?

— Продолжаются, — призналась Люба.

— Какая ж ты после этого невинная  невеста со взрослой дочерью, чтобы фату  одевать,— упрекнула ворожея.— Не ты одна такая. Разведенки, да и невесты с брюхом часто идут под венец. Потешают своим “целомудрием” народ. От того и семьи рушатся,   столько  матерей-одиночек и  беспризорных сирот. В войну  меньше страдальцев, нищих  и убогих было, чем сейчас. Ты вот что, любушка-голубушка,   волос своего мужа сожги, чтобы в чужие руки не попал.

Аграфена  ловко развернула  купюру и Люба аккуратно собрала волосинки на салфетку, а старушка  продолжила.

— Денежку я возьму  себе за  труды, расход энергии, все равно тебе счастья не принесет, да и у мужа  твоего непутевого,   пенсия хорошая. Собери на дорожку что-нибудь поесть. Да не скупись,   добро добром обернется. И вот еще...

Она достала и потайного кармана плоскую из нержавеющей стали трехсотграммовую фляжку и попросила:

— Плесни сюда коньяку или водки для компрессов, спина что-то на перемену погоды разболелась, ревматизм замучил. Ох, старость  — не радость. Загостилась я у тебе, пойду, меня в другом  месте поджидают. Была бы нормальная пенсия, сидела бы себе на теплой печке и носки внукам вязала, а так, чтобы раньше срока не протянуть ноги, хожу по хатам…

Ворожея собрала карты в колоду и спрятала в карман, поднялась с кресла. Люба собрала  ей в пакет снедь: колбасу, сыр, сливочное масло, лимоны и апельсины, а  в фляжку налила из  початой Валентином бутылки “Охоты”.

— Ничем вы меня не утешили, не сняли камень с сердца,— пожаловалась она Аграфене и та поманила рукой, велев наклониться, и таинственно  шепнула на ухо:

— Заведи от него ребеночка. Редко какой отец от сына или дочери откажется. Свяжешь его ребенком по рукам и ногам.

— Спасибо, Аграфена Лукьяновна,— обрадовалась она простоте решения и весело позвала. — Валентин, выходи, сеанс окончен, выход найден!

— Что день грядущий нам готовит? — появился он в прихожей.       

— Потом поговорим,— ответила Люба.— Я только провожу ее до подъезда.

Он облачил старушку, довольную удачным визитом, в ее полушубок-плюшку. Проводив их за двери, Тернистых  зашел на кухню. Решил в предчувствии серьезной беседы взбодрить себя любимым напитком “Охота”. Достал из  холодильника бутылку, ощутив  ее легкость и удивился, ведь  оставалось более половины. «Неужели Люба с этой красноносой старухой ее доконали? Могли бы и меня  пригласить, — посетовал он.— Эта  колдунья мне сразу не понравилась». Он открыл бутылку водки «Шустов» и выпил сто пятьдесят граммов, закусил сервелатом.

— Где “Охота”? — спросил у возвратившейся жены.— Была и вдруг  испарилась.

— Аграфена Лукьяновна...

— Что, старуха вылакала?

— Мудрая старушка, таких  еще поискать,— улыбнулась жена. — Она пришла с пустой  фляжкой и велела налить коньяка или водки для компрессов.

— И ты поверила? Она спирт во внутрь  употребляет,   нос, как у алкаша,   красный. Что она тебе мудрого нашептала?

— Посоветовала нам ребеночка завести. Самое время,— ответила Люба. — Сейчас или ночью займемся? Тогда ты перестанешь  метаться между мною и Надькой.

— У твоей колдуньи старческий маразм, мозги давно высохли, — рассмеялся Валентин.— А  ты веришь всякой дребедени.

— Как я,   дура, раньше  сама не догадалась, что общий  ребенок привяжет тебя  ко мне прочнее любых пут,— призналась она.

— Погоди  с дитям. Это  дело не хитрое. Пеленки,   распашонки... еще успеем,— не разделил Валентин ее радости.— У меня другое предложение.

— Какое?

— Я долго думал и пришел  к выводу, что люблю вас обоих, и тебя, и Надю. Вы для меня одно  целое, нераздельное. Близость с каждой из вас мне доставляет блаженство…

— Вот это новость! Не ожидала, не ожидала...

— Договорись с Надей, значит по-семейному, чтобы без обиды,— он старался подобрать слово помягче.— Я буду вас любить по  очереди  в любое время суток.

— Валентин, да ты в своем уме? Как это по  очереди? Как в бордели? — возмутилась Люба.— Почему молчишь, язык проглотил?   Я твоя законная жена и ни с кем  не собираюсь тебя делить, а тем более с дочерью. Ко мне значит по понедельникам, к ней по вторникам, а в неделе семь дней, значит  кто-то будет обделен?

— Люба не утрируй, я ведь не робот на батарейках, чтобы каждую ночь исполнять функции.

— Не робот, а на Надьку сил не жалеешь,— и больно укорила.— Привык  в своем гарнизоне с чужими женами устраивать «ромашку».

— Ты гарнизон не цепляй! Там дисциплина и порядок!— повысил он голос.— Там никаких ромашек, одна голая  степь и ржавые солончаки.

— А у нас, значит, бардак? Не смей превращать мою квартиру и дачу в притон, в публичный дом,— не осталась она в долгу.— Надо же,   до чего додумался, одну ночь со мной, другую с Надькой. А кто вас днем контролировать будет, когда я на работе? Она же, стерва, ни одной возможности не упустит, чтобы не совокупиться. Прекрасное  предложение, не дом, а гарем, как у  хана Гирея ...

— Я — не первооткрыватель, — заметил Тернистых.— Так живут и в других семьях, где образовался подобный  “любовный треугольник”.

— В каких еще семьях? У которых с головой не все в порядке? Мы, слава Богу, еще не свихнулись, — возразила она.

— Недавно в телепередаче “Моя семья”, которую ведет Комиссаров,   показали одного бородатого, похожего на Карла Маркса, мужика, его жену, примерно твоих лет и юную дочь— ровесницу нашей Нади,   — продолжил развивать предложение Валентин.— У них возникла такая  же  ситуация. Мужик оказался добрым, мастером  “золотые руки” по части техники. Чтобы в случае скандала,   он от них не ушел, мать и дочь договорились спать с ним по очереди. А поскольку дочь молодая и у нее потребности  в сексе выше, то она чаще  получает удовольствие. Живут дружно, без проблем и конфликтов. Молодая девица вскоре забеременела и родила сына. Мы могли бы тоже, так жить и никто бы не был обижен. Это я гарантирую. Я читал, что знаменитый князь Потемкин, будучи фаворитом царицы Екатерины 11, спал со своими очаровательными племянницами Оленькой и Поленькой. А чем я хуже?

— Никогда этому не бывать!   Нашелся мне  князь бабник-развратник! — воскликнула Люба.— Может, нам еще втроем в одной  постели прикажешь, забавляться, а? Ты мой законный муж и должен соблюдать христианские заповеди. То, что ты предлагаешь — это прелюбодеяние и извращение. Подумай о юридическом аспекте. Мы — не арабы, не  мусульмане. В нашей славянской стране многоженство запрещено. Так?

— Не совсем, — ответил Валентин. — Ведь тех же любовниц, редкий мужчина обходится без их нежностей, можно считать женами.

— Нас же из-за тебя  повяжут, заведут уголовное дело в милиции или прокуратуре за разврат. Ославишь себя и нас на весь город. Стыдно будет знакомым на глаза показаться. Хуже того еще срок присудят  и загремим на нары...

— Никто не узнает.

— Надька, где-нибудь проболтается,— вздохнула Люба.— Она  не может тайны хранить. Расскажет  кому-нибудь из подруг, а те другим,   дойдет  декана и ректора. Исключат  и с позором изгонят. Вот какие могут быть последствия. Или ты ошалел  от Надькиных  нежностей?

— Мне ее очень жаль.

— А меня тебе не жаль,— упрекнула она.— Подушка от слез не просыхает. Мне надоело ваше наглое ****ство, вы меня достали. И еще Аграфена  Лукьяновна нагадала, что пока Надька ходит по земле, мне не видать ни радости, ни счастья. Разлучница она, так карты показали.

— Ты больше верь всяким шарлатанам, мошенникам,— вздохнул он.

— Надьку надо изжить со света, — холодным чужим голосом произнесла Чародеева-Тернистых. — И это, Валентин, сделаешь ты. Заварил кашу, сам и расхлебывай.

— Люба, очнись? Подумай, что ты мне предлагаешь?— потряс он ее за плечи.— Она же твоя дочь, плоть от плоти. Ты потом сама же меня возненавидишь, не сможешь нести этот грех. Не делай из меня киллера.

— Сам создал проблему, сам  и выпутывайся,— сухо ответила она.

— Люба-а, родная,— Валентин попытался ее обнять, привлечь к себе, но она обиженно  отстранилась. «Еще давеча была ласковой и пылкой,— подумал он.— И вдруг такая перемена. О, женщина — загадка из загадок. Никто тебя до конца  не поймет, не разгадает. Может в этом и есть твоя магическая сила».

— Надьку придется вытурить из дома или отравить. Но первое  нереально, поэтому я достану мышьяка, подмешаем ей в пищу, а ты съездишь на дачу, мол, тайно от меня и угостишь ее, — велела Чародеева-Тернистых. — Все будет выглядеть вполне естественно и правдоподобно. Решат, что она сама свела счеты с жизнью из-за несчастной,   неразделенной любви. Такие трагедии происходят и в наше время.

— Я  подумаю, — произнес он, в глубине души надеясь, что это бабий каприз  и после любовных забав, она сменит гнев на милость и забудет о своем ужасном предложении.

8 . Гордиев   узел

На следующее утро, спустя минут пятнадцать после ухода Любы на работу, зазвонил телефон. Тернистых поднял трубку:

— Слушаю.

— Валек, это ты, родной,— услышан он Надин голос и учащенно забилось сердце.

— Я звоню из телефона-автомата. Мамки дома нет?

— Ушла на работу.

— Как она? Наверное, до сих пор гром и молнии мечет.   Заездила  тебя?

—  Я выносливый.

— Валек, нам надо встретиться. Есть интересный разговор, я приготовила тебе сюрприз.

— Говори, какой сюрприз?— сдержанно разрешил он и она его почувствовала его отчужденность.

— Ты не хочешь со мной встретиться? Ты меня разлюбил? Мамка  тебя, наверное, чем-то опоила или приворожила? Она на эти штучки мастерица.

— Не разлюбил,— потеплел его голос. Валентин вспомнил блаженство, испытанное в ее  жарких объятиях.

— Я приеду и поговорим, пока  мегера не появилась.

— Какая еще  мегера?

— Твоя постылая  жена и моя суровая мамка, — ответила Чародеева. «Вот так дела. Ситуация обостряется, назревает большой скандал  в благородном семействе,— досадой решил он.— О чем это она со мной желает поговорить? Или это хитрая уловка для того, чтобы встретиться, обнять друг  друга. Но, судя по неприязни к Любе, она  настроена агрессивно.   Наверное, предложить альтернативу: или она  или жена? Они даже в поступках похожи, действуют словно компьютеры, соединенные модемной связью, или подвержены телепатии. О каком-то сюрпризе намекнула».

Надежда себя долго ждать не заставила. Позвонила и он  открыл двери.

— Чао, дорогой,— с порога бросилась к нему на грудь, обвила шею теплыми руками и подставила алые губы для поцелуя, но он  по- отцовски поцеловал ее щеку.

— Ты меня не любишь, —  поджала она капризные губки.— Большую часть времени проводишь с мамочкой. Спишь с ней, а я на даче, как в изгнании всеми забытая  и проклятая. Так дальше не может продолжаться. Я  хочу, чтобы ты с нею больше не спал.

— Это мой супружеский долг, можно сказать, трудовая повинность,— напомнил Валентин.

— Вот именно, повинность, о не любовь, — ухватилась она за  его неосторожное слово.— Я  гляжу, ты устал от ее присутствия в доме. С мамочкой  надо что-то делать. Решай : или я, или она?

— Неразрешимая дилемма,— вздохнул Тернистых.— Вы мне обе очень дороги.

— Если ты выберешь ее и предашь меня, то я отравлюсь газом или выброшусь из  окна. Моя смерть будет на твоей совести, — пригрозила Надежда.

— Выкинь из головы эти опасные, навязчивые мысли,— испугался он.— Ты юная, красивая, у тебя все впереди. Глупо, нелепо сводить счеты с жизнью.

И подумал: «Надо срочно ее утешить, приласкать и тогда дурные мысли уйдут  из ее прелестной головы».

— Надюша, сладенькая ты моя, желанная,— он, словно пушинку поднял ее на руки. Увидел озорные влекущие глаза и отнес в спальню,   на прочь  позабыв уж печальный опыт, когда их застала супруга. Он положил Надю  на ложе и она сама расстегнула блузку, ослепив упругой жасминово-нежной грудью. Сняла юбку, трусики.   После хмельных любовных утех, они, соединив тела, лежали утомленные и счастливые, не опасаясь того, что Люба может застать врасплох.

— Ты, кажется, обещала мне сюрприз?— напомнил Валентин, перебирая нити ее золотых волос, рассыпанные на нежной груди.

— Я…я  беременна,— произнесла она таинственно.

— Беременна-а? — Валентин потерял дар речи, застыв, словно манекен.

— Почему ты не рад? — почувствовала она его реакцию.

— Скажи, что разыграла меня? — оторвал он голову от мягкой подушки.

—Ты, что же  забыл, отчего дети родятся?— обиделась она.— Тогда посчитай сколько раз за полтора месяца мы с тобой трахались? Раз десять, не меньше,

— Надя не будь вульгарной, не оскверняй прекрасное чувство.

— А ты не будь жестоким. Вещи  надо называть своими именами,— не осталась она в  долгу.— А то получается, что «сладку ягоду рвали вместе, а горьку ягоду я одна... »

— Надо все спокойно взвесить и оценить, а то мы договоримся до пошлости и нагрубим  друг другу.

— Другой бы мужчина, будь он на твоем месте, обрадовался бы этому известию,   ощутил бы себя на небесах,   и меня завалил  бы цветами и подарками,— упрекнула  Чародеева, сверкнув  повлажневшими глазами.— Ты, ты бесчувственный чурбан.

— Понимаешь, Надюша, такая ситуация,— он тщательно подыскивал слова, чтобы ее не ранить.— Я тоже бы подпрыгивал от радости, но я не готов стать отцом твоего ребенка.

— Нашего ребенка,— поправила она.

— Да-а, нашего. Я  муж твоей матери, а ребенок будет у тебя. Согласись довольно пикантная, даже глупая ситуация. Я ломаю голову, как быть? А если узнает Люба, а она обязательно узнает. Ты ведь не сможешь спрятать свой  животик, а потом роды и дитя?

— Ничего глупого не вижу,— возразила Надежда.— Моя мамка после аборта, который  неудачно сделали два года назад, наверное, уже не сможет иметь  детей. Ей даже чокракские и мойнакские грязи не помогли. Поэтому она и спиральку решила не ставить, надеясь на чудо.

— Почему ты так решила?— поразился он ее откровенности.

— А потому, что ты с ней уже два месяца спишь, а ничего не зацепилось.

— Но тебя же она сумела родить?

—А-а, когда это было? — и сама же ответила. — На заре туманной юности. Ты  что же полагаешь, что после этого она терпеливо ждала своего рыцаря на  белом коне, то есть тебя, была монашкой и затворницей? Как бы не так. Столько  еще бурных романов, столько горячих  поклонников. Собиралась даже в Турцию на панель, но что-то с загранпаспортом не получилось, да и возраст для путаны предельный. Мамке на судьбу нечего жаловаться, пожила всласть  в свое удовольствие. А теперь вот мне палки в колеса сует.

«Может наоборот», — хотел поправить Тернистых,   но промолчал. Конечно, ему, как  мужчине льстило, что он сумел с такой очаровательной девушкой начать плод. Но его не оставляли сомнения в искренности Нади и он возвратился к первому  вопросу:         — Ты меня не разыгрываешь? Я не верю, дай пощупаю,— он потянулся к теплому животу с бархатной кожей.

— Глупый, еще рано, ничего не услышишь, — улыбнулась она, но все же положила, его широкую ладонь на живот и пояснила.— Биение сердца и толчки будут хорошо ощущаться на последних месяцах беременности.

— И все же почему ты  решила,   что беременна? — не унимался  он, чувствуя прилив  нежности и страсти  от прикосновения  к ее телу.

— Проверилась у гинеколога.

— Вот и доигрались мы с тобой,   — слегка протрезвев,    вздохнул он.— Я же тебя сколько раз предупреждал, что надо предохраняться. А ты меня успокаивала тем, что для профилактики ешь лимоны. Вот те и лимон-мандарин? Захотелось  побольше кайфа  получить.

— Тебе тоже, — справедливо заметила Чародеева с обидой в голосе и  потускневшим взглядом.— Как  только прервались месячные  и потянуло на соленое и кислое я проконсультировалась в гинекологии. Взяли  анализы и подтвердилась  беременность.

— Вот незадача,   как снег на голову,— обхватил он виски ладонями. — Что я скажу Любе, я же обещал  к тебе не прикасаться. Как  это могло случиться?

— Ветром  надуло,— разозлилась Надежда.

— Может ты со студентом или преподавателем переспала и не один раз, чтобы экзамен зачли? — проворчал Валентин, не подумав и пожалел о сказанном.

— Медэкспертиза подтвердит отцовство,— прошептала Надя и, закрыв лицо руками всхлипнула.

— Прости, я  погорячился. Надо искать оптимальный выход из ситуации, — и тут же предложил.— Пока позволяют сроки надо сделать аборт. Я оплачу операцию.

— Ни за что на свете! — воскликнула  она.— Я хочу именно от тебя ребенка. Мамка сделала по глупости аборт и теперь локти кусает.

— У тебя еще будут  детишки, сколько угодно, как у романовской овцы, самой плодовитой. Ребенок станет помехой в учебе, придется с ним нянчиться, по врачам  носить.

— Он  у нас будет крепенький,— возразила Чародеева. — И потом гинеколог меня  предупредил,   что для ранее не рожавшей женщины аборт  очень рискован. Угрожает бесплодием или выкидышами. Для  любой женщины это трагедия, комплекс неполноценности и ущербности. Старые девы и те в лучшем положении. А еще он мне сообщил, что принуждение к аборту карается законом.

— Кто сообщил?

— Гинеколог. Статья в Уголовном кодексе есть.

— Ну гинеколог, это еще не следователь. Скажешь, что согласилась добровольно, — поучал  Тернистых. — Хуже, если Люба узнает и выгонит нас ко всем  чертям.

— Вот и замечательно! — обрадовалась Надежда. — Поживем в твоей квартире. Когда все уладиться, мамочка простит, переберемся сюда. Она еще и ребенка нашего  будет няньчить,   а потом отправим ее в твою квартиру. Будем ходить в гости к ней и заживем в  мире и согласии.

— Я гляжу, ты слишком хитроумная, уже все спланировала. Наверное,   специально  все подстроила, чтобы завлечь меня в сети.

— Ты ведь хочешь иметь ребенка? Сына, наследника?             

— Хочу.

— А мамка не сможет родить.

— Это еще неизвестно.

— Тогда сколько вы будете экспериментировать. Уже второй медовый месяц?

— Тебя не касается. Не вмешивайся в личную жизнь,— осадил он ее.

— А у нас с тобой  разве не личная жизнь? Переспали, кайф поймали и разбежались, а  там, хоть трава не расти.

— Не сердись, Надюша, милая,— прошептал он с нежностью, погладив  своей ладонью ее грудь с твердым соском. Пощекотал его кончиками пальцев. Она почувствовала резкую перемену в его настроении. Поняла, что он снова желает ее, но решила подразнить, разогреть в нем дикие страсти и даже слегка отстранилась.

— Ну что ты, как неродная, — произнес Валентин, чувствуя, как закипает кровь.— Я, я  так за тобой соскучился… давай не будем терять время. Я очень, очень хочу в тебе  раствориться. Можно? Это ему не повредит?

— Пока можно, но очень осторожно, — улыбнулась она, уступая его желанию и не в силах сдержать накатившую  волну страсти.— Я буду сверху и теперь можем  без  всяких опасений, матке только на пользу...

— Ты меня сводишь с ума,— прошептал он, проникая в глубину ее нежно-пульсирующего тела.

— Ты тоже,— промолвила она, ритмично двигаясь и смежив пушистые ресницы, приоткрыв пылающий от страсти рот. Он впился в него губами. Слегка приглушенный крик восторга вырвался из ее груди...

Тернистых все чаще поглядывал на часы и это не ускользнуло от внимания Надежды.

— Ты все еще ее боишься? — словно пушистый котенок потерлась она головой о его плечо, доверчиво заглянув в глубину спокойных глаз.

— Не то что боюсь, а радости от предстоящей встречи мало,— ответил он.— Очередной скандал и возможно, последний.

— Вот видишь, ты  наконец прозрел,   — воодушевилась Надя и поцеловала его в висок.— Я представила, что было бы хорошо, если бы с мамкой что-нибудь случилось. Мы бы с тобой зажили душа в душу, без всяких проблем. Соединялись бы в любое время суток.

— Что случилось бы? — насторожился он.

— Ну, например, если бы она попала под машину или неизлечимо заболела...

— Она, же твоя мать? — поразился ее мыслям Валентин.— А потом, за инвалидом или тяжелобольной нам бы пришлось ухаживать. Лишние  хлопоты, затраты на лекарства. И вообще, Надя, я тебя не узнаю. Никакой жалости и милосердия. Это же  грех — желать любому человеку, а тем более родному, несчастья и страдания.   Жизнь на земле и так суровая  и не сладкая, приходиться бороться за  место под солнцем...

— А с ее стороны не грех мешать нам любить друг друга, когда захочется, — заявила Чародеева. — Я ей желаю легкой, мгновенной смерти, чтобы не мучилась, не страдала, а сразу на небеса, в рай. Она свое  пожила, пусть мне свет не застит, если добровольно не хочет тебя уступить.

— Пожила? Это в тридцать то семь лет? Самый расцвет жизни.

— Другим Бог и меньше отпускает. В Африке вон мрут, как мухи от  СПИДа,   чумы и холеры.

— Так Господь Бог решает. Он дарует жизнь, он ее и отнимает. А нам, смертным,   не дано такого права.

— Все-таки, мамку надо задушить подушкой или полиэтиленовым пакетом, когда будет спать,— не моргнув глазом, заявила Надежда. — И  тогда все дни и ночи напролет мы будем заниматься сексом. Никто на нас не станет рычать.

— Ах, Надежда, какая ты сладострастная и ненасытная.

— Ты тоже. Разве тебе не приятно жить с красивой и юной женой, а не с увядающей дамой? Появляться на публике, ходить в гости? Мы станем владельцами квартиры, дачи и всего имущества. А  летом поедим отдыхать в Ялту или Сочи в самый престижный санаторий. К тому времени у нас родится ребенок и я буду готова к новым ласкам, тебе не придется долго ждать. Вместе будем нежиться на золотом  песке и купаться в Черном море, ездить на экскурсии, посещать музеи, концерты и сауну и  сливаться в экстазе.

— Заманчиво,— усмехнулся он ее фантазиям и непомерным  запросам.— Но какой ценой? Где гарантия, что там на юге, обласканная мужскими взглядами, ты  не закрутишь с каким-нибудь молодым бизнесменом или банкиром красивый роман, и не сделаешь мне ручкой?

— Ревнуешь? Это мне нравится,— улыбнулась Надежда.— На пути к осуществлению этой мечты лишь  одно препятствие  — мамка. Решайся и нас ждет прекрасное будущее...

— На нарах  в колонии  усиленного или строгого режима,— продолжил он ее мысль.

— Не робей, надо сделать так, чтобы никто не докопался. Мол, несчастный случай.

— На мокрое дело я не пойду, — насупился Тернистых. — Я даже курицу ни разу не зарезал,   а тут на человека, на свою жену руку поднять. Задумайся, она же тебя родила, подарила жизнь, вырастила.

— Подарила, чтобы я страдала,— заупрямилась Надя.— Ты должен это сделать ради  нашей любви и будущего ребенка.

—Надя, лучше поговори с Любой,— попросил он вкрадчивым голосом.— Скажи, что я  вас обоих люблю трепетно и нежно. Решите сами,   с кем и когда мне спать. Вы разумные женщины и вполне  можете договориться. Всем будет радостно и приятно, никого не обделю.

— Что ты предлагаешь? Мы же не дикое племя, где самцы парадом командуют,— возмутилась она.— Я  значит, должна довольствоваться объедками. Ты же после встречи с мамкой, как выжатый лимон. Я хочу, чтобы ты принадлежал мне одной  безраздельно. Я тебе вот что скажу, если на то пошло, мамка на мне уже второй год своих мужей на предмет супружеской верности испытывает.

— Не может этого быть!

— Может,— твердо сказала она.— Уже трое, в том числе и ты, не устояли перед моими чарами, поддались сладкому искушению. Ее за это коварство надо хорошо проучить.

— Не верю, ты специально на нее наговариваешь, — заметил Валентин.— Зачем ей тогда было торопиться с заключением брака? К тому же в ее паспорте не было штампов о ранее заключенных браках. Никакой логики и здравого  смысла?

— Ха-ха-ха, женские  поступки непредсказуемы и алогичны, — рассмеялась Чародеева. — У  нее же блат  в ЗАГСе, давняя дружба с заведующим. Он ей помогает с обменом паспорта со штампом на новый, но уже без штампа о браке.

«Люба на такое неспособна, — призадумался он. — Хотя, если сравнить с поведением, поступками ее дочери, гены, наследственность, то  не исключено. Ведь яблоко от яблони недалеко падает. Надя, похоже, ее превзошла, молодая  да ранняя».

— Если ты с ней не разделаешься, то я заявлю в прокуратуру или милицию, что ты, как отчим, напоил меня и изнасиловал, — неожиданно пообещала Надежда.— Тебя привлекут к уголовной ответственности. Я знаю есть такие статьи за изнасилование и в извращенной форме.

— Ты же знаешь, что это ложь. Сама попросила пожалеть тебя разочек-другой, забралась на колени, — напомнил Тернистых.

— Там разбираться долго не будут. Факт налицо. В таких случаях женщина всегда права.

«А ведь,   действительно, разбираться не будут,— с тоской подумал он.— Еще не было в судебной практике такого случая, чтобы женщину привлекли за  изнасилование  по отношению к мужчине».

— Или я покончу с  собой и тогда на твоей совести будут две невинные жертвы. Об этом я напишу записку, указав причину самоубийства, — продолжила она. — Ты  же военный человек, у тебя не должна дрогнуть рука...

— Это во время боевых действий, когда известен враг, но не  беззащитная женщина? Подумай, очнись, ты ослеплена гневом,— уговаривал он.

— Ты  сам подумай. Даю тебе срок до утра,— сурово произнесла она.— Я не хочу с ней встречаться. У тебя еще есть время, не разрушай наше счастье.

Чародеева быстро оделась,   простилась и отправилась на дачу. «Надежда такая же собственница, как и ее мать. Яблоко от яблони недалеко падает, — посетовал Тернистых.— Я предложил им самый оптимальный вариант, но глупые бабы, отвергли. Жаль,   катался бы как сыр в масле. Повезло тому бородатому крестьянину с женой и падчерицей. До сих пор, наверное, живут в любви и согласии, если Бог не покарал. А у меня завязался тугой Гордиев узел. Придется рубить и отправляться на запасной аэродром. Как хорошо все складывалось. Знать бы, где упадешь, соломки бы постелил. Ну и семейка, покруче, чем Адамс из комедийного телесериала. Черт меня дернул с этими Чародеями связаться. А впрочем, жалеть не о чем, хоть немного почувствовал себя татарским ханом в маленьком гареме. Интересно, как он справлялся  с сотней жен? Здесь двое и столько острых проблем. О, женщина  — воистину загадочное  создание, непредсказуемое, способное на отчаянные поступки. Подальше от этой сладкой отравы, от греха. Неровен час, они друг с другом что-нибудь сотворят на почве ревности и ненависти. Посчитают, что в состоянии  аффекта или невменяемости, и я в качестве козла отпущения могу загреметь на нары. Мол, спровоцировал  ситуацию, довел женщин до критического состояния. Надо срочно менять дислокацию, пока гром не грянул».

Он несколько минут померил шагами гостиную. Затем решительно подошел к телефонному  аппарату. Снял трубку и набрал номер.

— Анатолий ты? — узнал Валентин голос Вершка.

— Конечно я, наконец-то, счастливый молодожен, вспомнил,   что у тебя есть друг. Мог бы и раньше позвонить, поинтересоваться  жив ли, здоров,— мягко упрекнул его Анатолий. — Хотя понимаю и завидую, под боком знойная красавица – жена, медовый месяц в разгаре. Радостью, счастьем редко кто делится. Вот когда туго, вспоминают о друзьях-товарищах. Впрочем, я тебя не осуждаю, такова человеческая натура и ничего тут не попишешь. Мать-природа рачительная хозяйка, ни прибавить, ни убавить..

— Ты, Толя,   прямо провидец, — удивился интуиции бывшего замполита Тернистых. — Ну, будь здоров!

— Здоров твоими молитвами. Что случилось, ты же  без причины не позвонишь?

— Срочно нужна крыша, выручай.

— «Крыша»?!   — по-своему понял Вершок. — На тебя что,   бандиты, крутые наехали? Ты вроде бы смирный человек, бизнесом, коммерцией не занимаешься? Может, жена успела втянуть? Не связывайся  с криминалом, а  если вляпался, то живо в прокуратуру, милицию сообщи.

— Не об этом речь. Я неправильно выразился,— прервал его наставления и усмехнулся, вспомнив анекдот о том, что даже когда замполита убьют, язык  еще продолжает  издавать звуки, так и Анатолий страдает многословием.— Мне  нужен угол для ночлега. Недели на две-три пока страсти улягутся.

— У тебя же есть однокомнатная? Зачем тебе чужой угол? — удивился приятель.

— Во-первых, квартиру я сдал в наем на три месяца и деньги взял наперед, успел  растратить,— сообщил Валентин.— Перед нанимателем будет неудобно. Обычно в таких случаях  предупреждают, хотя бы за две-три  недели, чтобы могли подыскать  другое жилье и съехать. А во-вторых, и это главное, мне надо на какое-то время скрыться из поля зрения  Любы и ее дочери. Твой  адрес и телефон они не знают и справку не смогут навести, поэтому  беспокоить не будут.

— Вот оно что, укатали Сивку крутые горы? Семейная жизнь требует закалки и постоянной  готовности № 1,— посочувствовал Анатолий.— Твоя супруга, по всему видно, темпераментная женщина. Если не ошибаюсь,   моложе тебя лет на шесть-семь?

— Не ошибаешься.

— Вот видишь, надо было рубить сук по себе. Сошелся бы с вдовой  лет за  пятьдесят. Такая, уже после климакса обычно умеренная в сексе, никуда на сторону не сбежит...

— Проблема в другом. Люба никуда на сторону не бегает,— оборвал он приятеля, заядлого любителя посудачить на интимные темы.

— Тогда в чем? — не унимался Анатолий. — Почему ты решил  дезертировать с поля, усыпанного розами любви? Еще и двух месяцев не прошло, самый разгар медосбора, а ты уже выбросил белый флаг. Если проблемы с эрекцией, то не поскупись, купи настойку корня женьшеня, а лучше виагру.

— С этим все в порядке, — заверил Тернистых с раздражением. — Пойми, не  телефонный разговор.

—Прости, но я тебя не понимаю. Оставлять знойную женщину без веских причин непорядочно, а для офицера, тем более. Ты же летчик, а не летун, охотник за бабьими юбками.

— Так ты согласен  меня приютить, временно предоставить  угол?

— Только при условии, что ты мне обо всем расскажешь, как у батюшки не исповеди,— потребовал  бывший замполит. — Это не праздный  интерес. Откуда мне знать, может  за тобой охотятся кредиторы. Выследят и подорвут квартиру к чертовой матери?   Из-за твоих  амурных приключений и  я пострадаю. Поэтому выложишь все начистоту. Гляди, чем и помогу, один  ум хорошо, а два — лучше.

— Все  выложу,— пообещал Валентин.

— Тогда милости просим. Не забудь прихватить лекарство.

— Какое лекарство? Ты, что болен? — встревожился  Тернистых.

— Наше фирменное лекарство от повышенного давления  — коньяк, водку и приличную закусь. Мой боезапас иссяк и требует восстановления,— напомнил подполковник. — Не задерживайся, жду.

9. Змий – искуситель

Воспользовавшись отсутствием Любы, Тернистых собрал в большую спортивную сумку свои скромные пожитки, приданное, как однажды пошутила жена, и ретировался. По пути к Вершку  на полчаса заехал на свою квартиру, снимаемую молодоженами. Двери после небольшой паузы открыла черноглазая Оксана.

— А-а, хозяин, — улыбнулась  она. — Вы к  мужу, Косте. Он сегодня на смене. Хотите чаю, кофе?

— Нет, спасибо, — отказался он и предупредил. — Впредь в отсутствии мужа незнакомым  мужчинам двери не открывайте.   Не будьте беспечны, проявляйте бдительность.

— А вы, разве незнакомый? — удивилась Оксана.— Я в «глазок»  поглядела и убедилась, что это вы и только тогда открыла. Вы  же хозяин квартиры и я обязана пускать вас по первому звонку в любое время суток, разве не так?

— Так,   — согласился Валентин.— Но вы красивая и очень соблазнительная женщина, что не всякий мужчина может устоять перед искушением.

Он бросил взгляд в глубокий разрез блузки с обозначившими бутонами сосков на упругой высокой груди, на округлые бедра… Она поняла, почувствовала его намерение и испуганно прижалась к стене, скрестив смуглые руки на груди. Тернистых знал, что она третьем месяце  беременности, поэтому на ней была просторная юбка, надетая на голое тело, чтобы не сковывать движения. В ее черных, словно маслины зрачках застыл испуг, побледневшие губы мелко вздрагивали. В этом своем страхе и незащищенности, она показалась ему еще соблазнительнее и желаннее.

— Оксаночка, успокойся, я не причиню тебе вреда,— он ощутил острый вкус соблазна, нарастающий  азарт охотника, выследившего легкую добычу. Нет никаких препятствий, чтобы овладеть ею сейчас же страстно и горячо.

«Черт подери, меня несет по инерции... я не могу остановиться и сказать себе «нет»,— подумал Валентин. По его вожделенно-затуманенному взгляду Оксана почувствовала опасность  и взмолилась:

— Валентин Авдеевич, родненький, пожалейте меня, если…, если вы что со мной сделаете, то я покончу с собой.

На какой-то  миг он потерял контроль над собою и коснулся широкой  ладонью ее  набухшей бархатисто-нежной груди. Сжал, ощутив теплоту кожи и упругость соска, пульсирующий ток горячей крови.

— Вален… Валентин Авдеевич... опомнитесь, что вы делаете?   Костя меня убьет …— слабо прошептала она, но он ощутил податливость ее желанного тела, как вихрь налетевшее вожделение. Сомкнул крепкие руки  на ее талии. Оксана, опасаясь, что сопротивление может его разозлить, поэтому покорилась ходу событий, уповая на  Бога и своего ангела-хранителя.

— Ксюша-а, солнышко, все будет хорошо, никто не узнает, — уговаривал ее Валентин, все более распаляясь в страстном желании овладеть ею.— Никто не узнает, я ласково, осторожно. Это тебе нисколечко не повредит... Не бойся...

Он уже готов был поднять ее на руки, отнести в спальню и насладиться вдоволь, утолив свою страсть. Она, сжавшись, словно пружина, поняла его намерение  и взмолилась:

— Валентин  Авдеевич, я очень люблю Костю. Он ревнив, убьет и меня, и вас, если узнает. Не троньте меня, лучше в другой раз, после родов. Что угодно для вас сделаю, только не сейчас.

Тернистых встретился взглядом с ее большими испуганными глазами и разомкнул пальцы за женской спиной. «Господи, я же офицер, а не сексуальный маньяк,— содрогнулся он.— Неужели это Люба и Надежда разбудили  во мне необузданную страсть? Надо держать себя в руках и не терять голову».

— Прости, Оксаночка, Ксюша. Это импровизация, шутка,— покаялся он смущенно, боясь встретиться с ней взглядом.

— Ничего себе шуточка, я чуть не умерла от страха,— с недоверчивостью отозвалась она, прижавшись к стене и вздрагивая, словно в лихорадке.

— Уходите, ради Бога, я не могу придти в себя, вдруг Костя нагрянет?— попросила она. — У вас же есть жена, а вы, как с голодного края..

— Не бойся, девочка. Вот, глупая, трясешься, как в лихорадке. Тебе   нельзя  так волноваться, под сердцем ребеночек, — он по-отцовски бережно  погладил  черные  завитки ее волос. — Ты понимаешь, что из-за доверчивости и неопытности можешь впустить  мерзавца или маньяка. Он надругается  над тобой, ограбит  и даже жизни лишит, чтобы не оставлять свидетелей. Разве Костя не предупредил?

— Предупредил,   но вы же хозяин квартиры?— прошептала Оксана, все еще находясь под сковавшим  ее волю страхом.

— Насильники и грабители, обычно представляются сантехниками, электромонтерами, мастерами из газовой службы, даже участковыми инспекторами,— продолжил он инструктаж. —  Поэтому, когда дома одна, то не отвечай на звонки  и не открывай.

— А вы, вы возвратились? Нам придется съехать? — с тревогой в голосе спросила она.

— Да, я собирался, но ради вас в последний момент решил не беспокоить. Поживу у приятеля.

— Мы очень вам благодарны.

—  Живите спокойно. Когда мне потребуется жилье, то я вас заранее предупрежу. Я же не похож на злодея?

— Не похож,   но очень меня напугали,— наконец оттаяв, улыбнулась Оксана. Она не могла  понять мотивы  его  неожиданного визита и это ее тревожило.

— Вы хотели что-то Косте сообщить?

— Не только Косте. Дело в том, что я на месяц-другой уезжаю на заработки в Сибирь. Если мною будут интересоваться жена или приемная дочь, так им и ответьте. На всякий пожарный случай я оставлю телефон  своего друга Анатолия. Об этом номере никому ни слова, даже любимому супругу. Позвоните только в экстренном случае. Договорились?

Она в знак согласия кивнула головой. Он подал ей белый квадратик визитки с номером телефона Вершка.

— А это вам  шоколад, Оксана за стресс,— Тернистых подал  ей плитку «Короны».— И запирайтесь на семь замков. Условьтесь с Костей по поводу электрозвонка,   чтобы не подвергать свою жизнь опасности. Вы очень сексуальная женщина, а перед соблазном трудно устоять.

Валентин подхватил сумку и вышел на лестничную  площадку. Услышал, как Оксана поспешно закрывала замки, щеколду и звякнула цепочкой. «Инструктаж  подействовал, — с удовлетворением усмехнулся он, довольный тем, что смог перебороть соблазн. Чтобы там Чародеевы не говорили, а он еще способен  управлять своими чувствами и желаниями. Так  и надо себя поставить, выше ценить будут. Прав поэт: чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». По пути к приятелю Тернистых  зашел в магазин,   купил по бутылке коньяка «Гринвич» и водки «Хлебный дар», палку копченной колбасы, сыр , три лимона и батон хлеба.

10 . Новая  пассия

— Выкладывай, Дон  Жуан? — нетерпеливо, снедаемый любопытством, встретил его Вершок, едва Валентин переступил  через порог. Он принял из его рук пакет с напитками и харчами,   летную куртку и усмехнулся.— Пора  бы тебе при состоятельной жене в кожанах и мехах дорогих ходить.

— Люба предлагала, да вот не успел, обстоятельства изменились, — развел руками Тернистых.— Да и то сказать, жил на всем готовом, как  Альфонс.   Вдоволь ел, пил, спал и исполнял супружеский долг.

— Ладно, проходи на кухню. Я там небольшой пикник сообразил, — сказал Анатолий и открыл  перед другом двери.   Валентин  увидел на столе бутылку горилки  с красным перцем на дне, вспоротую банку кильки, на тарелке сало-бекон, соленые огурцы и ломтики хлеба.

— Ужин  холостяка. Других  разносолов  нет, не обессудь,— вздохнул он.— Это ты привык  из хрусталя пить, из серебра-злата есть. А у меня скромно, по спартански.

— Так я принес выпить и закусить? — напомнил Валентин о презенте.

— Завтра и послезавтра тоже пить и кушать захочется, — заметил замполит. — Должно быть НЗ, ведь до пенсии еще две недели, а гроши на исходе.

Он отвинтил колпачок на горлышке бутылки и налил золотистого цвета  горилку в стаканы:

— Полезный напиток  для профилактики от простуды. Давай за встречу однополчан.

Тернистых выпил и почувствовал привкус перца и теплынь, разлившуюся  в груди. Охотно, дабы восполнить давеча затраченную на Надю  энергию, навалился на вкусное  со шпигом  сало-бекон.

— Ты не шибко на закуску налегай. У нас еще выпить есть,— придержал его Анатолий.— А то хлебной коркой придется занюхать. Переведи  дух и расскажи,   почему от молодой жены сбежал, как черт от ладана?

Пережевав кусочек сала, Валентин,   особенно не вдаваясь в интимные подробности, рассказал о том, что Люба подбивает его на убийство дочери, а Надька  в свою очередь хочет, что он извел со света ее мать.

— Они мне обе дороги и я не желаю стать убийцей,— заключил Тернистых.

— Да-а,   занятная история покруче, чем детектив, — почесал затылок озадаченный  Вершок. — Что ж они, бабы, не могут промеж себя договориться, поровну мужика поделить?

— В том то и загвоздка, что не могут. Каждая хочет быть единственной и не потерпит рядом соперницу. Поэтому я и скрылся, чтобы дело не кончилось убийством. Отсижусь у тебя. Они  остынут  от страстей, взаимных обид, упреков и все наладится. Раньше ведь жили — не  тужили.

— Ты можешь вляпаться  в неприятную историю, если одна из них все же осуществит коварный замысел. Поступки женщин, пребывающих в любви и гневе, непредсказуемы. В состоянии аффекта они способны совершить преступление, считая тебя причиной несчастий. Пока этого не произошло тебе необходимо срочно обратиться  в милицию или прокуратуру и сообщить о готовящемся преступлении, иначе есть шанс загреметь  за решетку. В Уголовном кодексе есть статья, сейчас я ее отыщу.

Вершок  не поленился, встал из-за стола и вышел в комнату. Спустя минуты две возвратился с книгой в желто-синей обложке. Перелистал  страницы.

— Статья 187. Здесь довольно много  текста, указаны разные виды  преступлений, — сообщил он. — Короче,   в одном случае лишение свободы на срок до трех лет или до двух лет исправительных работ. А  в другом лишение свободы до одного года и столько же «химии». Одним словом, хрен редьки не слаще. Попадешь за « колючку»  и никто тебе ни перцовки не нальет, ни салом и килькой не угостит. Будешь хлебать жидкую баланду и пахану или бригадиру чифирь заваривать. Пока не поздно, советую обратиться в компетентные органы. Явка с повинной смягчает меру наказания.

Анатолий  закрыл Уголовный кодекс и наполнил стаканы.

— Ну, давай майор, будем живы — не помрем,— предложил он. Выпили, закусили соленым  огурцом.

— Не хочу я скандала и позора,— продолжил тему Тернистых.— Ведь в милиции сразу выяснится, что я спал с двумя женщинами. Пронюхают  репортеры  и ради сенсации, распишут под чистую. Ты же знаешь этих писак, им палец в рот не клади. Вот тогда точно, хоть петлю на шею или с головой в омут. Я лучше  выжду,   погляжу, куда кривая вывезет. Буду следить за выпусками  телепрограммы «Уголовная хроника».

— Дождешься, пока «браслеты» на руки не наденут. По максимуму  получишь, отправят в карьер или на лесоповал. Еще и мне статью пришьют за предоставление убежища. Лучше б ты мне ничего не рассказывал. Это твои личные проблемы, у меня своих забот в избытке, — посетовал Анатолий.

— Сам потребовал, чтобы выложил, как на духу,— напомнил Валентин.

— А-а,   привычка любого замполита, обо всех все знать, контролировать ситуацию,— вздохнул он. — А тебе все же  придется …

— Не придется. Я так полагаю, что после того,   как я скрылся в неизвестном направлении, у них отпадет причина, повод убивать или травить друг  друга. Успокоятся и заживут, как прежде.

— Вполне  логично, твой котелок варит,— похвалил Вершок и,   шутя, заметил. — Ты же не намерен, как евнух отсиживаться. После столь бурного романа, наверняка, потянет к женщинам. Я это знаю по себе,   бабы — такая сладкая отрава. Не отчаивайся, я давно присмотрел для  тебя скромницу-прелестницу  Марьяну. Но ты своей внезапной женитьбой все карты спутал. Спешка  нужна при ловле блох. Теперь вот вынужден расхлебывать жидкую кашу.

— Сколько ей лет, а то еще старую клячу подсунешь?

— Двадцать четыре. Очаровательная девушка. Уверен, что она тебе очень понравится. Не будем откладывать дело в долгий ящик. Как говорится, куй железо пока горячо. Я завтра заступаю на смену охранником на автостоянку. Сутки в твоем распоряжении. Изучите друг друга, как следует поближе. Она — женщина современная, долго упрямиться не станет. Только, как говорят:   не  скупись, покупай живопись. Разные там  подарки,   косметику, духи, драгоценности, на дешевую бижутерию она не  клюнет. Шепчи теплые и нежные слова. Женщины сначала любят нас ушами, потом глазами  и телом. Так приглашать мне ее?

— Она же при завышенных потребностях меня разорит, по миру с сумой пустит?

— А ты, что же хотел. За удовольствия, женские прелести и ласки надо платить чистой монетой.

— Почему ты сам  после развода столько лет сам мыкаешься? —  спросил Валентин.

— Не хочу жертвовать своей свободой и кошельком,— улыбнулся Вершок. — Я  не голодаю, для любовных утех у меня есть зазноба и не одна. Меняю их,   как перчатки. Одна наскучит, приглашаю  другую и они не  обижаются. В этом деле нельзя  выпускать инициативу из своих рук. Мужик  должен командовать парадом, а у любовниц другая функция — доставлять нам удовольствие.

— А ведь ты учил личный состав соблюдать нормы морали и нравственности, строго наказывал бабников?— напомнил Тернистых.

— А-а, нашел о чем вспомнить. Когда это было? В Советском Союзе не признавали секс. Сейчас другой строй, дикий капитализм с его пороками и язвами, другая мораль и нравы. Любовь, секс стали  предметами продажи,   спекуляций. Особенно в грязной  политике, будь она неладна. Так звать мне Марьяну?

— Приглашай,— согласился Тернистых. — Мне действительно, надо отвлечься от тягостных мыслей и впечатлений. Может с ней  возникнет гармония в отношениях?

— Ты тоже  понял, что без женщин жизнь тусклая, а они превращают ее в праздник, — заметил Анатолий.

— И создают  проблемы, — вторил ему Тернистых.

— А что же ты хотел, за удовольствия надо платить. Тебе бы следовало взять фамилию жены.

— С какой стати?

— Я давно заметил, что фамилия несет печать судьбы,— оживился замполит в отставке.— Они не случайны, а происходят из глубины родословной. Обозначают  характер, род занятий человека. Например,   Угрюмов или наоборот Веселов или Гончаров. А нередко возникают из кличек, прозвищ, скажем, Чалый, Серый или Пришибленный. У  твоих  предков, наверняка, был тернистый путь, трудная судьба. Вот  и  тебя нарекли фамилией  Тернистых, словно терновый куст в острых шипах.

— А тебя  Вершок. Значит всегда наверху, призван верховодить, карьеру делать, — усмехнулся Валентин.— В авиаполку  в  начальниках ходил, подчиненными помыкал.

— На судьбу не обижаюсь, — улыбнулся Анатолий.— Напомни, девичью фамилию своей  супруги?

— Чародеева.

— Вот видишь, чары делает,— почему-то обрадовался приятель.— И ты мог бы стать  Чародеевым.

— Нет, уволь,   с меня довольно тех чар, которыми они меня одарили. Сыт  по горло, за все  платить приходится.

— Сыт, а от Марьяны  не отказываешься. Она тебе вернет вкус к жизни. А сейчас, — он взглянул на наручные часы. — В это время она как раз дома. Договорюсь о встрече. Она давно мечтала с тобой познакомиться.

Вершок  вышел  в прихожую к телефонному аппарату. Из  приоткрытой двери Тернистых услышал  обрывки его разговора.

— Марьяна, он человек, измученный нарзаном, немного одичавший и стеснительный,   поэтому  будь с ним поласковее и он тебя не разочарует. Договорились, о, кей.

— Все в порядке. Жди  Марьяну завтра к семи вечера,— сообщил он с улыбкой на  моложавом с румянцем лице.— Купи шампанское, коробку шоколадных конфет,   деликатесы с запасом, цветы — обязательно белые хризантемы и успех тебе гарантирован.

— Что ты ей наплел  насчет нарзана? Она  еще подумает, что какой-нибудь доходяга-инвалид  с гастритом или язвой желудка, или неотесанный мужик - дикарь,— упрекнул  Валентин.

— Не волнуйся. Марьяна, девица из высшего общества, начитанная и тонко улавливает юмор, — ответил Вершков.— Уж она точно знает, что это моя любимая фраза героя монтера Мечникова  из  «Двенадцати стульев».

— Она не валютная проститутка? В моем тощем бюджете расходы  на такие удовольствия не предусмотрены.       

— С чего ты взял, что проститутка?

— Они  в этом высшем обществе, где царит богема и свобода нравов,   все порочны, депутаты, чиновники, продюсеры, художники, артисты, певцы. Для них секс такое же занятие, как выпить рюмку водки или выкурить сигарету...

— У тебя неверное представление о светских тусовках и богеме. Там  нынче другие масштабы и приоритеты, хотя без женщин, что за праздник. Марьяна — скромница, цену себе знает. Собственно, ты ничем не рискуешь, прекрасно проведешь  время в обществе очаровательной женщины. Не сидеть же тебе байбаком в четырех стенах. От безделья и тоски  очумеешь. Не тужи, Валентин, твои  мелкие проблемы не стоят выеденного яйца…

— Это почему же? — обиделся майор.

— А потому, что суета сует, а вот  других преследуют настоящие трагедии.

— Какое мне дело до других, а им до меня?

— Давай выпьем за упокой нашего командира авиаполка,   настоящего полковника, — предложил  Вершок.

—Неужто? Я полгода назад видел его  добрым и энергичным, — удивился Тернистых.

— Дуба дал наш полковник, — вздохнул  Анатолий, наполняя три стаканы водкой. Поверх одного из них положил ломтик хлеба. — Как говорится, приказал нам долго жить. Укатили его пути –дорожки. Родное небо во время полетов сохранило жизнь, а вот земля,   суша оказалась коварной. Не выдержало сердце командира.

Они, не чокаясь, выпили до дна,   закусили.

— Как это произошло, что его подкосило? — поинтересовался майор.

— Ты же знаешь, что после развала Союза, долбанные политики, депутаты, чиновники посадили нас, военных людей, отставников, верой и правдой служивших Отечеству, на жалкие пенсии, — напомнил подполковник. — Прапорщики, мичманы, лейтенанты, ушедшие в отставку уже после обретения Украиной независимости, получают пенсии намного больше, чем  капитаны, майоры, полковники советской эпохи. Вот наш комполка и вынужден был устроиться сторожем на дачу к одному из французских бизнесменов, что в подмосковном поселке Переделкино, известном, как дачный уголок писателей, поэтов, драматургов, что на калужском направлении железной дороги. Француз платил ему по 700 долларов в месяц. По нашим меркам — огромные деньги! Георгиевич работал вахтовым методом, в дни отдыха возвращался из Москвы в Керчь поездом. Когда однажды  бизнесмен-работодатель узнал, что  нанятый им сторож является полковником авиации, то удивился и стушевался. Ведь полковник французских ВВС  очень обеспеченный государством человек, которому в голову не взбредет  наниматься охранником, что для офицера оскорбительно.

Георгиевич в конце знойного лета, вокруг Москвы в это время горели торфяники и стоял смог, возвращался поездом в Керчь. В районе Мелитополя прихватило сердце. К сожалению, медпомощь запоздала, врачи оказались бессильны. Домой он возвратился в гробу. Отлетал наш боевой товарищ. Пусть ему земля будет пухом.

— Да, пусть будет пухом, — повторил Тернистых. — Отличный был офицер, надежный товарищ, вечная ему память. Ты прав, Анатолий, в сравнении с этой утратой мои житейские проблемы мелочны. Однако жизнь продолжается.

Вновь наполнили стаканы и выпили стоя, как подобает офицерам.

—Предоставляю квартиру в твое распоряжение. Действуй! — напутствовал Анатолий после окончания застолья.

Шампанское, шоколад и цветы куплены. Ровно в семь часов вечера раздался звонок. Тернистых в новом костюме, в подаренных Любой,   в белой сорочке с шелковым  галстуком, пошел  встретить гостью. Открыл  дверь.

— Здравствуйте, вы — Валентин?

— Да, жду вас.

— А я — Марьяна, — произнесла она мягким голосом и подала  теплую руку. Он  прикоснулся к ней губами. Помог ей снять норковую шапку и полушубок.

— Проходите, пожалуйста, — пригласил в комнату, за сервированный столик с бутылкой шампанского в центре.

— Это вам, Марьяна, Валентин подал ей букет нежно-белых хризантем и коробку конфет.

— О-о, вы очень любезны. Именно таким я вас по рассказам Анатолия и представляла. Вы не обманули моих ожиданий,— улыбнулась женщина, обворожив его васильковой синью глаз. Поднесла хризантемы к лицу. — Мои любимые цветы, белые, чистые — символ любви и верности. Я предлагаю  перейти на “ты”, так ближе и теплее.

— Совершенно с вами  согласен, так ближе, — ответил он улыбкой. Открыл шампанское, наполнил стаканы.

— Извините, Марьяна, в квартире холостяка хрустальные фужеры и бокалы не водятся.

— Я  знаю. Шампанское  из любой посуды прекрасно.

— За ваши изумительные глаза. Они проникают в самое сердце и навевают вот эти стихи: “ Ты мое васильковое слово, я навеки люблю тебя...” — с пафосом  продекламировал Тернистых.

— Сергей Есенин, — угадала она имя автора и пригубила стакан, блестя перламутром помады. Потом кокетливо поинтересовалась.— У меня только глаза изумительны? А остальные части тела:   лицо, волосы, губы, грудь, бедра, ноги?

— Ты совершенство, Марьяна,— произнес он с восхищением.

— Ты тоже интересный  мужчина, даже поэтов знаешь. И это вполне логично, ведь поэзия, небо и авиация неразделимы, Среди летчиков немало прекрасных поэтов, — похвалила она и многообещающе  заметила.— У нас  может получиться прекрасный роман. Мне с тобой  Валентин, очень хорошо и уютно.

— Разве тебе Анатолий не сказал, что я женат, расписан?

— Это пустая формальность. Для настоящей любви не существует преград. А сколько ей, твоей половине?

— Тридцать  семь.

— Фу, какая старая? Эх, Валентин, это не только твой недостаток, но и другие привлекательные мужчины не умеют выбирать себе спутниц жизни,— пожурила она. Жена должна  быть лет на пятнадцать-двадцать моложе мужа. Тогда будет полная гармония в отношениях и, особенно, в сексе. Это главная, самая яркая и прекрасная связь. Многие семьи распадаются из-за дисгармонии.

— Вся  проблема в том, что окончательный выбор за невестой,— сказал Тернистых.

— Верно, — не без гордости согласилась Марьяна.— Общие дети у вас есть?

— Общих нет, я всего два месяца, как женат,— признался он.— У нее дочь Надежда от первого брака.

— А ей сколько?

— Девятнадцать, студентка, учится в университете, будущий психолог.

— Интересный  возраст, интересный, как и профессия. И что, между кем черная кошка пробежала?? — пристально взглянула она, словно вытягивая  синью глаз признание.

— А  ничего, — поспешно ответил Валентин и  женщина  поняла, что за этим сокрыта  тайна.

— Почему ты ушел от жены? Или как в песне: ты, куда Одиссей от жены, от детей?

— Чувства охладели, характерами не сошлись

— И ты, значит решил  подогреть охладевшие чувства?

— Пока человек жив, он испытывает потребность.

Они выпили шампанское,   а потом и чекушку клюквенной.

— Ох, как  я устала,— загадочно улыбнулась Марьяна и напомнила.— Анатолий велел быть с тобой поласковее, мол, изголодался, одичал мужчина, нарзаном и боржоми тоску  залечивает... Где мы приляжем?

И сама же кивнула головой в сторону спальни.

— Да, там уютнее, — Тернистых, чувствуя приятный ток в крови, согласился он. Марьяна быстро, словно хозяйка ( он понял, что квартира ей знакома), отыскала комплект белья , застелила постель и взбила подушку.

—Раздень меня,— попросила ласково, прижавшись к Валентину своим изящным телом. Он не заставил себя  долго упрашивать. Снял с нее кофточку,   под которой  не оказалось бюстгальтера. Повеяло жасминовой свежестью от тугих бутонов ее пышной груди  с лиловыми сосками. Один из них он обхватил губами и почувствовал, как затрепетало тело Марьяны. Она сама сняла с себя юбку и трусики.

Не разнимая рук, они легли на белое ложе любви. Она, изогнувшись гибким телом, распахнула жаркие объятия, соединив свои ноги за его спиной. «Вот так скромница  из высшего общества,— подумал он, припомнив слова Анатолия.— Знойная женщина, без комплексов и предрассудков — мечта поэта».

Спустя час, положив голову с черными,   как смоль волосами на широкую грудь Тернистых, женщина задумчиво произнесла:

— Все-таки  твой официальный брак со старухой не пустая формальность. Из него  можно извлечь пользу, очень большую пользу.

— Пользу? Из брачных уз, из хомута, в который я по глупости сунул свою голову — вздохнул он.— Одни неприятности: бракоразводный процесс, слезы, расходы, взаимные претензии...

— Не торопись с разводом,— велела она. — В твоей однокомнатной квартире, если у  нас появится  прелестное дитя, ты ведь захочешь иметь детей? будет тесно.

— Допустим?   — отозвался он, огорчившись, что Вершок успел проболтаться о квартире, и не понимая, куда она клонит.

— А твоя супруга и приемная дочь живут в двухкомнатной квартире в достатке и роскоши  и еще дачу имеют,— продолжила она развивать мысль.— Это, согласись, несправедливо? Как говорится, не по средствам живут.

— В  жизни много несправедливостей, абсурда и нелепостей,— заметил он.— Человек и общество несовершенны, не считаются с законами природы...

— Это высокая материя, философия, опустись, Валентин, на грешную  землю,— властно потребовала она, прикрыв его губы ладонью.

—Уже опустился, —неожиданно для себя покорился он ее воле.

—У тебя от их квартиры и дачи  есть ключи?

—Да, в спешке забыл оставить. Надо бы возвратить, в почтовый ящик подбросить. Нет желания встречаться и объясняться.

— Ни в коем случае. Этот ключ открывает дверь к нашему счастью и благополучию, — запальчиво прошептала Марьяна.

— Я что, должен выкрасть часть имущества?

— Нет, это слишком мелко, примитивно.

—Тогда поясни, как поступить?

— Очень просто. Я все продумала до мелочей,— полыхнули синим племенем ее зрачки.— Надо  улучить момент, когда ночью твоя супруга с дочерью будут спать дома. Ты тайно, чтобы никто не увидел, проникнешь в квартиру и откроешь все краники газовой плиты. Несчастный случай, такое  часто происходит. Они погибают, а ты становишься, как законный супруг, собственником  квартиры, дачи и всего имущества. Брак твой вскоре будет расторгнут, поскольку жена погибла, а  мы соединим свои сердца. Ты представляешь,   какая у нас начнется жизнь? Ни в чем себе не будем отказывать.

— Представляю, — хмуро с тоской в глазах отозвался Тернистых  и напомнил.— На чужом  горе счастья не построишь.

— Устарела твоя поговорка. Строят  и еще как, — заверила она.— Почему сейчас столько нищих и убогих, а небольшая группа богачей-олигархов жирует? Потому, что они обобрали народ, а слишком строптивых конкурентов или правдолюбцев-журналистов отправили на тот свет. На чужой крови и страданиях капитал сколотили и никто их за это не покарал и не покарает. Рука руку моет. Такая нынче мораль.

— Но ведь это  большой грех лишать человека жизни? — возразил Валентин.

— Твоя купчиха  Любка, думаешь, не обсчитывает покупателей? Честно заработанных денег не хватит на строительство или покупку дачи. На пути к нашему счастью  две слабые женщины. Решайся?!

— Я подумаю, — ответил он уклончиво и с грустью подумал: « И  в эту красотку  вселился дьявол алчности. Черт подери, почему мне так не везет с женщинами. Всем  хороши, особенно в постели, но, увы, с криминальными  наклонностями». На следующий день, дождавшись возвращения Вершка, Тернистых собрал вещи и уехал, куда глаза глядят. Допекли мужика своекорыстные женщины.

г. Керчь