Фифа. Вторая часть

Предупреждение.

В тексте есть описания нетрадиционных отношений.

Читать только после исполнения ВОСЕМНАДЦАТИ ЛЕТ.

* * *

Вот так и жил – поживал Виктор, пока не затрясли Российскую империю революционные события, которые так разительно переменили всю его Судьбу…

Вот теперь и при положении особом, чай начальник, да и при своей квартире, где так тепло и уютно. А уж вниманием, любовью и сексом он никогда обделён не был...

Теперь же особенно.

Вокруг крутилось неисчислимое количество жаждущих большого *уя юнцов, мужей, что постарше, да и девиц.

Таких стыдливо – похотливых нимф и разного качества и возрастов сатиров бывало в гостях так много и так часто, что Фифа и счёт потеряла.

Как вдруг разом всё прекратилось…

Наш герой влюбился в хрупкую бывшую воспитанницу Смольного института.

Смотреть на них было одно удовольствие…

Оба молодые, сексапильные, безгранично е*ливые, как бы половинки одного целого. Они трахались утром, трахались днём, во время так называемого обеденного перерыва, трахались вечером, когда возвращались со службы, но особенно ночью…

Оставалось секретом, когда они вообще спали и откуда брали жизненные силы.

Больше всего Фифе запомнилось, как он брал свою возлюбленную на руки, надевал, словно пойманную рыбёшку, на, такой классно - стоящий *уище – кукан. А она …, обнимала его за шею и…, подхваченная сильными руками под попку, стеная, лицезрела, то один вид из окна, то другой, … поскольку любимый не только гонял в её внутренностях свою *лду, но и медленно передвигался…

О, какие звуки они исторгали при ЭТОМ: ворковали, милуясь; страстно орали; охали и ахали.

Молодой муж доводил жёнушку до такого состояния, что она верещала, кончая каждые десять – пятнадцать минут, при этом бесстыдно прося, яко уличная девка: «Е*и, миленький! Е*и, родненький! Е*и, любимый мой! Я твоя - шалава! »

Но, несмотря на неудержимый и постоянный секс, Бог, сладкую парочку, детьми не одарил. И когда спустя лет пять совместной жизни им к двери подкинули корзину с малюткой, оба обрадовались.

Разбирая живую посылку, нашли записку:

«Прости, Виктор, не сдержала данного обещания.

Да, я умоляла тебя напоследок, так меня поиметь, чтоб смогла понести и родить от настоящего мужика, да к тому же любимого и дорогого человека.

Да, обещала после этого больше никогда о себе не напоминать, поскольку мы оба из разных несовместимых миров.

Так бы и было, но видимо пришла и моя очередь испить свою горькую чашу Беды…

Видела, как подъехал воронок…

Пишу быстро, пока поднимаются по лестнице дядьки в кожанках…

Что будет дальше?

Не знаю …, положусь на Бога и Удачу…

Упросила верную служанку, объявить нашу дочь своей, а потом отнести её на вашу квартиру…

Как-никак, но ты её родной отец и свою кровиночку точно не бросишь…

Твоя вечно любящая Натали...

PS.

Вспоминай обо мне, хоть изредка…

Я так боготворила тебя…

Обязательно расскажи дочурке, когда вырастет, что её мать - бывшая графиня Виленская…

Хочу, чтоб знала, какого древнего дворянского рода в ней течёт кровь…

Двадцатое августа одна тысяча девятьсот тридцать седьмого года».

Девочка росла быстро.

Никогда не плакала и ничем не болела. Была похоже на папеньку так, как монеты одного и того же достоинства друг на друга. Только черты лица мягкие, девичьи, но характер один в один…

Отец и дочка обожали друг друга.

Когда он был дома, не слазила с его рук, обнимая крошечными ручками и горячо целуя. Подрастая, с гордостью шагала рядом по набережной, наблюдая, как люди любуются родителями, тепло, улыбаясь ей.

Любимый папочка погиб в тысячу девятьсот сорок четвёртом году на фронте и посмертно получил звание Героя Советского Союза.

Успел, ещё в конце августа сорок первого, вывести из Ленинграда своих девочек, отправив к дальним родственникам своего сослуживца, друга и любовника в глухую деревню за Иркутском.

Считай, прямо посерёдке самой настоящей сибирской тайги они оказались…

Понимал, кадровый военный, что там будет безопаснее, а главное сытнее, ведь война – страшное испытание на прочность родному Отечеству.

А квартиру, пользуясь связями довоенных знакомств, сдал в комендатуру одного секретного ведомства, будучи уверенным, что использовать станут по назначению для разных оперативных мероприятий, а вот имущество не растащат и сохранят жилплощадь в целости до его возвращения.

Фифа и сейчас замирает от панического страха, слыша какой-нибудь грохот на улице, вспоминая, разрывы бомб и снарядов…

Особо запомнила, как: «Шестого сентября одна тысяча девятьсот сорок первого года снаряд разорвался рядом на улице. На панели с распростертыми руками лежала убитая женщина. Рядом валялась корзина с продуктами. Деревянный забор скошен и обагрён кровью. На нём налипли части размозжённого человеческого тела, петли кишок, окровавленные осколки костей, куски мозга. Тут же разорванный пополам труп беременной женщины: виден мёртвый, почти доношенный младенец. Чуть далее пять трупиков девочек в возрасте шести - семи лет. Они лежат полукругом, в том же порядке, как стояли тут до смерти, играя в мяч»…**

Фифа хорошо помнила, как сжигали мебель и остатки деревянных перегородок в бывших апартаментах. Как выстывала она, ведь тепла от печки - «буржуйки» не хватало для обогрева, в морозные зимы страшного времени. Как мимо окон везли покойников на санках…

Как старики и дети с трудом поднимали от полыньи вёдра с водой.

Как шли, шатаясь, живые скелеты стариков и женщин, падая от голода и нехватки сил, чтобы уже никогда не подняться.

Как за наглухо закрытыми шторами для затемнения и бумажными наклеенными лентами, чтобы при ударной волне от взрыва стёкла окон не разлетались в разные стороны и не калечили людей, она в темноте сжимала собственные стены от панического страха.

Когда слышала в репродукторе, что привычные звуки постоянно - отстукивающего метронома, сменялись объявлением: «Граждане, воздушная тревога! ».

И с облегчением расслаблялась на время при словах: «Отбой воздушной тревоги! ».

Как верила, внимая каждому слову ноябрьской речи Сталина, где звучали и такие слова: «ВЕРЬТЕ! Будет и на нашей улице праздник»…***

Мать с дочерью вернулись из Сибири уже после полного снятия Блокады и окончательного разгрома немецко – фашистских войск в ходе Ленинградско - Новгородской операции.

Она началась в январе сорок четвёртого года войсками Ленинградского, Волховского и Второго Прибалтийского фронтов совместно с Балтийским флотом. Двадцать седьмого января город был полностью освобождён, Блокада Ленинграда ликвидирована.

В этот день громыхал ПРАЗДНИЧНЫЙ артиллерийский салют.

А ещё фейерверк!

И ЭТО было единственным исключением за все годы Великой Отечественной войны, сделанным в знак признания величия духа всех жителей и живых, и мёртвых блокадного города…

Остальные салюты производились только в Москве.

Вечером того дня по радио был передан текст приказа войскам Ленинградского фронта с сообщением о полном снятии Блокады.

Десятки тысяч жителей города вышли на улицы, площади, набережные реки Невы. Салют начался в двадцать часов. Прозвучали двадцать четыре залпа артиллерийских орудий, сопровождавшиеся фейерверком и подсветкой зенитными прожекторами.

Советские войска одновременно с ударами по фланговым группировкам немецкой восемнадцатой армии под Ленинградом и Новгородом разгромили ее главные силы. Затем, наступая на нарвском и московском направлениях, нанесли поражение».****

Именно в тех боях геройски погиб матрос с революционного корабля Виктор, доказавший ценой своей жизнью, что «есть такая профессия – Родину защищать…

Мать, хоть и не родившая, но воспитавшая приёмную дочь, души в ней не чаяла.

После получения похоронки на героически погибшего мужа вскрикнула, как раненная чайка, и обмерла.

Сутки лежала в забытье.

Поднялась с трудом, потерявшая разом, всю красоту и здоровье…

С тех пор болела и болела, пока тихо не угасла в середине мая тысяча девятьсот пятьдесят четвёртого года.

В последнюю ночь молча лежала в забытье, а в три часа пополуночи открыла глаза, попросила пить, а потом умыть лицо и взбить подушки.

Легла на спину, поправила причёску, охлопала одеяло, поёрзала, выбрав удобную позу и, каким-то не свойственным ей, глуховатым голосом, делая паузы после каждой фразы, произнесла: «Лиза, ты не моя дочь...

Мать твою - родную, бывшую когда-то графиней Виленской, арестовало НКВД.

Наверное, сгинула где-то в тридцать седьмом году, ничего о ней не знаю.

Но она успела спрятать тебя, только что родившуюся, у своей няньки.

А та, спустя несколько дней, принесла в корзинке и подбросила с запиской под нашу дверь.

Постучала и убежала.

Я вырастила, и ты мне такая же родная, как и папе.

Люблю тебя! »

И после сказанного замолкла, а к утру перестала дышать…

В день похорон девушке стукнуло восемнадцать лет. Началась самостоятельная жизнь.

Ей повезло.

Судьба благоволила к ней, лелеяла и холила. Она училась и работала. Всегда была в центре внимания. Мужики в присутствии её вели себя яко кобели, завидев сучку в период течки, вертелись и крутились, всякими способами добиваясь того, чтоб красотка их заметила.

До поры - до времени каждого награждала улыбкой «Моны Лизы», но вела себя строго и никого близко не подпускала.

А вот после того, как закончила учёбу и нашла достойную службу, обеспечивающую ей безбедную жизнь, отпустила себя в «свободное плавание». Сняла завесы недоступности и не отказала ни одному из кобелящийся толпы голодных самцов.

И как Фифа не старалась в сравнении найти хоть что-то, дабы подчеркнуть её сексуальную не состоятельность, у неё ничего не получилось.

Лиза в е*ле не уступала ни отцу, ни названной матери.

Девонька настолько хороша была в постели, что каждый из её любовников на утро предлагал руку и сердце.

Странно, но Лизонька с улыбкой отказывала…

Да она отдавалась телом, наслаждалась близостью, доводя себя и любовника до исступления.

Была неутомимой гетерой, богиней СЧАСТЬЯ и РАДОСТИ, но никто из тех, кто владел её телом, не смог воспламенить любовью сердце…

А жить без внутренней привязанности, лишь для обладания статуса замужней дамы, считала ниже своего достоинства…

В границах данной территории она царствовала, не теряя собственного «Я», как-никак графиня Виленская по матери. Ей поклонялись, её боготворили, ею восхищались…

Девица была невинна душой и грешна телом.

Такое позволяла себе в постели, что мужики, испытавшие все прелести секса не только балдели от получаемого, но никто из них, позже, не смог обрести с другими и трети того удовольствия, что испытал с ней.

Но, вот ведь какова воля Богов, никогда не предохранялась, а забеременеть не от кого не могла. Ещё более странно, что меняя мужиков каждую ночь, она умудрилась сохранить «секс - баталии» в тайне и ни на толику не потерять уважение соседей.

Да и не была Лиза, по своей сути, *лядью, а тем более стервой, скорее ЗВЕЗДОЙ, на свет которой летели самцы, как мотыльки…, испытывая непередаваемое блаженство, сгорая в огне страсти и похоти…

Она была истинной героиней романса, знакомого всем по авторам: музыки - Александра Вертинского, а слов - декабриста, поручика Ивана Анненского:

«Среди миров в мерцании светил,

Одной Звезды я повторяю имя…

Не потому, чтоб я Её любил,

А потому, что мне темно с другими.

И если мне на сердце тяжело,

Я у Неё одной ищу ответа,

Не потому, что от Неё светло,

А потому, что с ней не надо света…»

Ей уже было тридцать пять, когда гуляя на набережной, куда её в детстве, ещё до войны, водили родители, встретила мужчину. И поразилась…, он один в один был похож на погибшего отца…

Эта схожесть так шандарахнула, что Лизавета, находясь в полной прострации, шла за ним, не отставая, пристально вглядываясь.

Он так же прищуривал левый глаз, поворачивал, наклоняя голову, улыбался уголком губ, заразительно хохотал, а ещё … голос, точно с такими же интонациями. Зачарованная подобностью, она шла и шла, а когда тот остановился, облокотившись на камень гранита, подошла, обняла, взяла за руку и повела домой.

Глазам своим верила, хоть сердцем понимала, что не отец, и такая на неё нахлынула всеохватывающая любовь, так манил жар его тела, что, не раздумывая, решила - это МОЙ мужчина…

Потому едва закрыли дверь, не сговариваясь, стали срывать одежду друг с друга.

Трое суток он прожил в стенах квартиры…

«Три счастливых дня

Было у меня,

Было у меня с тобой,

Я их не ждала,

Я их не звала,

Были мне они даны Судьбой.

Среди тысяч лиц

Ты меня узнал,

Голос различил в толпе.

Ты мне милым стал,

Долгожданным стал,

Но подвластны мы Судьбе... »*****

Фифа не меньше Лизы была ошарашена и не верила своим родным стенам, ведь мимо неё, в чём мать родила, шествовал Виктор, блистая всеми своими прелестями.

А уж когда он, привычно взяв на руки Лизоньку, и стал натягивать на свою оглоблю, да  ещё при этом  ходить, нашёптывая НЕЧТО ласково - эротическое, вообще выпала в осадок…

Для всех троих это были удивительные дни и ночи.

Уж сколько раз Фифочка достигала состояния «прибалдения», так похожего на оргазм, то, что уж там говорить о Лизе, которая таяла в объятьях, растекаясь в собственном удовольствии. Раз, за разом кончая и кончая…, и при этом, практически не слезая с *уя.

Она растворилась в ЛЮБВИ, к Незнакомцу, готовая исполнить ВСЁ, пойти за ним хоть на край Света…

Господи, как же всем было ХОРОШО!

Ни у кого из сладкой парочки даже мысли не возникало прикрыться, одев, хоть на время дня одежду, они так и шастали голышом ….

Но большую часть суток проводили в постели, совокупляясь, или спали, а иногда просто лежали и ласкались…

О, Боги, как они страстно любили, мгновенно воспламеняя друг друга, зажигая так, что у Фифы к концу третьих суток чесалось везде и всюду, и она даже шуршала всем, чем можно, дабы усилить этот приятный зуд…

Утром четвёртого дня Лиза проснулась рано утром от ощущения холода, одиночества и сиротства. Рядом с ней никого не было…

В квартире стояла почти идеальная тишина.

Женщина возможно бы даже смогла убедить себя, что всё ей приснилось или показалось, если бы каждой клеточкой своего тела не чувствовала, что в ней всё изменилось…

Появилась ощущение, что она внутри себя носит чью-то новую жизнь…

И действительно ровно через девять месяцев, день в день, час в час родила, как выплюнула, легко и безболезненно, крепкого и крупного мальчика.

Он смотрел на неё, не плача, а улыбаясь, и был точной копией самца – фантома, так похожего на Лизонькиного отца и деда улыбающегося карапузика.

Примечание:

**Нюрнбергский процесс. Сборник материалов. М. 1952 год. Том 1, страница 772.

***Комната жителя блокадного Ленинграда. Марк Миранский. ****День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. 1944 год.

*****Песня «Три счастливых дня» Автор слов Резник Илья. Композитор Пугачёва Алла.

Исполнитель Пугачева Алла. Источник

ЖДИТЕ ПРОДОЛЖЕНИЯ. Оно обязательно будет…